Субъективная добросовестность в структуре общего понятия добросовестности

Состояние извинительной неосведомленности влечет также и иные последствия. Эти последствия В. В. Супрун обозначил общим понятием «стабилизация правового полож е- ния» [64, с. 23].

Отталкиваясь от этого авторского критерия, можно вычленить такие последствия состояния неосведомленности лица, как компенсационные имущественные последствия, наступающие, по нормам пункта 1 статьи 461 ГК РФ, при изъятии товара у покупателя третьим лицом по основаниям, возникшим до исполнения договора купли-продажи. Продавец обязан возместить покупателю понесенные им убытки, если не докажет, что покупатель знал или должен был знать о наличии этих оснований. Аналогичные последствия наступают по статье 903 ГК РФ, согласно которой поклажедатель обязан возместить хранителю убытки, причиненные свойствами сданной на хранение вещи, если хранитель, принявший вещь на хранение, не знал и не должен был знать об этих свойствах. Другими последствиями являются: предоставление неосведомленной стороне права требовать изменения или расторжения договора; признание недействительным его части либо перевода прав и обязанностей по договору (например, ст. 562 ГК РФ); исключение ответственности неосведомленной стороны и (или) возложение ее на другое лицо (например, ст. 39 ФЗ «Об ипотеке (залоге недвижимости)»); сохранение существующего правового положения неосведомленного субъекта (например, ст. 45 ФЗ «Об обществах с ограниченной ответственностью»); ограничение ссылки контрагента неосведомленной стороны на оставшиеся скрытыми обстоятельства или допускающие отказ в удовлетворении требований контрагента (например, ст. 1202 ГК РФ).

Названное выше разнообразие правовых последствий позволяет считать состояние неосведомленности одним из юридических фактов, изменяющих правоотношение. В качестве самостоятельных они выступают не столь часто, однако частью сложных фактических составов являются нередко. Необходимо, думается, развить доктринально теорию правовых состояний до должного науковедческого уровня. Актуальность этого вопроса диктует в том числе и проблематика субъективной добросовестности в гражданском праве.

Заключая теоретические суждения о теории состояний в праве, мы присоединяемся к точке зрения А.В. Пермякова, согласно которой сегодняшнее решение указанной проблемы видится в том, чтобы признать привычную и традиционную классификацию юридических фактов по волевому критерию классификацией не первого, а второго уровня. На первичном уровне все юридические факты должны быть разделены на факты однократного действия, которые исчерпываются в однократном акте правового воздействия, и факты многократного действия (состояния), которые не исчерпываются в актах правового воздействия, а продолжают существовать. А вот на вторичном уровне уже применим волевой критерий, в рамках которого все акты однократного действия могут быть подразделены на действия или события [45, с. 73-79]. Состоянию неосведомленности в числе оснований для возникновения правовых отношений належит быть в первом уровне. Утверждение такого теоретического подхода и его дополнительное доктринальное обоснование будут подспорьем для практики правоприменения, обязанной в случае спора со ссылкой на оборот «не знал и не должен был знать» устанавливать состояние неосведомленности, стремясь в процессе разбирательства спора квалифицировать его как извинительное или недобросовестное.

Заметим, что волевой критерий также применим и к состояниям. По волевому критерию они могут быть подразделены на возникающие в силу действий и возникающие в силу событий. В свою очередь, такие действия или события, которые приводят к возникновению состояний, есть юридические условия, так как влекут движение гражданских правоотношений опосредованно (косвенно), путем создания состояний, которые, в свою очередь, приводят к возникновению правоотношений.

Состояние неосведомленности надлежит отличать от юридического состояния заблуждения, несмотря на близость этих состояний, так как состояние неосведомленности в определенной степени - это, как и заблуждение, фактическая ошибка.

Теоретические построения, относящиеся к категории «заблуждение», не столь просты и далеко не бесспорны [25, с. 11-12; 28, с. 125135; 34, с. 184; 44, с. 94-98]. Заблуждение относится к одному из состояний лица при совершении сделки, при последующем установлении которого сделка может быть признана недействительной. Существенные виды заблуждения названы в статье 178 ГК РФ. Во-первых, заблуждение относительно природы сделки; во- вторых, относительно тождества ее предмета; в-третьих, относительно таких качеств предмета сделки, которые значительно снижают возможности его использования по назначению. Для состояния заблуждения характерны собственные признаки (свойства): оно напрямую влияет на формирование позиции участника гражданских правоотношений, его отношение к сделке, возможное поведение в рамках гражданских правоотношений и выбор условий, при которых сделка для указанного лица будет иметь место; указанное влияние носит отрицательный характер, так как не приводит к достижению участником гражданских правоотношений того правового результата, который должен быть достигнут исполнением сделки; заблуждение может стать следствием сознательных действий контрагента; заблуждение имеет место в силу случайных обстоятельств: недостаточной юридической грамотности контрагента, неумения или невозможности правильно воспринять те или иные фактические обстоятельства, чрезмерного доверия к другой стороне, но может стать и следствием сознательных действий контрагента. Все эти признаки заблуждения - свидетельство того, что заблуждение является самостоятельным правовым состоянием, возникающим, как правило, в силу случайных обстоятельств, носящим длящийся характер, заключающимся в неверном представлении об элементе правоотношений, явившимся причиной несоответствия действительной, внутренней воли указанного лица ее внешнему выражению (волеизъявлению), тем самым отражающим наличие конфликта между участниками гражданских правоотношений. Отсюда вывод: состояние заблуждения - это самостоятельное юридическое основание для изменения и (или) прекращения гражданских правоотношений, не имеющее юридического тождества с неосведомленностью как проявлением субъективной добросовестности.

