Гиноцентрические романы германии и Австрии 1970–1980-х гг.

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени доктора филологических наук

ГИНОЦЕНТРИЧЕСКИЕ РОМАНЫ ГЕРМАНИИ И АВСТРИИ

1970-1980-Х ГГ.

Воротникова Анна Эдуардовна

Специальность: 10. 01. 03 - литература народов стран зарубежья

(литература стран германской и романской языковых семей)

Воронеж - 2008

Работа выполнена в Воронежском государственном университете

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор

Якушева Галина Викторовна

доктор филологических наук, профессор

Кауфман Лия Соломоновна

доктор филологических наук, профессор

Цветков Юрий Леонидович

Ведущая организация: Калининградский государственный

университет им. И. Канта

Защита состоится « » 2008 г. в часов на заседании диссертационного совета Д. 212. 038. 14 в Воронежском государственном университете (394006, г. Воронеж, пл. Ленина, 10, ауд. 18).

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке Воронежского государственного университета.

Автореферат разослан « » 2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета О.А. Бердникова

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

1970-1980-е гг. - эпоха кардинального перелома в «женской истории», вызванного общедемократическими изменениями в жизни Запада и, в первую очередь, подъемом феминистского движения. Искусство слова, всегда чутко откликающееся на динамичные преобразования реального мира, переживает в последней трети ХХ столетия настоящий «женский бум»: представительницы слабого пола входят в литературу и как авторы произведений, и как их главные героини.

Проблемы социального бесправия женщины и возможностей ее духовно-личностной самореализации, и прежде не оставлявшие равнодушными писателей, приобрели поистине самодовлеющий характер в 1970-1980-х гг., в период эмансипаторского взлета. В это время сформировалось особое видение женственности: ее образ утратил четкие очертания, обнаружил онтологически заложенную в нем конфликтность и противоречивость. Авторы попытались приблизиться к образу новой женщины, придав ему доминантный статус в бытийной картине мира, сделав его основой осмысления широкой общественной, культурной, экзистенциальной проблематики.

Попытки определения литературы, обращенной к постижению новой женственности, привели к возникновению ряда терминов: «женская литература», «феминная литература», «феминистская литература», «женская эстетика». Однако терминологическое разнообразие, скрывающее множественность методологических подходов, не проясняет вовсе или проясняет лишь частично природу обозначившегося явления. Намеченные в исследовании «женской литературы» научные понятия взывают к более глубокому осмыслению и дальнейшей дифференциации.

Работы, посвященные изучению немецкоязычной «женской литературы», которая рассматривается в данной диссертации, носят в большинстве своем междисциплинарный характер. Концепции культурологической направленности ориентированы на раскрытие причин исторического аутсайдерства слабого пола (С. Бовеншен 1976, 1979), в то время как философские работы онтологизируют понятие женственности, лишая его связи с социальным контекстом действительности (статьи Э. Ленк, 1976; Ф. Гассауэр, 1980, 1983; Э. Мейер, 1978). В ряде исследований литературоведческий анализ конкретных произведений уступает место теоретизированию по поводу того, что есть «женская эстетика» (К. Рихтер-Шредер, 1986; З. Вейгель, 1983, 1987).

Более широкое видение изучаемого явления определяет исследования, в которых утверждается неразрывность связи между феминистской идейностью «женской литературы» и художественными способами ее воплощения (монографии М. Брюгман, 1986; М. Юргенсена, 1986). Подобные работы в большей степени обращены к выведению конкретных идейно-тематических доминант женского творчества при учете обусловивших их социально-исторических условий, а не к теоретическому конструированию лишенной эмпирических оснований «женской эстетики».

Представление «женской литературы» с разных, подчас диаметрально противоположных идейно-методологических позиций (сборник статей под редакцией Г. Пукнуса «Новая женская литература: немецкоязычные писательницы современности», 1980; двухтомное исследование под редакцией Г. Бринкер-Габлер, 1988) служит созданию панорамного охвата темы, но не вносит в нее необходимой ясности: размываются понятийные границы исследуемого явления, и утрачивается концептуальная четкость.

В предлагаемом исследовании предпринимается попытка проникновения в сущность «женской литературы» на основании анализа произведений отдельных авторов. О творчестве писательниц последней трети ХХ века написано много, что, однако, не решает проблемы. Подобные работы как в западной, так и в отечественной германистике замкнуты на произведениях одного автора, а потому вырывают их из контекста «женской литературы» и мало дают для понимания этой литературы как целостного явления.

Сомнительным следует считать отбор анализируемых произведений в существующих на сегодняшний день исследованиях. Например, в монографии Р. Шмидт (1982) наиболее подробно изучаются радикальные феминистские романы и почти полностью игнорируется иной - толерантный и общечеловеческий - тип женских произведений, что ведет к искажению картины «женской литературы», ее неоправданному сужению.

В общетеоретических и специальных работах, посвященных творчеству современных немецкоязычных писательниц, сущность понятия «женской литературы» и смежного с ним понятия «женской эстетики» так и остается не выявленной полностью. Для прояснения ситуации, которая сложилась в современной филологической науке вокруг наметившихся в искусстве слова 1970-1980-х гг. феноменов, целесообразным представляется введение понятия гиноцентризм (gyne - греч. «женщина»). Термин заимствован из области гендерных исследований, где он обозначает специфическую конфигурацию властных отношений, предполагающую доминирование слабого пола в социальной и культурной жизни.

