Поэтика современной башкирской прозы

Знаковую функцию выполняют предметы и при описании быта башкир. Интерьер, личные вещи помогают определить не только эпоху и социальное положение, но и характер, вкусы, привычки персонажа. Традиционный для русской литературы прием использования детали интерьера как способа характеристики героя в прозе Н. Мусина также занимает существенное место.

В произведениях Н. Мусина отношение героев к вещам часто имеет характерологическую значимость. Главный герой дилогии «Вечный лес» Гильман Тулькусурин не отказывается от вещей, ему чужд лишь стяжательский интерес к ним. Его интерес к предметам и явлениям эмпирической сферы бытия в значительной степени основан на бескорыстном восхищении щедростью и красотой окружающего мира. Вещная деталь в прозе Н. Мусина может чрезвычайно выразительно передавать психологическое состояние персонажа.

Стремление героев жить богато, обзавестись хорошей обстановкой не всегда в творчестве Н. Мусина оценивается как отрицательная характеристика. Тяга к богатой жизни характеризуется как естественное свойство трудолюбивого человека. В том пространственно-этическом поле, которое выстраивается вокруг образа главного героя романа «Последний Солок», данное качество воспринимается рассказчиком как безусловно положительное, единственно возможное для образа жизни героя. Вещь может представлять для некоторых персонажей и неимущественный, нематериальный интерес. Вещи все чаще становятся в прозе Н. Мусина источником впечатлений, переживаний, раздумий, соотносятся с личным, пережитым, памятью.

В прозе Н. Мусина материальная ценность вещей может заслонять человека, он оценивается обществом по тому, насколько дорогими вещами обладает. Вещный фактор используется автором в целях морального развенчания героя, в сознании которого совершилась нравственная подмена понятий: вещь существует для него отдельно от человека и определяет его ценность. В контексте романа «Последний Солок» авторская оценка персонажей во многом определяется их готовностью и способностью к преодолению «власти» вещей, к отказу от той материальной выгоды, которую может принести обладание имуществом, «добром». Отрицательные отзывы о Закуане со стороны некоторых односельчан основаны на том, что он накопитель. Одержимая нацеленность героя на добывание вещей, на сбережение «добра» свидетельствует о грубой приземленности его натуры.

Вещный мир в прозе Н. Мусина часто перерастает в символ. Автора интересуют не только функциональные свойства вещей, не только родовые особенности, но и привлекают предметы конкретные, неповторимые. Вещи героев имеют свою историю, свои неповторимые отметины.

Особенности художественного функционирования предметной сферы в творчестве Н. Мусина основываются на установлении накопленного к концу XX века художественного опыта изображения вещного окружения. При этом предметное окружение в творчестве башкирского писателя многофункционально, с одной стороны - проясняет концепцию автора, а с другой - становится неотъемлемым типизирующим элементом среды.

Литературный материал исследования во второй главе -- «Проза М. Карима в художественном сознании конца ХХ века» - повести М. Карима «Долгое, долгое детство», «Помилование». Интерес этот обусловлен, с одной стороны, актуальностью затрагиваемых им проблем, и тем, что автор через национальное стремится показать общечеловеческое; с другой стороны, М. Карим интересен как явление башкирской литературы.

Художественный мир прозы М. Карима представляет собой тесное взаимодействие национальных традиций и реалистических принципов изображения действительности, сложного синтеза национального, лирического и эпического в создании картины мира, концепции личности человека, его отношений с другими людьми. Лиро-эпическое начало, авторская ирония, яркая индивидуальность писателя определяются на основе национальных традиций.

Постижению внутренней сущности художественного мышления М. Карима способствует ее символическое содержание. Такой подход приоткрывает сокровенную сторону литературного самосознания писателя. В первом параграфе «Художественное мышление М. Карима в автобиографической повести «Долгое, долгое детство» проанализировано художественное мышление башкирского прозаика.

Современная автобиографическая проза - это множество произведений от традиционных воспоминаний или исторических записок до постмодернистских текстов. Повесть «Долгое, долгое детство», продолжающая классическую традицию русской автобиографической прозы, предстала одним из самых ярких явлений личностно-исповедальной прозы. Произведение развивает те рефлексивные возможности, которые были заложены в мемуарно-философский жанр С. Аксаковым, Л. Толстым. В повести писателя воспоминания обрастают образной плотью с включением сюда самых малых деталей. Активным началом в их составе является динамическое равновесие жизни и ее философско-художественного осмысления, М. Карим соотносит собственные переживания с прочувствованными поэтическими образами, высоким словесным мастерством. Ключевым моментом художественности башкирского писателя выступает лирическое начало, прирожденное чувство родного языка, естественность повествовательного стиля и ритмика, наполненная светлым ощущением жизни: «И еще - может показаться, что многовато в этой книге говорится о смерти. Пусть читатель не удивляется. И жизнь, и смерть в равных правах. Но когда говоришь о второй, утверждается ценность, смысл и отрада первой». Не случайно мудрая в своей простоте проза М. Карима часто называется поэтической. Развертыванию личностно-творческой основы, ее развитию сопутствует у М. Карима отражение биографических фактов с помощью символов.

В автобиографической повести «Долгое, долгое детство», созданной на рубеже веков, соединились черты традиционной автобиографической повести и художественные открытия ХХ века. Традиционны центральная проблема произведения (становление личности) и принципы временной и сюжетной организации повествования. В отличие от автобиографических книг ХIХ века, в которых обрисована жизнь героев эпическими средствами, в повести башкирского писателя главное - поэтическое восприятие действительности, лирическая призма рассмотрения мира.

