"Евгений Онегин" А.С. Пушкина как "свободный роман"

1

Размещено на http://www.allbest.ru/

«Евгений Онегин» А.С. Пушкина как «свободный роман»

Введение

роман пушкин евгений онегин

Есть предметы и темы, касаться которых можно лишь с робостью - столь великое множество людей уже обращалось к ним. И тем не менее они влекут к себе. Эти темы неиссякаемы.

Минуло более полутора веков, как и поэты и прозаики, и историки литературы - да и простые смертные - повторяют: «Пушкин… Пушкин…Пушкин…» Кажется, о нем сказано все, что только можно сказать о литературе и о человеке; а в то же время ясно, что не годы, не десятилетия - века к нему будут возвращаться снова и снова.

«Солнце - одно, - писал в 1974 году Л. Успенский, - но по-разному отражается оно в разных каплях росы или дождя. По-разному титанический образ Пушкина воспринимается каждой душой, каждой личностью». И каждым поколением.

В век компьютерных технологий, ускоренного ритма жизни возникает опасение, а возьмет ли поколение ХХI века в свое плавание классиков или вдруг «бросит Пушкина, Достоевского, Толстого с Парохода современности», как уже было предложено в начале ХХ века футуристами. Действительно ли сияет гений Пушкина или уже сложилось несколько формальное отношение? По-прежнему ли производит впечатление на современную молодежь роман в стихах «Евгений Онегин» или в школьных сочинениях ученики пересказывают давно избитые фразы? Одинаково ли отношение к А. С. Пушкину на Западе и в России? На эти и другие вопросы нам предстоит ответить в своей работе.

Жизни и творчеству А. С. Пушкина посвящено большое количество сборников, богатых различными исследованиями и материалами:

Благой Д. Д. «Мастерство Пушкина», «Душа в заветной лире», Бонди С. М. «О Пушкине», Бочаров С. Г. «Поэтика Пушкина», Виноградов В. В. «Стиль Пушкина», Гуковский Г. А. «Пушкин и проблемы реалистического стиля», Мейлах Б. С. «Пушкин. Итоги и проблемы изучения» и другие.

Значительное количество работ русских исследователей посвящено изучению романа «Евгений Онегин»: Лотман Ю. М. «Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин», Бродский Н. Л. «Евгений Онегин». Роман А. С. Пушкина», Макогоненко Г. П. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина», статьи Винокура Г. О. Гроссмана Л. П. Сломинского, Тынянова Ю. Н., Шкловского В. и др.

В своей работе мы опирались на статьи как ученых-пушкиноведов, так и людей просто неравнодушных к творчеству великого поэта: Челышев Е. П. «Пушкиноведение. Итоги и перспективы», Козлов С. Н. «Почему поэзию А. С. Пушкина недооценивают на Западе», Егоров В. Н. «Проблема нигилизма и пути его преодоления в творчестве Пушкина», Ю. Н. Чумаков «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. В мире стихотворного романа», С. Бочаров «Мировые ритмы» и наше пушкиноведение», Кошелев В. А. «Онегина воздушная громада», В. Непомнящий «Книга, обращенная к нам» и др.

Цель данного исследования - изучение «Евгения Онегина» А.С. Пушкина как «свободного романа».

Для достижения цели были поставлены следующие задачи:

1. Изучить эволюцию взглядов на роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин» в русской критике;

2. Исследовать особенности «Евгения Онегина» как «свободного» романа;

3. Дать анализ «свободной» композиции романа «Евгений Онегин».

Глава 1. Эволюция взглядов на роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин»

1.1 Роман А.С. Пушкина «Евгений Онегин» в русской критике

На протяжении нескольких веков многие писатели, поэты, критики обращались к Пушкину - к живому современнику, к его имени, его идеалу, его произведениям. Эта традиция складывалась и в стихах, и в яркой публицистике, в письмах, воспоминаниях и критических очерках. Не обошел и внимания замечательный роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин», названный В. Г. Белинским «энциклопедией русской жизни».

С появления первой главы романа «Евгений Онегин» в печати он произвел неизгладимое впечатление на современников Пушкина.

Это была только первая глава. Все ждали продолжения. Но никто не предполагал огромности события, происшедшего в отечественной литературе. Вряд ли и сам автор - ему в момент выхода книжки было всего 26 лет - догадывался об этом.

«Евгений Онегин» - первый реалистический роман в русской литературе, в котором «отразился век и современный человек изображен довольно верно». А. С. Пушкин работал над романом с 1823 по 1831 год. «Я теперь пишу не роман, а роман в стихах - дьявольская разница», -писал он в письме к П. Вяземскому Лотман Ю. М. Роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин». Комментарий. Пособие для учителя. - Л.: Просвещение, 1980.С.12.

О романе «Евгений Онегин» написаны сотни критических работ, и интерпретация смысла весьма широка, начиная с «Энциклопедии русской жизни», по мнению Белинского, и кончая «Романом ни о чем», по мнению Синявского. Например, Достоевский и Цветаева считали, что главным в романе является образ Татьяны, как выражение сути женщины как таковой (для Цветаевой) и выражение сути именно русской женщины (для Достоевского). Роман, однако, называется «Евгений Онегин», а не «Татьяна Ларина».

Все точки зрения имеют право на существование. В каждой из них есть своя правда. Кажется, что роман необъятен, как сама жизнь, и каждый видит в нем то, что он может и хочет увидеть.

