Образы людей по библейским цитатам

Размещено на http://www.allbest.ru/

Образы людей по библейским цитатам

Содержание

Введение

1. Старец Зосима

2. Иван - толкователь Ветхого и Нового Завета

3. "Пшеничное зерно" - Маркел

4. Кана Галилейская

5. "Ветхие люди"- Иван и Смердяков и "новый Человек" - Митя

6. Илюша - пшеничное зерно

7. Кто писал

Заключение

Литература

Введение

Романы Достоевского богаты текстами в тексте, цитатами, аллюзиями, реминисценциями, отсылающими к произведениям русской и зарубежной литератур. Однако без привлечения библейского текста невозможно понять и оценить творчество писателя во всей его полноте, сложности и оригинальности. В «Преступление и наказание», «Бесы», «Братья Карамазовы» введены длинные евангельские отрывки - такие, как эпизоды с воскрешением Лазаря ( Ин 11, 1-44 ), с бесноватым из Гадаринской страны ( Лк 8, 32-36), Послание Лаодикийской церкви ( Ап 3, 14-17), фрагмент из эпизода Свадьбы в Кане Галилейской ( Ин 2, 1-11), а также огромное количество прямых и косвенных цитат из Св. Писания, количество которых неуклонно нарастает к последнему роману настолько, что почти каждая страница содержит эти цитаты. [13. 23-24]

Последний, самый грандиозный по замыслу роман Достоевского «Братья Карамазовы» был задуман как широкая социально-философская эпопея о прошлом, настоящем и будущем России, преломленных сквозь призму «истории одной семейки» и судьбы нескольких ее представителей. Рассказом о трагическом разладе в семье, закончившемся убийством старика Карамазова, Достоевский воспользовался для изображения картины брожения всех слоев пореформенного русского общества, анализа интеллектуальных исканий интеллигенции». [15. 5]

Эпиграфом к роману Достоевский взял слова из Евангелия от Иоанна: «Если пшеничное зерно, падши на землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин 12:24).

Роман отражает вековечную борьбу между религией и атеистическим гуманизмом. Без решения главного вопроса, который обычно формулируется «есть ли Бог?», герои Достоевского, так же, как и он сам, жить не умеют и не хотят, несмотря на вдохновенные панегирики в честь «живой жизни». Россия переживает страшный кризис, российский народ духовно и ценностно дезориентирован - это проблема чрезвычайно тревожила Достоевского, и, естественно, именно поэтому она становится ключевой в «Братьях Карамазовых». Как отмечал писатель в черновых набросках к роману, в «семействе Карамазовых», как в зеркале «изображается многое, что похоже на все, на целое, на всю Россию». «Полное разъединение», «духовный цинизм», «алчность», «страсть» карамазовской семьи - это лишь часть из перечисленных нами явлений, которые выступают, по Достоевскому, «эмблемой» разъединения и духовного неблагополучия в России, переживающей смутные времена, - явления, отраженные, как уточняет писатель, «в уменьшенном микроскопическом виде». Братья Карамазовы, каждый в отдельности и, несомненно, каждый по-своему, символизируют те или иные явления, доминирующие в обществе. [15. 6]

достоевский карамазов библия роман

1. Старец Зосима

Центральная тема «Братьев Карамазовых» - борьба между верой и неверием. Страстным апологетом религии в романе выступает «положительно прекрасный» персонаж - духовный наставник Алеши старец Зосима. Именно этому «народному святому» Достоевский передает свое «очень личное» религиозное сознание.

Все его речи проникнуты пафосом христианской любви к людям; более того, они до такой степени изобилуют библейскими цитатами, что воспринимаются как переложение Ветхого и в особенности Нового Завета. В уста Зосимы Достоевский вкладывает важную для себя мысль о невозможности социализма «без Христа». [18. 5-10 ]

«И неужели сие мечта, чтобы под конец человек находил свои радости лишь в подвигах просвещения и милосердия, а не в радостях жестоких, как ныне, - в объядении, блуде, чванстве, хвастовстве и завистливом превышении одного над другим? Твердо верую, что нет и что время близко. Смеются и спрашивают: когда же сие время наступит и похоже ли на то, что это наступит? Я же мыслю, что мы со Христом это великое дело решим... и скажут все люди: «Камень, который отвергли зиждущие, стал главою угла». А насмешников вопросить бы самих: если у нас мечта, то когда же вы-то воздвигнете здание свое и устроитесь справедливо лишь умом своим, без Христа?.. Мыслят устроиться справедливо, но, отвергнув Христа, кончат тем, что зальют мир кровью, ибо кровь зовет кровь, а извлекший меч погибнет мечом. И если бы не обетование Христово, то так и истребили бы друг друга...»

Уроки Зосимы накрепко усвоил его любимый ученик - Алеша Карамазов.

Потребность и воля к пониманию других людей в высшей степени характерна для «положительно прекрасного» Алеши. В нем воплотилась идея совершенного человека, которому после того, как он уверовал, казалось даже странным и невозможным жить по-прежнему. «Сказано: “Раздай все и иди за мной, если хочешь быть совершен”». Алеша и сказал себе: «Не могу я отдать вместо “всего” два рубля, а вместо “иди за мной” ходить лишь к обедне».

Искренне и уважительно звучат цитаты из Библии в устах других героев романа. «Боже, пронеси эту страшную чашу мимо меня!» - вырывается у Дмитрия, подозревающего, что он нечаянно убил старого преданного слугу Григория. Страдания Мити, которому несчастье помогает осознать, что он неправильно жил, названы Достоевским «хождениями души по мытарствам» - по аналогии с названием ходившего в списках апокрифического текста «Хождение Богородицы по мукам».

Во второй книге романа - "Неуместное собрание", богатой цитатами из Св. Писания, Достоевский дает основные лейтмотивы произведения. Автор концентрирует здесь внимание на старшем поколении: в частности, на отце Карамазове, который растратил жизнь в поисках самых низменных удовольствий. В его внешне бестолковой и шутовской речи, обращенной к старцу в этом эпизоде, многочисленные цитаты, которые, кажется, приходят ему на ум совершенно произвольно, на самом деле развивают подсознательные мысли героя. Евангельские цитаты Федора Павловича выражают на более глубоком уровне, чем шутовская болтовня, служащая ему щитом, тайные сомнения и страхи человека, настолько напуганного деградацией своей жизни, что он даже ночью боится остаться один.