В повести «Долгое, долгое детство» («ОЎон - оЎаќ бала саќ») читатель, благодаря М. Кариму, видит мир человеческой души в его изменчивости: зыбкий и подвижный, в сложных внутренних переходах, в постоянном борении и противоречиях. Внешне незамысловатое повествование о детстве, близкого автору по происхождению и нравственному облику героя, Пупка, открыло для всей башкирской литературы новые горизонты. Повесть близка к художественно-биографической прозе, но она отличается особой открытостью, непосредственностью эмоционального начала, искренностью интонации, исповедальностью, в ней сильно лирическое начало.

Таким образом, М. Карим решает художественные задачи в рамках личностного, индивидуального осмысления окружающего его мира. При этом автор и герой не сливаются в единый образ: М. Карим, вспоминая прошлое и воссоздавая в нем образ своего «я» осознает и осмысливает это прошлое через призму своего жизненного опыта. Повесть написана от лица ребенка, но написана она взрослым человеком, много лет спустя после подлинных событий, и умудренный опытом человек все-таки корректирует ребенка. И эта многомерность видения и воплощения изображаемого и делает повесть художественным открытием. Своеобразие тематики, особый угол авторского зрения - интерес не только к ребенку. Но через него - к окружающему миру, обилие действующих лиц, эпизодов и картин, единство авторского сознания и сознания лирического героя - служат реализации главной задачи писателя: выявлению непреходящих жизненных ценностей - Доброты, Любви и Красоты.

Мифологические мотивы и фольклорные элементы непосредственно входят в контекст произведений М. Карима, а мифологический пласт содержания нередко находится на поверхности. Проза башкирского прозаика содержит в себе богатейший материал для исследования современного мифологизма. Как признавался сам М. Карим, «я обращаюсь к ним не сознательно, не в поисках формы, а интуитивно. Ведь именно от мифа, притчи начинается нравственный исток человека. Многие современные писатели обращаются к этим формам в надежде, что она, эта форма, всколыхнет души, эмоции».

В этом аспекте во втором параграфе «Мифопоэтика и фольклор в повести М. Карима «Помилование» для изучения особый нтерес представляет повесть «Помилование». В освещении мифопоэтики М. Карима проявляются две тенденции: во-первых, проявление национального своеобразия, особенности самовыражения тюркской литературы; во-вторых, обращение к мифу как средству углубления философской глубины и многозначности.

Изучение творчества Мустая Карима в мифопоэтическом аспекте позволяет выявить синтетизм и целостность художественной системы писателя. Мифопоэтика является звеном, соединяющим философскую картину мира писателя с основными принципами построения художественной системы и обусловливающим их единство. В своем творчестве башкирский писатель воссоздает глубинные, порой архаические структуры мышления, которые позволяют выявить архетипические элементы человеческого и природного бытия. Это приводит к многоплановости образов, придает им универсальный смысл. Мифопоэтика позволяет писателю дать в емких образах большой объем содержания и придать объективной картине мира статус единственно реальной.

Повесть М. Карима «Помилование» отличается редкостным проникновением писателя в глубинный смысл духовных универсалий и талантливым воплощением в художественных образах особого смысла явлений действительности во всей их многослойной содержательной сущности. В произведениях писателя большое количество конкретных и абстрактных образов, состоящих в оппозиции по отношению друг к другу, представляющих особенности мифологического сознания. Душа в повести «Помилование» часто ассоциируется с образом неба, представляющего синтез стихий огня и воздуха. Архетипический образ неба традиционно связывается с Космосом. В повести «Помилование» мотив ночи - один из ведущих во временной организации сюжета. Ночь, властительница тьмы, начинает ассоциироваться в сознании героя с печалью, грустью, ожиданием чего-то тягостного. Архетипическая антитеза свет-тьма, жизнь-смерть проходит через большинство произведений башкирского писателя.

Особое место в повести занимает один из главных астральных символов - луна. Она упоминается около двадцати раз. Лунный свет довольно разнообразен по колориту: мерцающий, красный, пожелтевший, серебряный. Луна в повести вызывает негативные ассоциации: «Лунный свет загустел, падающие листья он не отпускает сразу, а будто держит на весу, и листья теперь опускаются медленней, плавней. От щедрого света мутится рассудок, перехватывает дыхание». Свет луны способствует выявлению сущности героев, их отношения к вечным истинам добра, любви, милосердия, справедливости. В повести М. Карима лунные циклы соответствуют фазам зарождения, развития и трагедии в любви.

В повести М. Карима «Помилование», основанной на фольклорном мифологизированном мировосприятии и вобравшей в себя элементы башкирской народной культуры, представлены и многие другие типы художественного мифологизма. Так, писатель нередко реконструирует в своих произведениях древние мифологические сюжеты, при этом, как правило, своеобразно модернизируя и интерпретируя их; обращается к воссозданию архетипических констант человеческого бытия (особое место в его произведениях занимает, например, фундаментальная архетипическая антиномия Дом - Дорога); воссоздает глубинные мифо-синкретические структуры мышления (использует такие приемы, как нарушение причинно-следственных связей, совмещение, инверсии различных времен и пространств и т. д.); создает собственную систему мифологем. При этом М. Кариму удается синтезировать все эти типы художественного мифологизма.

Построение мира по мифопоэтической и фольклорной модели позволяет М. Кариму философски связать современность с мифологическими и языческими прообразами, вписать современные события в сакральную историю. Поиски прадуховности дают возможность писателю вернуться к начальной точке, к прошлому, позволяющему проникнуть в сущность вещей. В тяге к стихийным архаическим формам в художественном мышлении проявилось желание художника постичь тайну мироздания.

В третьей главе «Женская проза», посвященной изучению особенностей, своеобразия и поэтики башкирской женской прозы, - два параграфа. Заявленная тема тесно соприкасается с двумя аспектами литературного развития: усложнением и поиском новых способов передачи душевных движений, т.е. изменением приемов психологического анализа, и усилением авторского начала, укреплением экспрессивных элементов творчества, определяемых стремлением к самовыражению, созданию предельно субъективного мира. И тот, и другой аспект были общей тенденцией литературного процесса в башкирской прозе конца XX века. Но приобрели в женской прозе своеобразное качество.