В предлагаемой работе гиноцентризм получает статус литературоведческого понятия и трактуется как идейно-эстетический принцип воссоздания и осмысления бытийной диалектики, реализующийся через обращение к доминантному в художественно-концептуальной системе произведения образу женщины. Актуализация понятия «гиноцентризм» позволяет сузить неоправданно расширенную сферу изучения так называемой «женской литературы» и «женской эстетики» и добиться большей определенности в их понимании.

При общности идеи доминантного положения женщины в художественной картине бытия концепция женственности получает неоднозначное наполнение в гиноцентрических произведениях последней трети ХХ столетия. Специфика решения проблемы «женщина» приобретает непосредственное значение, когда автор обращается к ней как к ведущему идейному принципу при воспроизведении характеров, формировании образной системы, выборе повествовательной перспективы, построении сюжета и композиции. Поскольку существует прямая зависимость между концепцией женственности и выбором художественных средств ее воплощения (композиция, хронотоп, языковая деконструкция, повествовательная перспектива и т. п.), следует говорить о гиноцентризме не только как об идейном, но и как об эстетическом принципе.

Введение понятия «гиноцентризм» позволяет выбрать такой методологический ракурс исследования, благодаря которому удается избежать абсолютизации критерия гендерного авторства: гиноцентрический принцип может входить и в мужское творчество (Э. Паниц, П. Хандке и др.). Но поскольку гиноцентрический принцип наиболее полно реализовался в произведениях авторов-женщин, то и художественные варианты его воплощения исследуются в данной диссертации прежде всего в женских немецкоязычных романах 1970-1980-х гг.: «Малина» И. Бахман, «Кассандра» К. Вольф, «Лунные женщины» Б. Фришмут, «Любовницы» и «Пианистка» Э. Елинек, «Оскопление» К. Рейниг, «Пол мыслей» Ю. Генрих, «Линька» В. Штефан. Соответственно объектом исследования следует считать гиноцентрические романы обозначенного периода, а предметом исследования - особенности их поэтики и проблематики.

Хронологические рамки отбора произведений определяются с учетом социально-исторической и культурной ситуации. Конец 1960-х гг. - время студенческих волнений, подрывных тенденций в социалистическом мире, новой волны феминизма, активизировавшей деятельность женщин повсеместно, в том числе на поприще искусства. С этого момента и вплоть до середины 1980-х гг. гиноцентрический принцип приобретает едва ли не первостепенное значение в творчестве авторов-женщин. На конец 1980-х - начало 1990-х гг. приходится окончательное крушение социалистического лагеря, объединение Германии, изменение полоролевых отношений в сторону их унификации. В это время наблюдается некоторое снижение актуальности гиноцентрического принципа художественного осмысления действительности.

Социально-историческая специфика произведений писательниц Австрии, ГДР и ФРГ никоим образом не игнорируется в работе, но и не абсолютизируется. В 1970-1980-е гг., когда отошли в историю первые десятилетия раздельного строительства двух антагонистических систем, более значимым, чем внешние идейные различия, порожденные преходящими условиями социальной действительности, оказалось глубинное родство гиноцентрических произведений писательниц из ГДР и из капиталистических немецкоязычных стран.

1970-1980-е гг. - чрезвычайно насыщенная пора в истории немецкоязычной литературы в целом и «женской» в частности, поэтому исчерпывающий охват материала не является целью данного исследования. Более важным представляется рассмотрение явления в его единстве и индивидуальной для каждой писательницы специфике. В диссертации исследуется творчество как всемирно известных писательниц, чьи имена уже вошли в историю литературы (К. Вольф, Э. Елинек, И. Бахман), так и их менее знаменитых соотечественниц, чье творчество интересно главным образом как социокультурный феномен (например, В. Штефан). Подобное «соседство» призвано выявить многообразие концепций женского бытия, представленных сквозь призму гиноцентрического принципа.

Один очевидный критерий общности рассматриваемых произведений - их отнесенность к романному жанру, пользующемуся особой популярностью у пишущих женщин, что объясняется свободой его формы, открытостью навстречу новым веяниям, отсутствием предзаданности его становления.

Цель работы - исследовать реализацию принципа гиноцентризма в поэтике и проблематике женских романов Германии и Австрии 1970-1980-х гг. В рамках данного исследования поставлены следующие задачи:

-решить проблему существования гендерно детерминированной эстетики;

-выявить наиболее репрезентативные для гиноцентрической литературы Германии и Австрии указанного периода типы романов с точки зрения представленных в них концепций женского бытия;

-определить способы художественного воплощения концепций женского бытия в гиноцентрических романах;

-наметить место гиноцентрического принципа в женской романистике Германии и Австрии в последующем литературном развитии.

Научная новизна проведенного исследования состоит в том, что в нем впервые предпринята попытка целостного осмысления, т. е. с художественной и идейно-тематической точек зрения, женских романов через призму воплощенного в них гиноцентрического принципа.

Теоретико-методологическую основу исследования составили труды ряда известных специалистов в области изучения романного жанра и способов выражения авторского сознания В. Кайзера, Ф.К. Штанцеля, М.М. Бахтина, Б.О. Кормана, Д.В. Затонского, Н.Т. Рымаря, И.В. Млечиной, Т.Л. Мотылевой, В.А. Пестерева, С.Н. Филюшкиной.

