Литература и наука в творчестве Олдоса Хаксли

Размещено на http://www.allbest.ru/

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора филологических наук

Литература и наука в творчестве Олдоса Хаксли

Специальность 10. 01. 03 - литература народов стран зарубежья

(литература народов Европы, Америки, Австралии)

Головачева Ирина Владимировна

Санкт-Петербург, 2008

Работа выполнена на кафедре истории зарубежной литературы Факультета филологии и искусств Санкт-Петербургского государственного университета

Научный консультант: доктор филологических наук, профессор Ю. В. Ковалев

Официальные оппоненты: доктор филологических наук, профессор Осипова Эльвира Филипповна

доктор филологических наук, профессор Анцыферова Ольга Юрьевна

доктор филологических наук, профессор Жеребин Алексей Иосифович

Ведущая организация: Российский государственный гуманитарный университет, Москва

Защита состоится ___ апреля 2009 года в ___ часов на заседании совета Д.212.232.26 по защите докторских и кандидатских диссертаций при Санкт-Петербургском государственном университете по адресу: 199034 Санкт-Петербург, Университетская набережная, д. 11, ауд. _____

С диссертацией можно ознакомиться в научной библиотеке имени М. Горького Санкт-Петербургского государственного университета.

Автореферат разослан «____» ______________ 2009 года.

Ученый секретарь

диссертационного совета,

кандидат филологических наук,

доцент Титаренко Светлана Дмитриевна

В 1925 г. Олдос Хаксли (1894 - 1963) сделал неожиданное для литератора признание: «Если бы я мог родиться заново и выбрать, кем стать, я бы пожелал стать ученым - и стать им не по воле случая, а по природному предназначению. <…> Единственное, что заставило бы меня усомниться - это художественная гениальность, будь она предложена мне судьбой. Но даже если бы я мог стать Шекспиром, думается, я все равно предпочел бы стать Фарадеем». Он добавил, что не является «подлинным писателем», способным легко придумывать сюжеты и создавать полнокровные убедительные образы.

Олдос Хаксли получил по истине сказочное культурное наследство по двум генеалогическим линиям. Его дед по отцовской линии - великий биолог-эволюционист Томас Генри Гексли (Хаксли, 1825-1895). Дед по материнской линии - великолепный поэт и просветитель Мэтью Арнольд (1822 - 1888). Наследственность, предоставившая потомку викторианских мэтров выбор из равно привлекательных для него art или science, возможно, сыграла не последнюю роль в укреплении его решимости этого выбора избежать. Очевидно, бессознательно он стремился «объять необъятное», то есть каким-то образом соединить научную мысль и литературу.

Не будучи по-настоящему великим художником слова, не создав стиль или школу, О. Хаксли, тем не менее, по праву занимает место в пантеоне лучших авторов ушедшего столетия. И не только потому, что, если бы не открытая им литературная техника «контрапункта», скорее всего, мы читали бы, например, совсем другого Фолкнера. Трудно вообразить, как развивалась бы без Хаксли фантастическая литература и, в частности, утопическая проза. Но дело не только в этом. Особый статус О. Хаксли в литературе ХХ века определяется тем, что он представляет собой особый тип художника-интеллектуала.

ПРЕДМЕТОМ ИССЛЕДОВАНИЯ в данной диссертации является влияние научного знания на мировосприятие и литературное творчество Олдоса Хаксли, в особенности периода, начавшегося с работы над «Дивным Новым Миром» (Brave New World, 1932).

Многие отказывают раннему Хаксли в оригинальности, говоря о том, что его ранние романы - типичные period pieces. Не меньше и тех, для кого «подлинный Хаксли» закончился после, а то и до публикации «Дивного Нового Мира». Таково, в целом, мнение одного из первых отечественных исследователей этого автора Н. Я. Дьяконовой. Раскрытие внутренней логики литературной и философской эволюции Олдоса Хаксли - тема докторской диссертации другого российского ученого, В. С. Рабиновича.

Следует отметить, что зарубежные исследователи Хаксли давно перестали говорить о том, что его талант исчерпал себя к тому времени, как писатель перебрался в Соединенные Штаты. Вслед за Д. К. Данауэем, подробно изучившем все детали жизни Хаксли в Калифорнии, мы убеждены, что пребывание в Америке дало писателю бесценный опыт и стимулировало его широчайшие интересы.

Без преувеличения можно сказать, что Хаксли писал обо всем на свете. На первый взгляд, он уделял слишком много внимания (для литератора) психобиологическому аспекту жизни человека. Однако всю жизнь Олдоса Хаксли окружали не только великие писатели, религиозные мыслители, актеры и композиторы (Д. Г. Лоуренс, К. Ишервуд, Т. Манн, Дж. Кришнамурти, Ч. Чаплин, братья Маркс, И. Стравинский и др.), но и многочисленные ученые, которые были в своих областях, несомненно, выдающимися фигурами (Б. Рассел, Дж. Б. С. Холден, Э. Хаббл, Ф. Перлз, А. Маслоу, К. Роджерс и пр.). Они во многом определили направления собственных утопических построений О. Хаксли.

АКТУАЛЬНОСТЬ нашего диссертационного исследования определяется необходимостью всесторонне рассмотреть процесс эволюции Олдоса Хаксли и как теоретика/экспериментатора, и как художника.

Из его писем, адресованных авторам новейших научных сочинений, мы узнаем об его участии в многочисленных научных дискуссиях, конференциях и симпозиумах. Профессиональные генетики, евгенисты, психиатры и психотерапевты, с которыми он обменивался мнениями, относились к нему исключительно серьезно, порой воспринимая его как коллегу и вовлекая в новаторские проекты.

Идеи, над которыми О. Хаксли так напряженно размышлял в течение своей жизни (в разные периоды это были разные идеи, но биология, демография и терапия были его постоянными увлечениями), нашли свое воплощение, к счастью, не только в культурологических или социологических трактатах, но и в его романах.