Ю. Н. Чумаков в статье «В сторону Онегина» выделяет два типа интерпретации романа «Евгений Онегин»: «Онегина» начали толковать уже во время его печатания по главам. Д. Клейтон выделяет семь периодов его понимания вплоть до настоящего времени. В историческом срезе это безусловно справедливо, но мы хотели бы подойти к вопросу с его типологической стороны. В интерпретациях пушкинского романа отчетливо видны два типа, два направления. Одно из них ищет исторических, социокультурных, поведенческих соответствий романа и жизни, другое - во главу угла ставит поэтику текста. Методологически они оба прорисованы как полярности, но практически, как правило, выступают комбинированно, попеременно доминируя и не достигая крайних точек. Наглядную картину противостояния двух направлений в интерпретации «Онегина» отразила книга «Русский взгляд на «Евгения Онегина» (составитель, переводчик и комментатор Соня Хёйзингтон, автор предисловия Кэрол Эмерсон) . XIX век означен именами Белинского, Писарева и Достоевского, XX - представляют Юрий Тынянов, Михаил Бахтин, Юрий Лотман и Сергей Бочаров. Разоблачительный памфлет Писарева, на наш взгляд, способствовал, в конечном итоге, возвышению «Онегина», выполнив функцию карнавального развенчания шедевра. Белинский и Достоевский, опираясь на фабулу и рассматривая героев как живых людей, задали в сдвоенной парадигме оценок «Онегина» социально-исторический и историософский сегменты, до сих пор направляющие восприятие романа»:

«Евгений Онегин» есть поэма историческая, хотя в числе её героев нет ни одного исторического лица»; «Онегина» можно назвать энциклопедией русской жизни и в высшей степени народным произведением»; «Онегин» есть поэтически верная действительности картина русского общества в известную эпоху» (В. Г. Белинский). Белинский В.Г. Полное собрание сочинений, т. VII, М. 1955.С.121

В лице Онегина, Ленского и Татьяны, по мнению Белинского В. Г., Пушкин изобразил русское общество в одном из фазисов его образования, его развития. Онегин был назван «страдающим эгоистом», Ленский - «характером совершенно отвлеченный, чуждым действительности»: «Большая часть публики совершенно отрицала в Онегине душу и сердце, видела в нем человека холодного, сухого и эгоиста по натуре. Нельзя ошибочнее и кривее понять человека!..

Светская жизнь не убила в Онегине чувства, а только охолодила к бесплодным страстям и мелочным развлечениям... Онегин не любил расплываться в мечтах, больше чувствовал, нежели говорил, и не всякому открывался. Озлобленный ум есть тоже признак высшей натуры, потому только людьми, но и самим собою.

Онегин - добрый малый, но при этом недюжинный человек. Он не годится в гении, не лезет в великие люди, но бездеятельность и пошлость жизни душат его. Онегин - страдающий эгоист... Его можно назвать эгоистом поневоле, - считает Белинский, - в его эгоизме должно видеть то, что древние называли рок, судьба» Там же.

В Ленском Пушкин изобразил характер, совершенно противоположный характеру Онегина, считает критик, характер совершенно отвлеченный, совершенно чуждый действительности. Это было совершенно новое явление. Ленский был романтик и по натуре и по духу времени. Но в то же время «он сердцем милый был невежда», «вечно толкуя о жизни, никогда не знал ее». «Действительность на него не имела влияния: его и печали были созданием его фантазии»,- пишет Белинский.

Татьяна была названа Белинским существом исключительным, натурой глубокой, любящей, «истинно русской женщиной».

«Есть существа, у которых фантазия имеет гораздо более влияния на сердце... Татьяна была из таких существ»,- утверждает критик.

«Татьяна не любит света и за счастие почла бы навсегда оставить его для деревни; но пока она в свете - его мнение всегда будет её идолом и страх его суда всегда будет ее добродетелью... Но я другому отдана, - именно отдана, а не отдалась! Вечная верность таким отношениям, которые составляют профанацию чувства и чистоты женственности».

Вслед за Белинским Ф. М. Достоевский говорит о реализме Пушкина: «Евгений Онегин», поэма не фантастическая, но осязательно реальная, в ней воплощена настоящая русская жизнь с такою творческою силой и с такою законченностию, какой и не бывало до Пушкина, да и после его, пожалуй».

Онегин признается критиком «человеком бесспорно умным и бесспорно искренним, но чужим для других и себе самому», человеком недоверчивым: «Правда, и он любит родную землю, но ей не доверяет. Конечно, слыхал и об родных идеалах, но им не верит. Верит лишь в полную невозможность какой бы то ни было работы на родной ниве, а на верующих в эту возможность, - и тогда, как и теперь, немногих, - смотрит с грустною насмешкой».

Татьяна названа Ф. М. Достоевским «главной героиней поэмы», «положительным типом»: «Не такова Татьяна: это тип твердый, стоящий твердо на своей почве. Она глубже Онегина и, конечно, умнее его. Она уже одним благородным инстинктом своим предчувствует, где и в чем правда, что и выразилось в финале поэмы. Может быть, Пушкин даже лучше бы сделал, если бы назвал свою поэму именем Татьяны, а не Онегина, ибо бесспорно она главная героиня поэмы. Это положительный тип, а не отрицательный, это тип положительной красоты. Можно даже сказать, что такой красоты положительный тип русской женщины почти уже и не повторялся в нашей художественной литературе».

Анализируя точки зрения Белинского и Достоевского, Ю. Н.Чумаков говорит о их различии: «В то же время их подходы к "Онегину" сильно различаются, о чем мы не всегда помним. Белинский обсуждает роман, Достоевский витийствует по его поводу. Принято думать, например, что они оба ставят Татьяну высоко над Онегиным, на самом деле эта оценка исключительно принадлежит Достоевскому, а Белинский рассматривает героев как равнодостойных, отдавая предпочтение, скорее, Онегину, чем Татьяне».

С приходом двадцатого века социальные и исторические аспекты восприятия романа отходят несколько на второй план, говорит Ю. Н. Чумаков: «Поэтика «Онегина» погружает нас в новое измерение.

Исследователи XX века полагают героев персонажами, функциями романного сюжета, рассматривают композицию, структуру, дискурс, стилистику. Все это настолько контрастирует с видением XIX века, что вполне можно было бы говорить о полной несовместимости двух подходов. Однако они не исключают, а скорее, дополняют друг друга. Точки приложения анализа часто совпадают, но потом расходятся в разные стороны».