Зосима отвечает на прямой вопрос и на невыраженные сомнения своего собеседника, вскрывая те внутренние мотивы, на которых основано его бессовестное поведение: "А главное, не стыдитесь столь самого себя, ибо от сего лишь всё и выходит.. Главное, самому себе не лгите. Лгущий самому себе и собственную ложь слушающий до того доходит, что уж никакой правды ни в себе, ни кругом не различает, а стало быть, входит в неуважение и к себе и к другим. Не уважая же никого, перестает любить". Слова старца дают ключ к прочтению не только скрытой лжи персонажей, которые, подобно старому Карамазову, стыдятся самих себя, но и позволяют понять и иной тип лжи, более потаенной и трудно обнаруживаемой: это ложь, лежащая в основе неудовлетворения Ивана Карамазова и Великого инквизитора . [ 19. 25]

Говоря о способности оптинского старца Леонида проникать в то, что оставалось скрытым от обыденного сознания людей, В. Лосский замечает, что часто человек, не познав самого себя достаточно хорошо, приходит к ошибочному суждению и создает свое искусственное "я", которое скрывает подлинную личность, являющуюся перед Богом.

Зосима из "Братьев Карамазовых" выявляет в этом эпизоде сложные внутренние процессы, ведущие к созданию этого искусственного "я". Как он объясняет своим собеседникам, способность лгать самим себе и прислушиваться к собственной лжи, то есть создавать свой искусственный образ, порождается механизмом защиты, бессознательным страхом заглянуть внутрь себя, увидеть и принять себя таким, каков есть, признав собственные слабости. Зосима говорит, что от непрочности этого созданного "я" происходят крайняя обидчивость внутренне неуверенных в себе людей, замкнутость, вызванная страхом открыться и быть судимыми, презрение к другим, что означает, по мнению старца, неспособность любить и принимать жизнь такой, какая она есть.

Создание этой "ошибочной идеи" и ложь самому себе являются, по мнению не только Зосимы, но и Исаака Сирина и старца Леонида, одним из главных источников несчастий, самым трудным препятствием на пути "схождения ума в сердце". В своих "Словах" преподобный Исаак Сирин говорит о необходимости познания самого себя, которое, будучи связано с глубокой искренностью и смирением, является основой для обретения полной радости и глубокого осознания всего: "Кто познал себя, тому дается ведение всего, потому что познать себя есть полнота ведения о всем. В то время, как смирение воцаряется в житии твоем, покоряется тебе душа твоя, а с нею покорится тебе всё, потому что в сердце твоем рождается мир Божий. Но пока ты вне его, не только страсти, но и обстоятельства будут непрестанно преследовать тебя.. Истинное смирение есть порождение ведения" (11. 362).

То, что Исаак Сирин хочет поведать здесь, - это необходимость освободиться от условностей, а именно от гордости и самоутверждения, ведущих ко лжи и себе, и другим. Не нужно бояться заглянуть внутрь и увидеть себя без маски, не руководствуясь теоретическими познаниями, которые оказываются бесплодными в деликатном процессе "схождения ума в сердце". "Ходи пред Богом в простоте, а не в знании", - пишет Исаак Сирин (11. 214).

В связи с этой мыслью Исаака Сирина представляется значительным тот факт, что научная подготовленность и теоретические познания являются одной из характеристик, которыми Достоевский наделяет "ученого брата" Ивана. Чтобы решиться заглянуть внутрь себя, молодому гордому Карамазову необходимо будет пережить потрясение, вызванное откровениями Смердякова и патологическими видениями во время галлюцинации.

Тема лицемерия и лжи - основная в учениях Отцов Церкви и оптинских старцев - присутствует и в тексте Св. Писания, начиная с Бытия и кончая Откровением Иоанна; эти пороки - главные атрибуты противника Бога и всех, кто следует за ним. Змий-сатана, беснующийся от бессилия перед ликом Творца и подвигнутый завистью лицемерить, присваивает себе качества, которыми не обладает. Он крадет Слово, чтобы заменить его ложью, направленной на то, чтобы разделять, разрушать, нести не жизнь, а смерть. Это те же самые следствия, которые в романе на ином, повседневном уровне вытекают из лжи героев самим себе. Они тем более разрушительны, чем амбициознее замысел того, кто создает себе лжеобраз. [ 19. 89]

Во второй книге "Братьев Карамазовых" именно Федор Павлович обращается непосредственно к этой теме, когда, соглашаясь с рассуждениями Зосимы, заявляет: "А лгал я, лгал, решительно всю жизнь мою, на всяк день и час. Воистину ложь есмь и отец лжи!" (10. 41). Это - цитата из Евангелия от Иоанна: "Ваш отец диавол, и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала . Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи" (4. 44).

Выражение "отец лжи", которое старый Карамазов относит к самому себе, дает, на наш взгляд, один из возможных ключей к пониманию внутреннего конфликта, лежащего в основе главы "Великий инквизитор". Первая часть "Бесов" построена вокруг темы змия из Св. Писания. В последнем романе Достоевского одной из центральных тем является тема поведения отца, резко осуждаемого Иваном. Молодой Карамазов бессознательно проецирует на Бога и на Его творение образ собственного недостойного отца, который вызывает у него безмерное отвращение: это образ "отца лжи", по определению Федора Павловича, вывернутый наизнанку Божественный образ, предстающий не в прельщающих одеждах Люцифера, а в омерзительном и деградированном виде.

2. Иван - толкователь Ветхого и Нового Завета

«Что же до меня», - говорит Иван Карамазов, - «то я давно уже положил не думать о том, человек ли создал Бога или Бог человека... Всё это вопросы, совершенно несвойственные уму, созданному с понятием лишь о трех измерениях. Итак, я принимаю Бога, и не только с охотой, но... принимаю и премудрость его, и цель его, нам совершенно уж неизвестные, верую в порядок, в смысл жизни, верую в вечную гармонию, в которой мы будто бы все сольемся... Кажется, уж я на хорошей дороге, а? Ну, так представь же себе, что в окончательном результате я мира этого Божьего - не принимаю... Я не Бога не принимаю, пойми ты это, я мира, им созданного, мира - то Божьего не принимаю и не могу согласиться принять».

Камнем преткновения становится «слезинка замученного ребенка». Иван способен допустить, что для целей, неизвестных человеку, Бог мог обречь людей на лишения и страдания, но он не может - даже при допущении будущей гармонии и блаженства за гробом - примириться с мыслью о страданиях детей.

