Субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц: эволюция законодательных подходов

4. Вина контролирующего должника лица. Ее упоминание в ФЗ № 73 практически отсутствует. Однако имеется формулировка: «контролирующее должника лицо не отвечает за вред, причиненный имущественным правам кредиторов, если докажет, что действовало добросовестно и разумно в интересах должника». Видимо, под этой формулировкой и понималась вина лица, а невиновность трактовалась как добросовестные и разумные действия в интересах должника, что не совпадает с общегражданским пониманием вины и невиновности. Справедливости ради следует отметить, что и доктрина и практика и в этот период учитывали вину как обязательное условие ответственности контролирующих должника лиц [15, c. 85].

Указанные условия субсидиарной ответственности контролирующего должника лица действовали с 5 июня 2009 г. по 1 сентября 2016 г.

Согласно абзацам 1 и 7 пункта 4 статьи 10 закона «О несостоятельности (банкротстве)» в редакции Федерального закона № 222: «Если должник признан несостоятельным (банкротом) вследствие действий и (или) бездействия контролирующих должника лиц, такие лица в случае недостаточности имущества должника несут субсидиарную ответственность по его обязательствам ... Контролирующее должника лицо, вследствие действий и (или) бездействия которого должник признан несостоятельным (банкротом), не несет субсидиарной ответственности, если докажет, что его вина в признании должника несостоятельным (банкротом) отсутствует. Такое лицо также признается невиновным, если оно действовало добросовестно и разумно в интересах должника».

Из такой формулировки видны все четыре основания субсидиарной ответственности контролирующего должника лица:

1. Противоправное поведение - это действия (бездействия) контролирующего должника лица, приведшие к признанию должника несостоятельным, совершенные в течение трех лет до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом.

2. Вредные последствия - признание должника банкротом при одновременной недостаточности имущества должника.

3. Причинно-следственная связь между вредными последствиями и противоправным поведением контролирующего должника лица.

При этом в этой редакции закона «О несостоятельности (банкротстве)» установлены три случая, когда наличие причинно-следственной связи не доказывается заявителем, а презюмируется (контролирующее должника лицо вправе доказывать обратное):

- причинен вред имущественным правам кредиторов в результате совершения этим лицом или в пользу этого лица либо одобрения этим лицом одной или нескольких сделок должника, включая сделки, указанные в статьях 61.2 и 61.3 упомянутого федерального закона;

- документы бухгалтерского учета и (или) отчетности, обязанность по ведению (составлению) и хранению которых установлена законодательством Российской Федерации, к моменту вынесения определения о введении наблюдения (либо ко дню назначения временной администрации финансовой организации) или принятия решения о признании должника банкротом отсутствуют или не содержат информацию об объектах, предусмотренных законодательством Российской Федерации, формирование которой является обязательным в соответствии с законодательством Российской Федерации, либо указанная информация искажена, в результате чего существенно затруднено проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве, в том числе формирование и реализация конкурсной массы;

- требования кредиторов третьей очереди по основной сумме задолженности, возникшие вследствие правонарушения, за совершение которого вступило в силу решение о привлечении должника или его должностных лиц, являющихся либо являвшихся его единоличными исполнительными органами, к уголовной, административной ответственности или ответственности за налоговые правонарушения, в том числе требования об уплате задолженности, выявленной в результате производства по делам о таких правонарушениях, превышают на дату закрытия реестра требований кредиторов пятьдесят процентов общего размера требований кредиторов третьей очереди по основной сумме задолженности, включенных в реестр требований кредиторов.

4. Вина контролирующего должника лица, которая презюмируется. Невиновность определяется в статье 401 ГК РФ, согласно которой «лицо признается невиновным, если при той степени заботливости и осмотрительности, какая от него требовалась по характеру обязательства и условиям оборота, оно приняло все меры для надлежащего исполнения обязательства». Однако ФЗ № 222 дополнил общегражданское понятие невиновности контролирующего должника лица: такое лицо невиновно, «если оно действовало добросовестно и разумно в интересах должника».

Эти условия субсидиарной ответственности контролирующего должника лица действовали с 1 сентября 2016 г. по 30 июля 2017 г. На наш взгляд, с юридико-технических позиций условия субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц в ФЗ № 222 были сформулированы наиболее удачно, но действовали они в этой редакции менее года.

