Особенность русской поэзии

Важен эпизод с покупкой мельницы. Некрасов показывает солидарность крестьянства. Они доверяют Ермиле, и тот выступает на стороне крестьян во время бунта.

Важна также мысль автора о том, что русские крестьяне - это богатыри. С этой целью вводится образ Савелия, богатыря святорусского. Несмотря на невыносимо тяжелую жизнь, герой не утратил лучших своих качеств. Он с искренней любовью относится к Матрене Тимофеевне, глубоко переживает смерть Демушки. О себе же он говорит: "Клейменный, да не раб!". Савелий выступает в роли народного философа. Он размышляет над тем, должен ли народ терпеть и дальше свое бесправие, угнетенное состояние. Савелий приходит к выводу: лучше "недотерпеть", чем "перетерпеть", и он призывает к протесту.

Сочетание в Савелии чистосердечия, доброты, простоты, сочувствия к угнетенным и ненависти к угнетателям делает этот образ жизненным и типичным.

Особое место в поэме, как и во всем творчестве Некрасова, занимает показ "женской доли". В поэме автор раскрывает ее на примере образа Матрены Тимофеевны. Это сильная и стойкая женщина, борющаяся за свою свободу и свое женское счастье. Но, несмотря на все усилия, героиня говорит: "Не дело между бабами счастливую искать".

Судьба Матрены Тимофеевны типична для русской женщины: после замужества она попала с "девичьей холи в ад"; на нее одно за другим посыпались несчастья... Наконец, Матрена Тимофеевна так же, как и мужики, вынуждена надрываться на работе, чтобы прокормить свою семью.

Речь Матрены Тимофеевны наполнена песнями, которые сливаются с ее душевной болью. Некрасов показал, что песня - душа народа, что она необходима ему как способ и возможность излить свое горе, поделиться им с другими.

В образе Матрены Тимофеевны также присутствуют черты богатырского характера русского крестьянства.

В поэме "Кому на Руси жить хорошо" автор показал, как крепостное право морально калечит людей. Он проводит перед нами вереницу дворовых людей, слуг, холопов, которые за много лет пресмыкательства перед барином полностью потеряли свое собственное "я" и человеческое достоинство. Это и Яков верный, мстящий барину тем, что убивает себя на его глазах, и Ипат, холоп князей Утятиных, и Клим-Некоторые крестьяне становятся даже угнетателями, получая незначительную власть от помещика. Крестьяне ненавидят этих рабов-холопов еще больше, чем помещиков, они презирают их.

Таким образом, Некрасов показал расслоение в среде крестьянства, связанное с проведением реформы 1861 года.

В поэме также отмечена такая черта русского крестьянства, как религиозность. Это способ уйти от действительности. Бог - высший судья, у которого крестьяне ищут защиты и справедливости. Вера в Бога - это надежда на лучшую жизнь.

Итак, Н. А. Некрасов в поэме "Кому на Руси жить хорошо" воссоздал жизнь крестьянства в пореформенной России, раскрыл типичные черты характеров русских крестьян, показав, что это - сила, с которой надо считаться, которая постепенно начинает осознавать свои права.

Вопрос 2) Символ -- это иносказательный образ, который имеет множество интерпретаций (или, по-другому, не может быть однозначно проинтерпретирован), вызывает у читателей целую цепочку ассоциаций. В начале XX века в период расцвета русской литературы одним из самых значительных направлений литературы и искусства считался символизм. Поэты, входившие в это движение, использовали символы как важнейший инструмент познания реальности, средство приблизиться к постижению истинной сути вещей. Большое значение в их художественном мире приобретали индивидуальные символы, которые выражали мировосприятие, итог осмысления мира отдельными поэтами.

А.А. Блок на начальном этапе своего творчества тоже принадлежал к символистам, а усомнившись в истинности творческих и идейных исканий символистов, отмежевался от них, но продолжал использовать символы в попытке передать свои ощущения и переживания, связанные с соприкосновением поэта с внешним миром.

Поэма «Двенадцать» оказалась в числе последних произведений, написанных Блоком, ее же можно считать самым неоднозначным творением поэта, из-за которого большинство современников отвернулось от Блока. Поэма была написана в 1918 году, когда поэт находился на пике воодушевленности идеей революционной борьбы, революционного преобразования мира. В том же году он пишет статью «Интеллигенция и революция», в которой рассматривает революцию с эпохальной точки зрения, пишет, что она не могла не произойти. Статья заканчивается призывом: «Всем телом, всем сердцем, всем сознанием -- слушайте революцию».

Таким образом, поэму можно считать попыткой самого поэта вслушаться и понять, что же несет с собой революция. Сам Блок писал: «… те, кто видят в “Двенадцати” политические стихи, или очень слепы к искусству, или сидят по уши в политической грязи, или одержимы большой злобой, -- будь они враги или друзья моей поэмы». Поэт не хотел, чтобы его произведение рассматривали как некий политический манифест. Все обстояло совсем наоборот. В поэме «Двенадцать» Блок ставил больше вопросов, волнующих в первую очередь его самого, чем отвечал на них. Поэтому употребление символов в поэме более чем оправданно: так поэт попытался отобразить неоднозначность и многогранность революционного движения, попытался понять, какие надежды связывать с «мировым пожаром».

Центральным образом-символом поэмы становится символ стихии. Им открывается поэма, сразу создается ощущение неуютности и шаткости:

Черный вечер.

Белый снег.

Ветер, ветер!

На ногах не стоит человек.

Ветер, ветер --

На всем божьем свете!

Разгул природной стихии: разыгрывается вьюга, «снег воронкой занялся», в переулочках «пылит пурга» -- символизирует разгул исторической, революционной стихии, смешение и хаос в переломный момент русской истории. Со стихией ассоциируется и «мировой пожар», который «на горе всем буржуям» собираются раздуть красноармейцы. Следствием разгула стихии является свобода -- свобода действий, свобода совести, освобождение от старых моральных и нравственных норм. Так и получается, что свобода революционного отряда оказывается «эх, эх, без креста!». Свобода нарушать Христовы заповеди, то есть свобода убивать («А Катька где? -- Мертва, мертва! / Простреленная голова!»), блудить («Эх, эх, поблуди! / Сердце екнуло в груди»), трансформируется в стихию вседозволенности («Пальнем-ка пулей в Святую Русь -- / В кондовую, / В избяную, / В толстозадую!»). Красногвардейцы из революционного отряда готовы пролить кровь, будь то изменившая своему возлюбленному Катька или буржуй: «Ты лети, буржуй, воробышком! / Выпью кровушку / За зазнобушку / Чернобровушку». Так разгорается в разоренном городе стихия страстей. Городское бытие обретает характер стихийности: лихач «несется вскачь», он «летит, вопит, орет», на лихаче «Ванька с Катькою летит». После убийства ожидаются новые злодейства, и непонятно, то ли грабить будет революционный дозор, то ли его «свободные» действия «развязывают руки» настоящим преступникам -- «голытьбе»:

Эх, эх!