Правовая квалификация субъективной добросовестности при доказывании факта «не знал и не должен был знать»

Во всех случаях, когда незнание о юридически значимых обстоятельствах становится причиной определенных правовых последствий, заинтересованному лицу в случае возникновения спора надлежит доказать незнание об определенных фактах. Лишь после этого факт незнания подлежит последующей правовой квалификации со стороны суда на предмет установления извинительного или недобросовестного поведения лица. В связи с этим актуален вопрос о том, что именно, какие юридически существенные обстоятельства не знало заинтересованное лицо, насколько их незнание повлияло на его действие или бездействие и каковы правовые последствия этого незнания.

Как показывает весьма обширный анализ судебных актов низших инстанций, попытка считать точкой отсчета в квалификации субъективной добросовестности (извинительного незнания) обязанность лица быть осмотрительным и внимательным сопутствует многим судебным решениям, отказывающим лицу в иске. Между тем эти качества не являются ни элементом объективной добросовестности (поскольку относятся к чисто психологическим качествам личности), ни субъективной. Никто не способен обязать лицо быть внимательным, осмотрительным, заботливым. В лучшем случае это удел тех же психологических рекомендаций.

Принято, тем не менее, считать, что лицу, при вступлении в правовые отношения на помощь должны приходить обычная осмотрительность и обычная степень внимательности. Небезынтересна в связи с этим позиция Верховного Суда Российской Федерации по данному вопросу. Так, по мнению высшей судебной инстанции, обращение к реестру прав на недвижимое имущество само по себе не может свидетельствовать о добросовестности приобретателя недвижимости. Пока потенциальный покупатель не примет «разумных мер» для выяснения правомочий продавца на отчуждение жилого помещения (принадлежность квартиры продавцу может быть проверена сотрудниками риэлторского агентства, работниками банка при выдаче ипотечного кредита). Кроме того, как считает Верховный Суд РФ, свидетельствовать о добросовестности может и то, производил ли гражданин, полагающий себя добросовестным приобретателем, осмотр жилого помещения до его приобретения, или иные факты, обусловленные конкретными обстоятельствами дела. Совокупность этих действий приобретателя дает основания полагать его добросовестным и надлежаще информированным, в ином случае он не может считаться добросовестным Обзор судебной практики по делам, связанным с истребованием жилых помещений от добросовестных приобретателей, по искам государственных органов и органов местного самоуправления [Электронный ресурс]: утв. Президиумом Верхов. Суда Российской Федерации 1 окт. 2014 г. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс»..

Трудно признать такую позицию Верховного Суда РФ в полной мере обоснованной по той причине, что она фактически рекомендует всем приобретателям самостоятельно бороться с обманами и другими противоправными действиями. Плюс резко разводит границы частного и публичного, формируя позицию, согласно которой публичное - это данные Единого государственного реестра прав на недвижимое имущество, а частное - все то, что касается отношений продавца и покупателя. Однако в этом случае приобретатель недвижимости может быть признан недобросовестным, если будет полагаться только на данные Единого реестра, что, как думается, не очевидно, вследствие чего границы осмотрительности, внимательности и информационной аккуратности во многом стираются и становятся неопределенными.

Вопрос о границах частной осмотрительности для судов при разбирательстве споров остается невыясненным. Попытку обозначить теоретические и практические границы требуемой осведомленности предприняла Л. Ю. Михеева с одновременной постановкой вопроса о том, как действует формулировка «не знал и не должен был знать» в условиях всеобщей онлайн-доступности информационных ресурсов? [43] Понимая, что универсального ответа на все возможные случаи возникновения состояния неинформированности не отыскать, автор в итоге апеллирует к принципу состязательности сторон в гражданском судопроизводстве, указывая, что в условиях открытости и доступности многих онлайн-ресурсов, тем не менее, суду в любом случае надлежит ретроспективно разобраться с тем, «знал или не знал» контрагент о дефектах сделки, отзыве доверенности, о факте залога движимого имущества и т. д.

Не столь простым выглядит вопрос о субъективной добросовестности также и в делах по спорам о дефектах сделки, связанной с отчуждением такого объекта недвижимости, как земельный участок. Здесь также во главе угла с точки зрения информированности - Единый государственный реестр прав на недвижимое имущество вкупе с кадастровыми делами. Согласно пункту 3 статьи 37 ЗК РФ, недействительными являются такие условия договора купли-продажи земельного участка, как предоставление продавцом заведомо ложной информации: об обременениях земельного участка и ограничениях его использования в соответствии с разрешенным использованием; о разрешении на застройку данного земельного участка; об использовании соседних земельных участков, оказывающем существенное воздействие на использование и стоимость продаваемого земельного участка; о качественных свойствах земли, которые могут повлиять на планируемое покупателем использование и стоимость продаваемого земельного участка; иной информации, которая может оказать влияние на решение покупателя о покупке данного земельного участка и требования о предоставлении которой установлены федеральными законами,. Таким образом, в случае сокрытия продавцом земельного участка информации об обременениях указанного земельного участка и ограничениях его использования покупатель вправе требовать уменьшения покупной цены или расторжения договора купли-продажи земельного участка и возмещения причиненных ему убытков. Однако наличие этих норм не отменяет проблем доказывания того, что приобретатель был добросовестнымСм.: определение Калужского областного суда от 06.05.2013 г. по делу № 33-1100/2013)..

