Анализ историко-генетического творчества Лу Синя

«Силы мрака,-- утверждал Лу Синь,-- опирается лишь на то, что обречено на гибель... Они не долговечны. Будущее же существует всегда, и оно явится светлым... За нами вечное будущее, и оно будет светлым».

Сбылись пророческие слова Лу Синя. Китайский народ с помощью своего верного друга -- Советского Союза -- одержал всемирно-историческую победу.

«Вот уже десять лет,--говорит Го Мо-жо,--как Лу Синь ушел от нас. За этот период в мире произошли большие перемены; очень большие перемены произошли и у нас в Китае. Фашизму, который проклинал Лу Синь, нанесен сильнейший удар, а народные силы, прославляемые Лу Синем, ныне одержали блестящую победу. Китай в течение восьми лет вел освободительную войну и в конце концов изгнал из своих пределов японских империалистов. Мы берем на себя смелость сказать, что победа эта завоевана великими усилиями несгибаемых и сильных духом последователей Лу Синя».

Лу Синь не просто верил в неизбежный конец сил тьмы, сил реакции и социального зла; он понимал, что они не погибнут стихийно и не уступят добровольно свое место силам прогресса и революции. Именно поэтому писатель так яростно обличал «корни болезней старого мира», вскрывал его чудовищное зло, ложь и лицемерие, подлость и убожество. Он вселял веру народным массам в успех их борьбы за изменение окружающей действительности, за ее революционное преобразование. Луси- невское искусство глубокого и острого разоблачения мира социального зла и реакции, его боевой реализм явились сильнейшим оружием в борьбе с врагами народа.

3.2 Художественный стиль Лу Синя

В области языка и художественного стиля Лу Синь был подлинным новатором и революционером. Он смело и решительно ломал архаический книжный язык конфуцианских канонов, омертвлявших живую речь, делавших ее непонятной и чуждой народу. Разрушая старые догматические формы («багу» и др.) с их нормами схоластики, душившей живое слово, очищая народный язык от их наслоений, Лу Синь не менее смело боролся за создание нового литературного языка, всемерно сближая его с языком народным. Передача нового содержания новыми языковыми и стилистическими средствами явилась большой заслугой Лу Синя, который поднял художественное творчество в Китае на Высшую ступень.

«...Вся древняя китайская литература, которая дошла до нас,-- говорил Лу Синь,-- заключает в себе мысли и законы последователей нескольких мудрецов, записанные ими для себя самих. Что же касается народа, то он рос четыре тысячи лет в молчании, хирея и увядая, словно придавленная огромным камнем трава...».

Трудно переоценить вклад Лу Синя в создание нового литературного языка, основанного на живой народной речи. Лу Синь является основоположником нового китайского литературного языка; он постоянно подчеркивал, что феодальная аристократия создала свой культ искусства, свои обычаи и воззрения, которые так же отличались от обычаи и воззрений большинства населения, как привилегии господствовавших классов от обязанностей и прав простого народа. Писать художественные произведения или статьи на языке «простолюдинов» считалось крайней степенью невежества, вульгарности. Заслуга Лу Синя именно в том, что он был первым среди восставших против средневековой схоластики.

«Хотя в Китае, --отмечает Лу Синь,--существует своя иероглифическая письменность, но она оторвана от народа. Это --трудная для понимания древняя письменность, она толкует лишь о старой идеологии, ее звучание относится к прошлому -- все это сводит ее значение к нулю. Поэтому мы не понимаем друг друга и действительно подобны огромной чаше разрозненных песчинок».

Старые формы давно уже перестали соответствовать новому содержанию. Чрезмерно сложная, напыщенная, церемонная парадность и фальшь оставили в языке лишь подобие понятий, лишенных конкретного содержания. За этой обветшалой формой скрывался убогий, чаще всего конфуцианский догматический смысл. «Можем ли мы, -- спрашивает Лу Синь, -- создавать произведения, если они не имеют ни малейшего отношения к нашему времени? Даже удачные произведения остаются голосом времен династий Тан (618--906) и Сун (960--1275), голосом Хань Юя (768--824) и Су Ши (1037--1101), а не голосом нашей эпохи. И все же китайцы до сих пор продолжают держаться за свою старую иероглифическую эквилибристику». Реакционная часть буржуазно-помещичьей интеллигенции, не говоря уже о феодальной знати, оберегала себя от «языка уличной толпы», уходя в идеализм и мистику.

