? Была одна девочка, да развязал Бог, постом похоронила.

? Что ж, тебе очень жалко ее? - спросила Дарья Александровна.

? Чего жалеть? У старика внуков и так много. Только забота. Ни тебе работать, ни что. Только связа одна» [Т. 9. С. 257].

Она бы никогда не подумала, что можно относиться вот так к потере самого важного в жизни для самой Долли - ребенка. И после, когда Анна будет говорить ей, что она больше не хочет детей, Дарья Александровна спросит, - не аморально ли это, ? не хотеть и не иметь больше детей? Ей это не понятно, это не вписывается в ее образ мира.

Она может только мечтать о другой, недоступной ей жизни: «Анна прекрасно поступила, и уж я никак не стану упрекать ее. Она счастлива, делает счастье человека и не забита, как я, а, верно, так же, как всегда, свежа, умна, открыта ко всему, - думала Дарья Александровна, и плутовская улыбка морщила ее губы, в особенности потому, что, думая о романе Анны, параллельно с ним Дарья Александровна воображала себе почти такой же роман с воображаемым собирательным мужчиной, который был влюблен в нее. Она так же, как Анна, признавалась во всем мужу. И удивление, и замешательство Степана Аркадьевича при этом известии заставляло ее улыбаться» [Т. 9. С. 260].

Но натура Долли слишком «смирная» для такой романтической истории: «…даже Долли признается в том, что и она могла бы поступить так же, как Анна Каренина, если бы... Если бы страсти взяли верх в ее душе» [Бабаев, 1978. С. 28].

Все мечтания и рассуждения Долли по поводу свободной любви разбиваются о чужой и непонятный ей уклад жизни Анны и Вронского: «Долли была несколько смущена и озабочена тою совершенно новою для нее средой, в которой она очутилась. Отвлеченно, теоретически, она не только оправдывала, но даже одобряла поступок Анны. Как вообще нередко безукоризненно нравственные женщины, уставшие от однообразия нравственной жизни, она издалека не только извиняла преступную любовь, но даже завидовала ей. Кроме этого она любила Анну. Но в действительности, увидав ее в окружении этих чуждых для нее людей, с их новым для Дарьи Александровны хорошим тоном, ей было неловко. В особенности неприятно ей было видеть княжну Варвару, все прощавшую им за те удобства, которыми она пользовалась» [Т. 9. С. 279-280]; «весь этот день ей все казалось, что она играет с лучшими, чем она, актерами и что ее плохая игра портит все дело» [Т. 9. С. 300].

Намного более близкими по характеру и образу жизни для нее являются Левины. С ними Долли чувствует себя хорошо ? она понимает их, а они понимают ее преданность семье. Левин видит в ней отголоски своего идеала: «…увидав ее, он очутился пред одною из картин своего когда-то воображаемого семейного быта. - Вы точно наседка, Дарья Александровна» [Т. 8. С. 400].

Он, конечно, заметит в ней и недостатки: «“…и для чего она говорит по-французски с детьми? - подумал он. - Как это неестественно и фальшиво! И дети чувствуют это. Выучить по-французски и отучить искренности”, - думал он сам с собой, не зная того, что Дарья Александровна все это двадцать раз уже передумала и все-таки, хотя и в ущерб искренности, нашла необходимым учить этим путем своих детей» [Т. 8. С. 408].

Почему так происходит, откуда эта фальшь? Н. А. Вердеревская рассуждает о характере Долли: «…кроме трагедии Анны, в романе есть и драма Долли. И драматизм положения Долли не только в том, что она обманута мужем, но и в том, что счастье, которое она нашла для себя - жизнь в детях, ? неверное счастье. Долли - как раз та мать, которая “сама родит, сама выкормит”, и будет кормить, шить, готовить пищу, спать с детьми и говорить с ними - и больше ничего она детям дать не способна. Она не разочаровалась в идеалах, ? у нее их просто никогда не было. Воспитание детей для нее дело, над целью которого она не задумывалась. И вот Левин чутким ухом ловит фальшь в ее обращении с детьми, ибо в итоге самоотверженная Долли воспитывает в детях вовсе не “способность несения труда с тратою и опасностью жизни”, а лишь подчинение внешним условностям того же ненавистного Левину общества» [Вердеревская, 1962. С. 217].

