Понятие границы: рецепция Ф.М. Достоевского в австрийской литературе (Ф. Кафка и Р. Музиль)

В третьей части «Граница между теоретическим и реальным преступлением» освещается центральная проблема параграфа - граница между идеями героя и деяниями его двойника. Анализ начинается с сопоставления образов двух искусителей второй ступени - Смердякова и Моосбругера. Оба они - бедняки из простого народа, душевнобольные и отчасти помешанные. Оба неверующие в Бога язычники. Оба совершают преступление. Оба свое преступление не отрицают, напротив, настаивают на нем, ибо считают его заслуживающим внимания событием, - и оно, действительно, этим событием становится: город говорит о преступлении как о происшествии чуть ли ни мирового масштаба. Оба они искушают своим преступлением косвенно или напрямую героев-интеллектуалов Ивана и Ульриха. И, наконец, оба умирают. Смердяков лишает себя жизни сам, желая избежать суда. Моосбруггер должен быть казнен по решению суда.

Центральная функция Смердякова и Моосбругера в системе персонажей - искушение ими героев-теоретиков, Ивана и Ульриха. Последние начинают принимать необъяснимое участие в судьбе преступников: Иван внутренне противится, но почему-то вступает в разговор со Смердяковым; Ульрих мистическим образом без всякой причины заговаривает с графом Штальбургом о помиловании Моосбруггера. На примере этих двух пар Иван - Смердяков; Ульрих - Моосбругер автор диссертации вводит новое понятие, характеризующее отношение двойничества в литературе модерна, - «навязывания свойств». Это новый вид двойничества, отличный от известного нам, прежде всего, по романтическим новеллам, в которых двойник присваивает качества, способности, свойства героя, порой «крадет» часть его существа (будь то нос или тень), обособляется от героя и, став обособившимся субъектом, всячески пытается навредить герою, превзойти или даже уничтожить его. С появлением образа Смердякова можно говорить в литературоведении о новом двойнике, пытающемся уверить героя в существовании чего-то общего между ними. Новый двойник не возникает более из части тела героя (как например, гоголевском «Носе»). Он является изначально самостоятельным индивидом, который искушает героя, убеждая его, что тот несет ответственность за деяния двойника, что они будто повязаны чем-то единым. Таким образом, подкрепляя свое преступление теорией Ивана, Смердяков убивает отца по своим собственным корыстным потребностям, а затем «навязывает» ответственность Ивану. Также, вышедший за пределы морали Моосбругер, говорит, что совершил убийство по убеждению, что он анархист. Теорию новой морали („anderer Zustand“), однако, разрабатывает Ульрих. Но ни идея «иного состояния», ни теории Ивана не объясняют, как бы на первый взгляд они не были схожи, преступные действия их двойников.

Такое понимание Музилем «двойничества» в «Братьях Карамазовых» делает возможным иначе взглянуть на типологию героев в романе Достоевского, а также переосмыслить создавшуюся схему о подстрекателе-Иване и несчастном исполнителе-Смердякове. Автор диссертации показывает, что именно невозможность такой трактовки демонстрирует Музиль в своем романе: беря за основу аналогичную Достоевскому схему «интеллектуал-мыслитель (Ульрих) - плотник-преступник (Моосбругер)», Музиль описывает спад интереса и участия Ульриха в судьбе Моосбругера, его нежелание какого-либо соучастия в преступлении через полное разграничение области умственной и практической. Диссертант показывает процесс изменений замысла писателя на материалах первых рукописей к роману (проект «Шпион», 1918 -- 1922) и окончательной редакции: сначала герой мыслился участником в судьбе Моосбругера по причине чувства вины, а в конечном варианте он полностью утрачивает интерес к нему и проводит границу между убийцей и своим «Я». Тема «чувства вины» интеллигенции перед преступником, как показано в диссертации, продолжается Музилем в ироническом пародийном ключе в образе Клариссы, находящейся в состоянии «мании греховности».

