Право ребенка на семейное воспитание: регулятивный аспект

Как известно, любое определение приоритетов означает постановку и выполнение задач, которые наиболее значимы в первую очередь. Следующий за заявленным приоритетом посыл связан с необходимостью принимать те или иные решения, связанные с приоритетом. Российский законодатель оказался не особенно готовым к последствиям правового закрепления родительского приоритета в воспитании, а потому ограничился фактом его закрепления и установлением того, что позитивные семейные образы применительно к национальной традиции семейного воспитания представлены двумя видами: семья, где оба родителя совместно проживают с ребенком; где один из родителей проживает отдельно от ребенка, но законодатель гарантирует ему полноценное осуществление родительских прав.

Без законодательного ответа остался вопрос о том, кто эти «другие лица», перед которыми родители имеют приоритет. Последствия провозглашенного родительского приоритета не нашли своего отражения в структуре заглавного раздела СК РФ «Общие положения» в виде того следствия, что родительский приоритет влечет за собой и приоритет семейного воспитания, и никак не отразились на содержательной стороне и перечневой наполненности родительских прав и обязанностей. Это позволяет утверждать, что идея родительского приоритета оказалась не до конца реализованной законодателем. Пока она выглядит урезанной, а сам подход «мало» - про детей и их семейное воспитание, он больше «про родителей» с их не до конца нормативно развитым приоритетным правом на воспитание ребенка.

Как следствие, ответы на многие вопросы, проистекающие из признанного в наднациональном и национальном праве родительского приоритета, оказалось возможным получить не путем прямого обращения к закону, а с помощью непростых логических заключений и обобщений существующих норм. В небесспорное законодательное положение, в связи с их участием в семейном воспитании, попали бабушки и дедушки.

По этой причине, несмотря на обыденную и, как кажется, правовую общеизвестность возможного ответа на вопрос о том, кто является субъектом семейного воспитания, ответ на него не столь прост. По мнению авторов доктрины, он относится к размытым и неопределенным [21].

Если рассуждать о семейном воспитании исключительно в охранительном аспекте, то ответ о субъектах в общем-то очевиден. Это органы опеки и попечительства и все те формы профессионального (вместо родительского) бабушки (дедушки), близкие родственники, совершеннолетние браться и сестры (они же сиблинги), фактические воспитатели и «неопознанные» правом «другие лица».

По нормам СК РФ, в число безусловных субъектов правоотношений по воспитанию ребенка в семье включают три категории лиц, между которыми могут возникать подобного рода личные неимущественные отношения: 1) члены семьи - супруги, родители и дети, усыновители и усыновленные; 2) другие родственники; 3) иные лица (ст. 2 СК РФ). При этом последние две категории могут стать участниками указанных правоотношений только в случаях и пределах, предусмотренных семейным законодательством.

В зависимости от критериев, на которые ориентируются разные авторы, этот перечень иных или других лиц может оказаться шире или ^же: кровная связь, интерес ребенка, совместное проживание с ребенком и участие в его содержании, тесная эмоционально-психологическая связь с ребенком, именуемая в практике правоприменения привязанностью ребенка.

На категории «другие лица» надлежит остановиться отдельно, но не для того, чтобы сформировать их потенциальный законодательный перечень, а для того, чтобы увидеть ту возможную законодательную идею, на основе которой он может быть создан.

В педагогике «иные лица» именуются участниками семейного воспитания, в социологии

- ближайшим социальным окружением, в праве

- «лица, заменяющие родителей» (п. 4 ст. 43 Конституции РФ, п. 1 ст. 56 СК РФ), «другие лица» (п. 1 ст. 63 СК РФ, ч. 2 ст. 148 СК РФ).

Оба эти понятия существуют самостийно, а потому их правовое наполнение далеко не однообразно: в одних случаях это законные представители; в других - те или иные лица, которым де факто или по праву присвоен статус лица, заменяющего родителей; в третьих - это лица или органы, на которых возложена обязанность по охране прав несовершеннолетних детей. В науке семейного права - это «иные лица, выполняющие обязанности по воспитанию ребенка», «субъекты неформализованного родительства» и др.

Наличие «других лиц», имеющих статус участников семейного воспитания, вполне сочетается с идеями, выраженными в постановлениях Европейского суда по правам человека, где аргументировано положение о том, что понятие «семейная жизнь» и факт ее признания судом основан на реально существующих в действительности тесных личных связях между ребенком и лицами, его воспитывающими. В контексте международной судебной практики наличие эмоциональных связей между ребенком и лицом, с которым у ребенка установлена такая связь, является основанием для включения такого лица в перечень субъектов правоотношений по воспитанию ребенка в семье, независимо от наличия или отсутствия между ними родственных отношений.

Понятия «другие лица» и «лица, замещающие родителей» неравнозначны по объему. Логическая оценка второго оборота обеспечивает то его понимание, при котором речь идет о лицах, «прошедших» через административный регламент опеки и попечительства и получивших статус законных представителей ребенка. Сложнее с правовым понятием «другие лица». Его вынужденные качества правовой недооформленности и сверхабстрактности позволяют относить данное понятие к числу оценочных. В праве к таковым принято относить те понятия, которые имеют открытую аргументацию. При ином подходе к этому понятию оно выглядит примерно-собирательным с мыслью о том, что ориентиры, заданные Конвенцией о правах ребенка, указавшей, что к числу лиц, с которыми ребенок состоит в семейных связях, относятся родители, законные опекуны и любые другие лица, заботящиеся о ребенке и воспитывающие его (п. 1 ст. 8, ст. 19, 23, 27 Конвенции), российским законодателем освоены недостаточно.

Заметим, что установление логического объема этого понятия, его внутреннего наполнения становится делом судейской дискреции. Проблеме судебного усмотрения в семейно-правовой проблематике в науке семейного права уделено свое внимание. Поэтому отдельная «остановка» на этом вопросе не входит в замысел авторов настоящей статьи.

