Своеобразие литературного процесса Средневековья

Размещено на http://www.allbest.ru/

1. Периодизация истории Средних веков. Своеобразие литературного процесса Средневековья

Начало исторически известной западноевропейской культуры, а следовательно, и литературы относится к IV - V вв. н.э., когда после распада Римской империи на арену мировой истории выступили новые, варварские народы со своим особым общественно-политическим устройством, бытом и нравами. Зарождение и развитие литературы средневековья определяется взаимодействием античного мира и христианства.

Развитие феодального общества претерпело ряд этапов. Раннее средневековье (V-XI вв.) - время, когда в Европе еще почти не было городов, население сосредоточивалось в сельской местности, ремесла находились в тесной связи с земледелием. Крупные феодалы обладали достаточной самостоятельностью и старались не подчиняться королю. Период развитых феодальных отношений (XII-XV вв.) - время, когда сформировалась структура феодального общества, его иерархическая лестница, где каждое сословие занимало строго определенную ступеньку: на ее вершине - король, крупные феодалы, у подножия - бесправные крестьянские массы. Важным фактором стало появление городов и формирование городского сословия. Обостряется борьба между королевской властью, обычно опиравшейся на горожан, и мятежными феодалами. Позднее средневековье (XV - нач. XVII в.) - время, когда в результате великих географических открытий, перехода от цеховой системы к мануфактуре и интенсивного развития торгово-денежных отношений происходят глубокие перемены во всех сферах политической, общественной и духовной жизни. Именно столь значительными переменами и вызван расцвет литературы и искусства в эпоху Возрождения.

На характер и поэтику средневековой литературы оказали влияние сразу несколько факторов. Во-первых, она впитала некоторые формы и сюжеты устного народного творчества. Во-вторых, вобрала в себя традиции античной культуры и литературы, особенно здесь следует отметить творчество Овидия и Вергилия. Наконец, на средневековую литературу оказало мощное влияние христианство, его религиозная система, пронизывавшая все стороны человеческой жизни. Многие жанры средневековой литературы: религиозные гимны, духовные стихи, перифразы Библии - религиозного происхождения.

Период раннего средневековья сравнительно беден в литературном отношении. Нашествие варваров привело к гибели многих памятников античной культуры. Что касается образцов устного народного творчества, то и они истреблялись христианской церковью как языческие. Среди тех, что сохранились, - эпические сказания народов, находившихся как бы на отшибе Европы, таких, как кельты или древние скандинавы.

Литература периода развития феодальных отношений значительно богаче. Знаменательно, что каждое сословие, по сути, вырабатывало свою культуру, свою литературу. В народной среде родились из фольклорных преданий образцы героического эпоса, который относится к высшим художественным достижениям средневековья. Во Франции - это «Песнь о Роланде»; в Германии - «Песнь о Нибелунгах»; в Испании - «Песнь о моем Сиде». Рыцарство также создает свою литературу, рыцарскую, представленную как богатейшим жанрово-тематическим разнообразием романов, так и поэзией, прежде всего лирикой трубадуров. Интересна и городская литература, в которой преобладают жанры дидактические, поучительные, сатирические, аллегорические. В городе же формируются театральные жанры, как религиозные - мистерия, миракль, моралите, так и светские - прежде всего фарс.

Деление средневековой литературы на периоды определяется этапами общественного развития европейских народов за это время. Прежде всего следует различать в ней два больших периода - период литературы разложения родового строя и зарождения феодальных отношений и период литературы развитого феодализма.

Первый из них простирается примерно до конца X в., однако эта дата имеет условный характер, так как разные народы развивались далеко не одинаковыми темпами. Быстрее всего развитие происходило во Франции, где уже в IX в. Феодализм в основном сформировался. Несколько отстают от нее Германия и другие континентальные страны, а также Англия. Последнее место занимают периферийные, северные и северо-западные области Европы, занятые скандинавами и кельтами. Поэтому литература первого большого периода представлена памятниками поэтического творчества почти исключительно кельтов и скандинавов, к которым в силу специфических условий развития Англии следует присоединить еще и англосаксов. Хотя хронологически эти памятники в некоторых случаях относятся к довольно позднему времени (гораздо позднее 1000 г.), по своему характеру они принадлежат еще к первому периоду. Хорошей сохранности раннего поэтического творчества названных народов способствовало то, что после обращения их в христианство духовенство, состоящее из местных людей, отдаленное от Рима и менее ревностно проводившее в жизнь его директивы, проявляло большую терпимость к национальным языческим преданиям. По этой причине монахи у кельтов и скандинавов, как и всюду в средневековой Европе, являвшиеся долгое время единственными носителями грамотности, считали возможным записывать произведения народного поэтического творчества, даже проникнутые языческими представлениями. Наоборот, в странах континентальных, где связь с Римом была гораздо теснее, церковь проводила политику жесткой борьбы с «нечестивыми» народными песнями. Поэтому памятники подобного рода там почти полностью пропали.

В общем, литература периода разложения родового строя довольно однородна по своему составу и представляет единое целое. Гораздо сложнее обстоит дело с литературой периода развитого феодализма, расцветающей на континенте и в Англии с XI по XV в. Здесь надо различать несколько слоев и этапов литературного творчества, определяемых путями развития этих стран.

Поворотным моментом является чрезвычайный подъем - около XII в. - городов как новой общественно-политической силы, получившей в скором времени преобладающее значение. До этого момента борьба в основном ведется между феодалами, т.е. земельным дворянством, и крестьянами, иначе говоря, народными массами. Между ними в культурном отношении особое место занимает духовенство, которое примыкает согласно своему внутреннему расслоению к двум выше названным силам, именно: крупное и среднее духовенство - к классу феодалов, низшее - к народным массам. Обладая монополией грамотности и школьной образованности, духовенство разрабатывает наиболее раннюю, на живых языках, письменную литературу, имеющую более или менее «ученый» характер.

