Понятие границы: рецепция Ф.М. Достоевского в австрийской литературе (Ф. Кафка и Р. Музиль)

Размещено на http://www.allbest.ru

На правах рукописи

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени кандидата филологических наук

ПОНЯТИЕ ГРАНИЦЫ: РЕЦЕПЦИЯ Ф.М. ДОСТОЕВСКОГО В АВСТРИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЕ (Ф. Кафка и Р. Музиль)

10.01.03. - Литература народов стран зарубежья

Киселева Мария Владимировна

Москва 2012

Работа выполнена на кафедре Сравнительной истории литератур ИФИ РГГУ

Научный руководитель:

доктор филологических наук, профессор Павлова Нина Сергеевна

Официальные оппоненты:

доктор филологических наук, профессор Жеребин Алексей Иосифович

член-корр. РАЕН, доктор философских наук, кандидат филологических наук, профессор Кондаков Игорь Вадимович

Ведущая организация:

Институт мировой литературы Российской академии наук

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Российского государственного гуманитарного университета

Ученый секретарь совета,

кандидат филологических наук, доцент В.Я. Малкина

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

Актуальность исследования определяется интересом современной филологии к трансляции художественных проблем и образов в литературных произведениях авторов, существующих в «большом времени» (М.М. Бахтин).

Рубеж веков, когда создавались культурные шедевры классического модерна, время символическое - это время на границе, или, как говорят немцы, на «пороге» («литература поселилась на пороге между эпохами» - пишет R. Gцrner). Ряд культурно-исторических рефлексий писателей, ощущение мира на грани апокалипсиса, а себя на разломе «классического» и «нового» - понятие «классического модерна» уже в самом себе заключает некую «пограничность», являясь одновременно и классическим, и современным - позволяет осмыслить литературу модерна через проблему границы в ее многообразных смыслах. Феномен границы в творчестве австрийских писателей, в романах Ф. Кафки и Р. Музиля, появляется на сюжетном уровне, как постоянный компонент мотивов превращения, преступления и двойничества. Вместе с тем проблема границы осмысляется и глубоко мировоззренчески в контексте метафизических, религиозных и эстетических вопросов, к которым обращаются эти авторы в своих дневниках и эссеистике. Отдавая отчет в своей причастности к традиции прошлого, и Музиль, и Кафка сами указывали на то, что во многом проблематика их романного творчества восходит к поэтике Достоевского, а не только продолжает линию немецкого романтизма. Для истории мировой литературы чрезвычайно важны феномены «обратной трансляции». В произведениях Достоевского этот феномен очевиден: австрийская литература эпохи модерна обращается к романам Достоевского, на которого, в свое время, сильное влияние оказало творчество немецких романтиков, в особенности произведения Э.-Т.-А. Гофмана и Ф. Шиллера. Проблематика взаимовлияния литератур и поиск истоков этих взаимовлияний остается актуальной темой и в начале XXI века. граница модерн достоевский музиль кафка

В данной работе впервые устанавливается многообразие связей поэтики романов Достоевского и Музиля и продолжается исследование темы рецепции Достоевского в творчестве Кафки на новом материале. Концептуальной основой работы является восприятие и переосмысление проблемы «границы» как мотива, темы и мировоззренческой проблемы в рецепировании творчества и в интересе к биографии Достоевского австрийскими писателями. Таким образом, объектом исследования является рецепция поэтики Достоевского Кафкой и Музилем в их творчестве. Предметом анализа является понятие границы, содержание и объем которого позволяет автору осуществлять анализ рецепции Достоевского в творчестве австрийских писателей, во-первых, как анализ «границы» между «чужим» и «своим», что прослеживается в эстетических принципах, зафиксированных в эссеистических и дневниковых заметках Кафки и Музиля; во-вторых, как понятие, которое адекватно очерчивает предметную рецептивную область анализа совокупности художественных мотивов и приемов, позволяющих провести сравнение поэтики романов Достоевского, Кафки и Музиля.

Основным материалом для исследования послужило романное и дневниковое наследие Достоевского, Кафки и Музиля. Для точного установления возможного влияния Достоевского на поэтику Кафки и Музиля автор исследования пользовался тем собранием сочинений Достоевского в переводе E. K. Rahsin на немецкий язык в издании Piper-Verlag 1906 - 1919, которое было доступно австрийским писателям. Анализ сосредоточен на романах Достоевского «Записки из подполья» и «Преступление и наказание», наиболее востребованных в немецкоязычных рецепциях рубежа веков, а также на его последнем романе «Братья Карамазовы», оказавшем колоссальное влияние на Кафку и Музиля. Критерий выбора материала определялся фактом их знакомства с этими романами Достоевского (дневниковые записи писателей), а также отражением и переосмыслением проблематики этих романов в собственном романном творчестве австрийцев. Для изучения отголосков тем и мотивов романов Достоевского в текстах этих авторов были приняты во внимание все их творчество, однако в анализе нашли отражение лишь те произведения, в которых проблематика «границы», идущая от Достоевского, выражена наиболее концентрировано. Это - повесть Кафки «Превращение», а также его роман «Процесс» и два романа Музиля - «Душевные смуты воспитанника Терлеса» и «Человек без свойств». Произведения берутся в новейшем комментированном дигитализированном издании Walter Fanta, Klaus Amann и Karl Corino (2009) на языке оригинала, вобравшие в себя все художественные сочинения во всех редакциях, дневники, письма, статьи, эссе, черновики, рецензии современников, а также ранее неопубликованные тексты.

При описании немецкоязычного контекста, в котором воспринималась «пограничная» проблематика Достоевского, привлечен также широкий круг работ современников Музиля и Кафки: первые диссертации (Th. Kampmann) и монографии (N. Hoffmann), статьи, исследующие преступление как социальную проблему (Karl Woermann, A von Reinhold, G. Rollard), занимающиеся проблемой психопатологии, пограничности человеческого сознания с антропологической, медицинской, юридической и религиозной точек зрения (см. статьи C. Lombroso, M. Tschiz, T. Segaloff, A. Wulffen, J. Stern, Max Scheler, K. Pfleger, H.G. Richter и др.).