Законодательно незавершенным выглядит вопрос об участии в семейном воспитании бабушек и дедушек. В контексте практики Европейского суда по правам человека - они бесспорные участники семейного воспитания при условии соблюдения родительского приоритета. Из национального семейного законодательства, обошедшегося оборотом «право бабушки и дедушки на общение с ребенком», этого не следует. Стиль пункта 1 статьи 67 СК РФ и ее терминологический набор свидетельствуют о том, что норма ориентирована не на позитивные контакты ребенка с бабушками и дедушками, а на спорные случаи, возникающие при отторжении этих лиц от общения с ребенком.

По смыслу норм бабушки и дедушки относятся к «другими родственникам». Социологическая наука многократно обосновала тот факт, что сохранение положительных взаимоотношений со своими родителями и близкими - условие, при котором личность ребенка будет развиваться благополучно. В соответствии со статьей 8 СК РФ Европейской Конвенции о правах ребенка, наличие тесных личных связей между несовершеннолетними внуками и их бабушками и дедушками, которые претендуют на участие в семейных правоотношениях по воспитанию ребенка в семье, является основой для защиты семейной жизни.

Так претендуют или участвуют? Если строго следовать тексту СК РФ, то они участвуют в форме общения. Общение - неотъемлемая часть воспитания. Так почему в условиях провозглашенного родительского приоритета не поименовать их субъектами (участника) семейного воспитания прямо? Да, восприятие прародителями себя в качестве участников семейного воспитания имплицитно. Чаще они видят себя в большей степени «помощниками» родителей. Иногда, действуя от имени родителей или «за» родителей в отношениях с ребенком, они, не подозревая того, направляют весь воспитательный процесс в свое русло, используя для этого «общепринятые или оригинальные способы воспитательного воздействия на внуков и внучек» [20, с. 19]. Все это можно законодательно откорректировать, указав родителей «второго поколения» в качестве субъектов семейного воспитания, в котором границами воспитательной деятельности от имени бабушек и дедушек как «других родственников» будет правило о приоритете родительского воспитания.

Безусловен тот факт, что участие бабушек и дедушек в семейном воспитании - это создание благоприятных условий воспитания, которые только укрепляют права несовершеннолетнего на жизнь и воспитание в условиях семьи, но конструкции, отражающие это участие, должны быть не в одном плоскости с родительским воспитанием, а в состоянии понятной иерархичности.

Родители не только прямые участники семейного воспитания, но и организаторы этого процесса. Им принадлежит право вовлекать в воспитательный процесс других лиц, не связанных семейными узами. Поощряя разные виды личностной активности несовершеннолетнего (интеллектуальной, практической, нравственной, эстетической, социальной), родители вправе вовлекать в этот процесс других лиц, способных оказать им профессиональное содействие. Так в воспитательное пространство входят гувернантки, няни, не ушедшие в глубь веков кормилицы и бонны, репетиторы, семейные тренеры и другие лица, оказывающие услуги родителям в рамках семейного воспитания, чьи социальные, коммуникативные и педагогические компетенции, презюмируются. Означает ли это, что часть родительских прав по воспитанию переходит к другим лицам? В социологии эти действия родителей именуются делегированием родительского труда, что не противоречит внеправовой сущности семейных отношений [8, с. 114]. Что касается правовой сферы, то здесь можно делегировать только права (и обязанности). Относятся ли эти возможности к родительским правам. Если по-другому поставить вопрос, то можно ли эти права расщепить, децентрализовать путем их передачи другим лицам?

Для законодателя стабильность и непрерывность детско-родительских отношений - существенный фактор. Отсюда, по смыслу закона, родительский статус един, неделим и не передаваем. Как следствие, наполнение родительского статуса в первую очередь происходит за счет наделения личными неимущественными правами. В силу привязки данных прав к личности определенного лица - родителя эти права, а на передаче родительских прав другим лицам, а на восприятии этих других лиц «как бы родителями». Поэтому в словоупотреблении используются в основном такие понятия, как «установить опеку (попечительство) над несовершеннолетним», «осуществление прав приемным родителем».

Есть ли смысловая разница в неиспользовании российским законодателем термина «делегирование» для случаев лишения родительских прав, однозначно сказать нельзя. Не исключено, что для целей разграничения регулятивных и охранительных (заместительных) отношений по семейному воспитанию этот термин мог бы оказаться уместным, указывая на случаи критичного публичного вмешательства в отношения по семейному воспитанию.

Понятие «делегирование» в качестве правового в российском законодательстве употребляется нечасто. Сферу его применения предопределяет публичность тех прав и обязанностей, которые подлежат передаче. Например, для обозначения передачи, перекладывания функций (полномочий) одного лица другому лицу. В этой правовой сфере есть также и производное понятие «квазиделегирование», под которым в доктрине понимается «государственное регулирование общественных отношений не через органы власти, а посредством делегирования частным лицам публичных полномочий, позволяющих осуществлять регулирующее воздействие с одновременным предоставлением большей степени самостоятельности, но при условии сохранения государственного контроля за их действиями» [16, c. 102]. Этот случай передачи прав (и обязанностей) от одних лиц к другим, по понятным причинам, к семейно-правовому регулированию не применим.

В области гражданско-правового регулирования в собственном самостоятельном значении используется термин «делегация», обозначает специальный юридический инструмент частного права, с помощью которого обязанность должника в обязательственном правоотношении переходит от одного лица к другому при условии получения на такой переход согласия кредитора. Рефлексия на данную гражданско-правовую конструкцию при передаче родительских прав, носящих личный неимущественный характер, исключена.

Применительно к сфере семейно-правового регулирования делегирование, как правовое понятие, употребляется во французском законодательстве, имея ограниченный спектр действия в виде охвата случаев принудительного изъятия ребенка из семьи. Как императивно закреплено в ГК Франции, «никакой отказ, никакая уступка родительской власти не могут состояться иначе, как по судебному решению» (титул 376).

