История русской литературы XX века (20-30-е гг.)

Во время Первой мировой войны отправляется на фронт в качестве санитара и военного корреспондента. После Октябрьской революции совмещал краеведческую работу с работой агронома и учителя: преподавал в бывш. Елецкой гимназии (из которой был исключен в детстве), в школе второй ступени в селе Алексино Дорогобужского района (там же директор), служил инструктором народного образования. Организовал музей усадебного быта в бывш. имении Барышникова, принимал участие в организации музея в г. Дорогобуже.

Первый рассказ Пришвина «Сашок» был напечатан в 1906. В путешествиях по русскому Северу (Олонецкая губ., Карелия), куда Пришвин отправился, увлекшись фольклором и этнографией, родилась первая книга писателя «В краю непуганных птиц» (издана в 1907) -- путевые очерки, составленные из наблюдений над природой, бытом и речью северян. Она принесла ему известность, он удостоен за нее серебряной медали Императорского географического общества и звания действительного его члена. В следующих книгах «За волшебным колобком» (1908), «Черный араб» (1910) и др. также сочеталась научная пытливость с особой натурфилософией и поэзией природы, определивших особое место Пришвина в русской литературе. К 1908 относится его сближение с петербургскими литературными кругами (А. Блоком, Д. Мережковским, А. Ремизовым и др.). В 1912-14 выходит первое собрание его сочинений в 3-х т., изданию которого способствовал М. Горький.

В 1920-30-е Пришвин выпускает книги «Башмаки» (1923), «Родники Берендея» (1925), повесть «Жень-шень» (первоначальное название «Корень жизни», 1933) и т. д., где помимо замечательных описаний природы, глубокого проникновения в ее повседневную жизнь и образов простых людей, живущих с ней в одном ритме, важную роль играет сказка, миф. Народно-поэтические истоки не только обогащают художественную ткань и палитру сочинений Пришвина, но и придают повествованию дыхание вневременной мудрости, превращая отдельные образы в многозначные символы.

Поэтическое мировосприятие, художническая зоркость к мельчайшим подробностям жизни становятся основой многих детских рассказов Пришвина, собранных в книгах «Зверь-бурундук», «Лисичкин хлеб» (1939) и др. В Кладовой солнца (1945) Пришвин создает сказку о детях, попавших из-за разлада между собой в лапы коварных мшар (лесные сухие болота), но спасенных оставшейся без хозяина охотничьей собакой.

Рассказы Пришвина о животных, в том числе и охотничьи, отличаются естественным, свободным от ложной сентиментальности пониманием их психологии. Бессловесный мир благодаря писателю обретает язык, становится ближе. Эпос, сказка, фольклор, лиризм окрашивают многие произведения Пришвина последних лет -- поэму в прозе «Фацелия» (1940), повесть «Корабельная чаща» (1954), роман «Осударева дорога» (изд. 1957).

Пришвину принадлежит такое важное понятие, как творческое поведение. Ища уединения в природе, много путешествуя по стране, часто меняя места жительства, он сосредоточенно и целеустремленно думал о более глубокой, органичной связи с миром и людьми. Он хотел творчески выстроить свой внутренний мир не только на отвлеченном разуме или слепом чувстве, но на целостном органичном мировосприятии, соединяющем явления в осознанном и просветленном переживании «родственности».

Именно мировоззренческие, философско-этические искания главного героя Курымушки-Алпатова -- в центре автобиографического романа Пришвина «Кащеева цепь», работа над которым начата в 1922 и продолжалась до конца жизни. Конкретные образы здесь также несут в себе второй мифологический, сказочный план (Адам, Марья Моревна и т. д.). Человек, по мысли автора, должен разорвать кащееву цепь зла и смерти, отчужденности и непонимания, освободиться от пут, сковывающих жизнь и сознание. Скучную повседневность нужно превратить в каждодневный праздник жизненной полноты и гармонии, в постоянное творчество. Романтическому неприятию мира писатель противопоставляет мудрое согласие с ним, напряженный жизнеутверждающий труд мысли и чувства, созидание радости.

Художественные произведения Пришвина -- лишь ответвление главного его труда, дневника, который он вел на протяжении всей жизни. В нем -- каждодневный искренний диалог с самим собой, неустанное стремление уточнить свою этическую позицию в мире, глубокие размышления о времени, стране, обществе, писательском труде и т. д.

Поначалу разделявший романтическую веру большей части русской интеллигенции в революцию как духовно-нравственное очищение, как путь к новой человечности, Пришвин быстро осознал гибельность революционного пути. Выученик высокой культуры 19 в., писатель видел жизнь страны советов достаточно трезво, доходя до самых горьких выводов (например, о близости большевизма и фашизма). Он понимал, что над каждым человеком в тоталитарном государстве нависает угроза насилия и произвола. Вокруг смерть косит людей, но живые в этих смертях себе примера не видят и живут, как будто они бессмертные.... Страх расправы не обошел и его. Пришвину также, как и большинству других советских писателей, приходилось идти на унизительные компромиссы, о чем он сокрушался в дневнике: Я похоронил своего личного интеллигента и сделался тем, кто я теперь есть.