1.2 Новый взгляд на роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин»

В последнее время предпринимается немало попыток расшифровать тексты А. С. Пушкина. В кристально ясных, с детства нам знакомых строках пытаются отыскать тайный смысл, некие скрытые образы, воссоздать собственную космогонию гениального поэта, далеко выходящую за пределы религиозной или массонской традиции его времени, интерпретировать его тексты в связи со знаменитыми пушкинскими рисунками на полях. Не обошел и внимания роман А. С. Пушкина «Евгений Онегин».

Эпоха нового взгляда на Пушкина, поворота внимания открылась в середине 60-х годов, пишет С. Бочаров в статье «Мировые ритмы» и наше пушкиноведение» Фактами этого сдвига С. Бочаров приводит онегинские статьи И. М. Семенко, работы Ю. М. Лотмана, перевод романа «Евгений Онегин» В. Набоковым и его комментарий, работы В. С. Непомнящего, Ю. Н. Чумакова и др.

Анализируя работу Ю. М. Чумакова (Ю. Н. Чумаков «Евгений Онегин»), С. Бочаров пишет: «Что касается онегинознания - на смену социологической эпохе и разрозненным сопоставлением кусков романа с внешней действительностью пришла поэтика, и с ней имманентное понимание романа как организма. Пришел тот тезис, что содержание романа в стихах - это его форма» Бочаров С. Г. Поэтика Пушкина. Очерки. -М ., 1974.С.56.

Новый взгляд был сразу развернут в двух образовавшихся руслах - структуральной и феноменологической поэтики. Ю. Н. Чумаков, по словам С. Бочарова, принадлежит к последнему направлению и рассматривает роман с точки зрения поэтики:

«В «Евгении Онегине» намечены три аспекта понимания пушкинского романа: поэтическое и реальное, собственно поэтическое, поэтическое и универсальное».

В книге Ю. Н. Чумакова дается очерк истории интерпретации романа «Евгений Онегин» от Белинского до наших дней. Эта история крупных сдвигов в нашем отечественном - и шире, потому что автор все время сверяется с западной рецепцией Пушкина, мировой его судьбой, - в общем гуманитарном сознании. «Пушкинский роман в стихах представительствует у меня за множество текстов в мировой культуре и даже как модель мироустройства, - пишет Ю. Н. Чумаков.

Интересно и сильно говорит он о Татьяне с Онегиным: «В их взаимных отказах можно предположить мировые ритмы».

С. Бочаров идет дальше и называет «деревенский» роман «морским» романом. «Образ моря в «Евгении Онегине» - это теневое пространство свободы, романтическое пространство возможности, шум моря, завершающий роман, - шум онтологической непрерывности» Бочаров С. «Мировые ритмы» и наше пушкиноведение// Новый мир. -2000.- № 12.С.32.

«Оконченный Пушкиным роман построен как бы в жанре «черновика» и мы не можем дополнять канонический текст то и дело, не только исследуя, но и просто читая «Евгения Онегина», материалом пропущенных строф (например, о возможном будущем Ленского, который мог «быть повешен, как Рылеев» или «Альбомом Онегина»), мы хотим владеть этим «банком данных» о действии и о героях, что содержится в огромных пушкинских «запасниках» к роману, неизбежно для нас входящих в его «большой текст», границы которого невозможно определить окончательно».

У Ю. Н. Чумакова сказано, что «смысл того, что случилось с Онегиным и Татьяной в романе, куда больше тех моральных уроков, что мы затвердили со слов Белинского и Достоевского, что надо судить эстетическим чувством, в чем мы сейчас нуждаемся едва ли не больше, чем в нравственном воспитании» Чумаков Ю. Н. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. В мире стихотворного романа. М., Изд-во МГУ, 1999.С.23.

«Настоящий Онегин выткан стихами, и на его стиховом ковре можно без конца рассматривать словесные орнаменты, представляющие нашему внутреннему взору поэтические очертания героев, ландшафтов, деревень, городов, рек и морей».

Участь героев истолковывает Ю. Н. Чумаков как временную мгновенную катастрофу, совершившуюся в пределах вечности: «Вспышка молнии и раскат грома - явления неделимые, но поскольку вечность для нас опосредована временем, ее подвижным образом, так ее молнийный знак в сюжете героев обозначился не точкой, а линией между двумя точками. То, что поразило Татьяну и Евгения в единый миг, равный вечности, в пределах фабулы растянулось вовремени и на несколько лет. В реальном восприятии блеск молнии и удар грома разделены интервалом, и герои романа испытывают свои потрясения поочередно, но в ином изменении это совершается с ними обоими сразу и навсегда». Встреча и разлука героев взяты у Ю. М.Чумакова в рамку «мифогемной грозы», а сам роман сравнивается в своем величии с рекой: «Поэтому река течет и стоит одновременно. Таков и роман Пушкина».

Великие книги похожи на Библию: их можно перечитывать, комментировать и трактовать бесконечно (и бесконечно разнообразно). Пушкинист Валентин Непомнящий рассматривает знаменитый роман как проекцию истории человечества, в буквальном смысле «от сотворения мира»:

Валентин Непомнящий называет роман «Евгений Онегин» «чудом и загадкой для всего мира»: «Эта книга стала бесспорной вершиной национальной поэзии, и в то же время она заложила основы и дала своего рода «программу» русского классического романа как главного жанра литературы и центра всей русской культуры. Она создала вокруг себя сферу влияния, которую составила, в сущности, вся русская классика и к которой не смог остаться безразличным практически ни один из крупнейших художников последующего времени. От «Героя нашего времени» до «Поэмы без героя» Ахматовой, от «Обломова» до «Бесов» Достоевского, от «Возмездия» Блока до «Василия Теркина» Твардовского и пьесы «Медведь» («Обыкновенное чудо») Е. Шварца и дальше -- вся литература пронизана «Евгением Онегиным» Непомнящий В. Книга, обращенная к нам// Литература в школе. -2001.- №2.С.21.