Цюй Цю-бо писал, что «остатки феодализма продолжают крепко связывать живой разговорный язык китайцев. Мертвые все еще держат в своей власти живых. Борьба за новый язык, новую письменность, новые фразы и обороты, способные выразить новые отношения, новые явления, новые вещи, новое мировоззрение, формирующиеся в китайском обществе, является важнейшей задачей каждого культурного китайца».

И вот на смену средневековому книжному языку выступил Лу Синь со своим демократическим, подлинно народным языком. Он неустанно трудился над обновлением литературного языка, насыщенного огромной выразительностью. «Нельзя превращать литературу в забаву антикваров, -- учил Лу Синь, -- нужно писать простым, всем понятным современным литературным языком».

Сила языка Лу Синя -- в его народности, в неразрывной связи с жизнью, с современностью. Самое звучание его языка, окраска и словарь органически связаны с живой речью. «При желании добиться возрождения, -- утверждает Лу Синь, -- молодое поколение прежде всего должно отказаться от повторения проповедей Конфуция, Мын-цзы, Хань Юя, Лю Цзун-юаня и других. Мы живем в другую эпоху и в другой обстановке... Мы должны говорить своим современным живым языком, ясно и просто выражать свои мысли, свои чувства...». И далее: «Только голос правды может тронуть китайский народ и людей всей земли, только со словами правды можно жить со всеми народами мира на земле».

Выступая против шаблонных схем и призывая партийный актив покончить с пустой болтовней, не зазнаваться и не бахвалиться, работать так, как работал Ленин, Мао Цзэ-дун привел образцом того, как нужно создавать литературное произведение, ответ Лу Синя редакции журнала «Большая медведица».

«Здесь говорится о том, --- указывает Мао Цзэ-дун, -- что надо «относиться внимательно к самым разнообразным событиям», не к одному какому-либо событию и не к части его. Здесь говорится о том, чтобы «больше наблюдать», а не просто взглянуть одним глазком или даже вполглаза... Лу Синь предлагает «перечитать не менее двух раз». Ну, а самое большее? По этому поводу он ничего не сказал, я же думаю, что важную статью не грех перечесть и десять, и больше раз, отредактировать ее по-настоящему и только тогда печатать... Не сочинять новых слов, вроде эпитетов, не понятных никому, кроме тебя самого».

У Лу Синя своя оригинальная манера образного мышления и письма, свои приемы изображения жизни, в которой он ясно видит зло, пороки, кричащую несправедливость. Внимание писателя приковано к темным сторонам жизни. Он стремится изобразить их по-своему, в своей манере художника вдумчивого, правдивого, смелого. Он не идет избитым путем и находит свою особую форму -- рассказ и краткую заметку. Кисть художника он часто менял на перо публициста.

В своих публицистических статьях Лу Синь объявил войну литературе лживой, подобострастной и трусливой.

Успех рассказов и стихотворений в прозе, создавших Лу Синю литературную славу и широкую популярность, в большей степени объясняется тем, что он писал не для избранных ценителей и утонченных эстетов, а для обыкновенного читателя, для огромной аудитории. Лу Синь никогда не занимался словесной эквилибристикой, он не принадлежал к категории тех людей, которые готовы отказаться от всего ради слова, он не походил на тех фанатиков чрезмерно «тонкой» формы, которые ничего не видят за слово сплетениями и способны прийти в восторг от придуманного словечка. Напрасно искать в его творчестве налета салонной красивости. Точный и тщательно отработанный язык выгодно отличает писателя от многих его современников.