Одна из заветных идей Пришвина, красной нитью проходящая через его дневники, -- научиться полно жить в настоящем, ценить его, находить для него наиболее совершенные формы, выявлять в окружающем мире его светлые, добрые начала. В стране принудительного коллективизма писатель упрямо отстаивал именно личную жизнь с ее простыми радостями и заботами.

Культуру Пришвин считал важнейшим средством поддержания жизни: Величайшая роскошь, обеспеченная культурой, -- это доверие к человеку: среди вполне культурных людей жить можно и взрослому как ребенку. Он утверждает родственное внимание и сочувствие (ключевые пришвинские слова) не только как этические основы жизни, но и как величайшие блага, дарованные человеку

Лекция 11. Творчество А. Платонова

Платонов Андрей Платонович (наст. фам. Климентов) [1 сентября (20 августа) 1899, Воронеж -- 5 января 1951 года, Москва], родился в многодетной семье слесаря железнодорожных мастерских. Учился в церковно-приходской школе, затем в городской. С 14 лет начинает овладение рабочими профессиями (слесаря, литейщика, помощника машиниста паровоза) -- нужно было поддерживать семью. Мотив паровоза прошел через все его творчество, а трудное детство описано в рассказах о детях. Рано проявляет интерес к техническому изобретательству и одновременно -- к литературе. Первая проба пера -- юношеские стихи, вошедшие в его поэтический сборник «Голубая глубина» (1922). В 1918-1921 годах активно занимается журналистикой, совмещая ее с работой на железной дороге и учебой в Воронежском политехническом институте.

В 1922-1926 годах Платонов работает мелиоратором в Воронежской губернии и на строительстве электростанции. Он увлечен делом преобразования хозяйства, однако упорно продолжает заниматься литературой. Печатает публицистические статьи, рассказы и стихи в воронежских газетах и журналах и даже в московском журнале «Кузница». В публицистике Платонов этих лет -- мечтатель-максималист, борец со стихийными силами в природе и жизни, призывающий к скорейшему превращению России «в страну мысли и металла», к подавлению влечений пола как препятствию на пути ко всеобщему братству. Вместе с тем, напряженные философско-этические искания Платонова этих лет (на него оказали влияния идеи А. Богданова, К.Э. Циолковского, Н.Ф. Федорова, В.В. Розанова) не позволяют ему слиться с пролетарской литературой. Пишет рассказы на темы деревенской жизни («В звездной пустыне», 1921, «Чульдик и Епишка», 1920), а также научно-фантастические рассказы и повести («Потомки солнца», 1922, «Маркун», 1922, «Лунная бомба», 1926), в которых вера в технический прогресс соединяется с утопическим идеализмом ремесленника-изобретателя.

1927 году Платонов оставляет службу и перебирается с семьей в Москву: писатель в Платонове победил инженера. Вскоре появляется повесть «Епифанские шлюзы», давшая название сборнику рассказов (1927). В этой повести в экспрессивно-сгущенной символике сюжета и языка дана острая метафора трагического и жестокого облика России, обреченность в ней рациональных начинаний. Платонов подвергает в это время критической ревизии не только свои социальные утопические воззрения, но и радикализм в сфере пола. В сатирической утопии-памфлете «Антисексус» (1928) высмеивается идея отказа от плотской любви в пользу общественной деятельности, а также документально-монтажная литература левых.

В этот период кристаллизуется поэтика Платонова: спрямленность в выражении идеи уступает место двойственности авторской позиции; устремленность в будущее сменяется поисками глубинных смыслов жизни -- «вещества существования»; герои -- одинокие изобретатели, странники, раздумчивые чудаки. Складывается неповторимая языковая фактура: стиль мастера основан на поэтических приемах и словообразовательном механизме языка, выявляющем скрытое, первичное значение слова. Выразительное косноязычие Платонова не имеет прецедентов в русской литературе, отчасти опираясь на традиции символизма, а также перерабатывая опыт авангарда и газетную лексику своего времени.

Новая поэтика нашла свое выражение в повестях «Ямская слобода» (1927), в которой Платонов продолжил деревенскую тему ранней прозы, «Город Градов» (1928) -- сатире на советскую бюрократию, «Сокровенный человек» (1928) о приключениях «размышляющего пролетария» в годы гражданской войны. В этой прозе Платонов уходит от декларативно-иллюстративного представления утопической идеи к напряженному поиску алгоритма существования, подчиненного многоуровневому единству человека и извечных проблем бытия. Граница между внутренним миром человека и внешней средой, между живой и неживой природой становится проницаемой, понятия и вещи сближаются, а суть жизни проявляется на грани ее исчезновения. После публикации очерка «Че-Че-О» и особенно рассказа «Усомнившийся Макар» (1929) Платонов был обвинен в анархо-индивидуализме. Писателя перестают печатать -- не помогает даже обращение к Горькому.