Теоретико-методологическую основу работы составляют исследования отечественных компаративистов: В.Е. Багно, Н.Я Берковского, А.Л. Бема, Я.Э. Голосвкера, В.М. Жирмунского, Г.А.Тиме, Д.И.Чижевского, И.О. Шайтанова и др.; в связи с вопросом о роли Ф.М.Достоевского в мировой литературе автор опирается на исследования русских мыслителей: Н.А. Бердяева, С.Н. Булгакова, В.И. Иванова, Д.С. Мережковского, В.В.Розанова, Ф.А. Степуна и др. Основными работами по творчеству Ф.М. Достоевского, в том числе его рецепции в Германии явились исследования отечественных специалистов: К.М. Азадовского, М.М. Бахтина, К.А. Баршта, В.Е. Ветловской, В.А. Викторовича, И.Л. Волгина, Н.Н. Вильмонта, В.В.Дудкина, В.Н. Захарова, В.К. Кантора, Т.А. Касаткиной, Л.И. Сараскиной, К.А. Степаняна, Г.М. Фридлендера и др, а также зарубежных достоеведов и компаративистов: S. Aloe, H-J- Gerigk, D. Kemper, R. Lachmann, D. Martinsen, L. Muller, R. Nicolosi, W. Schmidt, и др.

Для постановки проблемы данного исследования большую роль сыграли компаративистские работы о влиянии Достоевского на Кафку (Д. П. Рысаков, H. Binder, Josef J. Ranftl, M. Spilka и др.) и Музиля (Т.А. и В.А. Свительские, А.А. Пушкарев, W. Feld, J. Strutz, J. Kraus), а также диалога между Кафкой и Музилем (Edwin Vanecek, Hans-Peter Kunisch, James M. Hawes, Josef Strelka, Horst Althaus).

Особенно важны для диссертанта были тематические периодические издания: журнал «Dostoevsky Studies. The Jornal of the International Dostoevsky Society» и ежегодник «Deutsche Dostojewskij-Gesellschaft», серия монографий Musil-Studien и жураналов Musiliana и Musil-Forum, а также журналы «Kafka: Schriftenreihe der Deutschen Kafka-Gesellschaft» и «Kafka: Zeitschrift fьr Mitteleuropa (Hrsg.: Goethe Institut Inter Nationes)», «Ежегодник Австрийской библиотеки в Санкт-Петербурге» (на немец. языке под ред. А. Белобратова; в особенности: «Австрийская литература: границы и переходы» 1994 г., «Dostojewskij und die russische Literatur in Цsterreich seit der Jahrhundertwende» (1994), «Wien und St. Petersburg um die Jahrhundertwende(n)» (2001).

Работы западных ученых по проблемам австрийского модерна в целом (Jacques Le Rider, Dagmar Lorenz, Mirko Gemmel, Stefan Simonek, Sabina Becker, Helmuth Kiesel, Petra Renneke, Monika Unzeitig, Eva-Maria Siegel, Reto Sorg; Stefan Bodo Wьrffel) и, в частности, по поэтике Музиля (H. Arntzen, W. Fanta, K. Corino, K. Amann, P.-A. Alt, D. Goltschnigg, M. Luserke, J. Strelka, J. Strutz, A. M. Kochs, B. Neyemeyer, B. Nьbel, W. Schraml, M-L. Roth) и Кафки (H. Binder, J. Thermann, R. J. Kaus, W. Fromm, J. Ferk, U. Seiler, K. Kum, C. Hebell). Специальные работы, посвященные феномену границы в творчестве писателей (Ph. H. Beard, U. Karthaus, J. Vogl, R. Zeller, S. Deutsch, H.G. Pott, Ph. Payne, H. M. Dietz, Th. Pekar, A. Zingel, K. Johann, G. Mattenklott, Ch. Dawidowski, J. Magnou, J. Schrцder, V. Fichot, A. Tцns, J. Schillemeit, R. Gцrner, H. Gцhler), явились базой для компаративистских штудий и формирования собственной концепции.

Диссертант опирался на исследования отечественных ученых эпохи венского модерна и творчества Р.Музиля и Ф.Кафки: Ю.И. Архипова, А.В. Белобратова, А.И. Жеребина, Д. Затонского, А.В. Карельского, Н.С. Павловой, Н.С. Сейбель и др. Для понимания сравнительного контекста эпохи были чрезвычайно важны работы отечественных исследователей литературы Серебряного века: Н.А. Богомолова, И.В. Кондакова, Н.В.Котрелева, А.В. Лаврова, Д.М. Магомедовой, В.В. Полонского, Н.Д.Тамарченко и др.

В исследовании были использованы немецкоязычные работы по рецептивной эстетике, типологического, генетического сравнительного методов, а также структурно-функционального анализа (H.R. JauЯ, W. Iser, P. Zima, J. Leenhard, P. Jуzsa), а также исследования французских литературоведов-структуралистов (Р.Барта, Ю. Кристевой, М.Фуко). Тщательное исследование процесса чтения Достоевского Музилем и Кафкой по их дневникам создало методологическую основу для применения типологизаций и обоснования возможности типологических сравнений художественных текстов данных авторов.

Степень разработанности темы подробно рассматривается в одном из разделов работы. Если существует ряд исследований, посвященных влиянию Достоевского на Кафку, то рецепция Музилем Достоевского в музилеведении практически не рассматривалась. Кроме нескольких статей о влиянии романов Достоевского «Записки из подполья» (W. Feld 1987/88), «Преступление и наказание» (Т.А., В.А. Свительские 1975, J. Kraus 2000) и «Бесы» (А. Пушкарев 1993, J. Strutz 1994) монографий, посвященных сравнению поэтики Достоевского и Музиля, нет. Не существует также работ, затрагивающих дневниковый материал Музиля как доказательство его интереса к художественным принципам Достоевского, а центральный роман русского классика «Братья Карамазовы», который, безусловно, нашел свой отклик в романе Музиля «Человек без свойств», не составляет предмета ни одного компаративного исследования. Последний роман Достоевского также практически не берется во внимание в связи с анализом творчества Кафки. Если для сопоставительных исследований поэтики Достоевского и Кафки служат, как правило, романы «Двойник» (M. Spilka 1959, J. J. Ranftl 1991, R. Poggioli 1946), и «Преступление и наказание» (H. Binder, M. Church 1969, J. J. Ranftl 1991, Д. П. Рысаков 2002), то роман «Братья Карамазовы» остается неизученным.