Следует признать, что конкретными законодательными предписаниями перечень необходимой информации для всех ситуаций вряд ли возможно установить. Даже со ссылкой на наличие разнообразных информационных сервисов, сайтов, веб-сайтов, электронных библиотек, электронных баз данных со всей их нерасходуемостью и неисчерпаемостью. В связи с этим Верховный Суд РФ выработал наиболее обобщенный подход к пониманию субъективной добросовестности, указав, что судам, оценивая действия сторон как добросовестные или недобросовестные, следует исходить из поведения, ожидаемого от любого участника гражданского оборота, учитывающего права и законные интересы другой стороны, содействующего ей, в том числе в получении необходимой информации О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации [Электронный ресурс]: постановление Пленума Верхов. Суда РФ от 23 июня 2015 г. № 25». Доступ из справ.- правовой системы «КонсультантПлюс»..

Не все проблемы, имеющие отношение к вопросам субъективной добросовестности, являются одинаково универсальными, есть и достаточно специальные. Так, одним из специфических кейсов судебной практики применительно к вопросу о субъективной добросовестности являются споры по статье 1155 ГК РФ, заключающей в своем содержании формулу «не знал и не должен был знать».

Как известно, розыск наследников, начиная с 2019 года ведется через официальный сайт Федеральной нотариальной палаты, содержащий информацию об открытых наследственных делах и наследодателях. Обязанности искать и находить информацию на этом сайте у наследников нет, как и нет обязанности у нотариуса, открывающего наследственное дело, разыскивать наследников, если сведения о месте их жительства отсутствуют. Но принцип добросовестности, обязывающий любое лицо действовать добросовестно при приобретении субъективных прав, включая и права наследственные, диктует вывод о том, что добросовестное приобретение подразумевает совершение данного действия таким образом, чтобы при этом никому не причинялся вред и не создавалось угрозы его причинения. На практике это означает, что сонаследники обязаны принять всевозможные действия по установлению места нахождения других известных им наследников, в противном случае их действия по вступлению в наследство расцениваются как недобросовестные исходя из того, что они понимают, что получают большую долю наследства за счет отсутствующего сонаследника. При этом судебная практика свидетельствует об ином подходе, указывая, что наследники, принявшие наследство, не обязаны давать правдивую и точную информацию о наличии сонаследников» См.: апелляционное определение Свердловского областного суда от 22.08.2018 г. по делу № 33-13703/2018)..

Между тем, ситуация незнания наследника о смерти наследодателя в силу уважительных причин, связанных с личностью наследника, не столь редкая в судебной практике. Поэтому в статье 1155 ГК РФ использован оборот «не знал и не должен был знать».

В практике судов по наследственному законодательству, в которой новые правила, являющиеся по отношению к его нормам внешними, как правило, начинают применяться позднее; сегодня множество случаев инертного отношения или простого игнорирования формулы «не знал и не должен был знать». Большинство нижестоящих судов игнорируют эту уважительную причину в предмете заявленного иска и, соответственно, неверно определяют предмет доказывания и его бремя. Суды погружаются в выяснение отношений наследников между собой и прижизненных отношений наследодателя и наследников. Преобладает стремление установить не состояние неосведомленности о смерти наследодателя и пропуска именно по этой причине срока для принятия наследства, а иные уважительные причины, поименованные в статье 1155 ГК РФ и в пункте 40 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 29 мая 2012 г. «О судебной практике по делам о наследовании» Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2012. № 7.. В обоих актах использован союз «или», а его смысловое употребление в данном акте обобщения судебной практики аналогично статье 1155 ГК РФ, согласно которой наследник не знал и не должен был знать об открытии наследства или пропустил этот срок по другим уважительным причинам Там же..

С учетом изложенного необходимо признать, что доказать уважительность причины в виде «не знал или не должен был знать» довольно сложно - примеры этого достаточно немногочисленны См. апелляционные определения: Самарского областного суда от 07.10.2015 г. № 33-11140/2015; Московского городского суда от 12.12.2016 г. по делу № 33-44879/ 2016)..

Подобный подход поддерживается теорией наследственного права, вероятно, пока не воспринявшей однозначно теорию наследственной добросовестности вообще и субъективной в частности. Общий лейтмотив большей части комментариев, даваемых к пункту 1 статьи 1155 ГК РФ опирается на застывшую сентенцию о том, что «срок принятия наследства подлежит восстановлению судом при условии, что наследник докажет уважительность причин его пропуска» [10; 67]. Исключением из этих утверждающих и не в полной мере дифференцированных суждений можно считать выводы Н.И. Марышевой и К. Б. Ярошенко. Авторы однозначно констатируют, что «в п. 1 ст. 1155 ГК РФ названа основная, наиболее распространенная причина пропуска срока, которая признается уважительной, если наследник не знал и не должен был знать об открытии наследства, т. е. о смерти наследодателя. Суд может признать уважительными и другие причины, если именно эти причины препятствовали принятию наследником наследства в течение всего установленного законом для принятия наследства срока (п. 40 постановления Пленума ВС РФ № 9)» [29]. Однако подчеркнем, что такой теоретический подход к анализу положений статьи 1155 ГК РФ пока является исключением.

В российском законодательстве не так много примеров адекватного решения вопроса об информированности сторон в правоотношении, отталкиваясь от которых можно было бы уличить притязающее на неосведомленность лицо в недобросовестности. Исключением, пожалуй, можно назвать статьи 8-12 закона РФ от 7 февраля 1992 г. № 2300-I «О защите прав потребителей» Ведомости Съезда народных депутатов Российской Федерации и Верховного Совета Российской Федерации. 1992. № 15, ст. 766., пункт 44 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 28 июня 2012 г. № 17 «О рассмотрении судами по споров по делам о защите прав потребителей) Российская газета. 2012. № 156..