В результате этого примерно до XIII в. мы имеем три особых литературных потока, развертывающихся параллельно, - литературу народную, клерикальную и феодально-рыцарскую. Никоим образом нельзя считать, что эти три потока были взаимно изолированы: напротив, между ними все время сохраняется некоторая связь, и возникают сложные, промежуточные образования, но в основном они между собой антагонистичны; их законы, формы и пути развития своеобразны. Самой исконной и наиболее мощной из них является литература народная, долгое время ведущая утесненное и подспудное существование, но вливающая в остальные две, когда к этому предоставляется возможность, здоровые соки. Второй поток, литература клерикальная, много моложе народной, но все же представляет собой первую из возникших в Европе письменных литератур. Третий, литература феодально-рыцарская, формируется значительно позже, лишь около XII в., причем эта литература отчасти использует опыт первых двух.

Резкий подъем городов около XII в. существенно меняет картину. В XIII в. интенсивно развиваются и быстро занимают ведущее положение городское искусство и городская литература. В связи с изменением культурных условий клерикальная литература теряет свою обособленность и вливается в новую городскую литературу как органическая ее часть. Феодально-рыцарская литература продолжает самостоятельное существование до самого конца средневековья, но быстро приобретает эпигонский характер. Что касается народной поэзии, то она очень часто оказывается корнем, из которого вырастают наиболее значительные явления городской литературы, однако в специфических условиях городского развития народная поэзия облекается в новые формы, типические для этого времени.

2. Кризис античного мира и его выражение в культуре и литературе

В конце II в. н. э. Римскую империю постигает общий социальный, политический и духовный кризис. Этот кризис открывает пути для становления Средневековых основ религии, политики, философии и литературного творчества. К исходу античности историко-культурная ситуация определяется все возрастающей гегемонией христианских идеологии и церкви. В поздней римской словесности наступление кризиса ощущается уже со второй половины II в. н. э.: поэты стремятся не к оригинальности, а к изысканности формы, воскрешают старые жанры. Тогда же поэтический энциклопедизм и литературная эрудиция заменяют творческий независимый поиск. Так, Авл Геллий (ок. 130-180 гг.) в труде под названием «Аттические ночи», включающем 20 книг (до нас дошла только восьмая) собирает цитаты приблизительно из 250 греческих и римских авторов, снабжая их сопоставительным анализом и критическим комментарием. Характеризуя позднюю латинскую поэзию этого периода, М. Л. Гаспаров определяет ее как «поэзию риторического века», подчеркивая тем самым, что восходит она к практике обучения красноречию в риторических школах и не столько создает новое, сколько умело выражает старое.² Симптомом кризиса античной риторики и поэзии можно считать расцвет формы стихотворного центона, т. е. стихотворения, в котором чередуются строки из классических авторов, но нет ни одной оригинальной строки, сочиненной новым поэтом. Виртуозно владел формой центона Децим Магн Авсоний, например его «Свадебный центон», написанный в честь свадебных торжеств при императорском дворе, составлен из цитат из Вергилия (после 369 г.). Расцвет формы центона выступает указанием на два принципиально значимых обстоятельства: с одной стороны, направленности литературы на литературу же, связанной с необходимостью обобщения, подведения итогов, осознания завершенности некоторого этапа развития словесности; с другой, осознанием возросшей роли читателя, воспринимаемого как участника творческого процесса, как сотворца текста.

М. Л. Гаспаров, описывая жанровую типологию поздней латинской поэзии, соотносит ее с практическими заданиями, предлагаемыми в риторических школах периода Поздней Римской империи: увидеть в знакомом предмете нечто неожиданное и выразить это в кратких словах; пересказать нечто общеизвестное; представить стихотворный пересказ мифа, «из задач первого типа вырастают лирические жанры поздней латинской поэзии, из задач второго типа - дидактические, из задач третьего типа - эпические». Тенденция к освоению достижений культуры и литературы, к их максимально полному и точному сохранению при этом остается ведущей. Таким образом, критерий оригинальности, как характеризующий для независимого творческого поиска, перестает быть для поздней латинской поэзии определяющим.

3. Картина мира в средневековой литературе, её художественное своеобразие

Средневековая культура мало поддается расчленению. В ее развитии значительную, а подчас и определяющую роль играла церковь. В картине мира и знаний средневекового человека ведущее место занимает богословие - обобщение социальной и духовной деятельности человека, науки, экономики и права. Богословие давало общезначимую знаковую систему, в терминах которой члены средневекового общества осознавали себя и свой мир и находили всему сущему объяснение и обоснование. А. Я. Гуревич указывает, что и «средневековое миросозерцание отличалось цельностью, - отсюда его специфическая недифференцированность, невычлененность отдельных его сфер. Отсюда же проистекает и уверенность в единстве мироздания. Подобно тому как в детали готического собора находила выражение архитектоника всего грандиозного сооружения, подобно тому как в отдельной главе богословского трактата может быть прослежен конструктивный принцип всей «Теологической суммы», подобно тому как в индивидуальном событии земной истории видели символ событий священной истории, то есть во временном ощущали вечное , - так и человек оказывался единством всех тех элементов, из которых построен мир, и конечной целью мироздания. В малой частице заключалось вместе с тем и целое; микрокосм был своего рода дубликатом макрокосма” . Цельность мироздания и миросозерцания однако не отменяла противоречивости средневековья, как подчеркивает А.Я. Гуревич, «контрасты вечного и временного, священного и греховного, души и тела, небесного и земного, лежащие в самой основе этого миросозерцания, находили основу в социальной жизни эпохи - в непримиримых противоположностях богатства и бедности, господства и подчинения, свободы и несвободы, привилегированности и приниженности. Средневековое христианское мировоззрение «снимало» реальные противоречия, переводя их в высший план всеобъемлющих надмировых категорий, и в этом плане разрешение противоречий оказывалось возможным при завершении земной истории, в результате искупления, возвращения мира, развертывающегося во времени, к вечности. Поэтому богословие давало средневековому обществу не только «наивысшее обобщение», но и «санкцию», оправдание и освящение». Определяющие картину мира категории времени-пространства, таким образом, тоже интерпретировались относительно Бога и церкви.