В 1928 Платонов завершает работу над романом «Чевенгур», однако целиком он увидел свет лишь в 1972 в Париже. Роман представляет собой многоплановое повествование, в котором лирика и сатира переплетены с философскими построениями и политическими аллюзиями. В основе сюжета -- описание возникновения и гибели города-коммуны Чевенгур, куда приезжают после ряда приключений герои романа, сын утопившегося рыбака Саша Дванов и Дон Кихот революции Копенкин. В Чевенгурской коммуне «кончилась история» -- очистив город от буржуев и «остаточной сволочи», уничтожив хозяйство, люди питаются дарами земли и солнца. Напавшие на город солдаты приносят окончательную гибель обитателям города. Роман пронизан двойственностью: коммуна -- и идеал, и предмет осмеяния; федоровские воззвания к братству людей, воскрешению предков, предосудительности проявлений пола, которым Платонов был привержен в молодости, здесь иронически остраняются. Поэтика в «Чевенгуре» получает дальнейшее развитие: сюжет выражен неявно, речь персонажей и рассказчика не различаются; язык «корявый и афористически изысканный» (Е. Яблоков). Мерцание смыслов создает особую экспрессивно-вязкую среду неразрешенного трагического конфликта как основы существования. Этот конфликт универсален и не сводим лишь к разрыву между идеалом и практическим устройством жизни, к политическим и историческим реалиям.

В тридцатые годы с наибольшей силой проявляется талант Платонова. В 1930 он создает один из своих главных шедевров -- повесть «Котлован» (впервые опубликована в СССР в 1987) -- социальную антиутопию на темы индустриализации, трагико-гротескное описание краха идей коммунизма (вместо дворца выстроена коллективная могила). Платонов «подчинил себя языку эпохи» (И. Бродский), напряженная фактура которого определила тему разрыва идеала с действительностью, мотива истончения существования, щемяще-трагической отчужденности каждого живого существа.

Однако социальная атмосфера накалялась. На публикацию «бедняцкой хроники» «Впрок» (1931) -- иронического описания коллективизации -- следует резкая реакция Сталина, и Платонова перестают печатать. Даже рассказ на антифашистскую тему «Мусорный ветер» (1934) был осужден за гротеск и «ирреальность содержания».

В середине 1930-х Платонов -- писатель, пишущий главным образом в стол. Вместе с тем, обилие замыслов переполняет писателя. Он напряженно работает. В это время им были написаны роман «Счастливая Москва», пьеса «Голос отца», статьи о литературе (о Пушкине, Ахматовой, Хемингуэе, Чапеке, Грине, Паустовском). После создания близкой по проблематике к «Чевенгуру» и «Котловану» повести «Ювенильное море» (опубликована в 1986) и пьесы «Шарманка» писатель постепенно удаляется от масштабных социальных полотен в мир душевных переживаний и любовных драм (рассказы «Река Потудань», «Фро», «Афродита», «Глиняный дом в уездном саду»), в которых усиливается психологическая моделировка персонажей; ироническое отношение к любви уступает место глубине психологического прочтения. Замечательны рассказы о детях («Семен», 1936) -- в них сопрягаются героика «отдельного существования» с состраданием к сиротству человечества.

В 1933-1935 после поездки в Туркмению Платонов создает повесть «Джан». Ее герой, ведомый прометеевской страстью спасти свой вымирающий в пустыне народ, хочет научить людей счастливой жизни в коммуне, но терпит неудачу. Лирический и социально-утопический пласты соединились здесь в единое целое. Яркость фразы и слова, звукопись и ритм делают прозу Платонова 1930-х годов экспрессивно-насыщенной.

Большая часть произведений Платонова все еще находится в рукописях. Платонов -- художник победившей музы: «темная воля к творчеству» и сокрушительная мощь слова многократно перекрыли узость времени и идей, которым он был предан.

Лекция 12. Творчество М Шолохова

В 1923 Шолохов печатал фельетоны, с конца 1923 -- рассказы, в которых с фельетонного комизма сразу переключился на острый драматизм, доходящий до трагизма. При этом рассказы были не лишены элементов мелодраматичности. Большинство этих произведений составило сборники «Донские рассказы» (1925) и «Лазоревая степь» (1926, дополненный предыдущий сборник). За исключением рассказа «Чужая кровь» (1926), где старик Гаврила и его жена, потерявшие сына, белого казака, выхаживают коммуниста-продотрядника и начинают любить его, как сына, а он от них уезжает, в ранних произведениях герои Шолохова в основном резко делятся на положительных (красные бойцы, советские активисты) и отрицательных, подчас беспримесных злодеев (белые, «бандиты», кулаки и подкулачники). Многие персонажи имеют реальных прототипов, но Шолохов почти все заостряет, гиперболизирует: смерть, кровь, пытки, муки голода представляет нарочито натуралистически. Излюбленный сюжет юного писателя, начиная с «Родинки» (1923), -- смертельное столкновение ближайших родственников: отца и сына, родных братьев.

Свою верность коммунистической идее Шолохов еще неискусно подтверждает, подчеркивая приоритет социального выбора по отношению к любым другим человеческим отношениям, включая семейные. В 1931 он переиздал «Донские рассказы», дополнив новыми, в которых делался упор на комизм в поведении героев (позднее в «Поднятой целине» совмещал комизм с драматизмом, подчас достаточно эффектно). Потом в течение почти четверти века рассказы не переиздавались, автор ставил их очень невысоко и вернул читателю тогда, когда за неимением нового пришлось вспомнить забытое старое.

