В замысле Фадеева тема удэге с самого начала была составной частью темы революционного преобразования Дальнего Востока, но его декларации остались нереализованными: видимо, чутье художника, мечтавшего "сомкнуть позавчерашний и завтрашний день человечества", заставляла его все более углубляться в описание патриархального мира удэге. Это в корне отличает его произведение от многочисленных однодневок 30-х годов, авторы которых спешили рассказать о социалистическом преобразовании национальных окраин. Конкретизация современного аспекта замысла была намечена Фадеевым только в 1932 году, когда он решает добавить к шести задуманным частям романа (написаны были только три) эпилог, рассказывающий о социалистической нови. Однако в 1948 г. он от этого плана отказывается, хронологически ограничивая замысел романа событиями гражданской войны.

Значительными произведениями о преобразовании природы и быте национальных окраин явились очерковые повести К.Паустовского «Кара-Бугаз», «Колхида», «Черное море». В них проявилось своеобразное дарование писателя-пейзажиста.

Повесть « Кара-Бугаз» -- о разработке залежей глауберовой соли в заливе Каспийского моря -- романтика претворяется в борьбу с пустыней: человек, покоряя землю, стремится перерасти себя. Писатель сочетает в повести художественно-изобразительное начало с остросюжетностью, научно-популяризаторские цели с художественным осмыслением разных людских судеб, столкнувшихся в борьбе за оживление бесплодной, иссушенной земли, историю и современность, вымысел и документ, впервые достигая многоплановости повествования.

Для Паустовского пустыня -- олицетворение разрушительных начал бытия, символ энтропии. Впервые писатель касается с такой определенностью и экологической проблематики, одной из главных в его творчестве. Все больше писателя привлекает будничность в ее самых простых проявлениях.

Социальный оптимизм предопределил пафос созданных в эти годы произведений М.Пришвина. Именно мировоззренческие, философско-этические искания главного героя Курымушки-Алпатова -- в центре автобиографического романа Пришвина «Кащеева цепь», работа над которым начата в 1922 и продолжалась до конца жизни. Конкретные образы здесь также несут в себе второй мифологический, сказочный план (Адам, Марья Моревна и т. д.). Человек, по мысли автора, должен разорвать кащееву цепь зла и смерти, отчужденности и непонимания, освободиться от пут, сковывающих жизнь и сознание. Скучную повседневность нужно превратить в каждодневный праздник жизненной полноты и гармонии, в постоянное творчество. Романтическому неприятию мира писатель противопоставляет мудрое согласие с ним, напряженный жизнеутверждающий труд мысли и чувства, созидание радости. В повести «Жень-Шень», также имеющей автобиографический подтекст, природа осознается как часть общественного бытия. Хронологические рамки повести условны. Ее лирический герой, не выдержав ужасов войны, уходит в маньчжурские леса. Сюжет повести развивается как бы в двух планах - конкретном и символическом. Первый - посвящен скитаниям героя по маньчжурской тайге, его встрече с китайцем Лувеном, их совместной деятельности по созданию оленьего питомника. Второй - символически рассказывает об исканиях смысла жизни. Символический план вырастает из реального - с помощью различных уподоблений, иносказаний, переосмыслений. Социально-философское истолкование смысла жизни проступает в описаниях деятельности Лувена - искателя жень-шеня. Нежное и таинственное в глазах людей реликтовое растение становится символом самоопределения человека в жизни.

Романтическая концепция человека и природы в творчестве Пришвина по-своему обогащала романтическое течение литературы. В цикле романтических миниатюр «Фацелия» аналогии из жизни человека и природы помогают выразить и вспышку жизненных сил человека, и тоску по утраченному счастью, отъединившую героя от мира («Река под тучами»), и осознание итога прожитой жизни («Лесной ручей», «Реки цветов»), и неожиданное возвращение молодости («Запоздалая весна»). Фацелия (медоносная трава) становится символом любви и радости жизни. «Фацелия» свидетельствовала об отказе Пришвина от изображения внешнего сюжетного действия. Движение в произведении - это движение мысли и чувств и повествователя.

В 30-е годы работает над крупным произведением - романом «Мастер и Маргарита» М. Булгаков. Это многоплановый философский роман. В нем слилось воедино несколько творческих тенденций, характерных для произведений Булгакова 20-х годов. Центральное место в романе занимает драма мастера-художника, вошедшего в конфликт со своим временем.

Роман первоначально задумывался как апокрифическое «евангелие от дьявола», а будущие заглавные герои в первых редакциях текста отсутствовали. С годами первоначальный замысел усложнялся, трансформировался, вобрав в себя судьбу самого писателя. Позже в роман вошла женщина, ставшая его третьей женой -- Елена Сергеевна Шиловская. (их знакомство состоялось в 1929, брак оформлен осенью 1932.) Одинокий писатель (Мастер) и его верная подруга (Маргарита) станут не менее важны, чем центральные персонажи мировой истории человечества.

История пребывания Сатаны в Москве 1930-х годов вторит легенде о явлении Иисуса, произошедшего два тысячелетия назад. Точно так же, как некогда не узнали бога, москвичи не узнают и дьявола, хотя Воланд и не скрывает своих общеизвестных признаков. Причем с Воландом встречаются просвещенные, казалось бы, герои: литератор, редактор антирелигиозного журнала Берлиоз и поэт, автор поэмы о Христе Иван Безродный.

События совершались на глазах множества людей и, тем не менее, остались не понятыми. И лишь Мастеру в созданном им романе дано восстановить осмысленность и единство течения истории. Творческим даром вживания Мастер «угадывает» истину в прошлом. Верность проникновения в историческую реальность, засвидетельствованная Воландом, подтверждает тем самым и верность, адекватность описания Мастером и настоящего. Вслед за пушкинским «Евгением Онегиным», роман Булгакова может быть назван, по общеизвестному определению, энциклопедией советской жизни. Быт и нравы новой России, человеческие типы и характерные поступки, одежда и еда, способы общения и занятия людей, -- все это развернуто перед читателм с убийственной иронией и одновременно пронзительным лиризмом в панораме нескольких майских дней. Булгаков строит «Мастера и Маргариту» как «роман в романе». Его действие разворачивается в двух временах: в Москве 1930-х годов, где появляется, чтобы устроить традиционный весенний бал полнолуния, сатана, и в древнем городе Ершалаиме, в котором происходит суд римского прокуратора Пилата над «бродячим философом» Иешуа. Связывает же оба сюжета, современный и исторический автор романа о Понтии Пилате Мастер. В романе проявился свойственный писателю глубокий интерес к вопросам веры, религиозного либо атеистического мировоззрения. Связанный происхождением с семьей священнослужителей, хотя и в ее «ученом», книжном изводе (отец Михаила не «батюшка», а ученый клирик), на протяжении жизни Булгаков серьезно размышлял над проблемой отношения к религии, в тридцатые годы ставшей закрытой для публичного обсуждения. В «Мастере и Маргарите» Булгаков на первый план выдвигает творческую личность в трагическом 20 веке, утверждая вслед за Пушкиным самостояние человека, его историческую ответственность.