Исповедальная форма повествования Г. Гиззатуллиной отражает особенности романтического психологизма, являясь, с одной стороны, эффективным способом психологической мотивации душевного мира героев, а с другой - обозначает в произведениях образ рассказчика с индивидуальным личностным видением и восприятием окружающей жизни. Одним из способов выражения авторской точки зрения, разносторонне связанным с различными элементами поэтики произведения, его жанром в прозе башкирской писательницы Г. Гиззатуллиной является заголовочный комплекс, который стал предметом изучения в первом параграфе - «Заголовочный комплекс в прозе Гульсиры Гиззатуллиной».

В параграфе дается описание «сильных позиций» текста, т.е. заглавия, эпиграфа в прозе Г. Гиззатуллиной в их связях с содержанием произведения, намечена типология сильных позиций и показана их роль в раскрытии основной темы и иерархии выраженных в художественном произведении образов и идей. Заглавие и эпиграф, являясь первыми знаками произведения, вводят читателей в его художественный мир, отражают тематическую, композиционную, концептуальную, эмоциональную основу и представляют собой своеобразную авторскую интерпретацию.

Иногда башкирская писательница прибегает к заглавиям, за которыми стоит как будто незначительное событие, обретающее после прочтения особую значимость («Цветок кактуса», «Послание из молодости»). Одни заглавия содержательны и заранее готовят читателя к восприятию текста («Молитва любви», «Обесцененная», «Жертва»), смысл других открывается только по прочтении произведения. В прозе Г. Гиззатуллиной встречаются все типы заглавий, но в целом наиболее характерными оказываются заглавия с усложненной семантикой, заглавия-символы: «Партбилет»; заглавия-аллюзии, метафоры: «Три дня из жизни»; цитаты: «Я имею право уйти в ночь», «Вернись, счастье, вернись…», «Наверное не напрасно…», «Потухший очаг».

Часто в заглавии художественного произведения можно встретить так называемое «чужое слово». Выбор заглавий с цитатой в прозе Г. Гиззатуллиной («Я имею право уйти в ночь», «Вернись, счастье, вернись…», «Не напрасно…», «Потухший очаг») диктуется потребностью писателя сказать свое слово о вечных проблемах с помощью материала, свойственного ее эпохе.

Особый феномен в творчестве Г. Гиззатуллиной - «ансамблевое» художественное единство в книге рассказов и повестей «Сто одна жизнь моя» («ЙњЎ Ўљ бер ћЈмер»). Циклизация в этой книге башкирской писательницы - это не только количественное накопление материала, а получение каждой из составных частей нового качества, обретаемого в результате обрастания, подпитывания контекстуальными связями и смыслами. С учётом этого становится абсолютно понятным авторский замысел в подборе эпиграфов писательницей к этому циклу. В результате автор получает возможность через заголовочный комплекс реконструировать концептуальный смысл макротекста, то есть заглавие и эпиграф свидетельствуют о необходимости, целесообразности восприятия текста в едином смысловом поле. Благодаря циклизации рассказ или повесть обретают свой контекст - так образуются циклы, книги рассказов и повестей, то есть отдельное малое произведение становится частью макротекста.

Заглавие в прозе Г. Гиззатуллиной семантически, композиционно и эстетически организует текст художественного произведения. С одной стороны, заглавие, находясь вне текста, пытается наиболее адекватно представить произведение восприятию извне. С другой стороны, заглавие - это часть текста, которая делает произведение законченным.

Изучение любого художественного произведения предполагает постижение авторской позиции, выявление приемов выражения основной мысли писателя. Одним из способов проявления авторской точки зрения в тексте, наряду с заглавием, является эпиграф, находящийся, как и заглавие, в абсолютно сильной позиции и выполняющий многообразные функции. За эпиграфом нормативно закреплена концептуально разъяснительная функция, он всегда помогает заголовку.

Эпиграф в прозе Г. Гиззатуллиной выполняет функции концептуальной передачи идейно-тематического содержания, раскрывает чувства и эмоции творческой личности, ее отношения к изображаемому, привносит дополнительную эстетическую информацию. Через эпиграф Г. Гиззатуллина соединяет своё произведение и заглавие с внешним миром, открывает внешнюю границу художественного текста для проникновения литературно-языковых веяний разных направлений и эпох, тем самым наполняя и раскрывая его внутренний мир. Эпиграф, формально скрытый заглавием, выражает и авторскую мысль от другого источника.

Заглавие и эпиграф можно отнести к одной из семантических доминант, в которой наиболее ярко выражена авторская позиция, особенности авторского миропонимания и мировидения. Очень часто именно в них автор оставляет ключ к пониманию всего текста. Таким образом, заглавие и эпиграф в прозе Г. Гиззатуллиной, выражая авторское отношение к описываемому, являются инструментом познания текста.

Стремление к скрупулезному рассмотрению тончайших ощущений приводит прозу Т. Гариповой к попыткам по-новому, под новым углом зрения, в новом ракурсе представить внутренний мир героинь и героев. Этим и объясняется и введение в структуру текста сновидений героев; на протяжении всего творческого пути Т. Гарипова со все возрастающим мастерством передает сновидческую реальность. В романе «Буренушка» Т. Гарипова создает некий универсальный язык сновидений, через который передает свое понимание человека и представляет свое художественное и философское мировосприятие и миропонимание. Поэтому во втором параграфе - «Поэтика сновидений в романе «Буренушка» Т. Гариповой» рассматривается поэтика сновидений в ее романе «Буренушка». Поиски писательницы представили в башкирской прозе новый тип психологизма, уже осваиваемого русской и мировой литературой, психологизма сновидческого, призванного соединить природное и человеческое, разрушить грань, отделяющую внутренний мир человека от мира непознаваемого.