Позабавиться не грех!

Запирайте етажи,

Нынче будут грабежи!

Отмыкайте погреба -

Гуляет нынче голытьба!

Красноармейцам кажется, что они управляют революционной стихией, но это не так. В конце поэмы ветер начинает морочить бойцов: «- Кто еще там? Выходи! / Это -- ветер с красным флагом / Разыгрался впереди…», а вьюга «долгим смехом / Заливается в снегах».

Особую роль играет в поэме цветовая символика. В «Двенадцати» Блок использует три цвета: черный, белый и красный. Россия старая и революционная Россия 1917 года ассоциировались в сознании Блока с черным, он записал в дневнике: «В России все опять черно и будет чернее прежнего?» Черный цвет в поэме связан с грехом, ненавистью, революционным отрядом: черный вечер, черное небо, черная людская злоба, названная и злобой святой, черные ремни винтовок. Белый цвет -- цвет снега -- связан с вьюгой, разгулом стихии. Так поэт выражал надежду на революционное, стихийное преображение России черной в Россию белую. А возглавлять это преображение будет «Исус Христос» («в белом венчике из роз»; идет «снежной россыпью жемчужной»). Важное место в цветовой символике поэмы занимает и красный цвет. Именно он характеризует революционную эпоху -- кровь, убийства, насилия, «мировой пожар», кровавый флаг отряда двенадцати -- «красной гвардии». Блок верил в преодоление кровавого греха, в исход из кровавого настоящего к гармоничному будущему, которое олицетворено в поэме образом Христа. Он писал: «Это ведь только сначала -- кровь, насилие, зверство, а потом -- клевер, розовая кашка».

Если разгулявшаяся стихия олицетворяет революционное начало, то символом «старого мира» выступает в поэме голодный, паршивый пес, появляющийся в поэме вместе с буржуем:

Стоит буржуй, как пес голодный,

Стоит безмолвный как вопрос.

И старый мир, как пес безродный,

Стоит за ним, поджавши хвост.

«Пес холодный -- пес безродный», не отставая, следует за революционным отрядом, отстав от буржуя. Таким, кажется Блоку, будет выбор «старого мира»: он не останется «на перекрестке» с буржуем, а увяжется за красногвардейцами, то ли потому, что у них сила, то ли потому, что они несут с собой обновление.

Революционный отряд двенадцати сам по себе является центральным символом поэмы. Описывая их вначале, Блок сравнивает их с преступниками и каторжниками: «В зубах -- цыгарка, примят картуз, / На спину б надо бубновый туз!» Но в них можно увидеть и христианскую символику. По ассоциации с евангельскими апостолами, которых тоже было двенадцать, дозор можно назвать «апостолами революции», ведь в конце поэмы оказывается, что перед отрядом идет «Исус Христос». Образ-символ Христа имеет множество трактовок, каждая из которых делает свой вклад в его понимание. Иисус несет с собой чистоту, белизну, искупление, прекращение страданий. Он находится в другой плоскости, далеко от уличной стихии, вьюжной земли, по которой шествуют апостолы революции. Он выше истории, хаоса, вьюги. Автор показывает разобщение земли и неба, Иисус остается лишь напоминанием о святости, недостижимой для тех, кто остался на земле. Этой трактовке противоречит то, что Иисус держит в руках красный флаг -- налицо Его приобщенность к земным, стихийным, революционным делам. Разительно отличающуюся от других трактовку финала поэмы предложил русский поэт М. Волошин. В финальной сцене он увидел картину расстрела. Христос не идет во главе двенадцати, напротив, апостолы революции преследуют его, но не замечают -- Иисус виден только автору. Таким образом, поэт считал, что поэма написана против большевиков.

Сам Блок неоднократно признавался, что образ Христа в финале возник как бы помимо его воли: «Я сам удивился: почему Христос? Но чем больше я вглядывался, тем яснее я видел Христа».

Поэма «Двенадцать» представляет собой попытку поэта вслушаться в музыку революции, «броситься» в ее «многопенный вал». Многозначные символы, наполняющие поэму, препятствуют однозначной трактовке смысла революции. Этого и добивался автор поэмы, предлагая своим читателям не судить однозначно революционные преобразования, а вместе с ним окунуться в «вихрь атомов космической революции». К сожалению, далеко не все его современники поняли призыв поэта.

Билет 7

Вопрос 1) Вопрос о счастье -- центральный в поэме. Именно этот вопрос водит семь странников по России и заставляет их одного за другим перебирать «кандидатов» в счастливые. В древнерусской книжной традиции был хорошо известен жанр путешествия, паломничества в Святую Землю, которое помимо посещения «святых мест» имело символический смысл и означало внутреннее восхождение паломника к духовному совершенству. За видимым движением скрывалось тайное, невидимое -- навстречу Богу.

На эту традицию ориентировался в поэме «Мертвые души» Гоголь, ее присутствие ощущается и в поэме Некрасова. Мужики так и не находят счастливого, зато получают другой, неожиданный для них духовный результат.

«Покой, богатство, честь» -- формула счастья, предложенная странникам их первым собеседником, попом. Поп легко убеждает мужиков в том, что ни того, ни другого, ни третьего в его жизни нет, но вместе с тем ничего не предлагает им взамен, даже не упоминая о других формах счастья. Получается, что покоем, богатством и честью счастье исчерпывается и в его собственных представлениях.

Переломным этапом путешествия мужиков становится посещение сельской «ярмонки». Здесь странники вдруг понимают, что подлинное счастье не может состоять ни в чудесном урожае репы, ни в богатырской физической силе, ни в хлебушке, который досыта ест один из «счастливых», ни даже в сохраненной жизни -- солдат хвастается, что вышел живым из многих сражений, а мужик, ходящий на медведя, -- что пережил многих своих собратьев по ремеслу. Ho ни один из «счастливых» не может убедить их в том, что по-настоящему счастлив. Семь странников постепенно осознают, что счастье -- категория не материальная, не связанная с земным благополучием и даже земным существованием. История следующего «счастливого», Ермилы Гирина, окончательно убеждает их в этом.