Неоднозначно подходит Валентин Непомнящий и к толкованию образов романа. Так захватывающе и интересно рассказывает он о первом знакомстве читателей с главным героем романа Евгением: «В середине февраля 1825 года в лавке петербургского издателя и книгопродавца Ивана Васильевича Сленина поступила в продажу новая книжка, небольшая, в стихах. Герой ее был дворянин - молодой, состоятельный, полный сил человек, которого неожиданно поразил странный и тяжелый недуг - апатия, угрюмое равнодушие ко всему на свете. Он более или менее образован, умен, разбирается в литературе, великолепно танцует, имеет громадный успех у женщин и великий мастер кружить им головы. Бывает во всех модных - или, как сказали бы сейчас, «престижных» - домах столицы, встает когда хочет, хоть за полдень, обедает в знаменитом французском ресторане, на столе - все, что душе угодно. Потом - театр, где молодой человек проводит половину времени за кулисами, в обществе очаровательных артисток. Поздним вечером, скорее даже ночью, - в гости, на бал, где веселье до утра. Чем не жизнь? А ему тошно: жизнь потеряла для него всякий смысл. На этом рассказ обрывался». В кратком авторском предисловии говорилось: «Вот начало большого стихотворения, которое, вероятно, не будет окончено».

Задаваясь вопросом, а что же произошло с молодым человеком по имени Евгений Онегин, почему им овладела скука и тоска, почему опротивела ему жизнь - бесценное сокровище, вручаемое человеку даром, Валентин Непомнящий затрагивает проблему русской хандры.

«При чтении первой главы у вдумчивого читателя не может не возникнуть вопрос: что же это за жизнь, в которой человек, «царь природы», «венец творения», складывается из того, что он ест и пьет, куда ходит развлекаться и как умеет обольщать, - одним словом, из того, что он потребляет? И неужели такая жизнь и есть настоящая, достойная человека жизнь?».

Рассматривая жизнь Онегина в свете как удовлетворение своих потребностей, В. Непомнящий пишет: «Предвижу удивление, а может быть, и несогласие: и это - Онегин?! Ведь сложилась традиция видеть в пушкинском герое человека сложного, глубокого, умного, благородного, страдающего, а тут - примитивное, почти животное существование...» Непомнящий В. Книга, обращенная к нам// Литература в школе. -2001.- №2.С.22.

«Но почему же автор любит героя, ведущего столь бессмысленную жизнь, более того, почему он подружился с ним? - задается вопросом автор. - Ведь подружился, надо заметить, не когда-нибудь, а именно тогда, когда Евгению такая жизнь опротивела, когда «ему наскучил света шум». Так и говорится:

Условий света свергнув бремя,

Как он, отстав от суеты,

С ним подружился я в то время...

Подружился потому, что увидел: Онегин больше той «сладкой жизни», которой он живет, она ему, в сущности, не по нутру, и это в нем основное. Ведь низкая натура купалась бы в онегинском существовании и ничего лучшего не желала бы. Онегин - натура высокая, он постепенно начинает интуитивно чувствовать, что с ним происходит что-то не то, что в его жизни что-то не так. Тут и нападает на него тоска, хандра, равнодушие - и, наконец, презрение к самой жизни, к этому дурному, неправильно устроенному миру. Но вот здесь он и ошибается. Дурен не мир - дурно миропонимание, которое усвоил герой с детства и которое определило его образ жизни - такой, как у множества образованных людей того времени».

Причины такого поведения Евгения Онегина, его равнодушие кандидат филологических наук В. Н. Егоров видит в отсутствии веры. В своей книге «Проблема нигилизма и пути его преодоления в творчестве Пушкина» он затрагивает тему, которая еще недостаточно, по его мнению, разработана в пушкиноведении. «Данная проблема, считает автор, имеет самое глубокое и непосредственное отношение к творчеству Пушкина, так как нигилизм как явление имеет на российской почве долгую историю своего развития и уходит своими корнями в далекую Петровскую эпоху».

«В романе «Евгений Онегин» Пушкин с поразительной глубиной обнажил все тайные причины отпадения «пустого духа» от традиционных форм бытия, - пишет автор, - С первых строк произведения мы сталкиваемся с образом «молодого повесы», воспитанного на западный манер, вобравшего в себя все привычки света и оторванного от национальных корней. Все воспитание Евгения Онегина формируется в отрыве от традиционного уклада народной жизни и развивается в двух направлениях: чувственно-эротическом и рассудочно-прагматическом». Егоров В. Н. Проблема нигилизма и пути его преодоления в творчестве Пушкина.М.:Дело- 2001.С.57

Всесторонне исследуя жизнь героя, автор задается важным вопросом о ценности и смысле его существования. В беспочвенности и праздности Пушкин гениально отрывает нам духовную пустоту, опасность и гибельный путь героя. Жизнь «философа в осьмнадцать лет» утратила всякий смысл. Следствием утраты способности жить чувством сердца Онегиным овладевает тоска и уныние. Пушкин проникает в самые тайные глубины человеческой души и сердца, и его понимание значения сердца в жизни человека, восходит к Священному писанию и учению святых отцов Церкви, потому что именно сердце есть средоточие всех духовных и телесных сил.

«Без веры, - пишет русский филолог И. Киреевский, - жизнь человека не будет иметь смысла».

Пушкин первый в русской литературе художественно разрешил проблему рационально-материалистического, по сути своей безбожно-нигилистического, сознания русской интеллигенции конца ХVIII - начала ХIХ в и отобразил определенные этапы отпадения русской интеллигенции от источника жизни - веры, национальных традиций, народной почв.

Духовному нигилизму и беспочвенническому скитальничеству, по мнению Пушкин противопоставил твердые основы национального уклада русского народа, берущие свои нравственные силы в традициях православной культуры. Евгению Онегину противопоставляется нравственный идеал в образе «умного, тонкого и верного женского сердца» Татьяны. Изначально это выражается на уровне символической значимость ее имени, которое несет в себе двойную функцию и духовно-религиозный смысл.