« Донские рассказы» полифоничны, многогеройны. В рассказе «Батраки» рассказано о судьбе Федора Бойцова. Тяжелая нужда заставила его пойти в батраки с шестнадцати лет. В рассказе «Коловерть» Михаил Крамсков расстеливает попавших в плен отца и брата. Отец и старший брат убивают Степана в рассказе «Червоточина». Противоречия среди хуторян показаны в рассказах «Смертный враг», Продкомиссар», «Нахоленок», «Пастух» и другие. Значение «Донских рассказов» в том, характеры написаны мастерски, глубоко передана психология человека, история поставила людей в определенную ситуацию. Быт , нарисованный писателем, природа сформировавшая такие характеры создают картину жизни донского казачества.

В 1925 Шолохов начал было произведение о казаках в 1917, во время Корниловского мятежа, под названием «Тихий Дон» (а не «Донщина», согласно легенде). Однако этот замысел был оставлен, но уже через год писатель заново берется за «Тихий Дон», широко разворачивая картины довоенной жизни казачества и событий Первой мировой войны. Две первых книги романа-эпопеи выходят в 1928 в журнале «Красная новь». Почти сразу возникают сомнения в их авторстве, слишком больших знаний и опыта требовало произведение такого масштаба. Шолохов привозит в Москву на экспертизу рукописи (в 1990-е гг. московский журналист Л. Е. Колодный дал их описание, правда, не собственно научное, и комментарии к ним). Молодой писатель был полон энергии, обладал феноменальной памятью, много читал (в 1920-е гг. были доступны даже воспоминания белых генералов), расспрашивал казаков в донских хуторах о «германской» и гражданской войнах, а быт и нравы родного Дона знал, как никто.

События коллективизации (и предшествующие ей) задержали работу над романом-эпопеей. В письмах Шолохов пытался открыть глаза на истинное положение вещей: полный развал хозяйства, беззаконие, пытки, применяемые к колхозникам. Однако самую идею коллективизации он принял и в смягченном виде, с бесспорным сочувствием к главным героям-коммунистам, показал на примере хутора Гремячий Лог в первой книге романа «Поднятая целина» (1932).

Даже весьма сглаженное изображение раскулачивания («правый уклонист» Разметный и др.) было для властей и официозных литераторов весьма подозрительно, в частности, журнал «Новый мир» отклонил авторское заглавие романа «С кровью и потом». Высокий художественный уровень книги как бы доказывал плодотворность коммунистических идей для искусства, а смелость в рамках дозволенного создавала иллюзию свободы творчества в СССР. «Поднятая целина» была объявлена совершенным образцом литературы социалистического реализма

Это прямо или косвенно помогло Шолохову продолжить работу над «Тихим Доном», выход третьей книги (шестой части) которой был задержан из-за достаточно сочувственного изображения участников антибольшевистского Верхнедонского восстания 1919. Шолохов обратился к Горькому и с его помощью добился от Сталина разрешения на публикацию этой книги без купюр (1932), а в 1934 в основном завершил четвертую, последнюю, но стал заново ее переписывать, вероятно, не без ужесточившегося идеологического давления. В двух последних книгах «Тихого Дона» (седьмая часть четвертой книги вышла в свет в 1937-1938, восьмая -- в 1940) появилось множество публицистических, нередко дидактических, однозначно пробольшевистских деклараций, сплошь и рядом противоречащих сюжету и образному строю романа-эпопеи. Но это не добавляет аргументов теории «двух авторов» или «автора» и «соавтора», выработанную скептиками, бесповоротно не верящими в авторство Шолохова По всей видимости, Шолохов сам был своим «соавтором», сохраняя в основном художественный мир, созданный им в начале 1930-х гг., и пристегивая чисто внешним способом идеологическую направленность. Писатель нашел в себе мужество закончить «Тихий Дон» полным жизненным крахом своего любимого героя Григория Мелехова, раздавленного колесом жестокой истории.

В романе-эпопее более 600 персонажей, и большинство их гибнет либо умирает от горя, лишений, нелепостей и неустроенности жизни. Гражданская война, хотя и кажется поначалу «игрушечной» ветеранам «германской», уносит жизни почти всех запомнившихся, полюбившихся читателю героев, а светлая жизнь, ради которой якобы стоило приносить такие жертвы, так и не наступает.

В происходящем виноваты обе борющиеся стороны, разжигающие ожесточение друг в друге. Среди красных у Шолохова нет таких прирожденных палачей, как Митька Коршунов, большевик Бунчук занимается расстрелами из чувства долга и заболевает на такой «работе», но первым убил своего боевого товарища, есаула Калмыкова, именно Бунчук, красные первыми порубили пленных, расстреляли арестованных хуторян, и Михаил Кошевой преследует своего бывшего друга Григория, хотя тот простил ему даже убийство брата Петра. Виновата не только агитация Штокмана и других большевиков, несчастья накрывают людей, как все сметающая на своем пути снежная лавина в результате их же собственного ожесточения, из-за взаимного непонимания, несправедливостей и обид.

Эпопейное содержание в «Тихом Доне» не вытеснило романного, личностного. Шолохову как никому удалось показать сложность простого человека (интеллигенты же у него не вызывают симпатии, в «Тихом Доне» они в основном на третьем плане и говорят неизменно книжным языком даже с не понимающими их казаками). Страстная любовь Григория и Аксиньи, верная любовь Натальи, беспутство Дарьи, нелепые промахи стареющего Пантелея Прокофьича, смертельная тоска матери по не возвращающемуся с войны сыну (Ильиничны по Григорию) и другие трагические жизненные переплетения составляют богатейшую гамму характеров и ситуаций. Дотошно и, конечно, любовно изображаются быт и природа Дона. Автор передает ощущения, испытываемые всеми органами чувств человека. Интеллектуальная ограниченность многих героев восполняется глубиной и остротой их переживаний.

