Место ходатайств и жалоб в современном уголовном процессе

Introduction

This paper studies motions and complaints in the context of criminal procedure in the Russian Federation. Purpose: to determine the place of the right to file motions and complaints in the structure of rights of persons involved in criminal proceedings, in the system of human rights, the place of motions and complaints in the criminal procedure form, their role in achieving the purpose of criminal procedure. Methods: system analysis, formal and dialectical logic, interpretation of legal norms, comparative historical method, comparative legal method. Results: the sole purpose of criminal procedure is to protect rights and lawful interests ofpersons involved in criminal proceedings. The scope and the very existence of the legal institution of motions and complaints directly depend on the current purpose of procedure. This legal institution is a regulatory implementation of the right to appeal against procedural actions and decisions, which is among the `law-enforcement' principles that currently determine the form (type) of criminal procedure. The scope of this principle includes both complaints and motions. The right to file motions and complaints serves to ensure that substantive rights can be exercised and also has its individual significance among other inalienable human rights as an element of the `right to a right '. The right to file motions and complaints is enshrined in international acts on human rights. The principle of the right to appeal against procedural actions and decisions is the most important guarantee of the purpose of criminal proceedings being achieved, a mandatory component of the criminal procedure form. The right to file motions and complaints consists in legal entitlement to bring into action the state apparatus with the aim of the applicant's procedural interest being satisfied. Conclusions: the right to file motions and complaints is a key right for building criminal procedure relations aimed at protecting the rights and freedoms of persons involved in criminal proceedings.

Keywords: motions; complaints; purpose of criminal procedure; criminal procedure form; principles of criminal procedure; rights and freedoms; persons involved in criminal proceedings

Введение

В настоящее время назначение уголовного судопроизводства обосновано основной конституционной целью - защитой прав и свобод человека, что поднимает значение рассматриваемого нами института на небывалую высоту, однако он традиционно находится на «периферии» интересов как теоретиков, так и практиков. Все это заставляет определить место института ходатайств и жалоб в современном уголовном процессе Российской Федерации.

Наибольший объем интересов лиц, вовлеченных в уголовный процесс, реализуется путем подачи ходатайств и жалоб и их своевременного, обоснованного и законного разрешения [3, с. 920]. УПК РФ закрепляет возможность реализации права на ходатайство и жалобы в принципе права на обжалование процессуальных действий и решений, а также путем формирования полноценного правового института ходатайств и жалоб.

Институт ходатайств и жалоб является инструментом реализации «правозащитных» принципов уголовного судопроизводства, достижения его назначения. Он уравнивает в какой-то мере возможности сторон, выступает средством защиты правового интереса обращающихся.

Говоря о месте данного института, следует обратить внимание на особенность его формирования. Во-первых, он базируется на отдельно выделенном принципе уголовного процесса (ст. 19 УПК РФ). Во-вторых, он отдельно выделен в части 1 УПК РФ (раздел V), посвященной общим положениям, т. е. распространяется на все правоотношения вне зависимости от стадии, формы и т. д. Выделение указанного института на уровне раздела УПК РФ свидетельствует о его равной значимости с такими, как, например, институт участников уголовного судопроизводства, институт мер процессуального принуждения, институт доказательств и доказывания и др.

Цель ходатайств и жалоб - не принятие конкретного решения или производство определенного действия, а реализация имеющихся в связи с процессуальным или реальным статусом лица прав и законных интересов, например установление обстоятельства, изменение процессуального положения и т. д., с помощью производства требуемых действий или принятия решений. Еще один значимый аспект - невозможность реализации таких прав без активности заявителя посредством каких-либо иных уголовно-процессуальных средств [15, pp. 456460]. Только обращение о приобщении предметов, документов может сделать их доказательствами по уголовному делу, только обращение о придания статуса потерпевшего позволит лицу ставить вопрос о возмещении вреда.

Ходатайство направлено на совершение в будущем позитивных действий и, таким образом, имеет перспективный характер, а жалоба - на совершение действий, негативных, изменяющих сложившееся положение и, соответственно, направленность ретроспективную. Таким образом, ходатайство позволяет заранее обеспечить реализацию и защиту прав и свобод, законных интересов лиц, вовлеченных в уголовное судопроизводство, а жалоба связана с уже имеющим место (по мнению жалобщика) нарушением прав и интересов [19, р. 510].

Из этого следует, что роль ходатайств в данном правовом институте должна возрастать, в то время как жалоба - средство сколь необходимое, столь и нежелательное.

Следует особо сказать о соотношении рассматриваемого института и жалоб на приговор. Жалобы, как элемент исследуемого правового института, имеют целью осуществление уголовно-процессуальной деятельности в процессуальной форме, гарантирующей достижение назначения уголовного судопроизводства и восстановление нарушенных в ходе этой деятельности прав до их соответствия процессуальной форме. Жалобы на окончательные решения реализуют не процессуальный (соблюдение формы), а прежде всего материальный интерес. Требования об отмене (изменении) приговора (апелляционного определения) по причине нарушения процессуальной формы заявляются в связи с необходимостью изменения окончательного решения, выражающегося в назначенном (неназначенном) наказании, а не защитой прав и свобод лиц, принимавших участие в уголовном деле [17]. Факты таких нарушений в данном случае используются для достижения искомого «материального» решения, о восстановлении процессуальных прав речь уже не идет.