На протяжении 30-х годов значительно расширяется диапазон тем, разрабатываемых мастерами исторической художественной прозы. Это обогащение тематики происходит не только за счет хронологически большего охвата различных тем и моментов истории. Что знаменательно и важно меняется сам подход литературы к исторической действительности, постепенно становясь более зрелым, углубленным и разносторонним. В художественном освещении прошлого появляются новые аспекты. Творческие устремления романистов 20-х годов почти всецело замыкались в кругу одной главной темы - изображения борьбы различных социальных групп. Теперь в историческом романе в дополнение к этой прежней линии возникает новая, плодотворная и важная идейно-тематическая линия: писатели все чаще обращаются к героической истории борьбы народа за свою независимость, берутся за освещение формирования важнейших этапов национальной государственности, в их книгах воплощаются темы воинской славы, истории национальной культуры.

Во многом по-новому решает теперь литература и проблему положительного героя в историческом романе. Пафос отрицания старого мира, которым был, проникнут исторический роман 20-х годов, обусловливал преобладание в нем критической тенденции в отношении к прошлому. Вместе с преодолением такой односторонности в исторический роман входят новые герои: выдающиеся государственные деятели, полководцы, деятели науки и искусства.

30-е годы - время подведения значительных социально-исторических, философско-этических итогов в прозе. Не случайно все крупнейшие эпопеи, берущие начало в 20-е годы («Тихий Дон», «Жизнь Клима Самгина», «Хождение по мукам»), получают завершение именно в этот период.

Лекция 7. Поэзия 30-х годов

По обилию и разнообразию талантов 30-е годы не уступают предыдущему десятилетию. Разумеется, нельзя не учитывать, что поэты масштаба Маяковского и Есенина возникают не каждое десятилетие. Однако популярность Маяковского, его влияние на поэзию особенно возрастает именно в 30-е годы. В свою очередь, возросшая в эти годы потребность в лирике побуждает ряд поэтов глубже постичь в даровании Есенина, творчески претворить это главное, что с успехом делают М.Исаковский, А.Прокофьев, С.Щипачев, П.Васильев. Происходит известное сближение традиций Маяковского и Есенина.

Приобретают новые качества, обогащаются произведения лиро-эпического жанра. Гиперболические, вселенские масштабы изображения эпохи, свойственные поэзии 20-х годов, уступили место более глубокому психологическому исследованию жизненных процессов. Если сопоставить в этом плане «Страну Муравию» А. Твардовского, «Поэму ухода» и «Четыре желания» М. Исаковского, «Смерть пионерки» Э.Багрицкого, то нельзя не заметить, как по-разному осваивается современный материал. У А.Твардовского более ярко выражено эпическое начало, поэмы М. Исаковского и Э. Багрицкого более лирические. Поэзия 30-х годов обогатилась такими жанровыми находками, как лирико-драматические поэмы (А. Безыменский «Трагедийная ночь»), эпические новеллы (Д. Кедрин «Конь», «Зодчие»). Были найдены новые формы, находящиеся на пересечении лирического стихотворения и очерка, дневника, репортажа. Созданы циклы исторических поэм («Земля отцов» Н. Рыленкова).

Соотношение лирического и эпического начала в поэме 30-х годов проявляется своеобразно. Если в поэмах предшествовавшего десятилетия лирическое начало часто было связано с самораскрытием автора, то в поэтическом эпосе 30-х годов преобладает тенденция к широкому воспроизведению событий эпохи. С одной стороны происходит усиление интереса поэтов к эпическому в освоении действительности, с другой - разнообразие лирических решений. Расширение проблематики, обогащение жанра поэмы за счет сочетания самых разных элементов: эпических, лирических, сатирических, идущих от народно-песенных традиций, углубление психологизма, внимание к судьбе героя-современника - таковы общие закономерности внутренней эволюции поэмы.

В творчестве П.Н. Васильева проявились основные тенденции поэтического эпоса 30-х годов. Сосредоточив внимание на сложных процессах формирования новой личности, он создает летопись (10 поэм) о народных судьбах в эту эпоху. Васильев - и это характерная черта поэтов 30-х годов - тяготел к созданию поэтического эпоса своей эпохи. Обращаясь к жизни в деревне, он рассказывал о жестокой борьбе народа («Кулаки», «Синицые и К*», «Песня о гибели казачьего войска»). Поэт превосходно знал жизнь и быт прииртышских и семиреченских казаков и ярко изобразил все это в своих поэмах. Васильев использовал народно-поэтические традиции, фольклорные образы, формы лирических народных песен, частушек со всеми свойственными им особенностями лексики и синтаксиса. Однако современная поэтика критика не приняла и не оценила должным образом яркую творческую индивидуальность П.Васильева. Более того, его обвинили в поэтизации кулацкого быта, упрекали в идеализации патрирхального деревенского быта. Поэмы «Синицын и К*», «Соляной бунт», «Песня о гибели казачьего войска» глубоко правдивы в показе того, как постепенно зрел социальный протест народных масс. В своих поэмах и стихах поэту удалось передать бурную эпоху 30-х годов, все ее противоречия.