При чтении таких произведений Лу Синя, как «Записки сумасшедшего», «Кун И-цзи», «Лекарство», «Завтра», «Сельский праздник», «Маленькое происшествие», «Буря», «Родное село», «Подлинная история А-Q)», «Весенний праздник», обращает на себя внимание предельный лаконизм и простота, умение двумя-тремя штрихами охарактеризовать обстановку, наметить главные черты героя. Важнейшей чертой языка этих произведении является то, что от мелких бытовых штрихов автор с не обыкновенной естественностью переходит к высоким идейным обобщениям. Примером может служить рассказ «Родное село», где Лу Синь делится с читателем мыслями и чувствами человека, возвращающегося в родные места, с которыми он расстался двадцать лет назад. Картины деревенского пейзажа, унылого и убогого, сменяются воспоминаниями о далеком детстве. Лу Синь живо рисует быт села с его своеобразными обычаями и обрядами. Он как бы возвращается вновь в старый дом. Рассказ о Жунь-ту, друге его детства, звучит так искренне, что читатель сперва невольно проникается уважением к живому и сметливому крестьянскому мальчику, выросшему на берегу моря и единственный лишь раз побывавшему в маленьком захолустном городке, а потом жалостью к взрослому Жунь-ту, забитому, измученному непосильным трудом, с грубыми руками, покрытыми трещинами, как древесная кора, с опухшими, красными глазами.

Но вот писатель снова покидает свой дом. Пейзажи родных мест сменяются незнакомой панорамой. И хотя он испытывает желание вернуться в родные места, теперь его волнуют мечты о новой жизни, не такой страшной, какой жил Жунь-ту, не той, полной постоянных лишений и горьких невзгод, которая выпала на долю автора, не той несчастной и беспросветной, какой живут все остальные... Он мечтает о прекрасной свободной жизни которой китайский народ еще не знал.

В рассказе «Лекарство» изображены страдания матери, сын которой -- революционер -- был казнен за выступления против жестоких и темных сил тирании, а горячая кровь его тут же цинично распродавалась палачом в качестве «верного целебного средства от чахотки».

«-- Ну! Давай деньги, бери товар! -- перед старым Цюанем стоял человек в черном и пронизывал его острым, словно нож, взглядом. Старый Цюань съежился в комок. Одну громадную руку человек этот протягивал к нему, а в другой держал ярко красный хлебец, с которого капало что-то багровое...

-- Это -- верное средство! Ручаюсь. Хлебец с человеческой кровью -- верное средство от чахотки».

Для Лу Синя характерно умение в малом, порой казалось бы незначительном, раскрыть важное и значительное, рождающееся ежечасно, ежеминутно в страшной действительности полуфеодального и полуколониального общества. В небольшом рассказе «Маленькое происшествие» описывается благородный поступок рикши, находившегося, как известно, на низшей ступени социальной лестницы старого Китая. Это было зимой 1917 года, когда «сильный ветер с севера... смел всю уличную пыль». Сбив случайно с ног женщину, рикша, неожиданно для нанявшего его интеллигента, не только не скрывается от ответственности, но даже проявляет трогательную заботу о пострадавшей. Поступок рикши заставил писателя пережить «удивительное ощущение». Перед его глазами фигура рикши, покрытая дорожной пылью, стала расти, и чем дальше рикша уходил от него, тем становился больше. «И вот мне нужно было уже поднимать голову, чтобы смотреть на него. Какая-то сила исходила от рикши, давила меня и, казалось, вытесняла глубоко спрятанного во мне «мелкого человечка». Память об этом «небольшом происшествии» оставила в сознании писателя, от имени которого ведется рассказ, неизгладимый след, «…живет во мне, терзает меня...» «Это маленькое происшествие, --заключает автор, --так и стоит перед моими глазами, и стыдит меня, и заставляет меня быть лучше; оно укрепляет мое мужество и усиливает мою надежду».

В этих небольших рассказах все до мелочей открывает суровую и неумолимую правду тяжкой жизни. Вместе с героями произведения, вместе с автором читатель проникается теми же идеями, тем же гневом и ненавистью. Легко поэтому понять широкую популярность произведений Лу Синя, корни художественного творчества которого органически связаны с чувствами и чаяниями народа.

«Я всемерно стараюсь избегать многословия, -- писал Лу Синь, -- почти не останавливаюсь на второстепенных, побочных моментах и ограничиваюсь лишь тем, чтобы достаточно полно передать другим свои мысли... Я уверен, что для моей цели не нужен фон, поэтому я не описываю красот природы и не даю больших диалогов».

Логическая ясность синтаксиса достигается Лу Сине не насилием над формой, а подбором простых оборотов, рельефно воспроизводящих логический ход мысли.