Во-первых, Татьяна с греческого означает устроительница, учредительница, и в этом смысле она является учредительницей давно утраченных старинных форм народного бытия и устроительницей семейного уклада в традиционных формах национальной жизни. Во-вторых, имя Татьяны выбрано не случайно, а дано в память святой мученицы Татианы, воплощавшей собой, с одной стороны, духовную святость и чистоту, а с другой - твердость веры и противопоставление земным страстям». Очевидно, что образ Татьяны сочетает в себе оба эти качества и выражает нравственный идеал писателя Егоров В. Н. Проблема нигилизма и пути его преодоления в творчестве Пушкина.М.:Дело- 2001.С.58.

Интуитивно, на уровне духовной связи Татьяна вся принадлежит русской почве, культурно-историческим традициям Святой Руси:

Татьяна (русская душою,

Сама не зная, почему)

С ее холодною красою

Любила русскую зиму…

Татьяна верила преданьям

Простонародной старины…

Татьяна всей душой связана с миром русской природы, сельским бытом.

По ходу развития действия имя Татьяны все больше и больше «приобретает христиански-символический смысл», считает Егоров В. Н.

К концу роману Татьяна достигает нравственной высоты и гармонии.

Здесь Пушкин в образе Татьяны впервые в русской литературе представил нам идею «монастыря в миру». Живя в миру, Татьяна преодолела его суету и страсти, противопоставив ему свой богатый духовный мир (монастырь). И общество преклонилось перед ней, повинуясь ее тайной духовной крепости и нравственной чистоте.

Преодолевая последнее искушение демона-совратителя Онегина, Татьяна по существу становится неподвластна страстям внешнего мира, является стойкой исполнительницей нравственного закона и верности долгу.

Татьяна воплощает в художественной концепции Пушкина идеал нравственной Красоты и выражает субстанциональные начала бытия русского народа, культурно-исторической России.

Кошелев В. А. рассматривает образ героини с несколько иной точки зрения: «С легкой руки Белинского мы привыкли представлять героиню «Евгения Онегина» этакой монолитной фигурой, «русской душою» женщиной, которое предполагает однозначное истолкование этого образа. Но при ближнем рассмотрении, в нем обнаруживаются некая внутренняя противоречивость».

Противопоставляя друг другу два поступка Татьяны, В.А. Кошелев заставляет нас задуматься о противоречии в образе героини.

Татьяна в романе совершает два самостоятельных поступка: «Первый поступок - письмо Онегину с признаниям в любви - идет от традиций западной литературы. Второй - отказ замужней женщины от любовных притязаний Онегина и насильственное преодоление своих чувств - поступок определенно русский».

Антонимичность этих двух поступков создает противоречие. В. А.Кошелев приходит к выводу: «Пушкин как бы подчеркивает неоднозначность, разномерность облика современной ему женщины - и его представление об идеале наполняется конструктивными противоречиями».

Большое количество статей, публикаций о романе А. С. Пушкина «Евгений Онегин» говорит о том, что интерес к роману не только не угасает, но и продолжает возрастать, вызывая споры, толкования и разные интерпретации смысла.

Сюжет романа окончен, но «большое стихотворение» не окончено, оно продолжается. Оно продолжается в русской культуре, русской литературе, в которой едва ли не все истинно великое так или иначе - сюжетами, проблемами, мотивами, героями - тяготеет к «воздушной громаде» романа как к своему «солнечному центру», как к тихому поземному огню. Оно продолжается в нашей жизни, в судьбе России, в ее нынешней истории, в нашем времени, столь ясно, драматично и страшно напоминающем об эпохе петровской революции.

Глава 2. Роман «Евгений Онегин» как «свободный» роман

2.1 Особенности «Евгения Онегина» как «свободного» романа

В «Евгении Онегине» «несовершенство» плана и «характеров» перестает быть оправданною, подразумеваемою особенностью стиховой формы и само становится моментом композиции. Как отмечает Ю. Н. Тынянов, было бы ошибочно думать, что это «несовершенство» было и для Пушкина извиняемым или хотя бы оправдываемым; что обозначение пропуска строф и стихов диктовалось действительно желанием не прерывать связи романа; что Пушкин чувствовал незавершенность плана и стремился закончить роман. Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина». - В кн.: Тынянов Ю. Н. Поэтика, история литературы, кино. М. , 1977.С.45 В предисловии к первой главе «Онегина» (когда уже были готовы три главы) Пушкин говорит о «недостатке плана» полуиронически: «Дальновидные критики заметят, конечно, недостаток плана. Всякий волен судить о плане целого романа, прочитав первую главу оного», причем автор признавал, что «первая глава представляет нечто целое». Насколько осторожная оговорка относительно «целого романа» была сделана всерьез, выясняется из сопоставления предисловия с последней строфой первой главы:

Я думал уж о форме плана,

И как героя назову <...>

Противоречий очень много,

Но их исправить не хочу.

Заявление о форме плана стоит в связи с аналогичными отступлениями, делающими предметом романа сам роман (с этой точки зрения «Евгений Онегин» -- не роман, а роман романа). Строка же «И как героя назову» после многочисленных упоминаний имени героя -- ироническое введение к строке «Противоречий очень много». Такова же игра на противоречиях в последней строфе седьмой главы:

Но здесь с победою поздравим

Татьяну милую мою,

И в сторону свой путь направим.

Чтоб не забыть о ком пою...

Таким образом, как отмечает Ю. Н. Тынянов, о герое легко позабыть, и возвращение к нему -- есть тоже отступление в романе отступлений («В сторону свой путь направим»). Сюда же относится ироническое примечание Пушкина к III главе: «В прежнем издании, вместо домой летят, было ошибкою напечатано зимой летят (что не имело никакого смысла). Критики, того не разобрав, находили анахронизм в следующих строфах. Смеем уверить, что в нашем романе время расчислено по календарю».