В своих произведениях ему удалось не столько предвосхитить, сколько достаточно точно спрогнозировать многие, если не все, существенные приметы и болевые точки современной жизни индивидуума и социума. Можно было бы предположить, что это произошло только благодаря общению писателя с выдающимися учеными и что Хаксли попросту «подхватывал» новые идеи и исследовал их на уровне, доступном строго мыслящему дилетанту с художественным воображением. Это предположение справедливо лишь отчасти. Не выдающиеся ученые, его корреспонденты, а блестяще образованный дилетант Хаксли часто оказывался первым в постановке проблемы: он первым заговорил о возможностях, которые предоставляют посткапиталистической экономике новые методы репродукции и генной инженерией, он первым начал фантазировать о тех перспективах, что открывают новые психоактивные вещества психотерапевту, мистику, художнику и даже политику. Все это делает его фигуру уникальной.

ИЗУЧЕННОСТЬ ВОПРОСА. Среди сотен работ, посвященных Олдосу Хаксли, выделяются всего две серьезные монографии - Роберта Бейкера и Джун Дири , в которых уделяется особое внимание роли научного знания в творчестве писателя. Следует отметить и главу «Будущее науки и Господь наш Фрейд» в книге Питера Ферчоу «Конец утопии» (1984), а также его статью «Наука и сознание в «Дивном Новом Мире» Хаксли. Назовем и работу, в которой была впервые критически рассмотрена научная составляющая первой утопии Хаксли и подчеркнута двойственность позиции писателя. Это эссе Теодора Адорно «Олдос Хаксли и утопия», переведенное на английский в 1967. Что до российских работ на данную тему, то лишь в одной статье уделено особое внимание роли науки в литературных утопиях, в том числе и в текстах О. Хаксли. Наше исследование продолжает и дополняет вышеперечисленные работы, ибо тема негуманитарного контекста и интертекста далеко не исчерпана.

ЦЕЛЬ НАШЕГО ИССЛЕДОВАНИЯ - показать, что интеграция научного знания в пространство художественного текста являлась одной из центральных задач Олдоса Хаксли. Поэтому мы уделяем особое внимание влиянию научного знания на творчество писателя, главным утопическим (ибо не вполне реализованным) проектом которого мы полагаем создание сплава научного и художественного дискурсов. Диссертационная работа призвана решить следующие ЗАДАЧИ:

1. Написать интеллектуальную биографию Олдоса Хаксли. Самые первые биографии писателя написаны его подругой Сибиллой Бедфорд и его второй женой Лаурой Ачерой Хаксли. Безусловно, не менее ценными источниками являются и биографии, созданные Д. К. Данауэем, Н. Мюрреем, Д. Сойером и Дж. Халлом . Наше биографическое исследование отличается от этих работ по своей прагматике. Вместо описания уже известных фактов личной и общественной судьбы писателя, мы представляем творческий путь интеллектуала, чьи художественные произведения и научно-популярные трактаты были вехами на пути теоретического и экспериментального познания.

Мы уделяем особое внимание зрелым и поздним произведениям Хаксли. Трудно отрицать, что по сравнению с эстетически стройными произведениями британского периода более поздние, американские тексты О. Хаксли далеки от совершенства. Но разве они одновременно не более оригинальны? Непринужденное остроумие, изящество и циничность «Желтого Крома» (Crome Yellow, 1921), «Шутовского хоровода» (Antique Hay, 1923) «Этих сухих листов» (Those Barren Leaves, 1925), композиционная полифоничность «Контрапункта» (Point Counter Point, 1928) не исчезли из его поздней прозы.

2. Кроме написания «интеллектуальной биографии» Олдоса Хаксли, еще одной важной задачей мы считаем реальное наполнение термина «роман идей», которым с такой легкостью оперируют критики, редко утруждая себя археологическими задачами, т. е. поисками конкретных научных источников идей и собственно научного содержания текстов Хаксли и изучением соответствующего поля значений. Без подобных раскопок исследователь обречен на домысливание авторского замысла, наполнение его произвольными смыслами.

3. Еще одна задача - опровергнуть тезис о том, что Хаксли был в основном увлечен мистикой и паранаукой, и прояснить путаницу, создавшуюся вокруг этого вопроса. В самом деле, даже Джун Дири сделала особый акцент в своей монографии на «маргинальных» псевдонаучных увлечениях писателя, что предопределили его роль «предтечи Нью Эйдж».

4. Мы стремились заполнить как можно большее количество тематических, источниковедческих и концептуальных лакун, существующих в хакслеведении.

5. Для прояснения прагматики произведений Хаксли мы рассматриваем то, как складывался их замысел, как возникали и разрешались им вопросы научного содержания. Именно в такой связи мы анализируем многочисленные научные гипотезы и теории, в той или иной мере ассимилированные (принятые или отвергнутые) писателем. Естественные науки, которые мы рассматриваем в диссертации применительно к творчеству Олдоса Хаксли, по сути, насквозь идеологичны. Это качество, по всей видимости, и сделало их удобным материалом критической беллетризации и утопизации. Без выяснения конкретного «научного» контекста в его синхронии и диахронии невозможно понять специфику не только новаторской «антиутопической утопии» 1932 г., но и евпсихии «Остров» (Island), написанной спустя три десятилетия. Отсюда следующие задачи:

6. Подробно рассмотреть «круг чтения» Олдоса Хаксли, ибо только так возможно обеспечить наибольшую объективность исследования: В идеале для понимания феномена Хаксли надо знать все, что знал он.

7. Прояснить причины двусмысленности, характеризующей утопический роман «Дивный Новый Мир», уточнив художественную природу этого текста. Мы отнюдь не случайно отводим центральное место в нашей работе этому самому «научному» из художественных произведений Хаксли. Данный роман стал переломным в его творчестве. Главным для нас был вопрос о том, в самом ли деле этот роман является безоговорочно антиутопическим. Стремясь найти объяснения нашим «колебаниям», неизменно возникавшим при каждой попытке осмыслить это произведение, а равно и другие его романы и трактаты, мы поставили задачу соотнести «внутренние напряжения» в текстах (термин Ж. Старобинского) с соответствующими психобиографическими истоками и экстралитературными - в нашем случае научными - событиями. К последним относятся знакомство Олдоса Хаксли с очередными научными публикациями, встречи с их авторами, участие в научных конференциях, семинарах, работа в исследовательских центрах и лабораториях.