Порой расцвета творческого дарования стали 30-е годы и для М.Исаковского. Его сборники «Провода в соломе», «Мастера земли» посвящены русской традиции. В его стихи вошли новые герои, рожденные этим временем (тракторист, агроном и т.п.) Народно-поэтические традиции, глубинное постижение русского фольклора, его этических и эстетических богатств (не внешняя стилизация) - неотъемлемое качество поэзии М.Исаковского. Он обладал удивительно добрым и светлым поэтическим даром лирика. Мягкий юмор, шутка, полуирония, часто скрытые в подтексте, естественно и ненавязчиво входят в стихи Исаковского. Невозможно определить четкие жанровые границы между лирическими стихами и песнями Исаковского - одной из вершин его поэзии. Все они напевны, лиричны. Многие его стихи построены по законам народно-песенной поэтики: плавность интонации беседы, анафоры, естественность и простота поэтических тропов.

Значительным явлением в поэзии этого периода становится творчество А. Твардовского. Один за другим выходят сборники «Дорога» (1938), «Сельская хроника»(1939). Тема крестьянского быта, перемены в деревне составляют содержание стихотворений Твардовского. Твардовский жил в Загорье и посвящает своей малой родине «На хуторе Загорье», « Поездки в Загорье». Герои его стихотворений - это смоленские жители. Юмором окрашены стихотворения о деде Даниле «Как Данила помирал», «Про Данилу», «Дед Данила в бане», «Дед Данила в лес идет». Лиризмом пронизаны его стихи о природе.

Стала ель в лесу заметной -

Бережет густую тень.

Подосиновик последний

Сдвинул шляпу набекрень (Лес осенью1933).

Подлинным событием в поэзии 30-х годов стала поэма «Страна Муравия», в центре которой образ Никиты Моргунка, крестьянина отправившегося искать крестьянское счастье.

Когда - то слышал Моргунок легенду о счастливой крестьянской стране Муравии, где люди живут богато. На поиски такого «рая» и отправляется Моргунок.

С утра на полдень едет он,

Дорога далека.

Прошлое отражено во второй главе поэмы,

- Что за помин?

- Помин общий?

- Кто гуляет?

- Кулаки!

Поминаем душ усопщих,

Что пошли на Соловки.

Автор дает время подумать герою. Его путешествие связано с приключениями. Поп забирает коня. Моргунок хочет похитить коня у цыган. Моргунок встречает бывшего соседа Илью Бугрова и т. д. Все это вехи в формировании убеждения крестьянина о том, что самый правильный путь - это вступление в колхоз. В завершении поэмы утверждается решение Моргунка вступить в колхоз.

Была Муравская страна,

И нету таковой.

Пропала, заросла она

Травою - муравой.

Критика положительно оценила поэму. «В эстетическом плане поэма Твардовского представляла собой богатый художественный сплав многообразных, реалистически обрисованных характеров, лиризма и философичности, фольклорных традиций».

Усиление внимания художников к современности, оживление связей с ними, несомненно, дало мощный импульс для всей их поэтической деятельности. Не случайно назвал Б.Пастернак свою книгу «Второе рождение». Во всем его творчестве этого периода очевидно стремление осмыслить стержневые проблемы современности. Литературная деятельность Пастернака была разнообразной. Он писал прозу, занимался переводами, был автором поэм, романа в стихах «Спекторский». Но наиболее значительна все же его лирика. Он владел выражать глубокие и тонкие человеческие чувства и мысли через посредство проникновенных картин природы. Пастернак любил музыку и литературу. Он выбрал образование философское. Все это повлияло на его творчество. Стихи Пастернака прекрасны и драматичны. Природа в его стихах своеобразная.

Февраль. Достать чернил и плакать!

Писать о феврале навзрыд,

Пока грохочущая слякоть

Весною черною горит.

Достать пролетку. За шесть гривен,

Чрез благовест, чрез клик колес

Перенестись туда, где ливень

Еще шумней чернил и слез.

Где, как обугленные груши,

С деревьев тысячи грачей

Сорвутся в лужи и обрушат

Сухую грусть на дно очей.

Под ней проталины чернеют,

И ветер криками изрыт,

И чем случайней, тем вернее

Слагаются стихи навзрыд.

Значительным этапом стали 30-е годы для Н.Заболоцкого, чье творчество отмечено углубленным философским взглядом на мир. Вечные философские темы приобретают в творчестве Заболоцкого социальную окраску. Он все более сопрягает бытие и быт - бытие в традиционном философском плане и быт - современность. Он обращается к конкретным делам своих современников: исследователей, ученых, строителей. Мичурин («Венчание плодами») и герои-исследователи Северного полюса («Север», «Седов») становятся героями его произведений тех лет. Тема человек и природа решается им не как противоборство двух враждебных друг другу сил, а как утверждение подвига разума и рук человеческих. В начале 1932 Заболоцкий знакомится с работами Циолковского, близкими его представлению о мироздании как единой системе, где живое и неживое находится в постоянном взаимопревращении. Элегия «Вчера, о смерти размышляя...» (1936), полемически развивая традицию Баратынского, начинаясь с темы «нестерпимой тоски разъединенья» человека и природы, восходит к апофеозу разума как высшей ступени эволюции: «И сам я был не детище природы, Но мысль ее! Но зыбкий ум ее!». Заболоцкому дорога идея бессмертия. В «Метаморфозах» (1937), как и в «Завещании» (1947), которое восходит к «Завету» Гете: «Кто жил, в ничто не обратится», -- через смерть завершается круг развития, а вечная обновляемость показана как залог жизни духа.

Над головой твоей, далекий правнук мой,

Я в небе пролечу, как медленная птица,

Я вспыхну над тобой, как бледная зарница,

Как летний дождь прольюсь, сверкая над травой.

Нет в мире ничего прекрасней бытия.

Безмолвный мрак могил -- томление пустое.

Я жизнь мою прожил, я не видал покоя:

Покоя в мире нет. Повсюду жизнь и я.

Не я родился в мир, когда из колыбели

Глаза мои впервые в мир глядели, --

Я на земле моей впервые мыслить стал,

Когда почуял жизнь безжизненный кристалл,

Когда впервые капля дождевая

Упала на него, в лучах изнемогая.

О, я недаром в этом мире жил!

И сладко мне стремиться из потемок,

Чтоб, взяв меня в ладонь, ты, дальний мой потомок,

Доделал то, что я не довершил.