Мятежный правдоискатель Иван неоднократно и недвусмысленно заявляет о невозможности «возлюбить ближнего своего, как самого себя»: «Именно ближних-то, по-моему, и невозможно любить, а разве лишь дальних. Я читал вот как-то и где-то про... одного святого, что он, когда к нему пришел голодный и обмерзший прохожий и попросил согреть его, лег с ним вместе в постель, обнял его и начал дышать ему в гноящийся и зловонный от какой-то ужасной болезни рот его. Я убежден, что он это сделал с надрывом лжи, из-за заказанной долгом любви... Чтобы полюбить человека, надо, чтобы он спрятался, а чуть лишь покажет лицо свое - пропала любовь».

В то же время не стоит быть буквалистами, особенно если речь идет о гениальном творении гениального писателя, «выламывающегося» из любых, в том числе собственных, теорий.

Исповедь Ивана Карамазова глубоко поразила комментаторов и читателей романа по той причине, что в ней сталкиваешься с проблемой, неизбежной для каждого в критические моменты его жизни и окружающей действительности. От того, как человек решает для себя эту проблему, зависят покой души, гармония с самим собой, с другими, с окружающим миром.

Для понимания поэмы "Великий инквизитор" важен собственный образ ее автора Ивана. Молодой Карамазов выделяется в обществе небольшого провинциального городка, в котором развивается действие романа, своим умом, ясностью мышления и образованием. Фигура одинокая, отстраненная, стоящая выше других, Иван ведет внешне безупречную жизнь: он никому ничего не должен и ни в чем не нуждается. Инквизитор, созданный его воображением, наделен теми же чертами, с единственной разницей, что положение Инквизитора гораздо выше. В поэме деятельность старого, облеченного властью кардинала состоит в "исправлении" действий Бога, кажущегося ему безучастным и жестоким, и Христа, требующего слишком многого от слабого и порочного рода человеческого. Автор поэмы Иван Карамазов в своей исповеди ограничивается тем, что с болью разъясняет причины своего "неприятия мира". Аргументы, приводимые Иваном в защиту своей позиции, основываются на тщательно документированном анализе жестоких человеческих поступков, и в частности насилия над самыми маленькими и беззащитными .

Если изъять из контекста романа факты, приведенные Иваном, то трудно не согласиться с ним. Однако в ходе развития романа логика Ивана опровергается. В его словах нетрудно заметить значимые пропуски и, что особенно важно, то, как он использует ссылки на Ветхий и Новый Завет, пронизывающие всю пятую книгу. [ 19. 67- 73]

Иван измучен и захвачен проблемой Бога и его отношения к миру. Факты и рассуждения Ивана всегда связаны с Св. Писанием. Однако если присмотреться к тому, как Иван интерпретирует Св. Писание, то станет очевидно, что он останавливается только на тех местах, где доминирует логика противника Бога, изымая их из контекста, в котором постоянно присутствует и действует также полюс света и жизни. Подобное толкование доводит до максимума роль разрушающих сил, искусственно занимающих таким образом все пространство и отравляющих своим ядом живительный поток жизни, пронизывающий весь библейский текст. Манипуляция Ивана с текстом Св. Писания подобна действиям сатаны, постоянно стремящегося разрушить изнутри мир Божий, без которого он не мог бы существовать. Это напоминает действия маленького насекомого, питающегося живительными соками растения, на котором живет, истощая и разрушая его. Подобный процесс лежит в основе "Великого инквизитора" и обнаруживается уже в речи Ивана, обращенной к Алеше. Иван начинает исповедь с признания веры в "Слово, которое было у Бога" (Ин 1, 1), продолжает ее ссылкой на Книгу Бытия (3, 5), противопоставляя взрослых, вкусивших запретный плод, невинным детям, и в конце завершает ее прославлением "полноты времен", цитируя Исайю (11, 6) и Откровение Иоанна (15, 3), для того чтобы перевернуть в конце весь смысл сказанного. [4. 521]

"Я хочу видеть своими глазами, как лань ляжет подле льва и как зарезанный встанет и обнимется с убившим его , - говорит Иван. - Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда всё на небе и под землею сольется в один хвалебный глас и всё живое и жившее воскликнет: "Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои!" я простить хочу и обнять хочу, я не хочу, чтобы страдали больше.. представь, что это ты сам возводишь здание судьбы человеческой, на неотомщенных слезках его.., согласился ли бы ты быть архитектором на этих условиях".

Проникнувшись логикой брата, который, исходя из приведенных доводов, кажется сострадательнее и правдивее самого Бога, Алеша отвечает: "Не согласился бы", предваряя реакцию критиков, которые считали, что Достоевский гораздо убедительнее показал опровержение Инквизитора, чем утверждение "русского инока".

Если внимательно проанализировать все рассуждения Ивана, то заметим, что для молодого Карамазова, главная трудность заключается во временном факторе: желание "всего" сразу противопоставлено медленному течению времени в Св. Писании. Иван говорит, что мог бы поверить в начало и конец мира, сотворенного Богом, но не принимает длительного пути, потому что не понимает смысла страдания и в особенности смысла зла, которое с отвращением видит в любом проявлении окружающего мира.

В основе образа мыслей Ивана, как и его сводного брата Смердякова, лежит бессознательный процесс постоянного выбора, приводящего его к сосредоточенности лишь на отрицательном аспекте реальности. Причину этого следует искать, на наш взгляд, в отношении Ивана к Богу-Отцу и "богу лжи" Нового Завета [4. 44]. Отношение к ним молодого Карамазова обусловлено болезненным неприятием собственного отца, Федора Павловича, также "отца лжи", наполнившего детство ребенка не любовью и теплотой, а обидой и отвращением. В жизни и в мыслях Ивана отправной точкой всегда является Федор Павлович, постоянно присутствующий в сознании сына, вопреки его воле оказывая на него влияние. Не отдавая себе отчета, молодой Карамазов развивает в своих рассуждениях именно эту линию. В исповеди Алеше это становится очевидным благодаря двум косвенным ссылкам на Св. Писание, продиктованным логикой, противоположной божественной мысли: "я никогда не мог понять, как можно любить своих ближних. Именно ближних - то, по-моему, и невозможно любить" .