Выбор методов исследования обусловлен сложностью поставленных задач и неоднозначностью объекта изучения. Применение традиционных историко-литературного и сравнительно-типологического методов, а также метода текстологического и лингвистического анализа позволило рассмотреть гиноцентрические романы современных немецких писательниц на разных уровнях, в результате чего была достигнута системная интерпретация их как произведений самобытных, отмеченных уникальным авторским мировидением, и в то же время как отдельных модификаций гиноцентрической романной прозы, репрезентирующих в совокупности единое явление. Методологические установки диссертации базируются на принципах, выработанных в различных отраслях гуманитарной науки (социологической, исторической, психологической, философской, лингвистической, мифологической и других), что обусловлено самой целью - представить женскую гиноцентрическую романистику как многостороннее явление, требующее учета всех факторов его возникновения.

1. Креативность не является гендерно маркированным феноменом в эссенциалистском смысле: представители обоих полов творят в единой системе эстетических координат. Псевдонаучное понятие «женской эстетики» правомернее было бы заменить на феминную эстетику, соотносимую с авангардистскими практиками письма и не сводимую к биологическому полу автора.

2. Понятие «женская литература» получает множественные толкования в зависимости от критериев, положенных в его основание (гендерное авторство, целевая аудитория читателей, соответствие эстетическим стандартам, манифестация феминистского мировоззрения, идейно-тематическое наполнение, стиль, ракурс представления), что приводит к размыванию и даже утрате сущности явления. Введение понятия идейно-эстетического принципа гиноцентризма как основы художественного освоения бытия позволяет выявить диалектику различия и общности, уникальности и единства женских романов в общелитературном процессе последней трети ХХ столетия.

3. В гиноцентрических романах представлены различные типы концепций женского бытия, во многом продиктованные мировоззренческими установками их создательниц. Эйфорическое и иногда бездумное принятие эмансипаторской идеи отличает концепцию действительности, разрабатываемую радикальными феминистками (В. Штефан, К. Рейниг, Ю. Генрих). Нравственные основы женского бытия ставятся под сомнение в романистике Э. Елинек. Возможности гуманистического преобразования действительности, гармонизации отношений полов в своих произведениях открывают толерантно настроенные писательницы (И. Бахман, Б. Фришмут, К. Вольф), отказывающие представительницам слабого пола в претензиях на властное доминирование и возлагающие на них миссию сохранения и облагораживания жизни.

4. При всем многообразии концепций женского бытия и самобытности каждого из произведений реализация в них гиноцентрического принципа обусловливает их некоторую общность: актуализацию определенных тем и идей (патриархатная зависимость, несовершенство языка, уродство приватных форм жизни, противоречия любви, смерть и т. п.); образную систему с доминантным положением в ней протагонистки - женщины; тип композиции (кольцевое построение); психоаналитически нагруженную символику и растабуирование запретных тем; утопические мотивы; внешнее сужение пространственно-временной перспективы и проистекающую отсюда камерность и интровертированность повествования; ракурс показа больших социально-исторических событий через судьбу отдельной женской личности. При этом индивидуальное своеобразие каждого гиноцентрического произведения может задавать разную функциональность одинаковых идейно-художественных компонентов.

5. Ослабление актуальности принципа гиноцентризма в 1990-2000-е гг. подтверждает подвижно-изменчивый, предельно противоречивый характер образа женственности в современной литературе.

Апробацию основные результаты исследования получили на ежегодных регионально-практических конференциях «Культура общения и ее формирование» (Воронеж 2000, 2001, 2004, 2005, 2006, 2007); на межвузовской, международной и всероссийской конференциях «Эйхенбаумовские чтения» (Воронеж 2000, 2004, 2006); на всероссийской и международной конференциях «Пуришевские чтения» (Москва 2001, 2002); на международных конференциях «Универсальное и специфическое в межкультурном и внутрикультурном диалоге» (Воронеж 2003), «Культурные табу и их влияние на результат коммуникации» (Воронеж 2005), «Перевод: Язык и культура» (Воронеж 2006, 2007), «Булановские чтения» (Волгоград 2007), «Русская словесность в контексте мировой культуры» (Нижний Новгород 2007). Итоги исследования изложены в 32 публикациях.

Теоретическую значимость работы определяет концептуальный обобщенно-типологический анализ идейно-художественной природы гиноцентрических романов, комплексное исследование отдельных произведений, изучение разнообразных синтетических жанровых форм. Содержание диссертации и сделанные в ней выводы могут быть полезными для дальнейшего исследования гиноцентрической литературы и понимания ее своеобразия.

Практическая значимость заключается в том, что результаты работы могут быть использованы при чтении лекционных курсов по истории немецкой литературы ХХ века, проведении спецкурсов и спецсеминаров, посвященных современной гиноцентрической литературе, феминистским исследованиям, гендерной природе художественного творчества.

Структура работы диктуется поставленными в ней целями и задачами и складывается из введения, пяти глав, заключения и библиографии, насчитывающей 525 наименований на четырех языках.

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

гиноцентрический роман германия австрия

Во Введении обосновывается выбор темы диссертации, раскрывается ее актуальность и новизна, формулируются цель и задачи, характеризуется степень изученности поднимаемых вопросов, обозначается теоретическая и методологическая база, определяется структура основной части работы.