ПОЛОЖЕНИЯ, ВЫНОСИМЫЕ НА ЗАЩИТУ:

1. О. Хаксли возлагал особые надежды на развитие науки, ибо рассчитывал на то, что с ее помощью человечество (и культура) обретет более верные координаты.

2. О. Хаксли вовсе не предпочитал науке мистику и паранауку, как утверждают некоторые специалисты.

3. Серьезное увлечение науками о жизни, в частности, психологией, имело для О. Хаксли не только теоретическое и творческое значение, но и личностный интерес в качестве инструмента самопознания. В результате появился новый тип прозы, исследующей индивидуальное и общественное сознание и взаимодействие отдельных их областей в полном соответствии с данными современной науки и практики.

4. О. Хаксли был полноправным участником обмена научных идей. Так, например, концепции, присутствующие в «Дивном Новом Мире», оказали воздействие не только на неподготовленных читателей, но и на представителей научного мира. И хотя подобный круговорот идей характерен не только для Хаксли, этот феномен особенно ярко высвечивается именно на его примере, потому что целый ряд научных достижений и прогнозов относительно эволюции человечества стал в дальнейшем соотноситься с его текстами. хаксли утопический роман психология

5. Даже лучшие романы Хаксли, а именно, парадоксально похожие «Дивный Новый Мир» и «Остров», при беспристрастном рассмотрении демонстрируют довольно редкий случай в большой литературе, когда «что» важнее «как» - конкретное и искусное наполнение идеями гораздо значительней его гармоничного выражения.

6. Некоторая информативная избыточность и дидактичность со временем возникли в произведениях Хаксли не по мере «убывания таланта», а вследствие смещения его интересов в сторону междисциплинарности, т. е. в результате смещения акцентов и смешения дискурсов в рамках одного текста. Писателя как будто больше не заботит то воздействие, которое достигается с помощью новаторского формотворчества, не волнует, будет ли его очередной текст специфически литературным открытием.

7. Мы ставим под сомнение и опровергаем распространенное мнение, согласно которому «Дивный Новый Мир» в той законченной форме, с которой имеет дело читатель, - антиутопия. Задуманное как «сатирическая» или «негативная утопия» (а это не то же самое, что антиутопия, направленная на развенчание самой идеи построения утопий), это произведение приобрело смыслы и подтексты, сигнализирующие критику не только о двойственности отношения самого О. Хаксли к научным конструктам, составившим фундамент нарисованной им достаточно искусственной картины будущего, но и о шаткости, сомнительности его «гуманистических» устремлений.

8. Высочайшая степень достоверности и теоретической осуществимости всех идей, заключенных в этом футурологическом сочинении, позволяет считать первую утопию Хаксли моделью возможного мира, искусственного рая, спроектированного как единое общество благоденствия. Этот проект зиждется на твердом основании из реалистических прогнозов.

9. «Дивный Новый Мир» направил и продолжает направлять читательские ожидания не только в отношении позднейшей прогностической художественной литературы, но и в отношении научного прогресса в целом. Так, например, не напиши Хаксли о клонах 70 лет назад, скорее всего, мир не выразил бы столь тревожных подозрений относительно перспектив, открывшихся после рождения-изготовления овцы Долли. Это же справедливо и в отношении «обусловливания», промывания мозгов и химического одурманивания населения.

10. Несмотря на «антиутопический» эпиграф (цитату из Бердяева), предпосланный «Дивному Новому Миру», Хаксли признавал ценность утопизма как проявления творческого потенциала и как стремления к прогрессу. Доказательством тому служат его собственные штудии и эксперименты. Даже осознавая опасности утопизма, он понимал, что культура не может отказаться от утопии.

11. Хаксли видел и трагизм, присущий любому утопизму, ибо любая утопия содержит зерна саморазрушения. Вполне естественно, что и литературные утопии полны явных и подспудных противоречий. «Дивный Новый Мир» качественно отличается от всех прочих текстов высочайшей степенью выявленности этих противоречий.

12. Хаксли утверждал, что все авторы литературных утопий стали жертвами упрощения, которое он называл Первородным Грехом Интеллекта. В своих научных и околонаучных проектах, которые мы определяем как утопические, писатель также преследовал не только критические, но и вполне позитивные цели. Однако, несмотря на глубину рефлексии, широту кругозора и благородство целей, он также не избежал проклятия этого греха. Впрочем, в оправдание Олдосу Хаксли следует отметить, что такое стремление к простоте, точнее, ясности, лежит в основе философии, науки, а иногда и искусства.

МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Поскольку одной из задач нашего исследования было составление интеллектуальной биографии писателя, мы воспользовались биографическим методом. В связи с тем, что конкретные литературоведческие вопросы рассматриваются в диссертации в контексте истории идей, историко-литературный метод наиболее адекватен нашим целям. Кроме того, плодотворными в данном случае были и методы «социокультурного литературоведения» (culture criticism) Рэймонда Уильямса.

Мы также прибегли к методу, сочетающему историю идей и анализ дискурсов, мнений и типов ментальности - т.е. к методу, определенному Мишелем Фуко как «археология знания», в рамках которой разные продукты культуры становятся вполне соизмеримыми. Этот метод позволил нам свободно сополагать «документы» различной природы - художественные тексты Хаксли, его эссе и трактаты, дискуссии нобелевских лауреатов по биологии, медицинские трактаты, лекции по проблемам психофармакологии, материалы конференций по вопросам перенаселенности.

Мы разделили весь биографический и литературный материал на «археологические территории» - медицина, психология и социобиология - для того, чтобы добиться ясности и цельности изложения междисциплинарных вопросов. Очевидно, что писатель вовсе не случайно сделал акцент именно на этих сферах утопического конструирования. Как демонстрируют работы М. Фуко, идеология не исключает научности, точно так же, как наука не исключает идеологичности. Этот тезис полностью подтверждается анализом научного знания Олдоса Хаксли, который одним из первых разглядел идеологическое содержание психологии и биологии - на первый взгляд, далеких от идеологии областей.