Российская практика семейно-правового регулирования свидетельствует о другом. Непосредственными субъектами семейного воспитания являются родители или, лица их заменяющие, прародители в лице бабушки и дедушки, фактические субъекты семейного воспитания. Общественное воспитание не является тем институтом, в рамках которого родители могут передать часть своих прав по воспитанию несовершеннолетнего общественным институтам. Эти институты от своего имени и от имени государства дополняют семейное воспитание, обеспечивая совершеннолетнему всестороннее развитие и естественную социализацию. Лица, привлеченные родителями как организаторы процесса семейного воспитания, на основании договорных соглашений - не субъекты семейного воспитания. Их статус, как услугодателей, определен гражданским законодательством.

Субъективное право родителей на семейное воспитание и порядок его осуществления

Как небезосновательно замечено в науке, понятие субъективных прав не является приматом права гражданского, зоной его преференций и суверенности. Они объект комплексного и межотраслевого правового регулирования в любом правопорядке. В этом состоит причина предметного обращения к субъективным правам родителей на воспитание несовершеннолетнего и порядку их осуществления в рамках заявленной авторами темы статьи. Нам представляется, что категория «субъективные права родителей» образует центр всей конструкции семейного воспитания.

Обычно суждения о сущности субъективного права и его осуществлении смешиваются, если только речь не идет о специальном предметном исследовании каждого из этих явлений.

Тогда как юридическая абстракция в статике (субъективное семейное право) и эта же абстракция в динамике (осуществление субъективного семейного права) - это разные правовые понятия и явления. Как отмечал В.П. Грибанов, «содержание субъективного права как бы характеризует право в его статистическом состоянии, тогда как осуществление права есть динамический процесс его развития, его реализации» [3, с. 44 ]. Статика позволяет выделить то содержательное, что с субъективным правом тесно связано: возможность, дозволенность, допустимость, наличие пределов. В то время как с осуществлением права начинается его динамика для достижения тех целей, ради которых то или иное субъективное право сконструировано в законодательстве.

Гносеологическим началом в изучении всякого субъективного права является его объективная нормативность, выраженная в международно-правовых, конституционных нормах и, в нашем случае, в нормах семейного законодательства. По этой причине заключенное в норму права то или иное субъективное право было бы неверно рассматривать как самостоятельную правовую норму, видя в ней лишь правовое предписание общего характера.

У субъективного права есть важнейший признак - это вторичное правовое явление в сопоставлении с объективным правом. Последнее как бы закладывает в свое содержание программы индивидуального поведения участников общественных отношений, которые на стадии осуществления права начинают работать. В этой нормативности заключена функциональная составляющая субъективного права: если объективное право представляет собой модель возможного, необходимого и должного поведения определенного круга субъектов, то субъективное право - это модель допустимого поведения конкретного лица.

В силу идеального характера объективного права, отражающего желаемое, социально-одобряемое обществом и государством поведение, субъекты семейного воспитания, наделяемые субъективными правами на воспитание ребенка, также задуманы в качестве идеальных образов, опосредующих ту их роль, которую родительство в цивилизованном обществе выполняет. Составляющими этого образа являются способности, культура, нравственность, гуманность, любовь, толерантность, терпеливость, умение заботиться и способность взаимодействовать с ребенком как с отдельной личностью, разумность поставленных ими целей и ценностей воспитания, добросовестность, заботливость, осмотрительность, признание и уважение прав других лиц. С учетом личностного характера прав и обязанностей родителей по воспитанию многое оказывается во власти морали, нравственности, добросовестного отношения родителей к своим правам и обязанностям, родительской культуры, стиля родительского воспитания и вида семейного уклада.

Все эти интегральные понятия в той или иной мере определяют характер семейного воспитания. И в этом существенное качество всей сферы семейно-правового регулирования в отличие, например, от права гражданского. В последнем, даже с введением принципа добросовестности (п. 3, 4 ст. 1 ГК РФ) как всеобъемлющего начала регулирования любых гражданско-правовых отношений и одновременно позитивной обязанности для всех участников гражданских отношений, «по умолчанию» действует правило: «когда говорит право, нравственность молчит» [1, с 80]. На практике это означает, что поведенческие границы осуществления субъективных гражданских прав строго очерчены нормами объективного права (шикана, обход закона, заведомо недобросовестное поведение лица при осуществлении гражданских прав). В семейном праве, кроме сугубо юридических запретов в виде ненарушимости прав, свобод и законных интересов других лиц (абз. 2 п. 1 ст. 7 СК РФ) и запрета на причинение вреда физическому и психическому здоровью детей, их нравственному развитию (абз. 2 п. 1 ст. 65 СК РФ), существуют и зафиксированные морально-нравственные запреты в виде недопущения грубости, пренебрежения, жестокости, унижающего человеческое достоинство обращения, оскорбления или эксплуатации детей. Пределы в отношении осуществления отдельных родительских прав могут устанавливаться в специальных нормах.

Так, свобода выбора имени ребенку родителями ограничена пунктом 2 статьи 58 СК РФ, установившей границы, за которые не следует заходить: «не допускается использование цифр, буквенно-цифровых обозначений, числительных, символов и не являющихся буквами знаков, за исключением знака “дефис”, или их любой комбинации либо бранных слов, указаний на ранги, должности, титулы». Согласно Федеральному закону от 15 ноября 1997 г. № 143 «Об актах гражданского состояния» Collection of Legislative Acts of the Russian Federation. 1997. No. 47. Art. 5340. (далее - Закон об актах), право выбора фамилии ребенку ограничено фамилиями родителей, если у родителей фамилии разные.

Как уже было констатировано, право родителей воспитывать своих детей является личным неимущественным правом. Отсюда такие понятия, как «отказ от права» и «неосуществление права» в проблематике родительских прав, связанных с воспитанием ребенка, имеют особый смысл, в отличие от права гражданского, свободно допускающего как то, так и другое [19, с. 22]. Понятно, что в силу своей родительской природы человек не должен иметь намерений по отказу от таких прав, как право стать родителем, право воспитывать своего ребенка и т.д. Эти права связаны с личностью родителя и, как уже было сказано, они едины, неделимы и неотчуждаемы.