Лекция 13. Творчество М. Булгакова

Булгаков Михаил Афанасьевич родился в семье профессора кафедры западных вероисповеданий Киевской духовной академии Афанасия Ивановича Булгакова. Семья была многодетная (Михаил -- старший сын, у него было еще четыре сестры и два брата) и дружная. Позже Булгаков не раз вспомнит о «беспечальной " юности в красивом городе на днепровских кручах, об уюте шумного и теплого родного гнезда на Андреевском спуске, сияющих перспективах будущей вольной и прекрасной жизни.

Бесспорны влияние и роль семьи: твердая рука матери Варвары Михайловны, не склонной к сомнениям по поводу того, что есть добро, а что -- зло (праздность, уныние, эгоизм), образованность и трудолюбие отца («Моя любовь -- зеленая лампа и книги в моем кабинете», -- напишет позже Булгаков, вспоминая допоздна засиживающегося за работой отца). В семье царит безусловный авторитет знания и презрение к невежеству, не отдающему себе в этом отчета.

Когда Михаилу было 16 лет, от болезни почек умер отец. Тем не менее, будущее еще не отменено, Булгаков становится студентом медицинского факультета киевского университета. «Профессия врача казалась мне блестящей», -- скажет он позже, объясняя свой выбор. Но университетские годы были прерваны досрочно. Идет мировая война, весной 1916 года «ратником второго ополчения» Михаил выпущен из университета (диплом был получен позже) и добровольно идет работать в один из киевских госпиталей.

Раненые, страдающие люди стали его врачебным крещением. «Заплатит ли кто-нибудь за кровь? Нет. Никто», -- напишет он через несколько лет на страницах «Белой гвардии». Осенью того же 1916 доктор Булгаков получит первое назначение -- в маленькую земскую больницу в Смоленской губернии.

Выбор, связанный с постоянной напряженностью морального поля, на фоне слома рутинного течения жизни, экстремальной повседневности формировал будущего писателя. Для него характерны были стремление к позитивному, действенному знанию -- и серьезность размышлений над атеистическим миросозерцанием «естественника», с одной стороны, -- и верой в высшее начало, с другой. Важно и еще одно: врачебная практика не оставляла места деконструктивным умонастроениям. Возможно, именно поэтому Булгакова не коснулись модернистские веяния начала века.

Каждодневная хирургическая практика недавнего студента, работающего в военно-полевых госпиталях, затем -- бесценный опыт сельского врача, вынужденного в одиночку справляться с многочисленными и неожиданными болезнями, спасая человеческие жизни. Необходимость принятия самостоятельных решений, ответственность. Да еще и нечастый дар блестящего врача-диагноста. В дальнейшем Булгаков проявит себя и как диагност социальный. Сегодня очевидно, насколько проницательным оказался писатель в неутешительном прогнозе развития общественных процессов в стране.

В марте 1918 Булгаков возвращается в Киев. Через город прокатываются волны белогвардейцев, петлюровцев, немцев, большевиков, националистов гетмана Скоропадского, вновь большевиков. Каждая власть обязательно проводит мобилизацию, и врачи необходимы всем, кто держит в руках ружье. Мобилизуют и Булгакова. В качестве военного врача вместе с отступающей Добровольческой армией он отправляется на Северный Кавказ.

По всей видимости, то, что Булгаков остался в России, в 1919 было лишь следствием стечения обстоятельств, а не его свободным выбором: он лежал в тифозной горячке, когда белая армия и сочувствующие ей покидали страну. Позже Т. Н. Лаппа свидетельствовала, что Булгаков не раз пенял ей на то, что она не вывезла его, больного, из России.

По выздоровлении Булгаков оставляет медицину и начинает печататься в газетах пока еще белогвардейского юга. Одна из первых его публицистических статей называется «Грядущие перспективы». Автор, не скрывающий приверженности белой идее, пророчит долгое отставание России от Запада. Первые драматургические опыты появились во Владикавказе: одноактная юмореска «Самооборона», «Парижские коммунары», драма «Братья Турбины» и «Сыновья муллы». Все они с успехом идут на сцене Владикавказского театра. Но автор относится к ним как к вынужденным обстоятельствами шагам. «Сыновей муллы» автор оценит так: их «писали втроем: я, помощник поверенного и голодуха. В 1921-м, в его начале...» О вещи, более продуманной («Братья Турбины»), с горечью расскажет брату: «Когда меня вызвали после 2-го акта, я выходил со смутным чувством... Смутно глядел на загримированные лица актеров, на гремящий зал. И думал: «а ведь это моя мечта исполнилась... но как уродливо: вместо московской сцены сцена провинциальная, вместо драмы об Алеше Турбине, которую я лелеял, наспех сделанная, незрелая вещь...»