В первой главе «Проблема “женщины” в культуре, эстетике, литературе в последней трети ХХ века» женственность рассматривается как динамично изменяющийся, исторически обусловленный феномен. В первом параграфе «Социокультурные изменения в ситуации женщины в 70-80-е гг. ХХ века. Образ новой женственности» дается широкая картина социокультурных преобразований последней трети прошлого столетия, повлиявших на мировоззрение и бытие слабого пола. Традиционное видение женственности, ассоциирующейся в течение многих веков с природным, чувственным началом, с внеисторичностью и пассивностью, состраданием и готовностью подчиняться более сильному (мужчине), ограниченностью и иррациональностью, особенно заметно менялось под воздействием феминистского движения, история которого насчитывает уже несколько столетий.

В конце 1960-х гг. на смену прежнему замкнутому миру женского бытия приходит новая, лишенная жесткой структурированности и открытая навстречу преобразованиям реальность, в основе которой лежит принцип социальной индетерминированности и свободного индивидуального поведения. Существование в рамках феминизма последней трети ХХ века двух конкурирующих концепций: «нового материнства», основывающегося на принципе дифференциации полов, и «равного участия», утверждающего их взаимозаменяемость, - свидетельствует об отсутствии однозначного и беспроблемного видения женственности.

Осмыслить новый динамично меняющийся образ женщины попытались писательницы 1970-1980-х, буквально ворвавшиеся в сферу художественного творчества. Активизация феминистского движения в 1960-е гг. не только повлияла на появление целого ряда ярких произведений женских авторов, но и дала импульс исследованиям понятия «женское творчество» как в области социологии, так и других дисциплин, в частности философии и литературоведения. Ответ на вопрос о существовании гендерной самобытности творчества представляется крайне важным для определения теоретико-методологических подходов к осмыслению смежного с «женской эстетикой» понятия - «женская литература».

Второй параграф «Проблема существования “женской эстетики”» посвящается спорам, ведущимся вокруг гендерно детерминированного творчества. Идея «женской эстетики» как сущностно иной, по сравнению с «мужской», формы ценностного восприятия и художественного освоения действительности вызывает пристальное внимание исследователей в ХХ столетии. Немецкий мыслитель Г. Зиммель, одним из первых обратившийся к проблеме гендерной обусловленности креативности, заявил о необходимости дифференциации задач для мужского и женского субъектов творчества, однако, выразил большие сомнения по поводу того, может ли быть в произведении «объективировано женское начало как таковое, то, что недоступно мужчине» Зиммель Г. Женская культура / Г. Зиммель // Зиммель Г. Избранное. Т. 2. Созерцание жизни. - М.: Юрист, 1996. - С. 264..

Разработка затронутой Зиммелем проблематики продолжается в эссе английской писательницы В. Вулф «Своя комната» (1928) и в двухтомном исследовании французского философа-экзистенциалиста С. де Бовуар «Второй пол» (1949). В отличие от Вулф, Бовуар более последовательно проводит мысль о значимости социально-экономических условий, в которых живет и творит писательница. К материально-историческим предпосылкам женского творчества Вулф добавляет еще и онтологическое основание: в женском типе креативности в большей степени, чем в мужском, проявляется телесно-бессознательное начало. Однако механизм действия этого начала остается не проясненным в концепции английской писательницы. Анализ действительной культурной ситуации пишущей женщины подменяется в «Своей комнате» интроспекцией, повествованием о смутных предчувствиях автора, касающихся существования отличной от мужской женской эстетической вселенной.

В. Вулф и С. де Бовуар стоят у истоков ведущих направлений в исследовании женского творчества, появившихся в 70-80-е гг. ХХ века: французского онтологического и американского социологизаторского. Вывод о существовании гендерно маркированной эстетики в эссенциалистском плане делается американскими исследователями на основе установления феминистских интенций писательниц, французскими философами, напротив - в результате практически полного отказа от поиска идеологической составляющей женского творчества, сведения его к онтологическому конструкту.

В американском феминистском литературном критицизме (ФЛК) разрешение проблемы сепаратной «женской эстетики» представляется необходимым для обоснования правомерности создания отдельного от мужского литературного канона. Поиск собственно эстетической специфики женского творчества подменяется в ряде исследований американских авторов (Э. Шоуолтер, С. Гилберт и С. Губар, К. Миллетт, Э. Моерс) популяризацией феминистских идей. Вопрос о существовании «женской эстетики», фундаментально отличной от «мужской», не получает в ФЛК удовлетворительного ответа.

Несвободна от противоречий французская феминистская философия, представительницы которой выводят из художественного произведения метафизический конструкт женственности, лишенной связи с эмпирическим бытием слабого пола. В женской дискурсивной практике, якобы рожденной из глубин телесного естества слабого пола, ведущие теоретики французского феминизма Э. Сиксу в работе «Хохот Медузы» (1972) и Л. Иригарэ в трактате «Пол, который не единичен» (1977) обнаруживают мощную революционизирующую силу. При более критичном рассмотрении их теории становится очевидным, что приметы нового «женского языка» находят бытование и в мужских произведениях ХХ столетия. Не случайно Сиксу и Иригарэ вынуждены открыть доступ в «женскую эстетику» некоторым представителям сильного пола: Ж. Жене, Г. Клейсту, Э.Т.А. Гофману.