Правовой институт ходатайств и жалоб прошел длительный путь становления и развития, результатом которого явилось его сегодняшнее состояние, пусть и далекое от совершенства, но в некоторой степени способствующее достижению назначения уголовного процесса. При этом следует отметить, что полноценное формирование указанного института предполагает полный механизм его реализации. Поэтому право на ходатайство неотделимо от права на жалобу, которое является не только самостоятельным правом, но и гарантирует осуществление права на ходатайство через возможность обратиться к полномочиям контрольных и надзирающих инстанций при необоснованном отказе в совершении требуемых действий. Полноценный механизм реализации права на ходатайство и жалобу в качестве средств, обеспечивающих его функционирование, включает ведомственный контроль, прокурорский надзор и судебный контроль.

Если первые два традиционно находятся в системе правового регулирования уголовнопроцессуальных отношений, складывающихся в российском уголовном процессе, и были восприняты при смене государственности (от советской к российской), то судебный контроль стал достаточно новым правовым явлением после советского периода [16, p. 260]. Это вполне объяснимо. В связи с изменением назначения процесса с «борьбы с преступностью» до «защиты прав и свобод» необходимы были новые средства, отделенные от полномочий по уголовному преследованию, и судебный контроль как контроль со стороны органа, не осуществляющего уголовное преследование, представляет собой наиболее эффективное средство реализации права на ходатайство и жалобу. Именно он обеспечивает защиту прав и свобод, выходящих за рамки уголовно-процессуальных отношений в узком смысле - прав и свобод, установленных Конституцией РФ, т. е. является не только высшим, необходимым элементом механизма реализации права на ходатайство и жалобу, но и в историческом контексте завершает формирование данного института. Содержание и само существование судебного контроля за соблюдением прав и свобод человека в уголовном процессе находится в непосредственной зависимости от назначения процесса, что видно из небольшого исторического экскурса.

Истоки формирования современного института ходатайств и жалоб в уголовном процессе

Надо отметить, что о значительной преемственности российского (царского) уголовного процесса и уголовного процесса послереволюционного в части судебного контроля говорить не приходится. Декрет о суде №1 от 14 ноября 1917 г. упразднил действующую систему судов и изменил содержание и характер контроля за соблюдением прав и свобод человека в уголовном процессе.

С первых лет существования советского государства были известны различные формы судебной защиты прав граждан. Характер предварительного следствия первых лет существования советской власти можно охарактеризовать как судебный. Судом контролировалась правильность избрания мер пресечения, законность проведения следственных действий, нарушающих права граждан по их жалобам, решался вопрос о прекращении уголовного дела.

Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР 1922 года изменил ситуацию, исключив из полномочий суда дачу санкций на производство некоторых следственных действий, ограничивающих права человека. Таким образом, возможности суда по контролю за соблюдением прав и свобод человека в уголовном процессе были значительно ограничены и оставались такими до девяностых годов XX века.

Международное правотворчество в области прав человека в этот период развивалось особенно активно, определяя возможности и границы судебного контроля как средства обеспечения прав и свобод человека в уголовном процессе. «Всеобщая декларация прав человека», принятая и провозглашенная резолюцией 217 А (III) Генеральной Ассамблеи ООН, устанавливает: «Каждый человек имеет право на эффективное восстановление в правах компетентными национальными судами в случаях нарушения его основных прав, предоставленных ему конституцией и законом» (ст. 8); «каждый человек, для определения его прав и обязанностей и для установления обоснованности предъявленного ему уголовного обвинения, имеет право, на основе полного равенства, на то, чтобы его дело было рассмотрено гласно и с соблюдением всех требований справедливости независимым и беспристрастным судом» (ст. 10).

Еще одним международным документом, оказавшим влияние как на сам факт существования рассматриваемого института, так и на его построение, стала «Конвенция о защите прав человека и основных свобод» Данная Конвенция заключена 4 ноября 1950 г. в Риме (изм. от 13.05.2004); «Протокол №1» (подписан 20.03.1952 в Па-риже), «Протокол № 4 об обеспечении некоторых прав и свобод помимо тех, которые уже включены в Конвенцию и первый Протокол к ней» (подписан в Страсбурге 16.09.1963), «Протокол № 7» (подписан в Страсбурге 22.11.1984) - в этих документах определены аналогии положения. (далее - Европейская конвенция).

Законодательная реакция СССР на принятие указанных актов была довольно неторопливой, однако в национальном законодательстве СССР и РСФСР появлялись элементы механизма судебного контроля за законностью и обоснованностью вынесения управленческих решений в различных сферах. При этом право на судебное обжалование действий и решений, нарушающих права человека в ходе производства по уголовному делу, закреплено так и не было.

Если следовать хронологии, то первым шагом по формированию судебного контроля за соблюдением прав и свобод человека (и соответственно полноценного института ходатайств и жалоб) в уголовном процессе в национальном правотворчестве стала «Декларация прав и свобод человека и гражданина», принятая Верховным Советом РСФСР 22 ноября 1991 г. (ст. 8, 9, 11, 21, 30, 32).

Ко времени завершения советского периода истории России основные предпосылки формирования судебного контроля за соблюдением и защитой прав человека в уголовном процессе были задекларированы. Предстоящая работа по его регламентации и закреплению в уголовном процессе должна была превратить декларации в действующий механизм.