Невозможность отказа от личных неимущественных прав нигде не закреплена, и это создает мировоззренческую иллюзию того, что отказаться от них возможно и передать их другому лицу так же возможно. Ближайший пример: отказ матери от новорожденного ребенка, заявленный в медицинском учреждении. Сугубо юридический подход квалифицирует эти действия не как отказ от личного неимущественного права быть родителем и нести соответствующие правовые последствия в связи с этим статусом, а именно как отказ от ребенка. Ребенок родился, но субъективные родительские права, предусмотренные нормами семейного законодательства, возникают у матери только при условии их государственной регистрации. Следовательно, отказаться от того, что еще не возникло, невозможно. Если же вести речь, например, о возникновении родительских прав у усыновителей, то эти права возникают у усыновителей не вследствие их передачи от родителей, а в связи с тем, что они у родителя (родителей) прекращены или не успели возникнуть (например, в случае смерти роженицы). Собрание законодательства Российской Федерации. 1997. №47, ст. 5340.

В семейном праве отказ от родительских прав может быть только фактическим. Юридических оснований для этого не установлено. Недолжное осуществление субъективного родительского права или неосуществление права связано с наступлением для родителей охранительных последствий.

Отправными понятиями, которые находятся в одном категориальном ряду и имеют методологическое значение для исследования вопроса об осуществления субъективного права на воспитание ребенка, являются: субъективное семейное право родителей (лиц, их заменяющих на основании закона или договора); личное неимущественное качество этого права; реализация нормы семейного законодательства; содержание субъективного родительского права и его назначение; порядок осуществления субъективного родительского права на воспитание ребенка; принципы осуществления субъективного права. Эти сугубо правовые понятия раскрывают внутренний механизм действий реализации родительского права на воспитание, имея отношение к одному смысловому пространству, именуемому «осуществление субъективных семейных прав и исполнение обязанностей».

Переходя к вопросу об осуществлении родительского права на семейное воспитание, обозначим тот факт, что научная тематика осуществления субъективных родительских прав - не самая актуальная в семейно-правовой науке. Не без этого ей сопутствует то положение, при котором она не в полной мере согласована с фундаментальными учениями о воспитательном взаимодействии в современной педагогической и психологической науках. Оставляет желать лучшего законодательная структура и содержание норм, предназначенных регулировать осуществление личных неимущественных родительских прав. Немногочисленные исследования по теме отрывочны и не сопровождаются концептуальными научно-теоретическими выводами.

Порядок осуществления семейных прав, согласно пункту 1 статьи 7 СК РФ, подчинен праву, морально-нравственным установлениям и свободе их носителей. Ориентируясь на метод семейно-правового регулирования, законодатель вкладывает в их содержание право на индивидуализацию возможностей, образующих содержание конкретного субъективного семейного права, находящего свое отражение в порядке его осуществления, устанавливая, что «граждане по своему усмотрению распоряжаются принадлежащими им правами, вытекающими из семейных отношений (семейными правами)». Это означает, что родители свободны в выборе средств и методов воспитания, однако пределы осуществления ими прав ограничены целью воспитания. Наиболее наполнено эти цели провозглашены в Преамбуле Конвенции ООН о правах ребенка: ребенок должен быть полностью подготовлен к самостоятельной жизни в обществе и воспитан в духе идеалов мира, достоинства, терпимости, свободы, равенства и солидарности.

Но сфера семейных отношений - это тот вид общественных отношений, в котором в той или иной мере всегда есть напряжение между идеалом и реальным положением дел в силу эмоциональной, нравственной, эмпирической составляющих. Это предопределило наличие в законе нормы, запрещающей родителям в процессе воспитания использовать способы, содержащие пренебрежительное, жестокое, грубое, унижающее человеческое достоинство обращение, оскорбление или эксплуатацию детей (абз. 2 п. 1 ст. 65 СК РФ). Однако, имея международно-правовое (ч. 2 ст. 14 Конвенции о правах ребенка) и конституционное начало, эта норма находится в разряде вторичных, несмотря на ее качество конструктивности для других норм о семейном воспитании, в том числе и норм, регулирующих отношения с участием «других лиц, заменяющих родителей». Представляется, что базовая идея этой нормы должна найти отражение в числе заглавных, как минимум, в начальных нормах СК РФ.

Продолжая теоретически реконструировать нормы об осуществлении прав родителей по воспитанию детей, обратим внимание на то, что не все они реализуются непосредственно в границах родительского правоотношения. Назовем ту категорию прав, которая осуществляется в его границах, основными.

Есть и другая весьма немалочисленная категория родительских прав (обозначим ее условно как производные права), особенностью которых является их осуществление в гражданском правоотношении с участием третьих лиц. В ряду производных возможно различать: 1) права родителей, опосредующие осуществление прав детей; 2) права по защите прав и интересов детей.

Перечень существующих производных родительских прав, опосредующих осуществление прав детей, вполне естественно открывается с права родителей на совместное проживание с ребенком и права доступа к ребенку. Эти права в действительности не права фактического порядка, как это может следовать из семейного законодательства, не упоминающего об этих видах прав.

Право на совместное проживание с ребенком может быть выявлено из норм гражданского законодательства о месте жительства ребенка (ст. 20 ГК РФ). Нам же видится необходимость указания на такое право именно в контексте положений СК РФ, учитывая его значимость для осуществления права на семейное воспитание. Желательно также отразить в СК РФ и придать самостоятельное значение такому личному неимущественному праву родителя, как право доступа к ребенку, где бы он ни находился, с учетом требований, продиктованных спецификой обстоятельств. Этот вид права должен быть интерпретирован в его непосредственном значении, а не в смысле аналогичного термина, используемого в русском переводе Конвенции о гражданско-правовых аспектах международного похищения детей 1980 г. (ст. 5) Bulletin of International Treaties. 2013. No. 1.. De lege ferenda - норма о родительском праве доступа к ребенку будет коррелировать с положением пункта 2 статьи 55 СК РФ (о праве ребенка на общение в экстремальной ситуации), но не ограничиваться только экстремальными ситуациями, а иметь широкое действие.

