Пьесы и киноповести Г.И. Горина конца 1970-х – 1990-х годов: герой и хронотоп

Второй параграф «Образ власти у Г.И. Горина в аспекте системы и типологии персонажей» фиксирует то, что персонажи, олицетворяющие собой власть, изображаются во всех текстах Горина. Типологизировать данных персонажей можно на основе выполняемых ими функций: 1) персонажи-вестники и исполнители чужой воли (офицеры в «Том самом Мюнхгаузене» и «Формуле любви»); 2) блюстители установленного порядка (герцог и бургомистр в «Том самом Мюнхгаузене», урядник в «Поминальной молитве», капитан милиции в «Счастливцеве-Несчастливцеве», Ягужинский в «Шуте Балакиреве» и др.); 3) правители-творцы (Георг IV в «Кине IV», Генрих VIII в «Королевских играх» и Петр I в «Шуте Балакиреве»).

Правители-творцы - самая немногочисленная, но наиболее сложная для характеристики группа персонажей (представителей власти), несмотря на то, что образы монархов, правивших в разных странах и в разное время, имеют в произведениях Горина общие черты, начиная с внешней импульсивности и склонности к выпивке и заканчивая особым восприятием собственной персоны в истории государства. Объектом художественного изображения в произведениях «Кин IV», «Королевские игры» и «Шут Балакирев» Горин избирает властителей, стремящихся к преобразованию реальной действительности, но преобразование это, как правило, в изображении драматурга имеет игровой характер.

Представления правителей-творцов об идеальном мироустройстве воплощаются Гориным на уровне мотивно-образных комплексов, образующих структурное ядро каждого персонажа. Для принца / короля Георга в «Кине IV» моделью идеального мироустройства становится «театр», в котором лучшая ложа отведена королю. Все субъекты в такой системе подразделяются на зрителей и актеров. В первой части пьесы принц Георг с переменным успехом превращается то в актера, то в зрителя. Во второй же части Георг пытается исполнять роль короля в театральной ложе, от улыбок и аплодисментов которого зависят и зрители, и актеры. Кроме того, Георг желает стать постановщиком спектакля, где в качестве сюжета избирает собственную смерть и похороны. В пьесе «Королевские игры» мотивно-образным комплексом, задающим параметры мира Генриха VIII, становится «охота». Закономерным представляется разделение всех участников «охоты» на охотников и добычу. Однако группа охотников неоднородна: в ней выделяется главный охотник - сам Генрих, егеря - загонщики, и еще один персонаж, изначально (в системе представлений Генриха) добыча, совершившая «переход» в группу охотников, - королева Анна. В пьесе «Шут Балакирев» представления Петра о мироустройстве воплощаются посредством мотивно-образного комплекса «шутовской оркестр». Петр, мыслящий себя дирижером шутовского оркестра, упраздняющим иерархию, переоценивает возможности «музыкантов», не готовых к импровизации. Без дирижера оркестр рассыпается. Единственной жизнестойкой формой существования оказывается «соло», которое в финале пьесы исполняет Иван Балакирев, понукаемый Петром: «Ты только играй, не робей…».

Особую группу у Горина составляют персонажи, обличенные властью церкви: пастор Франц Мусс в «Том самом Мюнхгаузене», поп и ребе в «Поминальной молитве», францисканец Лоренцо в «…Чуме на оба ваши дома!», кардинал Вулси в «Королевских играх» и священник, чей голос звучит в финале «Реинкарнации». Создаваемые автором образы духовных отцов чрезвычайно разнятся как с точки зрения формальной организации (место в системе персонажей, авторская оценка), так и по культурно-этическому содержанию, выражаемых ими идей. В произведениях Горина «Тот самый Мюнхгаузен», «Королевские игры», «Поминальная молитва» и «…Чума на оба ваши дома!» образы священнослужителей предъявлены читателю в самом начале произведений как своеобразные индикаторы, определяющие степень расхождения окружающего мира и мира героя. Пьеса «Реинкарнация» (1992) - единственное произведения Горина, в котором священнослужитель становится образцом для героя, но это священнослужитель, разуверившийся в формальном служении, «отчаявшийся», способный совершить «переход». Тема борьбы за «свою веру» превращается в пьесе в тему веры как таковой.