С исследовательницей можно согласиться, ведь и сама Долли понимает, что в ее жизни все вымученно и что дети не будут счастливы и хорошо воспитаны, как бы она ни старалась. Тем не менее, «беззаветно преданной детям, их воспитанию, знающей немало горя, страданий изображается в романе Долли Облонская. Несомненно стремление опоэтизировать эту преданность и самоотвержение» [Храпченко, 1980. С. 191].

В представлении Л. Н. Толстого женщина и должна быть такой - всецело преданной детям, ведь ее предназначение - продолжение рода. Конечно, более близка толстовскому идеалу семья Левиных, а Облонские - пример несчастливой семьи. Но значение образа Дарьи Александровны в том, что женщина может и должна продолжать жить и сохранять семью ради детей.

Согласно С. П. Бычкову, «культ женщины-матери лежит в основе и образе Дарьи Александровны Облонской. Долли в молодости была столь же привлекательной и красивой, как и ее сестра Кити. Но годы замужества изменили ее до неузнаваемости. Все свои физические и душевные силы она принесла в жертву любви к мужу и детям. Измена Стивы потрясла ее до глубины души, она уже не могла любить его по-прежнему, все интересы ее жизни теперь сосредоточилась на детях. Долли “счастлива” своими детьми и “гордилась ими”, здесь она видела источник своей “славы” и своего “величия”» [Бычков, 1954. С. 297].

Долли - это в чем-то Анна, у которой нет силы характера, чтобы уйти от мужа, и в чем-то Кити, если бы та вышла бы замуж за Вронского, который тоже мало пригоден для создания крепкой, толстовской семьи. Роль Дарьи Александровны в романе ? оттенить главных героинь, показать, какой еще может быть женская трагедия.

Глава II. Второстепенные персонажи

Система второстепенных персонажей в романе также определяется главенствующей в его архитектонике «мыслью семейной». К значимым второстепенным персонажам можно отнести Вареньку, Мадам Шталь, Агафью Михайловну и Бетси Тверскую.

2.1 Варенька и мадам Шталь

Варенька впервые появляется во второй части романа в XXX главе, когда Кити Щербацкая отправляется на лечение на воды. Там она попадает в достаточно узкий круг общения. Кити обращает внимание на русскую даму, принадлежащую к высшему свету, но очень больную (она не может ходить) - мадам Шталь, вместе с которой и приехала Варенька. Этот персонаж воспринимается с точки зрения молодой княжны Щербацкой: «M-lle Варенька эта была не то что не первой молодости, но как бы существо без молодости: ей можно было дать и девятнадцать и тридцать лет. Если разбирать ее черты, она, несмотря на болезненный цвет лица, была скорее красива, чем дурна. Она была и хорошо сложена, если бы не большая сухость тела и несоразмерная голова по среднему росту; но она не должна была быть привлекательна для мужчин. Она была похожа на прекрасный, хотя еще и полный лепестков, но уже отцветший, без запаха цветок. Кроме того, она не могла быть привлекательною для мужчин еще и потому, что ей недоставало того, чего слишком много было в Кити, ? сдержанного огня жизни и сознания свой привлекательности.

Она всегда казалась занятою делом, в котором не могло быть сомнения, и потому, казалось, ничем посторонним не могла интересоваться. Этою противоположностью с собой она особенно привлекала к себе Кити [Т. 8. С. 324?325].

С предельной точностью, дотошностью автор указывает детали - и сухость тела и размер головы и пр.. А согласно М. Б. Храпченко, «стабильный портрет представляется необходимым для героев, лишь на некоторое время попадающих в поле зрения читателя» [Храпченко, 1980. С. 434].