Основой могли служить наработки по организации судебного контроля в других сферах, уже имевшиеся в законодательстве. «Следственный» характер досудебного производства, необходимый для борьбы с преступностью, являвшейся в то время непосредственной задачей уголовного процесса, тормозил процесс выхода за рамки прокурорского надзора и ведомственного контроля при рассмотрении вопросов о нарушении прав человека при расследовании уголовных дел. Только признание идеи состязательности, как формирующей весь уголовный процесс, могло привести к закреплению судебного контроля за досудебным производством на законодательном уровне.

Нерешенная проблема реализации задекларированных прав и свобод человека и гражданина в отраслях, имеющих наибольшую склонность к применению государственного принуждения (прежде всего в сфере уголовного судопроизводства), подталкивала правоприменителя к поиску. Попытки решения вопросов судебного контроля за соблюдением прав человека в ходе производства по уголовному делу методами и средствами не уголовнопроцессуального характера неоднократно предпринимались на практике, однако Верховный Суд РФ, как представляется, правомерно указывал на недопустимость применения таких средств и методов Некоторые вопросы судебной практики по гражданским делам: Обзор судебной практики Верховного Суда РФ // Бюл. Верхов. Суда Рос. Федерации. 1999. № 8. С. 17..

Следующий по хронологии шаг в развитии изучаемого института - внесение в УПК РСФСР изменений, регулирующих обжалование в суд решений и действий, связанных с задержанием подозреваемого и применением меры пресечения в виде заключения под стражу О внесении изменений и дополнений в Уголовно-процес-суальный кодекс РСФСР: закон РФ от 23 мая 1992 г. № 2825-I // Ведомости СНД и ВС РФ. 1992. № 25, ст. 1389. (Утратил силу)..

Конституция РФ 1993 года стала самым последовательным и всеобъемлющим документом, окончательно утвердившим возможность судебного обжалования решений и действий на предварительном следствии. Однако различное понимание указанных положений Конституции обусловило отсутствие единообразия в их применении на практике. В разрешении этого вопроса большую роль сыграл Конституционный суд РФ.

Из 147 постановлений Конституционного суда РФ о проверке конституционности нормативных актов, вынесенных в период до 1 июля 2002 г. (до вступления в силу УПК РФ), 29 напрямую касались уголовно-процессуальных отношений. Из этих 29 постановлений 6 (21%) напрямую касались именно судебного контроля за соблюдением прав человека в ходе производства по уголовному делу (вопросы возможности, порядка и процедуры обжалования в суд действий и решений органов дознания, следователей и прокуроров).

В связи с решениями Конституционного суда РФ в УПК РСФСР были внесены некоторые изменения. Они коснулись возможности обжалования в суд постановления о прекращении уголовного дела и постановления об отказе в возбуждении уголовного дела. По общему закрепленному в УПК РСФСР правилу, жалобы на действия и решения дознавателя, органа дознания и следователя рассматривал прокурор, а жалобы на действия и решения прокурора - вышестоящий прокурор. Однако УПК РСФСР (ст. 209, 218-220.2) также устанавливал, что арест или продление срока содержания под стражей, а также отказ органа дознания, следователя, прокурора в возбуждении уголовного дела или прекращение ими уголовного дела на стадии расследования (с 1 января 1997 г.) могли быть обжалованы в суд по месту производства либо по месту содержания под стражей обвиняемого или подозреваемого О внесении изменений и дополнений в Уголовно-про-цессуальный кодекс РСФСР и Исправительно-трудовой кодекс РСФСР в связи с принятием Уголовного кодекса Российской Федерации: Федер. закон Рос. Федерации от 21 дек. 1996 г. № 160-ФЗ // Собр. законодательства Рос. Федерации. 1996. № 52, ст. 5881. (Утратил силу)..

Этот круг обжалуемых решений был расширен постановлениями Конституционного суда РФ. Эти решения связаны, прежде всего, с тем, что необходимо было, в соответствии с Конституцией РФ, распространить судебный контроль на защиту прав человека в ходе всего производства по уголовному делу, урегулировав разрешение нормами уголовно-процессуального закона. На тот момент законодатель в большинстве случаев не определял порядка рассмотрения подобных жалоб. Далеко не всегда конкретные разъяснения о процедуре осуществления судебно-контрольных действий содержались и в постановлениях Конституционного суда РФ. Во многих случаях авторы этих документов ограничиваются тем, что предлагают судам прибегать к правилам процессуальной аналогии. В этой связи очередной пробел в уголовно-процессуальном законодательстве вызывал у судей определенные сложности в применении норм УПК РСФСР, что привело к дальнейшему реформированию исследуемого института.

Таким образом, к моменту принятия УПК РФ судебный контроль за защитой прав и свобод человека в уголовном судопроизводстве уже был закреплен в Конституции, постановлениях Конституционного суда РФ и Уголовнопроцессуальном кодексе, но сформирован был лишь фрагментарно.

Полноценно уголовно-процессуальный институт ходатайств и жалоб был сформирован в УПК РФ, где ему посвящен раздел V.

Таким образом, можно сделать вывод о том, что институт ходатайств и жалоб развивался вместе со всем уголовным процессом. Наиболее активно это происходило в периоды, когда назначением уголовного судопроизводства становилась защита прав и свобод лиц, вовлекаемых в уголовное судопроизводство. Указанное развитие значительным образом тормозилось в периоды преобладания публичных целей над частными. Все это подчеркивает зависимость рассматриваемого института от назначения уголовного судопроизводства, формирующего тип уголовного процесса.