Археологические территории, выбранные нами для анализа, были подсказаны самим Олдосом Хаксли, точнее, избранной им стратегией утопизации, которой, на наш взгляд, подчинено большинство его художественных и критических текстов, начиная с середины 1920-х гг. Что до научных текстов, принадлежащих избранным областям знания, то, поскольку в центре нашего внимания располагается фигура Олдоса Хаксли, определенного нами на роль «идеального наблюдателя», мы в основном анализируем тексты, оказавшиеся в поле именно его зрения, т.е. вычленяем то, что было интересно самому Хаксли. Его произведения отсылают нас не только к непосредственному историческому и биографическому контексту, но и к тем явным и подспудным процессам, что происходили в современной писателю науке. Их невозможно игнорировать, как невозможно не замечать факты писательской биографии.

НОВИЗНА нашей работы заключается в следующем:

впервые написана «интеллектуальная» биография этого автора;

впервые подробно показано, что создание амальгамы художественного и научного дискурсов являлось одной из главнейших задач его зрелого творчества;

впервые все творчество Хаксли рассмотрено сквозь призму его утопических проектов;

впервые целостно реализован междисциплинарный подход к изучению всего творчества писателя Олдоса Хаксли;

впервые введен в научный оборот весь корпус естественнонаучной литературы, послужившей источниками идей О. Хаксли.

ОБЪЕКТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ

Мы исследуем художественные тексты О. Хаксли, а также его трактаты. Кроме того мы используем весь корпус писем Хаксли и его эссе 1920-1960х годов. Мы рассматриваем множество эссе и статей, включенных в шеститомное «Полное собрание эссе Олдоса Хаксли» (Complete Essays), созданное усилиями Дж. Секстона и Дж. Мекьера, а также в сборники «Скрытый Хаксли» и «Хаксли и Бог». Кроме того, нам удалось найти немало важнейших журнальных статей, написанных им, например, для Vogue и Vanity Fair на рубеже 1920-30-х гг. Другим ценным источником явились ранее не публиковавшиеся эссе Хаксли, увидевшие свет в последние пять лет в Aldous Huxley Annual. Все эти материалы необходимо учитывать потому, что именно non-fiction и корреспонденция предопределили характер его зрелой прозы, главное качество которой - неприкрытая публицистичность.

Круг чтения Олдоса Хаксли был невероятно обширен, и потому в общей сложности в работе в той или иной степени рассмотрены сотни источников.

Число чужих статей, докладов и монографий, прочитанных писателем на протяжении всей его карьеры, может показаться исследователям не только бесконечным, но и излишним. Однако мы стремились к полноте информации, стараясь не упустить никаких деталей, которые могли бы прояснить движение мысли О. Хаксли, путь от авторского замысла того или иного произведения к его окончательному оформлению.

Мы также обращаемся к утопиям других авторов, например, Герберта Уэллса и Б. Ф. Скиннера.

Работа выполнена на материалах, хранящихся в библиотеках Санкт-Петербурга и Москвы, в Библиотеке Манчестерского университета, Публичной библиотеке Манчестера, Библиотеки Гумбольдтовского университета (Берлин), Библиотеке Университета штата Небраска (Линкольн), Библиотеке Университета штата Луизиана (Батон-Руж), Библиотеке Конгресса США (Вашингтон), в рукописном фонде Хантингтонской библиотеки (Пасадена, Калифорния), где хранятся записи многочисленных интервью с родственниками, друзьями и знакомыми писателя, а также архивы (дневники и письма) его близких друзей Грейс Хаббл и Кристофера Ишервуда. Огромным стимулом и ценным материалом для работы над главами 1 и 2 стало и интервью в Голливуде в 2004 г. с вдовой писателя Лаурой Арчерой Хаксли, ныне покойной.

Американская часть исследования состоялась благодаря грантам Фонда Фулбрайта и Фонда Флетчера Джоунза (Хантингтонская библиотека).

ТЕОРЕТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ:

Результаты исследования могут быть использованы по нескольким направлениям: при составлении аналогичных «интеллектуальных писательских биографий», при изучении генезиса фантастических, в особенности футурологических произведений, при анализе междисциплинарных текстов.

ПРАКТИЧЕСКОЕ ЗНАЧЕНИЕ РАБОТЫ:

Положения диссертационной работы могут быть использованы при чтении общих курсов по истории литературы, специальных курсов по истории и поэтике фантастической литературы, по междисциплинарным методам в литературоведении, в курсах по истории культуры, по истории идей и биопоэтике.

АПРОБАЦИЯ РАБОТЫ

Основные идеи, положения и результаты диссертационного исследования были представлены на докладах, сделанных на Английском отделении Университета Линкольна (Небраска, США) и в Хантингтонской библиотеке (Пасадена, США) в 2004 г., а также на следующих симпозиумах и конференциях: 1. Международная конференция «Консерватизм и неоконсерватизм». СПб., 1998. 2. Summer Institute for Semiotic and Structural Studies. Imatra (Finland), 1999. 3. Международная конференция, посвященная 100-летию со дня рождения Э. Хемингуэя. СПб., 1999. 4. XXIX Международная филологическая конференция. СПб., 2000. 5. European Association for American Studies Biennial Conference. “Nature's Nation Reconsidered: American concepts of Nature from Wonder to Ecological Crisis.” Graz (Austria), 2000. 6. 10-th International Conference of Belarussian Association for American Studies “From “the Awakening” to “Titanic”: American Culture in the 20^th Century.” Минск, 2000. 7. The Сonference of the Netherlands American Studies Association “Dreams of Paradise, Visions of Apocalypse: Utopia and Dystopia in American Culture.” Middleburg (the Netherlands), 2000. 8. European Association for American Studies Biennial Conference. “The United States of/in Europe: Nationhood, Citizenship, Culture.” Bordeaux (France), 2002. 9. Third International Aldous Huxley Symposium. Riga (Latvia), 2004. 10. XXIV Международная филологическая конференция. СПб., 2005. 11. The 5^th International Auto/Biography Association Conference. Mainz (Germany), 2006. 12. XXXVII Международная филологическая конференция. СПб., 2008.

Материалы диссертационной работы были использованы при разработке учебного курса лекций «История и теория фантастических жанров» и семинаров по «пристальному чтению» на Факультете филологии и искусств СПбГУ.