(«Лодейников»)

Одним из достижений поэзии 30-х годов была массовая песня. Это явление можно рассматривать как закономерное. И в народном творчестве, и в русской классической поэзии песни как показатель и выразитель состояния души народа всегда занимали заметное место. Былины, которые пелись, исторические, героические и воинские песни, песни обрядовые, календарные, лирические, песни-плачи, частушки - в фольклоре. Стихи известных русских поэтов - Кольцова, Некрасова, Сурикова, становившиеся народными песнями - все это живой пример того, сколь глубоки, прочны корни песни в нашей поэзии.

Массовая песня этой эпохи - особый поэтический жанр. Внутренний мир человека, его свершения и мечты выражали песни В. Лебедева-Кумача, В. Гусева, М. Исаковского, А. Суркова, М. Голодного, Я. Шведова. Песни, созданные в 30-е годы приобрели широчайшую популярность. «Катюша» М. Исаковского, «Каховка» М.Светлова, «Песня о Родине» В. Лебедева_Кумача, «Орленок» Я. Шведова, «Спят курганы темные…» Б. Ласкина, «Полюшко-поле» В. Гусева - лирические и торжественно-патетические, они передают атмосферу эпохи, эмоционально раскрывают образ родины. Творческое содружество В.Лебедева-Кумача и И.Дунаевского дало немало прекрасных песен. Широчайшую популярность приобрели «Песня о Родине» («Широка страна моя родная…»), «Марш веселых ребят», «Спортивный марш». Торжественность марша, оптимизм, энергия, молодой задор импонировали слушателям, сразу завоевывали их сердца.

Правда песням этих лет была свойственна односторонность. Они отражали лишь одну сторону жизни - праздничную. Словно бы трудностей и не существовало.

Богатейшее фольклорное наследие, традиции поэтической классики помогли поэтам-песенникам развить ранее известные песенные жанры, расширить их диапазон углубить содержательную сторону.

Лекция 8. Драматургия 30-х годов

Драматургия 30-х годов развивалась по двум направлениям: героико-романтическая и социально-психологическая драма.

Для героико-романтической драмы характерно изображение темы героического труда, поэтизация массового повседневного труда людей, героизма во время гражданской войны.

Обновление жанровой структуры виделось, прежде всего, на пути расширения горизонта видения и масштабного изображения жизни. Вс.Вишневский категорично утверждал: "Театр - новый. Старые законы прочь! Прочь психологию героев, первопланные, значительные, многоговорящие и многоиграющие фигуры. Пусть течет масса, а вне - отдельными социальными ориентирами - некие типы: солдат, крестьянин, рабочий, офицер. Я резко противопоставляю куски грубой жизни "переживаниям", которые дает старый театр. Пусть тонет личное в потоке социально значимых событий." Логика подобных убеждений приводила драматургов к выводу, что новую действительность можно выразить полнее всего в "монументальной пьесе", широко охватывающей эпические по размаху события.

Но самой жизнью был продиктован интерес и к теме простых человеческих чувств, углубленному анализу нравственного содержания личности, получившей своеобразное преломление в творчестве драматургов психологического направления (А. Афиногенов, Л. Леонов, А. Арбузов и др.)

Свой вклад в разработку темы подвига народа внес поэт и драматург В. Гусев. В пьесе «Слава» Гусев высказывает мысль, что люди, совершая чудеса героизма, не стремятся к славе для себя. Они просто честно выполняют свой долг перед Родиной и народом. Почетен, достоин уважения любой, даже самый незаметный труд.

Основными персонажами пьесы, организующими ее сюжет, являются военные инженеры Николай Маяк и Василий Мотыльков. В основу положен конфликт между индивидуалистическими побуждениями Маяка, идущего на подвиг ради славы для себя, и честным поведением Мотылькова, выполняющего свой долг. Он считает своим долгом предотвратить большое несчастье. Его не прельщают ни слава, ни известность. На выполнение ответственного дела посылают его, и он с честью выполняет задание, завоевывая истинную, а не показную славу.

Теме труда были посвящены пьесы Н. Погодина «Темп», «Поэма о топоре», «Мой друг». И герои «Темпа» - крестьяне-костромичи на стройке тракторного завода, и персонажи «Поэмы о топоре» - рабочий Степан, мастер Евдоким, инженер Кваша, токарь Анка, и главный герой пьесы «Мой друг» Григорий Гай, начальник стройки, - все они люди, для которых жизнь - это борьба, созидание, творчество.

Романтику «обыкновенной» жизни, героизм будней раскрывает А. Афиногенов в пьесе «Далекое». Главные герои пьесы, по словам автора «не спасали челюскинцев, не летали в стратосферу, но тем не менее ощущают себя как подлинные творцы и созидатели, зачастую сами не сознавая того, как рядовая будничная работа заключает в себе подлинный героизм повседневного труда».

Большинство произведений этих лет объединяло отношение к героическому как к обычному явлению, мысль о том, что достоин уважения всякий труд.

Героизму людей во время гражданской войны была посвящена пьеса Вс.Вишневского «Оптимистическая трагедия». В ней совместилось тяготение Вишневского к массовости с углубленным проникновением в характер, психологию героя. Автора волнуют больные вопросы современности: что движет людьми, за что они сражаются, что лежит в основе таких понятий как преданность идее, свобода личности, гуманизм, беспощадность. Вишневский отстаивал своим творчеством право на существование жанра трагедии. В основе действия пьесы - история формирования в единый боевой Первый морской полк бывшего свободно-анархического отряда, героического поведения женщины-комиссара, сумевшей победить анархический разброд в отряде, привлечь на свою сторону колеблющихся представителей его, но гибнущей при этом. Таков трагический финал, который вместе с тем оптимистичен, так как в гибели Комиссара - залог будущих побед.

Вместе с тем пьесы подобного типа отличались известной односторонностью и идеологической направленностью. Они остались просто как факт литературного процесса 30-х годов и в настоящее время не пользуются популярностью.

Более художественно полноценными были пьесы социально-психологические. Представителями этого направления в драматургии 30-х годов были А.Афиногенов и А.Арбузов.

Последовательно выступая за утверждение в современной драме "социально-обоснованного психологизма", А.Афиногенов призывал художников обратиться к анализу того, что происходит в душах, "внутри людей". Размышляя о двух типах конфликта - социальном и асоциальном, драматург призывал исследовать так называемые "личные конфликты".

Исследователи уже давно заметили, что отличительной особенностью творческого почерка А.Афиногенова было умение выразить социальные проблемы через конфликты нравственнопсихологические, через коллизии личной жизни героев.