Цель данного исследования - рассмотреть рецепцию романного творчества Достоевского в поэтике Кафки и Музиля, в особенности тех произведений, которые ранее не были предметом сравнительно-литературоведческого анализа, в контексте метафизически и мифопоэтически значимого понятия границы в культуре модерна.

Для достижения этой цели необходимо решить следующие задачи:

определить функциональность понятия границы в венском модерне;

описать рецепцию немецкоязычной литературой первой трети XX в. творчества Ф.М.Достоевского, а также содержательного разнообразия темы граница в художественном мире Достоевского;

проанализировать тематически-смысловой контекст отсылок к имени Достоевского в дневниках, письмах, статьях и эссе Музиля и Кафки; очертить круг проблем, связанных с их интересом к творчеству Достоевского;

рассмотреть повесть «Записки из подполья» как центральный текст Достоевского для эпохи модерна и проследить его тематические отголоски - образ «последний стены», границы между человеком и насекомым, индивидуумом и массой, понятие «обратной эволюции», инерции и др. - в поэтике художественных произведений Кафки «Превращение» и Музиля «Душевные смуты воспитанника Терлеса», «Человек без свойств»;

установить связь романа «Душевные смуты воспитанника Терлеса» с романом «Преступление и наказание», проанализировав аналогии мотивов «переступания границы», сюжетных структур и системы персонажей;

критически пересмотреть гипотезу американского исследователя Юстиса Крауса (Justice Kraus), считающего, что роман «Преступление и наказание» пародийно осмысляется в «Человеке без свойств»; доказать, что этот роман Достоевского является одним из источников «Душевных смут воспитанника Терлеса»; привести аргументы для понимания романа «Братья Карамазовы» как одного из значимых источников проблематики романа «Человека без свойств»;

проанализировать переклички тематизации границы в поэтике романов Достоевского и Музиля (граница между виной и невиновностью, двойничество и др.); выявить их дальнейшее переосмысление Музилем;

рассмотреть мотив «вины без преступления» в «Братьях Карамазовых» (граница между виновностью и невиновностью) как один из ключевых источников проблематики «Процесса» Кафки.

Научная новизна работы определяется введением в научный оборот новой темы рецепции Достоевского в творчестве австрийских писателей эпохи модерна и нового материала, в особенности в связи с исследованием романа «Братья Карамазовы» как одного из источников творчества Кафки и Музиля. Новизна состоит в самой постановке проблемы исследования. Тщательный анализ дневниковых записей, писем и черновиков позволил установить точку пересечения тематических интересов Кафки, Музиля и Достоевского и показать, что многообразие смыслов понятия-проблемы-феномена границы» («ограниченность», «пограничность», «разграничение», «метаморфоза», «двойничество» и др.) позволяет показать множественность рецептивных линий, идущих от поэтики Достоевского к творчеству австрийских писателей. Сопоставительный анализ текстов в этом контексте сделал возможным впервые увидеть внутренние отсылки к роману Достоевского «Братья Карамазовы» в романах Кафки и Музиля.

Положения, выносимые на защиту следующие:

1) понятие граница адекватно культурному контексту эпохи модерна, связанной с осмыслением нового отношения между человеком и реальностью; в этом контексте возрастает интерес австрийских литераторов к поэтике Достоевского как писателя осмысляющего героя, выходящего «за границы реальности, в беспредельность» (С. Цвейг);

2) «Записки из подполья» как один из основных текстов Достоевского, интересующий литературу эпохи модерна, участвовал в обновлении ее художественного языка, образной системы, создании новых тем, насыщенных метафизическим содержанием (например, образы насекомого в «Превращении» Ф. Кафки, в «Душевных смутах воспитанника Терлеса» и в «Человеке без свойств» Р. Музиля);

3) анализ проблемы переступания «границы» в романах «Преступление и наказание» и «Душевные смуты воспитанника Терлеса» доказывает, что роман Достоевского относится к значимым источникам, используемым Музилем при создании собственной художественной системы и образности;

4) роман Достоевского «Братья Карамазовы» определяется как «отправной пункт» в трактовке границ осознания вины: потеря границы в идее тотальной жертвенности («Процесс» Кафки) и попытка найти границу посредством иронии для преодоления этого чувства («Человек без свойств» Музиля);

5) анализ интертекстуальных отношений в художественной системе «Человека без свойств» в связи с мотивом двойничества показал наличие внутренних отсылок к роману «Братья Карамазовы», выраженных в «парной» системе персонажей: у Достоевского - Иван/Смердяков, у Музиля - теоретик Ульрих/убийца Моосбругер; а также рецепировании идей поэмы Ивана Карамазова «Великий Инквизитор» в главе, посвященной разговору Арнгейма с Богом («Человека без свойств»);

6) анализ интертекстуальных отношений таким образом позволяет ввести новый тип двойника, берущий начало у Достоевского (Смердяков) и развитый у Музиля, который навязывет свое понимание идей героя и провоцирует его на «переступание границы»; этот тип не возникает из части тела героя как в романтической литературе, а является изначально самостоятельным индивидом,

7) анализ становления героя через «переступание границы» в романном творчестве всех трех писателей выявил типологию взаимосвязи пространства и героя в состоянии кризиса. Герой первого типа, соответствующий классическому роману воспитания, открывает дверь в открытое пространство (Раскольников, признающий свою вину на площади; Терлес, уехавший из закрытого учебного заведения; герой через признание своей вины, пройдя через ряд испытаний, вновь обретает свое «Я»); герой второго типа - герой обратной эволюции, движущийся от образа человека к образу насекомого, животного и т.п. (герои романов Кафки, не сумевшие открыть и войти в им принадлежащие двери; предпосылки - в метафоре насекомого из «Записок из подполья»); герой третьего типа преодолевает кризис через приобщение к / растворение в массе, метафорично представленной как муравьиная куча/пчелиный рой, и т.п. (образ города и герои, растворившиеся в нем в романах «Записки из подполья» и «Человек без свойств»); герой четвертого типа только пытается бороться с «омуравлением» общества, представляя тип инертного героизма (подпольный человек Достоевского, Ульрих Музиля).