СТРУКТУРА РАБОТЫ: диссертационное исследование состоит из введения, трех глав - по одной на каждую «археологическую территорию» или область утопических экспериментов Олдоса Хаксли, заключения и библиографии (450 наименований: 98 русских, 352 английских, а также 7 электронных ресурсов). Общий объем диссертации 516 с.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Введение содержит обзор зарубежных и отечественных работ, посвященных Олдосу Хаксли, в особенности тех немногих, что раскрывают роль научного знания в его творчестве. Во Введении в общих чертах рассматриваются изменения в отношении О. Хаксли к науке. Так, например, нельзя не заметить, что писатель не раз на нее «нападал». Самая язвительная и яростная из его атак - роман «Обезьяна и сущность», что не удивительно: данная утопическая фантазия посвящена последствиям ядерной войны.

В книге «Наука, свобода и мир» (Science, Liberty and Peace, 1946) Хаксли изложил свои размышления (в духе Толстого, цитатой из которого начинается это пространное эссе) о тех опасностях, что готовят человечеству практически любые открытия и технические изобретения, ибо они приведут лишь к новому, более существенному имущественному и правовому неравенству во всем мире.

Тем не менее, наука, в особенности естествознание, входила в сферу важнейших интересов Олдоса Хаксли. Почему?

Во-первых, ему как создателю сюжетов и характеров представлялось интересным изобразить ученого, его мыслительный процесс - движения ума от набора чувственных восприятий к набору ненаблюдаемых, гипотетических данностей и затем к новой гамме переживаний и системе представлений. Ученые присутствуют во многих произведениях Хаксли. Это Шируотер в «Шутовском хороводе», лорд Тэнтемаунт в «Контрапункте», Мартенс в «Гении и богине» (The Genius and the Goddess, 1955), Миллер в «Слепце в Газе» (Eyeless in Gaza, 1936), Обиспо в «Через много лет» (After Many a Summer, 1939) и Макфэйл в «Острове».

Во-вторых (и это самое главное), Хаксли полагал, что наука оказывает все более существенное влияние на дух, сознание и на абсолютно все стороны жизни человека и планеты.

Олдос Хаксли неоднократно отмечал, что писатели в целом любят хвалиться своим неведением. Он называл литераторов, по-прежнему игнорирующих открытия Эйнштейна и Гейзенберга, «невежественными идиотами». Естественнонаучное знание, писал Хаксли в «Литературе и науке», в основном остается за пределами литературы, оно не усвоено теми, чья традиционная задача заключается в изучении человека как индивидуума, как продукта культуры и как биологического вида. Словно в оправдание литературы Хаксли напоминает, что «ненаучное», т.е. художественное исследование врожденных различий между людьми изначально присуще литературе. До того, как соответствующие открытия были сделаны биологами, антропологами и психологами, именно литература брала на себя роль точного, хотя и интуитивного «инструмента» познания типов и характеров. «Лишь в двадцатом веке наука догнала литературу», что, как справедливо отмечает Хаксли, накладывает на последнюю особую ответственность.

Хаксли не раз говорил, что успехи психологии, физиологии и биохимии отразятся на человеке гораздо сильнее, чем успехи физики и техники.

Во Введении также рассмотрена история знаменитых споров о литературе и науке в ХХ в. Хотя дискуссия о взаимоотношениях науки и искусства была начата предками Олдоса Хаксли (Мэтью Арнольдом и Томасом Гексли) еще в XIX веке , подлинные страсти вокруг этой темы разгорелись лишь в ХХ веке.

Еще в 1919 году в небольшом эссе «Поэзия и наука» Олдос Хаксли поделился с читателями своей мечтой «поженить науку и поэзию», добавив, что, к сожалению, в английской литературе не найдется достойных примеров подобного союза (примеры поэзии Альфреда Теннисона и Эразма Дарвина он решительно отметал). Хаксли изумлялся тому факту, что XIX столетие, столь богатое научными идеями, не смогло породить хороших поэтов, страстно увлеченных темой науки.

Хаксли уже в начале своей карьеры писателя и критика стремился показать художникам и ученым ограниченность и неполноту их независимых систем координат. Однако указывая на необходимость «научного просвещения» писателей, он неизменно подчеркивал ограниченность и научного знания как такового, что нисколько не усмирило собственную страсть писателя к науке, но задало ей неожиданное направление.

В середине века вспыхнул «конфликт двух культур», вызванный в 1958 году лекцией Ч. П. Сноу «Две культуры и научно-техническая революция» и последующим ответом Ф. Р. Ливиса . Сноу констатировал разрыв между научно-технической и гуманитарной «культурами». Он безапелляционно причислил литераторов к «неучам», обвинив их в пессимизме и отсутствии интереса к науке и прогрессу.

В 1963г. Хаксли опубликовал в Harper's статью «Единственный способ написать современную поэму о соловье». В ней он дает кажущееся сейчас тривиальным, но по тем временам достаточно новаторское в своей точности, определение литературного и научного дискурсов. Хаксли подошел к этой теме строго научно, последовательно доказывая, что наука описывает обобщенный опыт (public experience), а литература - личный (private experience). Нельзя не заметить, что произведения самого О. Хаксли этот тезис опровергают, ибо порой содержат суммированный и обобщенный опыт, изложенный гораздо убедительней, чем личный опыт его героев. Впрочем, Хаксли и сам это понимал.

Каково же назначение современной литературы? Прежде всего, настаивал О. Хаксли, современная литература должна оставаться искусством, ибо плохое искусство наряду с нереалистичной философией и религиозными предрассудками - это «преступление против человечества». И, во-вторых, знание, лежащее в основе произведения, должно соответствовать правде личного опыта, правде культурной традиции и правде современной науки. Сплав этих трех составляющих послужит «сырьем для новых литературных форм». Хаксли подчеркивал, что фактическая нелепица разрушает самую совершенную поэзию.

Таков манифест новой литературы, цель которой - исследование Человека и исследование природы Новой Эпохи.

Научная достоверность и точность, в сущности, находятся за пределами художественности. Однако в том случае, если такой литератор, как Хаксли, стремится достичь не просто правдоподобного, но достоверного изображения придуманного им мира, так или иначе представляющего проекцию современной ему действительности, научная подоплека художественной реальности становится основой эстетического замысла. Ясность и наукообразие художественного проектирования, начиная с 1930-х годов, стали одной из важнейших задач автора.