В традиционной по структуре психологической драме "Машенька", рассматривая частно-семейную бытовую коллизию, драматург сосредоточил внимание на проблеме формирования гармонической личности. Прослеживая становление характера пятнадцатилетней Машеньки и драматическую судьбу профессора Окаемова, драматург выявил перемены в характерах, перелом в жизненных представлениях старого ученого.

Одной из лучших пьес этого направления является также пьеса "Таня" А.Арбузова. Это бытовая социально-психологическая драма. Честность и внутренняя порядочность Тани, ее человеческая гордость, не продекларированные в пьесе, а художественно раскрытые, явились теми качествами характера, которые породили драматургическую коллизию. Уход Тани от Германа, психологически обоснованный и необходимый, рождает и другие сложные драматические ситуации. В конце пьесы Таня Рябинина обретает новые качества характера. Она, врач, совершает самоотверженный поступок: в тайге, в пургу, рискуя собственной жизнью, добирается до отдаленного прииска, чтобы спасти жизнь мальчику, сыну Германа. Идея пьесы выражена в словах одного из героев: "Ведь счастье - оно только сильному по плечу". Она раскрыта художественно ярко и психологически убедительно.

Лекция 9. Творчество М. Горького

В начале 20-х г.г. Горький продолжает работать над автобиографической трилогией: создает "Мои университеты" (1923) и близкую им по содержанию серию "Автобиографические рассказы" (1923): ее составили "Время Короленко", "Сторож", "Рассказ о первой любви", "О вреде философии". Вскоре выходят в свет книги Горького "Заметки из дневника. Воспоминания" (1924) и цикл "Рассказы 1922-1924г.г." (1925).Наибольший резонанс вызвала последняя, куда вошли «Отшельник", "Карамора", "Голубая жизнь", "Рассказ о необыкновенном" и др. Они отразили интерес писателя не только к реалиям действительности, к взаимодействию социального и природного в человеке, но и к опыту Достоевского, к философским концепциям эпохи, представленным именами Н. Федорова, Н. Бердяева и др.

Современники Горького - А. Луначарский, Д. Горбов - упрекали его в неопределенности авторской позиции (хотя и ценили новую прозу за притчевый, символический характер). Еще более суровой к писателю была налитпостовская критика, считая его поэтом "уродцев", изменившим своему революционному прошлому. Признавая художественное совершенство рассказа "Отшельник", великолепие образной изобразительности, давно невиданной в пореволюционной прозе, критика вменяла автору в вину выбор героя: "... Взят самый гнусный образец человеческой породы" При этом не учитывалась авторская сверхзадача объективно исследовать все "извороты" человеческой души.

Рассказ открывается лирической пейзажной зарисовкой:

"Лесной овраг полого спускался к Оке, по дну его бежали, прячась в травах, ручей; над оврагом - незаметно днем и трепетно по ночам - текла голубая река небес, в ней играли звезды, как золотые ерши".

В отличие от сильных и мужественных романтических героев раннего Горького внешность Савела Пильщика подчеркнуто безобразен: "Старик среднего роста, плотный, но весь какой-то измятый, искусанный. Лицо его, красное, точно кирпич, безобразно, левая щека разрезана от уха до подбородка глубоким шрамом, он искривил рот, придав ему выражение болезненно-насмешливое, темненькие глаза изувечены трахомой - без ресниц, с красными рубцами на месте век, волосы на голове вылезли клочьями, одна - небольшая - на макушке, другая обнажила левое ухо..."

По житейским и этическим меркам Савел - страшный грешник: растлил родную дочь, о чем автор не забывает, но в то же время повествователь с сочувствием воспринимает слова героя: "Всякий человек не всю жизнь плох, иной раз и плохой похвалы достоин. Человек - не камень - а и камень от времени меняется. И очень скоро за внешним уродством проглядывает, а затем и заслоняет его добрая, ласковая, обаятельная и человечная душа лесного человека - отшельник: "... Он казался почти красивым, красотою пестро и хитро спутанной жизни. И его внешнее безобразие особенно резко подчеркивало эту красоту".

Савел прожил большую и интересную жизнь. В ней хватало всего: и работы ("семнадцать лет бревна резал"), веселья и беззаботности ("а я - веселый был, игристый, турманом жил,- знаешь, голуби есть турмана"), любви ("бабы, девки любили меня, ну - как сахар..."), и обиды ("... обидели меня, - в кровь обидели!"), и путешествия ("был я в Киеве, и в Сибири был... Я - в... Курск... Я - в Царицын, а там на пароход, потом морем ехал в Узун (город в Персии - П.Ч.)... прошел на Новый Афон..."). Вынес Савел из жизни одно убеждение: "Все обман один, законы эти, приказы всякие, бумаги..." И потому из мира цивилизации уходит старик в мир природы, где все просто и естественно. Он оборудовал себе пещеру "хозяйственно и прочно, - на долгую жизнь" и живет себе тихо-мирно ("я, дружба, просто тихий человек"), никому не мешая ("никому не мешаю и никуда не лезу"), по мере сил своих служа Богу и людям ("я полезный и ему (Богу - П.Ч.) и людям"). Старик осознает себя большим утешителем: "Да-а, дружба, не легко людям жить, - о-хо-хо! Не сладко (...) Вот - утешаю я их, н-да". Причем утешает сообразно своему опыту, исходя из того, что наиболее полезно человеку в данную конкретную ситуацию: "я всем правду говорю, кому какую надо (...) А которых - обманываю немножко, ведь живут и такие люди, которым нет уже никакого утешения, кроме обмана... Есть, дружба, такие... Есть..."

Последнее откровение, не правда ли, очень близко напоминает нам Луку из пьесы "На дне"? Да, можно признать, что они братья по духу и крови по жизненной своей позиции. Но что удивительно, позиция самого автора, яростно и непримиримо относившегося к Луке и людям его типа, в данном случае обнаруживает совершенно иное отношение: он откровенно любуется стариком-отшельником, симпатизирует ему, восхищается умением обходиться с людьми... Отношение автора к герою проглядывает в лирически окрашенных кратких комментариях к повествованию старика: "Смеху его ладно вторил ручей. Тепло вздыхал ветер; по нежным бархатам весенней листвы скользили золотистые зайчики..." Символично не только то, что образ Савела напоминает нечто первобытное, родственное природе, но и то, что смех его, речь сливаются с природой, образуя нечто естественное, единое: "Его мягкий сиповатый голосок звучал певуче, неутомимо и родственно сливался в теплом воздухе вечера с запахом трав, вздохами ветра, шелестом листвы, тихим плеском ручья по камням. Замолчи он - и ночь будет не полна, не так красива и мила душе..."