Ходатайства и жалобы как элемент уголовно-процессуальной формы

В зависимости от конкретных потребностей социума, выраженных, прежде всего, в основных законах, уголовный процесс имеет совершенно определенное назначение (цель) на конкретных исторических этапах развития общества. Назначение уголовного судопроизводства сводится к достижению одной из двух целей, находящихся на различных «полюсах», - защите общества от преступности (материально-правовая, публичная цель) или защите прав и законных интересов лиц, вовлекаемых в уголовное судопроизводство (процессуально-правовая, частная цель). Взаимосвязь данных объектов не позволяет говорить об их абсолютной противоположности, однако чем больше в «общем объеме» назначения занимает одна идея, тем меньше в нем остается места для другой. При этом вторая неизбежно становится средством достижения единственного назначения. Представляется, что ключевым моментом в определении актуального назначения российского уголовного судопроизводства является статья 2 Конституции РФ. Наличие в главе 1 Конституции РФ положений об основных ценностях, признаваемых и охраняемых государством, определяет направленность и назначение всей государственной деятельности и позволяет в качестве единственного назначения уголовного процесса задекларировать защиту прав и законных интересов лиц, вовлекаемых в уголовное судопроизводство.

Уголовно-процессуальная форма - это комплексное средство достижения назначения уголовного судопроизводства [5]. В самом упрощенном понимании она представляет собой процедуру производства по уголовным делам, регламент как совершения отдельных процессуальных действий, так и реализации всей уголовно-процессуальной деятельности. Достаточно часто понятие уголовно-процессуальной формы отождествлялось с нормативной моделью судопроизводства. Однако достижение назначения уголовного процесса посредством формы возможно, если вся рассматриваемая процедура согласована между собой и подчинена единому назначению, поэтому даже нормативистское понимание данного феномена, как правило, сопровождается стремлением ряда авторов выявить ее системообразующее ядро и предъявить ко всем элементам единые требования.

И.Б. Михайловская выделяет такие структурные элементы процессуальной формы, как цель, функции и принципы [10]. Полагаем, следует согласиться с таким подходом по следующим причинам. Единая направленность уголовного процесса - обязательное условие его функционирования. Стадийное построение уголовного процесса, обеспечивающее «объективизацию» принимаемых решений через практику различных властных субъектов, позволяет принять наиболее правосудное, проверенное разными, не связанными друг с другом людьми решение. Однако при противоположности их взглядов на саму задачу всей деятельности такой плюрализм не позволит принять решение. Если следователь считает основной задачей уголовного процесса достижение «объективной» истины, он совершенно оправданно игнорирует или преодолевает все препятствия, существующие для этого, в т. ч. и права всех тех лиц, которых он в уголовный процесс вовлекает. В то же время прокурор, также находящийся в цепи субъектов, принимающих решение по делу, при его понимании назначения уголовно-процессуальной деятельности как правоохранительной по отношению ко всем вовлекаемым субъектам (в т. ч. и подозреваемого, обвиняемого) никогда не согласится с таким производством по делу, что неминуемо приведет к ситуации, в которой уголовное дело не пройдет на следующий этап. Такие же конфликты возможны и между субъектами, принимающими решения на любых других стад иях. Конечно, практика найдет выход и из такой ситуации и все нижестоящие инстанции «подстроятся» под понимание инстанции конечной, однако оптимальное функционирование уголовно-процессуальной деятельности предполагает единонаправленную деятельность при производстве по уголовному делу с самого начала. Это не только обеспечит согласованное достижение общего назначения на всех этапах производства, но и позволит больше внимания уделить определению позиции каждого из принимающих решение о доказанности деяния, на всех этапах одинаково обеспечивать меры государственного принуждения.

Таким образом назначение уголовного судопроизводства, как элемент уголовно-процессуальной формы, задает общие ориентиры всей уголовно-процессуальной деятельности.

Уголовно-процессуальные функции должны быть согласованы с назначением уголовного судопроизводства. Так, при рассмотрении функции обвинения как функции абсолютной, не в связи с «правоохранительным» назначением процесса, ее носитель совершенно оправданно не будет включать в ее содержание необходимость соблюдения прав частных лиц. В то же время сторона защиты, осуществляя лишь «защиту от обвинения», может также абстрагироваться от необходимости обеспечения своих процессуальных прав, сосредоточившись исключительно на отстаивании материальноправовых интересов. Особо следует сказать об опасности абсолютизации функции «разрешения дела», что неминуемо влечет «сращивание» суда с одной из сторон. Все это приведет к недостижению назначения уголовного процесса при неверном, не согласованном с ним понимании содержания уголовно-процессуальных функций. Другое дело, если функция будет рассматриваться как функция «участия в состязательности», обеспечении прав и свобод человека. Тогда суд сможет разрешить дело, только «отодвинувшись» от сторон, а стороны обвинения и защиты должны будут полноценно обеспечивать защиту прав участников процесса.

Таким образом, функции, их конкретное нормативное содержание, приводят к реализации назначения уголовного судопроизводства в уголовно-процессуальной деятельности. Это обеспечивается посредством закрепления в списке полномочий, прав и обязанностей участников процесса не только тех, которые обеспечивают возможность реализации «внутренних» задач каждого из субъектов, но и общих, формирующих в совокупности тип уголовного процесса. Тем самым функции являются элементом уголовно-процессуальной формы, обеспечивающим движение уголовного процесса, причем в том направлении, которое обозначено назначением процесса.