Цель написанной тогда же книги «Литература и наука» - определить, какова связь литературы и науки, выяснить, чем, с художественной точки зрения, литератору двадцатого века может быть полезна наука двадцатого века. По существу, «Литература и наука», завершившая писательскую карьеру Хаксли, представляет собой проект новой прозы, чье предназначение - показать жизнь человека новой эпохи, человека, сознание которого обусловлено новым знанием.

Эта последняя книга Хаксли - сумма его зрелой эстетики. Она недвусмысленно свидетельствует о том, что дидактическая и просветительская роль литературы для него бесспорна и первостепенна.

Назначение ученого, по Хаксли, заключается в создании монистической системы, в которой все многообразие мира сведено к некой систематической целостности. Писатель же должен не просто констатировать многообразие мира. Ему следует акцентировать многоликость жизни, изображать радикальную непостижимость грубого, неподдающегося осмыслению бытия, переводить случайность и бесформенность индивидуального существования в «хорошо организованное и осмысленное произведение искусства».

Чем по теории О. Хаксли литература может оказаться полезной науке?

Хаксли убежден, что естественные науки нуждаются в интуитивных озарениях художника, в точке зрения писателя, существенно отличающейся от видения ученого. Писатель смотрит на мир «с высоты птичьего полета», т. е. непредвзято, ибо не скован дисциплинарными рамками.

О. Хаксли представляет себе идеальную современную литературу как синтез обобщенного знания и личного непосредственного опыта, как сплав безукоризненных научных рассуждений и не менее безупречного художественного чутья.

Примерно такие же рассуждения, как это ни удивительно, встречаются и в современном литературоведении - например, в «эволюционной» или «биопоэтической критике».

И, наконец, Хаксли указывает на особую роль литератора - этическую. Так как современная наука порой способствует достижению совершенно негуманных целей, то именно литература, не столь отстраненная и безличная, должна напоминать об этой «гротескной и все более угрожающей ситуации» и показывать, в чем состоит подлинная человечность, и каково биологическое и психологическое предназначение человека как представителя своего вида и человека как индивидуума. Тексты Олдоса Хаксли, анализируемые в диссертационной работе, полностью соответствуют этой роли, осознанно выбранной писателем.

ГЛАВА 1 «Утопия нормального функционирования сознания: Олдос Хаксли и психология». Очевидно, что литература с момента своего возникновения с той или иной степенью осознанности занималась изысканиями в области человеческой психики. Этому вопросу посвящен § 1 («Литература и психология, или Междисциплинарность в литературном тексте»). В критике по-прежнему доминирует стереотип, согласно которому художественная литература демонстрирует всего лишь интуитивное прозрение тайн сознания. Этот тезис вполне правомерен в отношении классической прозы до последней четверти XIX в. Между тем литературная ситуация стала принципиально иной после того, как психология--в частности, Уильям Джеймс и Вильгельм Вундт и в особенности Зигмунд Фрейд--открыла фундаментальные законы мышления и восприятия. При этом, в частности, Фрейд «извлек» некоторые свои центральные концепции скорее из художественной прозы, драматургии и поэзии, нежели из клинической практики, совершив весьма удачную и плодотворную попытку «освоения» литературы как альтернативного дискурсивного и познавательного метода.

Едва ли можно усомниться и в том влиянии, которое психоанализ, в свою очередь, оказал на литературу. Современная зарождающемуся и зрелому психоанализу литература не осознавала того, что в психологии происходит процесс, который она сама подготавливала и в конце концов инициировала - вот поистине великолепный пример культурно-психологического вытеснения! Большинство художественных текстов, написанных не без влияния психоанализа, позаимствовало из него теорию влечений и топографическую модель Фрейда. Однако есть жанр художественной прозы, который оказался более «удобным» для экспериментов структурного характера, чем другие жанры или виды литературы. Это утопия, где произошел поворот от достаточно традиционного изображения в произведении внутреннего конфликта сознания к интеллектуально-психологической рефлексии в рамках новых психологических концепций. Примером служат «Дивный Новый Мир» и «Остров», во многом обязанные своим происхождением различным направлениям психологии и психотерапии. Серьезное увлечение психологией, имевшей для О. Хаксли как личностный интерес в качестве инструмента самопознания, так и философский смысл, привело к появлению нового типа прозы. В этих текстах исследуется структура индивидуального и общественного сознания и взаимодействие отдельных их областей в полном соответствии с данными современной психологической теории и практики. Таким образом, вначале психология «освоила» литературу и приспособила ее к своим концепциям, а вслед за этим специфические темы психологии были, в свою очередь, «завоеваны» литературой. Так идеи движутся по кругу--от литературы к науке и снова--от науки к литературе, что, впрочем, вовсе не означает, что они не могут возникать самостоятельно.

Энциклопедичность познаний Олдоса Хаксли в области психологии--тот фактор, который заставил нас включить весьма внушительное количество персоналий, идей и направлений в критическое комментирование не только его художественных произведений, но и научной публицистики, составляющей большую часть его литературного наследства. За полвека существования хакслеведения критики так и не уделили должного внимания этой важнейшей стороне его жизни и творчества. (Исключением являются несколько статей П. Фирчоу, Дж. Мекьера и Дж. Халла ).

Письма Хаксли в совокупности с его художественными и публицистическими текстами дают нам обширный материал, позволяющий проследить, как менялись его воззрения. Собрав воедино, сопоставив и проанализировав его высказывания по вопросам психологии, психопатологии, психофизиологии, психосоматической медицины и психотерапии, мы получили достаточно объективную картину того пути, по которому Хаксли шел к пониманию не только феномена сознания, точнее, «тела-сознания» в целом, но и самого себя.

Путь самопознания, избранный писателем, следует определить как косвенный (ему была чужда идея самоанализа напоказ, для других: возможно, по этой причине он не вел дневников и записных книжек и практически не делал никаких личных признаний в переписке) и научный - последнее качество довольно нетривиально для художника.