Постатейный анализ действующего законодательства позволил сформировать перечень и других производных родительских прав, наполняющих такое понятие, как «семейное воспитание». Это права, связанные: с регистрацией рождения ребенка, приобретением (прекращением) им гражданства, индивидуализацией его личности; принятием решения по обучению ребенка религии и вовлечением его в религиозные объединения; решением вопросов медицинского вмешательства в отношении ребенка; образованием ребенка; решением вопроса о вступлении в брак до достижения 16 лет; осуществлением родительских прав несовершеннолетними детьми.

Так, из статьи 14 Закона об актах следует вывод о существовании у родителей права заявлять о рождении ребенка для его государственной регистрации или поручать сделать такое заявление другим лицам, лицу, присутствовавшему при родах (ст. 14), родственнику одного из родителей или иному лицу, если родители не имеют возможности лично заявить о рождении (п. 2 ст. 16). Если отцовство не установлено, то у матери имеется право заявлять сведения об отце, с указанием любых имени и отчества отца (фамилия в таких случаях указывается по фамилии матери), или отказываться от внесения каких- либо сведений об отце (п. 3 ст. 17). В соответствии со статьей 25 Федерального закона от 31 мая 2002 г. № 62-ФЗ «О гражданстве Российской Федерации», родители имеют право заявлять о приобретении и прекращении ребенком гражданства.

Родители решают вопросы индивидуализации личности ребенка путем осуществления личного неимущественного права на выбор ребенку имени по соглашению между ними (п. 2 ст. 18 Закона об актах). В пункту 6 статьи 18 Закона об актах установлена возможность выбора фамилии в соответствии с законом субъекта Российской Федерации (например, в Республике Татарстан ребенку может быть присвоена фамилия, производная от имени деда, как по отцовской, так и по материнской линии). Кроме того, у родителей существует право изменить ребенку, не достигшему 14 лет, имя и фамилию, если на это есть разрешение органов опеки и попечительства (п. 4 ст. 58 Закона об актах, ст. 59 СК РФ). В дополнение к сказанному можно выделить право родителей давать согласие на изменение имени, отчества и фамилии ребенком, достигшим 14 лет (п. 3 ст. 58 Закона об актах).

В статье 3 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. № 125-ФЗ «О свободе совести и религиозных объединениях»² предусмотрено право родителей давать согласие на обучение религии и вовлечение в религиозные объединения своих малолетних детей. Представляется важным не смешивать последнее с правом на воспитание детей. В рамках воспитания может быть рассмотрено непосредственное привитие ребенку родителем религиозных взглядов (что можно обозначить понятием «религиозное воспитание»). Ibid. 2011. No. 48. Art. 6724.

Реализация права на получение информации о состоянии здоровья ребенка и права давать информированное согласие на медицинское вмешательство и отказ от него зависит от требований о возрасте и особых обстоятельствах, перечисленных в пункте 2 статьи 20, пункте 3 статьи 22, пункте 5 статьи 47, пункте 2 статьи 54 Федерального закона от 21 ноября 2011 г. № 323-ФЗ «Об основах охраны здоровья граждан в Российской Федерации» Там же. 2011. № 48, ст. 6724.. Оно должно быть преодолимо в случаях, угрожающих жизни ребенка, на что уже обращалось внимание ученых.

Право родителей, известное ранее как «право на образование», недавними изменениями статьи 63 СК РФ было уточнено по содержанию до «права выбора образовательной организации и формы получения детьми образования». Очевидно, что принципиальное решение вопроса о необходимости дать ребенку образование родителям не принадлежит, что оправдано с точки зрения интересов детей и публичного интереса. В отличие от ранее действующих норм о реализации родителями права на образование новые положения статьи 44 Закона об образовании содержат детализацию правомочий родителей в сфере образования.

Второй категорией прав в разряде производных мы видим родительские права по защите прав и интересов детей. В СК РФ отражены права родителей и лиц, их заменяющих, на защиту прав и интересов детей, конкретизированные в гражданском и гражданском процессуальном законодательстве. В качестве частного случая защиты выступает право требовать их возврата от любого лица, удерживающего ребенка не на основании закона или судебного решения (ст. 68 СК РФ). Там же. № 1, ст. 48.

Как представляется, такой аспект защиты детей, как решение вопроса о доступе детей к свободно распространяемой информации, в соответствии с Федеральным законом от 29 декабря 2010 г. № 436-ФЗ «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию» Ibid. 2011. No. 1. Art. 48., должен быть прерогативой родителей. Какие-либо императивы целесообразны в отношении лиц, распространяющих такую информацию. Что касается родителей, то защита ребенка от информации, как частный случай защиты, не имеет своей специфики. При надлежащем осуществлении родительских прав добросовестными родителями любые соответствующие предписания являются необоснованным вмешательством в жизнь семьи.

Родителям принадлежит право заявлять о необходимости назначения ребенку временной опеки. Так, в соответствии с пунктом 1 статьи 13 Федерального закона от 24 апреля 2008 г. № 48-ФЗ «Об опеке и попечительстве» Collection of Legislative Acts of the Russian Federation. 2008. No. 17. Art. 48. (далее - Закон об опеке), родители могут обратиться в орган опеки и попечительства с совместным заявлением о назначении в качестве опекуна или попечителя конкретного лица на определенный ими период времени, в который они по уважительным причинам не смогут исполнять свои обязанности по отношению к ребенку. Единственный родитель может составить в орган опеки и попечительства по месту жительства ребенка такое заявление на случай своей смерти, а также изменить или отменить указанное заявление в том же порядке (п. 2 ст. 13 Закона об опеке). Мы рассматриваем данную возможность в качестве превентивного способа защиты прав ребенка по предотвращению неблагоприятных последствий в случаях, когда в складывающиеся обстоятельствах создается потенциальная угроза их наступления (в частности, в связи с невозможностью осуществления родителями их функций).