Принципы являются «границами», «пределами», в которых осуществляется уголовно-процессуальная деятельность. В свою очередь, содержательная сторона принципов определяется назначением уголовного судопроизводства. При различном толковании содержательного аспекта назначения уголовного судопроизводства (применение норм материального права, борьба с преступностью, достижение истины, защита прав лиц, вовлеченных в уголовный процесс, либо любое другое понимание) все авторы согласны с тем, что все нормы уголовно-процессуального закона должны способствовать достижению цели. Вместе с тем перечень принципов существенно варьируется в публикациях различных авторов.

Определение структурных элементов процессуальной формы (цель, функции, принципы) и их содержательное раскрытие будет неполным при игнорировании того факта, что, как уже упоминалось, в силу различных потребностей общества на разных этапах своего развития, уголовный процесс может иметь совершенно различное назначение, вследствие чего и возникает необходимость определения иерархии принципов для конкретного исторического момента. В зависимости от типа процесса на первое место в иерархии выходит либо «репрессивная», «розыскная» сторона уголовного процесса, либо его «охранительное» (применительно к тем частным лицам, которые в него вовлекаются) назначение. Аналогична ситуация и в отношении принципов уголовного процесса.

Причем подавляющее большинство авторов либо прямо заявляют о «рядоположенности» принципов, либо вообще не затрагивают вопрос об иерархичности их системы. Только в последние десятилетия появились работы, в которых так или иначе рассматривается проблема иерархии принципов. Так, А. В. Смирнов считает, что принципы судопроизводства «взаимосвязаны и составляют единую иерархическую систему... Однако именно потому, что они составляют систему, не все принципы абсолютно равнозначны» [14, с. 201]. Полностью разделяем это мнение. Уголовно-процессуальная деятельность требует регулирования разностороннего. Это вытекает из того, что она является попыткой компромисса различных, чаще всего противоположных, интересов. Как уже было сказано ранее, соотношение публичных и частных интересов, приоритет одного над другим в связи с актуальным назначением всей уголовно-процессуальной деятельности, формируют уголовно-процессуальную форму, содержание которой и определяет иерархию принципов уголовного процесса.

Вышеуказанное единственное назначение уголовного процесса предопределяет в современном уголовном процессе главенствующую роль принципов, направленных на охрану и защиту прав и свобод личности в уголовном судопроизводстве.

Уголовно-процессуальные принципы классифицируют на принципы, обеспечивающие права и свободы человека в уголовном процессе, и принципы, определяющие порядок производства по делу. Исходя из изложенного выше, приоритетная роль нами отводится именно принципам, обеспечивающим права и свободы человека в уголовном судопроизводстве. При этом отметим, что, как и любое разделение элементов единой системы (необходимое для анализа как всей системы, так и каждого ее элемента), такое разделение в достаточно большой степени является условным. Каждый из принципов, действуя в совокупности с другими, направлен и на установление порядка производства по делу и на обеспечение прав и свобод человека. Однако следует указать на большее «правоохранительное» значение таких принципов, как:

- уважение чести и достоинства личности (ст. 9 УПК РФ);

- неприкосновенность личности (ст. 10 УПК РФ);

- охрана прав и свобод человека и гражданина в уголовном судопроизводстве (ст. 11 УПК РФ);

- неприкосновенность жилища (ст. 12 УПК РФ);

- тайна переписки, телефонных и иных переговоров, почтовых, телеграфных и иных сообщений (ст. 13 УПК РФ);

- презумпция невиновности (ст. 14 УПК РФ;

- состязательность сторон (ст. 15 УПК РФ);

- обеспечение подозреваемому и обвиняемому права на защиту (ст. 16 УПК РФ);

- право на обжалование процессуальных действий и решений (ст. 19 УПК РФ).

Правовой институт ходатайств и жалоб является нормативной реализацией принципа права на обжалование процессуальных действий и решений, относящегося к числу «правоохранительных» принципов, в настоящее время определяющих форму (тип) уголовного процесса.

При попытке раскрытия содержания принципа, обозначенного в статье 19 УПК РФ, возникает главный вопрос: входят ли в его состав только жалобы, или он охватывает и такое процессуальное явление, как ходатайство? Прежде всего следует отметить, что ходатайства и жалобы в уголовно-процессуальном регулировании имеют одинаковое назначение. Они направлены на приведение в «действующее», «рабочее» состояние имеющиеся у обращающегося права. И то и другое представляют собой юридическое выражение воли участника процесса на пользование своими правами, которые без вмешательства государства не могут быть реализованы.

При этом ходатайство следует рассматривать как требование о принятии позитивного решения (совершения действия, бездействия), которое должно быть принято (совершено) исходя не из произвольного усмотрения ходатая, а из публичной обязанности соответствующего органа в рамках осуществления его функции. Ходатайствами можно признать только такие требования, которые могут повлечь юридически значимые в рамках уголовного дела последствия. При заявлении ходатайства о совершении следственных действий обращающийся преодолевает бездействие уполномоченного субъекта, ведущее к неустановлению каких- либо элементов предмета доказывания, при обращении с требованием о прекращении уголовного преследования - бездействие, выраженное в непринятии законного решения по делу и т.д.