Странникам в подробностях рассказывают историю его жизни. В какой бы должности ни оказывался Ермил Гирин -- писаря, бурмистра, мельника, -- он неизменно живет интересами народа, остается честен и справедлив к простому люду. По мнению вспомнивших о нем, и этом, видимо, и должно было состоять его счастье -- в бескорыстном служении крестьянам. Ho в конце рассказа о Гирине выясняется, что вряд ли он счастлив, потому что сидит сейчас в остроге, куда попал (судя по всему) за то, что не захотел принять участие в усмирении народного бунта. Гирин оказывается предвестником Гриши Добросклонова, который тоже однажды попадет за любовь к народу в Сибирь, но именно эта любовь и составляет главную радость его жизни.

После «ярмонки» странники встречают Оболта-Оболдуева. Помещик, как и поп, тоже говорит и о покое, и о богатстве, и о чести («почете»). Только еще одну важную составляющую добавляет Оболт-Оболдуев к формуле священника -- для него счастье еще и во власти над своими крепостными.

«Кого хочу -- помилую, / Кого хочу -- казню», -- мечтательно вспоминает Оболт-Оболдуев о прошлых временах. Мужики опоздали, он был счастлив, но в прежней, безвозвратно ушедшей жизни.

Дальше странники забывают о собственном списке счастливых: помещик -- чиновник -- поп -- вельможный боярин -- министр государев -- царь. Только двое из этого длинного списка неразрывно связаны с народной жизнью -- помещик и поп, но они уже опрошены; чиновник, боярин, тем более царь вряд ли добавили бы что-то существенное в поэму о русском народе, русском пахаре, и потому к ним уже никогда не обращается ни автор, ни странники. Совсем иное дело -- крестьянка.

Матрена Тимофеевна Корчагина открывает читателям еще одну сочащуюся слезами и кровью страницу повествования о русском крестьянстве; она рассказывает мужикам о выпавших ей страданиях, о «грозе душевной», которая невидимо «прошла» по ней. Всю жизнь Матрена Тимофеевна чувствовала себя зажатой в тисках чужих, недобрых воль и желаний -- она вынуждена была подчиняться свекрови, свекру, невесткам, собственному барину, несправедливым порядкам, согласно которым ее мужа чуть было не забрали в солдаты. С этим связано и ее определение счастья, которое она услышала когда-то от странницы в «бабьей притче».

Ключи от счастья женского,

От нашей вольной волюшки,

Заброшены, потеряны

У Бога самого!

Счастье приравнивается здесь к «вольной волюшке», вот в чем оно, оказывается -- в «волюшке», то есть в свободе.

В главе «Пир -- на весь мир» странники вторят Матрене Тимофеевне: на вопрос, что они ищут, мужики уже не вспоминают о толкнувшем их в дорогу интересе. Они говорят:

Мы ищем, дядя Влас,

Непоротой губернии,

Непотрошеной волости,

Избыткова села.

«Непоротой», «непотрошеной», то есть свободной. Избыток, или довольство, материальное благополучие поставлены здесь на последнее место. Мужики уже пришли к пониманию того, что избыток -- всего лишь результат «вольной волюшки». He будем забывать, что внешняя свобода к моменту создания поэмы уже вошла в крестьянскую жизнь, узы крепостного права распались, и никогда не «поротые» губернии вот-вот появятся. Ho привычки рабства слишком укоренились в русском крестьянстве -- и не только в дворовых людях, о неистребимом холопстве которых уже шла речь. Посмотрите, как легко соглашаются бывшие крепостные Последыша играть комедию и снова изображать из себя рабов -- роль слишком знакомая, привычная и... удобная. Роль свободных, независимых людей им только предстоит выучить.

Крестьяне насмехаются над Последышем, не замечая, что впали в новую зависимость -- от прихотей его наследников. Это рабство уже добровольное -- тем оно ужасней. И Некрасов дает читателю ясное указание на то, что игра не так безобидна, как кажется, -- Агап Петров, которого заставляют кричать якобы под розгами, внезапно умирает. Мужики, изображавшие «наказание», не коснулись его и пальцем, но невидимые причины оказываются весомее и разрушительнее видимых. Гордый Агап, единственный из мужиков возражавший против нового «хомута», не выдерживает собственного позора.

Возможно, странники не находят среди простого народа счастливого еще и потому, что народ счастливым (то есть, по системе Некрасова, до конца свободным) быть еще не готов. Счастливым в поэме оказывается не крестьянин, а сын дьячка, семинарист Гриша Добросклонов. Герой, хорошо понимающий как раз духовный аспект счастья.

Гриша испытывает счастье, сочинив песню про Русь, найдя верные слова о своей родине и народе. И это не только творческий восторг, это радость прозрения собственного будущего. В новой, не приведенной Некрасовым песенке Гриши воспевается «воплощение счастия народного». И Гриша понимает, что помогать народу «воплощать» это счастье будет именно он.

Ему судьба готовила

Путь славный, имя громкое

Народного заступника,

Чахотку и Сибирь.

За Гришей встает сразу несколько прототипов, его фамилия -- явная аллюзия на фамилию Добролюбова, его судьба включает основные вехи пути Белинского, Добролюбова (оба умерли от чахотки), Чернышевского (Сибирь). Подобно Чернышевскому и Добролюбову, Гриша тоже происходит из духовной среды. В Грише угадываются и автобиографические черты самого Некрасова. Он поэт, и Некрасов легко передает герою свою лиру; сквозь юношеский тенорок Гриши отчетливо звучит глуховатый голос Николая Алексеевича: стилистика Гришиных песен в точности воспроизводит стилистику некрасовских стихотворений. Гриша лишь не по-некрасовски жизнерадостен.

Он счастлив, но странникам об этом узнать не суждено; чувства, переполняющие Гришу, им просто недоступны, а значит, путь их продолжится. Если мы, следуя авторским пометам, перенесем в конец поэмы главу «Крестьянка», финал будет не так оптимистичен, но зато более глубок.

В «Элегии», одном из своих самых «задушевных», по собственному определению, стихотворений, Некрасов писал: «Народ освобожден, но счастлив ли народ?» Сомнения автора проявляются и в «Крестьянке». Матрена Тимофеевна даже не упоминает в своем рассказе о реформе -- не оттого ли, что жизнь ее и после освобождения мало изменилась, что «вольной волюшки» в ней не прибавилось?

Поэма осталась незаконченной, а вопрос о счастье открытым. Тем не менее мы уловили «динамику» путешествия мужиков. От земных представлений о счастье они движутся к пониманию того, что счастье -- духовная категория и для обретения его необходимы перемены не только в общественном, но и в душевном строе каждого крестьянина.

Вопрос 2)

А. А. Ахматова начала писать свою поэму «Реквием» в 1935 году, когда ее единственный сын Лев Гумилев был арестован. Вскоре его освободили, но он еще дважды подвергался аресту, тюремному заключению и ссылке.