Высказывание Ивана о невозможности любить ближнего заставляет вспомнить о главной мысли Св. Писания, развитие которой неуклонно проходит, начиная от Левита [4. 18], через Евангелия и кончая Посланиями апостола Павла. После рассказа о жестокости турок, которые стреляют в упор в младенца, обласкав его перед этим и заставив засмеяться, Иван утверждает в той же логике: "Я думаю, что если дьявол не существует и, стало быть, создал его человек, то создал он его по своему образу и подобию" [10. 217]. Для Исаака Сирина человек - как образ и подобие Божие - является отправной и конечной точкой земного существования: после духовного очищения он возвращается к своему первоначальному состоянию. "Когда в душевный источник не входят воды отвне (страсти), - пишет Исаак Сирин, - тогда естественные, источающиеся в ней воды непрестанно порождают в душе помышления о чудесах Божиих. Когда же чувства заключены безмолвием, не позволяется им устремляться вне, и при помощи безмолвия устареют памятования; тогда увидишь, что такое - естественные помыслы души . Бог созданного по образу сотворил бесстрастным" [11. 17-18].

Эта болезненная точка "адских страданий", выраженных Иваном в исповеди: неспособность понять любовь, принять и передать ее. В окружающем его мире, в Св. Писании Иван ищет и находит подтверждение лишь собственному знанию. Молодой Карамазов не является, таким образом, высоко духовной личностью, как он представляется другим и самому себе. Это человек, истерзанный трудным детством, которому не хватает именно того, что так необходимо для полноты человеческого существования. Используя метафору Симеона Нового Богослова, можно сказать, что Иван ведет себя как человек, который, выучив наизусть все Св. Писание как единый псалом, несет на плечах тяжелый и драгоценный ларь, не ведая о богатстве, сокрытом в нем, поскольку ключа к нему он не нашел [20. 24].

Старый кардинал, описывая картину эгоистичного мира, алчущего материальных благ и склонного поддаться искушениям развращенной власти, говорит, что это объективный взгляд человека, который "открыл глаза". Размышления Инквизитора, бывшие актуальными для второй половины XIX в., поднимают тревожные вопросы и сегодня. Для понимания этого текста в тексте необходимо, на наш взгляд, иметь в виду следующее: Достоевский, показавший в своих произведениях глубокое знакомство с Ветхим и Новым Заветом, не мог не знать, что та же самая картина - лишь как проходящий момент жизненного пути - со столь же глубоким реализмом представлена и в 13-й главе Откровения Иоанна, цитируемой Инквизитором. В Евангелии Христос не обещает уберечь своих последователей от страданий, физической смерти, убийств и разрушительных сил, а указывает путь обретения глубокой внутренней радости и надежды, способных осветить своим светом любую жизненную ситуацию.

Проанализируем основные моменты главы "Великий инквизитор". Старый кардинал усматривает в отказе Христа принять три искушения, предложенные Ему дьяволом в пустыне, центральный момент христианской истории: именно тогда был потерян тот путь, который мог бы привести человечество к удовлетворению всех естественных потребностей и сделать его счастливым. "Видишь ли сии камни в этой нагой раскаленной пустыне? - говорит старый кардинал своему безмолвному собеседнику. - Обрати их в хлебы, и за тобой побежит человечество как стадо, благодарное и послушное. Ты возразил, что человек жив не единым хлебом, но знаешь ли, что во имя этого самого хлеба земного и восстанет на тебя дух земли, и сразится с тобою, и победит тебя, и все пойдут за ним, восклицая: "Кто подобен зверю сему, он дал нам огонь с небеси!". "Накормите нас, ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали"" [10. 230-231].

Достоевский отсылает здесь к трем эпизодам Нового Завета: первое искушение Христа (Мф 4 и Лк 4), 13-й главе из Откровения Иоанна (появление зверя, которому сатана дал власть) (Ал 13, 4), - и намек на огонь, который второй зверь "низводит с неба на землю" (Ап 13, 13). Здесь присутствует также напоминание о другом огне, который Христос пришел низвесть на землю (Лк 12, 49): это тот огонь, на который, как говорит несколькими строками ниже Инквизитор, человечество будет жаловаться, требуя удовлетворения своих материальных нужд, "ибо те, которые обещали нам огонь с небеси, его не дали". [4. 711]

Уже сам подбор цитат, несущих логику "князя мира сего" [4. 30], и их интерпретация показывают, на чьей стороне герой поэмы. Речь кардинала столь привлекательна в своем пессимистическом реализме, поскольку исходит из якобы реальных нужд человечества, а также как бы из жалости к порочному, слабому и жестокому человеческому роду. Смысл поэмы "Великий инквизитор" не сможет быть понят, если не будут выявлены истоки рассуждений кардинала. Главный герой поэмы - не мыслитель-материалист XIX в. По воле Ивана Карамазова, он первоначально аскет, а затем священнослужитель, полностью опирающийся в своих речах на логику, заключенную в Новом Завете, доходя в ее развитии до крайних выводов. Для уяснения этой главы "Братьев Карамазовых" невозможно абстрагироваться от Св. Писания, потому что именно из этого текста исходят Иван и его Инквизитор, подчеркивая то, что им кажется явным противоречием и плодом скудного реализма.

Всего лишь полстроки посвящено в поэме отказу Христа от первого искушения дьявола: Христос цитирует Второзаконие (Втор 8, 3): "Он же сказал ему в ответ: написано: "не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих"" (Мф 4, 3-4). Смысл отказа содержится именно в той короткой фразе, в которой Иисус показывает, что он признает нужды людей ("не хлебом одним" означает: "также и хлебом"), хотя Инквизитор усматривает обратное в Его словах. Вместе с тем Он говорит о том, что, как для Моисея в пустыне, так и для любой другой эпохи первейшим "хлебом" было и есть - довериться Богу, то есть необходимости следовать Его воле.

В контексте "Братьев Карамазовых", так же как и в Новом Завете, первое искушение Иисуса связано и с другим эпизодом. Хлебам, дарованным свыше могущественным Мессией, которые хотелось бы получить, противопоставлен евангельский эпизод приумножения хлебов, а в романе - разделение трапезы в эпизоде поминок маленького Илюшечки.

В картине, описываемой Инквизитором, деталь об огне, опущенная кардиналом, важна ассоциациями, которые она пробуждает в читателях. В Откровении Иоанна огонь, "низведенный на землю зверем" (Ап 13, 13), является выражением тоталитарной и развращенной власти, которая, чтобы сохранить и утвердить свои права, хочет овладеть тем, что ей не положено. В 13 главе Откровения Иоанна, пишет Э. Бьянки, божественный огонь, цитируемый в поэме Ивана, представляет собой "образ и подобие Божие, имеющиеся в нас; никто не должен потому стараться овладеть Им, только Сын (Лк 12, 49) или посланник Бога (Ап 8, 5; 10, 1; 11, 5) могут принести огонь на землю" [5.148].