В соответствие с пунктами 1 и 10 статьи 61.11 закона «О несостоятельности (банкротстве)» в редакции ФЗ № 266, «если полное погашение требований кредиторов невозможно вследствие действий и (или) бездействия контролирующего должника лица, такое лицо несет субсидиарную ответственность по обязательствам должника.

Контролирующее должника лицо, вследствие действий и (или) бездействия которого невозможно полностью погасить требования кредиторов, не несет субсидиарной ответственности, если докажет, что его вина в невозможности полного погашения требований кредиторов отсутствует.

Такое лицо не подлежит привлечению к субсидиарной ответственности, если оно действовало согласно обычным условиям гражданского оборота, добросовестно и разумно в интересах должника, его учредителей (участников), не нарушая при этом имущественные права кредиторов, и если докажет, что его действия совершены для предотвращения еще большего ущерба интересам кредиторов».

В литературе было замечено, что в «целом нельзя сказать, что изменения, внесенные законом № 266-ФЗ, кардинально изменили вопрос привлечения к субсидиарной ответственности контролирующих лиц должника, скорее детализировали этот процесс» [19, c. 28]. Однако это далеко не так.

Из этой формулировки, действующей в настоящее время, следуют четыре условия субсидиарной ответственности контролирующего должника лица.

1. Противоправное поведение - действие и (или) бездействие контролирующего должника лица, повлекшее невозможность полного погашения требований кредиторов. Такое поведение должно иметь место не более чем за три года, предшествующих возникновению признаков банкротства, а также после их возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом.

Вызывает вопросы такая временная граница противоправного поведения контролирующего должника лица, как «три года до возникновения признаков банкротства». Согласно пункту 2 статьи 3 закона «О несостоятельности (банкротстве)», признак банкротства юридического лица - это неплатежеспособность, т. е. неспособность удовлетворить требования, если соответствующие обязательства и (или) обязанность не исполнены им в течение трех месяцев с даты, когда они должны были быть исполнены. Из легального понятия неплатежеспособности мы видим, что неплатежеспособность - это неисполнение должником части денежных обязательств или обязанностей по уплате обязательных платежей, вызванное недостаточностью денежных средств (ст. 2 закона «О несостоятельности (банкротстве)»).

Однако, по мнению Верховного суда РФ должен приниматься во внимание трехлетний период, предшествующий моменту, в который должник стал неспособен в полном объеме удовлетворить требования кредиторов из-за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов (объективное банкротство) (п. 4 Постановления ВС РФ № 53). Здесь мы видим иной признак - неоплатность, недостаточность всего имущества должника для погашения всех обязательств, в том числе не наступивших (превышение размера денежных обязательств и обязанностей по уплате обязательных платежей должника над стоимостью имущества (активов) должника - ст. 2 закона «О несостоятельности (банкротстве)»).

Верховный Суд РФ отмечал и ранее, что признаки банкротства не тождественны основанию возникновения субсидиарной ответственности контролирующего должника лица, для наличия которого нужно установить «критический момент, в который должник из-за снижения стоимости чистых активов стал неспособен в полном объеме удовлетворить требования кредиторов» Определение ВС РФ от 20.07.2017 № 309-ЭС17-1801..

У большинства субъектов предпринимательской деятельности можно найти в прошлом моменты, когда имелся такой признак банкротства, как неплатежеспособность. Однако такой признак ничего не говорит о наступлении неоплатности, об объективном банкротстве: «в данном случае недостаточность имущества выступает необходимым признаком объективного банкротства, и именно после наступления такой недостаточности должник теряет возможность полного погашения всех требований кредиторов. При этом для целей признания должника банкротом продолжают существовать самостоятельные признаки банкротства - неплатежеспособность и недостаточность имущества, факт наступления объективного банкротства для признания должника банкротом значения не имеет» [12].

В связи с этим, с позиций Верховного Суда РФ, необходимо считать трехлетний период совершения контролирующим должника лицом противоправных действий (бездействий) не с момента наступления неплатежеспособности, а с момента наступления неоплатности: противоправное поведение контролирующего должника лица должно быть совершено «не более чем за три года, предшествующих возникновению невозможности полного погашения требований кредиторов из-за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов, а также после ее возникновения до принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом».

Но насколько вообще обоснованно отсчитывать период совершения контролирующим должника лицом противоправного действия (бездействия), - с момента наступления признаков банкротства (неплатежеспособности) или с момента наступления признаков объективного банкротства (неоплатности)?

