Мотивная структура романа-эссе Д.С. Мережковского "Иисус Неизвестный"

Контекст позволяет уточнить семантику мотива книги в романе Мережковского как книги о книге (прозы о прозе, литературы о литературе), а также как «книги для всех и для каждого». Выход в контекст позволяет определить поэтику отражений Мережковского в «Иисусе Неизвестном» как универсальный прием художественного воссоздания образа Иисуса Христа и сюжета Его жизни.

Основные результаты исследования, обладающие научной новизной:

В диссертации впервые целостно исследуется роман-эссе Д.С.Мережковского «Иисус Неизвестный» с точки зрения особенностей его поэтики.

В работе впервые описаны мотивный «состав», семантика основных мотивов, трехуровневая мотивная структура произведения Мережковского.

Поэтика отражений - такое наименование получает в диссертационном исследовании принцип, определяющий мотивную организацию произведения с установленной системой отражений между книгой и жизнью Иисуса Неизвестного, сюжетом его жизни и сюжетом жизни героя-повествователя, где именно мотив, определяя созвучие и многоголосие различных уровней повествования, является главным инструментом художника в осуществлении творческого замысла.

В соответствии с техникой мотивного анализа предложен и обоснован культурный контекст изучения мотивной структуры книги Мережковского, представленный не только художественными текстами (Ф.Достоевский, Л.Андреев, М.Булгаков), но и научными, богословскими жизнеописаниями Иисуса Христа (Д.Штраус, Э.Ренан, Ф.Мориак). Характеризуя опыт Мережковского в связи с известными в культуре интерпретациями евангельского сюжета, диссертант осуществляет описание мотивной структуры романа-эссе, уточняя семантику и функциональные возможности основных мотивных образований.

Практическая значимость диссертации. Результаты исследования могут быть использованы в вузовском и школьном преподавании русской литературы ХХ века, при разработке общих и специальных курсов по истории литературы.

Апробация работы состоялась на межвузовских научно-практических конференциях «Традиция: культура, образование» (Тюмень, 1995), «Духовные истоки современной письменной культуры» (Тюмень, 1999), «Художественная литература, критика и публицистика в системе духовной культуры» (Тюмень, 2000), всероссийской конференции «Культура. Искусство. Наука» (Тюмень, 2000). Основные положения диссертации освещены в шести публикациях.

Структура диссертации. Работа состоит из введения, пяти глав, заключения и списка использованной литературы, включающего 302 наименования.

2. КРАТКОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

иисус мережковский роман мотивный

Во введении даётся обзор работ и высказываний о романе-эссе «Иисус Неизвестный», определяются степень актуальности, новизна исследования, основные положения, выносимые на защиту, и мотивируется подход к произведению через исследование его мотивной структуры.

В первой главе «Мотив и мотивный анализ как теоретическая проблема» целью диссертанта является не описание процесса развития теории мотива в отечественном литературоведении, а исследование «описательных» возможностей этой категории. Ориентируясь на опыт интерпретации повествовательных текстов через категорию мотив, автор анализирует сферы функционирования категории: специфику материала, изучаемого с точки зрения мотивной организации, цели и задачи исследователя в работе с категорией.

В результате обобщения отечественного опыта исследований литературных произведений через категорию мотив (А.Н.Веселовский, В.Я.Пропп, Б.В.Томашевский, А.И.Белецкий, В.Б.Шкловский, А.С.Скафтымов, Ю.М.Лотман, Б.М.Гаспаров, А.К.Жолковский, В.И.Тюпа, И.В.Силантьев и др.), основанием исследовательского инструментария становятся следующие положения:

Признаком мотива является его повторяемость и, как следствие, повышенная семантическая значимость. Именно последовательный текстовой «функционально-семантический» (В.И.Тюпа) повтор позволяет считать элементы текста мотивами.