Таким образом, не только жалоба является разновидностью ходатайства, так как содержит в себе требование о совершении, кроме констатации факта нарушения прав, действий по восстановлению нарушенного права, но и ходатайство является разновидностью жалобы, так как приводит к совершению действий, обязательных для уполномоченного органа или лица, но не совершенных им в нарушение возложенной на него функции. Несмотря на существенные различия, и ходатайства и жалобы представляют собой единое правовосстановительное средство, что позволяет нам включать в содержание рассматриваемого принципа и то и другое.

Рассматриваемый принцип уголовного процесса прежде всего включает в себя само субъективное право на ходатайства и жалобы. Для определения места данного права в системе прав человека следует обратиться к ее структуре и рассмотреть некоторые различающиеся подходы к ее организации, имеющие значение для решения поставленной задачи.

Право на ходатайства и жалобы как неотъемлемое право человека

«Современный каталог прав человека, зафиксированный в международно-правовых документах и конституциях правовых государств, - результат длительного исторического становления эталонов и стандартов, которые стали нормой современного демократического общества» [11, с. 13]. Права человека разнообразны и многогранны. Они позволяют обеспечивать развитие каждой конкретной личности и способствуют организации всего общества как системы, обеспечивающей учет как частных, так и публичных интересов.

«На становление прав человека решающее влияние оказала естественно-правовая доктрина, утвердившая приоритет прав человека и определившая новые параметры взаимоотношений между индивидом и властью» [11, с. 21]. Л. П. Рассказов и И. В. Упоров называют сущностные особенности естественных прав человека:

«1) возникновение с момента рождения;

2) неотчуждаемость (неотъемлемость);

3) выражение наиболее существенных возможностей развития человека;

4) непосредственный и объективных характер реализации» [13, с. 15].

Что касается последнего тезиса авторы отмечают, что, во-первых, естественные права «реализуются непосредственно, то есть без какого бы то ни было правоприменительного акта... При определенных обстоятельствах они могут быть уменьшены в объеме, в то время как для других конституционных прав... требуется оформление юридических документов. Во- вторых, реализация естественных прав осуществляется объективно, независимо от воли людей» [13, с. 14].

Они же выделяют среди естественных прав человека первичные (фундаментальные), включающие в себя право на жизнь, свободу, достоинство личности и личную неприкосновенность, и все иные естественные права, исходящие из основных либо входящие в первичные в качестве частей, их составляющих [13, с. 16-17].

В. М. Капицын отмечает, что права человека традиционно разделяются на естественные (неотъемлемые, прирожденные) и приобретенные (гражданские - фиксированные нормами, установленные в результате усилий). Основными (фундаментальными) правами человека являются определенные мыслителями и обозначенные в декларациях. Производные (конституционные) - закрепленные в конкретной Конституции и получившие государственные гарантии через нормы прямого действия. «Конституционные права не могут не отличаться от основных» [6, с. 45].

Думается, что с указанным делением можно поспорить. Нормативное закрепление основных прав человека в Конституции государства не делает их производными, не устраняет их «неотъемлемости» и не меняет их содержания. Основные права - это и есть конституционные права. Такая трактовка вытекает, например, из совместного анализа статьей 17 и 55 Конституции Российской Федерации, где отмечается, что перечисление в Конституции основных прав и свобод не должно толковаться как отрицание или умаление других общепризнанных прав и свобод человека и гражданина.

Если согласиться с тем, что назначение субъективного права состоит в защите личности от произвола властей, то «естественные, неотъемлемые права» станут выражением противостояния личности любым государственновластным полномочиям, обеспечивая человеку территорию автономности, на которую не может произвольно претендовать государство [12]. В связи с этим теряет смысл идея о предоставлении государством личности каких- либо возможностей и на первое место выходит идея о том, что именно государство для обеспечения этой автономности должно использовать имеющиеся у него возможности по требованию личности.

В условиях демократического строя «дозволительное» право возможно только в совокупности с существованием «разрешительного» принципа. То есть в отношении личности, объединений действует принцип «дозволено все, что не запрещено законом», а в отношении органов и должностных лиц государства противоположный принцип - «дозволено только то, что прямо разрешено законом. «При этом имея в ряде сфер общественной жизни общее значение, этот разрешительный принцип, характеризующий типы регулирования, в условиях демократического строя должен обладать исключительным и категорическим действием в отношении всех органов и учреждений государства и должностных лиц. С позиций конституционного права - государственной власти в целом» [1, с. 673-673]. Таким образом, дозволение осуществляется только в отношении полномочий государства на вторжение в права человека, а права лица частного остаются незыблемой «территорией» автономности.

Как считает С. С. Алексеев, «есть серьезные основания в число неотъемлемых прав человека включить, наряду с другими общепризнанными категориями, также “право на право” [1, с. 665]. Полностью поддерживаем данную точку зрения и считаем, что право на ходатайство и жалобу как обязательный элемент «права на право» является неотъемлемым правом человека.

Такой подход подтверждается и при анализе взглядов на содержание основных прав человека, предложенных исследователями в своих классификациях.

Франсуа Люшер систематизирует права человека, выделяя среди прав человека право на неприкосновенность личности, которое, в свою очередь, включает в себя:

1) право на правосудие, состоящее в том числе в праве на:

- свободный доступ к правосудию (на обращение в суд, на наилучшее отправление правосудия, на двухступенчатое судебное разбирательство, на обжалование судебных решений);

- беспристрастного судью (в т. ч. на состязательность процесса);

2) право на правовую защиту личности, состоящее в том числе в праве на:

- процессуальную защиту;

- защиту от произвола [8, с. 288-291, 300301, 321-330].