Как неплатежеспособность, так и неоплатность перманентно присутствуют в деятельности большинства хозяйствующих субъектов, особенно у предприятий с длинным циклом производства, с постоянно возобновляемыми кредитными обязательствами, с объективными кассовыми разрывами и т.п. Критикуя субсидиарную ответственность контролирующих должника лиц, ученые замечают, что она «несет в себе существенную угрозу для стабильности оборота, поскольку из-за недостатков правового регулирования велик риск ее применения во всех случаях неудачного ведения бизнеса юридическим лицом, вследствие чего конструкция юридического лица, в котором участники не несут ответственности по его долгам, окажется разрушенной» [7, с. 62].

Если неплатежеспособность довольно проста в обосновании в деле о банкротстве, то доказательство того, что невозможность полного погашения требований кредиторов наступила из-за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов, - это процесс трудоемкий; формулировки такой невозможности разнятся как в законодательстве, так и в судебной практике, в ней много оценочных аспектов, значительная роль в оценке наступления такого момента отводится судебному усмотрению. Неслучайно «объективное банкротство» уже названо новым оценочным понятием, введенным в оборот Верховным Судом РФ [4, с. 167].

При этом подчеркнем, что Верховный Суд РФ прямо указал: «Привлечение контролирующих должника лиц к субсидиарной ответственности является исключительным механизмом восстановления нарушенных прав кредиторов». На такую особенность субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц обращается внимание и в научных источниках. Так, Д. В. Ломакин пишет: «Снятие корпоративного покрова - это не норма, а исключение из общего правила о самостоятельности и независимости юридического лица, в том числе и от своих участников. Оно оправдано в ограниченном числе случаев, когда подконтрольная организационно-правовая структура используется контролирующим лицом в качестве инструмента для реализации своих собственных интересов без учета интересов зависимого субъекта» [11, с. 31]. Такой же подход мы видим и в зарубежном праве: «Пронизывание корпоративной вуали используется как исключение из традиционного правила ограниченной ответственности акционеров, согласно которому они несут ответственность за деятельность компании, как если бы это была их собственная деятельность» [31].

Следует отметить общемировую тенденцию к расширению случаев снятия корпоративной вуали. Так, например, суды Великобритании «игнорируют корпоративную форму» в 35,65 % случаев, в США - 48,51 %, Австралии - 38,46 % [25, р. 48]. Аналогичные процессы происходят и в ОАЭ [22], Китае [21; 24; 29], Грузии [30], Нидерландах [26]. Однако в зарубежной литературе отмечается и то, что юридические требования для применения доктрины прокалывания вуали стали более строгими [32].

Исключительность привлечения к юридической ответственности обязывает законодателя устанавливать максимально строгие, императивные, не допускающие произвольного или широкого толкования основания такой ответственности.

На наш взгляд, отсчет трехлетнего срока для совершения противоправного поведения контролирующего должника лица с момента принятия арбитражным судом заявления о признании должника банкротом, предусмотренного в прежней редакции закона «О несостоятельности (банкротстве)», более соответствовал как исключительности механизма восстановления нарушенных прав кредиторов при помощи субсидиарной ответственности контролирующих должника лица, так и предпринимательским и правоприменительным реалиям.

2. Вредные последствия - невозможность полного погашения требований кредиторов из- за превышения совокупного размера обязательств над реальной стоимостью его активов (объективное банкротство) (п. 4 Постановления ВС РФ № 53).

Обратим внимание на то, что законодатель изменил понятие вредных последствий, причиненных контролирующим должника лицом. В ФЗ № 266 «понятие ... “ответственность за действия (бездействие), вследствие которых невозможно полное удовлетворение требований кредиторов” шире, чем доведение до банкротства. Оно включает ситуации, когда должник стал не в состоянии рассчитаться по своим обязательствам не из-за действий (бездействия) контролирующего должника лица, однако затем это лицо совершило действия (проявило бездействие), существенно ухудшившие финансовое положение должника» [18, с. 62].

3. Причинно-следственная связь между действиями (бездействиями) контролирующего должника лица и наступлением невозможности полного погашения требований кредиторов.