Все описание строится на сухом, неэмоциональном, как и сама Варенька, нанизывании фактов. Дается лишь одна яркая метафора - отцветший цветок без запаха, но сохранивший лепестки. Что-то цельное, прекрасное, но безжизненное. В этой метафоре Варенька предстает «существом без молодости» - все лепестки сохранились, и цветок не может быть старым, но он отцвел, а потому не может быть полным жизни - быть молодым.

Как было отмечено выше, Варенька воспринимается с точки зрения Кити и раскрывает что-то новое в образе молодой княжны. Она заинтересована в знакомстве с Варенькой и все время видит ее за каким-то делом: «…или она уводит с вод детей русского семейства, или несет плед для больной и укутывает ее, или старается развлечь раздраженного больного, или выбирает и покупает печенье к кофею для кого-то» [Т. 8. С. 325]. Девушки встречаются несколько раз в день и выражают взглядами симпатию друг к другу.

Далее со слов полковника выясняется, что m-lle Варенька помогла разрешить конфликт между немецким доктором и Левиным - Левин «побранился» с доктором, потому что тот не так его лечит, и даже замахнулся на него палкой. Варенька же «…нашлась скорее всех, взяла этого господина под руку и увела» [Толстой, 1981. С. 328]. После этого Кити умоляет мать разрешить ей познакомиться с соотечественницей. Мы узнаем, что она воспитанница г-жи Шталь. Первый ребенок мадам Шталь умер сразу после родов, и ее родные подменили ребенка на родившуюся в том же доме дочь придворного повара из опасения за здоровье матери. Позже она, конечно, узнала правду, но продолжала воспитывать Вареньку как собственную дочь.

Варенька не принадлежала к какой-либо определенной религиозной конфессии, но воспитывалась в атмосфере добродетели, ее приемная мать была «самое высоконравственное существо, жившее только для добра ближнего» [Т. 8. С. 331].

Кити испытывает все возрастающую симпатию к новому другу и с каждым днем находит в ней новые достоинства. Когда княгиня узнала, что Варенька хорошо поет, то пригласила выступить у них вечером. В сцене пения обнаруживается безжизненность натуры Вареньки, она «была равнодушна к похвалам», «спела другую пиесу так же ровно» [Т. 8. С. 333]; «спела это так же спокойно, холодно и хорошо, как и прежде» [Т. 8. С. 334].

И далее, объясняя нежелание Вареньки исполнить одну песню, автор посвящает нас в историю о несчастной любви, когда мать возлюбленного не захотела видеть Вареньку женой своего сына и тот женился на другой. «Вы не думали, что у меня тоже был роман? - сказала она, и в красивом лице ее чуть брезжил тот огонек, когда Кити чувствовала, когда изнутри освещал её всю» [Т. 8. С. 334]. Л. Н. Толстой все больше противопоставляет страстную, полную жизни Кити Вареньке.

Кити знакомится и с г-жой Шталь, и это знакомство тоже приносит свои плоды: «Ей открылось то, что кроме жизни инстинктивной, которой до сих пор отдавалась Кити, была жизнь духовная. Жизнь эта открывалась религией, но религией, не имевшей ничего общего с тою, которую с детства знала Кити, религией, выражавшейся в обедне и всенощной во Вдовьем Доме, где можно было встретить знакомых и в изучении с батюшкой наизусть славянских текстов; это была религия возвышенная, таинственная, связанная с рядом прекрасных мыслей и чувств, в которую не только можно было верить, потому как велено, но которую можно было любить» [Т. 8. С. 337?338].

Однако в лице мадам Шталь Кити обнаруживает черты, смущавшие княжну (презрительная улыбка при разговоре о родне; высокомерная улыбка, замеченная Кити и т. д.). Вареньку Кити считает совершенством: «…Варенька, одинокая, без родных, без друзей, с грустным разочарованием, ничего не желавшая, была тем самым совершенством, о котором только позволяла себе мечтать Кити. На Вареньке она поняла, что стоило только забыть себя и любить других, и будешь спокойна, счастлива и прекрасна. И такою хотела быть Кити» [Т. 8. С. 338].