8) Сопоставление романов «Братья Карамазовы» и «Процесс» через образы Ивана Карамазова и Йозефа К. и их отношения к проблеме признания вины определило эволюцию отношения к жертве, жертвенности и ее границам от Достоевского к Кафке благодаря нахождению параллелей в художественных приемах работы писателей (конструировании пространства, роли в композиционной структуре мотивов слухов и анекдотов и др.). Понимание «жертвы» как «позора» героя не противоречит христианскому переживанию этого состояния, но в романе Кафки ведет к утверждению его абсурдности, сохраняя при этом высокий метафизический уровень произведения.

Научно-практическая значимость исследования состоит в возможности применить материалы диссертации в курсах высших учебных заведений филологических специальностей, в особенности в лекциях по немецкой литературе XX века, а также в курсах компаративистики. Итогом проделанной работы могут стать публикации отдельных разделов диссертации в виде статей или монографии, а также перевод и публикация на русском языке ранее неизвестных газетных и журнальных источников рецепции Достоевского в Австрии и Германии первой трети XX века, использованных при написании диссертации.

Апробация результатов исследования осуществлялась:

1) на заседаниях кафедры сравнительной истории литератур Историко-филологического факультета РГГУ;

2) на коллоквиумах для аспирантов и докторантов проф. Й. Фогля (факультет германистики Берлинского университета им. В. Гумбольдта) и проф. С. Франк (факультет славистики Берлинского университета им. В. Гумбольдта);

3) в докладах на международных конференциях:

· «Роберт Музиль читающий Достоевского: концепт потрясения» «Robert Musil als Dostojewskij-Leser: Erschьtterungskonzept». Международная конференция для молодых аспирантов и докторантов. JFSL-Konferenz. Пассау 6 - 9 октября 2011.

· «Обратная эволюция: образ насекомого в романах Достоевского, Кафки и Музиля». Международная конференция Visionen der Zukunft um 1900 in der deutschen, цsterreichischen und russischen Kultur кафедры германской филологии им. Томаса Манна ИФИ РГГУ 2-4 декабря 2010г.

· «Диалог и двойничество: Федор Достоевский и Роберт Музиль» XIV Международный симпозиум Достоевского (International Dostoevsky Society). Instituto italiano per gli studi filosofici, Napoli. 13 - 19 июня 2010.

· «Мотив «Востока» и образ России в текстах Р. Музиля». («Das Motiv des Ostens und das Bild Russlands in Robert Musils Texten»). Международная студенческая конференция в Христиан-Альбрехт Университете г. Киль Германия 2010. Institut fьr Slawistik. Christian-Albrechts-Universitдt zu Kiel. Konferenz: Junge Slawistik im Dialog. 29-30 января 2010.

· «Внутренний диалог Р. Музиля с Ф. Достоевским: проблема реального и возможного преступления» («Robert Musil im inneren Gesprдch mit Dostojewskij: realisiertes und realisierbares Verbrechen»). Международная конференция «Культуры и литературы между Востоком и Западом. Прага, Чехия 7. - 9 октября 2009.

· «Преступление как идея: Достоевский и Музиль». Международная конференция Русского Общества Достоевского. Коломна - Зарайск - Даровое. 25-29 августа 2009. «Переступание границы как способ познания: «Преступление и наказание» Достоевского и «Душевные смуты воспитанника Терлеса» Музиля». Международная конференция «Лотмановские чтения. Пограничные феномены культуры». Таллинн, Эстония. 4 - 7 июня 2009.

· «Рецепция Р. Музилем Ф.М. Достоевского на материалах дневников и эссе». («Musils Dostojewski-Rezeption am Beispiel seiner Tagebьcher und Essays»). Международная студенческая конференция в Христиан-Альбрехт Университете г. Киль Германия 2009. Institut fьr Slawistik. Christian-Albrechts-Universitдt zu Kiel. Konferenz: Junge Slawistik im Dialog 29 - 30 января 2009.

Публикации по теме диссертации приведены в конце автореферата. Структура работы определяется поставленными целями и задачами. Работа состоит из введения, двух разделов, включающие пять глав, заключения и библиографии.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении определяются актуальность, объект и предмет исследования, степень изученности темы, ставятся цели и задачи, выявляется ее методологическая основа, определяется новизна исследовательских задач.

В первом разделе диссертации вводится понятийный аппарат и дается историографическое обоснование исследования. Второй раздел посвящен сопоставительному анализу художественных произведений Достоевского, Кафки и Музиля в контексте культуры модерна через рецепцию проблемы «границы» в ее разнообразных аспектах.

Первый раздел «Проблема границы между традицией и модерном» состоит из трех глав и шести параграфов.

В первой главе «Понятие «границы» и австрийская литература эпохи модерна» проблема «границы» анализируется в теоретическом ключе. В первом параграфе «Граница как предмет и метод исследования в философском и научном дискурсе» определяются различные методологические стратегии и функциональные значения понятия границы. Параграф выполняет задачу общего методологического и историко-научного введения в дальнейшее исследование. Автор дает краткий, но необходимый философский обзор концепций границы в античности (Аристотель), в христианском мире (Августин), в немецкой классической философии (И. Кант, Г.Фихте; Г.-В.-Ф. Гегель). Первоначальная интенция в преодолении и разрушении границ связывается с философией Ф. Ницше, в которой берут свое начало декаданс и грядущая культура модерна. Благодаря этому краткому обзору диссертант обосновывает мысль, что понятие границы, развиваясь в интеллектуальной истории Европы, является адекватным культуре модерна, а не произвольно выбранным авторским понятийным приемом.

Далее автор переходит к краткому обзору понятия граница в гуманитарном знании: рассматривается «философский подход» М.М.Бахтина и структурно-семиотическая теория Ю.М. Лотмана. Отчасти продолжение идей Лотмана автор видит в исследованиях проектной группы германистов под руководством Н.Т. Рымаря. Диссертант выделяет два аспекта, релевантных его дальнейшей работе: 1) граница как необходимое понятийное средство анализа текста, моделирующее «пространство текста» (Лотман); 2) «граница как механизм смыслопорождения» (Рымарь). Базируясь на принципах коммуникации художественных текстов, диссертант в дальнейшем применяет оба аспекта для анализа отношений между текстами Достоевского, Кафки и Музиля, опираясь на обозначенные в этом параграфе методологические стратегии.