Для остальных случаев указания законодателя о том, какая информация должна быть предоставлена в силу принципа добросовестности и в каком объеме, отсутствуют. Все эти случаи становятся исключительно предметом судейского усмотрения, итоги которого не всегда, как указано выше, единообразны.

Основанием для обращения к категории субъективной добросовестности в вещном праве по-прежнему остаются ситуации добросовестного приобретения вещи и признание права собственности по приобретательной давности. Как небезосновательно отметил А. М. Ширвиндт, обращение к институту добросовестности в названных нормах - это «инструмент смягчения формализма закона, ограничения общих абстрактных правил, которые установлены для типизированных отношений и которые иногда не срабатывают в конкретной ситуации. Иными словами, здесь мы смотрим на добросовестность как на гибкий механизм, к которому может прибегнуть правоприменитель, когда та правовая цель, ради которой установлены общие правила, не достигается. Применение нормы самой по себе может привести к неправовому результату, нежелательному с точки зрения правовой системы, и добросовестность выступит тогда ориентиром для толкования закона» [74, с. 242].

Согласно статье 302 ГК РФ, под добросовестностью, исходя из смысла указанной статьи, понимается субъективное отношение лица к происходящим событиям, а именно: что это лицо - приобретатель - не знало и не могло знать о незаконности своего владения и неуправомоченности отчуждателя. Вопрос о распределении бремени доказывания «не знал и не должен знать» на момент совершения сделки лежит на приобретателе. Так было определено в абзаце 1 пункта 38 постановления Пленума ВС РФ и Пленума ВАС РФ от 29 апреля2010 г. № 10/22 «О некоторых вопросах, возникающих в судебной практике при разрешении споров, связанных с защитой права собственности и других вещных прав» Бюллетень Верховного Суда Российской Федерации. 2010. № 7.. Однако практика сталкивалась с ситуациями, когда признание приобретателя добросовестным только при условии доказанности определенных обстоятельств противоречит общей презумпции добросовестности участников гражданских правоотношений (п. 5 ст. 10 ГК РФ), а потому иногда «сворачивала» с пути, рассматривая добросовестность приобретателя с позиции презумпции добросовестности, перенося бремя доказывания на истца Постановление ФАС Московского округа от 15 июня 2006 г. № КГ-А41/4238-06 [Электронный ресурс]. Документ опубликован не был. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс». [Судебная практика]..

Тонкости давностной добросовестности отражены в статье 234 ГК РФ и нашли отражение в абзаце 3 пункта 15 постановления № 10/22 - давностное владение является добросовестным, если лицо, получая владение, не знало и не должно было знать об отсутствии основания возникновения у него права собственности. Как и при добросовестном приобретении, лицо признается добросовестным, если владелец не знал и не должен был знать о том, что он не является собственником [7, с. 39].

Доктринальное отношение к этим установлениям оказалось неоднозначным. По мнению одних авторов (Е.А. Суханов, И.К. Скловский), категория субъективной добросовестности с формулой «не знал и не должен был знать» в данном случае неуместна. Другие авторы, опираются на презумпцию добросовестности, полагая, что, например, завладение бесхозяйной недвижимостью опирается на прямое разрешение закона, т. е. признается правомерным, а потому добросовестным [36, с. 52].

Несмотря на то, что конструкция «не знал и не должен знать» присутствует в значительном числе норм, установление субъективной добросовестности имеет место только в тех случаях, когда речь идет о нарушении права лица. Если законодательное установление о «знал или должен был узнать» связано с установлением последствий, не относящихся к нарушению права, то субъективную добросовестность не требуется устанавливать или констатировать. Примером таких специальных случаев является пункт 2 статьи 189 ГК РФ, согласно которому».. .права и обязанности, возникшие в результате действий лица, которому выдана доверенность, до того, как это лицо узнало или должно было узнать о ее прекращении, сохраняют силу для выдавшего доверенность и его правопреемников в отношении третьих лиц». Субъективная добросовестность оказывается востребованной лишь к оставшейся части приведенного правила, а именно: «это правило не применяется, если третье лицо знало или должно было знать, что действие доверенности прекратилось».

Субъективная добросовестность по правилам наднационального европейского частного права

Включение возможностей компаративистского подхода позволяет увидеть, что имеются существенные различия в вопросах о сфере действия принципа добросовестности, его доктринального толкования. Сложились определенные традиции в его применении, не без влияния исторических особенностей правовых систем. Но ширящееся сотрудничество и взаимодействие правовых систем постепенно сглаживает эти особенности, что влечет за собой формирование единых принципов правовых отношений по поводу имущества.

Источником современных представлений о путях развития европейского частного права являются европейский правовые установления, ориентированные на сближение, гармонизацию и координацию норм национального частного права. Эти акты являют собой результат академического взаимодействия ученых разных стран. Имея доктринальный статус «интеллектуального продукта, отражающего современный уровень гражданско-правовой мысли» [13, с. 58], они ориентируют другие страны континента на общеевропейские установления по вопросам договорного права, а странам с не до конца устоявшимся законодательством в этой сфере указывают направления его совершенствования и развития.

В числе таких документов - принципы, определения и модельные нормы европейского частного права: Проект общей справочной системы (Principles, Definitions and Model Rules of European Private Law: Draft Common Frame of Reference [DCFR]) 2009 г. в двух русскоязычных переводах, выполненных Б. И. Пугинским и А.Т. Амировым [50, с. 154-225] и авторским коллективом, руководимым Н.Ю. Рассказовой [37]; Кодекс европейского договорного права - European Contract Code (ЕСС) 2001-2007 стал общедоступным благодаря переводу В. А. Белова [8].