Время революций и коренных переломов основ жизни, описываемой в романе «Буренушка» («Бњйрљкљй») порождала внимание к нестабильным открытым системам, и это не могло не отразиться на стиле повествования. Т. Гарипова в изображении снов использовала опыт предшественников - Л.Н. Толстого и особенно Ф.М. Достоевского. Психологическими центрами сновидений так же, как у Достоевского, являются совесть и страх. Здесь проявляется установка на классическую реалистическую модель восприятия действительности и на изображение снов как одного из вариантов отклонения от сочетаемости и последовательности, присущих реальной действительности.

Т. Гарипова - писательница метафизического плана. В своем творчестве она стремится к созданию причудливого сочетания зримого, видимого мира с миром грез и иллюзий. При этом башкирская писательница достигает весьма зыбкого и неустойчивого равновесия между сферами реального и ирреального. Духовные итоги огромных исторических событий в ХХ веке в России, в Башкирии даны Т. Гариповой в романе не только на рассудочном уровне, но и принимают форму переворота в душевной жизни главных персонажей произведения.

Роман Т. Гариповой отличается многофункциональностью художественного приема сна. Как и у писателей-классиков, в романе башкирской писательницы картины и образы снов и видений выражают социально-эстетические, нравственные идеалы, служат важнейшим средством художественного исследования человеческой души.

В романе эпическое повествование движется параллельно в двух измерениях, двух сферах бытия: в реальном пространстве мира и в фантасмагорической сфере многочисленных персонажных снов, сообщающихся друг с другом, тематически и композиционно перекликающихся между собой. В романе «Буренушка» Т. Гарипова создает некий универсальный язык сновидений, через который передает свое понимание человека и представляет свое художественное и философское мировосприятие и миропонимание.

В романе Т. Гариповой «Буренушка» художественный прием сна выполняет следующие функции: ретроспективную (возвращая героя в прошлое, автор показывает истоки и причины поступка) - сон Фаузии из пятой главы третьей части; интроспективную (сновидец к субъективному знанию себя изнутри добавляет знание себя со стороны как объекта) - сон Фаузии из второй главы третьей части; функцию характеристики образов, функцию рефлексии (объясняются истинные мотивы поступка) - сон Ишмухамета из первой главы второй части; пророческую функцию (предсказываются события в будущем) - сон Фаузии из третьей главы второй части; функцию обновления, перерождения героя (кризисный сон или духовный катарсис, когда персонаж, проснувшись, как бы воскресает, преображенный для новой деятельности или нравственной миссии) - сон Ихсанбая из второй главы третьей части; сон - подсказка (во сне герой узнает, кто совершил преступление) - сон Камалетдинова из восьмой главы первой части; функцию выявления авторской позиции - сон Фаузии из второй главы первой части.

Четвертая глава - В творческом мире А. Аминева - посвящена исследованию современной прозы своеобразного художника слова А. Аминева. Самобытность писателя подтверждается уже тем, что его творчество не укладывается в жесткие рамки реализма. А. Аминев в жанровых исканиях перекликается и с опытом старшего поколения писателей в их новых произведениях (М. Карим, Н. Мусин, А. Хакимов Т. Гиниятуллин), а в проблематике, в структурно-стилистических приемах и многих концептах своей художественной системы - с условно-метафорической прозой.

Яркая индивидуальность писателя А. Аминева, выраженная в самобытности стиля и языка, в своеобразии философско-эстетических воззрений и созданной им художественной картины мира, отражают сложность бытия и внутреннего мира человека. Мифологическая и фольклорная основа, синтез национальных и реалистических традиций литературы, использование малых жанров, ярко выраженное лирическое начало, смеховая стихия - это основные черты поэтики башкирского писателя. Анализ художественного мира А. Аминева позволяет определить роль и место творческих исканий художника в башкирской литературе ХХI века. В этом смысле особый интерес представляет рассказ «Трижды семь», который стал предметом осмысления в первом параграфе - Поэтика рассказа «Трижды семь». В этом произведении традиционного реализма А. Аминев, говоря словами Г. Нефагиной, «выражает разочарованность героя в новой социальной действительности, рисует ситуацию неоправданных надежд, с другой - показывает способность героя, чего не было прежде, искать и находить выход, реализовывать положительные интенции».

Излюбленным жанром А. Аминева становится рассказ, который позволил писателю в малом объеме изображения ставить и решать и конкретные, и общие проблемы человеческого бытия, что достигается не только характером пространственно-временных отношений, но и конструктивным построением прозы, своеобразием авторского, лирического и комического начал. Рассказ - это та жанровая форма, в которой талант писателя проявляется наиболее ярко. А. Аминев пробует известные ему приемы и средства лаконичного сюжета, экспериментирует, осваивает рассказ. И это можно проследить на примере рассказа «Трижды семь».

Художественный хронотоп рассказа представляет собой ограниченный континуум, который строится в соответствии с традициями классицизма: единством места, времени и действия. Все события, которые составляют фабулу рассказа происходят в течение одного дня - седьмого июля; место действия - небольшая башкирская деревня конца ХХ века. Временные рамки художественного мира определены в тексте довольно точно: от подъема (в пять часов утра) до следующего утра (где-то около пяти часов).

Ведущей композиционно-повествовательной формой в рассказе «Трижды семь» А. Аминева является повествование от третьего лица. Точка зрения персонажа не просто учитывается повествователем, но организует повествовательный текст, который формально принадлежит повествователю, но описание дается как бы с точки зрения старика Билала и в повествовательный текст попадает только то, что заинтересовало самого героя, на чем остановился его взгляд.

Повествовательный текст в рассказе «Трижды семь» включает не только психологическую точку зрения персонажа, но и фразеологическую (термин Б. О. Кормана), благодаря которой объектом внимания становится характерное слово героя. В некоторых случаях прямое слово старика Билала, вклиниваясь в повествовательную ткань, все же не является элементом собственно повествования, а больше напоминает реплику, прямую речь героя, но без повествователя.