В проекте предисловия к восьмой и девятой главам Пушкин уже явно ироничен: «Вот еще две главы «Евгения Онегина» -- последние, по крайней мере для печати... Те, которые стали бы искать в них занимательности происшествий, могут быть уверены, что в них еще менее действия, чем во всех предшествовавших, Осьмую главу я хотел было вовсе уничтожить и заменить одной римской цифрою, но побоялся критики. К тому же многие отрывки из оной были уже напечатаны».

Предисловия и примечания были для Пушкина еще одним сильным средством для подчеркивания или обнажения самой динамики романа, для создания романа романа, а кроме того, мотивированным вводом прозаических введений и отступлений, которые, таким образом, оттеняли стих. К остальным произведениям Пушкин дает редкие и скупые предисловия и примечания 4. В виде колоссального введения к первой главе «Евгения Онегина» был помещен «Разговор книгопродавца с поэтом» -- любопытный пример композиционного внедрения целого произведения.

Особый интерес, по мнению Ю. Н. Тынянова, приобретает здесь вопрос о пропуске строф. Здесь обращает на себя внимание тот факт, что некоторые цифры, которые должны обозначать пропущенные строфы, стоят как бы на пустом месте, ибо строфы эти никогда и не были написаны. Сам Пушкин объясняет пропуск строф следующим образом: «Что есть строфы в «Евгении Онегине», которые я не мог или не хотел напечатать, этому дивиться нечего. Но, будучи выпущены, они прерывают связь рассказа, и поэтому означается место, где быть им надлежало. Лучше было бы заменять эти строфы другими или переправлять и сплавливать мною сохраненные. Но виноват, на это я слишком ленив. Смиренно сознаюсь также, что в «Дон-Жуане», есть две выпущенные строфы».

Заметка писана в 1830 г., и после ранее сказанного Пушкиным о плане и связи романа это его замечание и вообще звучит иронически, но он еще подчеркивает иронию ссылкой на лень и на литературный источник, в котором пропуски точно так же играли композиционную роль. Если припомнить, что Пушкин в предисловии к последней главе и к «Отрывкам из путешествия Онегина» говорит о пропуске целой главы, станет еще яснее, что вопрос здесь идет не о связи и не о стройности плана. Вот что пишет Пушкин в этом предисловии: «П.А.Катенин (коему прекрасный поэтический талант не мешает быть и тонким критиком) заметил нам, что сие исключение, может быть и выгодное для читателей, вредит, однако ж, плану целого сочинения; ибо чрез то переход от Татьяны, уездной барышни, к Татьяне, знатной даме, становится слишком неожиданным и необъясненным. -- Замечание, обличающее опытного художника. Автор сам чувствовал справедливость оного, но решился выпустить эту главу по причинах, важным для него, а не для публики» Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина». - В кн.: Тынянов Ю. Н. Поэтика, история литературы, кино. М. , 1977.С.46.

Таким образом, пропуск целой главы, вызвавший действительно тонкое замечание со стороны Катенина о немотивированности и внезапности перемены в героине (напоминающей театральное преображение), объявляется «выгодным для читателей» и не мотивируется вовсе. Тогда начинает казаться странной щепетильность Пушкина по отношению к перерыву связи рассказа, который, по его словам, вызвал пустые цифры и пропуск отдельных стихов. Анализ пропущенных строф убеждает, что с точки зрения связи и плана можно было бы не отмечать ни одного пропуска -- ибо все они касаются либо отступлений, либо деталей и бытовых подробностей, и только немногие вносят новые черты в самое действие, план (не говоря уже о пустых цифрах). Собственно, уже одно существование пустых цифр, ненаписанных строф освобождает нас от указания на особую роль пропусков, как и на то, что сами удаленные строфы и строки были удалены не по их несовершенству или личным и цензурным соображениям.

Дело становится более ясным, хотя не менее сложным, если понять эти пропуски как композиционный прием, все значение которого, значение необычайного веса, -- не в плане, не в связи, не в происшествиях (фабула), а в словесной динамике произведения.

В этих цифрах даются как бы эквиваленты строф и строк, наполненные любым содержанием; вместо словесных масс -- динамический знак, указывающий на них; вместо определенного семантического веса -- неопределенный, загадочный семантический иероглиф, под углом зрения которого следующие строфы и строки воспринимаются усложненными, обремененными семантически. Какого бы художественного достоинства ни была выпущенная строфа, с точки зрения семантического осложнения и усиления словесной динамики -- она слабее значка и точек; это относится в равной или еще большей мере к пропуску отдельных строк, так как он подчеркивается явлениями метра.

Та же установка на словесный план и в окончании «Евгения Онегина», и в так называемых попытках продолжения его.

Подлинным концом «Евгения Онегина» является, собственно, не LI строфа VIII главы, а следовавшие за нею, не только совершенно не приуроченные к какому-либо действию, но и вообще не внедренные в роман «Отрывки из путешествия Онегина», заканчивавшие как «Последнюю главу «Евгения Онегина»» (1832), так и прижизненное издание всего романа (1833). Мотивировано помещение «Отрывков» было предисловием, часть которого нам пришлось цитировать выше: «Автор чистосердечно признается, что он выпустил из своего романа целую главу, к коей описано было путешествие Онегина по России. От него зависело означить сию выпущенную главу точками или цифрой; но во избежание соблазна решился он лучше выставить, вместо девятого нумера, осьмой над последнею главою «Евгения Онегина» и пожертвовать одною из окончательных строф <...>» (Далее следует ссылка на замечание Катенина о вреде, нанесенном этим исключением плану, о происшедшей из-за этого внезапности и немотивированности перехода от Татьяны -- уездной барышни к Татьяне -- знатной даме.) Предисловие к последней главе, в которой подробно описывается замена девятого нумера восьмым («во избежание соблазна») и подчеркивается немотивированность перемены в героине, было тем более иронично, что оно вовсе не оправдывало помещения отрывков вслед за восьмой главой. Здесь Пушкин опять подчеркивал словесную динамику своего романа, и, несомненно, концом «Евгения Онегина» и являются «Отрывки из путешествия», помещение которых только так и можно объяснить. Отступления в этих отрывках сгущены и сконцентрированы до пределов отступлений в круге одного предложения, одной фразы, которые, собственно, и тянутся от 63-го стиха до конца (стих 203):

63. Я жил тогда в Одессе пыльной...

