Поэтика романа - семейная хроника М.Е. Салтыкова-Щедрина

Учение самаркандского литературоведа Я.О. Зунделовича о жанре романа - семейная хроника. Жанровое своеобразие романов М.Е. Салтыкова-Щедрина "Пошехонская старина", "Дневник провинциала в Петербурге". Поэтика художественной хроники "Господа Ташкентцы".

Рубрика Литература
Вид диссертация
Язык русский
Дата добавления 24.05.2018
Размер файла 104,4 K

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Время ускользает от Павла, превращается в нечто неконкретное, бесплотное, оно утрачивает для него свою семейную реальность.

Сцена смерти Павла уникальна по своей художественной силе. Иудушка, который был в ссоре с братом, и которому было запрещено приезжать к нему в имение, напряженно следил за развитием событий. Но не симпатия к брату движет его поступками, а жажда наживы. Стяжательские вожделения прикрываются лицемерными речами. Порфирий Владимирович остро чувствует удачный момент, поскольку время пока еще работает на него, и это особенно показательно на таких деталях: «С последними словами он действительно стал на колени и с четверть часа воздевал руки и шептал» (с.82). И именно в это время умирает Павел: «Некоторое время он ищет глазами образа, наконец, находит и с минуту возносит свой дух» (с.83).

После смерти Павла началась обычная размеренная семейная жизнь: через три дня мать уедет из Дубровина, но не в Головлево, а в завещанную когда-то захудалую деревушку Погореловку к двум сироткам Аниньке и Любиньке. Но жизнь в нищете ее угнетает: «Из крепкой и сдержанной женщины, которую никто не решался даже назвать старухой, получилась развалина, для которой не существовало ни прошлого, ни будущего, а существовала только минута, которую предстояло прожить» (с.102). Творческое, деятельное начало полностью угасло и Арина Петровна, превратившись в животное, спокойно покоряется воле Порфирия и просит приютить ее в Головлеве.

Порфирий Владимирович становится причиной гибели двух своих сыновей, он отвозит в приют и младенца, рожденного прислугой. Совершая все эти поступки, он, по сути, уничтожает свое будущее, целый род Головлевых. Все меньше и меньше у него остается времени и все больше вокруг него образуется пространственная и временная пустота. Все уходят с «проклятого места». Порфирий Головлев - не только причина гибели «всех», виновник бесчисленных «умертвений», но и жертва сложившихся от века общественных и семейных отношений. Он не только калечит, он сам искалечен своим временем: «Проведя более тридцати лет в тусклой атмосфере департамента, он приобрел все привычки и вожделения закоренелого чиновника, не допускающего, чтобы хотя одна минута его жизни оставалась свободною от переливания из пустого в порожнее» (с.111).

Принцип самого существования Порфирия Владимировича также раскрывается М.Е. Салтыковым-Щедриным с помощью времени-пространства: «Собственно говоря, он не знал даже, что делается у него в хозяйстве, хотя с утра и до вечера только и делал, что считал да учитывал» (с.112). Пространство как бы замыкается в сознании Порфирия вокруг его головлевского имения, и время начинает замедлять свое движение, оно как бы выходит из-под контроля Порфирия: «Среди этой тусклой обстановки дни проходили за днями, один как другой, без всяких перемен, без всякой надежды на вторжение свежей струи» (с.113). Паралич бездействия охватывает всех, кто живет в Головлеве: «Собравшись вместе, они с утра до вечера говорили и не могли наговориться» (с.113). Через призму восприятия героев и дается хронотоп природы: «Ноябрь в исходе, земля как неоглядное пространство, покрыта белым саваном» (с.114). И хотя мозг Порфирия Владимировича упорно цепляется за точные даты: «23 ноября. Память кончины милого сына Владимира» (с.122), однако судьба как бы подбрасывает Иудушке шанс на спасение, посылая к нему сына Петеньку, растратившего казенные деньги. Почти остановившемуся времени Головлева противопоставляется хронотоп кризиса: «Тут мысли его окончательно путаются и постепенно, одна за другой, утопают в самой мгле. Через четверть часа головлевская усадьба всецело погружается в тяжкий сон» (с.130). И далее внутренний монолог Петеньки, последнего сына и наследника Порфирия Владимировича: «Ах, поскорее бы эта ночь прошла. Завтра… ну, завтра пусть будет, что будет! Но что он должен будет завтра выслушивать… ах, чего он только не выслушает!» (с.130).