Таким образом, во-первых, с помощью смены точек зрения автор пытается дать объемную картину изображаемого мира, рассмотреть его со всех сторон. Смена точек зрения влечет за собой смену повествовательных форм и, соответственно, изменение типа субъекта повествования. Нейтральное повествование очень часто сменяется взглядом «изнутри», с различных точек зрения персонажей, благодаря которым объект может быть адекватно воспринят с разных ракурсов. С другой стороны, именно такой характер повествования способствует субъективности повествования.

Таким образом, применение таких стилистических средств и приемов, как несобственно-прямая речь, художественное единство метафор, символов, повторов является стилеобразующей особенностью. Использование этих средств и приемов, их тесное взаимодействие и подчиненность общей стилистической задаче позволяет рассматривать их как активные элементы единого литературного стилистического метода, который связывает воедино все произведение и является константой индивидуального стиля А. Аминева.

Второй параграф - Условно-метафорическое направление в прозе А. Аминева - посвящен исследованию нереалистической поэтики и средствам художественной экспрессии в творчестве башкирского писателя. С условно-метафорической прозой творчество башкирского писателя роднит восприятие реальности, не предполагающее какого бы то ни было сознательного разграничения обыденного и ирреального, «чудесного», создание картины мира, в которой миф, фантастика и социально-историческая действительность вплетены в единый художественный контекст.

В повестях «Китай-город», «Усманские камни», рассказе «Снежный человек», говоря словами Г. Нефагиной, «условность не противоречит реалистической основе, а служит средством концентрации авторской концепции жизни». Художественный мир произведений А. Аминева неоднозначен, контрастен, фантастичен, подчас абсурден и всегда чрезвычайно динамичен. Писатель в своем творчестве создает динамичную художественную систему, в которой на будничном бытовом уровне соседствуют миф, фантастика и реальность, социально-историческая действительность; происходит постоянная и резкая смена красок и света, вещей и явлений, предметов изображения. Некоторые особенности поэтики А. Аминева при этом обнаруживают свое типологическое сходство с другими художественными явлениями в литературе конца XX - начала XXI века.

Условно-метафорическая проза А. Аминева, которая превратилась в одно из самых любопытных направлений в башкирской литературе конца ХХ века, рисует причудливый, но все-таки узнаваемый мир. Основной предпосылкой создания таких произведений в творчестве писателя стало желание наиболее полно выразить преломление вечных вопросов в современной действительности. В произведениях условно-метафорического направления дается символическое отражение того, как проявляется человеческое и античеловеческое в современном человеке («Китай-город», «Снежный человек», «Усманские камни»). При этом существует возможность осмысления общественного сознания в различных пространственно-временных ситуациях. Так сочетаются актуальный и общефилософский планы. В них символ, аллегория и метафора выделяются в качестве основных формообразующих средств и тяготеют к форме притчевого иносказания, поиск истины происходит при помощи не реалистических, а религиозно-мифологических способов, через обращение к подсознанию человека, нравственно-психологическому миру героев.

Башкирский прозаик при помощи всего спектра красок и оттенков мифопоэтики воплотил животрепещущие нравственно-философские и социальные проблемы бытия: мотив поиска истины, предупреждение о духовной деградации общества («Снежный человек», «Китай-город») перемены в народном сознании и неотвратимые тяжкие испытания на пути обретения высокой нравственности («Усманские камни»), дал остросатирическую, гротесковую картину окружающей действительности («Китай-город»). Все эти произведения злободневны, побуждают не только к совершенствованию личности, но и к противостоянию силам зла.

Пародийность, гротескно-фантастическое начало и напряженная субъективность, характерные для творчества писателя, частое использование экспрессивной детали, обостренная эмоциональность стиля, контрастность изображения и некоторые другие существенные особенности поэтики А. Аминева позволяют сделать вывод об условности и метафоричности многих произведений башкирского писателя.

Шестая глава реферируемой работы «Другая проза» Т. Гиниятуллина» состоит из четырех параграфов. Т. Гиниятуллин -- прозаик с очень самостоятельным почерком, естественным, непринужденным, неподдельно-демократичным и вместе с тем подлинно мастерским, богатым художественной выразительностью. Представители прозы «новой волны» «остро полемичны по отношению к советской действительности и ко всем без исключения рекомендациям социалистического реализма насчет того, как эту действительность изображать, в первую же очередь к его назидательно-наставительному пафосу». В творчестве Талхи Гиниятуллина представлено экзистенциальное течение этого направления.

Роман «Загон», повести «Гегемон», «Переправа» с социально сдвинутыми обстоятельствами и характерами, внешним равнодушием к любому идеалу и ироническим переосмыслением культурных традиций, характерными для «другой прозы», значительно дополняют представление о поэтике Т. Гиниятуллина в ее завершенности. В первом параграфе «Система пространственно-временных координат в прозе Т. Гиниятуллина» рассматривается специфика художественного времени и пространства в прозе Т. Гиниятуллина, что дает основание утверждать, что это один из интереснейших для исследователя башкирской литературы прозаиков.

Художественное время и пространство в романе «Загон» выступают в качестве средств художественного моделирования, способов выражения нравственных представлений, духовных исканий героя и автора. Человек в нем показан в разных пространственно-временных планах, на разных хронотопических уровнях. Жизнь главного героя показана в биографическом, семейно-бытовом, историческом, социальном, природно-циклическом хронотопах. Все названные хронотопические уровни выполняют свою определенную функцию.

Временная организация романа «Загон» представляет собой сложную многоуровневую, иерархически организованную структуру, синтезирующую разные типы и формы времени: биографическое, семейно-бытовое, социально-историческое, природно-циклическое. Тема времени - постоянный лейтмотив творчества башкирского писателя. Художественное пространство романа Т. Гиниятуллина «Загон» - сложный и очень насыщенный образ мира со знаковым характером пространственных образов, который создается благодаря постепенному проникновению героя в сущность окружающего мира, с одной стороны, процессу познания своей души, с другой стороны. «Внешнее» пространство и «внутреннее» пространство тесно взаимосвязаны, так как образ большого мира дается через восприятие главного героя.