91. А где, бишь, мой рассказ несвязный?

В Одессе пыльной, я сказал.

Я б мог сказать: в Одессе грязной

109. Однако в сей Одессе влажной

Еще есть недостаток важный.

И наконец, заключительная строка всего «Евгения Онегина» (ибо ею кончается роман) -- 203-й стих «Отрывков»:

Итак, я жил тогда в Одессе...

Здесь кульминационный пункт всего романа; то, что Пушкин подчеркнул в LI (последней) строфе восьмой главы:

И вдруг умел расстаться с ним,

Как я с Онегиным моим, --

Интересно при этом, что у Пушкина была готова целая строфа, начинавшаяся этим стихом, но он предпочел кончить «Онегина» именно отрывком, первой строкой Тынянов Ю. Н. О композиции «Евгения Онегина». - В кн.: Тынянов Ю. Н. Поэтика, история литературы, кино. М. , 1977.С.49.

Композиционная сущность отступлений здесь сгущена до пределов языковой, синтаксической игры и необычайно подчеркнута чисто словесная динамика «Онегина». Что касается попыток «продолжения» -- то, по-видимому, приходится говорить с большой осторожностью о действительном продолжении «Евгения Онегина». Здесь одно предварительное замечание. Из семи приводимых по этому поводу П.О.Морозовым отрывков (вернее, восьми: второй естественно распадается на два, ибо вторая половина его писана другим метром и повторяет тему первого отрывка), три (писанные в 1833 году) обычно относятся к началу неизвестного «послания к Плетневу и к друзьям» и только остальные (писанные в 1835 году) -- к собственно «продолжению». Основывается это различение на различии метра и строфы; первые два отрывка (представляющие, по-видимому, одно целое) писаны пятистопным ямбом, причем первый из них представляет в строфическом отношении композицию октавы, второй же характерно не выдержан: начало писано тем же пятистопником, но затем Пушкин колеблется и попадает снова в онегинский четырехстопник:

Ты говоришь: «Пока Онегин жив,

Дотоль роман не кончен; нет причины

Его кончать <...>

и т.д.

Со славы, вняв ее призванью,

Сбирай оброк хвалой и бранью

и т.д.

«Ряд картин» в «свободной, вместительной раме» романа должен был быть иным и только объединяться знакомым синтетическим знаком героя («герой готовый»); при этом «продолжение» (а на деле новое, самостоятельное произведение), может быть, должно было пародически выделиться на фоне «Онегина»:

<...> должно своего героя

Как бы то ни было женить.

По крайней мере -- уморить.

Таким образом, «продолжение» было вызвано не незавершенностью романа (пародической), а использованием его «рамы» для новых целей.

Пушкин сделал все возможное, чтоб подчеркнуть словесный план «Евгения Онегина». Выпуск романа по главам, с промежутками по нескольку лет, совершенно очевидно разрушал всякую установку на план действия, на сюжет как на фабулу; не динамика семантических значков, а динамика слова в его поэтическом значении. Не развитие действия, а развитие словесного плана.

2.2 «Свободная» композиция романа «Евгений Онегин»

Роман «Евгений Онегин», несмотря на очень своеобразный, нетрадиционный для эпического произведения конец (конец «без конца»), представляет собой целостный, замкнутый и законченный в себе художественный организм. Художественное своеобразие романа, его новаторский характер определил сам поэт. В посвящении П.А. Плетневу, которым открывается роман, Пушкин назвал его «собраньем пестрых глав». В другом месте читаем:

«И даль свободного романа

Я сквозь магический кристалл

Еще не ясно различал».

Заканчивая первую главу, поэт признается:

“Я думал уж о форме плана

И как героя назову;

Покамест моего романа

Я кончил первую главу;-

Пересмотрел все это строго:

Противоречий очень много,

Но их исправить не хочу.”

Что значит «свободный роман»? От чего «свободный»? Как надо понимать авторское определение: «собранье пестрых глав»? Какие противоречия имеет в виду поэт, почему не хочет исправить их?

В. Г. Белинский, имея в виду эти особенности романа, писал:

«... «Онегин» со стороны формы есть произведение, в высшей степени художественное, а со стороны содержания самые его недостатки составляют его величайшие достоинства» Белинский В.Г. Полное собрание сочинений, т. VII, М. 1955.С.123. Чтобы разобраться во всех этих особенностях романа, необходимо вчитаться в его текст, сделать некоторые наблюдения над особенностями его структуры.

Роман «Евгений Онегин» «свободен» от тех правил, по которым создавались художественные произведения во времена Пушкина, он «в противоречии» с ними. Сюжет романа включает в себя две фабульные линии: историю отношений Онегина и Татьяны, Ленского и Ольги. В плане композиционном их можно рассматривать как две параллельные событийные линии: романы героев той и другой линии не состоялись.

С точки зрения развития основного конфликта, на котором держится сюжет романа, фабульная линия Ленский - Ольга не образует своей сюжетной линии, хотя бы и побочной, поскольку их отношения не развиваются (где нет развития, движения, там нет и сюжета).

Трагическая развязка, гибель Ленского, обусловлена не их отношениями. Любовь Ленского и Ольги - это эпизод, помогающий Татьяне понять Онегина. Но почему же тогда Ленский воспринимается нами как один из главных героев романа? Потому что он не только романтичный юноша, влюбленный в Ольгу. Образ Ленского - составная часть еще двух параллелей: Ленский - Онегин, Ленский - Повествователь.