При этом в пункте 2 статьи 61.11 и абзаце 2 пункте 2 статьи 61.12 закона «О несостоятельности (банкротстве)» установлено уже шесть случаев, когда наличие причинноследственной связи не доказывается заявителем, а презюмируется (контролирующее должника лицо вправе доказывать обратное):

1) причинен существенный вред имущественным правам кредиторов в результате совершения этим лицом или в пользу этого лица либо одобрения этим лицом одной или нескольких сделок должника (совершения таких сделок по указанию этого лица), включая сделки, указанные в статьях 61.2 и 61.3 вышеназванного федерального закона;

2) документы бухгалтерского учета и (или) отчетности, обязанность по ведению (составлению) и хранению которых установлена законодательством РФ, к моменту вынесения определения о введении наблюдения (либо ко дню назначения временной администрации финансовой организации) или принятия решения о признании должника банкротом отсутствуют или не содержат информацию об объектах, предусмотренных законодательством РФ, формирование которой является обязательным в соответствии с законодательством РФ, либо указанная информация искажена, в результате чего существенно затруднено проведение процедур, применяемых в деле о банкротстве, в том числе формирование и реализация конкурсной массы;

3) требования кредиторов третьей очереди по основной сумме задолженности, возникшие вследствие правонарушения, за совершение которого вступило в силу решение о привлечении должника или его должностных лиц, являющихся либо являвшихся его единоличными исполнительными органами, к уголовной, административной ответственности или ответственности за налоговые правонарушения, в том числе требования об уплате задолженности, выявленной в результате производства по делам о таких правонарушениях, превышают пятьдесят процентов общего размера требований кредиторов третьей очереди по основной сумме задолженности, включенных в реестр требований кредиторов;

4) документы, хранение которых являлось обязательным в соответствии с законодательством РФ об акционерных обществах, о рынке ценных бумаг, об инвестиционных фондах, об обществах с ограниченной ответственностью, о государственных и муниципальных унитарных предприятиях и принятыми в соответствии с ним нормативными правовыми актами, к моменту вынесения определения о введении наблюдения (либо ко дню назначения временной администрации финансовой организации) или принятия решения о признании должника банкротом отсутствуют либо искажены;

5) на дату возбуждения дела о банкротстве не внесены подлежащие обязательному внесению в соответствии с федеральным законом сведения либо внесены недостоверные сведения о юридическом лице: в единый государственный реестр юридических лиц на основании представленных таким юридическим лицом документов; в Единый федеральный реестр сведений о фактах деятельности юридических лиц в части сведений, обязанность по внесению которых возложена на юридическое лицо;

6) презюмируется также причинно-следственная связь между невозможностью удовлетворения требований кредиторов и неподачей заявления в арбитражный суд (созыву заседания для принятия решения об обращении в арбитражный суд с заявлением должника или принятию такого решения) в случаях и в срок, которые установлены статьей 9 закона «О несостоятельности (банкротстве)». Несколько непоследовательным выглядит упоминание законодателем того, что бремя доказывания отсутствия такой причинной связи лежит на привлекаемом к ответственности лице (лицах) (абз. 2 п. 2 ст. 61.12). Бремя доказывания отсутствия причинной связи по общему правилу всегда лежит на правонарушителе.

В целом установленные законом «О несостоятельности (банкротстве)» презумпции наличия причинной связи освобождают заявителей от необходимости ее доказывания, а не накладывают бремя опровержения на контролирующих должника лиц. Это бремя на них лежит на основе общих правил привлечения к юридической ответственности. В таких случаях заявитель должен доказать только противоправное поведение и наступление вредных последствий, а причинно-следственная связь и вина предполагаются и могут быть опровергнуты контролирующим должника лицом.

С учетом изложенного абзац 2 пункта 2 статьи 61.12 закона «О несостоятельности (банкротстве)» должен быть, как представляется, сформулирован следующим образом: «Причинная связь между невозможностью удовлетворения требований кредитора и нарушением обязанности, предусмотренной пунктом 1 настоящей статьи, предполагается, пока не доказано иное».

По вопросу увеличения количества презумпций в институте субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц в научной литературе существуют противоположные мнения. С одной стороны, высказаны сомнения относительно обоснованности увеличения в ФЗ № 266 количества правовых предположений, что в определенной степени «противоречит общеправовой и конституционной презумпции добросовестности участников гражданского оборота... В частности, актуальным является вопрос о том, насколько статистически оправданными должны быть указанные презумпции . с учетом серьезности последствий их неопровержения для тех, кому они противопоставляются» [16, с. 55]. Изменение общих правил распределения бремени доказывания является очень серьезным правовым инструментом влияния на судьбу как самого спора, так и его участников, поэтому использование таких средств должно быть крайне продуманным, взвешенным и вызванным объективными причинами (по принципу «по-иному никак нельзя»). С другой стороны, утверждается, что увеличение презумпций призвано «стимулировать процессуальную активность ответчика как лица, обладающего доказательствами» [1, с. 53]. На наш взгляд, увеличение количества доказательственных презумпций должно подчиняться требованию баланса между допустимым объективным вменением и возможностью получения необходимых доказательств стороной, которой сложнее их получить.