Во французской концепции «женской эстетики» происходит смешение понятий: речь должна идти не о биологической обусловленности творческой деятельности, а о существовании в рамках общечеловеческого дискурса разных стилевых разновидностей, одной из которых является так называемый феминный стиль, сближающийся с ассоциативным письмом, ниспровергающий миметически-рациональный способ художественного воссоздания реальности. Именно такое антибиологизаторское и антиидеологическое решение проблемы «женственность в творчестве» предлагает Ю. Кристева. Творчество авторов-женщин видится французскому философу выражением общего кризиса веры в символический и - шире - социокультурный порядок, что отражается в использовании более гибкого и свободного семиотического дискурса - дискурса не только для слабого пола, не только для поэтов, но, в конечном счете, для всех. «Женское письмо» вводится Кристевой в широкий контекст общечеловеческой креативности.

Говорить о существовании оформившейся немецкой школы ФЛК представляется преждевременным. Наиболее интересные в рассматриваемой сфере исследования Э. Мейер, Ф. Гассауэр, С. Бовеншен, З. Вейгель в целом основываются на переработке и переосмыслении уже ранее открытых идей. Концепция «женской эстетики», создаваемая немецкими учеными, также не лишена противоречий, а предпринимаемый некоторыми из них (в частности, З. Вейгель) компромисс между женственностью как утопической величиной и реальной историей женщины не свободен от абстрактности.

Появление понятия «женской эстетики» следует воспринимать не как серьезный методологический задел в новаторском художественном освоении действительности, но как проявление настойчивой потребности слабого пола в самоутверждении и в утверждении своего особого места в искусстве, отличного от мужского. В эссенциалистском смысле нет «женской эстетики», как нет и «мужской эстетики». При этом можно и нужно говорить о предпочтениях мужчин и женщин в выборе идейно-художественных средств. Определение этих предпочтений - предмет непосредственного литературоведческого (а не философского) исследования, в котором термин «эстетика» фигурирует вне эссенциалистской гендерной соотнесенности.

В третьем параграфе «Понятие “женской литературы” и принцип гиноцентризма» анализируются наиболее распространенные в современном литературоведении определения «женской литературы» и обосновывается необходимость введения в исследовательский контекст понятия гиноцентризма. При объяснении сущности «женской литературы» чаще всего во внимание принимаются следующие критерии: 1) гендерное авторство произведений (отечественный «Словарь гендерных терминов» 2002); 2) гендерная характеристика читательской аудитории (Э. Гросс, В. Цмегач); 3) эстетическая ценность (В. Цмегач, Г. Пукнус); 4) феминистская ангажированность (словарь «Метцлер» 1990, Э. Гросс, Р. Шмидт, М. Юргенсен, М. Брюгман, В. Фис); 5) содержательно-формальное своеобразие (В. Цмегач, М. Брюгман, В. Фис).

Примечательно, что предлагаемые критерии часто накладываются друг на друга. Сомнительной следует считать связь между содержательно-эстетической стороной произведения и гендером ее создателя. Тема и проблема женщины привлекает в 70-80-е гг. ХХ века не только писательниц, но и писателей. Критерий эстетической ценности «женской литературы», часто неправомерно отождествляемой с тривиальной литературой, строго говоря, вообще должен быть исключен из исследовательского контекста, поскольку не устанавливает истинной сущности явления.

Объяснения требует понятие феминистской литературы. С одной стороны, общая концепция произведения часто оказывается шире феминистской проблематики, и тогда ангажированная установка растворяется в художественной стихии. С другой стороны, многие далекие от идеологии феминизма писательницы, критикуя несовершенную действительность, невольно наполняют свое творчество антипатриархатными настроениями, что сближает его с эмансипаторскими текстами. В связи с тем, что разграничение понятий «феминистская» и «женская литература» иногда оказывается невозможным, они используются как синонимичные. В предлагаемом исследовании термин «феминистская литература» также будет фигурировать, но, главным образом, применительно к тем образцам словесного творчества, в которых эмансипаторская идея поглощает художественную образность и утверждается декларативно («Линька» В. Штефан) или односторонне («Пол мыслей» Ю. Генрих) и, наконец, подается в открытой лозунговой форме в одной из частей романа («Оскопление» К. Рейниг).

Уточнения требует и такое определение «женской литературы», в котором основной акцент делается на ее содержательно-формальной специфике. Не следует абсолютизировать общность темы женского бытия в мире, многообразно преломленной в ряде других тем (смерть и бессмертие, творчество, жизнь современного западного общества, гибельное состояние цивилизации и др.), и предпочтительный для писательниц фокус ее представления (достаточно сравнить отчуждающее повествование Э. Елинек и «субъективную аутентичность» К. Вольф). Вариативными оказываются формы художественного самовыражения, начиная от миметически-реалистических и заканчивая авангардистскими, тяготеющими к предельным абстракциям. Как и в литературе ХХ века в целом, в женских произведениях могут соединяться в «концептуальном синтезе» (выражение Л.Г. Андреева) элементы реализма, модернизма и постмодернизма.

Каждая из представленных трактовок «женской литературы» справедлива лишь отчасти, поскольку схватывает только одну сторону исследуемого явления. Во избежание вынужденного сужения понятия необходимо выбрать такое основание, которое позволило бы установить диалектику общности - различия произведений авторов-женщин. Подобным основанием может служить гиноцентризм - принцип художественного воссоздания бытия через образ женщины, ее мирочувствование и мировидение.