Это были годы сталинских репрессий. Как и другие матери, жены, сестры, Ахматова много часов стояла в молчаливой очереди, что вела к петербургской тюрьме «Кресты».

Самое главное, что ко всему этому она «была готова», готова не только пережить, но и описать. У Ахматовой в раннем стихотворении «Бесшумно ходила по дому…» есть строки:

«Скажи, ты простить не можешь?»

И я сказала: «Могу».

Последние слова написанного в 1957 году текста к поэме («Вместо предисловия») -- прямая цитата из этого стихотворения. Когда одна из женщин, стоявших рядом с А. Ахматовой в очереди, едва слышно спросила: «А это вы можете описать?» Она ответила: «Могу». Постепенно рождались стихи о страшном времени, которое пережито было вместе со всем народом. Они-то и составили поэму «Реквием», ставшую данью скорбной памяти о загубленных в годы сталинского произвола людях.

Только в 1940 году Ахматова завершила свое произведение, опубликовано же оно было в 1987 году, много лет спустя после смерит автора.

В 1961 году, уже после завершения поэмы, к ней был написан эпиграф. Это сжатые, строгие четыре строки, поразительные по своей суровости:

Нет, и не под чуждым небосводом,

И не под защитой чуждых крыл, --

Я была тогда с моим народом,

Там, где мой народ, к несчастью, был.

Слова «чуждый» и «мой народ» повторяются для того, чтобы усилить противопоставление. Для поэта важно было подчеркнуть, что трагедия пережита общенародная.

В «Посвящении», написанном в марте 1940 года, Ахматова вспоминает о своих «невольных подругах» «двух… осатанелых лет»:

Что им чудится в сибирской вьюге,

Что мерещится им в лунном круче?

Им я шлю прощальный мой привет.

Говорится здесь и о том, что страдание общее объединило людей. Все происходило так, как будто бы это была религиозная служба:

По столице одичалой шли,

Там встречались мертвых бездыханней,

А надежда все пьет вдали.

Все люди одинаково и одновременно совершали свои действия и противостояли тому, что случилось. Только служба Божья посвящена не Богу, а объединенному в страдании народу.

Во «Вступлении» Ахматова пишет:

И когда, обезумев от муки,

Шли осужденных полки,

И короткую песню разлуки

Паровозные пели гудки…

При этом на всех людей смотрели одни звезды с пустых небес, «звезды смерти». Размер первой главки, датированный 1935 годом, сходен с размером «Вступления», потому что на фоне того, что «шли… осужденных полки», происходит описанное во фрагменте:

Уводили тебя на рассвете,

За тобой, как на выносе, шла,

В темной горнице плакали дети,

У божницы свеча оплыла…

Используется здесь «точная и контрастная разом» рифма, помогающая представить тему единства всех женщин, всех страдающих матерей, от Богоматери, «стрелецких женок», жен декабристов до «царскосельских веселых грешниц». Ощущая собственное горе и испытывая тяжесть страдания других людей, поэт все же смотрит на происходящее со стороны. Вторая глава переносит на Дон:

Тихо льется тихий Дон,

Желтый месяц входит в дом…

Ахматова глядит, будто с неба, для того и нужен месяц «в шапке набекрень». Она не хочет просто пожаловаться небу, Богу, может быть. О себе и о своем горе Мать говорит на пределе страдания, как-то отстраненно и спокойно, в третьем лице:

Эта женщина больна,

Эта женщина одна.

Муж в могиле, сын в тюрьме,

Помолитесь обо мне.

Появляется тема Времени, которое не просто в скорби замирает, а корчится, мучается. Оно то укрупняется, то уменьшается и облегчается («Семнадцать месяцев кричу, Зову тебя домой» и «Легкие летят недели. Что случилось, не пойму»). Пространство тоже сдвинулось и перевернулось, в нем «ненужным привеском болтался Возле тюрем своих Ленинград». Что же остается делать человеку там, где все перевернулось? Наверное, доказать, что такое случалось много раз, чтобы каждая женщина могла сказать: «Я была готова». Общее прошлое сближает всех живущих и страдающих. Разные времена смотрят друг на друга глазами переживающих беду женщин. В четвертой части поэмы, например, «царскосельская веселая грешница» глядит в глаза той, «трехсотой с передачею». Человек время ощущает в себе, стараясь преодолеть этот разлом, когда «сердце пополам», а две половины -- это одновременно и одна и та же, и две разные женские жизни.

Будто по кругам ада проходит человек, встречая на пути женские фигуры:

Мне с Морозовою класть поклоны,

С падчерицей Ирода плясать,

С дымом улетать с костра Дидоны,

Чтобы с Жанной на костер опять…

Потом поэт переносится в настоящее, к тюремным очередям.

Тут возникает тема «памятника себе»:

А если когда-нибудь в этой стране

Воздвигнуть задумают памятник мне,

Согласье на это даю торжество…

Это памятник как воплощение памяти о народном горе:

Затем, что и в смерти блаженной боюсь

Забыть громыхание черных марусь…

Главное же, что никакими словами не передать того, что происходит с матерью, у которой мучат сына:

А туда, где молча мать стояла,

Так никто взглянуть и не посмел…

Поэт же оглядывается назад и застывает памятником, как жена Лота застыла смоляным столбом. Это памятник тем, кто остался жить и оплакивать близких.

«Реквием» -- произведение о гибели людей, страны, основ бытия. Самое частое слово в поэме -- «смерть». Она всегда близко, но никогда не совершается. Человек живет и понимает, что надо жить дальше, жить и помнить



Билет 8

Вопрос 1)

Поэма «Кому на Руси жить хорошо» - это любимое произведение Некрасова, идею которого он вынашивал не один год, мечтая отразить в поэме все наблюдения о крестьянской жизни. Немалый срок - 14 лет - заняло и написание произведения, причем в процессе работы над ним поэт несколько раз изменял первоначальный замысел. Неудивительно, что композиция поэмы «Кому на Руси жить хорошо» считается сложной, а порою о ней отзываются как о рыхлой и не до конца сформированной.

Однако, рассматривая особенности композиции «Кому на Руси жить хорошо», необходимо учитывать специфику жанра самой поэмы. Жанр «Кому на Руси жить хорошо» определяется как поэма-эпопея, т.е., это произведение, описывающее жизнь целого народа во время какого-либо значительного исторического события. Чтобы изобразить народную жизнь во всей ее полноте, требуется соблюдение эпопейной композиции, в которую включается многогеройность, наличие нескольких сюжетных линий либо вставных эпизодов, а также некая недосказанность.