"Огонь пришел Я низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся! - Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!" (Лк 12, 49-50). В Евангелии огонь, дарованный схождением Святого Духа, не является материальной пищей, о которой говорит герой Ивана, а представляет собой "конечный плод миссии Христа, завершение исполнения Божественного низволения"[5. 147-148]. Крещение связано со смертью Иисуса, то есть с жертвой "пшеничного зерна" из Евангелия от Иоанна, строки из которого Достоевский поместил эпиграфом к роману (Ин 12, 24). Ответы на вопросы Ивана и на горькие и циничные размышления Инквизитора исходят именно из строки эпиграфа, связанной с крещением, о котором говорит Лука, а также - но на ином уровне - из конкретных событий жизни Маркела, Зосимы, Илюши, дающих плод своей смертью.

При анализе и сопоставлении двух текстов - романа и 13-й главы Откровения Иоанна - становится очевидным, что Инквизитор с коварной ловкостью развивает лишь "логику зверя". Он делает это, игнорируя или показывая, что игнорирует контекст, где эта логика действует. Как и Иван, кардинал видит и развивает в тексте Св. Писания одну единственную логику: логику разрушающей силы, которая опустошает жизнь и отрицает ее.

Герои Достоевского, измученные, жаждущие чуда, не осознают, что Иисус совершает не меньшее чудо, чем сошествие со креста, явившись по воскресении своим ученикам и разделив хлеба, но не всем, а только тем, кто Его любит. Более того, он заверяет своих последователей: "Я с вами во все дни до скончания века" (Мф 28, 20).

В поэме Ивана Инквизитор истолковывает отказ Христа принять второе искушение дьявола как выражение "величественного высокомерия" и презрения к слабым и порочным людям, которым не под силу Его высокие требования. "Великий пророк твой в видении и в иносказании говорит, что видел всех участников первого воскресения и что было их из каждого колена по двенадцати тысяч. Но вспомни, что их было всего только несколько тысяч, да и то богов, а остальные?" [9. 234].

Кардинал вновь цитирует здесь Откровение Иоанна, где два раза встречается ссылка на число избранных: сто сорок четыре тысячи (Ап 7, 4; 14, 3), упуская, однако, то обстоятельство, что их сопровождает "великое множество людей, которого никто не мог перечесть... те, которые пришли от великой скорби; они омыли одежды свои и убелили одежды свои кровию Агнца" (Ап 7, 9-14). В видении Иоанна перед троном Господним находятся не только немногие избранные, но все "те, которые пришли от великой скорби". К этой категории можно отнести не только "беззащитных деток", упоминаемых Иваном, но и таких, как мать Алеши и Илюшечка.

Тема третьего искушения, в котором дьявол предлагает Иисусу "все царство мира" (Мф 4, 8-10), позволяет Инквизитору, озабоченному лишь богатством и властью, сформулировать свою теорию счастливого устроения человечества. Образ "рая на земле", созданный воображением Инквизитора, в контексте творчества Достоевского представляется значительным, благодаря именно тому, что это отличие заключается прежде всего в отрицании любви, идущей из глубины души и обращенной ко всему живому, а также в отрицании духовной свободы человека. Это рай, установленный сверху, построенный на лжи и поддерживаемый жестокой силой костров. Это пародия на царство любви, радости и покоя, предлагаемая человечеству, глубоко презираемому им.

Хотя решение, предложенное в поэме, цинично и в высшей степени пессимистично, тем не менее проблема, поставленная Иваном в своей исповеди Алеше, серьезна и важна. Используя слова Нового Завета, вопрос, который кажется сложным для разрешения не только молодому Карамазову, можно сформулировать так: почему существует так много страдания, невинных жертв, неоправданных смертей; почему истреблялись дети, женщины, целые народы на протяжении всей истории человечества?

3. "Пшеничное зерно" - Маркел

Алеша, будучи единственным слушателем поэмы, потрясен разговором с Иваном, заставшим его врасплох. Первый ответ на этот вопрос дает нам текст в тексте - "Русский инок" - рассказ старца Зосимы перед смертью о рано умершем брате, оказавшем огромное влияние на его последующую судьбу. Юный брат Зосимы Маркел - первый из героев "Братьев Карамазовых", который своей жизнью свидетельствует состояние "рая на земле". История Маркела имеет, на наш взгляд, первостепенную важность не только для последнего романа Достоевского, но и для всего творчества писателя. Всего лишь на трех страницах сходятся и концентрируются - в направлении, противоположном развитию образа Ивана, - проблемы физической смерти, страдания и чуда. Для Маркела чудо состоит не в сверхъестественном проявлении высшей силы, а в ясном осознании того, что чудо - это то светлое духовное состояние, когда жизнь ощущается во всей ее полноте.

Во введении к столь важной теме, которая получит развитие во второй части романа в целой серии вариантов, Достоевский полагается на наблюдения девятилетнего ребенка, будущего старца. Зосима помнит лишь о нравственном преображении брата, особенно о его духовном завещании, но внутренний мир Маркела для него был закрыт. Читатели, как и герои романа, должны сами понять завет юноши, суть которого выражают две ключевые фразы: "Жизнь есть рай", и "всякий из нас пред всеми во всём виноват" [9. 262].

Кажущиеся далекими и противоречивыми, эти две фразы юного героя связаны между собой не только в памяти Зосимы, но также и в важных, значительных текстах православной духовности, описывающих пути, ведущие к обретению "Царства Божия внутри нас". Маркел является в романе первым носителем этого завета, плодом пережитого им опыта. Этот завет, расширяя, подобно волнам, радиус своего воздействия, достигает и тех героев романа, которые даже не были знакомы с Маркелом. Через Зосиму слова Маркела доходят до Таинственного посетителя, также достигающего этого рая, хотя и огромной ценой. Доходят они и до Алеши, Мити, Грушеньки.