Понятие времени отделено от понятия вечности. Время поддается измерению, вечность неизмерима. Время сотворено и имеет начало и конец, между которыми протекает история земных царств. Вечность - атрибут Бога. Человек из времени стремится перейти в вечность. Человек не властен над временем, оно принадлежит Богу. Течение времени глубоко индивидуально, оно зависит от образа жизни человека, от его сословия и места жительства. Жизнь человека разворачивается в двух планах: событий земного бытия и осуществления божественного предначертания. А история мира движется от Рождества Христова к Страшному Суду. В оставшийся до трагического исхода срок необходимо позаботиться о спасении души, собственно краткий срок земной жизни дан человеку не для того, чтобы вкусить радости жизни или утвердить свою неповторимую индивидуальность, а для того, чтобы достичь максимального слияния со своей социальной группой, полнее воплотить предписанный ее правилами и нормами образ жизни, максимально приблизиться к идеалу праведника в миру (для светского человека) или во Христе (для воцерковленного). Единственным предназначением земного бытия человека выступает самоограничение, отказ от порывов бренной греховной плоти, покаяние и молитва, единственной целью - спасение своей бессмертной души, поскольку земная жизнь - лишь краткий пролог перед жизнью вечной, небесной.

Регулятивный принцип Средневековою мира - Бог, мыслимый как высшее благо: ему же подчинена и личность человека и все мироздание в целом. Человек получал возможность спасения, отказываясь от собственной индивидуальности, соблюдая верность божественному закону, исполняя свое жизненное предназначение как роль, предписанную Богом. Социальная роль человека рассматривалась как его призвание. Человек обозначался метафорой сосуда, наполняемого по высшей воле определенным содержанием. Истинная суть человека - тайна, смысл которой скрыт от него. Человек еще не осознает себя как процессуально развивающуюся личность, его суть задана изначально, а жизнь - смена возрастных состояний от детства до старости. Свобода личности осуществлялась в самоотрицании, самоутверждение - в самоуничтожении. Слепой Фортуне, произволу случая Средневековье противопоставляет веру в осмысленное действие Провидения, при этом пути Господни непостижимы. «Считалось, что следует именно верить в то, что разум «не вмещает»«^17. Уже Боэтий в «Утешении Философией» определял фатум как подчиненное Провидению начало. Для средневековья неоспоримы две истины: одна - «Неисповедимы пути Господни» и другая - «Все в руках Божиих». Г. Г. Майоров делает следующий вывод об особенностях средневекового видения мира: «В средневековой философии все интерпретируется исходя из одного принципа, принципа абсолютной личности, Бога. Человек понимается как единство веры, надежды и любви».

4. Священное Писание, Новый Завет как источники Средневековой литературы

В культуре раннего Средневековья христианское вероучение представлено двумя видами текстов: Священным Писанием и произведениями отцов церкви.

В состав Св. Писания входят два конфессионально различных, но генетически связанных друг с другом комплекса книг - Ветхий Завет и Новый Завет.

«Завет» - это союз, в данном случае союз Бога с некой избранной частью человечества, но смысл этого союза и отношения его участников в Ветхом и Новом Завете понимаются по-разному. Ветхий завет, являющийся богооткровенным и для иудеев, и для христиан, провозглашает такой союз между Богом и евреями, которые признаются единственным избранным народом, почитающим единого и единственного Бога. Христиане также признают авторитет Ветхого Завета, но для них важнее Новый Завет, в котором провозглашается союз Бога не с одним конкретным народом, а со всеми, кто почитает Иисуса из Назарета сыном Божьим и Спасителем человечества (Христом).

В состав книг Ветхого Завета, почитаемого иудеями и христианами, входят две главные части: «Закон» и «Пророки». «Закон» - это Тора, Моисеево Пятикнижие, ядро иудейского вероучения; «Пророками» называются записанные и сохранившиеся речи «вдохновленных Богом» людей, веривших, что через них Бог возвещает миру свою волю. Главный мотив пророческих текстов - идея пришествия Мессии, сына и посланца Бога, искупителя и спасителя человечества. Кроме Торы и пророческих текстов в состав Ветхого Завета входят Книга Царств, Книга Судей, Экклезиаст, Псалмы Давида, Книга Иова, Песнь Песней и ряд других Книг. Этот корпус текстов был составлен иерусалимскими священниками ко II в. до н.э. и переведен на латынь св. Иеронимом в V в. н.э.

Новый Завет не столь обширен и не столь древен. Его ядро - 4 евангелия, в которых рассказывается история жизни Иисуса Христа от рождения до распятия и воскресения. Авторами этих книг считаются апостолы (то есть прямые ученики Христа): Матфей, Лука, Марк и Иоанн. Кроме евангелий в новозаветный корпус включаются Деяния апостолов, Послания апостолов (среди которых выделяются 14 посланий Павла) и Апокалипсис Иоанна Богослова.

Кроме Св. Писания христианская составляющая раннесредневековой культуры представлена патристикой - произведениями наиболее авторитетных деятелей, идеологов, мыслителей раннего христианства, которых называют «отцами церкви». У Восточной и Западной церкви были свои признанные и почитаемые основоположники. Самым выдающимся из отцов Западной (римской) церкви считается Аврелий Августин. Он родился в римской провинции Африка, в семье христианки и язычника. Он долго искал свой путь и только в 40 лет принял крещение. Накануне крещения он написал «Исповедь», ставшую выдающимся памятником христианской мысли и гениальным литературным текстом.