В DCFR добросовестность представлена как психическое отношение, характеризующееся честностью и отсутствием осведомленности о том, что истинное положение дел не соответствует видимости. Используемый в DCFR термин «добросовестность и честная деловая практика» означает стандарт поведения, который характеризуется честностью, открытостью и уважением интересов другой стороны сделки или соответствующего правоотношения [38, с. 885].

Основное содержание Модельных правил образуют книги 1-3, которые считаются общей частью правил, и часть специальная, состоящая из книг 4-7.

В книге I «Общие положения» c использованием оценочных понятий даны определения добросовестности, честной деловой практики, разумности. Термином «добросовестность и честная деловая практика» поименовано понятие, обозначающее стандарт поведения, характеризующийся честностью, открытостью и уважением интересов другой стороны сделки или соответствующего правоотношения. Поведением, противоречащим добросовестности и честной деловой практике, является, в частности, поведение, не соответствующее предшествующим заявлениям или поведению стороны, при условии, что другая сторона, действуя себе в ущерб, разумно положилась на них [38, с. 885]. Место размещения этих определений, открывающих первую книгу Модельных правил, свидетельствует о том, что речь, по сути, идет о той генеральной оговорке, с учетом которой европейскому частному праву предстоит функционировать.

В правилах есть указание на разумность. Она должна быть установлена объективно, с учетом природы и цели совершаемого действия, обстоятельств дела, а также соответствующих обычаев и сложившейся практики. Формулировка принципа разумности не исключает его соотношения с принципом добросовестности и честной деловой практики как формы (добросовестность) и содержания (разумность). Термин «объективно» указывает на то, что он ближе к добросовестности как требованию к поведению субъекта, т. е. добросовестности объективной, имея расчет на среднего субъекта, действующего в обычных обстоятельствах.

Понятие «принцип» в Модельных правилах используется в нескольких значениях. Одно состоит в придании принципам значения норм, не обладающих силой закона. Это предопределено учетом актов, содержащих нормы международного права: Принципов Европейского договорного права (PECL) [82, с. 561]; части 1 статьи 31 Венской конвенции о праве международных договоров от 23 мая 1969 г., согласно которой договор должен толковаться добросовестно, в соответствии с обычным значением, которое следует придавать терминам договора в их контексте, а также в свете объекта и целей договора [58]; Конвенции Организации Объединенных Наций о договорах международной купли-продажи товаров от 11 апреля 1980 г., где зафиксировано, что правила толкования договора, предусмотренные данной Конвенцией, должны пониматься посредством общего принципа о необходимости соблюдения добросовестности в международной торговле (ст. 7) Вестник ВАС. 1994. № 1.; Принципов международных коммерческих договоров УНИДРУА (ст. 1. 7 (1) [48].

Второе значение принципов заключается в их самостоятельной применимости для толкования и применения Модельных правил. Такие принципы сформулированы в статье I.-1:102, согласно которым: «(1) Настоящие правила должны толковаться и применяться как самостоятельный документ в соответствии с целями и лежащими в их основе принципами. (2) Они должны пониматься в свете применимых актов, гарантирующих права и фундаментальные свободы человека, а также применимых актов конституционного права. (3) При их толковании и применении следует обратить внимание на необходимость обеспечить: (a) единообразие в применении; (b) добросовестность и честную деловую практику; и (c) правовую определенность».

Все это свидетельство того, что правила о субъективной добросовестности выглядят как исключение, относящееся к вещным правам добросовестного приобретателя (кн. VIII), выраженное в виде формулы «не знал и, как можно разумно предполагать, не мог знать».

Как видно, практика европейского права не отрицает двуединства добросовестности, продолжая историческую традицию видения в ее структуре объективного и субъективного аспектов. Однако вопрос о градации субъективной добросовестности здесь не настолько дифференцирован, как в российском законодательстве и доктрине. Подобное положение удалось установить за счет введения позитивной обязанности по информированию сторон договора. Ведение переговоров, заключение договора, его исполнение - это процесс информационного взаимодействия, в котором есть обязанность по раскрытию информации относительно товаров, иного имущества и услуг. Также установлено правило, что до заключения договора о предоставлении предпринимателем другому лицу вещей, иного имущества либо услуг предприниматель обязан предоставить этому лицу такую информацию о предлагаемых вещах, ином имуществе или услугах, которую это лицо может разумно ожидать, принимая во внимание обычно предъявляемые при подобных обстоятельствах требования к качеству и исполнению (ст. II.-3:101). Норма направлена против информационной асимметрии исходя из того, что решение лица вступить в конкретное обязательство - это всегда результат обработки информации, наступающий по результатам ее сбора и анализа. Так устроен рынок - информированность является конкурентным преимуществом, способом минимизации рисков и возможностью предвидения потерь. Информационная определенность, насыщенность, обеспечивающая определенность внешней среды, - залог успешности исполнения обязательства, его дополнительный ресурс. В связи с этим нормами предусмотрены самостоятельные требования к информации (II.-3:196 - недвусмысленность и форма информации) и императивно установлены правила об уведомлении, которое одна сторона обязана направить другой «с любой предусмотренной настоящими правилами целью», где термин «уведомление» включает передачу информации либо сведений о юридическом действии.