Право на ходатайство и жалобу, как элемент права на свободный доступ к правосудию, беспристрастного судью, процессуальную защиту, защиту от произвола и т.д., является, по этой классификации, составной частью права на неприкосновенность личности.

В классификации прав, предложенной Всеобщей исламской декларацией прав человека, среди задекларированных прав содержится перечень прав, неотъемлемой составной частью которых является право на ходатайство и жалобу:

«- право на справедливость, то есть на отношение в соответствии с законом; право и обязанность протестовать против несправедливости; право требовать возмещения необоснованного ущерба и справедливого решения независимого суда в споре с органами государственной власти или другим лицом; защищаться против предъявленного обвинения; право и долг защищать любого другого человека или общину; право отказаться выполнить противоречащий Закону приказ, от кого бы он не исходил;

- право на справедливый судебный процесс;

- право на защиту против превышения власти» Всеобщая исламская декларация прав человека: принята Исламским советом Европы 19.09.1981 г. в Париже. URL: https://www.worldislamlaw.ru/?p=2671..

По мнению Е. А. Лукашевой, «правовой статус состоит из субъективных, том числе процессуальных прав: на обращение в государственные органы с жалобами и петициями, на защиту своих прав и свобод всеми способами не запрещенными законом, на обращение в суд и др. Однако объективно-правовые принципы этих процедур (административных, судебных, организационных) находятся за пределами субъективных прав, а значит, и правового статуса и являются гарантиями обеспечения этого статуса... В правах и свободах выражена та мера свободы, которая позволяет совмещать ее со свободой других людей. Права человека - это субъективные права, выражающие не потенциальные, а реальные возможности индивида, закрепленные в конституциях и законах» [11, с. 91-95].

Не можем разделить указанное мнение в части определения места процессуальных прав исключительно как гарантий осуществления, средств защиты прав материальных. Правовой статус включает в свое содержание систему прав и обязанностей, законодательно закрепляемых государством. Система прав включает в себя права материальные, безусловно являющиеся предметом защиты и входящие в объем правового статуса, и процессуальные. Последние также и сами по себе являются предметом защиты, имеют самостоятельную ценность для формирования полноценного процессуального статуса человека. Так, без права на обращение человек не может сознавать себя частью государства, вести с ним диалог; право на защиту своих прав определяет место человека в общественном устройстве и возможность участия в разрешении конфликтов и т.д.

Таким образом, не отрицая значения права на ходатайство и жалобу как гарантию реализации материальных прав, хочется подчеркнуть и самостоятельность данного права в ряду неотъемлемых (естественных) прав человека как одной из необходимых составляющих «права на право».

«Практика государств, признающих естественноправовую доктрину происхождения прав человека, отнюдь не отвергает их позитивистского оформления» [11, с. 24]. Позитивное право новой эпохи, вся юридическая система страны призваны по самой своей сути, всем арсеналом своих средств и механизмов стать правом человека в объективном смысле [1, с. 671]. Такое оформление осуществлено на высшем уровне в различных международноправовых актах, оформляющих правовой статус человека. К действующим в настоящее время и формирующим российскую систему прав человека следует отнести Всеобщую декларацию прав человека 1948 г., Конвенцию о защите прав человека и основных свобод 1950 г., Международный пакт о гражданских и политических правах 1966 г. и др. Из них особо необходимо отметить Европейскую конвенцию как имеющую четкую систему реализации через Европейский Суд про правам человека (ЕСПЧ). Практика данного суда позволяет яснее понимать содержание каждого из задекларированных прав, подлежащих защите, и всего правового статуса личности, формировать национальную платформу защиты этих прав в рамках единого правового пространства.

В Европейской конвенции закреплены следующие права, обеспечение которых осуществляется в уголовном судопроизводстве посредством права на ходатайство и жалобу:

1. Право на свободу и личную неприкосновенность (ст. 5 Европейской конвенции), в содержание которого включается право на обжалование любых действий и решений, направленных на ограничение свободы и личной неприкосновенности. Следует отметить, что нарушение данного права может быть выражено не только в лишении свободы, но и в действиях, например, по ограничению свободы передвижения даже на непродолжительный период (См.: постановление Европейского Суда по жалобам № 11436/06 и 22912/06 «Митянин и Леонов против Российской Федерации» (вынесено 7 мая 2019 г., вступило в силу 7 августа 2019 г.).

Одной из гарантий, направленных на защиту личной свободы, является принцип «равенства оружия» - один из основных инструментов прав, свойственных процедуре судебного рассмотрения, согласно Конвенции [21, р. 517]. Данный принцип последовательно реализуется с помощью права на ходатайство и жалобу. В российском законодательстве именно право на судебное обжалование решений о заключении под стражу положило начало формированию современного института ходатайств и жалоб. В обоснование своей точки зрения в состязательном судебном процессе по вопросу применения мер пресечения стороны используют право на ходатайство о проведении следственных действий, приобщении доказательств, право на обжалование решения о привлечении лица в качестве обвиняемого, квалификации деяния по конкретной статье УК РФ и т.д.