Для того чтобы подойти к ключевой теме романа, связанной с евангельским эпиграфом к нему, Достоевский выбирает семнадцатилетнего юношу, умного и чувствительного, раздражительного и до странности молчаливого, склонного впитывать в себя культурные влияния своего времени, вплоть до признания себя убежденным атеистом. Смертельная болезнь, поразившая его, дает как бы трещину в его бессмысленном до того момента существовании. Автор "Братьев Карамазовых", обладая богатым жизненным опытом, хорошо знал разрушающую силу страдания, когда душа закрывается в горечи или в жалости к самой себе. Эти герои переживают близкое к тому, что пережили Маркел и Грушенька, но в отличие от последних завершают свою жизнь в отчаянии и трагично. Маркела поддерживают любовь и сострадание, которыми он окружен в семье. В Страстную неделю под Пасху он соглашается говеть по просьбе матери и старой няни. Смертельная болезнь снимает с него ненужные маски, надетые им из вызова или из любопытства и делает его способным открыться жизни. "Странный и решительный" тон, которым юноша неожиданно произносит непривычные для него истины, его трепетные слова любви, потрясения, радости выражают совершенно новое видение мира, самого себя и жизни: "Я ведь от веселья, а не от горя это плачу; мне ведь самому хочется пред ними виноватым быть (перед птичками) , растолковать только тебе не могу, ибо не знаю, как их и любить. Разве я теперь не в раю?" [10. 263].

Умирающий Маркел не испытывает бесполезного чувства вины. Он открыт для безграничной любви и благодарности, когда говорит, что "плачет от веселья, а не от горя". Его "просьба о прощении даже у пттичек Божиих" - свидетельство этой невыразимой любви. Синтез пережитого Маркелом содержится во фразе, которую старец вспоминает в переломный момент своей жизни: "Воистину всякий пред всеми за всех виноват, не знают только этого люди, а если б узнали - сейчас был бы рай!" [10. 270].

Во второй части романа Достоевский вверяет разным героям - Зосиме в его поучениях, Алеше (глава "Кана Галилейская"), Мите (глава "Гимн и секрет") - углубление и проведение в жизнь открытия Маркела: оно является фундаментальным в том внутреннем процессе, который ведет к обретению рая в нас самих. Маркел открывает в себе это состояние в обычные весенние дни, озаренные сознанием неизбежности смерти.

Начиная с этого эпизода страдание, отрицаемое Иваном (отрицание, аналогичное стремлению Инквизитора уничтожить крест), принимает иной смысл. То, что открылось Маркелу, - это тайна, доступная зрению всех. Однако люди ее не видят. Для того, чтобы пелена упала с глаз, для Достоевского, как и для Отцов Церкви, возможны два пути: путь монашества, в котором неминуем уход от мира; или же душевная травма, страдание, обнажающее человека перед самим собой и перед Богом. Таково состояние Маркела в последние недели его жизни. С этой точки зрения физическая смерть не уничтожает жизнь, а является для тех, кто полностью принимает ее с открытой душой, распахнутой дверью к бесконечно более широкому существованию.

Этот эпизод позволяет понять глубокий смысл Послания Павла, в котором говорится, что смерть - это дар Божий, находящийся в распоряжении человека: "...всё ваше: мир, или жизнь, или смерть, или настоящее, или будущее, - всё ваше; Вы же - Христовы, а Христос - Божий" (1 Кор 3, 22-23).

В этом смысле даже столь глубоко переживаемая Алешей смерть Зосимы является для него драгоценным даром: только благодаря перевороту, произведенному в его душе горем, он осознает смысл поучений старца. В том же ключе следует понимать в романе Достоевского и самый большой дар, который потрясает многих героев: смерть Христа на кресте, без которой Его ученики, как и Алеша с Зосимой, не смогли бы осознать смысл Его учения. Не легко понять героям Достоевского, а также, вероятно, и его читателям смысл самого распятия Христа: Его сострадание к мукам других, взятым на Себя. Для того, чтобы это открылось, необходимо присутствие Духа ( 1 Кор 2, 6-13), ощущаемое человеком после длительного духовного очищения или в результате пережитого мучительного страдания, что открывает двери в глубину собственной души.

4. Кана Галилейская

В предисловии к своему последнему роману Достоевский подчеркивает, что именно младший из Карамазовых - его главный герой. На первых четырехстах страницах присутствие Алеши почти незаметно, он выступает лишь как внимательный слушатель и свидетель. Однако указание автора в IV главе третьей части вскрывает важность и значение этого образа.

Для понимания главы "Кана Галилейская" важны истоки жизни Алеши - его детские воспоминания. Сцена, которую Алеша, оставшись с четырех лет сиротой, хранит внутри себя всю жизнь, подобна образам, являющимся в снах. Она отпечаталась в его уме вырванной из контекста, "как бы выступая светлыми точками из мрака": "он запомнил один вечер, летний, тихий., в комнате в углу образ, пред ним зажженную лампадку, а пред образом на коленях мать свою, обнявшую его крепко до боли и молящую за него Богородицу, протягивающую его из объятий своих обеими руками к образу как бы под покров Богородице… Вот картина! Алеша запомнил в тот миг и лицо своей матери: он говорил, что оно было исступленное, но прекрасное" [9. 18]. В этих немногих строках уже заключена суть личности главного героя романа, которая разовьется из этих семян. Кроткая Софья Ивановна, до конца жизни беззащитная жертва Федора Павловича, отдает Той, Которой верит всеми силами души, своего ребенка, освященного с этого момента этим ее жестом. Так она наделяет Алешу всем тем, что имеет, - своей безмерной верой и своей любовью. Если подобно Зосиме Алеша был "призван" , то это призвание проявилось уже с момента его появления на свет: и в данном ему имени, и в том освящении, которое мать оставляет ему как единственный дар и память о себе. С раннего детства юноша охвачен этим образом, который делает его непохожим на других.

После вышесказанного становится очевидным, что двумя противоположными полюсами, вокруг которых формируются личности и строится жизнь обоих сыновей Софьи Ивановны, являются непримиримая ненависть и отвращение к отцу у Ивана и теплое воспоминание о матери у Алеши.

Ночью, во время бдения у фоба старца, Алеша сопереживает и сладострастие отца, и бунт Ивана, и кризис Мити, исступленно стремящегося к радости, - отождествляясь с ними. Для Алеши, с болью сознающего, что и в нем присутствуют все карамазовские слабости и пороки, самым сильным ударом является обнаружение "тлетворного духа", который исходит после смерти от любимого им старца. Именно это отсутствие чуда в противоположность той жажде необыкновенных событий, которую обнаруживают и Иван, и Инквизитор, приводит Алешу к глубокому нравственному кризису, преобразившему его последующую жизнь.