Возможно, смена профессии диктовалась и обстоятельствами: недавний военный врач белой армии живет в городе, где установлена власть большевиков. Еще более рискованным станет сообщать об этом позже в советских анкетах середины 1920-х годов. Вскоре Булгаков переезжает в Москву, куда со всех концов страны стекаются литераторы. Создаются многочисленные литературные кружки, открываются частные издательства, работают книжные лавки. Поразительна энергия и жизнеспособность начинающего литератора. В голодной и холодной Москве 1921 Булгаков настойчиво ищет профессиональную среду: пишет в «Гудке», сотрудничает с берлинской редакцией «Накануне », посещает творческие кружки, заводит литературные знакомства. К вынужденной работе в газете относится, как к деятельности постылой и бессмысленной. Но надо и зарабатывать на жизнь. "... я зажил тройной жизнью, -- писал Булгаков в неоконченной повести «Тайному другу» (1929), родившейся как письмо к будущей жене писателя -- Елене Сергеевне Шиловской. Уже тогда в очерках, печатавшихся в «Накануне», Булгаков шаг за шагом разламывает, пробуя на крепость, официальные лозунги и газетные фразеологизмы. «Я человек обыкновенный, рожденный ползать», -- аттестует себя рассказчик в фельетоне «Сорок сороков». А в очерке «Москва краснокаменная» сообщает с серьезным видом, описывая золотой знак на околыше фуражки: «Не то молот и лопата, не то серп и грабли, во всяклм случае не серп и молот».

В «Накануне» же выходят в свет «Необыкновенные приключения доктора» (1922) и «Записки на манжетах» (1922-1923). В «Необыкновенных приключениях доктора» описания сменяющих друг друга властей и армий даны автором с нескрываемым чувством неприязни. Дело доходит до крамольной мысли о разумности дезертирства. Герой «Приключений...» не принимает ни белую идею, ни красную. От произведения к произведению крепнет мужество писателя, посмевшего осудить оба воюющих лагеря.

Булгаков осваивает новый материал, требующий и иных форм отображения: Москва начала 1920-х, характерные черты нового быта, неизвестные ранее типы. Ценой предельной мобилизации душевных и физических сил (в Москве жилищный кризис, и писатель живет в комнате коммунальной квартиры, которую позже опишет в рассказах «Самогонный быт» и др., с грязью, пьяными дебошами и невозможностью уединения), одну за другой печатает две сатирические повести «Дьяволиаду» (1924) и «Роковые яйца» (1925), пишет «Собачье сердце» (1925). Рассказ о болевых точках современного дня выливается в фантастические формы.

В советской республике случился куриный мор («Роковые яйца»). Правительству необходимо восстановить «куриное поголовье», и оно обращается к профессору Персикову, открывшему «красный луч», под действием которого живые существа не только мгновенно достигают колоссальных размеров, но и становятся необычайно агрессивны в борьбе за существование. Намеки на происходящее в Советской России на редкость прозрачны и бесстрашны. Невежественный директор куриного совхоза Рокк, к которому по ошибке попадают выписанные из-за границы для профессорских опытов яйца змей и страусов, с помощью «красного луча» выводит из них полчища гигантских животных. Гиганты идут на Москву. Столицу спасает лишь счастливая случайность: на нее обрушиваются небывалые морозы. В финале повести озверевшие толпы громят лабораторию профессора, и его открытие гибнет вместе с ним. Точность социального диагноза, предложенного Булгаковым, была по достоинству оценена насторожившейся критикой, писавшей, что из повести совершенно ясно, что «большевики совершенно негодны для творческой мирной работы, хотя способны хорошо организовать военные победы и охрану своего железного порядка».

Следующая вещь, «Собачье сердце» (1925), уже не была пропущена в печать и была напечатана в России лишь в годы перестройки, в 1987. Ее фразы и формулы незамедлительно вошли в устную речь интеллигентного человека: «разруха не в клозетах, а в головах», «семь комнат каждый умеет занимать», позже к ним прибавится и «осетрина второй свежести», и «чего не хватишься, ничего у вас нет», «правду говорить легко и приятно» и т.д.

Главный герой повести, профессор Преображенский, проводя медицинский эксперимент, пересаживает орган погибшего в пьяной драке «пролетария» Чугункина бродячему псу. Неожиданно для хирурга пес превращается в человека, и этот человек -- точное повторение погибшего люмпена. Если Шарик, как называл пса профессор, добр, неглуп и благодарен новому хозяину за приют, то чудом оживший Чугункин воинственно невежественен, вульгарен и нагл. Убедившись в этом, профессор осуществляет обратную операцию, и в его уютной квартире вновь появляется добродушный пес.

Рискованный хирургический эксперимент профессора -- намек на «смелый социальный эксперимент», происходящий в России. Булгаков не склонен видеть в «народе» идеальное существо. Он уверен, что лишь трудный и долгий путь просвещения масс, путь эволюции, а не революции может привести к реальному улучшению жизни страны.

Не отпускает Булгакова и пережитое в годы Гражданской войны. В 1925 в журнале «Россия» появляется первая часть «Белой гвардии».