В роли мотива может выступать любое смысловое «пятно», то есть, любой элемент текста на уровне героя, сюжета, предметно-вещного мира и т.д. (Б.М.Гаспаров). В границах отдельного произведения мотивы комбинируются, образуя «комплексы», «узлы» (основанием для возникновения такого «узла» может быть персонаж, его пространственно-временные границы, его действия, события его жизни).

В тексте мотивы соотносятся друг с другом, образуя мотивную структуру произведения. Семантическое наполнение мотива обусловлено соотношением его вариантов и комбинациями с другими мотивами.

Последовательная семантическая повторяемость ряда феноменов в границах отдельного текста позволяет говорить о приеме лейтмотивности как особенности поэтики конкретного произведения, а если подобного рода явления наблюдаются в нескольких произведениях писателя, то речь может идти об особенностях поэтики писателя в целом.

Мотив как единица текста существует в перспективе преодоления границ между текстом и контекстом в процессе смыслового взаимодействия явлений культуры. Включение «внешней информации» в исследуемый текст не является препятствием для изучения его структуры, а напротив, может способствовать выявлению скрытых от исследователя мотивных соотношений. По наблюдениям диссертанта, мотивный анализ как подход к исследованию литературного произведения оформляется на пересечении двух тенденций:

описания мотивной структуры произведения (В.Я.Пропп, Б.В.Томашевский, Ю.М.Лотман);

в контексте других явлений культуры, за пределами исследуемого произведения (А.Н.Веселовский, А.И.Белецкий, В.Б.Шкловский, А.П.Скафтымов, А.К.Жолковский, В.И.Тюпа).

В литературоведческом опыте Б.М.Гаспарова обе эти тенденции объединились. В настоящем исследовании, хотя автор во многом следует практике мотивного анализа Б.М.Гаспарова, делается акцент на описании именно мотивной структуры произведения. Границы текста здесь не столь открыты перед культурным и литературным контекстом, как это наблюдается у Гаспарова. Кроме того, выбор контекста аргументируется не только ассоциативной техникой мотивного анализа, но и особенностями мотивной структуры основного текста.

Изучая мотивную структуру произведения, автор работы исходит из того, что каждый мотив обладает устойчивым набором значений, отчасти заложенных в нем генетически, явившихся в процессе долгой литературной истории, и одновременно есть оригинальное образование, результат взаимодействия образов и мотивов в ткани конкретного текста.

Вторая глава «Структура и семантика мотива книги в романе-эссе Д.С.Мережковского «Иисус Неизвестный» посвящена описанию мотивного комплекса книги.

Внетекстовым источником в интерпретации мотива книги в произведении Мережковского является, по мнению диссертанта, установившаяся к ХХ веку традиция относиться к книге как важнейшему атрибуту духовной жизни человечества. Сущность книги связана с тайной, таинством и одновременно с бытием вещей.

Важными составляющими в семантике мотива книги в «Иисусе Неизвестном» становятся высказывания автора романа об особом статусе Евангелия как книги: Евангелие способно расти и изменяться, подобно всему живому на земле. Поэтому и мотив книги в произведении Мережковского осуществляется как многокнижие, многоголосие двухтысячелетней человеческой культуры. Характеризуя структуру мотива в перспективе отношения книги и тайны, автор диссертации наблюдает в романе следующее разграничение: Евангелие как «богослужебная книга»; «Неизвестное Евангелие»; «Утаенное Евангелие»; «Женское Евангелие», «Евангелие от Иисуса», земное Евангелие (земля как книга). Кроме того, «Евангелием от Пилата» называет художник труд Э Ренана «Жизнь Иисуса».