Сюжет поэмы «Кому на Руси жить хорошо» Некрасова линеен, он построен на описании путешествия семи мужиков-временнобязанных в поисках счастливого человека. Их встреча описывается в экспозиции поэмы: «На столбовой дороженьке / Сошлись семь мужиков». Сразу заметно, что Некрасов старается стилизовать свое произведение под народное: он вводит в него фольклорные мотивы. В экспозиции и последующей завязке угадываются сказочные элементы: неопределенность места и времени действия («в какой земле - угадывай»), наличие сказочных персонажей и предметов - говорящая птичка, скатерть-самобранка. Значимым является и количество мужиков - их семеро, а семь в сказках всегда считалось особенным числом.

Завязка поэмы - это клятва встретившихся мужиков не возвращаться домой, пока они не найдут счастливого на Руси. Здесь же Некрасов описывает дальнейший план основного сюжетного мотива «Кому на Руси жить хорошо»: путешествие мужиков по всей Руси с поочередными встречами с помещиком, купцом, попом, чиновником и боярином. Первоначально Некрасовым даже планировался эпизод, в котором его герои дошли бы до царя, но болезнь и приближающаяся смерть заставили писателя изменить планы. Введенные в поэму сказочные мотивы позволили Некрасову свободно, по сказочным законам, обращаться с временем и пространством, не акцентируя внимания на не необходимых для сюжетного развития перемещениях. Нигде не упоминается и точное время странствий крестьян, а проблемы с едой и питьем решены с помощью волшебной скатерти-самобранки. Это позволяет сосредоточить все внимание читателя на основной идее поэмы: проблеме подлинного счастья и понимания ее разными людьми по-разному.

В дальнейшем Некрасов нечетко придерживается первоначального сюжетного плана: ряд эпизодов, например с купцом, читателю так и не встретится, зато появится множество крестьян, каждый со своей неповторимой судьбой. Это может показаться странным: ведь в завязке о счастливой крестьянской жизни речи даже не шло. Тем не менее, для автора не столь важно поскорее приблизить действие поэмы к закономерной развязке: найденному счастливому человеку. Некрасов желает, в первую очередь, изобразить картину народной жизни в сложный пореформенный период. Можно сказать, что семеро главных героев на деле вовсе не являются главными и служат, по большей части, адресатами многочисленных историй и «глазами» автора. Основными действующими лицами и истинными героями поэмы оказываются либо те, кто истории рассказывает, либо те, о ком их рассказывают. И читатель знакомится с солдатом, счастливым тем, что его не забили, холопом, гордящимся своей привилегией доедать из господских мисок, бабкой, у которой на огороде ей на радость уродила репа… Из большого количества маленьких эпизодов складывается народное лицо. И, пока внешний сюжет поиска счастливого, казалось бы, стоит на месте (главы «Пьяная ночь», «Счастливые»), активно развивается сюжет внутренний: изображается постепенный, но уверенный рост народного самосознания. Крестьяне, еще растерянные от неожиданного обретения свободы и не до конца определившиеся, на какое же благое дело ее употребить, тем не менее не хотят отдавать ее назад. Из случайных разговоров, из кратко описанных человеческих судеб перед читателем вырастает общая картина Руси: нищей, пьяной, но все же активно стремящейся к лучшей и справедливой жизни.

Помимо маленьких сюжетных сценок, в поэме есть несколько довольно масштабных вставных эпизодов, часть из которых даже вынесена в автономные главы («Последыш»), «Крестьянка»). Каждая из них вносит в общий сюжет новые грани. Так, история честного бургомистра Ермила подчеркивает любовь народа к правде и стремление жить по совести, так, чтобы было не стыдно после смотреть в глаза людям. Всего один раз Ермил отступил от своей совести, желая уберечь своего брата от армии, но как же тяжело пришлось за это расплачиваться: потерей самоуважения и вынужденным отказом от должности бургомистра. История жизни Матрены Тимофеевны знакомит читателя со сложной жизнью женщины на Руси в те времена, показывая все тяготы, с которыми ей приходилось столкнуться. Непосильная работа, смерть детей, унижения и голод - никакого счастья не выпадало на долю крестьянских женщин. А рассказ о Савелии, богатыре святорусском, с одной стороны содержит восхищение силой русского человека, а с другой подчеркивает глубокую ненависть крестьян к своим мучителям-помещикам.

Также в ряду композиционных особенностей поэмы следует отметить большое количество стихотворных фрагментов, стилизованных под народные песни. С их помощью автор, во-первых, создаёт определённую атмосферу, делая свою поэму ещё более «народной», а, во-вторых, вводит с их помощью дополнительные сюжетные линии и дополнительных героев. Песни отличаются от основного повествования размером и ритмикой -- и то, и другое было позаимствовано автором из устного народного творчества. Отдельно стоят песни Гриши Добросклонова, с фольклором не связанные; в уста этого героя автор вложил собственные стихи, выразив через них свои идеи и убеждения. Насыщенность поэмы подобными вставками, а также многочисленными народными присказками, поговорками, пословицами, искусно вплетёнными в текст, создаёт особую атмосферу повествования и приближает поэму к людям, давая ей полное право называться народной.

Сюжет «Кому на Руси жить хорошо» Некрасов остался не реализованным до конца, но основную задачу -- изобразить жизнь русского народа -- автор в поэме все же решил. Более того, последняя часть, «Пир на весь мир», приводит читателя к ожидаемой кульминации. Счастливым человеком на Руси оказывается Гриша Добросклонов, желающий прежде всего не своего, а народного счастья. И жаль, что песен Гриши странники не слышат, ведь путешествие их уже могло бы закончиться.

Вопрос 2)

Написанию М. Горьким пьесы «На дне» сопутствовал жестокий экономический кризис, который разразился в России в начале девятисотых годов. Фабрики и заводы закрывались, неурожаи следовали один за другим. Массы обнищавших и безработных рабочих и крестьян бродили по стране в поисках заработка. Появляется огромное количество опустившихся на дно жизни людей, не сумевших найти своего места и справиться с ситуацией. Пользуясь безвыходным положением обнищавших масс, предприимчивые владельцы трущоб и подвалов стали превращать их в ночлежки и предоставлять для жилья за определенную плату. В этих ужасных подвалах находили приют бродяги, безработные и нищие. Именно этих людей и их, так называемую жизнь, показал Горький в своей пьесе «На дне». Сам М. Горький писал о пьесе: «Она явилась итогом моих почти двадцатилетних наблюдений над миром «бывших людей», к числу которых я отношу не только странников, обитателей ночлежек и вообще «люмпен-пролетариев», но и некоторую часть интеллигентов, разочарованных, оскорбленных и униженных неудачами в жизни. Я очень рано почувствовал и понял, что люди эти -- неизлечимы».