Булгаков избирает писательскую стезю в кардинально изменившихся условиях, когда многие уверены в том, что традиции великой русской литературы 19 века безнадежно устарели, никому более не интересны. Пишет демонстративно «старомодную» вещь: «Белая гвардия» открывается эпиграфом из пушкинской «Капитанской дочки», она открыто продолжет традиции семейного романа Толстого. В «Белой гвардии», как и в «Войне и мире», мысль семейная тесно связана с историей России. В центре романа -- распавшаяся семья, жившая в Киеве в «доме белого генерала», на Андреевском спуске в время братоубийственной войны на Украине. Главными героями романа были врач Алексей Турбин, его брат Николка и сестра, очаровательная рыжая Елена, и их «нежные, старинные» друзья детства. Уже в первой фразе, открывающей «Белую гвардию»: «Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала же революции второй», -- Булгаков вводит две точки отсчета, две системы ценностей, будто «оглядывающихся» друг на друга. Это дает возможность писателю точнее оценить смысл происходящего, увидеть современные события глазами беспристрастного историка.

Еще в 1923 на страницах дневника, носящего красноречивое название «Под пятой», Булгаков писал: «Не может быть, чтобы голос, тревожащий сейчас меня, не был вещим. Не может быть. Ничем иным я быть не могу, я могу быть одним -- писателем». Мощное вхождение Булгакова в литературу, о котором М. А. Волошин (в частном письме) скажет, что его «можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого», пройдет мимо широкой читающей публики. И хотя рождение большого русского писателя состоялось, его мало кто заметил.

Но вскоре журнал «Россия» закрылся, роман остался недопечатанным. Однако его герои продолжали тревожить сознание писателя. Булгаков начинает сочинять пьесу по мотивам «Белой гвардии». Процесс этот замечательно описан на страницах поздних «Записок покойника» (1936-1937) в строчках о «волшебной коробочке», распахивающейся вечерами в воображении писателя.

В лучших театрах тех лет -- острый репертуарный кризис. МХАТ в поисках новой драматургии обращается к прозаикам, в том числе, к Булгакову. Булгаковская пьеса «Дни Турбиных», написанная по следам «Белой гвардии» становится «второй «Чайкой» Художественного театра, а нарком просвещения А. В. Луначарский назвал ее «первой политической пьесой советского театра». Премьера, состоявшаяся 5 октября 1926, сделала Булгакова знаменитым. Каждый спектакль -- аншлаг. История, рассказанная драматургом, потрясала зрителей своей жизненной правдой гибельных событий, которые многие из них совсем недавно переживали. На волне оглушительного успеха спектакля журнал «Медицинский работник» опубликовал цикл рассказов, который позже будет назван «Записками юного врача» (1925-1926)

Образы белых офицеров, которые Булгаков безбоязненно вывел на сцену лучшего театра страны, на фоне нового зрителя, нового быта, обретали расширительное значение интеллигенции, неважно, военной ли, гражданской. В пьесе входили чеховские мотивы, мхатовские «Турбины» соотносились с «Тремя сестрами» и выпадали из актуального контекста плакатной, агитационной драматургии 1920-х годов. Спектакль, встреченный в штыки официальной критикой, вскоре был снят, но в 1932 был восстановлен.

С этого времени и до конца жизни Булгаков уже не оставлял драматургию. Помимо полутора десятка пьес, опыт внутритеатрального быта приведет к рождению неоконченного романа «Записки покойника» (впервые был напечатан в СССР в 1965 под названием «Театральный роман»). Главный герой, начинающий писатель Максудов, служащий в газете «Пароходство» и сочиняющий пьесу по мотивам собственного романа, нескрываемо биографичен. Пьеса пишется Максудовым для Независимого театра, которым руководят две легендарные личности -- Иван Васильевич и Аристарх Платонович. Отсыл к Художественному театру и двум крупнейшим русским театральным режиссерам 20 века, Станиславскому и Немировичу-Данченко, легко узнаваем. Роман исполнен любви и восхищения людьми театра, но и сатирически описывает и сложные характеры тех, кто творит театральное волшебство, и внутритеатральные перипетии ведущего театра страны.

Почти одновременно с «Днями Турбиных» Булгаков написал трагифарс «Зойкина квартира» (1926). Сюжет пьесы был весьма актуален для тех лет. Предприимчивая Зойка Пельц пытается скопить денег на покупку заграничных виз для себя и своего любовника, организуя подпольный бордель в собственной квартире. В пьесе запечатлен резкий слом социальной реальности, выраженный в смене языковых форм. Граф Обольянинов отказывается понять, что такое «бывший граф»: «Куда же я делся? Вот же я, стою перед вами». Он с демонстративным простодушием не принимает не столько «новые слова», сколько новые ценности. Блистательное хамелеонство обаятельного проходимца Аметистова, администратора в зойкином «ателье» составляет разительный контраст не умеющему применяться к обстоятельствам графу. В контрапункте двух центральных образов, Аметистова и графа Обольянинова, проступает глубинная тема пьесы: тема исторической памяти, невозможности забвения прошлого.

За «Зойкиной квартирой» последовал направленный против цензуры драматический памфлет «Багровый остров» (1927). Пьесу поставил А. Я. Таиров на сцене Камерного театра, но она продержалась совсем недолго. Сюжет «Багрового острова» с восстанием туземцев и «мировой революцией» в финале, обнаженно пародиен. Булгаковский памфлет воспроизводил типичные и характерные ситуации: пьеса о восстании туземцев репетируется режиссером-приспособленцем, с готовностью переделывающим финал в угоду всесильному Савве Лукичу.