Не стоит однозначно утверждать, что принцип добросовестности в наднациональном праве имеет очень широкое распространение. Во-первых, это право не имеет системы и можно легко увидеть, что речь идет далеко не обо всем праве, а лишь о нескольких его частях. Во-вторых, перевод понятия добросовестности в европейском праве не слишком совпадает с российским. Так, профессор свободного университета Берлина Буркхард Брайг рассказал о трудностях перевода термина «добросовестность» из общеизвестного, пожалуй, всему миру параграфа 242 Германского гражданского уложения. Параграф 242 ГГУ очень много комментируется и применяется, несмотря на то, что в германском праве принято обращаться вначале к позитивному регулированию, затем к аналогии права и лишь после этого - к общим принципам, к последним прибегают часто. Как таковой добросовестности в германском праве нет: принцип формулируется как Treu und Glauben, что переводится как «верность слову» и доверие между людьми. Именно в таком понимании Treu und Glauben применяется в договорных и преддоговорных отношениях [12]. Для обозначения добросовестного приобретателя в германском праве используются другие термины. В-третьих, несмотря на то, что принцип добросовестности сейчас включен в проект общего документа Евросоюза о купле-продаже, пока нет той практики, которая бы свидетельствовала том, как Европейский суд по правам человека примет каноны добросовестности.

Заключение

субъективная добросовестность неосведомленность право

Библиографический список

1. Агарков М.М. Проблема злоупотребления правом в советском гражданском праве // Избранные труды по гражданскому праву: в 2 т. М.: АО «Центр ЮрИнфоР», 2002. Т. 2. 452 с.

2. Амфитеатров Г. Н. Вопросы виндикации в советском праве // Советское государство и право. 1941. № 2. С. 38-47.

3. Ананьев А. Г. К вопросу понятии состояния в праве: цивилистический аспект // Науч.-метод. электрон. журнал «Концепт». 2014. Т. 20. С. 4711-4715.

4. Арсланов К. М. О связи российского гражданского права и иностранного правового опыта в период с XIX века по настоящее время // XI Всерос. науч.-практ. конф. «Державинские чтения»: сб. ст. / отв. ред. О. И. Александрова; ВГУЮ (РПА Минюста России). М., 2016. С.188-191.

5. Архипова А. Г. Обязанность предоставить информацию по ст. 307 ГК РФ // Вестник экономического правосудия Российской Федерации. 2017. № 2. С. 60-94.

6. Батчаев Ю. С. Защита владения в российском гражданском праве: дис. ... канд. юрид. наук. Ставрополь, 2005. 169 с.

7. Бевзенко Р. С. Тенденции судебной практики разрешения споров, связанных с первоначальным возникновением права собственности на недвижимое имущество // Закон. 2008. № 3. С. 29-41.

8. Белов В. А. Кодекс европейского договорного права - European Contract Code: общий и сравнительно-правовой комментарий. М.: Юрайт, 2015. Кн. 1: Общие положения о договорах. 308 с.; кн. 2: Отдельные виды договоров. Продажа. 312 с.

9. Белов В. А. Юридические факты в гражданском праве: учеб. пособие для бакалавриата и магистратуры. М.: Юрайт, 2015. 450 с.

10. Беспалов Ю. Ф., Касаткина А. Ю., Каменева З. В., Лиджиева С. Г., Гордеюк Е. В. Комментарий к разделу V части III Гражданского кодекса РФ «Наследственное право» (постатейный) / отв. ред. д.ю.н., проф. Ю. Ф. Беспалов. М.: Проспект, 2016 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

11. Богданов Е. В. Категория «добросовестности» в гражданском праве // Российская юстиция. 1999. № 9. С. 12-14.

12. Брайг Б. Развитие принципа добросовестности в немецком праве. Влияние права ЕС на практику правоприменения // Материалы междунар. науч.-практ. конф. «Современное частное право России и ЕС», г. Москва, 27 сентября 2012 г. [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

13. Варул П. Принципы и модельные правила современного частного права // Закон. 2014. № 6. С. 46-60.

14. Волков А. В. Принцип недопустимости злоупотребления гражданскими правами в законодательстве и судебной практике. (Анализ более 250 судебных дел о злоупотреблении правом). М.: Волтерс Клувер, 2010. 960 с.

15. Волков В. А. Добросовестность и разумность в концепции «злоупотребление гражданским правом» // Актуальные проблемы российского права. 2009. № 3 (12). С. 240-250.

16. Вольфсон В. Л. Принцип добросовестности как легальная презумпция бесконфликтности намерений в осуществлении субъективного гражданского права // Юридическая мысль. 2018. № 3 (107). С. 62-68.

17. Вступительное слово / А. В. Егоров // Папченкова Е. А. Возврат исполненного по расторгнутому нарушенному договору: сравнительный анализ российского и немецкого права. М.: Статут, 2017. С. 5.

18. ГК РСФСР: Комментарий / под ред. проф. А. Г. Гойхбарга и И. Г. Кобленца. 2-е изд. М.: Госиздат, 1925. 559 с.

19. Гражданское право: учебник для вузов; в 3 ч. / под ред. В. П. Камышанского, Н. М. Коршунова, В. И. Иванова. М.: Эксмо, 2009. Ч.1 480 с.

20. Гражданское право: учебник; в 2 т. / под ред. Б. М. Гонгало. 2-е изд. М.: Статут, 2017. Т. 1. 511 с.

21. Дождев Д. В. Добросовестность (bona fides) как правовой принцип // Политикоправовые ценности: история и современность / под ред. В. С. Нерсесянца. М.: Эдиториал УРСС, 2000. 256 с.