В качестве способа реализации родителем права на защиту ребенка мы рассматриваем и право родителя давать согласие на усыновление ребенка, установленное статьей 129 СК РФ. В этих отношениях родитель опосредованно реализует свой приоритет на определение условий дальнейшего воспитания ребенка. Практике известны случаи использования указанного положения статьи 129 СК РФ как формы отказа от родительских прав на ребенка, а в советский период даже обсуждалась необходимость предупреждения аналогичных правонарушений [5, с. 7]. Однако проблема до сих пор остается актуальной. Предлагается закрепить в статье 129 ¹ Собрание законодательства Российской Федерации. 2008. № 17, ст. 1755.

СК РФ следующее положение: «Согласие родителя на усыновление ребенка не прекращает родительских прав и обязанностей. Родительские права и обязанности в данном случае прекращаются с момента вступления в законную силу судебного решения об усыновлении».

В числе правовых возможностей родителей по защите прав и интересов детей предлагаем установить законодательно право родителей на получение любой информации о своих детях и корреспондирующую ему обязанность всех должностных лиц и иных граждан, которым в силу обстоятельств стала известна данная информация. Отсутствие такого законоположения, как нам видится, снижает гарантии реализации основополагающего права родителей на заботу о своем ребенке.

Предложенная авторами классификация родительских прав может быть полезна не только для целей теоретического анализа юридического содержания прав родителей, но и для оптимизации законодательных подходов к их нормативному закреплению. На ее основе предлагается детализировать в действующем семейном законодательстве субъективные права родителей с учетом природы родительского права, человеческих потребностей и идеи укрепления родительского авторитета. В любом случае осуществление как прямо поименованных прав, так и презюмируемых субъективных родительских прав должно быть с учетом интересов ребенка (п. 1 ст. 65 СК РФ).

несовершеннолетний семейный воспитание право

В стремлении отыскать «концепцию внутри концепции» (А.Н. Нечаева) семейного воспитания ребенка авторы статьи пришли к следующим научно-теоретическим выводам.

Семейное воспитание - это сегодня не только явление, предметно исследуемое в педагогике, психологии и социологии, но и правовой институт. Его границы в семейном законодательстве не являются четкими, а наполнение в смысле аккумуляции принадлежностных норм и их системности нуждается в предметном научном внимании. Пока же преобладает тот научный взгляд, что семейное воспитание - это перечень родительских прав и обязанностей (забот) в виде их нормативно-перечисленной совокупности с дополнением нормами о защите прав детей и родительской ответственности.

Признанный правом факт обладания родителями приоритетным перед другими лицами личным неимущественным правом на воспитание ребенка, в теории и практике обременен многочисленными смежными вопросами, не имеющими четкого размежевания с позитивными нормами о семейном воспитании. Не исключено, что по этой причине такие вопросы, как разграничение субъектов и участников семейного воспитания, содержательная специфика (абсолютного) родительского права на воспитание ребенка, порядок осуществления родительского права на воспитание ребенка, пока не нашли своего достаточного отражения в семейном законодательстве и не в полной мере актуализированы в доктрине.

Не без сожаления надлежит отметить, что научный ресурс исследования этих и сопутствующих им вопросов ощутимо смещен в сторону охранительной тематики. В условиях множественных научных констатаций кризиса семьи исследование проблем регулятивного аспекта семейного воспитания вышло за пределы «ядра» семейно-правовых исследований, невольно искажая представление о семейном законодательстве как территории добра, заботы и мира с его регулятивным ресурсом.

Очевидность такого положения стала основанием для констатации того, что в теоретических дискурсах, относящихся к теории семейного воспитания, в современной науке семейного права не достает методологических акцентов. Их наличие предопределяет методология конкретного исследования, в которой заключены критерии истинности и эффективности соответствующего научного дискурса.

При всей почитаемости междисциплинарной соотносимости педагогических, философских, социологических, правовых знаний, используемых и при написании настоящей статьи, авторы опирались на догматический тип право- понимания как тип, который в наибольшей мере влияет на направление научной мысли и практику правоприменения, что поддерживает сегодняшнего законодателя, помогая ему в создании новых семейно-правовых построений, и который сегодня общепринят в процессе правоприменения.

Догматика изучает право в его позитивных источниках и скрытой систематике, используя для этого методы формальной логики. Подобный подход с неизбежностью предполагает разграничение общих норм семейного законодательства (ст. 17, 38 Конституции РФ, гл. 1, 2 СК РФ) и специальных, расположенных в отдельных главах. Учет данного соотношения позволил авторам вычленить базовые нормы, содержащие законодательные посылы в исследуемой тематике. Эти посылы выражены в нормотворческой идее о том, что воспитание несовершеннолетнего в виде формирования его личности - это прерогатива семьи. Государство принимает на себя обязательства поддерживать семью в процессе воспитания, создавая необходимую инфраструктуру для целей семейного воспитания и при необходимости оказывая семье социальную поддержку. Но эта ветвь, оставаясь прерогативной, не единственная в воспитании. В параллели с ней идет общественное воспитание.

Бесспорно то, что для «здоровья» семейноправовой науки ей жизненно важно исследовать как регулятивные (регулятивно-диспозитивные и регулятивно-императивные), так и охранительные отношения, устанавливаемые по поводу семейного воспитания ребенка. Как и то, что при этом надлежит ориентироваться как на регулятивы, так и императивы. Однако не умаляя при этом значение регулятивной тематики, задающей параметры добра, нравственности, этики внутрисемейных отношений.