Горин исследует не только способы взаимодействия героя и властителя, героя и священнослужителя, но также властителя и священнослужителя. Модель, в которой властитель может иметь «свою веру», представлена автором в пьесе «Королевские игры». Уже в заглавии произведения автор задает параметры интересующей его проблемы - что может быть, если власть, обычно противостоящая системе взглядов героя (в частности, установке на игровое восприятие жизни), примерит на себя его маску. «Своя вера» для Генриха не принцип, а всего лишь роль, игра. Фигура кардинала Вулси - знак потери церковью своего значения. Смешение власти и церкви, по Горину, приводит к неизбежному доминированию одной из составляющих. Различие остается лишь на уровне формы - пышного одеяния. Если в «Тиле» нечестивые служители церкви были равны нечестивой власти, то в «Королевских играх» кардинал абсолютно подчинен королю, он «пешка», которой можно пожертвовать ради победы. В пьесе «…Чума на оба ваши дома!», напротив, фигура монаха Лоренцо доминирует над представителем власти - герцогом Вероны. Он дважды не позволяет герцогу принять неверное решение, сначала прервав венчание Антонио и Розалины, а затем - их казнь. В финале произведения Лоренцо остается на сцене один, берет в руки перо и завершает историю Антонио и Розалины. Священнослужитель, превратившийся в актера, и актер, играющий священнослужителя и, по сути, замещающий его, - амбивалентный итог творческих исканий автора. В этом смысле принципиально отсутствие персонажа-священника в последнем произведении Горина (наличие такового в тексте было бы органично в силу хронотопических и сюжетных особенностей). Горин в «Шуте Балакиреве» нивелирует позицию посредника между человеком и Богом.

В художественной системе автора власть показана как явление многоступенчатое, иерархически устроенное, и в то же время как некое сакральное, абсолютное, неделимое начало. Поэтому взаимоотношения героя и власти в произведениях Горина, с одной стороны, представлены как противостояние независимой единицы упорядоченному множеству, а с другой стороны, являют собой диалог равновеликих начал.

Распределение мест в сложной системе «Бог-Священнослужитель-Властитель-Человек» принципиально для драматурга. Возвышение священнослужителя и властителя над простым человеком, по Горину, может быть оправдано лишь исключительными личными качествами, свидетельствующими о действительной связи с Богом - Всевышним (в иерархической логике). Проблема становится еще острее, когда на месте простого человека оказывается герой творящий и играющий. Исследуя разные культурно-исторические формы мироустройства, автор пытается представить наиболее жизнеспособную модель взаимодействия героя, Бога и власти.

В пьесах и киноповестях Горина играют практически все: не только центральные, но и второстепенные персонажи. Автор изображает традиционные игровые формы, существующие в культуре, во всем их многообразии: суд, дуэль, драма, поэзия, музыка, маскарад, свадьба, похороны и т.д. Необходимость овнешненного бытия для других закономерно приводит героев Горина к игре как единственной возможной форме проявления свободного «я». Одной из форм игр, размыкающих границы не только внутри посвященных групп, но и на уровне сложной иерархической системы, которой является государство, становится «игра в царя». Впервые тему игры во властителя Горин поднимает в пьесе «Кин IV», затем обращается к ней в «Королевских играх» и, наконец, детально разрабатывает в «Шуте Балакиреве».