Каждое из Евангелий трактуется художником широко, семантику мотива книги как многосоставного единства определяют все известные в культуре высказывания о Христе и Евангелии: канонические Евангелия, апокрифы, аграфы, свидетельства, надписи, сочинения отцов Восточной и Западной церквей, богословов, критиков, историков, философов, писателей и поэтов. Цитатность является характерной приметой текста Мережковского. Десятки книг «встретились» в произведении в многокнижном опыте постижения тайны земной жизни Иисуса Христа. В романе даются ссылки на авторитетный опыт Серафима Саровского, Макария Великого, Афанасия Великого, св. Поликарпа Мученика, Афанасия Сирийского, Серапиона Антиохийского, Иоанна Дамаскина, бл. Августина, Франциска Ассизского. Цитируются «Воспоминания апостолов» Юстина Мученика, труды Маркиона и Климента Александрийского, свидетельства Иосифа Флавия, высказывания Д.Штрауса, Э.Ренана и других критиков. В поисках Иисуса Неизвестного герой-повествователь обращается к книгам Ф.М.Достоевского, Н.В.Гоголя, И.С.Тургенева, Гераклита, Оригена, Гегезиппы, Платона, Аристотеля, Гомера, Еврипида, Ф.Аквинского, Б.Спинозы, А.Данте, Б.Паскаля, И.-В.Гете, Ф.В.Шеллинга, А.Бергсона, Ф.Ницше, В.В.Розанова и др. Многие свидетельства обозначаются в произведении как «утаенные Евангелия», как сокровенный опыт постижения тайны Бога на земле. «Утаенным Евангелием» названы в произведении фрагменты, в которых художник предлагает свою историю жизни Иисуса Неизвестного.

Концептуально значим для понимания структуры всего комплекса мотив земли как книги. «Земная книга» является непременным условием для постижения тайны земной жизни Иисуса. Цветок, цвет, дом, озеро, колодец становятся в повествовании приметами богоявления и представляют одну из самых «нечитаемых» книг, в которой отразилось чудо земной жизни Господа.

В процессе анализа диссертант сталкивается не просто с многокнижным опытом жизнеописаний Иисуса Христа, но с процессом создания произведения-книги об Иисусе Неизвестном. При этом текст Мережковского, включаясь в систему многокнижия, приобретает особый статус в самой попытке собрать многоголосие свидетельств в один «живой неумолкающий голос».

Как наблюдает автор диссертации, между всеми Евангелиями в повествовании устанавливается связь через мотивы света (свеча, огонь, расплавленный металл), святости. Цитируемые художником высказывания характеризуются через образы света и свечи, а весь многокнижный опыт представлен здесь как стремление к свету, солнцу - Христу, как движение от свечи к солнцу.

Мотив книги, звучащий в ряде вариантов как «живой неумолкающий голос», продолжается в мотивах слова, звука, молчания, тишины. По мнению диссертанта, в произведении Мережковского важна семантика и устного, и письменного слова, но основу мотива составляет формула «по ту сторону слов», «по ту сторону Евангелия». Сопоставляя апокрифы, аграфы с каноническими текстами Писания, художник пытается «сердцем» выбрать среди нескольких вариантов самое «живое слово» - таков его путь к своему герою.

Значимым для понимания мотива слова в тексте становится противопоставление слова молчанию как внешнего опыта внутреннему, зримого образа - его «глубине». Семантическое продолжение молчания (безмолвия) - мотив тишины. Противопоставлен мотиву молчания и обусловлен мотивом слова мотивный ряд, начинающийся в слове звучащем, продолжающийся в звуке, аккорде, «шуме моря», а затем мелодии и музыке. Одновременно в системе образов моря и раковины оформляется граница между жизнью и книгой.

Среди источников звучащего слова в произведении как мотивы оформляются в своей повторяемости названия музыкальных инструментов. Арфа, флейта и свирель - источники звука и образы бытия вещей, через которые божественное слово является в сердце человека. Мотив слова и связанные с ним мотивы молчания, тишины, звука, аккорда, музыки осуществляются в многообразии своих вариантов при актуальности позиций говорящего и слушающего, источника и адресата в ориентации повествователя на «живое слово». В системе мотивных вариантов осуществляется связь между явлениями различного порядка: между вечным и земным, между книгой и жизнью, между жизнью Иисуса Неизвестного и жизнью героя-повествователя.