5. Клерикальная литература на латинском языке, её жанры и виды

В продолжение всего периода, предшествующего возникновению городской литературы (до конца 12 - 13 в.) наряду с народной поэзией развивалась поэзия клерикальная.

До 12 века школьная образованность была монополией духовенства, и грамотностью обладали лишь клирики и те немногие светские лица, которые обучались в монастырских и епископских школах. Эти грамотеи были единственными в те времена носителями «просвещения»; их литературное творчество, посвященное значительной мере религиозным сюжетам не исчерпывалось ими. Оно включало разнообразную тематику, так или иначе связанную со школьной наукой и какими-либо знаниями.

Клерикальная литература культивировалась во всех станах параллельно на латинском и на местных живых языках. Видное место в клерикальной литературе занимали жития святых и иного рода религиозные легенды, циркулировавшие во множестве вариантов как на латинском, так и на всех языках, переходя из страны в страну.

Жития святых довольно разнообразны по своему содержанию. Можно различить 3 основные группы их.

1) Жития, проникнутые аскетической идеей (жизнеописание святых, подвергавших себя всевозможным лишениям или истязаниям).

2) Жития миссионеров, обращавших разные племена в христианство.

3) Посвящена подвигам человеколюбия и защите угнетенных.

Многие жития святых, обогатившиеся романтическим вымыслом чисто светского, отчасти фольклорного происхождения, являются предшественниками рыцарской повести и романа (жития Георгия Победоносца). С середины 12 века в связи с развитием в это время культа богоматери появляются в большом количестве рассказы о чудесах, совершенных ею. Многие из этих легенд проникнуты человеколюбием, сочувствием всем страдающим и униженным.

Чрезвычайно распространены были сказания эсхатологические, т.е. посвященные вопросу о посмертной судьбе человека. Сюда относится латинское житие св. Брендана (10 век).

Другой еще более популярной темой было изображение загробной жизни, разработанное в целом ряде латинских «видений» - Павла, Макария, Патрика и др.

Визион - имеет ряд устойчивых признаков: 1) визионер - почти всегда мирянин и грешник, которому опыт путешествия в потусторонний мир посылается как предупреждение; 2) путешествию души по загробному миру предшествует ее отделение от тела; 3) проводник души в потустороннем мире - ее ангел-хранитель; 4) в своем путешествии душа видит места казни грешников и блаженства праведников, расположенные в общем пространстве и не разделенные границами; 5) потусторонний мир ориентирован по горизонтали, а не по вертикали.

Проповедь. Особенности католической проповеди по сравнению с православной. Православная проповедь рассчитана на единомыслие слушателей и призвана возвысить их до торжественно-праздничного состояния. Католический проповедник, напротив знает, что его аудитория состоит из разных людей, в том числе - несогласных с ним. Поэтому его задача - овладеть вниманием аудитории, чтобы убедить ее в важности излагаемых истин.

Притча - иллюстративная часть проповеди, конкретизирующая либо слишком трудные, либо слишком абстрактные для слушателей идеи проповедника в виде увлекательного иносказания.

Пример - тоже иллюстративная часть проповеди, но не иносказание, а якобы взятый из жизни случай, призванный убедить слушателей в действенности тех нравственных законов, о которых говорит проповедник.

Летописный жанр, жанр хроники. «Хроника Саксона Грамматика». Параллельно с этим существовала смеховая, несерьезная литература (пародиа сакра) - ее создавали школяры и низшие клирики. Необыкновенная ученость авторов. «Вечеря Кипряны» (Каэна Киприана». Пародийная форма: не вечер собираются все герои библии, у всех есть пародийная черта. Очень часто такую литературу санкционировала сама церковь. Создавались особые «праздники дураков», где снимались оковы церкви.

Литургическая драма. Связана с литургией, на смену античной драме. Сценки из Библии, постепенное развитие из чтения по ролям.

6. Основные жанры богослужебной поэзии

Литургическая поэзия - поэтические произведения религиозноцерковного характера, исполняющиеся во время храмовых литургий католиков и православных христиан и молитвенных собраний протестантов. Эти произведения предназначены для хорового исполнения. Их главное предназначение в том, чтобы петь хвалу Богу, славить Его.

Помимо хвалебных и благодарственных песнопений псалмы включают песнопения-сетования, прошения и упования. Выразительность формы, присущая им, такова, что позволяет образам воздействовать не только на разум, но и на глубинные чувства верующего, его религиозно-художественное воображение.

В XII-XIII веках новые, очень значительные процессы происходят в области духовной музыки крупнейших стран Западной Европы. Несмотря на то, что новое проявляется здесь многообразно, в различных формах, - это движение в принципе направлено против канонизированных рамок церковного искусства и во многом зависит от примера и образцов светской художественной культуры своего времени. Признаки нового подъема духовной лирики во Франции, Италии, Испании, превращение церковной литургической драмы в мистерию, первые этапы в развитии многоголосия свидетельствуют, что наступившая полоса исторических перемен захватывает, в конечном счете, и сферу церковности.

Под прямым или косвенным воздействием светского музыкально-поэтического искусства развиваются новые формы духовной музыки и как бы перерабатываются старые. Чаще всего они, так или иначе, тяготеют к новому роду лирической поэзии - к духовной лирике. Новый расцвет переживают прозы во Франции, секвенции в Италии. В XIII веке появляются короткие рифмованные прозы Адама де сен Виктора, близкие формам светской музыкально-поэтической лирики. Из латинской любовной песни «О прекрасная Венера», известной в Вероне, возникает песня пилигримов со словами «О благородный Рим»; музыка остается без изменений. Светское начало решительно вторгается в образность испанской духовной лирики. Все это не случайно совпадает с расцветом лирического искусства провансальских трубадуров, затем труверов и немецких миннезингеров - их искусство распространяется по всей Европе, и пример его становится поистине могущественным.