Не без учета современных тенденций, согласно которым нормы позитивного права, влияя на социальные отношения, могут и должны оцениваться по последствиям их действия, авторы опирались на один из подходов, принятых в социологической науке, - модернизацию семьи в современном мире. Это тот подход, который позволяет увидеть разрыв между сущим и должным, давая возможность использовать достижения смежных наук, без ухода только в одну сторону - сторону фактического неблагополучия семейных отношений, но и в сторону, позволяющую увидеть ориентиры более этичного и эффективного семейного законодательства.

Отталкиваясь от международной идеологии, ориентированной на идею «сначала дети, а потом народ», авторы искренне считают, что нормы о семейном воспитании в их регулятивном значении нуждаются в неменьшем законодательном внимании, нежели нормы охранительные. Нельзя считать второстепенным вопрос о качестве тех социальных единиц, которые семья поставляет обществу. Иное обрекает общество на некачественную социальную коммуникацию, стимулируя законодателя на дальнейшую энтропию охранительных норм, а государство - на расходы по содержанию «платной» опеки и попечительства, к каковым, по статье 1 СК РФ, отнесены приемная и патронатная семьи.

Давая теоретический анализ сконструированного в праве юридически возможного и юридически необходимого поведения родителей и лиц, их законно заменяющих, в сфере семейного воспитания, авторы высказывают предложения о более совершенном предметном структурировании норм, указывающих на субъективные права и обязанности родителей. Высказано также мнение относительно полноты имеющегося перечня в нормах семейного законодательства.

Библиографический список

1. Белов В.А. Когда говорит право... // Закон. 2013. № 11. С. 75-87.

2. Вентцель К.Н. Освобождение ребенка. Декларация прав ребенка. Смоленск, 1918. 50 с.

3. Грибанов В.П. Осуществление и защита гражданских прав. М.: Статут, 2000. 411 с.

4. Дементьева И.Ф., Голенкова З.Т. Теории семейного воспитания в общетеоретическом контексте социальных наук // Вестник Российского университета Дружбы народов. Серия: Социология. 2018. № 3. С. 542-554.

5. Звягинцева Л.М., Кузнецова Л.Г. Задачи совершенствования законодательства о браке и семье // Законодательство о браке и семье и практика его применения (к 20-летию Основ и КоБС РСФСР): межвуз. сб. науч. тр. Свердловск, 1989.

6. Ильин И.А. Почему мы верим в Россию: сочинения. М.: Эксмо, 2007. 919 с. (Антология мысли).

7. Каптерев П.Ф. История русской педагогики: учеб. пособие для студ. высш. и сред. спец. учеб. заведений. СПб.: Алетейя, 2004. 559 с.

8. Ковязина И.Б., Багирова А.П. Делегирование функций родительского труда: возможности социологического изучения // Стратегия развития социальных общностей, институтов и территорий: материалы IV междунар. науч.-практ. конф.; в 2 т. / науч. ред. А. П. Багирова. Екатеринбург, Изд-во Урал. федер. унта им. первого Президента России Б. Н. Ельцина, 2018. С. 114-117.

9. Конституции зарубежных государств: Великобритания, Франция, Германия, США, Япония, Бразилия: учеб. пособие / сост. сб., пер., авт. введ. и вступ. ст. В. В. Маклаков. 7-еизд., перераб. и доп. М.: Волтерс Клувер, 2010. 656 с.

10. Конституции государств Европы: в 3 т. / под общ. ред. Л.А. Окунькова. М.: Норма, 2001. Т. 1. 824 с.

11. Мардахаев Л.В. Семейное воспитание: проблемы и особенности // Вестник Челябинского государственного университета. 2014. № 13 (342). С. 173-178.

12. Мейер Д.И. Избранные труды: в 2 т. / вступ. слово проф. П. В. Крашенинникова. М.: Статут, 2019. Т. 1. 848 с.

13. Миронов Б.Н. Социальная история России периода империи (XVIII - начало ХХ в.): в 2 т. СПб.: Дмитрий Буланин, 2003. Т. 1. 548 с.

14. Михеева Л.Ю. Развитие российского семейного законодательства // Кодификация российского частного права 2019 / под ред. Д.А. Медведева; Исслед. центр частного права им. С.С. Алексеева при Президенте РФ. М.: Статут, 2019. 492 с.

15. Нечаева А.М. О направлениях совершенствования российского семейного законодательства Теоретические и практические вопросы современной науки: материалы конференции / отв. ред. и сост. Г.Л. Шаматонова. Ярославль: Изд-во ЯрГУ, 2017. С. 63-67.

16. Петров Д.А. Правовой статус саморе- гулируемой организации в сфере предпринимательства: дис. ... д-ра юрид. наук. СПб., 2016. 433 с.

17. Смирновская С.И. Ограничение родительских прав по семейному законодательству Российской Федерации: дис. ... канд. юрид. наук. М., 2007. 176 с.

18. Старосельцева М.М. О принципах осуществления родительских прав // Современное право. 2008. № 11. С. 36-38.

19. Суслов А.А. Особенности отказа от отдельных видов субъективных прав // Пролог: журнал о праве. 2017. № 3. С. 12-20.

20. Тарусина Н.Н. Бабушки и дедушки как субъекты семейного права // Семейное и жилищное право. 2017. № 2. С. 19-21.

21. Татаринцева Е.А. Модели правоотношений по воспитанию ребенка в семье и тенденции их формирования в национальном семейном праве. М.: Юстицинформ, 2018. 134 с.

22. Хоменко И.А. К вопросу об определении понятия «семейное воспитание» // Ученые записки Санкт-Петербургского государственного института психологии и социальной работы. 2012 г. №. 1 (17). С. 88-93.

23. Шершеневич Г.Ф. Курс гражданского права. Тула: Автограф, 2001. 719 с.