В пьесе не только прозвучала тема босяков, но и были выдвинуты революцион-ные требования, которые ставились перед массами народа в предреволюционную эпоху.

Местом действия пьесы является мрачный, полутемный подвал, похожий на пещеру со сводчатым низким, давящим потолком. Тут сыро, темно, нечем дышать. Мебели нет, вместо стульев грязные обрубки дерева, по стенам нары, грубо сколо-ченный стол. Контингент этого обиталища -- воры, шулеры, нищие, калеки, а также все «бывшие» -- аристократ Барон, интеллигент Сатин, рабочий Клещ, падшая женщина Настя. Они очень разные по своему происхождению, но настоящее у них одинаково. Они голодны, измучены, никому и нигде не нужны, у них все отнято, потеряно, брошено в грязь и растоптано.

Однако в их душах все же не умерли человеческие чувства. В этих людях в той или иной мере сохранено одно -- чувство собственного достоинства. Вор Васька Пепел -- сильная и широкая натура, мечтает об иной жизни. Настя, будучи падшей женщиной, остается наивной, трогательной и беспомощной, она мечтает о чистой любви. Актер -- спившийся человек, потерявший даже свое имя, но одновременно романтик и поэт в душе, добрый и мягкий человек. Клещ озлоблен и жесток, но всеми силами пытается выбраться со дна жизни, И только Барон и Бубнов -- полностью деградировавшие личности, они не пытаются что-либо изменить, ни во что верят, ко всему равнодушны.

Все персонажи пьесы -- жертвы общественного порядка, но даже находясь в самом низу социальной лестницы, они служат объектом эксплуатации. Хозяева не останавливаются ни перед чем, чтобы выжать их них последние гроши.

Особый гнев, на мой взгляд, вызывает у автора философия утешительной лжи. Лука считает всех этих людей ничтожными, жалкими, слабыми, нуждающимися в утешении и соболезновании. Лука -- сеятель иллюзий и утешительных сладких сказок, которые необходимы только слабым. Принцип Луки - «ложь во спасение». Свои сказки он рассказывает всем. Ваське Пеплу он обещает поездку в Сибирь, где тот может начать новую жизнь. Актеру обещает полное излечение от алкоголизма в роскошной лечебнице неизвестного города. Анне он обещает покой и вечное блаженство на небе за муки, которые она терпит. Луку слушают и ему свято верят, так как желают поверить в улучшение своего положения. Все эти мечты и утешения несостоятельны, они являются ложью, не могут помочь людям, нуждающимся в реальной помощи и поддержке. Решение вопроса о том, что же нужно делать на самом деле Горький вкладывает в уста Сатина. Сатин мало отличается от других обитателей ночлежки, он не способен к труду, к решительным действиям, он пьяница и шулер, но он умен, относительно образован и при этом имеет широкую натуру. «Все -- в человеке, все для человека! Существует только человек, все же остальное -- дело его рук и его мозга! Чело-век! Это -- великолепно! Это звучит…гордо! Чело-век! Надо уважать человека! Не жалеть…не унижать его жал остью…уважать надо!» И еще: «Ложь -- религия рабов и хозяев…Правда -- бог свободного человека!» И это звучит в ужасной сырой и темной ночлежке. Это не просто речь, это революционный призыв. Это отображение высоких идей гуманизма.

Этот призыв должен был прозвучать в пьесе и неважно, что его произносит обитатель ночлежки.

Билет 9

Вопрос 2)

Футуризм (от лат. futurum -- будущее) -- авангардистское направление в европейском искусстве 1910--1920 годов. Стремление создать «искусство будущего», отрицание традиционной культуры, эстетика урбанизма и машинной индустрии. Для живописи футуризма характерны сдвиги, наплывы форм, многократные повторения мотивов, как бы суммирующих впечатления, полученные в процессе стремительного движения. Для литературы -- переплетение документального материала и фантастики. В поэзии -- экспериментирование: ритмическое, рифменное, языковое («слова на свободе» или «заумь»).

Футуризм (от лат. futurum - будущее) - общее название художественных авангардистских движений (в России кубофутуризм, эгофутуризм, "Мезонин поэзии", "Центрифуга") 1910-х - начала 1920-х гг. ХХ века.

Основные признаки футуризма:

бунтарство, анархичность мировоззрения, выражение массовых настроений толпы;

отрицание культурных традиций, попытка создать искусство, устремлённое в будущее;

бунт против привычных норм стихотворной речи, экспериментаторство в области ритмики, рифмы, ориентация на произносимый стих, лозунг, плакат;

поиски раскрепощённого "самовитого" слова, эксперименты по созданию "заумного" языка;

культ техники, индустриальных городов;

пафос эпатажа.

В отличие от акмеизма, футуризм как течение в отечественной поэзии возник отнюдь не в России. Родиной нового модернистского движения была Италия, а главным идеологом итальянского и мирового футуризма стал известный литератор Филиппо Томмазо Маринетти (1876 - 1944). Футуризм претендовал на построение нового искусства - "искусства будущего", выступая под лозунгом нигилистического отрицания всего предшествующего художественного опыта. Маринетти провозгласил "всемирно историческую задачу футуризма", которая заключалась в том, чтобы "ежедневно плевать на алтарь искусства".

Футуристы проповедовали разрушение форм и условностей искусства ради слияния его с ускоренным жизненным процессом ХХ века. Для них характерно преклонение перед действием, движением, скоростью, силой и агрессией; возвеличивание себя и презрение к слабому; утверждался приоритет силы, упоение войной и разрушением. В этом плане футуризм по своей идеологии был очень близок как правым, так и левым радикалам: анархистам, фашистам, коммунистам, ориентированным на революционное ниспровержение прошлого. Вот один из пунктов программы Маринетти: "Человек, совершенно испорченный библиотекой и музеем <...> не представляет больше абсолютно никакого интереса... Нас интересует твёрдость стальной пластинки сама по себе, то есть непонятный и нечеловеческий союз её молекул и электронов... Теплота куска железа или дерева отныне более волнует нас, чем улыбка или слеза женщины".

Русские авангардисты начала века вошли в историю культуры как новаторы, совершившие переворот в мировом искусстве - как в поэзии, так и в других областях творчества. Кроме того, многие прославились как великие скандалисты. В своей основе русский футуризм был всё же течением преимущественно поэтическим: в манифестах футуристов речь шла о реформе слова, поэзии, культуры. А в самом бунтарстве, эпатировании публики, в скандальных выкриках футуристов было больше эстетических эмоций, чем революционных. Русский футуризм не вылился в целостную художественную систему; этим термином обозначались самые разные тенденции русского авангарда. Системой был сам авангард. А футуризмом его окрестили в России по аналогии с итальянским. И течение оказалось более разнородным, чем предшествующие ему символизм и акмеизм.