«Внешнее» и «внутреннее» пространство создают в романе два плана повествования. Первый план включает в себя пространство материального мира, рабочего места, квартиры, улицы, Москвы, всей страны, реальной исторической действительности. Этот план в романе является лишь фоном для развития сюжетного действия второго, основного плана повествования.

Второй план повествования - это внутреннее» пространство, мир души, духовных поисков, стремлений, ошибок и заблуждений, попытка понять и осознать себя. К важнейшим событиям жизни герой сам относит войну. Воскрешая в памяти эпизоды военных лет, людей которых он встречал, Толя Гайнуллин рассказывает о том, какой след оставили они в его душе, как каждый повлиял на формирование его личности, мировосприятия.

Художественное время и художественное пространство воплощают мироощущение Т. Гиниятуллина, воплощают его представление об окружающем мире и человеке. Таким образом, анализируя пространственно-временную организацию произведений художника, мы выявляем специфические особенности творчества писателя, формируем представление о его философских взглядах на всегда актуальные проблемы жизни и смерти, времени и вечности, выявляем историко-культурный смысл его произведений, особенности стиля и способы создания художественного образа. Язык художественного времени-пространства помогает определить сюжетный, символический, знаковый уровень художественных произведений башкирского писателя.

Во втором параграфе пятой главы «Экзистенциальные мотивы в романе «Загон» Т. Гиниятуллина» рассматривается понимание мотива как некоего смыслового ядра, выполняющего определенную функцию в тексте, особая роль экзистенциальных мотивов в организации глубинного смысла произведений.

Центральные вопросы экзистенциализма - судьба человека в этом мире, смысл человеческой жизни, проблемы самого факта человеческого существования и онтологический статус личности, проблема открытости мира - находятся в центре творчества Т. Гиниятуллина.

В романе «Загон», повестях «Переправа», «Гегемон» внешняя событийность не играет особой роли: важнее не события как таковые, а авторская рефлексия по их поводу. Роман построен по принципу повествования от первого лица, автобиографическая проза, хронологический порядок в нём не соблюдён, автор позволяет себе эксперименты со временем и с пространством, свободно перемещая временные пласты. Эпохальные исторические события - Великая отечественная война, духовный и политический застой в стране - несут на себе печать индивидуального опыта бывшего строителя и солдата войны, ныне - выпускника литературного института и кочегара. Повествование от первого лица, характерное экзистенциальной прозе, сконцентрировано целиком на эмоциональной сфере бытия героя: его воспоминаниях, ощущениях, чувствах. Важны не столько события сами по себе, сколько то, как это воспринимает, как реагирует на происходящее герой; автор пытается описать его мировосприятие, так как наибольшей объективностью обладают именно субъективные переживания личности. Автобиографический характер прозы нового времени, утверждает Д. Затонский, ссылаясь на Г.Э. Носсака, соответствует духу эпохи: «Собственная правда в современном мире есть единственная правда. Признаться себе в этом - своего рода революционный акт. Формой современной литературы может быть только монолог. Только он отражает состояние человека, потерявшегося в чаще абстрактных правд». По мнению экзистенциалистов, смысл бытия сосредоточен на существовании отдельно взятого человека со всеми его помыслами и переживаниями; жизнь конкретного индивида является моделью существования человечества.

Одним постоянным мотивом в произведениях Т. Гиниятуллина можно считать мотив одиночества человека, его замкнутости в этом одиночестве и безысходности. Локализованный в разных частях текста, он проявляется в романе на уровне заглавия («Загон»), создания образов, в композиции, подтексте. С ним тесно связан мотив тоски и страха. В центре романа «Загон» - герой-одиночка. В нем нет ничего романтического, он просто один. Он одинок и не находит никого близкого себе по духу и силе. Этот человек довольно слаб, он зависит от общества и желает быть в нем, свою оторванность от мира воспринимает как тяжкое бремя: Герой этот явно не героичен, он стремится слиться, обрести связи с этим миром. В романе «Загон» мотив одиночества выражен в предельной остроте и тотальности. Центральными темами произведения являются тема одиночества, страха и смерти. Мотивы дома, двери и окна усиливают ощущение преграды, затрудненности общения, мотивы одиночества и несвободы, трагизма бытия, иллюзорности жизни, смерти.

Экзистенциальные мотивы вплетены в ткань произведений Т. Гиниятуллина очень ненавязчиво, там, где он обращается к вечным категориям: жизнь-смерть, добро-зло, вера-безверие, которые вырастают до образов-символов. Само это обращение к глубинным, вечным, экзистенциальным мотивам характерно для творчества башкирского писателя. Этот мотив отражает мировоззрение художника, его устремления, представления о моральных ценностях, согласно которым выше всего ставится Человек, его личность, стремление познать самого себя, упорство в борьбе с самим собой.

В третьем параграфе пятой главы «Интертекстуальность прозы Т. Гиниятуллина» творчество башкирского писателя рассматривается не только в ближайшем контексте писателей-современников, но и в русле традиций русской и мировой классической литературы. Именно в сопряжениях с русской классической литературой и отталкиваниях от нее происходит, творческая эволюция писателя. Прежде всего, наиболее близкого ему писателя - А.П. Чехова.

К средствам интертекстуальности в прозе Т. Гиниятуллина относятся различные приемы цитирования - цитаты, реминисценции, аллюзии, заимствования и центоны. Наиболее насыщенный аллюзивный характер имеет роман «Загон», где автор приводит имена многих известных представителей мировой художественной классики.