Большую роль для стимулирования новых видов духовной лирики выполнили в тех условиях еретические движения, столь характерные, например, для средневековой Италии. Они естественно порождали сильнейшую антигригорианскую оппозицию, хотя отнюдь не отказывались от духовных форм искусства. Это неизбежно вытекало из самого положения вещей: мощные антицерковные течения развивались тогда именно как духовные ереси. Тем не менее, под ними скрывался более глубокий общественный смысл. Мы уже ссылались на слова Энгельса, утверждавшего, что в условиях средневековья все нападки на феодализм, на церковь; «все революционные, социальные и политические учения должны были представлять собой одновременно и богословские ереси». Создание новых видов духовной лирики, близкой светскому, возможно даже народному искусству, на местных языках (а не на латыни) было выражением своего рода протеста против католической церковности вообще. В Италии его питали именно ереси, в Испании оно было в значительной мере связано с воздействием примера трубадуров. Новые стремления к созданию духовной лирики воплотились у итальянцев в так называемой лауде (гимн, «восхваление») и новых образцах секвенций. В Испании же появился новый вид духовной лирики - кантига.

История, если не легенда, связывает появление первых лауд как духовных стихов на местном наречии со Средней Италией, с Франциском Ассизским и его деятельностью, начавшейся в XII веке и захватившей и первую четверть XIII (Франциск умер в 1226 году). Основатель «еретической» общины, позднее давшей начало нищенствующему монашескому ордену францисканцев, Франциск Ассизский сам был поэтом и музыкантом, а его последователи в XIII веке Якопоне да Тоди и Фома Челано известны как создатели наиболее прославленных и доныне не забытых секвенций «Stabat mater» и «Dies irae». Значение этого искусства неизмеримо шире, чем значение ордена францисканцев, так как итальянская лауда питается народными истоками. Первые тексты лауд сочинялись, видимо, самим Франциском, а музыка, скорее всего, подбиралась к ним из народных напевов. Их поэтические образы, в отличие от канонизированных церковных текстов, приблизились, так сказать, к земле, к реальной жизни, прониклись теплым, порой едва ли не экстатическим чувством. С XIII века лауды распевались повсюду в Италии как всем доступные, но никому не принадлежащие, известные в народе строфические духовные песни, то глубоко лирические, то радостные, даже призывающие к пляске, то горестные или сатирические. Музыка лауд поначалу была, разумеется, одноголосной, зачастую очень простой, и даже при дальнейшем развитии осталась песенной по характеру мелодики и структуре.

К тому же времени относится и новый подъем духовной секвенции в Италии - на этом этапе уже как свободной (независимой от юбиляций) музыкально-поэтической формы. Мягким и глубоким лирико-элегическим чувством отмечена секвенция Якопоне да Тоди «Stabat mater» (на латинский текст), мелодически цельная и пластичная. Еще более известная секвенция «Dies irae», приписываемая Фоме Челано, была затем канонизирована католической церковью и вошла в заупокойную мессу-реквием. Ее прекрасный, звучащий металлом, латинский стихотворный текст, ее выразительная, сильная, грозная с первых интонаций мелодия постоянно, вплоть до наших дней привлекала к себе внимание музыкантов. Ее многократно использовали впоследствии композиторы, как воплощение грозной силы смерти, рокового, неотвратимого, «средневекового» пророчества о «Дне гнева».

Современник Франциска Ассизского французский архиепископ Пьер Корбейль, автор ряда секвенций, сочинил так называемую «ослиную прозу», которая приобрела большую популярность. Она предназначалась к празднику обрезания и была связана с событиями, близкими рождеству. Согласно евангелию, на осле были привезены дары волхвов, прибывших поклониться младенцу Христу, и осел же вскоре должен отвезти святое семейство в Египет. И вот в этой связи в соответствующем богослужении появилась проза в качестве вставки, восхваляющей осла:

Из восточных стран

Прибыл к нам осел,

Сильный и красивый,

Годный для поклажи.

Эй, господин осел, спойте, откройте прекрасные уста,

Получите вволю овса и сена и т. д.

Мелодия «ослиной прозы» отличается чуть ли не плясовой динамичностью; ясно расчленена, упруга, весело-задорна. В ней нет архаичности или абстрактности выражения - она всё еще кажется вполне живой, народной.

Сопоставляя такие многоразличные произведения, как «Dies irae» Фомы Челано и «ослиная проза» Пьера Корбейля, возникшие в один период, нельзя не удивляться подобным образным контрастам в пределах церковного искусства. Они стали возможными только в результате сильнейшего антигригорианского течения, они буквально вторглись в церковную музыку, которая была бессильна против их вторжения.

Испанская духовная лирика XIII века расцвела в чисто светской обстановке - при дворе короля Кастилии Альфонса Х Мудрого (1252-1284), поэта, музыканта, покровителя наук и искусств. К этому времени в Кастилии и Каталонии побывали многие французские трубадуры. Гираут Рикьер, как известно, переписывался с Альфонсом Мудрым (в частности, высказывал свои суждения о жонглерах). Эта старинная прочная связь испанских дворов с французским «art de trobar» имела большое значение для последующего развития лирической поэзии в Испании: провансальские трубадуры были образцами для своих испанских современников. Но испанская лирика все же не копирует в XIII веке провансальскую, как то могло быть раньше. Крупнейшим ее памятником является - в отличие от французской лирики - собрание духовных песен, известное под названием «Cantiga de Santa Maria de Don Alfonso el Sabio» и содержащее свыше четырехсот песенных образцов на галисийском наречии. Какое именно участие принимал в составлении этой рукописи сам король, собирал ли он что-либо из материалов или, быть может, сочинял песни, - исследователи с определенностью сказать не могут. По всей вероятности, за ним была, по меньшей мере, инициатива в процессе сотрудничества с поэтами и музыкантами, которых он объединял при своем дворе.