Если «Зойкина квартира» рассказывала о тех, кто остался в России, то «Бег» -- о судьбах тех, кто ее покинул. Белый генерал Хлудов (у него был реальный прототип -- генерал Я. А. Слащов), во имя высокой цели -- спасения России -- пошедший на казни в тылу и оттого теряющий рассудок; лихой генерал Чарнота, с одинаковой готовностью бросающийся в атаку и на фронте, и за карточным столом; мягкий и лиричный, как Пьеро, университетский приват-доцент Голубков, спасающий любимую женщину Серафиму, бывшую жену бывшего министра, -- все они очерчены драматургом с психологической глубиной.

Новая пьеса называлась «Кабала святош» (1929). В центре ее коллизия: художник и власть. Пьеса о Мольере и его неверном покровителе Людовике XIV прожита писателем изнутри. Высоко ценящий искусство Мольера король лишает тем не менее покровительства драматурга, осмелившегося высмеять в комедии «Тартюф» членов религиозной организации «Общество святых даров». Пьеса (под названием «Мольер») в течение шести лет репетировалась МХАТом и в начале 1936 вышла на подмостки, чтобы после семи представлений быть снятой с репертуара. Более ни одной из своих пьес Булгаков на сцене театра не увидел.

В 1931 Булгаков была закончена утопия «Адам и Ева», пьеса о будущей газовой войне, в результате которой в погибшем Ленинграде в живых осталась лишь горстка людей: фанатичный коммунист Адам Красовский, чья жена, Ева, уходит к ученому Ефросимову, сумевшему создать аппарат, облучение которым спасает от гибели; беллетрист-конъюнктурщик Пончик-Непобеда, создатель романа «Красные зеленя»; обаятельный хулиган Маркизов, поглощающий книги подобно гоголевскому Петрушке. Библейские реминисценции, рискованное утверждение Ефросимова о том, что все теории стоят одна другой, а также пацифистские мотивы пьесы привели к тому, что «Адам и Ева» также не была поставлена при жизни писателя.

В середине 1930-х Булгаков написал еще драму «Последние дни»(1935), пьесу о Пушкине без Пушкина, комедию «Иван Васильевич» (1934-36) о грозном царе и дураке-управдоме, из-за ошибки в работе машины времени поменявшимися веками; утопию «Блаженство» (1934) о стерильном и зловещем будущем с железно распланированными желаниями людей; наконец, инсценировку сервантесовского «Дон-Кихота» (1938), превратившуюся под пером Булгакова в самостоятельную пьесу.

Булгаков выбрал труднейший путь: путь личности, твердо очерчивающей границы собственного, индивидуального бытия, стремлений, планов и не намеренной покорно следовать навязываемым извне правилам и канонам.

В 1930-е годы драматургия Булгакова так же неприемлема для цензуры, как и ранее -- его проза. В тоталитарной России темы и сюжеты драматурга, его мысли и его герои невозможны. Батум» стал последней пьесой Булгакова (первоначально она носила название «Пастырь»). Но Булгаков и тут идет нетрадиционным путем: пишет не о всесильном вожде, как авторы прочих юбилейных сочинений, а рассказывает о юности Джугашвили, начиная пьесу с его изгнания из семинарии. Затем проводит героя через унижения, тюрьму и ссылку, т. е. превращает диктатора в обычного драматического персонажа, обходится с биографией вождя как с материалом, подлежащим свободному творческому претворению. Ознакомившись с пьесой, Сталин запрещает ее постановку.

Спустя несколько недель после известия о запрещении «Батума», осенью 1939 года у Булгакова открывается внезапная слепота: симптом той же болезни почек, от которой умер его отец. Почти все, сделанное писателем, еще более четверть века ждало своего часа в рабочем столе: роман «Мастер и Маргарита», повести «Собачье сердце» и «Жизнь господина де Мольера» (1933), а также ни разу не напечатанные при жизни писателя 16 пьес. После опубликования «закатного романа» Булгаков войдет в число художников, определивших творчеством лицо 20 века. Так сбудется пророчество Воланда, обращенное к Мастеру: «Ваш роман вам принесет еще сюрпризы».

проза поэзия драматургия

Литература

1. Русская литература ХХ века в 2-х томах. Под ред. Ф. Кузнецова. М, 1991г.

2. Баевский. История русской литературы ХХ века. М. 1999г.

3. Л. Егорова, П. Чекалов. История русской литературы ХХ века. Учебное пособие. Второй выпуск.

4. Русская литература ХХ века. Под ред. Ф. Кузнецова. - М, 1991г

5. Богданова Т.В Методическое пособие по курсу «Русская литература ХХ вв», Ташкент, 1997г

6. Платонов В. Русская литература ХХ века. - М., 1990

7. Егорова. Чекалов. История русской литературы ХХ века. Учеб. Пособие.

8. Платонов В. Русская литература ХХ века. - М.. 1990.

9. Белая Г. Дон-Кихоты 20-х годов. «Перевал» и судьбы его идей. - М., 1989.

10. Шешуков С. Неистовые ревнители: Из истории литературной борьбы 20-х годов. - М., 1985.

Размещено на Allbest.ru