4. Вина контролирующего должника лица, которая презюмируется. В этой редакции Закона дается специальное определение невиновности, отличное от общегражданского понятия невиновности, содержащегося в статье 401 ГК РФ, а именно: контролирующее должника лицо признается невиновным, если оно докажет, что действовало согласно обычным условиям гражданского оборота, добросовестно и разумно в интересах должника, его учредителей (участников), не нарушая при этом имущественные права кредиторов, и если докажет, что его действия совершены для предотвращения еще большего ущерба интересам кредиторов. Мы видим, что вина определяется через поведение субъекта, через объективистское понимание вины, так же как и в общих нормах гражданского права.

Кроме того, встает вопрос о нормативном наполнении критериев добросовестности и разумности применительно к контролирующим должника лицам: «для того, чтобы исключить злоупотребления со стороны кредиторов <юридического лица>, которое уже утратило правосубъектность, представляется целесообразным законодательно установить четкие критерии добросовестности и разумности поведения лица, которое осуществляет контроль за деятельностью <юридического лица>. Несоответствие поведения контролирующего должника лица этим критериям будет свидетельствовать о его недобросовестном и неразумном поведении и основанием для возложения на него субсидиарной ответственности по решению суда по обязательствам подконтрольного ему <юридического лица>. ... В настоящее время лишь судейское усмотрение является определяющим фактором при возложении дополнительной имущественной ответственности на контролирующее должника лицо по обязательствам должника» [2, с. 82].

При этом важно обратить внимание на то, что закон «О несостоятельности (банкротстве)» не отменяет действие презумпции вины, вина не доказывается заявителем, а предполагается. Хотя в отдельных публикациях мы можем видеть обратную позицию [3].

Динамика формулировки правонарушения, за которое несет субсидиарную ответственность контролирующее должника лицо, может быть представлена так.

Нетрудно заметить, что содержательно совпадают только формулировки ФЗ № 127 (в первой редакции) и ФЗ № 222, поскольку банкротство - это и есть признание арбитражным судом должника несостоятельным (банкротом) (абз. 2 ст. 2 закона «О несостоятельности (банкротстве)»). Термины «признание должника несостоятельным (банкротом)», «вред, причиненный имущественным правам кредиторов» и «невозможность полного погашения требований кредиторов» далеко не идентичны и требуют в каждом случае самостоятельного содержательного наполнения.

Специальные составы субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц

Необходимо сразу отметить, что нормативное юридико-техническое разделение субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц на две группы (невозможность полного погашения требований кредиторов и неподача (несвоевременная подача) заявления должника) является необоснованным. И в том и в другом случае ответственность наступает за невозможность полного погашения требований кредиторов. В абзаце 2 пункта 2 статьи 61.12 закона «О несостоятельности (банкротстве)» прямо указывается на необходимость наличия причинной связи между невозможностью удовлетворения требований кредитора и нарушением обязанности по подаче заявления.

Все контролирующие должника лица несут ответственность именно за невозможность полного погашения требований кредиторов. Однако закон предусматривает отдельные специальные составы для такой ответственности, которые различаются не по виду вредных последствий (он всегда один - невозможность полного погашения требований кредиторов), а по конкретному наполнению другого и самостоятельного условия ответственности - противоправного поведения контролирующего должника лица. В свою очередь, специфика противоправного поведения обусловливает выделение особых субъектов субсидиарной ответственности за специальные составы привлечения контролирующих должника лиц.

В первой редакции закона «О несостоятельности (банкротстве)» предусматривался лишь один специальный состав субсидиарной ответственности - неподача заявления должника в арбитражный суд в случаях и в срок, которые установлены статьей 9 Закона, за который отвечало лицо, на которого законом возложена обязанность по принятию решения о подаче заявления должника в арбитражный суд и подаче такого заявления. Однако в самой статье 9

Закона упоминался только руководитель должника, который был обязан в указанных в статье случаях подать заявление должника. При банкротстве ликвидируемого должника в качестве субъектов неисполнения обязанности по подаче заявления должника упоминались собственник имущества должника - унитарного предприятия и учредитель (участник) до создания ликвидационной комиссии (назначения ликвидатора) (п. 3 ст. 224), а также ликвидационная комиссия (ликвидатор) (п. 2 ст. 224). Закон «О несостоятельности (банкротстве)» в этой редакции не упоминал в отношении каких-либо лиц об обязанности по принятию решения о подаче заявления должника.