Речь старика всегда эмоционально окрашена. Это ощущается и по интонации героя, и по тем многозначительным эпитетам, подбираемым писателем для обозначения манеры общения старика с людьми: "с восхищением говорил", "умиленно сказал", "ласковый голос", "оживленно начал", "радостно продолжая сквозь смех", "певуче протянул", "певуче произнес"... Особенно восхищало автора в герое умение насыщать знакомые и избитые слова богатым смыслом, любовью к людям, неисчерпаемой нежностью. Так, слово "милая" Савелий умел произносить бесчисленно разнообразно: с умилением, с торжеством, с трогательной печалью, укоризненно ласково, сияющим звуком радости... Но всегда, как бы оно ни было сказано, слушатель чувствовал, что "основа его - безграничная, неисчерпаемая любовь". Стремление писателя разобраться в душе героя, какими бы грехами она ни была отягощена, очевидно и в других рассказах цикла. В советской критике наибольшее осуждение вызвал "Карамора", который даже Воронский назвал "неудачной вещью", вызывающей чувство недоумения и досады: "Нельзя так двойственно писать о провокаторах, нельзя, особенно у нас в России".

В литературоведческом плане в "Рассказах 1922-1924 г.г." современные исследователи (А. Газизова, Т. Пшеничук и др) отмечают маргинальность нового героя Горького, сложность субъективно-объективной организации текста, структурирующие и смыслообразующие функции мотивов.

«Рассказ о необыкновенном» вошел в цикл "Рассказы 1922-1924 г.г." как заключительный: на этом автор настаивал при редактировании. Очевидно, произведение подводило определенный итог размышлениям писателя и заняло важное место в его творческой биографии. "Занят весьма сложным рассказом,- сообщал он,- и ничего не могу делать, ни о чем не думаю, кроме Якова..." Яков Зыков родом из рязанской деревни и выросший в Сибири под пером Горького вырастает в фигуру типическую. Критика увидела в Якове традиционные для Горького образ странника, искателя правды жизни, но перенесенную в условия гражданской войны. Здесь также сохранилась установка Горького на якобы документальную достоверность изображаемого. К Зыкову можно отнести сказанное Горьким о герое "Голубой жизни": "...

Введен в рассказ для придания ему большей реальности". Именно в целях максимальной житейской достоверности автор предоставляет герою право самому поведать о своей жизни: авторское "вмешательство" проявилось лишь в начале, в подробнейшей портретной характеристике. Удивительно живо передано время революции с его парадоксальными контрастами, отраженными уже в первой фразе: "В одном из княжеских дворцов на берегу Невы в пестрой комнатке "мавританского" стиля, загрязненной, неуютной и холодной, сидит, покачиваясь, человек, туго одетый в серый, солдатского сукна кафтан". И то, что на княжеском паркете "притоптывает" в такт исповеди тяжелый рыжий сапог с каблуком широким, точно лошадиное копыто, раскрывает фантастическую реальность недавних лет. Словесная живопись горьковского портрета традиционна: запоминаются встрепанные волосы мочального цвета, подрезанные усы, напоминающие вытертую зубную щетку, "духовная косоватость взгляда" и "недоверие существа, многократно обманутого людьми".

Автор замечает, что большеротое, зубастое - "щучье" - лицо этого человека не интересно, обычно для центральных губерний России. "Но не редко,- пишет автор,- где-то в глубине зрачка таких глаз сверкает холодное острие, как иглою, неожиданно пронзающее наблюдателя искусно скрытый силой разума". Поэтому повествователь упросил Якова "рассказать его жизнь". Первое впечатление подтвердилось речью героя, авторское описание которой - интонации, жеста - заняло едва не целую страницу. Яков говорит, "расстегивая и вновь застегивая крючки кафтана.., как будто хочет раздеться, встряхнуться, сбросить с себя какую-то внешнюю, накожную тяжесть", - это великолепная метафора самообнажения внутреннего мира, передающее душевную расположенность повествователя к своему собеседнику.

Затем повествователь как бы сходит со сцены и слово героя звучит как сказ, достаточно отчетливо маркированный стилистически. "Война глотает людей, как печь дрова",- образно говорит Яков. В то же время рассказ дает обобщающую картину народной жизни и "судьбы человека" первых десятилетий века. "Та серая фигура хромого человека - когда я еще читал! - а все еще ходит за мной",- признавался М.Пришвин, свидетельствуя о жизненности и впечатляющей силе горьковского образа.

Перипетии сюжета определяются обычными для жанра рассказа-исповеди биографическими подробностями: раннее сиротство, батрачество, скрашенное дочерью хозяина, инвалидность, жизнь у доктора, глупость чиновника, из-за которой Яков оказался в тюрьме... Потом жизнь снова пошла по тому же кругу, оттеняющему духовную возмужалость и своеобразную внутреннюю работу мысли героя. Совет доктора читать книги падают на благодатную почву: "Суть книжки мне всегда легко давалась. Чужие мысли очень просто понять, когда свои в голове есть",- заключает герой, и в его панегирике чтения явно выражено и авторское отношение к книге - "источнику знаний". Но знания эти не отвлеченные, они подкрепляют революционное нетерпение героя, которое, однако, революционером стал не сразу. Революцию 1905 года он воспринимает как "другую узду на людскую нужду": "Революция была, а толку не родила; после нее еще хуже стало",- говорит он. У Зыкова было типично крестьянское отношение к политике ("Политические - мелкий народ". "Политические хотят власти, а нам нужна свобода души"). Только свержение царя и последующие события Зыков воспринимает как "великую радость".