24. Dieter H. Familienrecht. Walter de Gruyter, 2012. 346 S.

25. Lamont R. Family Law. Oxford University Press. 2018. 648 p.

26. Lowe N., Douglas G. Bromley's Family Law. Oxford University Press, 2015. 1127 p.

References

1. Belov V.A. Kogda govorit pravo... [When the Law Says...]. Zakon - ZAKON. 2013. Issue 11. Pp. 75-87. (In Russ.).

2. Venttsel' K.N. Osvobozhdenie rebenka. Deklaratsiya prav rebenka [The Release of a Child. Declaration of the Children's Rights]. Smolensk, 1918. 50 p. (In Russ.).

3. Gribanov V.P. Osushchestvlenie i zashchita grazhdanskikh prav [Implementation and Protection of Civil Rights]. Moscow, 2000. 411 p. (In Russ.).

4. Dement'eva I.F., Golenkova Z.T. Teorii semeynogo vospitaniya v obshcheteoreticheskom kontekste sotsial'nykh nauk [Theory of Family Education in the General Theoretical Context of Social Sciences]. Vestnik Rossiyskogo universiteta Druzhby narodov. Seriya Sotsiologiya -RUDN Journal of Sociology. 2018. Issue 3. Pp. 542-554. (In Russ.).

5. Zvyagintseva L.M., Kuznetsova L.G. Zadachi sovershenstvovaniya zakonodatel'stva o brake i sem'e [Issues of Improving the Legislation on Marriage and Family]. Zakonodatel'stvo o brake i sem'e i praktika ego primeneniya (k 20- letiyu Osnov i KoBS RSFSR): mezhvuzovskiy sbornik nauchnykh trudov [Legislation on Marriage and Family and the Practice of Its Application (to the 20th Anniversary of the Foundations and RSFSR Code on Marriage and Family): Interuniversity Collection of Scientific Papers]. Sverdlovsk, 1989. Access from the legal reference system `ConsultantPlus'. (In Russ.).

6. Il'in I.A. Pochemu my verim v Rossiyu: Sochineniya [Why We Believe in Russia: Essays]. Moscow, 2007. 919 p. (In Russ.).

7. Kapterev P.F. Istoriya russkoy pedagogiki [History of Russian Pedagogy]. St. Petersburg, 2004. 559 p. (In Russ.).

8. Kovyazina I.B., Bagirova A.P. Delegirovanie funktsiy roditel 'skogo truda: vozmozhnosti sotsiologicheskogo izucheniya [Delegating Functions of Parental Labor: Opportunities for Sociological Study]. Strategiya razvitiya sotsial'nykh obshchnostey, institutov i territoriy. Materialy IV mezhdunarodnoy nauchno-prakticheskoy konfe- rentsii: v 2 tomakh. Nauchnyy red. A.P. Bagirova [Strategy of Development of Social Communities, Institutions and Territories. Proceedings of the IV International Scientific and Practical Conference: in 2 vols.; ed. by A.P. Bagirova]. Ekaterinburg, 2018. Pp. 114-117. (In Russ.).

9. Konstitutsii zarubezhnykh gosudarstv: Velikobritaniya, Frantsiya, Germaniya, SShA, Ya- poniya, Braziliya: uchebnoe posobie [Constitutions of Foreign Counties: Great Britain, France, Germany, the USA, Japan, Brazil: Textbook]. Moscow, 2010. 624 p. (In Russ.).

10. Konstitutsii gosudarstv Evropy: v 3 t. / pod obshch. red. L.A. Okun'kova [Constitutions of European Countries: in 3 vols.; ed. by L.A. Okun'kov]. Moscow, 2001. Vol. 1. 824 p. (In Russ.).

11. Mardakhaev L.V. Semeynoe vospitanie: problemy i osobennosti [Family Education: Problems and Features]. Vestnik Chelyabinskogo gosu- darstvennogo universiteta - Bulletin of Chelyabinsk State University. 2014. Issue 13 (342). Pp. 173-178. (In Russ.).

12. Meyer D.I. Izbrannye trudy: v 2 t. / Vstupit. slovo prof. P.V. Krasheninnikova [Selected Works: in 2 vols.; prefaced by P.V. Krasheninnikov]. Moscow, 2019. Vol. 1. 848 p. (In Russ.).

13. Mironov B.N. Sotsial'naya istoriya Rossii perioda Imperii (XVIII - nachalo XX veka) [Social History of Russia during the Period of the Empire (18th-Early 20th Centuries)]. St. Petersburg, 2000. Vol. 1. 548 p. (In Russ.).

14. Mikheeva L.Yu. Razvitie rossiyskogo semeynogo zakonodatel'stva [Development of Russian Family Legislation]. Kodifikatsiya rossiyskogo chastnogo prava 2019 / pod red. D.A. Medvedeva [Codification of Russian Private Law 2019; ed. by D.A. Medvedev]. Moscow, 2019. 492 p. (In Russ.).

15. Nechaeva A.M. O napravleniyakh sovershenstvovaniya rossiyskogo semeynogo zakonoda-tel'stva [On the Directions of Improvement of Russian Family Legislation]. Teoreticheskie iprak- ticheskie voprosy sovremennoy nauki. Materialy konferentsii / otv. red. i sost. G.L. Shamatonova [Theoretical and Practical Issues of Modern Science. Conference Proceedings; ed. by L. Shamatonova]. Yaroslavl, 2017. Pp. 63-67. (In Russ.).

16. Petrov D.A. Pravovoy status samoreguliruemoy organizatsii v sfere predprinimatel'stva: dis. ... d-ra yurid. nauk [Legal Status of a Self- Regulatory Organization in the Sphere of Entrepreneurship: Dr. jurid. sci. diss.]. St. Petersburg, 2016. 433 p. (In Russ.).

17. Smirnovskaya S.I. Ogranichenie rodi- tel'skikh prav po semeynomu zakonodatel'stvu Rossiyskoy Federatsii: dis. ... kand. yurid. nauk [Restriction of Parental Rights under the Family Legislation of the Russian Federation: Synopsis of Cand. jurid. sci. diss.]. Moscow, 2007. 176 p. (In Russ.).