Во втором параграфе «Граница как проблема между «своим» и «чужим» в австрийской литературе рубежа веков» тема границы рассматривается в текстах ранних современников Кафки и Музиля - «младовенцев» Г. фон Гофмансталя, Г. Бара и др. Кратко характеризуя дискуссию вокруг самого по себе «пограничного» термина «литературный модерн», автор акцентирует его прочтение через метафору «литература на пороге», принятую в Вене рубежа веков. «Порог» стал не только литературным мотивом, но и интеллектуальным нарративом, позволяющим показать переживание кризиса сознания через метафору «снятия границы» между действительным и возможным, физическим и психическим (Э. Мах), рациодным и нерациодным (Музиль), и вместе с тем, пока еще стремящимся к обретению нового Абсолюта. В параграфе показано, насколько проблематика Достоевского, особенно идея шаткости границы прочно связала австрийскую литературу с идеями и образами ее русского предшественника.

Вторая глава «Рецепция Достоевского в немецкоязычном литературном пространстве: проблема границы» состоит из двух параграфов и посвящена историографии исследуемой в диссертации проблемы. В первом параграфе «Немецкоязычная литература о Достоевском конца XIX - первой трети XX в.» представлен анализ творчества Достоевского в литературоведении эпохи модерна.

Автор анализирует большой пласт литературы указанного периода и делает вывод об огромном интересе к творчеству Достоевского в немецкой и австрийской культурах. Уже первое обширное исследование, посвященное биографии Достоевского (Nina Hoffmann) открыло темы «игры», «болезни», «ссылки», «отцеубийства», «поиска веры», со временем ставших стереотипами (Leo Lцwenthal).

В 20-е гг. XX в. публикуются первые диссертационные работы о Достоевском в Германии, делаются попытки по систематизации достижений немецких и австрийских ученых в этой области. Одна из наиболее объемных и удавшихся работ и по сей день пользующаяся спросом в качестве справочной литературы по рецепции Достоевского первой трети ХХ в. принадлежит Th. Kampmann (1931 г.), который обозначил этапы рецепции Достоевского в Германии: 1) натуралистический; 2) неоромантический; 3) экспрессионистский.

Автор отмечает, что тему «переход границы» в романах Достоевского не обходило ни одно исследование. Она обнаруживалась в анализе разных состояниях героев: психическом и телесном (норма - болезнь); моральном (норма-преступление-святость), в отношении к реальности (действительность - фантастика) и др. Известный немецкий славист H-J. Gerigk выделяет семь главных причин влияния Достоевского на мировую литературу, среди которых темы «преступления» и «болезни» связывает с проблемой перехода границы между нормой и «ненормой». Диссертант далее прослеживает развитие интереса к теме «переступания границы» между запретным и дозволенным, добром и злом, здоровым и больным в исследованиях немецких и австрийских литературоведов, обращая внимание на тот стержень, вокруг которого разворачивается дискурс о Достоевском и его творчестве в разные периоды:

1. От 1880 до рубежа веков внимание сосредоточено на образе преступника с натуралистической точки зрения: его бедности, преступного поведения и т.п. (K.Woermann, A. von Reinhold, G. Rollard G., A. Fried); поэтика сведена к анализу сюжета, исследуются, в основном, «Записки из подполья» и «Преступление и наказание».

2. Около 1900-х гг. и далее исследователи открывают психологизм Достоевского, который рассматривается в связи с болезнью героя или его криминальной историей («Преступление и наказание») (М.Tschiz, А. Wulffen, W. Zwonkin, F. Friedmann, F. Dietert, F.SandvoЯ). К этому времени относится первый интерес Кафки и Музиля к творчеству Достоевского.

3. Между 1910 гг. и до конца Первой мировой войны появляется тенденция понимать Достоевского как писателя метафизической глубины. Характерно, что именно такие «опасные» понятия как ‚Wahnvorstellungen', ‚Nichts Ewiges', ‚Selbstvernichtung', ‚Nihilismus im Stadium hцchsten Fiebers' («бред», «ничего вечного», «самоотрицание», «нигилизм в стадии жара» и др.) интересовали писателей австрийского модерна, в том числе Кафку и Музиля. Новый интерес привлек к рассмотрению поздние произведения писателя - «Братья Карамазовы», «Подросток», «Дневник писателя».

4. В 20-е - 30-е гг. ХХ в. исследователи стремятся приравнять события из жизни Достоевского, интерес к которым обострился в связи со 100-летним юбилеем писателя (1921), и сюжеты из его произведений, характер писателя и образы его героев (З. Фрейд, Ст. Цвейг и др.). Поводом к такому прочтению также послужила эмиграция русской интеллигенции в Европу в 20-х гг. - Н.А. Бердяева, А.Л. Беме, Б.П. Вышеславцева, Д.С. Мережковского, Дм.И. Чижевского, и др., - в работах которых личность и творчество Достоевского в той или иной степени сопрягались с опытом, переживанием и попыткой понимания революции в России.

Диссертант отмечает неоднозначность в понимании как личности, так и произведений Достоевского, в котором видели чуть ли не воплощение самого Христа (Max Scheler, K. Pfleger, H.G. Richter и др.), но и демоническое начало, как в биографии, так и в литературном наследии писателя (O.J Bierbaum и др.). Тематика «пограничного» стала предметом исследования врачей, юристов, теологов, психологов и др. (T. Segaloff, E. Ferri, Max Scheler, K. Pfleger, H.G. Richter, W Zwonkin), работы которых представлены в этом параграфе. Проблема соединения несоединимого в одном человеке - религиозного чувства и нигилизма (H. Strobl), темного и светлого начал (F. Servaes) - позволила диссертанту поставить проблему границы как одно из оснований для выявления рецепции творчества Достоевского в австрийской литературе эпохи модерна.