Предельно разнящиеся и по воплощенной в них концепции эмансипации, и по эстетическому уровню, и по специфике образной системы, и по общему протестному настрою романы В. Штефан, К. Рейниг, Ю. Генрих, Э. Елинек, И. Бахман, Б. Фришмут, К. Вольф имеют общий идейный стержень: художественная действительность в них созидается через обращение к образу женщину, через показ ее судьбы. Женщина - точка пересечения романных координат, магистральная тема, подчиняющая себе все остальные, второстепенные. Ее положение в мирозданье - исходный пункт авторских раздумий о бытии в целом. Женщина при всем своеобразии пространственно-временных и проблемных ситуаций, в которых раскрывается ее образ, есть главное действующее лицо и ракурс показа действительности в целом. Образ женщины в гиноцентрической романистике становится нравственным мерилом бытия во всех его проявлениях. В этом смысле женский внутренний мир не автономен, он призма, сквозь которую высвечивается неблагополучие мира. Удел женщины в семейно-бытовой, профессиональной, общественной сферах служит концентрированным выражением болезненного состояния социума в целом.

Какую бы трактовку женственности ни выбирали писательницы, общим для них является взгляд на женщину как «заложницу» своей гендерной принадлежности. Отсюда и основной конфликт, заключающийся в открытом или неявном противостоянии героини патриархатному и/или маскулинному миру, который совсем не обязательно представлен в гиноцентрической романистике мужчинами.

Соотношение точек зрения автора и героини играет зачастую решающую роль в утверждении или опровержении концепции эмансипированного бытия и в разрешении коллизии женщина - патриархат. Авторская оценочность образа создается не только выбором повествовательной перспективы, но всей совокупностью художественных средств произведения: композицией, отбором эпизодов, системой образов и символов, лейтмотивами, т. е. субъектными и внесубъектными формами (терминология Б.О. Кормана). Анализу этих форм уделяется особо пристальное внимание в исследовании различных концепций женского бытия в гиноцентрических романах.

Вторая глава «Концепция эмансипированного бытия в радикально-феминистских романах» обращена к произведениям с общей для всех писательниц идейной установкой на необходимость преобразования патриархатного общества и на изменение маргинального положения в нем женщины. Ангажированная концепция не всегда находит в радикально-феминистских произведениях убедительное художественное воплощение.

Наиболее резкому самоопровержению идея свободы женщины подвергается в романе В. Штефан «Линька» (1975), анализу которого посвящен первый параграф «Эмансипированное бытие как абсолют (роман В. Штефан “Линька”)». Возможность реализации феминистских тезисов, прописанных в произведении в откровенно риторической форме, автор доказывает на примере судьбы некой Верушки, которая отрекается от гетеросексуальности в пользу автономного лесбийского инобытия.

В «Линьке», как, пожалуй, ни в одном другом произведении, система всех романных компонентов подчинена идеологизированному авторскому замыслу, а потому функционально предзадана. Уже подзаголовок «Автобиографические наброски Стихотворения Сны Анализ» «выдает» авторское намерение соединить несоединимое и пошатнуть тем самым принцип упорядоченности и нормативности, на котором зиждется рационалистическая культура, ассоциирующаяся с мужским началом. Смелая заявка писательницы не находит своего подтверждения в тексте самого романа, где жанрово-стилистические разновидности предстают резко обособленными.

Приход к женской идентичности прослеживается автором на разных проблемных уровнях. Прежде всего, главная героиня «Линьки» должна обрести собственную сексуальность, подвергающуюся в патриархатной истории эксплуатации со стороны сильного пола. Разоблачение сексизма, глубоко проникшего в плоть и кровь социального организма, осуществляется в романе через развенчание «мужского» языка. В «Линьке» абсолютизируется связь телесной природы человека, его мышления и языка.

Работа над языком складывается в произведении из двух этапов. На первом этапе происходит деконструкция уже имеющихся андроцентрических языковых формул, на втором - совершается переход на иной уровень осмысления языковой проблемы: история лесбийской любви Верушки и ее подруг Фенны и Наденьки развивается параллельно созданию новых - женских - средств коммуникации и самовыражения. В языке автор запечатлевает опыт женского самосознания, находящего свое воплощение в природных метафорах. Так, образ теневой кожи («Schattenhaut»), от которой женщина должна освободиться в процессе переосмысления своей прежней жизни - «линьки» («Hдutungen»), призван подчеркнуть иллюзорный характер зависимости слабого пола от мужчин. Образ женщины-тыквы («Kьrbisfrau») воплощает радостное преображение главной героини. Смысл создаваемых Штефан метафор всегда предельно прозрачен, что полностью отвечает идее природного бытия, не претендующего на интеллектуальные изыски. Женское словотворчество в «Линьке» не столько разрушает, сколько закрепляет и подтверждает традиционное в мужской культуре представление о слабом поле как носителе природно-стихийного начала.

Метафорический язык содержит в себе утопические коннотации и сам, в свою очередь, служит созданию утопии автономного женского мира. Мысль автора о том, что лесбийское инобытие должно перерасти узость индивидуального существования и принять глобальный характер, призвана воплотить смена повествовательной перспективы в конце романа: на место Я-рассказчицы заступает автор, говорящий о главной героине в третьем лице. Верушка, восставшая против норм патриархатного общежития, перерождается в Хлою, обретшую гармонию со своей женственностью. Метаморфоза лишена, однако, убедительности: образ «разгневанной» феминистки воспринимается как более естественный и жизнеподобный, нежели функциональный образ счастливо умиротворенной женщины из утопии.