Петя уже догадывается, что ему откажут и денег не дадут, но в душе теплится надежда: «Петенька расположился в столовой, где уже был накрыт чайный прибор и стал ждать. Эти полчаса показались ему вечностью, тем более что он был уверен, что отец заставляет его ждать нарочно» (с.135).

Совершенно неожиданно ведет себя в этой сцене Арина Петровна. Ее деятельная душа на минуту пробуждается от спячки, она оживает, но оживает только для того, чтобы проклясть Порфирия, предавшего своего сына: «И вдруг, в ту самую минуту, когда Петенька огласил столовую рыданиями, она грузно поднялась со своего кресла, протянула вперед руку, и из груди ее вырвался вопль: - Про-кли-наю!» (с.144). Ровно через месяц после этой сцены она умерла: «Часу в четвертом ночи началась агония, а в шесть часов утра Порфирий Владимирович стоял на коленях и вопил» (с.149).

После смерти матери время вновь начинает замедлять свое движение, двигаясь по замкнутому пространству головлевской усадьбы: «С утра до вечера корпел он за письменным столом, критикуя распоряжения покойной и даже фантазируя, так что за хлопотами, мало- помалу, запустил и сам собственное хозяйство» (с.152).

С большим трудом Иудушке удается уговорить пожить с ним вернувшуюся домой опустившуюся алкоголичку Аниньку. Опять на некоторое время оживляется жизнь в головлевском доме: «Порфирий Владимирович и на другой день встретил её с обычной благосклонностью, в которой никак нельзя было различить - хочет ли он приласкать человека или намерен высосать из него кровь» (с.171).

Часы, минуты, секунды вновь начинают наполняться конкретным семейным содержанием еще и потому, что экономка Порфирия родила ему сына. Но «на третий день он вышел к утреннему чаю не в халате как обыкновенно, а одетый по-праздничному в сюртук, как он всегда делал, когда намеривался приступить к чему-нибудь решительному» (с.213).

Конец Порфирия Владимировича выдержан в строго хронологической последовательности семейных событий. После того, как он отправил младенца в приют, у него начинаются запои вместе с Анинькой. И вся жизнь в доме подчинялась этому ненормальному ритму жизни: «Господа просыпались поздно, и затем, до самого обеда, из конца в конец дома раздавался надрывающий душу кашель Аниньки, сопровождаемый непрерывными проклятиями» (с.280). «Около семи часов дом начинал вновь пробуждаться» (с.273); «вслед за обедом наступали ранние декабрьские сумерки, и начиналась тоскливая ходьба по длинной анфиладе парадных комнат» (с.271); «С этих пор каждый вечер в столовой появлялась закуска» (с.279); «С одиннадцати часов начинался разгул» (с.273); «Далеко за полночь на Аниньку словно камень, сваливался сон. Этот желанный камень на несколько часов убивал её прошедшее и даже угомонял недуг» (с.274).

Уничтожив свое будущее и дойдя до предела настоящего, Порфирий Владимирович обращает свои взоры к прошлому и «отовсюду, из всех углов этого постылого дома, казалось, выползали умертвления» (с.280). Сумасшествие Порфирия Владимировича является пробуждение совести и комплекса вины: «А ведь я перед покойницей маменькой… ведь я её замучил… я!- бродило между тем в его мыслях, и жажда «проститься» с каждой минутой сильнее и сильнее разгоралась в его сердце» (с.284).