И Кити начала подражать своему идеалу - читать по вечерам французское Евангелие, чего не делала раньше, ухаживать за больными вместе с Варенькой, пренебрегая общением со светскими знакомыми.

Так она жила до того момента, как на воды приехал князь Щербацкий. Отец помог Кити уяснить смысл ее увлечения Варенькой и характер мадам Шталь. Князь говорит, что знал мужа мадам Шталь до того, как она записалась в «пиетистки», но теперь не может объяснить дочери, что же это такое: «…я и сам не знаю хорошенько. Знаю только, что она за все благодарит Бога, за всякие несчастие, и за то, что у ней умер муж, благодарит Бога. Ну и выходит, что смешно, потому что дурно жили» [Т. 8. С. 346]. Далее князь упоминает, что она не встает потому, что «дурно сложена», «коротконожка», а не потому, что больна. И Кити с другой точки зрения смотрит на события: теперь она видит, как г-жа Шталь гневается на то, что Варенька не так завернула ей плед и пр., и не может воспринимать старую даму как возвышенного человека.

Выясняется, что Варенька не умеет как следует смеяться: «…Варенька, чего никогда еще не видела Кити, раскисала от слабого, но сообщающегося смеха, который возбуждали в ней шутки князя» [Т. 8. С. 352]. Смех несвойственен безжизненной, а потому неэмоциональной Вареньке. Она ко всему относилась одинаково спокойно.

Кульминацией служит сцена, когда семейство Щербацких возвращается с вод в снятый дом. Варенька просит Кити не ходить к Петровым, за которыми ухаживала Кити, и это становится последней каплей в сомнениях княжны. Кити понимает, что ей просто хотелось казаться лучше перед самой собой и перед людьми: «Кити, разумеется, не стала и не могла стать второй Варенькой, она была слишком предана жизни и быстро почувствовала “притворство” всех этих “добродетельных” Варенек и мадам Шталь с их “выдуманной” любовью к ближним: “Все это не то, не то!..” Она говорит Вареньке: “Я не могу иначе жить, как по сердцу, а вы живете по правилам. Я вас полюбила просто, а вы, верно, только затем, чтобы спасти меня, научить меня!” Так Кити осудила мертвенность и ненатуральность Вареньки, показавшейся ей вначале идеальной. Она излечилась от своей нравственной болезни и почувствовала вновь всю прелесть настоящей жизни, не загнанной ни в какие “правила”» [Бычков, 1954. С. 296].

Когда Кити бурно высказывает Вареньке свое разочарование в фальшивой добродетели, та остается по-прежнему спокойной и рассудительной: «Вареньке хотелось улыбнуться, глядя на детский гнев своего друга, но она боялась оскорбить её» [Т. 8. С. 355].

Таким образом, Варенька помогает Кити разобраться в себе, излечиться от мрачного душевного состояния, смятения, которое поселилось в ней после предательства Вронского. Такова роль Вареньки по отношению к Кити Щербацкой.

Варенька навестила Кити после свадьбы. Это произошло много позже, в шестой части романа. Кознышев собирался сделать Вареньке предложение. Удивительно, но в этот день она была взволнована «возможностью объяснения с нравящимся ей мужчиною, была очень привлекательна» [Т. 9. С. 189]. Кознышев думает о ней: «…она имела всю прелесть и свежесть молодости, но не была ребенком, и если любила его, то любила сознательно, как должна любить женщина: это было одно. Другое: она была не только далека от светскости, но, очевидно, имела отвращение к свету, а вместе с тем знала свет и имела все те приемы женщины хорошего общества, без которых для Сергея Ивановича немыслима подруга жизни. Третье: она была религиозна и не как ребенок безотчетно религиозна и добра, какою была, например, Кити; но жизнь ее была основана на религиозных убеждениях» [Т. 9. С. 191].