Во втором параграфе «Достоевский - Музиль - Кафка: к научной разработанности дискурса» речь идет об историографическом описании темы рецепции творчества Достоевского австрийскими писателями в современной научной литературе. Параграф состоит из двух частей, посвященных соответственно анализу литературы о Достоевском и Музиле, и о Достоевском и Кафке. Чтобы показать неравнозначность разработанности темы автор констатирует, что в 1988 г., когда о возможном влиянии Достоевского на Музиля было написано две статьи, библиография о Кафке и Достоевском имела около трех десятков работ. И по настоящее время это несоответствие сохраняется. Однако считать, что в изучении влияния Достоевского на Кафку, есть большие преимущества тоже не стоит. Диссертант, ссылаясь на источники, отмечает, что исследователи (Spilka, J. Ranftl, R. Poggioli) были сосредоточены на тематических сходствах, которые лежат на поверхности, наблюдая микроскопические переклички мотивов в произведениях Достоевского и Кафки (J. Strelka).

Впервые внимание к влиянию Достоевского на творчество Музиля было обращено в России в статье 1975 года «Творчество Р. Музиля и традиция Достоевского» Т.А. и В.А. Свительских. К сожалению, исследование было обойдено вниманием и плохо вошло в научный оборот. Несмотря на то, что авторы сами определяют свое исследование как «первые шаги в разработке сложной темы», ряд их предположений и гипотез чрезвычайно интересны до сих пор. Лишь тринадцать лет спустя после его выхода проблема влияния Достоевского на Музиля была поставлена исследователем-германистом Willi Feld в статье «Die Bedeutung der Reflexion fьr Musil. Am Beispiel seiner Auseinandersetzung mit Dostojewski» («Значение рефлексии для Музиля: на примере его знакомства с Достоевским»). Автор не был знаком с исследованием русских ученых; его анализ влияния Достоевского на Музиля ограничивался схожестью стиля письма. Затем опять интерес к этой теме пропадает на пять лет до 1993 года, когда русский исследователь Анатолий Пушкарев публикует в Венском альманахе славистики свою статью «Достоевский и Музиль: возрождение высокой трагедии», в которой рассматривает связи двух романов «Бесы» и «Человек без свойств». Через год в Ежегоднике Австрийской библиотеки в Санкт-Петербурге под ред. А.В. Белобратова появляется статья клагентфуртского музилеведа Josef Strutz на аналогичную тему под названием «Dostojewskis «Dдmonen» und Musils «Mann ohne Eigenschaften»» («"Бесы" Достоевского и "Человек без свойств Музиля"»). И лишь через пятнадцать лет интерес к теме рецепции Музилем Достоевского возобновляется. Помимо докладов и статей автора данной диссертационной работы (публикации 2009 - 2012 гг.), необходимо отметить статью 2010 года американского исследователя Justice Kraus «Setting Dostoevsky Straight: Moral Murder and Critical Aesthetics in Robert Musil's Der Mann ohne Eigenschaften».

Автор показывает, что Kraus, вводящий понятие «критической эстетики», анализирует в качестве рецепируемого Музилем текста роман «Преступление и наказание» и считает, что тот критически прочел роман Достоевского и пародировал его в своем романе-эпопее «Человек без свойств». Диссертант критически отнесся к этой концепции. Его аргументы приводят к выводу, что «Человек без свойств» по своей проблематике и поэтике сопоставим с другим романом Достоевского «Братья Карамазовы».

Анализ существующих работ позволил автору выявить проблемы в постановке вопроса о научности и способах доказательства рецепции творчества Достоевского и его влиянии на Кафку и Музиля Во-первых, чтобы избежать недоказуемых и, скорее всего, невероятных гипотез о влиянии определенных текстов Достоевского на романы Музиля, как, например, в отношении романа «Бесы» (нам неизвестно по дневникам, знаком ли был Музиль с текстом романа Достоевского) на «Человека без свойств», необходимо подробно изучить дневники и черновики Музиля и сопоставить даты увлеченного чтения романов Достоевского и комментарии к ним в дневниках с идущим параллельно художественным творчеством по черновикам писателя. Во-вторых, необходимо ввести в корпус рецепируемых текстов Достоевского роман «Братья Карамазовы» как один из источников творчества Музиля, на что указывают дневниковые записи.

Третья глава «Проблематизация идеи преступления в австрийском модерне» состоит из двух параграфов, в которых диссертант реконструирует по материалам дневников Кафки и Музиля рецепцию романного творчества и жизненного пути Достоевского. Обобщая тематику и проблематику обращения австрийцев к Достоевскому и цитации его текстов, автор выявляет интерес обоих писателей к теме «переступания границы», вбирающей в себя мотивы «перехода», «преступления», «познания», «раскола», «двойничества» и проч.

В первом параграфе «Кафка и Музиль об идее преступления у Достоевского» диссертант подробно на примерах из дневников и эссе показывает интерес австрийцев к пограничной тематике в романах Достоевского в связи с мотивом преступления, а также внимание к его технике повествования: характеристике персонажей через их болезнь, включение слухов и сплетен в повествование (Кафка); выражение философской идеи через действие, создание исторического контекста, противоречие между теорией и возможностью ее осуществления (Музиль).

Во втором параграфе «“Переступание черты” в эстетике Кафки и Музиля: к телесной рецепции текстов» автор диссертации делает попытку реконструировать опыт восприятия писателями текстов Достоевского и движения от него к собственному творчеству. Пользуясь терминологией филологов J. Leenhard и P. Jуzsa, классифицирующих виды рецепирования, диссертант выделяет «эмоционально-идентификаторский» вид рецепции и, опираясь на дневниковые записи австрийских писателей, реконструирует «присваивание» и «переживание» Кафкой и Музилем тех состояний, которые возможно испытывал Достоевский при написании им романов. Кафка, и Музиль каждый по-своему вживаются в те обстоятельства, при которых писались тексты Достоевского, сопереживают и идентифицируют себя с персонажами романов. Такой вид рецепции Музиль считает обязательным для возникновения диалога между автором и читателем и называет его «потрясением» и «высшим градусом понимания», который стимулирует собственное творчество.

Здесь стоит вспомнить о специфике гуманитарных наук с их методом понимания, о чем писали еще В. Дильтей и немецкие неокантианцы баденской школы, основывая его на «вчувствовании» (“Einfьhlung”), «вживании» в события другой культуры. Творчество Достоевского было для австрийских писателей «другим», принадлежало совсем иной, «чужой» культуре. «Понимающий» метод вчувствования, почти «телесная рецепция» биографии и романов писателя приводила к «переступанию черты», разделяющей культуры и тексты. Внутреннее телесно-душевное переживание позволило австрийским авторам выйти на новый уровень - метафизической рецепции текстов Достоевского.