Идею соединения личного и всеобщего в штефановском произведении призвана донести кольцевая композиция. Противопоставляя кружение на одном месте патриархатному прямолинейному прогрессу, Штефан бросает вызов мужской ценностной системе. Однако действенность штефановского протеста остается крайне сомнительной. Верушка обретает в конце романа новое ощущение собственной телесности, но не выходит из этого процесса духовно преображенной. Запечатленная композиционными средствами мысль о круговом движении как противовесе мужской линейности не находит мощного подкрепления на сюжетно-образном уровне.

Догматическое следование идее женского освобождения ведет к ее саморазоблачению. В «Линьке» картина мира с приоритетным положением в ней женщины, созидаемая, по замыслу В. Штефан, «от противного», т. е. как опровержение патриархатной системы ценностей, фактически ассимилирует сексистские нормы критикуемого мужского социума. Старая иерархия полов во главе с мужчиной сменяется новой иерархией, в которой доминантное положение принадлежит женщине.

Абсолютизация эмансипированного бытия приводит в «Линьке» к функциональной предзаданности в выборе всех художественных компонентов романа (образной системы, сюжета, композиции, субъектной организации повествования). Вопреки идеологическим интенциям писательницы, средства, призванные воплотить идею элиминации мужского начала из картины мира, опровергают эту идею как заведомо ложную. Романная художественность выходит из-под контроля автора, обнаруживая ущербность одностороннего видения проблемы гендерной асимметрии в феминистской концепции.

Идея женской эмансипации в ее радикально-феминистском варианте подвергается более критическому осмыслению в романе К. Рейниг «Оскопление» (1976), о котором идет речь во втором параграфе «Неудавшаяся “трансвестия”, или эмансипированное бытие под сомнением (роман К. Рейниг “Оскопление”)».

Главный герой доктор Отто Кюра отрекается от своей природной сущности во имя постижения загадки противоположного пола, который, однако, так и остается для него «вещью в себе». Поэтому автор до конца романа сохраняет отстраненную перспективу представления событий от третьего лица.

В романе отчетливо выделяются два уровня осмысления женского бытия: внешний и глубинный. Поверхностному взгляду открывается верхний - обыденно-земной - уровень экзистенции рейниговских героинь, обнаруживающий себя в приватной, профессиональной, социально-политической сферах жизни, каждая из которых отмечена патриархатной печатью и подлежит ревизии. Как и Штефан, Рейниг связывает перестройку женского мировидения с переосмыслением господствующей языковой системы, удваивающей андроцентрическую реальность. Не пассивное усвоение имеющихся языковых норм, но осознанная дешифровка спрятанных в них идеологических установок составляет рейниговскую стратегию, схожую со штефановской.

Рейниг не замыкает свое исследование женской идентичности в приватной сфере, но переносит его в широкое культурно-историческое пространство, создаваемое щедро рассыпанными по тексту реминисценциями, аллюзиями, научными фактами, мифологическими историями. Перекличка настоящего и прошлого придает роману философско-онтологическое звучание. Наиболее важную смысловую функцию в «Оскоплении» берет на себя деконструкция мифа, легшего в основу Эсхиловой «Орестеи». Рейниг трактует победу отцовского права над материнским, запечатленную в трагедии, как роковое для слабого пола событие. Она предлагает радикальный способ решения проблемы, призывая своих героинь к убийству сыновей - наследников мизогинного мировоззрения отцов.

Не принимая рабской покорности женщин, Рейниг все-таки мечтает о мирном сосуществовании обоих полов. В заключительной главе на сцену театра возвращаются из небытия героини романа, чтобы переиграть «Орестею». В новой постановке представители двух полов достигают примирения. Так, в утопическом пространстве вымысла происходит «оскопление» мужчин.

В реальности вопрос о социально-политических возможностях преобразования патриархатного общества в истории человечества остается нерешенным, о чем свидетельствует трагикомический образ «совершенного» андрогина Кюры, переодевшегося в одной из финальных сцен романа в женское платье, но забывшего побриться.

Во второй - более значимой части - романа происходит отказ от односторонней феминистской модели действительности. Истоки зла, по Рейниг, следует искать не столько в социальной области, сколько в метафизической, определяющей собой все остальные проявления бытия. Иерархия полов, принятая в современном обществе, воспринимается автором как нестабильная и легко переворачиваемая. Именно эта ключевая для романной концепции идея объясняет трансвестийные мотивы. Через все произведение проходят мотивы человеконенавистничества, каннибализма, взаимоуничтожения людей вне зависимости от их половой принадлежности. Мизантропия героинь оборачивается ненавистью к самим себе и саморазрушением. «Оскопление» - это повествование о самоустранении женщин из ущербного мира. Не случайно роман полнится отголосками буддистского учения о суетности повседневности, бессмысленности всех устремлений, желании стереть о себе всякую память.