Кознышев рассудочно оценивает качества Вареньки. Ни о какой любви, страсти речи не идет - только сознательный выбор. Но сама Варенька «разумом решила, что ей надо выйти замуж за Кознышева, что это будет хорошо. <…> И Кознышев, и Варенька вполне честные и чистые люди. Никакая ложь, никакое преднамеренное форсирование чувства им не свойственны» [Бабаев, 1978. С. 78]. Кознышев так и не сделал предложения, потому что присущая ему рассудочность возобладала над эмоциональным порывом. Это последний эпизод с Варенькой.

С помощью образа Вареньки автор выражает мысль о религии, которую «можно любить», «религии “всеобщей” любви и нравственного самоусовершенствования» [Бычков, 1954. С. 296], противопоставляя ее религии, принятой в светском обществе, к которому принадлежала Кити.

2.2 Агафья Михайловна

Агафья Михайловна - экономка в имении Левина, настоящая хранительница дома. С ней, как и с Долли, связаны идиллические мотивы в романе, такие как ведение хозяйства, семья, еда и дети. Агафья Михайловна воспринимается как часть рода Левина, она герой старого, крепостного порядка, близкая архетипу матери.

Агафья Михайловна, словно домовой, всегда помогает Левину решать вопросы по содержанию имения, поддерживать быт, выполняя функцию хозяйки в доме. Однако когда Кити в качестве жены приезжает в имение, Левин видит, что «несмотря на все огорчение, причиненное Агафье Михайловне новою хозяйкой, отнявшею у нее бразды правления, Кити все-таки победила ее и заставила себя любить» [Т. 9. С. 77].

Агафья Михайловна - образ, завораживающий тем, что в маленьких деталях показывается ее разносторонняя личность. Она не только хранит очаг в доме Левина до его женитьбы, но и поддерживает беседу. В разговоре с Левиным ей «случалось нередко рассуждать о физике, теории хозяйства и особенности о философии; философия составляла любимый предмет Агафьи Михайловны [Т. 8. С. 230].

2.3 Бетси Тверская

Образ противоположного характера - княгиня Бетси Тверская, подрывающая семейные устои.

Бетси пыталась показать Анне, что необязательно относиться к роману с Вронским серьезно, расставаться с мужем: «видите ли, на одну и ту же вещь можно смотреть трагически и сделать из нее мученье, и смотреть просто и даже весело. Может быть, вы склонны смотреть на вещи слишком трагически» [Т. 8. С. 447].

Именно у княгини Бетси встречаются Анна и Вронский. Княгиня Бетси - двоюродная сестра Вронского. Они во многом похожи. Например, своей «английскостью». У нее все английское, начиная с имени, ее речь насыщена английскими словечками. Она - олицетворение притворства, лжи. Бетси словно полная противоположность Агафье Михайловне. Если та помогает поддерживать быт, то Княгиня Тверская «…совершенно неуместно вмешивается в самые трудные семейные дела» [Т. 8, С. 634].

Бетси всячески способствует адюльтеру Анны и Вронского и не видит в этом ничего безнравственного. Ведь она сама не раз вступала в связь с различными поклонниками: «…семейные связи не мешают Бетси и ее подругам заниматься любовными интригами. Они не делают из этого никакой драмы, легко относятся к многочисленным любовным приключениям, соблюдая лишь некоторые “обязательные” правила приличия. И свою жизненную манеру, и обман, которым пронизан их семейный быт, они, как и большинство светских людей, не только считают естественным, но и рассматривают его как несомненный признак подлинного аристократизма.

Встреча с “обществом партии крокета”, по замыслу Бетси Тверской, должна была явиться своего рода уроком светского опыта и мудрости Анне, слишком серьезно воспринимающей жизнь. Однако урок этот не был и не мог быть принят Анной с ее требовательным отношением к себе, к людям. [Храпченко, 1980. С. 188].

Исследователь обращает внимание еще на один второстепенный персонаж: «Графиня Лидия Ивановна возглавляла кружок “добродетельных и набожных женщин” и внешне противостояла Бетси и ее кругу, но в сущности была столь же отвратительной ханжой, как и многие другие. Христианская “доброта” этой святоши, произносящей сладкоречивые слова о боге и вер, раскрыта полностью в эпизоде, где она настойчиво побуждала Каренина отказать Анне в свидании с сыном» (Там же).