Поэзия русского футуризма была теснейшим образом связана с авангардизмом в живописи. Не случайно многие поэты-футуристы были неплохими художниками - В.Хлебников, В.Каменский, Елена Гуро, В.Маяковский, А.Кручёных, братья Бурлюки. В то же время многие художники-авангардисты писали стихи и прозу, участвовали в футуристических изданиях не только в качестве оформителей, но и как литераторы. Живопись во многом обогатила футуризм. К.Малевич, П.Филонов, Н.Гончарова, М.Ларионов почти создали то, к чему стремились футуристы.

ЭГОФУТУРИЗМ

"Эгофутуризм"( в переводе с латыни "Я - будущее") был другой разновидностью русского футуризма, но кроме созвучия названий имел с ним очень мало общего. История эгофутуризма как организованного направления была слишком коротка (с 1911 до начала 1914 г.).

В отличие от кубофутуризма, который вырос из творческого содружества единомышленников, эгофутуризм был индивидуальным изобретением поэта Игоря Северянина. Совместно с К.Олимповым он в 1911 году в Петербурге создаёт кружок "Ego", с которого и начался эгофутуризм. Слово появилось впервые в названии сборника Северянина "Пролог. Эгофутуризм. Поэза грандос. Апофеозная тетрадь третьего тома" (1911).

В отличие от кубофутуристов, имевших чёткие цели (атака на позиции символизма) и стремившихся обосновать их в своих манифестах, Северянин не имел конкретной творческой программы либо не желал её обнародовать. Как он сам позднее вспоминал: "В отличие от школы Маринетти, я прибавил к этому слову [футуризм] приставку "эго" и в скобках "вселенский"... Лозунгами моего эгофутуризма были: 1. Душа - единственная истина. 2. Самоутверждение личности. 3. Поиски нового без отвергания старого. 4. Осмысленные неологизмы. 5. Смелые образы, эпитеты, ассонансы и диссонансы. 6. Борьба со "стереотипами" и "заставками". 7. Разнообразие метров".

В январе 1912 года в Петербурге была создана "Академия эгопоэзии", под крышей которой вокруг своего лидера Северянина объединились ещё не имевшие литературного опыта Г.Иванов, К.Олимпов и Грааль-Арельский (С.Петров).

Северянин остался единственным из эгофутуристов, вошедшим в историю русской поэзии. Его стихи отличались безусловной напевностью, звучностью и лёгкостью. Рифмы его были необычайно свежи, смелы и удивительно гармоничны: "в вечернем воздухе - в нём нежных роз духи!", "по волнам озера - как жизнь без роз сера" и т.д.

Знамя эгофутуризма подхватил 20-летний Иван Игнатьев, создав "Интуитивную ассоциацию эгофутуристов", куда вошли П.Широков, В.Гнедов и Д.Крючков. Их программный манифест "Грамата" характеризовал эгофутуризм как "непрестанное устремление каждого Эгоиста к достижению возможностей Будущего в Настоящем посредством развития эгоизма". Игнатьев активно занимался словотворчеством, широко проектировал визуальную поэзию, вводя в стихи графические композиции из слов, строк, математических символов и нотных знаков. Например, в одной из своих книг Игнатьев публикует стихотворение "Опус-45", в постскриптуме к которому указывает, что данный текст "написан исключительно для взирания, слушать и говорить его нельзя".

Другим представителем "Ассоциации" был скандально известный Василиск Гнедов, который своими эксцентричными выходками не уступал кубофутуристам. В одной из заметок того времени говорилось: "В.Гнедов, в грязной холщовой рубахе, с цветами на локтях, плюёт (в буквальном смысле слова) на публику, кричит с эстрады, что она состоит из "идиотов". Гнедов писал стихи и ритмическую прозу (поэзы и ритмеи) на основе старославянских корней, используя алогизмы, разрушая синтаксические связи.

Игорь Северянин

Интермеццо

Сирень моей весны фимьямною лиловью

Изнежила кусты в каскетках набекрень.

Я утопал в траве, сзывая к изголовью

Весны моей сирень.

"Весны моей сирень! - И голос мой был звончат,

Как среброгорлый май. - Дыши в лицо пьяней..."

О да! о, никогда любить меня не кончит

Сирень весны моей!

Моей весны сирень грузила в грёзы разум,

Пила мои глаза, вплетала в брови сны,

И, мозг испепелив, офлёрила экстазом

Сирень моей весны...

Василиск Гнедов

Василиск (Василий Иванович) Гнедов (1890-1978) родом с Дона. Окончив техническое училище в Ростове, в 1912 году приехал в Петербург "переделывать литературу". Его кумиром был Игорь Северянин, но эгофутуризм сблизил с Игнатьевым, написавшим предисловие к циклу "Смерть искусству", подчеркнув: "Василиск Гнедов Ничем говорит целое Что..." В издательстве "Петербургский глашатай" вышел сборник стихов Гнедова "Гостинец сентиментам", 1913.

Два года поэт провел в окопах первой мировой войны. После революции издал "Временник-4" со стихами Хлебникова, участвовал в "Газете футуристов", выпущенной в марте 1918 года Маяковским, Бурлюком и Каменским. В 1921-м году уехал из Москвы, работал инженером. Арестован в 1936-м. После освобождения в середине 50-х возобновил занятия литературой, делал ежедневные записи в стихах: "Я совсем холоден/Тепла в теле нет/Никуда не годен/Даже для котлет/Что я представляю?/Пустой чурбан/Не туда стреляю/Не в те черепа!"

Азбука вступающим

Посолнцезеленуоленьтоскло

Перепелусатошершавит

Осияннососипоносит

Красносерппопроткнувшему жаба

Кудролещеберезевеньиспой

Переспойулетилосолнцем

Нассчитаютдураками

Амыдуракилучшеумных

1913 по Р.Х.

Выступают жаворонки ладно

Обратив коготья пухирядна

Преподав урок чужих законов

Ковыляют лоном кони

Когтем сжимая солнце

Положив язык на грани.

Может был проездом на Уране

А теперь петля кобыле

Были ноги было сердце

Были.