Христос, которому так усердно молился Порфирий Владимирович перед тем как совершить новую пакость или преступление, не оставил его в последние минуты жизни. Он дал ему нравственное разрешение: «Порфирий Владимирович некоторое время ходил по комнате, останавливался перед освещенным лампадкой образом искупителя в терновом венце и вглядывался в него. Наконец он решился» (с.286).

И завершается жизнь Иудушки прозаически просто, но в то же время и символически: «На другой день, рано утром, из деревни, ближайшей к погосту, на котором была схоронена Арина Петровна, прискакал верховой с известием, что в нескольких шагах от дороги найден труп головлевского барина» (с.286). Казалось бы, страшная и загадочная смерть, но всем своим повествованием о головлевской семье, над которой господствовал некий фатум, М.Е. Салтыков-Щедрин дает разгадку этой загадке страшной человеческой жизни, направленной не на созидание, а на разрушение.

Обобщая лучшие черты жанра и поэтики романа - семейная хроника, М.Е. Салтыков-Щедрин в "Господах Головлевых" сделал значительные художественно-эстетические открытия, превратив новый для русской литературы жанр в канонический, впервые представив деградацию рода и его исчезновение. Впрочем, уместно ли тут вспоминать и таких героев, как Печорин, Онегин, род Тараса Бульбы.… Ведь все они не смогли продолжить свою династию. Однако в жанре романа - семейная хроника эта проблема у М.Е. Салтыкова-Щедрина достигла шекспировских страстей и звучаний.

Глава третья ЖАНРОВОЕ СВОЕОБРАЗИЕ РОМАНОВ - ХРОНИК М.Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА

Хроника, как крупная повествовательная форма, несомненно, является жанром, близким к роману и взаимодействующими с ним формами. Многие существенные различия в структуре рассматриваемых семейных хроник, бесспорно, обусловлены тем, что «Семейная хроника» С.Т.Аксакова создавалась в период становления и расцвета русского реалистического романа, а романы М.Е. Салтыкова-Щедрина - в период кризиса жанра. Сам М.Е. Салтыков-Щедрин заявил о перекличке своего произведения с хроникой Аксакова непосредственно в тексте "Пошехонской старины": «Покойный Аксаков своею «Семейной хроникой» несомненно, обогатил русскую литературу драгоценным вкладом. Но, несмотря на слегка идиллический оттенок, который разлит в этом произведении, только близорукие могут увидеть в ней апологию прошлого». Салтыков-Щедрин М.Е. Пошехонская старина. Собрание сочинений в 10-ти томах.Т.10.-С.10.

Эти слова говорят о том, что М.Е. Салтыков-Щедрин придавал значение "Пошехонской старине" в первую очередь как историческому свидетельству против эпохи крепостничества, каковым он справедливо считал хронику Аксакова. Для исторического свидетельства самым ценным качеством является достоверность и поэтому хроники С.Т.Аксакова и М.Е. Салтыкова-Щедрина основаны на подлинных событиях, при этом хроника С.Т. Аксакова целиком автобиографична, а хроника М.Е. Салтыкова-Щедрина - в незначительной степени, т.к. они написаны в повествовательной манере воспоминаний. Такая форма хотя и необязательна для жанра семейной хроники, но легко включается в его структуру, ибо в качестве рассказчика может выступать представитель последнего поколения, бывший очевидцем части событий, а остальные сведения передаются по рассказам свидетелей и семейным преданиям. В таких случаях хроника по своим жанровым особенностям приближается к мемуарам. Таким образом, жанровые определения «хроники» и «воспоминания», данные М.Е. Салтыковым-Щедриным "Пошехонской старине", не противоречат друг другу, а дополняют одно другое. Прошлое, изображенное в хронике М.Е. Салтыкова-Щедрина имело самое непосредственное значение для настоящего. Он писал в первой главе "Пошехонской старины" следующее: «И крепостное право, и пошехонское раздолье были связаны такими неразрывными узами, что когда рушилось первое, то, вслед за ним, в судорогах покончило свое постыдное существование и другое. И то и другое одновременно заколотили в гроб и снесли на погост, а какое иное право и какое иное раздолье выросло на этой общей могиле - это вопрос особый. Говорят, однако ж, что выросло нечто не особенно важное.