Мотив зеркала, зеркальности - один из самых исследуемых в поэтике Д.С.Мережковского - в этой книге писателя становится важнейшим структурообразующим элементом текста. В соответствии с принципом отражения строится само бытие книги. Книга по отношению к таинственной жизни Спасителя становится её отражением, но при этом не является книгой о жизни Христа, а есть «сама эта жизнь». Читающий и пишущий книгу причастен к этой зеркальности, но он, прежде всего, обретает в книге и слове сердечную причастность к жизни Неизвестного. Кроме того, зеркало открывает перспективу зазеркалья. Этот семантический вариант мотива сопровождается повторяющейся установкой повествователя взглянуть «по ту сторону» явлений, «по ту сторону» Евангелия, в отражении разглядев тайное, сокрытое.

Из установки «увидеть Иисуса Неизвестного» возникает мотив тени. По логике автора, знать, что Иисус действительно был, - значит видеть Его, но ложный опыт чтения Евангелия способен обратить в тень Его присутствие в мире. Вместе с тем в тексте существуют указания на связь тени с солнцем, где солнце есть условие для тени, подобно тому, как истина есть условие для ошибки, условие для двойника. «Отражение», «призрак», «привидение», «тень», «двойник» - особенностью этих мотивов является актуализация границы между телом и духом, светом и тьмой, жизнью и смертью.

Мотив двойничества включен в мотивный комплекс книги по принципу «точного» и «опрокинутого» (ложного) зеркала. Варианты мотива оформляются в русле характеристик центральных персонажей произведения: евангелиста Иоанна («два брата-близнеца, с очень похожими лицами»), Марии - матери («то земная раба, то Царица небесная») и Марии Магдалины («другая Мария»). Больше других «двоится» образ Иисуса Неизвестного (девочка, привязанная к ножке кровати, сходство-различие с Иоанном Крестителем), главным «двойником» Его в книге является дьявол. Одновременно в системе раздвоений и отражений (ложных, искаженных и истинных) происходит становление слова героя-повествователя.

Характеризуя мотивный комплекс книги, диссертант считает основой его структуры концептуальную для поэтики произведения идею писателя о воплощении Слова (Логоса) в земном сюжете жизни Спасителя. На основании этой идеи в «Иисусе Неизвестном» устанавливается ситуация особого рода, определяющаяся стремлением художника создать «книгу книг», в которой были бы учтены все известные и возможные высказывания о жизни Иисуса Христа. При этом в соотношениях мотивных вариантов, в связях между мотивами диссертантом прослеживается закономерность: всякий элемент мотивной структуры включается в систему установленных отражений. Эффектом последовательных, разноуровневых отражений компонентов структуры обусловлена особенность поэтики этого мотивного комплекса.

Третья глава «Сюжет жизни Иисуса Неизвестного» состоит из двух параграфов: 3.1. Система мотивов, организующих сюжет жизни Иисуса Неизвестного; 3.2.Сюжетное единство художественного апокрифа Мережковского в романе «Иисус Неизвестный».

В этой главе предметом исследования становятся мотивные соотношения и принципы мотивных взаимодействий, организующих смысловой центр произведения, каким является герой Иисус Неизвестный. По мнению диссертанта, система мотивов, определяющих сюжет и сам образ Иисуса Неизвестного не однородна, структурно организована в нескольких смысловых плоскостях. Опыт творческого и духовного постижения евангельских событий осуществляется как апокриф художника в масштабах всего произведения Мережковского, и в то же время «художественным апокрифом» могут быть названы такие фрагменты текста, в которых писатель предлагает личный вариант изложения некоторых событий из жизни Иисуса Неизвестного, сопровождая их пометкой «Апокриф».