1914

Иван Игнатьев

Иван Васильевич Игнатьев (настоящая фамилия Казанский, 1892-1914) родился в Петербурге в небогатой купеческой семье. Начал печататься в 1909 году в газетах и журналах как автор театральной хроники, стихов и рассказов. Его первый сборник назывался "Около театра (юморески, миньятюры, штрихи, пародии)", 1912. Став во главе "Интуитивной ассоциации эгофутуристов", Игнатьев выпустил книгу статей "Эгофутуризм" и стихотворный сборник "Эшафот. Эгофутуры". На вечере памяти Игнатьева в 1915 году Маяковский заявил, что поэзия Игнатьева "по стилю похожа на отсталое творчество Надсона, но Надсон - хлам, а не поэт в сравнении с Игнатьевым". поэтический роман композиция футуризм

Почему Я не Арочный Сквозь?

Почему Плен Судьбы?

Почему не средьмирная Ось,

А Средьмирье Борьбы?

Почему не Желая живу?

Почему уМИРАЮ ЖИВЯ?

Почему оживая уМРУ?

Почему Я - лишь я.

Почему Я Моё - Вечный Гид. *

Вечный Гид без ЛИЦА?

Почему Бесконечность страшит

Безначальность Конца?

Я не знаю Окружности Ключ.

Знаю - кончится Бег.

И тогда Я увижу всю Звучь

И услышу Весь спектр.

Константин Олимпов

Константин Константинович Олимпов (настоящая фамилия Фофанов, 1889-1940), сын поэта К.М.Фофанова. В одном из своих манифестов писал о треугольнике Ego: "Наш треугольник является эмблемой посредника между нашим Эго и Вечностью". Рассказывают, что после периода относительного благополучия, когда Олимпова рисовал Репин и принимал Сологуб, он появлялся без галош, а позже и босиком, но в воротничке "Тореадор" и с металлическим треугольником в петлице. Окончил жизнь в нищете и забвении: "Я считаю фунт хлеба за роскошь,/Я из чайной беру кипяток./Одолжить семь копеек попросишь/И поджаришь конинный биток..."

Тройка в тройке

Тройка в тройке колокольной.

Громко, звонко пьяной тройке.

Колокольни колокольней

Колокольчик бойкой тройки.

В тройке тройка пой, как тройка,

Звонко, громко, пьяно, тройко!

Колокольчик колокольный

Колокольни, колокольней!!!

Колокольчик звонче тройки.

Колокольня колокольни!

Тройка тройкой колокольней!

В тройке тройка пьяной тройки.

Кубофутуризм - направление в искусстве 1910-х гг., наиболее характерное для русского художественного авангарда тех лет, стремившееся соединить принципы кубизма (разложение предмета на составляющие структуры) и футуризма (развитие предмета в "четвёртом измерении", т.е. во времени).

"Гилея"* - первая футуристическая группа. Они называли себя также "кубофутуристы" или "будетляне" (это название предложил В.Хлебников). Годом её основания принято считать 1908-й, хотя основной состав сложился в 1909 - 1910 гг. В начале 1910 года в Петербурге "Гилея" заявила о своём существовании в составе Д. и Н.Бурлюков, В.Хлебникова, В.Маяковского, В.Каменского, Е.Гуро, А.Кручёных и Б.Лившица. (См.страницу "Кубофутуристы в Петербурге")

Первым совместным выступлением кубофутуристов в печати стал поэтический сборник "Садок судей". Идея исчерпанности культурной традиции прежних веков была исходным пунктом эстетической платформы кубофутуристов. Программным стал их манифест, носивший намеренно скандальное название "Пощёчина общественному вкусу". В нём декларировался отказ от искусства прошлого, звучали призывы "сбросить Пушкина, Достоевского, Толстого и проч., и проч. с парохода современности".

Один из основоположников течения, В.Хлебников активно занимался революционными преобразованиями в области русского языка. Он писал: "Найти, не разрывая круга корней, волшебный камень превращенья всех славянских слов одно в другое, свободно плавить славянские слова - вот моё первое отношение к слову". Проявляя обострённое чутьё к слову, футуристы доходили до абсурда, занимаясь конструированием. Особое значение они придавали словотворчеству, "самовитому слову". В программной статье "Слово как таковое" были приведены заумные строки:

Стихотворение А.Крученых в сб. "Помада", 1913 г.

Их автор, А.Кручёных, утверждал, что "в этом пятистишии более русского национального, чем во всей поэзии Пушкина". Результатом подобной деятельности футуристов явился небывалый всплеск словотворчества, что в конце концов привело к созданию теории "заумного языка" - зауми.

Давид Бурлюк

Лето

Ленивой лани ласки лепестков

Любви лучей лука

Листок летит лиловый лягунов

Лазурь легка

Ломаются летуньи листокрылы

Лепечут ЛОПАРИ ЛАЗОРЕВЫЕ ЛУН

Лилейные лукавствуют леилы

Лепотствует ленивый лгун

Ливан лысейший летний ларь ломая

Литавры лозами лить лапы левизну

Лог лексикон лак люди лая

Любовь лавины = латы льну.

1911

<Из Артюра Рембо>

Каждый молод, молод, молод,

В животе чертовский голод.

Так идите же за мной…

За моей спиной

Я бросаю гордый клич,

Этот краткий спич!

Будем кушать камни, травы,

Сладость, горечь и отравы,

Будем лопать пустоту,

Глубину и высоту,

Птиц, зверей, чудовищ, рыб,

Ветер, глины, соль и зыбь!

Каждый молод, молод, молод,

В животе чертовский голод.

Всё, что встретим на пути,

Может в пищу нам идти.

1913

Елена Гуро

Ветрогон, сумасброд, летатель,

создаватель весенних бурь,

мыслей взбудораженных ваятель,

гонящий лазурь!

Слушай, ты, безумный искатель,

мчись, несись,

проносись нескованный

опьянитель бурь.

1913

Лень

И лень.

К полдню стала теплень.

На пруду сверкающая шевелится

Шевелень.

Бриллиантовые скачут искры.

Чуть звенится.

Жужжит слепень.

Над водой

Ростинкам лень.

1913

Василий Каменский

Морская

Есть страна Дальняя

Есть страна Дания

Есть имя Анния

Есть имя - Я.

В пальмах раскинута

Синь - Океания

Синь - Абиссиния

Синь - Апельсиния

Синь - облака.

Где-то покинута

Девушка с острова

Острая боль глубока.

Девушка Анния

Мною покинута

Жить и томиться

В шатре рыбака.

Может вернусь я

Может погибну

Может другую

Найду полюблю.

Девушку Аннию

Раннею грустью

Раннему устью -

Отдам кораблю.

Девушки - девушки

Рыжие девушки

Вы для поэта -

Берёзовый сок.

В море трава ли

Чайки летали

...