Бетси олицетворяет в романе и весь свет, ее мнение - это мнение света. Особенно это видно по Каренину, для которого Бетси являлась «…олицетворением той грубой силы, которая должна была руководить его жизнью в глазах света и мешала ему отдаваться своему чувству любви и прощения» [Т. 8, С. 632]. Отсюда можно сделать вывод о фальшивости света, довлеющего над мнениями и судьбами общества в романе.

Заключение

В настоящей работе была проанализирована система женских образов-персонажей в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина», концептуальные и сюжетные связи в системе данных образов, кроме того, были исследованы сюжетные роли и взаимозависимости персонажей, соотнесение их с основной мыслью романа - «мыслью семейной».

В первой главе были рассмотрены экспозиционный и лейтмотивный портреты Анны, отмечена его уникальность в сравнении с неполными, лейтмотивными портретами Кити и Долли. Показана зависимость внешнего портрета от внутреннего состояния самого героя и точки зрения воспринимающего его персонажа, что особенно ярко просматривается в эпизоде бала в романе, которому посвящен одноименный параграф.

Проанализировано функционирование главных и второстепенных женских образов в сюжетной структуре романа, а также их сюжетные и композиционные роли. Образ Кити при помощи идиллического образа Агафьи Михайловны позволяют автору описать счастливую семью. Долли представляет собой образ женщины, посвятившей себя целиком и полностью мужу и детям, несмотря на трудности жизни. Бетси Тверская олицетворяет высший свет, в котором за внешней оболочкой счастливой семьи скрываются фальшь и измены. Варенька отдает себя помощи другим людям и поэтому не складывается ее личная жизнь. Анна встает на сторону эгоистической любви-страсти, которая по сути своей не может продолжаться долго. Так автор показывает все грани понятия семьи, воплощая в романе «мысль семейную».

Внутренние переживания персонажей были изучены во второй главе на основе анализа мотивных комплексов романа. Проанализировано формирование мотива железной дороги на основе хронотопа дороги, мотивов огня и металла. Показана зависимость мотива судьбы Анны от мотива железной дороги и мотива «мужика», бытующего, в том числе, в повторяющихся снах Анны и Вронского.

Указана зависимость развития мотива лжи, фальши от наличия в жизни персонажа иностранного влияния, в том числе и в речи. Рассмотрена взаимозависимость счастья героя с мотивом «дома» и стадиями его бытования. Счастливая семья Левиных занимается «домостроительством», Долли оберегает свой «дом» от разрушения. Анна разрушила свой старый «дом», а в новом она лишь гостья.

Проанализировано функционирование мотива конца (смерти) в качестве сквозного для всего романа, помогающего автору осмыслить и оправдать поступок Анны.

Все мотивные комплексы являются сюжетообразующими, раскрывающими психологию личности героев.

Итак, в поэтике романа Л. Н. Толстого «Анна Каренина» система женских образов-характеров имеет ведущее значение как воплощение «мысли семейной».

Список использованной литературы

1) Толстой Л. Н. Собрание сочинений : в 22х т. Т. 8. М. : Худож. лит., 1981. 496 с.

2) Толстой Л. Н. Собрание сочинений : в 22х т. Т. 9. М. : Худож. лит., 1982. 464 с.

3) Толстой Л. Н. Переписка. СПб. : Изд-во Дмитрия Буланина, 1995. 109 с.

4) Толстой Л. Н. Путь жизни : монография. М. : Высш. шк., 1993. 527 с.

2. Книги, монографии, периодические издания:

5) Андреева В. Г. «Бесконечный лабиринт сцеплений» в романе Л. Н. Толстого «Анна Каренина». Кострома : Авантитул, 2012. 295 с.

6) Бабаев Э. Г. «Анна Каренина» Л. Н. Толстого. М. : Худож. лит., 1978. 160 с.

7) Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. Исследования разных лет. М. : Худож. лит., 1975. 504 с.