Этическая оценка Зыкова гражданской войны Горьким разделяется полностью, и герой явно выступает носителем авторской точки зрения. Это подтверждается всем складом внутреннего мира героя, его восприятия, а точнее, неприятия войны. Якова мучает, что война отбивает народ от его избяной жизни: "Скучно мне ночами - думаю, когда конец этому крутежу Людей жалко - много людей погибало от глупости своей, ой много". Это рассказчик, а не повествователь, раскрывает на собственном примере пагубность воздействия военного положения на психику людей: "Не в охоту это было мне, однако и я тоже винтовочку взял, иду... Стрелок я был никакой, охотой никогда не занимался, а однако распалило и меня; ружье - инструмент задорный, ты его только наведи, оно само стреляет".

К этой мысли Зыков возвращается не раз, обнаруживая способность к саморефлексии и психологически тонкое понимание того, как война затягивает людей: "Хотя я человек не боевой, а тоже раззодорился, стрелял и колол с большой охотой",- с искренней горечью признается он. Сарказмом исполнены его слова о ставшем привычкой военном быте: "Людей бьем - песенки поем". И как непреложная истина звучит его, по-горьковски точный афоризм: "Убивать людей - окаянное занятие". В доказательство того, что "война - занятие глупое и дорогое", "вредное занятие", Яков приводит историю Петьки, "набалованного" на убийства. Это пример того, когда проявляются самые агрессивные инстинкты, ставящие человека на грань психопатии: "У нас был парнишко один, Петька, так он до того избаловался, что, бывало, наберем пленников, он обязательно пристает - давайте, расстреляем! Просит Ивкова: дозвольте пристрелить! Глазенки горят, рожица красная. Миловидный был и с виду тихий. Запретит ему Ивков, а он все-таки застрелит пленника и оправдывается: - Это я - нечаянно!

В своих нелегких раздумьях о необходимости уничтожения зла и жестокости Зыков приходит к тем же выводам, что и доктор в рассуждениях о необходимости революционных перемен. В минуты, когда доктора "покидала осторожность", он мог обмолвиться:

" - Конечно, лучше бы все сразу к черту послать...

Однако сейчас же и прибавит:

- Ну - это невозможно!"

И объяснял Якову: "Мы-де присуждены жить под властью прошедших времен, корни пустяков вросли глубоко, корчевать их надо осторожно, а то весь плодородный слой земли испортишь. Сегодняшним днем командует вчерашний, а настоящая жизнь обязательно будет командовать будущей..." Теперь Яков фактически повторяет аргумент доктора, говоря: "Тупая жестокость эта в кости человеку вросла, как тут быть?". Повторение аргумента подчеркивает его значимость и, одновременно, определенное изменение в духовном облике самого героя (раньше с доктором он абсолютно не соглашался). И все же вывод Якова категоричен: жестокостью "многие совсем неисцелимо заражены и живут ради того, чтобы других заражать. Нет, здесь ничего не поделаешь, бить друг друга мы будем долго, до полной победы простоты".

С позиции сегодняшнего дня такой вывод героя весьма уязвим: жестокость порождает новую жестокость, и так - без конца. Очевидно, уязвимость этой стороны рассуждений Зыкова автор понимал, но "новый Горький" не спешит осудить героя, оставляя за ним право на собственное мнение, не нарушая объективности изображения характера, отразившего свою эпоху. Запутанность социальных отношений людей, приводящая к кровавым драмам, вот о чем болит душа и автора, и героя. Но проблема жестокости и насилия революции в рассказе не единственная и, очевидно, не главная, судя по его названию. Горький провидчески выявляет ростки будущих социальных невзгод.

Мотив необыкновенного - таланта, образования, профессионализма (выучки) - как лишнего, ненужного, вредного проходит через всю исповедь Зыкова, который проповедует буквальное равенство всех людей. "Все на свете надобно сравнять, особенно необыкновенное,- убежденно провозглашал Яков Зыков,- уничтожить, никаких отличий ни в чем не допускать, тогда все люди между собой - хотят, не хотят - поравняются, и все станет просто, легко..." Разумеется, Горький с его трепетным отношением к культуре, таланту, образованию с такими мыслями Зыкова согласиться не мог. Но проблема отношения к необыкновенному, как к "пустякам" волновала писателя не только ее социальными и политическими перспективами, а как явление народной философии. Русская литература первой трети века проявляла большой интерес к сектантству; не был исключением и Горький. Теория Зыкова не придумана им самим, она унаследована от старика сектанта, укоряющего сокамерника: "Ты себя от людей отделить хочешь. А беда-то, грех жизни в том и скрыт, что каждый хочет быть особенным, отличия ищет. Где особенное, там и власть, а где власть - там вражда, непримиримость и всякое безумство". Встреча с сектантом заставила Зыкова по-новому посмотреть и на доктора, перед которым он раньше благоговел. Яков становится проповедником, собирающим вокруг себя много людей и, неверующий, он говорит, как по Евангелию, неся столь близкую крестьянству идею равенства и "упрощения" жизни. Задушевность заключительных слов героя, обращенных к повествователю: "Так-то, браток..." - не может не тронуть сердце. Автор приглашает читателя поразмыслить над крестьянской психологией, над народным восприятием революции и человеческого бытия в целом. Как подлинно классическое произведение, рассказ Горького обнаруживает и другие, подчас парадоксальные смыслы. Думается, в философии Зыкова, в его трактовке "пустяков" есть зерна пророческого предупреждения об избыточности цивилизации и ее саморазвивающейся индустрии, когда ради "пустяков" человечество губит основу своего естественного, соприродного существования.

Над своим "завещанием", как принято называть это самое значительное произведение М.Горького, он работал двенадцать лет - с 1925г. до последних дней своей жизни и говорил: "Я не могу не писать "Жизнь Клима Самгина"... Я не имею право умереть, пока не сделаю этого". К сожалению, четвертый том писатель подготовить к печати сам не успел; остался недописанным финал. Грандиозное художественное полотно, оправдавшее свое подзаглавие "Сорок лет" вобрало и синтезировало социальную проблематику всего предшествующего творчества писателя. Как заметил Луначарский, в "Климе Самгине" Горький "приводит в порядок весь свой опыт" ("Писатель и политика"). Перечислим лишь некоторые из постоянных горьковских мотивов. Заявленное еще в "Вассе Железновой" и "Деле Артамоновых" сомнение писателя в перспективах русского предпринимательства завершается образом Варавки.