В работе также проанализировано дальнейшее переосмысление темы пособничества в преступлении, идущей в литературе от образа Ивана, в паре Ульрих - Агата. В научной литературе доказано, что Агата как бы приходит на смену Моосбругеру, предоставляя Ульриху возможность воплотить свои теоретические воззрения в конкретном преступлении -- в подделке завещания. Диссертант демонстрирует поразительную схожесть авторских решений оставить финал диалогов о возможности совершения преступления открытым: как Иван сразу после разговора со Смердяковым уезжает в Москву, так и Ульрих после разговора с Агатой, желающей подделать завещание отца, уезжает из отцовского дома. Открытость этих эпизодов заключается в неизвестности причины отъезда: символизирует ли отъезд согласие, или, напротив, означает нежелание участвовать в преступлении.

В последней части «Аргнейм и черт: поэма «Великий инквизитор» и ее трансформация в “Человеке без свойств”» автор подробно изучает образ черта как третьего искусителя Ивана и как параллель ему образ Арнгейма, искушающего Ульриха, а также исследует аллюзии в главе «Верит ли современный человек в Бога или в главу мирового концерна» проблематику «Великого инквизитора» в связи с темой «нового человека» Аргнейма.

В параграфе выявляется и описывается принцип искушения Ивана и Ульриха чертом и Арнгеймом. Этот принцип заключается в искаженном восприятии основных идей теоретизирующих героев и подачи их взглядов в новом свете, имеющим мало общего с начальным смыслом их высказываний. Автор диссертации, опираясь на анализ текста, показывает, что Ивана искушают его собственными идеями в упрощенном виде, то есть не его внутренними дилеммами («надо мысль разрешить»), а уже готовыми, разрешенными формулами («все позволено»); теории же его передаются в анекдотах (анекдот Миусова об Иване в обществе дам). Апофеоз этого приема проявляется в разговоре Ивана с чертом, в котором последний опять же в форме анекдота подает Ивану его собственные соображения в таком виде, что тот не может их узнать. Аналогичный прием диссертант находит в романе Музиля в главе «Обмен мнениями». На примере троичного искушения Арнгеймом Ульриха автор показывает тот же метод искажения идеи героя с целью его искушения: Ульрих узнает все свои гипотезы в устах Арнгейма, однако отмечает извращенность их сути. Главное искажение идей героев диссертант видит в восприятии их теорий как некоего требования/призыва к народу для воплощения идей в действии. Так Смердяков относится к философии Ивана как к учению и руководству («учили-с»; «Вашим руководством-с»); как требование интерпретирует и Арнгейм концепции Ульриха («Вы требуете сознания экспериментальности!»).

Следующим важным и завершающим данный раздел аспектом анализа является рассмотрение образа Аргнейма в соотнесении с проблематикой поэмы «Великого инквизитора». Автор анализирует «разговор» Арнгейма с Богом и его предложение улучшить мир по капиталистическому образцу (сопоставимое с инквизиторским «исправлением» подвига Господня), обращая внимание на лексику героев, пользующихся такими речевыми оборотами как «во славу твою» (Арнгейм к Богу) и «во имя» твое (инквизитор Христу). Искажение истины Христа в реализации новых идеологических стратегий сближает эти тексты и, можно полагать, Арнгейма и Великого инквизитора.

Размышления о попытках Великого инквизитора, а затем Арнгейма «исправить подвиг» Христа снова отсылают к проблеме границы между теорией и практикой, между возможностью и реальностью, рассмотренной в предыдущей части этого параграфа. Диссертант находит связь вставной поэмы с основным сюжетным событием романа чрезвычайно важной: поэма Ивана объясняет смысловую парадигму отношений Ивана и Смердякова. В диссертации рассматривается внутренний повтор метафизического порядка в структуре романе «Братья Карамазовы»: как Великий инквизитор «исправил» подвиг Христа «во имя» Его, так и Смердяков якобы во имя Ивана убивает отца. Аналогично в романе Музиля искаженные теории Ульриха пытаются применять к реальности якобы в интересах его самого.

Во втором параграфе последней главы «Тема вины в “Братьях Карамазовых” и “Процессе”» диссертант рассматривает общую для этих романов проблему жертвенности героя за все человечество. Проанализировав в предыдущем параграфе пародийную рецепцию Музиля аналогичной проблематики в образе Клариссы (с ее манией греховности) и в образе главного героя Ульриха (жестко проводящего границу между своими теориями и параллельными им событиями реальности), диссертант демонстрирует совсем другое осмысление данной темы в романе Кафки. Основываясь на работах А.Л. Бема, доказывающего важность абстрактного чувства вины в ранних произведениях Достоевского, автор диссертации выявляет аналогичный мотив в романе «Братья Карамазовы» и исследует его затем в «Процессе» Кафки.