В § 2 («Самопознание, или Зачем писателю теория?») мы отвечаем на следующие вопросы: почему Олдос Хаксли читал так много книг именно по медицине и психологии? Какая сила «гнала» его на многочисленные профессиональные конгрессы, съезды и семинары? Что заставляло профессионального литератора уделять такое внимание именно психологии в художественной прозе, интервью, многочисленных эссе и курсах лекций (в Калифорнийском университете Санта-Барбары, Массачусетском технологическом институте и др.)? Зачем он участвовал в порой рискованных экспериментах с применением гипнотического внушения , лечебных токов и сомнительных фармакологических препаратов?

Его интерес к медицине и психологии был не только простым любопытством. Писателя занимала телесно-ментальная проблема, потому что всю жизнь он пытался найти наиболее адекватный и комфортный способ сосуществования своего активного разума и лабильной психики с нездоровым телом. Отсюда его неприязнь к любой психологической теории, не учитывающей телесную, соматическую составляющую.

Мы рассматриваем и различные биографические обстоятельства, что предопределили его глубокий интерес к психотерапии. Однако, центральное место отведено общей гуманистической установке писателя - его желанию облегчить не только собственные, но и чужие страдания.

Он стремился к самосовершенствованию не только в психосоматическом плане, но и в этическом, пытаясь найти идеальные рецепты для здоровья души, без которого не может быть достигнута жизненная гармония. Чем старше он становился, тем интенсивнее погружался в размышления о «флоре и фауне глубинного слоя подсознания», тем явственнее он осознавал иллюзорность своего отшельничества (в принципе естественного для писателя), тем сильнее было его сочувствие, пришедшее на смену любопытству собирателя характеров. Психология была важна ему для верного понимания как себя, так и другого. В эссе «Этика» (Ethics) (сборник «Цели и средства» [Ends and Means, 1937]) писатель говорит о том, что невозможно достичь трансценденции без того, чтобы сначала не потрудиться стать полноценной личностью.

Лаура Арчера, вторая жена писателя, сыграла важнейшую роль в расширении этой сферы его увлечений. Во время работы над «Островом» Хаксли воспользовался описаниями некоторых особенно эффективных методов, которые она практиковала в психотерапевтической работе с пациентами.

Кроме личных оснований для психологических штудий у писателя наличествовал и объективный научный интерес. Он-то и заставлял О. Хаксли читать классические, новейшие и даже самые нетрадиционные, маргинальные труды по психологии. Кажется, нет такой теории, такого направления в общей, в медицинской психологии, а также в парапсихологии, которым он не отдал бы должное. Классический фрейдизм, неофрейдизм, гештальтпсихология, юнгианство, бихевиоризм и необихевиоризм, экзистенциальная психология, телесная терапия, дианетика, виталистские теории, гештальттерапия, разнообразные методы восточной психотерапии, предложенные дзен-буддизмом, махаяной, тантризмом, даосизмом,--все это тщательно изучено, осознано, прокомментировано и зачастую включено в концепцию и сюжет очередного романа.

Картина сознания, в том виде, как она предстает в его статьях, лекциях и особенно в переписке, являет нам симбиоз изначально противоречащих друг другу концепций, принадлежащих как профессиональным психологам и биологам, так и близким ему по духу мыслителям его круга--Дж. Херду, Б. Расселу и Дж. Крутчу. В некоторых случаях он почти буквально воспроизводил чужие идеи, в других--проявлял гораздо больше свободы.

С особенным вниманием О. Хаксли относился к трудам, посвященным типологии людей (к работам К. Г. Юнга, Э. Кречмера, Ч. Стокарда и пр.). Наиболее восторженно он высказывался о теории конституциональных различий, разработанной американским психологом У. Шелдоном (1898-1977). Влияние Шелдона, представившего человека тем, кем он на самом деле является--«психофизическим целым» или mind-body, отчетливо просматривается в «Острове».

Приведенный в § 3 («Проекты») хронологический перечень конкретных проектов, экспериментов, семинаров и конференций, посвященных различным областям и отдельным вопросам психологии, в которых принял участие Олдос Хаксли, поразителен сам по себе. Существует немало примеров того, как доклады и лекции писателя оказывали влияние и на отдельных психологов, терапевтов, и на целые институты. Так, например Эсаленский иснтитут принял тезис О. Хаксли о развитии внутреннего потенциала человека за основу своей деятельности.

Занятия восточной философией и психологией в итоге привели Хаксли к ревизии классической модели сознания. Этой теме посвящен § 6 («Хаксли, Восток и Запад») и § 7 («Картина сознания»). В письмах и трактатах - прежде всего в «Вечной философии», в статье «Воспитание амфибии» (The Education of the Amphibian, 1956), в лекциях, прочитанных в Храме Веданты, в курсе лекций «Положение человека» (The Human Situation, 1959) Хаксли говорит о том, что природа человека складывается из трех составляющих--тела, сознания и души, и соотносит уровни (слои сознания) с соответствующими витками эволюции. Дабы выполнить свое предназначение, психология и должна заниматься всеми тремя составляющими.

Весьма необычным является то, что Хаксли нисколько не сомневался: одни и те же явления можно описать и объяснить в рамках как теологии, так и научной психологии. Отсюда весьма специфическая терминологичес-кая система, с помощью которой Хаксли описывает феномены, структуру и топографию сознания. Эта тема так сильно занимала Хаксли, что он всю жизнь придумывал новые схемы, образы и трактовки.

В главе 1 мы выясняем, насколько глубокими и объективными были оценки, которые О. Хаксли дал психологическим школам, направлениям и отдельным концепциям. Так, например, в § 4 («Хаксли и Фрейд») говорится об эволюции отношения О. Хаксли к Фрейду и психоанализу. То, что Олдос Хаксли отрицательно относится к психоанализу, было очевидно еще в 1920-е годы и в 1930-е гг., в особенности после публикации романа «Дивный Новый Мир». Однако если отрицание Фрейда было столь решительным и однозначным, как это пытаются представить хакслеведы, то каковы причины того, что Хаксли вплоть до конца своей литературной карьеры так много (прямо или иносказательно) писал о Фрейде?