Взаимоотношения Георга и Кина, короля и шута, выстраиваются Гориным как игровые, внешне свободные, но внутренне регламентированные, исключительные, противопоставленные обыденным отношениям, принятым в окружающем их мире. Король выходит на условные театральные подмостки, соревнуясь с Кином в актерской игре. Однако подобная «игра в игру» слишком сложна для короля, стремящегося к необременительному веселью. Игра «в царя», в которой иерархические отношения между королем и шутом нивелируются, постоянно прерывается по причине взаимного нежелания героев оставаться в рамках существующих правил и однажды избранных ролей. Игра Георга представлена в пьесе исключительно как внешнее явление, что подчеркивается его постоянными переодеваниями. Тогда как для Кина игра - сущностная характеристика самой жизни.

В пьесе «Королевские игры» Горин значительно усложняет схему. Вынесенное в заглавную позицию словосочетание «королевские игры» предельно актуализирует данную проблематику. В «игру в царя» вовлечены все персонажи - как центральные, так и второстепенные. Ключевыми субъектами игры являются Генрих и Анна, одновременно оспаривающие позицию властителя и ратующие за равенство. Однако мера включенности в игру Генриха и Анны различна. Король оставляет за собой право выхода из игры, тогда как для Анны подобный выход невозможен.

Несмотря на представленный в пьесе мотив «царя-раба», ключевое для «игры в царя» правило упразднения иерархических отношений не работает. Игры короля внешне разнообразны (он играет в любовь, играет в независимость, играет в безумие и т.д.), но сюжетная схема королевских игр всегда одна - это охота. Обозначенная схема имеет постоянный свод правил и ролей: охотник выслеживает жертву, вступает с ней в единоборство и убивает.

В пьесе «Шут Балакирев» дистрибуция персонажей осуществляется по степени их включенности в «игру в царя» и в зависимости от занимаемой в этой игре позиции. Всех персонажей пьесы можно представить как тех или иных субъектов «игры»: 1) играющий царь; 2) царь-раб; 3) самозванец; 4) свита. Разные субъекты «игры в царя», по Горину, наделены разными функциями и возможностями, но семантические поля субъектов, принадлежащих к различным по отношению к «игре» группам, соприкасаются: при определенных условиях возможно их взаимопроникновение и взаимодополнение. Центральную, самую независимую позицию в «игре» занимает персонаж, условно обозначенный как «играющий царь», это - Петр I. Он начинает игру и устанавливает ее правила, только он имеет право «назначить царя» и «сместить» его, не нарушая при этом самого хода «игры». Оппонентом «играющего царя» является «царь-раб», или «царь-шут», - Иван Балакирев, он оппонирует и аккомпанирует царю одновременно. «Царь-раб» - это царь на время карнавального игрища, то есть на определенный срок, однако время карнавала так же непредсказуемо, как и все происходящее в течение него. Принципиальная нелинейность игрового времени, его повторяемость, неопределенность начала и конца позволяют субъектам «игры» проигрывать одну и ту же ситуацию неоднократно, в пьесе Горина «Шут Балакирев» такой ситуацией становится провозглашение царя. Вслед за Петром «царем» провозглашаются Иван, Екатерина, Петруша, Дуня, и, наконец, сам себя провозглашает Меншиков.

Другой наиболее частой у Горина формой игры является игра «в смерть». Мортальные мотивы пронизывают творчество драматурга. Оборотной стороной игры «в смерть» в произведениях Горина является игра «в бессмертие». Игра «в бессмертие», по Горину, - это форма преемственности («освоения») культурного опыта человечества, включение его в полном объеме героем в собственную биографию. Память культуры дарит бессмертие герою.

Игра как абсолютная ценность формирует систему аксиологических констант центральных героев произведений Горина. Для остальных персонажей игра - ограниченное во времени и пространстве, повторяющееся, регламентированное действо миметического характера. Для Мюнхгаузена, Свифта, Кина, Счастливцева и Несчастливцева, Балакирева и Петра игра - безграничное, единичное явление, «сама жизнь», непрекращающаяся даже после смерти. Основной характеристикой такого рода игры становится импровизация.