«Если я чувствую, что читается с трудом, -- говорил он далее, -- то перерабатываю до тех пор, пока не станет читаться легко... Не люблю выдуманных слов, которые понимаю только сам, или даже и сам не понимаю... То, что можно сократить, я сокращаю. Не заставляю себя писать, когда не пишется...»

Стремление Лу Синя сблизить литературный и разговорный язык часто выражается в синтаксическом построении речи, в краткости предложений. У него обычны короткие и строго организованные предложения. Принцип синтаксического сжатия обособленных знаков, сочетании, соединение лаконичных и в то же время полных мысли и выразительности предложений придают языку Лу Синя особенную остроту, чеканность, отточенность.

Исключительного внимания заслуживает органическое соединение в творчестве Лу Синя разговорной речи с литературным языком. Глубокая реалистичность образов правдивость в передаче мыслей и чувств, национальная самобытность, которой проникнуты все его произведения представляют собой нечто новое, хотя и созданное на основе старого литературного языка.

Сатирические рассказы Лу Синя били по отжившим свои век порядкам общественной жизни Китая.

Как на пример такой едкой сатиры можно указать на рассказ «За заставу» из сборника «Старые легенды в новой редакции».

С присущим ему сарказмом Лу Синь высмеивает тех, кто до сих пор еще не может отказаться от языка Лао-цзы, Конфуция, Чжуан-цзы, живших в первом тысячелетии до нашей эры.

Слова Лао-цзы, взятые из древнейшего философского трактата «Даодэцзин», без подробных комментариев! непонятны даже человеку с высшим образованием, а порой и специалистам-филологам: «Дао, которое можно реализовать в жизни, не есть вечное дао, так же как слово которым обозначается само дао, не есть вечное слово». Или: «Вечно не имея никаких желаний, можно постичь самое мудрое, или, постоянно желая, можно узреть дух дао».

Разве есть что-либо общее между языком философского трактата середины первого тысячелетия до нашей эры и современной китайской речью? Разве эти абстракции характерны для современной народной речи?

В рассказе «За заставу» Лу Синю удалось создать едкий памфлет на всех тех, кто цепко держался за мертвый язык. Исконные «добродетели» китайской старины представлялись Лу Синю проявлением тех черт, которые были привиты народу веками феодального гнета и от которых народ во что бы тони стало должен освободиться. Язык Лу Синя в рассказе «За заставу» отличается особенной остротой, глубокой и едкой иронией, оригинальностью и поразительной тонкостью характеристик.

Утверждая новый, живой язык в художественной литературе, Лу Синь не разрушал национального китайского языка, он лишь отсекал устаревший словарный фонд, искусственно поддерживавшийся аристократией, и щедро черпал слова из живой народной речи.

Лу Синь расширял границы разговорного языка, отбирая из старого литературного языка, из классических произведений все то, на чем сохранился яркий отпечаток народного характера, что могло без особых усилии сочетаться с современными общенародными нормами, что придавало языку остроту, свежесть и яркую выразительность.

3.3 Деятельность Лу Синя

Деятельность Лу Синя была кипучей и многосторонней: им созданы великолепные художественные произведения, ему принадлежат серьезные научные исследования в области истории китайской литературой и искусства, острая обличительная публицистика. Он выступал как редактор, переводчик и популяризатор лучших образцов мировой литературы, и в первую очередь произведений русских и советских писателей.

Свободолюбивый китайский народ в великом содружестве со странами народной демократии, в нерушимом союзе и дружбе с советским народом строит сегодня новое, демократическое государство, в котором народ выступает хозяином своей судьбы и в котором все подчиняется интересам народа. Нет больше в Китае условии, порождающих, с одной стороны, черные тени--палачей Кан Да-шу, а с другой -- неудачников Кун И-цзи и много миллионов угнетенных и обездоленных людей, мечтавших лишь о насущном куске хлеба.

Сбываются вещие слова Лу Синя, сказанные им еще в 1932 году, когда в Китае свирепствовала черная реакция. «Что бы там ни было, а будущее за нами!».

На протяжении десятилетий произведения Лу Синя волновали и будили мысль и совесть читателей, призывая их к непримиримой и страстной борьбе. В произведениях его передана большая правда, правда писателя- революционера, гуманиста, чье мастерство укрепляло веру в великое дело, за которое борется все трудовое человечество.