Результатом анализа интертекстов в произведениях Т. Гиниятуллина последних лет стало обнаружение тех стилевых особенностей, которые были свойственны русским классикам, в частности, Л.Н. Толстому, Ф.М. Достоевскому, А.П. Чехову. Русская классика стала для башкирского писателя важным источником тем, приемов, аллюзий. В рассказах, повестях и романах онтологические темы, важные для русской литературы XIX века, впервые переводятся на уровень «литературного фона», подтекста и интертекста. Многие художественные принципы и эстетические ценности Т. Гиниятуллина генетически восходят к разным сторонам творчества этих классиков русской литературы.

Проза Т. Гиниятуллина полифонична, ее язык - язык мировой культуры (М. Ремарк, А. Бирс), обогащенный самобытным мировосприятием башкирского писателя. Охватывая широкий спектр литературно-исторических жанров, прозаик рассчитывает не только на ассоциативное мышление искушенного читателя и вовлечение его в интеллектуальную игру переосмысления затрагиваемых в цитируемых отрывках вопросов, но и на возбуждение интереса как можно большего количества читателей к произведениям мировой художественной литературы, несущим идеи, близкие автору: «жить стоит на свете именно потому, что существуют такие книги, такая литература, с такой правдой».

Такие приемы интертекстуальности, как разнообразные цитаты, реминисценции, аллюзии являются средствами выражения авторской позиции и служат достижению поставленных автором в творчестве идейно-художественных задач, они являются ключом для прочтения глубинного смысла прозы писателя, средством актуализации насущной проблематики, акцентируя внимание читателя на сочинениях русской классической и мировой художественной литературы и философско-просветительской мысли, заключающих в себе жизненный опыт, накопленный многими поколениями людей различных национальностей, вероисповеданий.

Таким образом, элементы текста-оригинала включаются в создаваемый текст Т. Гиниятуллина, который обогащается новыми смыслами посредством введенного текста. Читателю предоставляется возможность по-новому воспринять, интерпретировать читаемый и исследуемый текст. Исследование интертекстуальности позволяет глубже постичь творческую личность Т. Гиниятуллина, а также прояснить эстетическую сущность башкирской литературы XX века, стремящегося воплотить свои художественные идеи в тесной связи с русской и мировой литературой.

Представляется значимым осмысление сущности творческой манеры Т. Гиниятуллина в пятом параграфе «Языковое своеобразие и особенности речевой организации произведений Т. Гиниятуллина» через рассмотрение языка его художественных произведений как явления индивидуального словесно-художественного творчества на основе комплексного анализа отдельных произведений.

Важнейшим объектом пристального авторского внимания оказывается живое слово действительности. Т. Гиниятуллин обращается к живому разноречию времени, к самостоятельным голосам героев, к неадаптированному народному слову. Специфику индивидуального стиля Т. Гиниятуллина формирует употребление разговорно-просторечной лексики. В романе «Загон» актуализируется тенденция к сближению литературного языка с живой, народной речью. Основной языковой пласт романа составляет общеупотребительная лексика, на фоне которой выделяется разговорно-просторечная лексика, сочетающаяся с другими лексическими пластами (книжной, официально-деловой, профессиональной) в зависимости от речевой ситуации.

Такой же разговорный характер, что и лексика, имеет и синтаксис повествования героя-повествователя. Особенно часто встречаются такие явления, характерные для разговорного языка, как бессоюзие, преобладание сложносочиненных предложений над сложноподчиненными, неполные предложения, употребление частиц и т. д. Синтаксис просторечия проявляется в прозе писателя в использовании простых фраз, часто нераспространенных предложений, которые, повторяясь по своей синтаксической конструкции через определенные промежутки, способствуют стихотворному оформлению текста и созданию ритма. Признаком разговорного стиля является употребление большого количества неполных предложений, безличных, назывных.

Разговорно-просторечные языковые элементы в произведении писателя играют важную роль в воссоздании особенностей народно-разговорного языка, являются средством речевой характеристики персонажей, выражения авторской позиции, передачи отношений между персонажами и экспрессивной оценки действительности, служат основой сближения авторского повествования с речью героев. Произведениям Т. Гиниятуллина присущ природный лад речи, обращение к точности и образности народного слова. Изображая персонажей, описывая картины современной жизни, повествуя о драме человека искусства, Т. Гиниятуллин использует все многообразие содержательных и экспрессивных возможностей живого русского языка.

Повторы, сквозные эпитеты и образы - художественный прием, который созвучен главным принципам поэтики Т. Гиниятуллина, его отношению к обработке языкового материала. Найденные определения становятся своеобразными словесными формулами и функционируют в качестве своеобразных автореминисценций. Повторы предложений, синтаксических конструкций, наличие почти во всех произведениях одного главного героя дают ощущение движения и ритма. Семантизация ритма и речевой интонации произведений поддерживаются не только повторами фраз. В прозе Т. Гиниятуллина наблюдаются такие ритмообразующие явления, как параллельные синтаксические формы и симметрия интонаций. Интонационно-синтаксический параллелизм сочетается с анафорическими повторами.

Характерной особенностью прозы ХХ века является активное использование вставных конструкций, значительно разнообразнее становятся их функции. Вставные конструкции (следует заметить, что мы вычленяли только вставки, заключенные в скобки) в прозе Т. Гиниятуллина встречаются довольно часто и играют важную роль. По мнению В. Шаймиева, «предложения со вставными конструкциями -- это проекция в письменный текст результата взаимодействия нескольких высказываний... когда одни из них поясняют, уточняют другие и соединены с ними ассоциативно-смысловыми связями». Исследователь говорит о создаваемых вставками «ситуациях контраста», в таких случаях, прежде всего, понимается сосуществование в одном микротексте разноплановых сообщений, «сведение воедино» двух точек зрения, совмещение разных событийно-временных уровней повествования.