Состояние внутреннего потрясения, в результате которого Алеша поддается на искушение Ракитина, приводит его в дом Грушеньки, готовой обольстить его. Младший Карамазов неожиданно встречает именно у нее, непонятой всеми, но открытой добру и свету, духовную поддержку и понимание. Благодаря истории о луковке, рассказанной Грушенькой, он постигает то, чего не понимал раньше: важность и ценность любви, которая выражается не в грандиозных поступках, а в незаметных жестах, тех маленьких "луковках", которые подаются каждый день. Именно этот Алеша, очищенный встречей с Грушенькой, в которой неожиданно встретил "сестру", и примирившийся со своим старцем, сидит изможденный перед гробом Зосимы. Слушая чтение отца Паисия и медленно засыпая, он видит свадьбу в Кане Галилейской.

Считаем необходимым процитировать главу "Кана Галилейская" из Евангелия от Иоанна, содержащуюся в романе, поскольку, на наш взгляд, она важна для понимания этого эпизода "Братьев Карамазовых": "1. На третий день был брак в Кане Галилейской, и Матерь Иисуса была там. 2. Был также зван Иисус и ученики Его на брак. 3. И как недоставало вина, то матерь Иисуса говорит Ему: вина нет у них. 4. Иисус говорит Ей: что Мне и Тебе, Жено? еще не пришел час Мой. 5. Матерь Его сказала служителям: что скажет Он вам, то сделайте. 6. Было же тут шесть каменных водоносов, стоявших по обычаю очищения Иудейского, вмещавших по две или по три меры. 7. Иисус говорит им: наполните сосуды водою. И наполнили их до верха. 8. И говорит им: теперь почерпните и несите к распорядителю пира. И понесли. 9. Когда же распорядитель отведал воды, сделавшейся вином, - а он не знал, откуда это вино, знали только служители, почерпавшие воду, - тогда распорядитель зовет жениха. 10. И говорит ему: всякий человек подает сперва хорошее вино, а когда напьются, тогда худшее; а ты хорошее вино сберег доселе" (Ин 2, 1-10).

Алеша слушает этот текст ночью третьего дня от начала повествования романа. В течение этих трех дней он, подобно ученикам Христа, тяжело пережил потерю учителя, прошел через потрясение и через искушения. Ночь, описанная в главе "Кана Галилейская", является для него ночью смерти и одновременно возрождения.

Первое чудо позволяет увидеть Царствие Божие уже на этой земле. Христос посетил "не горе, а радость людскую" [10. 326]. Служителям, которые знают, откуда появилось это вино, поручено отнести его ничего не ведающим гостям. Подобная же роль поручена в романе Алеше и Мите, пережившим духовное возрождение благодаря "вину радости новой" и несущим его другим.

Рассматриваемый эпизод, полный праздничной радости, связан, однако, и с самым драматическим моментом жизни Иисуса. Как было замечено многими толкователями Библии, такая деталь, как "час", присутствие Марии, которая появится только в 19-й главе, а также обращение к ней: "Жено", - все это связано с моментом распятия и со смертью. Час, который в Кане "еще не пришел", придет в 12-й главе Евангелия от Иоанна: "пришел час прославиться Сыну Человеческому. Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, падши в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода" (Ин 12, 23-24).

Приведенное сравнение показывает тесную связь между эпиграфом и самой обширной и важной из евангельских цитат в "Братьях Карамазовых". В Евангелии от Иоанна начало соединяется с концом, потому что готовящаяся трапеза не сможет произойти без жертвы того зерна, которое, только умерев, принесет "много плода".

Главным героем свадебного пира во сне Алеши является Христос. В трапезе, происходившей в Иерусалиме, смерть присутствует осознанно в Христе; Он один знает, что хлеб и вино есть плоть и кровь Его (1 Кор 11, 23-27; Мк 14, 22-25; Лк 22, 14-20). Трапеза Христа является участием в Той плоти и в Той крови, которые будут переданы и восприняты теми, кто их принял.

Во сне, как бы переносящем Алешу в Евангелие от Иоанна, он разделяет и радость свадьбы в Кане, и события, пережитые учениками ночью в Иерусалиме. Это момент глубокого единения со старцем и с Христом, а также мгновение благодарности за пищу, столь необходимую ему для новой жизни.

Во сне тесно переплавляются евангельский завет, соответствующее ему учение Зосимы и воспоминание о незадолго перед тем услышанной истории о луковке. Будучи внешне наивной и короткой, история, рассказанная Грушенькой, дает нашему герою ключ к более глубокому пониманию двух других текстов. "Вино новое, вино радости новой, великой", которое пьется во сне, приобретает, таким образом, по сравнению с вином в Кане оттенки, присущие евангельскому тексту, однако в этом отрывке еще не явные. "Я луковку подал, - говорит старец, - вот и я здесь. И многие здесь только по луковке подали, по одной только маленькой луковке... Что наши дела?" [10. 327].

Это возвращение к разговору между Зосимой и Хохлаковой о любви деятельной, смысл которого только теперь удается понять Алеше. Благодаря сну о Кане Галилейской молодой Карамазов открывает, что на пир приглашены не только немногие избранные, но и недостойные. В нем могут участвовать все: бедные, отверженные, грешники, "найденный на распутьях дорог", - лишь бы они были открыты любви и приятию других (или, используя евангельскую метафору, лишь бы были одеты "в брачную одежду" - Мф 22, 1 - 14).

Сцена трапезы встречается в романе дважды: сначала в этом эпизоде, а затем в сцене поминок Илюшечки. В этих эпизодах сконцентрированы нити упомянутых библейских отрывков, которые пронизывают роман и дают ему толкование. Именно образ трапезы, предстающий в Библии, - начиная от Ветхого Завета и до Откровения Иоанна, - как радость, вновь обретенная после пережитого страдания, или же после смерти духовной или физической, является, на наш взгляд, смысловым ядром произведения. Это то духовное состояние полноты и подлинного счастья, "рая на земле", к которому Достоевский стремится в своих романах. В "Братьях Карамазовых" это состояние дано избранным героям, а также читателям, готовым принять его, способным победить подобно Алеше и Мите сопротивление сил, мешающих в повседневной реальности ощущать радость бытия.