Лу Синь всегда стоял по одну сторону баррикады. Он возглавлял писателей, отдававших все свое творчество великому освободительному делу китайского народа.

В произведениях Лу Синя звучит страстный голос великого революционера, героического борца за высокое идейное искусство китайского народа.

Известно, что Лу Синь переводил произведения Гаршина, Андреева, Салтыкова- Щедрина, Горького. Но самое сильное влияние на писателя оказали Гоголь и Чехов.

Лу Синь перевел много произведения Н.В Гоголя. «Самым любимыми моими писателями в то время был Гоголь и Сенкевич »,- вспоминал Лу Синь. Факты свидетельствует о том, что во время учёбы в университете китайский писатель любил читать произведения Лермонтова, Чехова, Короленко, Андреева, «особенно Гоголя».

Лу Синь писал, что, не смотря на различие эпох и государственных устройств, китайский читатель легко сможет узнать гоголевских героев, сможет составить представление о помещиках. Произведения Гоголя учили китайский народ осмысливать свое положение, задумываться над недостатками, пороками жизни.

В произведениях Лу Синя есть множество прототипов героев Н.В Гоголя. Так, в рассказе «Былое» один из персонажей Цзинь Яо-цзун очень похож на героя «Мертвых душ» Плюшкина. Лу Синь так описывает Цзинь Яо-цзуна - он «был очень богат, но всегда ходил в рваном халате и дырявых туфлях, ел одни овощи и сам был похож на осенний баклажан, жёлтый и дряблый. Даже наш слуга Ван относился к Яо- цзуну с презрением: «У него куча золота, а медяка никому не даст! За что же его уважать? ».

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Проанализировав произведения Лу Синя “Записки сумашедшего”, “Подлинная история A-Q” и другие повести, входящие в сборники «Клич», изучив его жизнь и деятельность, мы пришли к следующим выводам: жизнь и деятельность Лу Синя - это пример усердия, трудолюбивая, упорства и невероятной жажды знаний. В истории китайской литературы Лу Синь по-прежнему занимает особо почётное место не только как великий писатель XX века, но и как мужественный человек, который был бескомпромиссно предан истине и последовательно её отстаивал.

Лу Синь -- основоположник новейшей литературы Китая. Поиски новых путей в литературе были подсказаны Лу Синю прежде всего его основным тезисом: литература должна служить интересам жизни, интересам народа, родине. Вся творческая деятельность Лу Синя была проникнута верой в силы китайского народа, подчинена единой патриотической задаче.

В произведениях Лу Синя критический реализм достиг наивысшего развития. Лу Синь во многом определил дальнейшее развитие китайской литературы. Его идеи продолжают воплощаться и в современной литературе.

Оригинальность Лу Синя тесно связана с его особым познанием социальной реальности и личным переживанием. Однако оригинальность писателя не может быть отделима от успешного опыта предшественников- писателей русской литературы, таких как Гоголь, Чехов Тургенев и др.

Влияние русской литературы на творчество Лу Синя несомненно, однако оно проявляется не только в прямых заимствованиях, но и в осмыслении Лу Синем важных проблем русской литературы XIX-XX веков. Сопоставление русской литературы и произведений Лу Синя дает нам возможность не только проследить истоки и процесс возникновения русской классики в Китай, но и видеть, как сближаются культуры двух наций, каковы их историко-генетическое взаимосвязи и общие закономерности формирования.

Исследования показывает, что влияние русской литературы не противоречит оригинальности прозы Лу Синя, а является одним из основных условий оригинальности классика китайской литературы. Поиски новых путей в литературе были подсказаны Лу Синю прежде всего его основным тезисом: литература должна служить интересам жизни, интересам народа, родине. Вся творческая деятельность Лу Синя была проникнута верой в силы китайского народа, подчинена единой патриотической задаче.

Публицистика была сильнейшим оружием великого писателя. Можно смело сказать, что ни одно событие в истории Китая не прошло без того, чтобы не привлечь живейшего интереса и пристального внимания Лу Синя, выступавшего со смелыми обличительными статьями.

Велико и многогранно наследие Лу Синя, составляющее двадцать томов художественных произведений, публицистики, критики, исследований, переводов иностранных произведений (с 1903 по 1936).

Размещено на Allbest.ru