Через всё произведение звучит установка Мережковского увидеть в евангельском сюжете человеческую жизнь Спасителя, определяются мотивы Его поступков и связь между событиями Его жизни. Помимо известной по евангельским свидетельствам хронологической последовательности в сюжете жизни Иисуса Христа, с точки зрения диссертанта, устанавливается связь между событиями через мотивы чуда, радости, света, через обусловленные семантикой мотивов мотивные отношения (например, свет - солнце, свет - тьма, свет - звезда, свет - огонь). Этими связями и мотивами оформляется внутренний сюжет жизни Иисуса Христа, скрытый за известными событиями евангельской истории.

Смысловым стержнем в этих мотивных переплетениях диссертант считает мотив света, поскольку именно свет входит в семантику мотивов солнца, звезды, радости. Сюжет жизни Иисуса Неизвестного, отмеченный нарастанием света, в общих мотивных очертаниях представляет собой движение от звезды к солнцу, от малой радости к великой радости. В системе всех сквозных мотивных отношений свет неотделим от своего антипода - тьмы (ночи, мрака). Свет и тьма - противоположности, на границе которых оформляется мотивный ряд тень - призрак - двойник.

Мотивами солнца, света обозначены чудеса Иисуса (мотив чуда), кроме того, они связаны с мотивами удивления и страха/радости, двойничества и огня. Собственно мотив чуда, осуществляясь в системе вариантов, становится важнейшим атрибутом событий в сюжете жизни героя Иисуса Неизвестного. Логика автора достаточно проста: то, что свершалось на земле, и живыми свидетелями чего являлись многие люди, не есть чудо в полной мере. Более того, для него «единственное чудо - Он сам» (Иисус Христос), а остальные чудеса - вопрос веры в Него. Мотив чуда в повествовании связан с опытом богопознания: каждое чудесное событие - это миг явления Иисуса миру, в котором «открывается иная действительность, большая, чем та, в которой мы живем».

Все эти мотивы дают писателю возможность отыскать значимые «точки» в жизни героя, выстроить их в «линию» и разглядеть в свидетельствах о Нем события земной жизни Иисуса Неизвестного.

По мнению диссертанта, принципиально не завершенный и потому не обозримый в перспективе всего произведения Мережковского, сюжет жизни героя Иисуса Неизвестного в границах «художественного апокрифа» предстает перед читателем как сюжет богоявления. Эпизоды, составляющие «художественный апокриф» (их десять: «два маленьких Апокрифа» о Благовещении и Рождестве; апокриф о Пастушке; апокриф с девочкой-двойником, явившейся Мирьям; небольшой апокриф о пребывании Иисуса в назаретсткой синагоге; два апокрифа о Крещении; апокриф об Искушении; стихотворный апокриф; апокриф о Царстве Божием), сюжетно связаны между собой. Доказательством тому являются не только характерные обороты, указывающие на продолжение одного фрагмента другим, но и особенности их мотивной организации.

В работе (второй параграф главы) предлагается мотивный анализ эпизодов, представляющих «художественный апокриф». По мнению диссертанта, в масштабах сюжетного оформления земной жизни Иисуса Неизвестного все его эпизоды выстраиваются в целостное высказывание о постижении Тайны Бога. Причастность к этой тайне дана в облике Мирьям, затем в тайном слове Благой Вести о рождении сына - Спасителя, эту Тайну узнают дети, цветы и животные, причастны к ней пастухи, первые из людей, заметившие на небе Рождественскую звезду, наконец, сам герой Пастушок открывает в своем сердце тайну земного воплощения Сына Божьего. В Крещении, в момент встречи Иисуса с Иоанном Крестителем, почти приближается к этой тайне человечество, поскольку люди уже знают о Нем и ищут в толпе лицо Иисуса Неизвестного. На границе света и тьмы, жизни и смерти осуществляется сюжет жизни героя, через который открываются миру тайны самого Бога. Соблазн смерти, соблазн двойника - атрибуты все того же события богоявления. А дальше сюжет стремительно развивается от страха смерти к чуду с хлебами, от чуда к Царству Божьему.