Понимание того, что для русской ментальности характерно трагическое противостояние личности существующему миропорядку (Фома Гордеев, Егор Булычев и др.) воплотилось в образе Лютова. Скептическое отношение к интеллигенции, претендующей быть "солью земли", но не способной что-либо изменить в народной судьбе и равнодушной к ней, идет от Горького-драматурга 900-х г.г. ("Дачники", "Варвары", "Дети солнца") и реализовалась в главном герое романа и его ближайшем окружении (описание которого, кстати, вовсе не противоречит критическим суждениям о русской интеллигенции в знаменитых "Вехах"). Крушение народнических иллюзий, показанное в начале романа, восходит к образу Евгении Мансуровой в "Жизни Матвея Кожемякина". Идущая от "Мещан" и "Матери" тема пролетарского движения раскрыта в патетических картинах первой русской революции и образе Степана Кутузова, только последний подан с более объективной и подчас нелицеприятной позиции.

Подступами к итоговому роману справедливо считаются "Рассказы 1922-1924г.г." с их не только социальной, но и экзистенциальной проблематикой. Но все это осталось бы лишь самоповторением, хотя и с важными дополнительными нюансами, если бы роман не стал большим художественным открытием, синтезирующим опыт и Достоевского, русской и мировой литературы первой трети ХХ века. Это сказалось в расширении тематического диапазона - в изображении крупным планом русского сектантства, в пристальном внимании к проблемам пола (о значимости этих тем для русской литературы начала века уже говорилось выше) - а главное, в новых принципах художественного пересоздания жизни. Адекватному прочтению романа в советском литературоведении мешала трактовка его как эпопеи, что разрушало художественную целостность повести. На деле "движущаяся панорама десятилетий" , и события, и персонажи - а их более 800 - поданы Горьким лишь через поток сознания одного героя.

Такой гипертрофированный интерес к личности - характерная черта литературы серебряного века. Уже фамилия "Самгин", заключало в себе "самость", опору на себя, желание быть самим собой. То, что социальные вопросы ничтожны рядом с трагедией индивидуального бытия - кредо Самгина - автором с порога не отвергается. Напротив, экзистенциальные мотивы его раскрытия делают образ Самгина нелицеприятно правдивым, объективно раскрывающим многие стороны человеческого характера. Вопреки утвердившемуся в советском литературоведении мнению Луначарского: Самгин "является во всем антиподом авторской личности". Горький-человек в отличие от Самгина шел навстречу истории, но считал своим писательским долгом типизировать судьбу тех "средних" людей (а их большинство), кто видел в истории насилие над собой и предпринимал попытки, большей частью безуспешные, от нее укрыться.

Оригинальность горьковского решения, "беспрецедентная для литературы дерзость" проявились в том, что свидетелем эпохи (за сорок лет!) выступил антигерой, почти всегда противостоящий авторской позиции. Это уже не "мир в личности" романтического по своим истокам искусства. А жесткое реалистическое видение, сохраняющее status quo "личностью в мире". Поданный только через восприятие Самгина "мир" тем не менее, сохраняет свои очертания, благодаря удачно найденному приему: "... Только Самгин показан "изнутри", все остальные - "извне". Внутренние процессы сознания Самгина даны непосредственно, внутренний мир других героев - только в его восприятии и в прямой речи диалога. Как думает - все остальные показаны только как они действуют и как говорят" Сюжетные и фабульные связи романа завязываются и развиваются так, будто художественный мир творится без прямого авторского вмешательства, как бы сам по себе, объективно возникая из существующего хаоса. Эти связи возникают, говоря словами Горького, в "атмосфере мысли". Отсюда определение романа как философской прозы.

"Жизнь Клима Самгина" - это идеологический роман в самом высоком смысле этого слова, раскрывающий насквозь идеологизированную жизнь общества в ХХ веке. В идейных спорах героев прозвучало более 70 имен философов и политиков, более чем на 100 страницах упоминается Лев Толстой, на стольких же Достоевский и Леонид Андреев. Размышляет Самгин и о "Вехах", и о "развенчанном" Горьком. Активизация общественной жизни требует от человека социально-политического самоопределения, и если в глубине души этого нет, то человек вынужден актерствовать, играть - таков объективный вывод писателя.

Но все это становится фактом искусства благодаря художественности воплощения творческого замысла. Идиостиль автора "Самгина" формируют, как показано в современном горьковедении, специфические особенности его поэтики. Своеобразна соотнесенность позиции героя и автора; ведущими представляются сквозные образы-лейтмотивы: развитие сюжета во многом определяют они, словесные образы, а не привычные для читателя логика характеров и событий. Необходимо также отметить двойничество героя, доведенное в картине сна до гротескного множества самгиных. Как принцип отражения и осмысления мира главным героем выступает зеркальность; сквозь социально-актуальный слой романа проступает мифопоэтический с его оппозицией Земля/Город, с новым пониманием сакрального и профанного пространства, центра и периферии. Горький был прав в своем утверждении, что сокровенный смысл романа могут постичь только потомки.

Лекция 10. Творчество М. Пришвина

Пришвин Михаил Михайлович родился в купеческой семье (отец умер, когда мальчику было семь лет). Окончив сельскую школу, поступил в Елецкую классическую гимназию, откуда был исключен (1888) за дерзость учителю В. В. Розанову. «Побег в Америку, исключение из гимназии -- два крупнейших события моего детства, определяющие многое в будущем» (дневник 1918). Переехав в г. Тюмень к дяде И. И. Игнатову, крупному сибирскому промышленнику, окончил шесть классов Тюменского реального училища. В 1893 поступил в Рижский политехникум (химико-агрономическое отделение). В 1896 участвовал в работе марксистских кружков, в 1897 арестован за революционную деятельность и выслан на родину в г. Елец (1898-1900). В 1900 уехал в Германию, где окончил агрономическое отделение философского факультета Лейпцигского университета. Вернувшись в Россию, в 1902-05 работал агрономом в Тульской, а затем в Московской губернии, в г. Луга, в вегетационной лаборатории профессора Д.Н. Прянишникова в Петровской сельскохозяйственной академии, служил в Петербурге секретарем у крупного петербургского чиновника В. И. Филипьева, составлял сельскохозяйственные книги: «Картофель в полевой и огородной культуре» и др., затем вплоть до Октябрьской революции корреспондент в газетах «Русские ведомости», «Речь», «Утро России», «День» и др.