Так или иначе, испанские кантиги встают в ряд музыкально-поэтических произведений своего времени, представляя тип искусства, родственный новым его формам, развивающимся в различных странах Западной Европы XII-XIII веков. Тексты этих песен нередко поэтически образны, свободно соединяют возвышенность чувств в восхвалении Девы Марии - и непритязательность попутных бытовых зарисовок. При этом духовные темы - трактуются ли они в народно-бытовом или лирическом плане - предстают не как отвлеченные и канонические, а в большей мере как популярные, приближенные к восприятию современников. Музыка кантиг прежде всего песенна, разумеется, с явными следами испанского, точнее, кастильского происхождения. По типу музыкальной композиции кантиги родственны и французским песням, и итальянским лаудам, поскольку и те, и другие, и третьи основаны на народно-песенном структурном принципе: ясно расчлененные строфы с припевами (в Испании - «эстребильо»), повторения и возвращения мелодических построений, завершенность строфы.

Литургическая поэзия, латинская гимнография - одна из самых богатых и ярких страниц средневековой европейской литературы. Количество гимнов, сложенных за несколько столетий развития этой поэзии, почти не поддается определению. В этой массовой продукции, почти сплошь безымянной, огромную часть, конечно, как и всюду, составляют произведения равнодушного ремесленничества или благочестивой неумелости. Но лучшее, что есть в этой поэзии, по праву вошло в золотой фонд мировой лирики.

Историко-культурное значение этих поэтических произведений далеко выходит за пределы Средневековья - недаром музыку к «Дню гнева» Фомы Челанского писали и Орландо ди Лассо, и Моцарт, и композиторы XIX в. Они входили в эстетическое сознание и Возрождения, и классицизма, и Просвещения.

Бурное гимнографическое творчество латинского Средневековья пользовалось тем, что общеобязательного канона литургической службы не существовало вплоть до XVI в., и каждая местная церковь могла украшать литургию собственными вставками и добавками. Это доходило до того, что порой весь текст литургии перекладывался на стихи, метрические и ритмические, со сложнейшими рифмами; такие «рифмованные службы» были в особенной моде в XIII в. Но даже и там, где такими крайностями не увлекались, богослужение требовало гимнов на каждый церковный праздник и для каждого чтимого местной церквью святого. Гимны о праздниках поневоле должны были перерабатывать один и тот же узкий круг образов и мотивов: здесь забота поэтов сосредоточивалась на вариациях деталей и оттенков, доходивших до необычайной тонкости. Гимны о святых были более разнообразны по содержанию и единообразны по форме: вступление, панегирик святому, эпизоды из его деяний, молитва к нему о заступничестве, заключительное исповедание ортодоксального символа веры. А вокруг этих основных типов гимнографии группировалось множество стихов, написанных по образцу гимнов, но для пения в церкви не предназначавшихся: благочестивые размышления, молитвы, поучения, даже отклики на светские события (например, на потерю Иерусалима крестоносцами), сатира против недостойных прелатов. Особенной популярностью пользовались плачи (плач Богоматери у креста, плач Рахили о чадах, плач Давида над Саулом и Ионафаном и пр.) - в них лирическое чувство поэтов находило наиболее свободный выход.

По стихотворной форме в гимнографии различались метры, ритмы и секвенции. Метрами назывались гимны, написанные классическими античными строфами - сапфической, асклепиадовой и др. Традиция таких гимнов восходила к Пруденцию и его современникам; наибольшей популярностью пользовались эти формы в эпоху каролингского Возрождения; а в пору Зрелого Средневековья они уже выходят из моды. Последним мастером этой античной манеры был Альфан Салернский (ум. 1085), друг папы Григория VII, архиепископ, поэт и врач. Ритмами назывались гимны, написанные короткими строчками силлабо-тонических ямбов и хореев; традиция таких форм восходила к Амвросию и Августину. Они были легки для поэтов и для слушателей, давали хорошую основу для музыкальных вариаций, и темы литургической лирики находили в них наиболее непосредственное воплощение. Наконец, секвенция, самая своеобразная форма средневековой лирики, представляла собой первоначально не что иное, как прозу, положенную на музыку. Это были подтекстовки к долгой и сложной колоратуре, сопровождавшей приближение священника к алтарю. Такая форма родилась во Франции в IX в., получила прекрасную разработку в творчестве Ноткера Санкт-Галленского в начале X в., пользовалась популярностью (как в более строгих, так и в более свободных формах) на протяжении всего XI в. В XII в. общий вкус к четкости и ясности преобразовал форму секвенции: она стала писаться короткими строфами со звонкими рифмами и четким ритмом: первым классиком новой секвенции был поэт Адам Сен-Викторский (ум. 1192), а высшие достижения в ней принадлежат Фоме Аквинскому и поэтам-францисканцам XIII в.

Особенную судьбу имела одна из малых отраслей литургической лирики - троп. Троп был тем звеном, из которого выросла вся новоевропейская литературная драма. В истории европейской культуры драма рождалась дважды, и оба раза - из культовых священнодействий: сперва в Древности из афинских празднеств в честь Диониса, потом в Средние века из христианской литургии. Преемственности здесь не было: традиция античного театра не пережила античности и средневековым читателям Теренция и Сенеки была непонятна. Новоевропейский театр должен был начинаться заново, и началом его оказался троп. Христианство, осудившее языческие игрища, само породило замену ему.

Троп был такой же украшающей вставкой в литургический текст, как и секвенция. Он был приурочен к зачину литургии и служил его риторическому эмоциональному выделению. А так как троп, подобно секвенции, пелся антифонно двумя полухориями, то он рано стал приобретать форму вопросов и ответов: «Кого ищете во гробнице?» - спрашивало одно полухорие. «Иисуса Назареянина распятого», - отвечало другое. Подобные тексты стали исходным пунктом развития двух самых ранних литургических драм - пасхальной и рождественской.