22. Дроздова Т. Ю. Добросовестность в российском гражданском праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. М., 2005. 28 с.

23. Егоров А. Новые положения о добросовестности и злоупотреблении правом. Какую пользу принесут они на практике // Юрист компании. 2013. № 7 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

24. Егоров А. Принцип добросовестности в Гражданском кодексе РФ: первые шаги реформы // Legal Insight. 2013. № 2. С. 4-10.

25. Зезекало А. Ю. Заблуждение при совершении сделки: монография. Томск: Изд-во Том. ун-та, 2011. 198 с.

26. Карлявин И. Ю. К вопросу о контроле содержания договоров Европейского союза, конституционном и частном праве Германии // Научный поиск. 2015. № 1.4. С. 8-13.

27. Карлявин И. Ю. Принцип добросовестности (True und Glauben) в правовой доктрине немецкоязычных стран: теоретико-практические предпосылки и конструирование // Lex Russica. 2015. № 1. С. 112-133.

28. Колосовский О. В. О необходимости отграничения осознанного неведения от существенного заблуждения при совершении сделки // Российский юридический журнал. 2016. № 2 (107). С. 125-135.

29. Комментарий к Гражданскому кодексу Российской Федерации части третьей (постатейный). 4-е изд. / отв. ред.: д-ра юрид. наук, засл. деятели науки Рос. Федерации Н. И. Ма- рышева, К. Б. Ярошенко. М.: Юрид. фирма «КОНТРАКТ», 2014 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «Консультант Плюс».

30. Краснова С. А. Определение понятия «добросовестности» в российском гражданском праве // Журнал российского права. 2003. № 3. С. 62-67.

31. Красовский А. А. К реформе нашего гражданского процесса // Вестник гражданского права. 1914. № 3. С. 56-102.

32. Куликов К. А. Принцип объективной и субъективной добросовестности в гражданском праве и механизм его реализации в гражданском праве России // Право. Законодательство. Личность. Саратов. 2016. № 2 (23). С. 44-48.

33. Курбатов А. Я. Принцип недопустимости злоупотребления правом: к старым проблемам добавились новые // Закон. 2013. № 9. С. 36-43.

34. Мейер Д. И. Русское гражданское право: в 2 ч. М.: Статут, 2000. Ч. 1. 781 с.

35. Мережкина М. В. Принцип добросовестности как вектор обновления гражданского законодательства // Вестник Волгоградского государственного университета. Серия 5: Юриспруденция. 2013. № 4 (21).

36. Мисник Н. Н. О владении имуществом как собственным и добросовестном владении в приобретательной давности // Вестник гражданского права. 2007. № 2. С. 52-54.

37. (38). Модельные правила 2013: Модельные правила Европейского частного права / пер. с англ. Н. Ю. Александрова [и др.]; науч. ред. Н. Ю. Рассказова. М.: Статут. 2013. 989 с. [Электронный ресурс]. Доступ из справ. - правовой системы «КонсультантПлюс».

39. Нам К. В. История принципа добросовестности до принятия германского гражданского уложения // Lex Russica. 2018. № 5 (138).

40. Новикова Т. В. Понятие добросовестности в гражданском праве: дис. ... канд. юрид. наук. Ростов-на/Д., 2009.

41. Новикова Ю. С. Место фактов-состояний в теории юридических фактов // Вестник Удмуртского университета. Серия Экономика и право. 2011. Вып. 4. С. 139-141.

42. Новицкий И. Б. Принцип доброй совести в проекте обязательственного права // Вестник гражданского права. 2006. № 1 [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

43. Обзор материалов круглого стола «Первые итоги модернизации национальных гражданских законодательств» (Петерб. меж- дунар. юрид. форум). URL: https://www.eg- online.ru/article/250647 (дата обращения: 24.01.2019).

44. Пермяков А. В. Заблуждение как юридически факт-состояние // Академический вестник. 2012. № 1 (19). С. 95-98.

45. Пермяков А. В., Комиссарова Е. Г. Юридические факты и юридические состояния: проблемы теоретического освоения // Общество: политика, экономика, право. 2018. № 6 (50). С. 73-79.

46. Покровский И. А. Основные проблемы гражданского права. Пг., 1917. 234 с.

47. Попов В. С., Кожевников В. А. О причине, препятствующей удовлетворительному разрешению проблемы «добросовестности» в гражданском праве // Пробелы в российском законодательстве. 2014. № 3. С. 74-79.

48. Принципы международных коммерческих договоров УНИДРУА 2010 / пер. с англ. А. С. Комарова. М.: Статут, 2013. 758 с.

49. Протасов В. Н., Протасова Н. В. Лекции по общей теории права и теории государства. М.: Изд. дом Городец, 2010. 751 с.

50. Пугинский Б. И., Амиров А. Т. Принципы Европейского договорного права: юридическая природа, основные положения и перспективы развития // Коммерческое право. 2011. № 2 (9). С. 104-114.

51. Разбейко Н. В. Теория юридических фактов-состояний на современном этапе развития правовой науки // Вестник Краснодарского университета МВД России. 2016. № 3 (33). С.187-191.

52. Рассказова Н. Ю. Панельная сессия VII Международного Петербургского экономического форума 22 мая 2017 г. [Электронный ресурс]. Доступ из справ.-правовой системы «КонсультантПлюс».

53. Рожкова М. А. Юридические факты гражданского и процессуального права: соглашения о защите прав и процессуальные соглашения. М.: Статут, 2009. 332 c.

54. Рыженков А. Я. Принцип добросовестности в обновленном гражданском законодательстве // Право и образование. 2013. № 9. С. 62-69.