Федеральный закон № 73 предусматривал два специальных состава субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц.

В Федеральном законе № 222 предусматривалось уже три специальных состава субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц. Два первых аналогичны специальным составам ФЗ № 73 с одним отличием: согласно абзацу 5 пункта 4 статьи 10, за неисполнение обязанности по ведению (составлению) и хранению документов бухгалтерского учета и (или) отчетности к субсидиарной ответственности привлекались лица, на которых возложена обязанность организации ведения бухгалтерского учета и хранения документов бухгалтерского учета и (или) бухгалтерской (финансовой) отчетности должника (т. е. не только руководитель должника). Отметим также, что по-прежнему закон «О несостоятельности (банкротстве)» не упоминал о субъектах в части обязанности по принятию решения о подаче заявления должника.

И появился новый специальный состав: совершение уголовного административного, налогового правонарушения (на основании вступившего в силу решения), вследствие которого у должника возникла задолженность, размер которой превышает 50 % всей задолженности кредиторам третьей очереди (абз. 5 п. 4 ст. 10). За этот специальный состав отвечало лицо, являвшееся единоличным исполнительным органом должника в период совершения должником или его единоличным исполнительным органом соответствующего правонарушения (абз. 7 п. 4 ст. 10 закона «О несостоятельности (банкротстве)»).

В законе «О несостоятельности (банкротстве)» в редакции ФЗ № 266 (в части субсидиарной ответственности действует с 30 июля 2017 г. по настоящее время), все «старые» специальные составы субсидиарной ответственности претерпели определенные измен ения, появилось два новых специальных состава.

Обзор специальных составов правонарушений, за которые наступает субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц, представлен ниже.

¹ Постановления: Второго арбитражного апелляционного суда от 12.02.2019 № 02АП-10591/2018 по делу № А31-7345/2016; Восемнадцатого арбитражного апелляционного суда от 15.06.2018 № 18АП-4006/2018, 18АП-3522/2018, 18АП-3521/2018 по делу № А76-23343/2014.

² Постановления Арбитражного суда: Дальневосточного округа от 18.03.2019 № Ф03-721/2019 по делу № А24-6392/2017; Поволжского округа от 20.06.2019 № Ф06-27253/2017 по делу № А65-15550/2016.

Заключение

Под контролирующим должника лицом следует понимать лицо, имевшее право давать обязательные для исполнения должником указания или фактическую возможность иным образом определять действия должника. Период существования такого права или возможности относится к объективной стороне правонарушения и представляет собой юридически значимый период, внутри которого контролирующее должника лицо совершило противоправное действие (бездействие), приведшее к вредным последствиям. В настоящее время он равен трем годам. Такой период целесообразно отсчитывать в прошлое с момента принятия заявления о признании должника банкротом, а не с момента обнаружения признаков банкротства (с учетом отсутствия единообразного законодательного и правоприменительного понимания количества и содержания таких признаков).

Такая легально закрепленная группа контролирующих должника лиц, как «лицо, имеющее право давать обязательные для исполнения должником указания или возможность иным образом определять действия должника», не имеет правового значения, поскольку на момент подачи заявления о привлечении к субсидиарной ответственности объективно не могут существовать лица, имеющие к этому моменту право определяющего влияния на должника и своими действиями приведшие его к банкротству (невозможности удовлетворить требования кредиторов). Такие действия по логике закона «О несостоятельности (банкротстве)» могут быть совершены только до подачи заявления о признании должника банкротом.

Прослеживается очевидная тенденция последовательного увеличения законодателем перечня контролирующих должника лиц: от 4 в первой редакции закона «О несостоятельности (банкротстве)» до 8 (ФЗ № 73), до 12 (ФЗ № 222), до 15 (ФЗ № 266).

Темпоральный принцип применения материально-правовых норм института субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц следующий: понятие контролирующего должника лица, основание и условия его субсидиарной ответственности должны применяться те, которые действовали на момент совершения действия (бездействия), поскольку, согласно конституционному правилу, «никто не может нести ответственность за деяние, которое в момент его совершения не признавалось правонарушением».