Чтобы диалогическая перекличка полухорий превратилась в драму, нужен был игровой, инсценировочный элемент. Он появляется уже в X в. (служебник Этельвольда Винчестерского, 960-970 гг.): в пасхальной службе среди церкви ставится подобие гробницы, а четыре переодетых монаха изображают жен-мироносиц и обращающегося к ним ангела. Затем действие начинает расширяться, к нему «прирастают» новые сцены - плач Богоматери над гробом, явление воскресшего Христа Марии Магдалине, потом сцены страстей и т. д. (любопытна аналогия с античным театром, где плач был одним из первых обязательных элементов рождающейся трагедии). Совершенно аналогичную эволюцию претерпевает и рождественская служба.

7. Агиографическая литература, виды житий святых

Агиография средневековая сочинения разных жанров, описывающие деяния или прославляющие подвиги святых. Понятие введено исследователями Нового времени. Агиография включает прозаические, поэтические и драматические произведения. Начиная с XII в. появляется особый тип агиографических сочинений - протоколы церковных расследований по установлению святости кандидатов на канонизацию. Социальные функции агиографии определяются триединой задачей: сохранение памяти о святом, прославление божественного избранника и представление его как морального примера. В агиографических сочинениях творчески использовался определенный набор стереотипных схем и мотивов, что позволяло не только отображать изменявшиеся представления об образцовом христианине, но и влиять на их становление. Наличие общих мест и стандартных схем в агиографических сочинениях не препятствовало появлению текстов, создававших различные модели святости и прославлявших несходные типы религиозного поведения. На формирование агиографических традиций значительное влияние оказывал общеисторический контекст, а также традиции дохристианской культуры. Начиная с XII в. агиография испытывает воздействие рыцарской и придворной культуры: появляются поэтические и прозаические сочинения о святых, написанные на народных языках, включающие жанровые признаки романа. Большую роль в формировании новых агиографических жанров и моделей играли связи между Церковью и монастырями. Как исторический источник агиография не только отображает совокупность религиозных представлений о мироустройстве, сверхъестественном и христианской этике, но и содержит информацию об исторических реалиях. Наряду с известиями явно легендарными агиография сообщает достоверные сведения о событиях политической и социальной жизни. Агиография, особенно на ранних этапах, выполняла функцию исторического сочинения, отражая заинтересованность конкретных церковных сообществ в сохранении памяти о прошлом. Агиографические тексты могли использоваться как юридические свидетельства, позволявшие Церкви обосновывать свои имущественные права и привилегии. До утверждения формальной процедуры канонизации создание жития считалось достаточным основанием для установления культа нового святого. Для большинства населения средневековой Европы жития святых были основными источниками сведений о христианской картине мира, взаимоотношениях земного и потустороннего, о сверхъестественном и чудесном, о влиянии Провидения на повседневную жизнь.

Предшественником агиографии были апокрифические сочинения. Эти истории о земной жизни библейских персонажей получили широкое распространение в христианских общинах. Исторически первым типом сочинений (II-IV вв.) стали истории о христианах-мучениках I - начала IV в. Превращение христианства в государственную религию и развитие монашеского движения вызвали к жизни новые жанры агиографической литературы. В IV-V вв. главными фигурами в них становятся аскеты, епископы, организаторы монастырей, ученые-теологи. Развитие культа святых как массовой социальной практики, объединявшей духовенство и мирян, породило особый жанр рассказов о чудесах святых, повествований о перенесении их мощей и реликвий. Именно в этот период агиография актуализировала статус святого как сверхъестественного избранника-чудотворца, посредника в отношениях Бога и людей. Не смерть, а жизнь героя перемещается в фокус агиографического повествования. В IV в. написаны образцовые монашеские жития: Мартина Турского (напр., Сульпицием Севером) и Антония Великого (напр., Афанасием Александрийским). Эти тексты обозначили первые признаки расхождения восточно-христианской и латинской агиографии, определив ключевые элементы различного понимания святости. Житие Антония ориентирует на радикальное отречение от мира, противостояние политической и церковной властям, экстремальные практики личного самоотречения. В житии же Мартина Турского, ставшем жанровым эталоном для латинской агиографии, в центре внимания - мотив социальной ответственности святого, который сочетает приверженность монашеской аскезе с исполнением епископских обязанностей, образцовое выполнение пастырских обязанностей главы епархии и глубокую личную религиозность.

В VI-X вв. в церковный обиход входят мартирологи, содержавшие перечни мучеников с указанием кратких данных об их жизни и днях поминовения. Формируется корпус богослужебных текстов, посвященных святым, вырабатываются правила составления и определяется их место в литургической практике. В агиографических сочинениях этого периода доминирует модель св.-исповедника, представленная образами св. монаха и св. еп. Концепция святости опиралась на 3 тематические доминанты: созерцание, благочестие и пророчество. Расширяется круг типических персонажей агиографии: появляются образы святого-миссионера и святого-правителя. Среди значительных новшеств агиографии высокого и позднего Средневековья (XI-XV вв.) отмечается появление образа мирянина, святость которого допускала его формальное пребывание в миру, однако описывалась через систему традиционных добродетелей монашеской аскезы (житие Геральда Аурильякского, написанное Одоном Клюнийским). Эпоха григорианской реформы (вторая половина XI в.) и последующего обострения отношений между церковными и светскими властями актуализирует тему мученичества, которая в образе архиепископа Кентерберийского Фомы Бекета приобретает смысл мученической гибели за церковную реформу в противостоянии произволу светского владыки. Также разрабатывается возможность уподобления собственно мирской деятельности религиозной.

Настоящим переворотом становится агиография нищенствующих орденов - прежде всего, францисканцев и доминиканцев. Развернутая в ней концепция «новой святости» подразумевает, что пребывание в миру и активное участие в реальных повседневных проблемах не является препятствием исключительной личной религиозности. Совершенствование мирской жизни, просвещение и помощь наиболее обездоленным толкуются как истинное подражание Христу и исполнение его заповедей. Одно из главных мест во францисканской агиографии было отведено концепции бедности. Агиография позднего Средневековья в значительной степени сместила центр интереса на фигуру святой женщины.