Как уже было отмечено в главе, посвященной Ивану, одной из неразрешимых проблем этого героя является его тяга к "концу времен", описанному в Св. Писании: его предвещал еще Исайя и он кажется Ивану безнадежно далеким и недосягаемым. Для Зосимы, Алеши и Мити, как и для великих Отцов Церкви - преподобных Исаака Сирина и Симеона Нового Богослова, источников писателя, - речь идет о постоянном духовном состоянии, которого может достигнуть любой человек, способный раскрыться, чтобы принять его. "Нам из любви уподобился и веселится с нами, - говорил Зосима о Христе, - воду в вино превращает, чтобы не пресеклась радость гостей, новых гостей ждет, новых беспрерывно зовет и уже на веки веков" [10. 327].

В поучениях Симеона Нового Богослова основным понятием является присутствие Бога. Опыт этого присутствия, поведанный Зосимой, пережит героем романа сразу же после сна. Во время чтения отца Паисия Алеша, задремав, видит дорогу "большую, прямую", освещенную солнцем. Желание широты и свободы, которое, проснувшись, он ощущает в себе, толкает его из кельи на открытый воздух, где ему кажется, будто эта прямая дорога расширяется до бесконечности, способной охватить всех и вся. "Алёша, как подкошенный повергся на землю. Он не знал, для чего обнимал ее, но он целовал ее плача, рыдая и обливая своими слезами, и исступленно клялся любить ее, любить во веки веков. "Облей землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои..." - прозвенело в душе его. О, он плакал в восторге своем даже и об этих звездах, которые сияли ему из бездны, и "не стыдился исступления сего"" [10. 328]. В этот отрывок вставлены две цитаты. Это слова Зосимы из главы "Русский инок", которые снова слышит Алеша внутри себя: "Землю целуй и неустанно, ненасытимо люби, всех люби, всё люби. Омочи землю слезами радости твоея и люби сии слезы твои. Исступления же сего не стыдись, дорожи им, ибо есть дар Божий, великий, да и не многим дается, а избранным" [10. 292].

Эти краткие тексты в тексте имеют важное значение. Они являются "зерном", дающим свой "плод" в ученике, а также и ключом для понимания им происходящего. Столь личное "схождение ума в сердце", переживаемое Алешей в эту ночь, имеет характерные черты, встречающиеся в текстах Отцов Церкви. Дар слез, данный Алеше, а также Мите, Маркелу и Зосиме в ночь перед дуэлью, является часто встречающимся мотивом в творениях Симеона Нового Богослова и Исаака Сирина, которые в своих писаниях объясняют важность и значение этого плача радости.

То, что Алеша переживает в "Кане Галилейской", подобно чувству, выраженному Маркелом: безмерная любовь, которая, как очищающие слезы, струящиеся из глаз, смывает всякую злость, горечь, раздор, отдаляющие нас от других.

"Всё, что истинно и прекрасно, всегда полно всепрощения. Простить хотелось ему всех и за всё и просить прощения, о! не себе, а за всех, за всё и за вся, а "за меня и другие просят", - прозвенело опять в душе его. Но с каждым мгновением он чувствовал явно и как бы осязательно, как что - то твердое и незыблемое, как этот свод небесный, сходило в душу его" [18. 326- 328].

Алеша заключает в объятиях бесконечность как единое целое, и чувство, которое его всего обволакивает и наполняет глубоким покоем, - это чувство приятия и прощения. Это еще один и, может быть, самый важный ответ Ивану, и даже в отношении наиболее безжалостных палачей: ответ, исходящий не из поучений богословов, а пережит главным героем романа изнутри, всем его существом. С другой стороны, это - возобновление под другим углом зрения мотива, введенного Маркелом. Всякий из нас за всех виноват так же, как другие виноваты и ответственны по отношению к нам во вселенной, где все взаимосвязано.

5. "Ветхие люди"- Иван и Смердяков и "новый Человек" - Митя

Сон Дмитрия Карамазова в ночь бдения Алеши около старца повторяет основные характеристики "схождения ума в сердце", пережитого Маркелом и Алешей. Однако каждое из этих "схождений" имеет что - то свое, особенное, что связано с жизненным опытом и с чувствительностью того, кто его переживает. В возрождении Мити как результате пережитых им событий Достоевский исследует другой возможный путь приближения к состоянию полноты, радости и любви к жизни.

Ночью в Мокром Митя, глубоко виноватый и сознающий свою вину, доходит до крайности. Ему кажется, что из этого положения нет выхода. Однако, согласно учениям преподобных Исаака и Симеона, а также оптинских старцев, в самые темные минуты жизни, когда человек унижен и обнажен перед самим собой и перед Богом, именно тогда может открыться дверь в новое неизвестное состояние познания и радости. [18. 413]

Митя реже, чем другие герои романа, обращается к Новому Завету. У него есть очень короткая цитата (Лк 2, 14) в его исповеди Алеше и еще одна: "О, если бы Ты благоволил пронесть чашу сию мимо Меня!" (Лк 22, 42) из его молитвы ночью в Мокром, когда он убежден в том, что потерял Грушеньку и убил в безудержном порыве слугу Григория. Мите помогают этой ночью, которая должна была стать последней в его жизни, качества, противоположные качествам Ивана. Это предельная искренность, полное осознание собственных слабостей, а также способность обратиться к небу и воззвать о помощи: "Господи, прими меня.. Не суди, потому что я сам осудил себя; не суди, потому что я люблю Тебя, Господи! Мерзок сам, а люблю Тебя: во ад пошлешь, и там любить буду и оттуда буду кричать, что люблю Тебя во веки веков... Но дай и мне долюбить... царицу души моей" [18. 372]. Именно Грушенька, предлагающая Мите свое чистое чувство, открывает ему, как и до этого Алеше, путь к новой жизни.

Чтобы пойти по этому пути, Митя, будучи слаб, нуждается в помощи женщины, которая, как Софья Ивановна Алешу, приняла бы его целиком и окружила бы своей любовью. Как и многие герои Достоевского, Митя проникает в глубину своей души в своевременном сне. Он засыпает в конце допроса по поводу убийства Федора Павловича, во время которого был унижен, осмеян и оскорблен, как нравственно, так и физически (одежда отобрана, и он раздет). Внутреннее состояние героя, находящегося перед обвинителями, выражается в стыде за свою наготу: "Коли все раздеты, так не стыдно, а один раздет, а все смотрят - позор! - мелькало опять и опять у него в уме" [10. 435].