Явно иронизируя над жалкими потугами феминисток (и над собственной приверженностью эмансипаторской идее) преобразовать жизнь путем переворачивания существующей иерархии полов, автор обращается к не зависящим от мужчин и женщин, предопределенным свыше причинам несовершенства мира. Никто не в силах противостоять человеческой обреченности. Осознание этой общей для всех истины приходит к героям при встрече со смертью. Цитируемая в финале книга изменений ставит точку в извечной борьбе мужского и женского начал, поскольку лишает ее всякого смысла, утверждая единство противоположностей и неколебимый закон равенства всех сущностей.

Между манифестной и философской частями романа не наблюдается органичной связи. Их обособленное существование наводит на мысль о том, что Рейниг только отдает дань феминистской идеологии, а истинный неподдельный интерес она испытывает к бытийной проблематике. Резкое несоответствие внешней декларативности и философской глубины произведения свидетельствует о внутренней противоречивости занимаемой писательницей позиции. Не отрицая социального характера неравноправия, существующего в отношениях между полами, романистка стремится к более глубокому проникновению в онтологическую сущность проблемы.

К. Рейниг, не разделяющая штефановского оптимизма по поводу обретения женской идентичности, сумела подняться в романе «Оскопление» на принципиально новый уровень осмысления экзистенции слабого пола. Поиски основ бытийной картины мира ведут автора, а с ним и главного героя, за пределы женской проблематики в пространство всечеловеческого.

В романе Ю. Генрих «Пол мыслей» (1978), который анализируется в третьем параграфе «Самодеструкция женской личности, или самоотрицание идеи женского доминирования (роман Ю. Генрих “Пол мыслей”)», самокритика эмансипаторской идеи происходит через обращение к теме самодеструкции женской личности.

Сознание главной героини Конни наделяется особой активностью, что отличает генриховский роман от «Оскопления», где использовалось отстраняющее третье лицо, или от «Линьки», где преобладание первого лица носило формализованный характер. Усиление субъективно-личностного начала приводит к вытеснению из «Пола мыслей» откровенного дидактизма, характерного для выше представленных радикально-феминистских произведений.

Собственную модель бытия Конни творит по мужскому образцу, занимая в воображении место тирана. Мучительный путь героини к самой себе автор прослеживает с самых истоков. Значительное место в произведении отводится отношениям родителей девочки Конни. В образе отца парадоксально сочетаются гротескность, отрывающая его от реальности, и одновременная укорененность в этой реальности, типичность. Ужас отцовского насилия пропитывает собой будничное существование героев. Генрих выбирает метод разоблачения патриархатной власти, во многом противоположный рейниговскому. Если в «Оскоплении» подрыв основ мужского мира происходил на широком культурно-историческом фоне, то в «Поле мыслей» перспектива показа намеренно сужена вплоть до нарушения привычных связей, их уродливой деформации.

Конни претит готовность матери к отказу от собственного «я» и садомазохистское стремление к полному растворению в личности мужа. Отцовский образец агрессивного поведения она готова перенять с большей готовностью, чем материнский. Не наделенная реальной силой, Конни переселяется в свой воображаемый мир, где в магическом акте «наказывает» родителей за их подчинение предписанным ролям. Но позиция противостояния показана в романе как непродуктивная из-за свойственных ей узости и одномерности. Учиняемые героиней внешние разрушения оборачиваются против нее, трансформируясь в деструкцию ее личности.

Бесперспективность принятых Конни методов борьбы находит свое художественное соответствие в замкнутой структуре романа. В жизни героини повторяются сходные ситуации, что создает впечатление кругового движения, тематической и стилистической замкнутости. Реальность постигается Конни изнутри, что ведет в конечном итоге к деформации ее видения. Апогей самодеструкции женской личности, не нашедшей своего места в патриархатном миропорядке, явлен в символическом образе дыры из сна Конни, носящего отчетливые фрейдистские коннотации. Большая дыра, заполняющая все существо героини, ее прошлое и будущее, ассоциируется с духовной опустошенностью.

Тенденция к субъективации повествования, призванная воплотить идею женского доминирования, не может противостоять действенности других художественных компонентов (композиция, сюжет, система образов, символика), опровергающих любые проявления идейного и идеологического догматизма.

В утверждении-опровержении концепции эмансипированного бытия во всех трех вышерассмотренных гиноцентрических романах идейная нагрузка ложится на каждый романный элемент. Особая значимость в реализации радикально-феминистской модели действительности принадлежит соотношению перспектив мировидения автора и героев. Сознание героев в романах «Линька» и «Оскопление» лишено внутренней активности, частично, а иногда и полностью контролируемо автором. Более индивидуализировано, а следовательно, и свободно от внешнего произвола духовное бытие главной героини из «Пола мыслей», но и оно однобоко деформировано под влиянием основополагающей для автора идеи неприятия гендерной иерархии как важнейшего принципа мужского общежития.

Кольцевая композиция в «Линьке» или повторяемость ситуаций в «Поле мыслей» опровергают идею духовного развития женской личности. В противоречие вступают идеологическая декларативность и непосредственная художественная образность в «Линьке», социальная проблематика и онтологизация основ жизни в «Оскоплении». Несостоятельность феминистских концепций, невозможность их убедительного воплощения в искусстве слова приводит к тому, что реальная модель действительности подменяется утопическим видением ее реализации в проекте лесбийского сепаратизма в «Линьке», в воцарившемся между полами примирении в «Оскоплении», в уходе в неприкосновенное пространство воображения в «Поле мыслей».