Обратим внимание на то, что в конце жизни, в книге «Литература и наука», Хаксли выделяет литературные темы, которые не получили бы развития без идей психоанализа: «<…> хроническая гражданская война внутри сознания, ее последствия, беспокойство, фрустрация». По существу, Хаксли никогда не отвергал фрейдовскую концепцию бессознательного, опираясь на нее в романе «Слепец в Газе» (1936), в повести «Гений и богиня» (1955), а также в историко-биографическом романе «Луденские бесы» (1952). А в «Острове» Хаксли нападает на фрейдистов по инерции или, скорее, с целью выгодно оттенить те психотерапевтические практики, что пропагандируются в этой утопии.

В § 5 («Хаксли, бихевиоризм и «промывание мозгов») мы исследуем восприятие Олдосом Хаксли классического бихевиоризма и необихевиоризма. Неприятие писателем этих учений, на первый взгляд, свидетельствуют многочисленные острополемические пассажи в его романах и эссе. В самом деле, «Дивный Новый Мир» описывает новые свойства психики у жертв бихевиористского редукционизма. В этом смысле текст Хаксли продолжает уэллсовскую и замятинскую традицию изображения жертв психиатрического воздействия, подхваченную в дальнейшем Кеном Кизи в «Полете над гнездом кукушки» (1962) и Энтони Берджессом в «Заводном апельсине» (1962).

Однако Хаксли периодически возвращался к обсуждению бихевиористских методов воспитания, очевидно, отдавая должное некоторым их преимуществам. Так, в частности, ему было известно утверждение Дж. Уотсона: не изменив фундаментально среду, нельзя сформировать новые модели поведения.

Нет сомнений в том, что Хаксли был осведомлен о теориях необихевиориста Б. Ф. Скиннера: он читал главные его работы и говорил о них в эссе и письмах. Скиннер полагал, что замещение нежелательных поведенческих стереотипов повторяющимися желательными (положительными) реакциями на специфические стимулы является эффективной терапией. Подыскивая наилучшую систему воспитания и обучения детей на острове Пала в романе «Остров», он не обошел вниманием и скиннеровские методы. Надо заметить, что в критике этот источник философии романа полностью игнорируется. Под влиянием написанного в 1948 году «Уолдена Два» (Walden Two), знаменитой практической утопии Скиннера, Хаксли использует и в собственной утопии контроль над внешней средой и положительное подкрепление для формирования совершенно «добровольного» поведения - такого, которое приемлемо для общества в целом и не противоречит интересам индивидуума. Однако Хаксли неизменно критиковал скиннеровскую трактовку человеческой природы и указывал на то, что последняя не сводится к совокупности поведенческих тактик.

§ 8 («Феномен массовой истерии: психоистория в литературе») представляет собой первое источниковедческое исследование исторического романа-трактата Хаксли «Луденские бесы» (1952), изображающего реальный эпизод демонической одержимости и охоты на ведьм в небольшом французском городке Луден в XVII в. Выбор этого эпизода был обусловлен вовсе не его исключительностью - в Европе того времени одержимость бесами не была редкостью, а тем, что после луденского судебного разбирательства остались многочисленные материалы для исследования подобных таинственных и неоднозначных историй.

Текст Хаксли показывает, что именно историческая специфика ментальности, т. е. присущий эпохе тип сознания, определяет конкретное историческое бытие. «Луденские бесы» представляют внутренний мир бесноватых, ведьм и экзорцистов как реальность, органичную для культуры эпохи в целом. «Охота на ведьм» и одержимость дьяволом показана как культурный феномен, который, как это ни странно, может периодически самовоспроизводиться и в наше время в тех случаях, когда предпринимаются особо маниакальные усилия в борьбе со злом.

Эти темы дали Хаксли большой простор для рассуждений о проблемах не только истории и социологии, но и, более всего, психологии--сферы его особо пристального внимания. Намерение осуществить именно психологический анализ в основном игнорируется хакслеведами. «Луденские бесы» изобилуют экскурсами в историю учений церкви, ересей, психологии, медицины и т. п. Все они нами рассмотрены. Мы проделали и компаративистский анализ, обнаружив, что у романа-трактата Хаксли и драмы Миллера «Тяжкое испытание» (The Crucible, 1953) есть один общий источник - знаменитая монография историка Марион Л. Старки «Дьявол в Массачусетсе» (The Devil in Massachusetts, 1949), посвященная салемским ведовским процессам.

Удивителен не только объем изученной писателем литературы, но и диапазон вопросов, предопределивших отбор источников и историографии. Для создания исторически верной картины писателю потребовалось объективно оценить взгляды лучших мыслителей Раннего Нового времени (Якова I, Дель Рио, Я. Шпренгера и Г. Крамера (Инститориса), М. Бодена, И. Вира, Р. Скота, С. Харснета, Л. Синистрари, Р. Калефа и Б. Беккера, Р. Бертона).

Комплекс идей, выраженных в этом тексте, во многом предвосхитил концепции знаменитой «Истории безумия в классическую эпоху» (1961) М. Фуко, книги, в которой самым подробным образом прослеживается процесс постепенного замещения колдовства истерией, демонического дискурса медицинским.

О. Хаксли пришлось преодолевать многочисленные трудности, когда она искал наименее противоречивое объяснение демонической одержимости и синдрому «охоты на ведьм». Смелость писателя и уникальность его текста состоит в том, что, нисколько не отступая от исторической правды, он включил в свое произведение взаимопротиворечивые трактовки этого исторического эпизода. В результате «Луденские бесы» стали великолепным примером принципа дополнительности как основы текста. Именно так Хаксли представлял себе сосуществование литературы и науки.

В последнее десятилетие жизни Олдоса Хаксли главными метафорами его психологических рассуждений становятся открытость, личностный рост, целостность, самоактуализация и освобождение. В таких терминах представители феноменологической и экзистенциальной психологии, а также гуманистической психотерапии рассуждали о перспективах «обретения себя» и о дальнейшем развитии человечества. Эти направления психологической мысли, как мы утверждаем в § 9 («Хаксли и феноменологическая психология»), привлекали писателя потому, что соотносились с экзистенциальными проблемами и исходили из более точных, на его взгляд, и оптимистических представлений о нормальности, ибо обращали внимание на лучшее в человеке.