Второй раздел «Метафизика границы в творчестве Достоевского, Кафки и Музиля» содержит третью и четвертую главу диссертации, в которых проблемы, отмеченные в первой части, исследуются с опорой на художественные тексты, наполняясь аналитическим содержанием.

Четвертая глава «Кризис субъекта: от Достоевского к Кафке и Музилю» состоит из двух параграфов и освещает рецепцию Кафкой и Музилем приемов поэтики Достоевского, в которой важна связь героя и пространства его пребывания. Опираясь на тексты, автор изучает кризисное состояние субъекта через его пространственное нахождение (открытый/закрытый локус); влияние типа пространства на самоидентичность героя; лабильность границ индивида, приводящих к внезапным переменам его «Я», как скрытое внутри него (Раскольников, Терлес), так и внешне выраженное (Грегор Замза).

В первом параграфе «Превращение человека в насекомое: отголоски `Записок из подполья” в творчестве Кафки (“Превращение”, “Процесс”) и Музиля (“Душевные смуты воспитанника Терлеса”, “Человек без свойств”)» исследована роль метафоры насекомого (в его вариациях - насекомого вообще, мухи, муравьиной кучи, пчелиного роя) в поэтике всех трех писателей.

В романах Достоевского пространственная замкнутость (баня, подполье, чердак и т. п.) подготавливает восприятие насекомого как метафоры: человека-насекомого, желающего «забиться в щель», «угол» и т.п. С образами насекомого, паука, мухи в «Записках из подполья», «Преступлении и наказании», «Идиоте», а также «Братьях Карамазовых» корреспондируют локусы подполья, угла, курятника. Автор отмечает ту же пространственную символику и ее взаимосвязь с характеристикой героя в произведениях Кафки («Превращение», «Процесс») и в романе «Душевные смуты воспитанника Терлеса» Музиля.

Многозначность образа насекомого у Достоевского выражает, как считает диссертант, следующие социально-нравственные характеристики человека: (1) образ «насекомого сладострастья» (слова Мити Карамазова, повторяющего Ф.Шиллера) - безнравственность; (2) образ-метафора «муравьиного города» («омуравление» в «Записках из подполья») - общества, состоящего из людей массы, не нашедших свою идентичность во всепоглощающем «порядке»; (3) образ «униженной мухи» - человек, желающей совершить «героический поступок», но неспособный к этому, маркирует беспомощность омассовленного человека.

Многозначная коннотация символики насекомого в поэтике австрийских писателей во много отсылает к образности Достоевского. Имплицитно выражая проблематику насекомого-сладострастия, герои Кафки и Музиля также относятся к типу так называемого обыкновенного, среднего, «маленького» человека (все герои-служащие у Кафки; не умеющий защитить себя Базини у Музиля), но, одновременно с этим, страдающими раскольниковским «комплексом Наполеона». Именно такую троякую характеристику перенимают герои Кафки (в диссертации на цитатах из текстов показано «сладострастие» Грегора и Йозефа К., их «усредненность», «ограниченность», а также претензия на избранность, на героизм, невостребованный в современном обществе). Те же черты прослеживаются и в образе «насекомого» Базини в «Душевных смутах воспитанника Терлеса» (сладострастие проявляется в его выдуманных рассказах, а также эпизоде совращения Терлеса; «усредненность» подчеркивается его социальным статусом; потребность в «героизме» демонстрирует его поведение в коллективе до кражи).

Тема невостребованного героизма продолжена Музилем в его романе «Человек без свойств». Автор на цитатном уровне демонстрирует сходство философии подпольного человека Достоевского и Ульриха: три попытки стать героем увенчались у подпольного человека идеей «сознательной инерции». Философия Ульриха фактически продолжает философию героя Достоевского: после трех неудачных попыток стать великим человеком Ульрих берет «отпуск от жизни», предпочитая реальной жизни область «возможного».

Диссертант также показывает восприятие и осмысление Музилем метафоры Достоевского «муравьиное государство», приводя размышления его героя о превращении современного государства и общества в большой структурированный муравейник или пчелиный рой: Ульрих, как и подпольный человеком, является критиком такого типа государственности.

Во втором параграфе «”Вошь я или человек”: от “Преступления и наказания” к “Душевным смутам воспитанника Терлеса”», исходя из восприятия Музилем жанра романа воспитания как романа о «становлении духовного человека», диссертант исследует параллели в духовном становлении двух героев - Раскольникова и Терлеса через метафизическую проблему «переступания ими границы» (совершение преступления или соучастия в нем).

Аналогии между музилевскими «Душевными смутами воспитанника Терлеса» и «Преступлением и наказанием» указываются на всех уровнях текста, начиная от построения фабулы и выбора определенного типа романа («романа испытания» - Бахтин), пространственно-временной структуры произведения и заканчивая образами становящихся героев.

Пространство обоих романов строится на постоянных переходах - открывании запретных дверей, подслушивании, прятанья, переступании порогов. Хронотоп «порога» поэтики Достоевского (Бахтин), автор открывает в художественном мире Музиля. «Дверь», «калитка», «порог» - значимые образы-маркеры в его поэтике, они выражают пограничность пространства - именно то состояние шаткости, отсутствия твердой опоры, которое испытывают сами герои. Описание чердаков и каморок Музилем корреспондируется с образом чердака, в котором проживал Раскольников. Каждый раз, перешагивая порог, попадая в темное чердачное пространство, подобное комнате-шкафу, в которой продумывалось преступление Раскольникова, Терлес переступает область «дозволенного» в своем сознании и начинает чувствовать свое другое «Я», свое «Не-Я». Апофеоз переступания через черту дозволенности для Терлеса - эпизод его соблазнения Базини. Познав свое «Не-Я» в сношении с Базини, Терлес осознает, что есть его истинное «Я». Проявление другого «Я» героя случилось внезапно, как болезнь, как нечто непостижимое. Этот эпизод автор диссертации читает имплицитной отсылкой к эпизоду процесса убийства старухи Раскольниковым: он совершает преступление также как во сне, не чувствуя себя; акцентируется также постоянное ожидание «завтра», времени после «этого». Раскольников и Терлес - герои романов о становлении, взрослении молодого человека. И то, что объединяет эти оба текста, - есть именно познание своего «Я» через его отрицание, через постижение, что есть «НЕ-Я», одним словом - через преступление, переступание через границу.