За весь период действия закона «О несостоятельности (банкротстве)» основание ответственности контролирующих должника лиц несколько раз менялось. Они отвечали: за признание должника банкротом (доведение до банкротства) (с 02.12.2002 г. по 05.06.2009 г. и с 01.09.2016 г. по 30.07.2017 г.); за вред, причиненный имущественным правам кредиторов (с 05.06.2009 г. по 01.09.2016 г.); за невозможность полного погашения требований кредиторов (с 30.07.2017 г. по настоящее время).

Условия привлечения контролирующего должника лица к субсидиарной ответственности совпадают с общими условиями гражданско-правовой ответственности: противоправное поведение - действие и (или) бездействие контролирующего должника лица, повлекшее невозможность полного погашения требований кредиторов; вредные последствия - невозможность полного погашения требований кредиторов; причинно-следственная связь; вина контролирующего должника лица. По общему правилу три первых условия ответственности доказываются заявителем, вина презюмируется. Закон «О несостоятельности (банкротстве)» в действующей редакции содержит шесть случаев, когда презюмируется не только вина, но и наличие причинно-следственной связи.

Закон «О несостоятельности (банкротстве)» содержит специальное (отличное от общегражданского) понятие невиновности контролирующего должника лица - это совершение им действий согласно обычным условиям гражданского оборота, добросовестно и разумно, в интересах должника, его учредителей (участников), без нарушения при этом имущественных прав кредиторов, и эти действия были совершены для предотвращения еще большего ущерба интересам кредиторов.

Специальные составы субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц различаются по объективной стороне, а именно по тому противоправному действию или бездействию, которое было совершено и которое привело к невозможности удовлетворения требований кредиторов.

Законодатель увеличивает количество специальных составов субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц: от одного в первой редакции закона «О несостоятельности (банкротстве)» до двух (ФЗ № 73), до 3 (ФЗ № 222), до 5 (ФЗ № 266). При этом более разнообразным становится круг субъектов, привлекаемых к ответственности за конкретный состав. Так, за неподачу заявления должника, по закону «О несостоятельности (банкротстве)», в 2002 г. привлекалось три субъекта, с 2017 г. - пять субъектов.

В целом эволюция правового института субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц показывает тенденцию к ее расширению, усилению, усложнению и излишней детализации, что далеко не в полной мере соответствует провозглашенному принципу исключительности такого вида ответственности.

Библиографический список

1. Абрамов С. И. К вопросу о роли правовых презумпций в контексте реформирования института имущественной ответственности при банкротстве // Право и экономика. 2019. № 5 (375). С. 49-57.

2. Алексеева Ю. С., Воскресенская Е. В. Особенности возложения субсидиарной ответственности на участника общества с ограниченной ответственностью в механизме восстановления нарушенных прав кредиторов // Ленинградский юридический журнал. 2018. № 1(51). С. 77-85.

3. Гайдук И. Е., Новокшонова Н. А. Определение вины при привлечении к субсидиарной ответственности контролирующего должника лица // Управление в современных системах. 2018. № 4. С. 49-55.

4. Горбашев И. В. О некоторых материально-правовых аспектах привлечения к субсидиарной ответственности в разъяснениях ВС РФ // Вестник гражданского права. 2018. № 4. С.154-202.

5. Гутников О. В. Ответственность руководителя должника и иных лиц в деле о банкротстве: общие новеллы и недостатки правового регулирования // Предпринимательское право. 2018. № 1. С. 48-60.

6. Гутников О. В. Юридическая ответственность в корпоративных отношениях // Вестник гражданского права. 2014. № 6. С. 51-117.

7. Егоров А.В., Усачева К.А. Доктрина «снятия корпоративного покрова» как инструмент распределения рисков между участниками корпорации и иными субъектами оборота // Вестник гражданского права. 2014. № 1. С. 31-73.

8. Егоров А. В., Усачева К. А. Субсидиарная ответственность за доведение до банкротства - неудачный эквивалент западной доктрины снятия корпоративного покрова // Вестник ВАС РФ. 2013. № 12. С. 6-61.

9. Канцер Ю. А. Привлечение к субсидиарной ответственности контролирующих должника лиц в рамках дела о банкротстве // Общество: политика, экономика, право. 2011. № 4. С. 128-134.

10. Кудряшов А.А. Субсидиарная ответственность контролирующих лиц Должника, как механизм восстановления нарушенных прав кредиторов // Юридическая наука: история и современность. 2018. № 6. С. 104-108.