Вторая композиционная особенность романа: главным действующим лицом в нем является Повествователь. Он дан, во-первых, как спутник Онегина, то сближающийся с ним, то расходящийся; во-вторых, как антипод Ленского-поэта, т. е. как сам поэт Пушкин, с его взглядами на русскую литературу, на собственное поэтическое творчество.

Композиционно Повествователь представлен как действующее лицо лирических отступлений. Поэтому лирические отступления следует рассматривать как составную часть сюжета, а это уже указывает на универсальный характер всего произведения. Лирические отступления выполняют сюжетную функцию еще и потому, что они точно обозначают границы романного времени.

Самая главная композиционная, сюжетная особенность романа состоит в том, что образ Повествователя раздвигает границы личного конфликта и в роман входит русская жизнь того времени во всех ее проявлениях. И если фабула романа укладывается в рамки отношений между собою всего лишь четырех лиц, то развитие сюжета выходит за эти рамки, благодаря тому ,что в романе действует Повествователь.

«Евгений Онегин» писался в течение 7 лет и даже более - если учитывать поправки, которые Пушкин вносил в текст после 1830 года. За это время многое менялось и в России, и в самом Пушкине. Все эти перемены не могли не найти отражения в тексте романа. Роман писался как бы «по ходу жизни». С каждой новой главой он все более становился похож на энциклопедическую хронику русской жизни. на ее своеобразную историю.

Стиховая речь - форма необычная и в известной мере условная. В обыденной жизни стихами не разговаривают. Но стихи больше, чем проза, позволяют отклоняться от всего привычного, традиционного, потому что сами являются неким отклонением. В мире стихов Пушкин чувствует себя в известном отношении свободнее, чем в прозе. В романе в стихах могут быть опущены некоторые связи и мотивировки, легче осушествляются переходы от одной темы к другой. Для Пушкина это и было самым главным. Роман в стихах был для него прежде всего свободным романом - свободным по характеру повествования, по композиции.

«Друзья Людмилы и Руслана!

С героем моего романа

Без предисловий, сей же час

Позвольте познакомить вас».

Но почему Пушкину так понадобился свободный роман? Это связано с характером его энциклопедического замысла. «Евгений Онегин» с самого начала мыслился Пушкиным как широкая историческая картина, как поэтическое воссоздание эпохи.

Для такого романа - современного и историческою - как раз и нужна была свободная композиция. Небольшой по объему (как почти все произведения Пушкина), но широкий по поставленным целям, роман нуждался к свободном ходе рассказа, в не стесняемом никакими обязательными рамками движении сюжета и авторской мысли. Принцип поэтической свободы помогал Пушкину говорить о многом и разном на сравнительно маленьком пространстве текста.

Отступая от рассказа об основных событиях романа, автор делится своими воспоминаниями. Само поэтическое повествование автор ведет не спокойно, а волнуясь, радуясь или горюя, иногда смущаясь:

«И ныне музу я впервые

На светский раут привожу:

На прелести ее степные

С ревнивой робостью гляжу».

Автор в романе «Евгений Онегин» воспринимается нами как живой человек. Кажется, что мы не просто чувствуем и слышим, но и видим его. И он представляется нам умным, обаятельным, с чувством юмора, с нравственным взглядом на вещи. Автор романа встает перед нами во всей красоте и благородстве своей личности. Мы восторгаемся им, радуемся знакомству с ним, учимся у него Чумаков Ю. Н. «Евгений Онегин» А. С. Пушкина. В мире стихотворного романа. М., Изд-во МГУ, 1999. С.76.

Большую роль в пушкинском романе играют не только главные герои, но и эпизодические персонажи. Они тоже типичны и помогают автору представить как можно полнее живую и многообразную историческую картину. Эпизодические персонажи не принимают участия (или мало принимают) в основном действии, в некоторых случаях они мало связаны с основными героями романа, но они раздвигают его рамки, расширяют повествование. Тем самым роман не только лучше отражает всю полноту жизни, но и сам становится как жизнь: таким же бурлящим, многоликим, многоголосым.

“...Она меж делом и досугом

Открыла тайну, как супругом

Самодержавно управлять.

И все тогда пошло на стать.

Она езжала по работам.

Солила на зиму грибы.

Вела расходы, брила лбы.

Ходила в баню по субботам,

Служанок била, осердясь

- Все это мужа не спросясь.”

Свои поэтические и исторические картины поэт рисует, то улыбаясь, то сочувствуя, то иронизируя. Он воспроизводит жизнь и историю, как всегда любил это делать, «по-домашнему», близко, незабываемо.

Все элементы формы романа, как это и бывает в истинно художественном произведении, подчинены идейному содержанию и идейным авторским задачам. В решении главной задачи, которую ставил перед собой Пушкин, когда писал «Евгения Онегина»,- изобразить современную жизнь широко, в масштабах истории - помогают ему лирические отступления.

«Евгений Онегин» - лиро-эпическое произведение, в котором оба начала выступают как равноправные. Автор свободно переходит от сюжетного повествования к лирическим отступлениям, которые прерывают ход «свободного романа».

В романе выделяются две сюжетные линии. Первая - это любовный роман, взаимоотношения Онегина и Татьяны Лариной, а вторая - это взаимоотношения Онегина и Ленского.

Роман состоит из восьми глав. Первая из них представляет собой развернутую экспозицию, в которой автор знакомит нас с главным героем - “молодым повесой” Евгением Онегиным, показывает его жизнь в столице. Во второй главе происходит завязка второй сюжетной линии -знакомство Онегина с Ленским:

Сперва взаимной разнотой

Они друг другу были скучны;

Потом понравились, потом

Съезжались каждый день верхом

И скоро стали неразлучны.

Завязка первой сюжетной линии происходит в третьей главе. Онегин знакомится с семейством Лариных, где он увидел Татьяну. Она же, в свою очередь, сразу отметила Онегина:

Пора пришла, она влюбилась...

Татьяна воспитывалась как типичная провинциальная девушка того времени:

...