8) Бирюков П. И. Биография Л. Н. Толстого (книга первая). Серия «Гений в искусстве». М. : Алгоритм, 2000. 528 с.

9) Булгаков Ф. И. Граф Л. Н. Толстой и критика его произведений, русская и иностранная. М. : Либроком, 2011. 232 с.

10) Бычков С. П. Л. Н. Толстой. Очерки творчества. М. : Государственное издательство художественной литературы, 1954. 480 с.

11) Вердеревская Н. А. Проблема эмансипации женщин в творчестве Л. Н. Толстого. Толстовский сборник. Тула : Изд-во ТГПУ им. Л. Н. Толстого, 1964. C. 211-223.

12) Вересаев В. В. Живая жизнь : о Достоевском и Л. Толстом : Аполлон и Дионис (о Ницше). М. : Политиздат, 1991. 336 с.

13) Ветловская В. Е. Поэтика «Анны Карениной» (система неоднозначных мотивов) // Русская литература. 1979. № 4. С. 17 - 37.

14) Галаган Г. Я. Л. Н. Толстой : художественно-этические искания. Л. : Наука, 1981. 174 с.

15) Гинзбург Л. О психологической прозе. Л. : Худож. лит, 1977. 443 с.

16) Громова-Опульская Л. Д. Избранные труды. М. : Наука, 2005. 530 с.

17) Гудзий Н. К. Лев Николаевич Толстой. М. : Изд-во МГУ, 1956. 116 с.

18) Густафсон Р. Ф. Обитатель и чужак : теология и художественное творчество Л. Толстого. СПб. : Академический проект, 2003. 476 с.

19) Еремина Л. И. Рождение образа : о языке художественной прозы Льва Толстого. М. : Наука, 1983.

20) Жданов В. А. Неизвестный Толстой : тайная жизнь гения. М. : Эксмо : Алгоритм, 2010 (Тула). 445 с.

21) Жданов В. А., Зайденшнур Э. Е. История создания романа «Анна Каренина» // Толстой Л. Н. «Анна Каренина» : Роман в 8 частях. М., 1970. (Серия «Литературные памятники»). С. 803--833.

22) Квитко Д. Ю. Философия Толстого. М. : URSS, 2009. 227 с.

23) Ковалев В. А. Поэтика Льва Толстого. Истоки. Традиции. М. : Изд-во МГУ, 1983. 177 с.

24) Купреянова Е. Н «Война и мир» и «Анна Каренина» Толстого. // История русского романа : в 2-х т. Т. 2. М. ; Л. : Наука, 1964. С. 270?349.

25) Курляндская Г. Б. Нравственный идеал героев Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского : книга для учителя. М. : Просвещение, 1988. 255 с.

26) Лаврин Я. Лев Толстой сам о себе. Челябинск: Урал LTD, 1999. 462 с.

27) Леннквист Б. Путешествие вглубь романа. Лев Толстой: «Анна Каренина». М. : Языки славянской культуры (Кошелев А.), 2010 (Смоленск). 126 с.

28) Линков В. Я. Мир и человек в творчестве Л. Толстого и И. Бунина. М. : Изд-во МГУ, 1989. 174 с.

29) Лукацкий М. А. Философия культуры Л. Н. Толстого. Тверь : Изд-во Тверского государственного университета, 1996. 120 с.

30) Л. Н. Толстой : pro et contra : личность и творчество Л. Толстого в оценке рус. мыслителей и исследователей. СПБ. : РХГИ, 2000. 981 с.

31) Л. Н. Толстой : художественная картина мира: сборник научных статей. Кемерово : Изд-во КемГУ, 2011. 253 с.

32) Л. Н. Толстой : энциклопедия. М. : Просвещение, 2009. 847 с.

33) Маймин Е. А. Лев Толстой : путь писателя. М. : Наука, 1980. 191 с.

34) Мелетинский Е. М. О литературных архетипах. М. : РГХУ, 1994. 136 с.

35) Мережковский Д. С. Л. Толстой и Достоевский. М. : Наука, 2000. 587 с.

Размещено на Allbest.ru