11. Ломакин Д. В. Концепция снятия корпоративного покрова: реализация ее основных положений в действующем законодательстве и проекте изменений Гражданского кодекса РФ // Вестник ВАС РФ. 2012. № 9. С. 6-33.

12. Любимова Е. Е. Субсидиарная ответственность за невозможность полного погашения требований кредиторов // Арбитражные споры. 2018. № 2. С. 61-71.

13. Рыков И. Ю. Субсидиарная ответственность: тенденции современного менеджмента. М.: Статут, 2019. 195 с.

14. Свириденко О.М. Актуальные вопросы субсидиарной ответственности контролирующих лиц при банкротстве должника // Lex russica. 2018. № 12. С. 18-24.

15. Степанова Е., Каширина Т. Субсидиарная ответственность контролирующих должника лиц: опыт и перспективы // Хозяйство и право. 2011. № 1 (408). С. 84-87.

16. Суворов Е. Д. Возражения субсидиарного должника по обязательствам несостоятельного лица как способ достижения баланса конституционно значимых интересов // Закон. 2018. № 7. С. 50-67.

17. Тарасюк И. М., Шевченко И. М. О некоторых вопросах применения пункта 4 статьи 10 Федерального закона «О несостоятельности (банкротстве)» // Арбитражные споры. 2016. № 2. С. 95-110.

18. Улезко А. Привлечение к ответственности лиц, контролирующих должника // Банковское обозрение. Приложение «БанкНадзор». 2018. № 1. С. 61-65.

19. Файзрахманова Л. М. Актуальные вопросы привлечения должника-налогоплательщика к субсидиарной ответственности при несостоятельности (банкротстве) // Налоги. 2018. № 5. С. 27-30.

20. Шишкина И. Имущественная ответственность контролирующих должника лиц при банкротстве: очередные законодательные новеллы // Хозяйство и право. 2017. № 11. С. 41-61.

21. Advances in Social Science Education and Humanities Research. 2017. Vol. 72. Pp. 528-530.

22. Al-Tawil TN. Piercing the corporate veil: when LLCs and corporations may be at risk // International Journal of Law and Management. 2019. Vol. 61, Issue 2. Pp. 328-344.

23. Anderson H. Piercing the Corporate Veil to Reach the Money for Employees: Why, How and Where to Next? // Company and Securities Law Journal. 2019. Vol. 36, Issue 7. Pp. 536-551.

24. Bin Yu K., Krever R. The High Frequency of Piercing the Corporate Veil in China // Asia Pacific Law Review. 2015. Vol. 23, Issue 2. Pp. 63-87.

25. Dignam A., Oh P. B. Disregarding the Salomon Principle: an Empirical Analysis, 18852014 // Oxford Journal of Legal Studies. 2019. Vol. 39, Issue 1. Pp.16-49.

26. Elbers J. Challenging Prejudice to Creditors Involving Abuse of Separate Identities in Tax Matters; a Dutch Approach // INTERTAX. 2016. Vol. 44, Issue 4. Pp. 324-333.

27. Fabian A. Y. C. The Precariousness of the Corporate Veil to Avoid the Phenomenon of Fraud in Companies // Revista E-Mercatoria. 2016. Vol. 15, Issue 1. Pp. 103-117.

28. Gadzo S., Kovacevic N.Z. Retroactive Application of the Rules on Piercin the Corporate Veil in Tax Matters: an Analysis of Croatian Administrative and Judicial Practice // Zbornik Prav- nog Fakulteta Sveucilista U Rijeci. 2019. Vol. 40, Issue 1. Pp. 345-380.

29. He S. Improvement on the Initiator and Causes of Current «Piercing the Corporate Veil» System // International Conference on Management, Education and Social Science (ICMESS). Qingdao, PEOPLES R CHINA, 2017.

30. Narmania G. Georgian Supreme Court Redefines Personal Liability of Shareholders and

Directors // European Company and Financial Law Review. 2016. Vol. 13, Issue 2. Pp. 453-466.

31. Oglinda B. The Doctrine of Piercing the Corporate Veil // 10th International Conference on Accounting and Management Information Systems (AMIS). Bucharest Univ Econ Studies, Bucharest, ROMANIA, 2015. Pp. 410-420.

32. Petrin M., Choudhury B. Group Company Liability // European Business Organization Law Review. 2018. Vol. 19, Issue 4. Pp. 771-796.

33. Warren M. Corporate Structures, the Veil and the Role of the Courts // Melbourne University Law Review. 2016. Vol. 40, Issue 2. Pp. 657-687.

Размещено на Allbest.ru