Авторитетные специалисты отмечают в современной драме «раскрепощение театрально-зрелищных форм», «уход от жанровой чистоты», характерность «стремления к трагикомическому в целом». Жанровые определения, создаваемые Гориным («комические фантазии», «фантазия по мотивам…», «театральная фантазия», «театральные безумства»), - своеобразный ключ к пониманию текстов, который автор вручает читателю. Сон, безумие, фантазия, не имеющие четких границ и привычных форм выражения, представляются естественной альтернативой массовому искусству ХХ века. При этом Горин на протяжении всего творческого пути остается верен трагикомической эстетике.

Предельно сгущая и акцентируя игровые формы взаимоотношений героев, Горин осваивает описанный культурологами прием «иллюзорно-релятивного контакта с культурным всем». Искусство, как отмечает Н.А. Ястребова, стремится помочь человеку найти опору, «те точки, которые помогут сохранить эстетический баланс, некую соотнесенность, соразмерность, скоординированность мира по отношению к человеку». Игра, в соответствии с данной логикой, - «механизм партнерства с неизвестным», порождающий ситуацию «игрового равенства», равенства игрока (человека) и обстоятельств. Таким образом, игра одновременно ведет к очеловечиванию обстоятельств, наделению их способностью диалога и к укрупнению человека, его соизмерению с игровым партнером. Игровое начало объединяет произведения Горина в единый сверхтекст, в пределах которого не только персонажи, но и сам автор включаются в игру.

В заключении подводятся итоги исследования и формулируются основные выводы.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

художественный хронотоп пьеса горин

1. Федорова Н.К. Концепция смерти в пьесах и киноповестях Г.И. Горина // Вестник ТюмГУ. - 2006. - №8. - С. 30-34.

2. Федорова Н.К. Формула «театр в театре» в пьесах Г.И. Горина 1990-х годов // Вестник ТюмГУ. - 2009. - №1. - С. 160-165.

3. Ланитина (Федорова) Н.К. Счастливцев-Несчастливцев конца 20 века: к динамике художественного этносознания // Этнокультурное пространство региона и языковое сознание. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2006. - Ч. 1. - С. 92-94.

4. Федорова Н.К. Россия и Германия в киноповести Григория Горина «Тот самый Мюнхгаузен» (герой и хронотоп) // Aus Sibirien - 2006. Тюмень: Экспресс, 2006. - С. 224-226.

5. Федорова Н.К. Структура героя пьес и киноповестей Г.И. Горина (к проблеме динамики творчества художника) // От текста к контексту. Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П. Ершова, 2006. - Вып.5. - С. 94-98.

6. Федорова Н.К. Образ чиновника в киноповести Г.И. Горина «Тот самый Мюнхгаузен» // Русский язык как фактор стабильности государства и нравственного здоровья нации. Тюмень: Мандр и К^а, 2008. - Ч. 2. - С. 219-223.

7. Федорова Н.К. «Игра в царя» в пьесе Г.И. Горина «Шут Балакирев» // Русский мир в духовном сознании народов России. Тюмень: Вектор Бук, 2008. - С. 234-236.

8. Федорова Н.К. Смерть как предмет изображения в произведениях Г.И. Горина 1980-90-х гг. // От текста к контексту. Ишим: Изд-во ИГПИ им. П.П. Ершова, 2008. - Вып.7. - С. 46-48.

9. Федорова Н.К. «Русский мир» в пьесе Г.И. Горина «Шут Балакирев»: герой и хронотоп // Филологическое пространство Тюменского региона. Тюмень: Изд-во ТюмГУ, 2010. - С. 254-259.

10. Федорова Н.К. Хронотоп киноповестей и пьес Г.И. Горина конца 1970-х - 1990-х годов // Время как объект изображения, творчества и рефлексии. Иркутск: Иркутск. гос. ун-т, 2010. - С. 427-436.

Размещено на Allbest.ru