Входит в содержание рассматриваемого права и право на оперативное рассмотрение судом жалобы на уголовно-процессуальное решение, повлекшее лишение свободы [23]. Так, согласно постановлению ЕПСЧ по жалобе № 33938/08 «Андрущенко против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 24 марта 2020 года), рассмотрение жалобы на заключение под стражу в течение 32 дней явилось нарушением пункта 3 статьи 5 Европейской конвенции. Таким образом, в состав права на свободу и личную неприкосновенность включается право на обжалование решения о лишении свободы, корреспондирующееся с обязанностью процессуальных органов своевременно рассмотреть ее по существу.

2. Право на справедливое судебное разбирательство (ст. 6 Европейской конвенции), имеющее довольно сложный состав.

Составной частью права на справедливое судебное разбирательство, согласно установившейся практике Европейского Суда, является право на доступ к правосудию. В отсутствие самого судебного разбирательства нет возможности реализовать такие необходимые характеристики процесса, как справедливость, публичность, динамизм. Поэтому право требования доступа к правосудию посредством заявления ходатайств и жалоб является частью права на доступ к правосудию.

Составным элементом понятия «справедливое судебное разбирательство» является принцип состязательности и равенства процессуальных возможностей сторон и роль суда как независимого арбитра, одинаково тщательно прислушивающегося к аргументам обеих сторон [24, рр. 276-280]. У суда данные аргументы появляются посредством заявления ходатайств, которые должны быть обоснованно разрешены.

Так, ЕСПЧ в своем постановлении по жалобе № 29842/11 «Масленников против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 8 октября 2019 г.) указал на нарушение пункта 1 статьи 6 Европейской конвенции действиями суда, выразившимися в отсутствии оценки доводов лица о его невиновности, заявленных при приобщении к делу доказательств и отсутствии мотивированного решения по поводу игнорирования доказательств, приобщенных к делу по ходатайству стороны. В постановлении Европейского Суда по жалобе № 2992/06 «Белугин против Российской Федерации» (вынесено 26 ноября 2019 г., вступило в силу 26 февраля 2020 г.) установлено нарушение пункта 1 статьи 6 Конвенции в связи с тем, что ходатайство заявителя об объявлении его признательных показаний неприемлемыми не являлось предметом полного, независимого и тщательного рассмотрения и оценки судом первой инстанции. В постановлении Европейского Суда по правам человека по жалобе № 48364/11 «Проскурников против Российской Федерации» (вынесено и вступило в силу 1 сентября 2020 г.) указано, что необоснованное отклонение ходатайства стороны защиты о проведении судебной экспертизы и использование в качестве обоснования вины выводов, сделанных в заключении эксперта - сотрудника правоохранительных органов, является нарушением права на справедливое судебное разбирательство. Заявитель не мог оспорить заключение судебной экспертизы, представленное стороной обвинения. В результате отказа в удовлетворении ходатайства он был лишен возможности представить аргументы в свою защиту на тех же условиях, что и сторона обвинения.

Данные решения указывают на содержание в праве на справедливое судебное разбирательство права на заявление ходатайств и жалоб. Нарушение корреспондирующейся с ним обязанности на рассмотрение этих обращений по существу расценивается как нарушение права на справедливое судебное разбирательство.

3. Право на эффективное средство правовой защиты (ст. 13 Европейской конвенции).

Статья 13 определяет принципиальный подход создателей Европейской Конвенции и позицию Европейского Суда по вопросу осуществления субъективного права на защиту от противоправных покушений на права и свободы, защищаемые Конвенцией со стороны госу- дарств-участников. Рассматриваемая статья рассчитана на ситуацию, когда предполагаемое нарушение прав и свобод имело место со стороны публичных властей [20]. В большей мере данное право носит процессуальный характер, закрепляет и гарантирует право подачи жалобы в компетентную национальную инстанцию, а также право на позитивное требование о совершении действий (бездействия) и принятии решений, направленных на соблюдение прав обратившегося. В связи с этим нарушение статьи 13 Европейской конвенции, как правило, оценивается ЕСПЧ не отдельно от нарушений других статей, а как сопутствующее иным нарушениям.

Данное право не подразумевает под собой право на обращение в суд. Оно вытекает из других статей Европейской конвенции. Рассматриваемое право побуждает создать систему национальных инстанций, обеспечивающих рассмотрение ходатайств и жалоб по существу, и правомочных при удовлетворении обращения восстановить права, нарушенные при официальной (в нашем случае - уголовнопроцессуальной) деятельности органов и должностных лиц государства. Причем данная система должна быть комплексной, так как единичные инстанции не могут полноценно обеспечить эффективную правовую защиту. В компетенцию же суда не входит надзор за функционированием данной системы по существу. Суд становится частью этой системы только при обращении к нему за судебной защитой. Такое разделение необходимо, дабы не смешивать функции суда и иных государственных органов и обеспечить независимость суда в вопросах обеспечения прав и свобод человека.

Как видно, указанная норма является системообразующей для организации и функционирования механизма реализации права на ходатайство и жалобу в рамках уголовнопроцессуальной деятельности.

4. Статья 14 Европейской конвенции декларирует запрещение дискриминации.

Она не имеет самостоятельного значения в том смысле, что гарантирует всем равное пользование правами и свободами только в тех случаях, когда речь идет о правах и свободах, предусмотренных Европейской конвенцией [22]. Поэтому, как и в отношении статьи 13, ее нарушение ЕСПЧ, как правило, отдельно от нарушений других статей не оценивает, а определяет как сопутствующее.