Графическое выделение слов, использование вставных конструкций в романе «Загон» - продуктивные способы создания авторской модели художественного мира произведения. Визуальное изменение текста ведет за собой расширение семантического поля слов и способствует поиску дополнительного смысла текстовых единиц. При помощи вставок создаются параллельные смысловые потоки, позволяющие автору мгновенно менять угол зрения, создавать обобщение и конкретизацию.

Простота и ясность, краткость и точность, с одной стороны, и тенденция к освобождению слова от литературных канонов, живой язык современности, с другой стороны, - важнейшие факторы прозы Т. Гиниятуллина.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

В Заключении обобщаются результаты проведенного исследования, подводятся итоги, дающие основание для осмысления поэтики современной башкирской прозы. Рассмотрение творчества исследуемых авторов в едином контексте позволяет четко выявить сущностные черты их прозы, а также сделать некоторые выводы о путях развития башкирской прозы последних лет.

В исследовании на первом плане - творчество самостоятельных в своем эстетическом мировосприятии художников слова, отличающихся новаторством поэтических принципов и причастных к сохранению национального своеобразия и творческого многообразия современной башкирской прозы. Многие из произведений, созданных указанными авторами в конце XX столетия, повлияли на современную башкирскую литературу в ее глубинных основах. В творчестве М. Карима, Н. Мусина, А. Аминева, Т. Гариповой, Г. Гиззатуллиной, Т. Гиниятуллина, с одной стороны, отразился сложный процесс интенсивного осмысления художественных традиций, а с другой - глубина поиска новых поэтических средств, отличающих современную литературу.

Современная башкирская проза, несомненно, представляет самостоятельную художественную ценность, в равной степени способно привлечь внимание литературных профессионалов и широкого читателя, а также свидетельствует о том, что в современной национальной литературе возникают значимые явления, заслуживающие дальнейшего изучения в отечественной науке.

ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ДИССЕРТАЦИИ ОТРАЖЕНЫ В СЛЕДУЮЩИХ ПУБЛИКАЦИЯХ ОБЩИМ ОБЪЕМОМ 50 ПЕЧАТНЫХ ЛИСТОВ:

1. Абдуллина А.Ш. Поэтика современной башкирской прозы. Монография. - Уфа: ИИЯЛ УНЦ РАН. - 2009. - 345с. - 20 п.л.

2. Абдуллина А.Ш. Некоторые особенности современной башкирской прозы // Вестник Башкирского университета. Филология. - 2007. - № 4. - С. 61-64. - 0,5 п.л.

3. Абдуллина А.Ш. Время и пространство в романе «Загон» Т. Гиниятуллина // Вестник Башкирского университета. Филология. - 2008. - № 1. - С.100-104. - 0,5 п.л.

4. Абдуллина А.Ш. Архетип дома в прозе А. Генатулина // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. - 2008. - № 12 (20). - С. 5-9. - 0,5 п.л.

5. Абдуллина А.Ш. Субъективированное повествование в прозе Н. Мусина // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. - 2008. - № 23 (24). - С. 5-12. - 0,5 п.л.

6. Абдуллина А.Ш. Заглавие и эпиграф в прозе Гульсиры Гиззатуллиной // Вестник Челябинского государственного университета. Филология. Искусствоведение. - 2008. - № 30 (26). - С. 13-17. - 0,5 п.л.

7. Абдуллина А.Ш. Интертекстуальные связи в современной прозе А. Генатулина // Вестник Московского государственного областного университета. Русская филология. - 2008. - № 4. - С. 120-125. - 0,5 п.л.

8. Абдуллина А.Ш. Мотив одиночества в романе «Загон» А. Генатулина // Вестник Московского государственного областного университета. Русская филология. - 2009. - № 1. - С. 124-129. - 0,5 п.л.

9. Абдуллина А.Ш. Национально-художественные традиции в прозе А. Аминева // Известия Волгоградского государственного педагогического университета. Филологические науки. - 2009. - № 2 (36). - С. 193-197. - 0,5 п.л.

10. Абдуллина А.Ш. Мифо-фольклорные элементы в повести «Помилование» М. Карима // Преподаватель ХХI век. - 2009. - №1. - С. 353-262. - 0,5 п.л.

11. Абдуллина А.Ш. Языковое своеобразие и особенности речевой организации произведении А. Генатулина // Вестник Московского государственного областного университета. Русская филология. - 2009. - № 3. - С. 120-125. - 0,5 п.л.

12. Абдуллина А.Ш. Художественный мир прозы Нугумана Мусина. Учебное пособие - Москва-Бирск, 2006. - 130 с. - 8 п.л.

13. Абдуллина А.Ш. Некоторые особенности прозы Н. Мусина // Материалы Всероссийской научной конференции. Многомерность языка и науки о языке. - Бирск, 2001. - II ч. - С. 74-76. - 0,2 п.л.

14. Абдуллина А.Ш. Нравственность - идейно-художественная доминанта повести М. Карима «Помилование» // Материалы Всероссийской научно-практической конференции. Методология и методика преподавания основ наук в современных условиях. - Бирск: БирГПИ, 2002. - II ч. - 0,2 п.л. - С. 16-18.

15. Абдуллина А.Ш. Роль пейзажа в творчестве Н. Мусина // Учитель Башкортостана. - 2002. - № 8. - С. 72-75. - 0,5.

16. Абдуллина А.Ш. Цвет в пейзажах М. Карима // Евразийское сознание. Материалы круглого стола. - Уфа, 2002. - Ч.1 - С. 86-88. - 0,2 п.л.

17. Абдуллина А.Ш. Художественные особенности и своеобразие повести Мустая Карима «Долгое, долгое детство» // Учебно-методическое пособие. Пути анализа литературного текста. - Бирск, 2003. - С. 4-14. - 1 п.л.

18. Абдуллина А.Ш. Художественный мир повести Мустая Карима «Долгое, долгое детство» // Материалы IХ Всероссийской научно-практической конференции. Проблемы литературного образования. - Екатеринбург, 2003, II ч. - С. 201-210. - 0,6 п.л.