55. Рыженков А. Я. Принцип добросовестности в обновленном гражданском законодательстве // Пробелы в российском законодательстве. 2013. № 3. С. 68-71.

56. Савельев В. А. Справедливость (aequitas) и добросовестность (bona fides) в римском праве классического периода // Государство и право. 2014. № 3. С. 63-72.

57. Самойлов Е. Ю. Объективный критерий добросовестности приобретателя // Законодательство. 2009. № 10. С. 10-19.

58. Сборник международных договоров СССР. Выпуск XLII: Международные договоры СССР, вступившие в силу с 1 января по 31 декабря 1986 года / МИД СССР. М.: Ме- ждунар. отношения, 1988. 413 с.

59. Свод Законов Российской империи. СПб., 1900. Т. Х, ч. 1. 604 с.

60. Скловский К. И. Толкование добросовестности как обязанность суда // Закон. 2017. № 1. С. 106-109.

61. Скловский К. И. Собственность в гражданском праве. М.: Статут, 2008. 922 с.

62. Стучка П. И. Избранные произведения по марксистско-ленинской теории права. Рига, 1964. 748 с.

63. Сулейменов М. К. Добросовестность в гражданском праве: проблемы теории и практики // Добросовестность в гражданском праве: материалы Междунар. науч.-практ. конф. (еже- год. цивилист. чтения, посвященные 20-летию Гражданского кодекса Республики Казахстан (Алматы, 22-23 мая 2014 г.) / отв. ред. М. К. Сулейменов. Алматы, 2014. С. 10-25.

64. Супрун В. В. Влияние неосведомленности субъектов на их положение в гражданском праве: автореф. дис. ... канд. юрид. наук. Рос- тов-на/Д., 2011. 30 с.

65. Супрун В. В. О понятии неинформиро- ванности в гражданском праве // СевероКавказский юридический вестник. 2009. № 3. С. 62-65.

66. Суханов Е. А. Пришло настоящее гражданское право: [интервью заведующего кафедрой гражданского права МГУ] // Московский юрист. 2012. № 1 (5).

67. ТелюкинаМ. Н. Комментарий к разделу V Гражданского кодекса Российской Федерации // Законодательство и экономика. 2002. № 8-10.

68. Теория государства и права: учебник для бакалавров / под ред. В. К. Бабаева. 3-е изд. М.: Юрайт, 2013. 715 с.

69. Трунин А. А. Добросовестность как предпонимание (на примере толкования договора) // Правоведение. 2015. № 4. С. 109-110.

70. Храпунова Е. А. К вопросу места состояний в системе юридических фактов, влекущих возникновение, изменение и прекращение гражданских правоотношений // Наука и образование: хозяйство и экономика; предпринимательство; право и управление. 2012. Вып. 2. С. 78-81.

71. Чеговадзе Л. А., Рябов А. Е. Юридические факты: события, действия, состояния // Правосудие в Поволжье. 2004. № 2. С. 107-114.

72. Шайхутдинов Е. М. Добросовестность как явление неопределенности права // Опр е- деленность и неопределенность права как парные категории: проблемы теории и практики: материалы XII Междунар. науч.-практ. конф.; в 3 ч. М.: РГУП, 2018. Ч. 1. 460 с.

73. Ширвиндт А. М. Комментарий к Обзору судебной практики по некоторым вопросам, связанным с истребованием имущества из чужого незаконного владения (информационное письмо) Президиума ВАС РФ от 13 ноября 2008 г. № 126) // Вестник гражданского права. 2009. № 1.

74. Ширвиндт А. М. Принцип добросовестности в ГК РФ сравнительное правоведение. М: Статут, 2014. 254 с.

75. Щенникова Л. В., Быкова М. О. О добросовестности как принципе гражданского права // Власть закона. 2013. № 4 (16). С. 47-51.

76. Юрченко О. Ю. Факты-состояния в гражданском праве // Вопросы современной юриспруденции: сб. ст. по материалам III Меж- дунар. науч.-практ. конф. Новосибирск: СибАК, 2015. № 9 (49).

77. Якубчик М. М. Комплексное понятие добросовестности: соотношение с доктриной злоупотребления правом // Журнал российского права. 2012. № 10 (109). С. 107-115.

78. Ярков В. В. Юридические факты в ци- вилистическом процессе. М.: Инфотропик Медиа, 2012. 608 с.

79. Hedemann J. W. Die Flucht in die Gene- ralklauseln. Eine Gefahr fur Recht und Staat. Tubingen, 1993. 76 s.

80. Larenz K. Lehrbuch des Schuldrechts. Erster Band: Allgemeiner Teil. Munchen. 1987.

81. Main H. Ancient Law. London. 1861. P. 340. Цит. по: Методы разработки положительного права и общественное значение юристов от глоссаторов до конца XVIII столетия. Исследование А. Стоянова. Харьков: Типография Чаховского и Зарина, 1862. 304 с.

82. Principles of European Contract Law. Parts I and II / Ed. by O. Lando, H. Beale. The Hague; London; Boston, 2000.

83. Schermaier M. Bona Fidesin Roman Contract // Good Faith in European Contract Law (eds. by S. Whittaker, R. Zimmermann). Cambridge University Press, 2000.

84. Zimmermann R. The Law of Obligations: Roman Foundations of the Civilian Tradition. Juta&Co Ltd., Kluwer, 1992.

85. Zimmermann R., Whittaker S. Good Faith in European Contract Law. Cambridge University Press 2000.

Размещено на Allbest.ru