Сопоставление двух романов в диссертации строится, прежде всего, на анализе образов двух героев -- Ивана Карамазова и Йозефа К. Диссертантом рассматриваются параллели метафоры «яблока» как предпосылки христианской проблемы познания и вины, и их взаимосвязь с конструированием пространства, образ обвинителей как представителей низшей иерархии, мотив слухов и анекдотов, усугубляющих виновность героев. Попытка рассмотрения проблематики жертвенности и ее границ осуществляется в контексте религиозной христианской парадигмы на материале перекликающихся между собой заключительных эпизодов романов «Братья Карамазовы» и «Процесса», в которых «жертва» героев характеризуется как «позор».

В Заключении диссертации на основании результатов и выводов, полученных в исследовании, подводятся итоги работы и предполагаются возможные перспективы дальнейших исследований рецепции творчества Ф.М.Достоевского в немецкоязычной литературе.

ПУБЛИКАЦИИ ПО ТЕМЕ ДИССЕРТАЦИИ:

Статьи, в ведущих рецензируемых научных журналах, рекомендованных ВАК Министерства образования и науки РФ:

1. Киселева М.В. Klaus Amann. Robert Musil - Literatur und Politik. Клаус Аманн. Роберт Музиль - литература и политика // Вопросы философии, 2008. №5. С. 185-187.

2. Киселева М.В. Роберт Музиль: тело и слово как способ познания героев // Вопросы литературы, 2009. № 3. С. 319-352.

3. Киселева М.В. Диалог и двойничество в романах Федора Достоевского и Роберта Музиля // Вопросы философии, 2011. № 4. С. 115-121.

4. Киселева М.В. Превращение человека в насекомое: отголоски «Записок из подполья» Достоевского в творчестве Кафки и Музиля // Вопросы философии, 2012. № 2. С.155- 158.

Научные публикации в иных научных изданиях по теме диссертации:

5. Киселева М.В. Роберт Музиль в дискуссии с Достоевским: преступление и идея преступления // Ф.М. Достоевский в диалоге культур. Материалы международной научной конференции 25 - 29 августа / сост. В.А. Викторович. - Коломна, 2009. С. 57 - 59.

Научные публикации в зарубежных рецензируемых научных изданиях:

6. Kiseleva M. Robert Musils Dostojewskij-Rezeption: Problemstellung // Junge Slawistik. B. 20. Verlag Kovac in Hamburg, 2009. S. 87 - 95.

7. Kiseleva M. L'ereditа filosofica, estetica ed metaartistica di Dostoevskij. Il genere dell'essei: da Dostoevskij a Musil. / Философское, эстетическое, метахудожественное наследие Достоевского. Жанр эссе: от Достоевского до Музиля // Mente filosofica у sguardo di scrittore / Philosophical Mind, Writer's Eye / Достоевский - Философское мышление, взгляд писателя // XIV Symposium Internazionale Dostoevskij / XIV th International Dostoevsky Symposium / XIV Международный Симпозиум Достоевского. Abstracts. Tradizioni a cura di M. Venditti. Napoli / Неаполь 13-40 giugno / 13-20 июня 2010. С. 68-70.

8. Kiseleva M. Robert Musil als Dostojewskij-Leser: Erschьtterungskonzept // Junges Forum Slavistische Literaturwissenschaft. Abstracts. Universitдt Passau 7 - 9 Oktober. S. 35 - 36

9. Kiseleva M. Endstation Russland: Motiv des Ostens und des Kriminellen in den Werken von Robert Musil // Germanoslavica 22 (2012), 2 (в печати).

Прочие научные публикации:

10. Киселева М.В. Русский авангард и идеология. Международная научная конференция (5 - 9 сентября 2007 года). Филологический факультет Белградского университета. Белград. 2007. С. 357 -- 367

Размещено на Allbest.ru