Автор анализирует шаткость, отсутствие четкой границы между явным и вымышленным, реальным и возможным, которые заложены даже в именах главных героев. Раскол-(ь)ников символизирует не только откол от общества, церкви и Бога, но в первую очередь он означает раскол сознания, «Я» героя, кризис его идентичности. Неслучайно, в имени Терлес (Tцr-leЯ) также заложен смысл пограничности, раскола. Состоящее из напоминающего немецкие слова Tьr (дверь) или Tor (ворота) и по-немецки написанного английского слова less (отсутствие чего-либо), имя героя отсылает к столь актуальной для всего романа пространственной символике, выражающей пограничность бытия, двойственность, постоянную идею снятия и переступания границ, открывания новых дверей.

Поскольку сам Музиль в качестве примера классического романа воспитания называет «Годы странствий Вильгельма Мейстера» И.В. Гёте, автор диссертации рассматривает не только рецепцию Музилем оригинальной традиции Достоевского, но и общие места в художественной структуре обоих произведений Достоевского и Музиля, отсылающие к тексту Гёте (в этом контексте рассматриваются топос «прекрасного сада» и мотив «последнего мгновения»).

Рассмотренные в этой главе художественные тексты Достоевского, Кафки и Музиля семантически пересекаются в одном важном аспекте - становлении индивида, сопровождающимся переступанием через границу. Завершая исследование, автор предлагает общую типологию взаимосвязи образа героя и пространства, касающуюся всех рассмотренных текстов.

В последней главе «Трансформация проблематики романа «Братья Карамазовы» в «Человеке без свойств» Музиля и «Процессе» Кафки» исследованы отражение и переосмысление тем и мотивов романа «Братья Карамазовы» в поэтике романов Музиля «Человек без свойств» (первый параграф) и Кафки «Процесс» (второй параграф).

Первый параграф «Проблема “двойничества” в романах “Братья Карамазовы” и “Человек без свойств”» имеет четырехчастную структуру, где последовательно анализируются основные предпосылки кризиса «Я» героя (проблема «дегенерации рода», «теодицеи», «интеллигенции»), а также проблема «двойничества», связанная с вопросом «реального» и «теоретического» преступления (есть ли граница между ними?), и нравственно-метафизической проблемой разграничения добра и зла.

В первой части «Наследство отца и дегенерация рода» автор предпринимает первую попытку разобраться в причине отсутствия «онтологической крепости» и «этической конкретности» (Дм. Чижевский) героя. В обоих романах причина находится в отношении героев к отцу: с желания его смерти начинается разложение рода. Как в одном, так и в другом романе образ отца играет очень важную роль. Несмотря на то, что отец Карамазовых и отец Ульриха и Агаты на первый взгляд совершенно несопоставимы, они имеют аналогичную смысловую нагрузку -- оба они представители реальности, которую их дети не принимают и отрицают. Нежелание духовного наследства является проблемным пунктом в обоих романах, и многое проясняет в интерпретации образов Ивана и Ульриха. Проблема наследства анализируется автором диссертации на сюжетном уровне (мотивы подделки завещания Агатой/Ульрихом, убийства отца для получения наследства, являющиеся кульминационными в действии романов), а также на уровне идейном, выражающемся в проблеме вырождения рода (отцеубийство и посмертная подделка завещания как символ отрицания морали отца). Автор демонстрирует типологическую схожесть образов отцов Ивана и Ульриха: в чертах начинающего капиталиста-ростовщика Федора Карамазова с его «карамазовским» развратом и карьеризме отца Ульриха с практически безупречным моральным обликом, за которым обнаружились те же мотивы «карамазовского» сладострастия. Это «наследство» играет центральную роль в отношении Ивана и Ульриха к действительности, их понимании границ «морального».

Во второй части параграфа «Между атеизмом и богоборчеством» автор предпринимает вторую попытку осветить причину онтологического кризиса героев. Проблемы теодицеи в произведении Музиля «Человек без свойств» практически не исследовались, более того, оспаривается их актуальность в поэтике романа. Однако герои «Человека без свойств» и, в первую очередь, Ульрих аналогично героям Достоевского довольно живо интересуются проблемой доказательства и оправдания смысла существования Бога. На основе анализа текста диссертант демонстрирует параллели и возможные влияния романа Достоевского на роман Музиля: связь неверия и антропофагии находит свое отражение в словах Ульриха, когда он говорит о том, что «ненадежность наших высших сил делает для нас путь к людоедству» возможным. Чтобы не пойти по этому пути, Ульрих берет «отпуск от жизни», подобно Ивану, который хотел «вернуть Богу билет». Сопоставив ряд цитат, автор пришел к выводу, что и у Ульриха и у Ивана - один общий библейский прообраз - Иов (об Иове как прообразе Ивана писалось неоднократно, чего нельзя сказать об образе Ульриха). Иов обвиняет Бога в том, что «Он губит и непорочного и невиновного. Если этого поражает Он бичом вдруг, то пытке невинных посмеивается. Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее он закрывает. Если не Он то кто же?» (Иов 9, 22 - 24). Как известно, Достоевский, имел в виду этот библейский текст, создавая образ Ивана (в особенности, в его речи перед Алешей о страданиях слабых). Но и в обвинении Ульрихом Господа слышится аналогичная интонация Иова (или/и Ивана).

Исходя из отсылок в обоих текстов к прообразу искушаемого дьяволом Иова-богоборца, автор далее исследует проблему искушения в двух романах, являющуюся последней значимой предпосылкой для появления двойника. Как показывается на примерах из текста, искушение Ивана трехступенчатое: его искушает философия отца («карамазовщина»), затем слуга-Смердяков совершенным им убийством отца и, наконец, сам черт. Мотив искушения богоборца, отрицающего божий мир, повторяется в «Человеке без свойств». Подобно Ивану Ульрих искушается сначала реальностью отца (три попытки стать выдающимся человеком «со свойствами»), затем плотником Моосбруггером, совершившим убийство, (аналогично искушению Смердяковым Ивана) и, наконец, Арнгеймом (схожее с искушением Ивана чертом).