Истоки византийской агиографии, как и в латинской Европе, уходят в эпоху раннего христианства, и ее исторически первым типом были повествовования о мучениках. В составе византийской агиографии выделяются следующие основные типы сочинений: житие; повествование о страстях мучеников, краткие рассказы о святых, включенные в состав сборников разного характера; сообщения о перенесении мощей и чудесах; гимнография, предназначенная для литургического прославления святых. Первым развернутым житием, во многом определившим специфику византийской агиографии, стало житие Антония, написанное Афанасием Александрийским. Основными центрами создания агиографических сочинений оставались на протяжении столетий Египет, Палестина и Сирия. В развитии византийской агиографии выделяются следующие периоды:

IV-VII вв. - период формирования, для которого характерно появление разнообразных текстов, как правило, содержащих информацию об их авторах. Типичным был образ аскета, избравшего путь индивидуального религиозного служения, связанного с умерщвлением плоти, отречением от мира и его обличением. Конкретные модели воплощения этого идеала отличались разнообразием: члены монашеских сообществ, отшельники, столпники, раскаявшиеся грешники, городские юродивые. Вместе с тем, в агиографии этого времени укореняется практика религиозного прославления людей, занимавших высокое место в светской и церковной иерархии: императоров и императриц, отмеченных заслугами перед Церковью, церковных иерархов, богословов и гимнографов.

Вторая половина VII-VIII в. отмечены упадком интенсивности и литературного качества агиографической продукции. Образ аскета-отшельника уступил место фигурам церковных иерархов, активных участников и организаторов церковно-религиозной жизни.

В Х-XI вв. развитие византийской агиографии определялось задачами систематизации агиографической продукции и ее приспособления к потребностям церковно-литургической практики. Отчетливо проявляется тенденция создания новых риторически и стилистически совершенных житийных сочинений, которые могли бы заменить древние тексты, не отвечавшие вкусу литературно образованной аудитории. Нередко древние тексты вытеснялись заново написанными житиями, весьма вольно обращавшимися с исходной информацией. Появляются систематически организованные собрания житий.

С конца XI в. очевидно обозначается тенденция расхождения между агиографической продукцией интеллектуальной элиты, сосредоточенной главным образом в Константинополе, и монашеской агиографией, придерживавшейся традиционных моделей святости и литературных образцов. Многочисленными становятся так называемые «народные жития», сочетавшие формальные признаки агиографических сочинений с самой разнообразной информацией фольклорного и легендарного характера. Последние столетия истории византийской агиографии (XII-XV вв.) связаны с повторением цикла ее упадка и расцвета как собственно литературного явления. Самым значительным в этот период было появление агиографических сочинений, созданных представителями исихазма. Византийская агиография оказала решающее влияние на формирование корпуса агиографических сочинений и развитие оригинальной агиографической традиции в тех регионах Европы, которые признавали верховенство Константинополя и приняли христианство в его византийско-православном изводе (Грузия, Болгария, Сербия, Россия). Ее присутствие было ощутимо и в итальянской, главным образом, южно-итальянской агиографической продукции VI-X вв.

8. «Исповедь» Августина Блаженного и её значение в истории мировой литературы

Самый близкий к «Исповеди» жанр - автобиография. Их сходство, во-первых, в используемом материале (событиях жизни автора), во-вторых, в сохранении хронологической последовательности (в описании движения времени по возрастам). Но разница существеннее: автор собственного жизнеописания стремится зафиксировать личную историю, чтобы вновь ее пережить; автор «Исповеди» обращается не к себе, а к Богу, и его жизненная история важна ему только в контексте этих отношений. Эти различия проявляются, в том числе, и в композиции «Исповеди». Сохраняя хронологическую последовательность, Августин оставляет из своих воспоминаний строго определенные эпизоды. Принцип их отбора впрямую обусловлен основной концепцией «Исповеди». Что это за принцип и какой идее он подчинен? Далее говорится о восприятии Августином младенчества (он не испытывает к младенцам ни умиления, ни симпатий; для него - младенец - это маленький хищник, озабоченный только питанием). В детских воспоминаниях он выделяет конфликт с учителями и эпизод с налетом на грушевый сад соседа. (Последний важен как пример самоанализа: Августин перебирает возможные мотивы этого поступка и останавливается на самом глубинном - желании нарушить запрет). Юность представлена в «Исповеди» рядом эпизодов, в том числе - историей дружбы с рано умершим сверстником. За эту дружбу Августин сурово осуждает себя: он не может простить себе того, что был предан смертному так, как должно быть преданным только Богу. Наконец, о своих зрелых годах (в особенности - об успешной карьере ритора в Риме) он говорит с непритворным отвращением, граничащим с ужасом.

Осмысляя в 40-летнем возрасте накануне крещения пройденный им жизненный путь, Августин считает его путем нравственного умирания, который привел его к искомой истине - христианской вере. В этом парадоксе - суть концепции Августина: человек сотворен из праха и поэтому порочен от рождения, по природе. В каждом возрасте по-своему. Демонстрации этой идеи подчинен отбор эпизодов в «Исповеди». Греховность человека так глубока, что он не может своими силами ее преодолеть, он может лишь осознать ее и ужаснуться. Спасти его может только Бог - и не потому что человек этого заслуживает, а по необъяснимой милости, как говорит Августин, «по благодати». Развитая Августином в «Исповеди» концепция благодати - незаслуженной милости Бога к порочному существу - предполагает две радикально различных шкалы оценок человеческих поступков: земным разумом и божественным разумом. Поэтому описанный в «Исповеди» путь нравственного умирания оказывается, по сути, путем спасения. С этой иррациональной двойственностью, противоречащей логике, нам не раз придется сталкиваться при анализе памятников средневековой литературы.