Ибо хотя старая злоба дня и исчезла, но некоторые признаки убеждают, что, издыхая, оно отравило своим ядом новую злобу дня и что, несмотря на изменившиеся формы общественных отношений, сущность их остается нетронутою». Салтыков-Щедрин М.Е. Пошехонская старина.-С.7.

Как видим, одна из главных тем хроники М.Е. Салтыкова-Щедрина - судьбы русского поместного дворянства. Обращаясь к крепостническому прошлому России, анализируя взаимоотношения дворянства с другими сословиями, его культуру, самосознания, формы деятельности и быта, роль его в жизни страны, писатель приходит к выводу о неуклонном падении, захудании дворянства, о несостоятельности его претензий быть ведущей силой истории.

М.Е. Салтыков-Щедрин, для которого вообще характерна резкая типизация, рисует картины жизни русского захолустья, избрав объектом изображения типичную помещичью семью. Главный герой хроники Никанор Затрапезный, от лица которого ведется повествование, так и говорит: «а теперь познакомлю читателя с первыми шагами моими на жизненном пути и той обстановкой, которая делала из нашего дома нечто типичное».

Преобладающий колорит помещичьего быта, изображаемого в щедринской хронике- заметно серый. Писатель намеренно подчеркивает однообразие и безрадостность жизни провинциальной помещичьей семьи, отсутствие каких бы то ни было умственных интересов, живых связей с природой, с миром сказочной народной фантазии. «Замечательно, что между многочисленными няньками, которые пестовали мое детство,- вспоминает повествователь,- не было ни одной сказочницы. Вообще весь наш домашний обиход стоял на вполне реальной основе, и сказочный элемент отсутствовал в нем. Детскому воображению приходилось искать пищи самостоятельно, создавать свой собственный мир, не имевший никакого соприкосновения с народной жизнью и ее преданиями».

М.Е. Салтыков-Щедрин, поставив перед собой задачу «восстановить характерические черты так называемого доброго старого времени» в качестве героя хроники выбирает самую обыкновенную помещичью семью.

Ее жизнь и жизнь других таких же помещиков, галерея которых в хронике М.Е. Салтыкова-Щедрина представляет собой своеобразный «срез» уездного дворянства, служит материалом для решения проблемы его судеб в России в связи с крестьянской реформой.

Поэтика романа-хроники "Пошехонская старина".

Интересно отметить, что М.Е. Салтыков-Щедрин, решая проблему судеб дворянства, обращается к сильным женским характерам: Анна Павловна Затрапезная и Арина Петровна Головлева. Он сосредотачивает внимание на отрицательных качествах героинь, но не рисует их сплошной черной краской. У них, несомненно, есть привлекательные черты: недюжинный ум, неутомимая энергия, сильная воля, целеустремленность, хотя и направленные преимущественно к достижению низменных собственных целей. "Пошехонская старина" характеризуется отсутствием каких-либо смягчающих тонов в изображении крепостничества, полным и страстным отрицанием его.

В хронике М.Е. Салтыкова-Щедрина налицо сознательная полемика с элементами поэтизации дворянской жизни в романах И.С. Тургенева, с их изображением «дворянского гнезда», детства дворянского ребенка и т.д. Одна из глав "Пошехонской старины" даже носит название «Гнездо», звучащее явно иронически в контексте предшествующей романтической традиции. Основываясь на большом материале личных наблюдений, М.Е. Салтыков-Щедрин создает объективную картину действительности. Он выносит приговор крепостническому прошлому России, вскрывая с помощью художественного времени «ужасную подкладку» фактов повседневной помещичьей жизни.

Особенность пространственно-временной организации "Пошехонской старины" заключается, прежде всего, в том, что М.Е. Салтыков-Щедрин придерживается хронологического принципа только в начале. Очень скоро он приходит к построению по принципу «галереи портретов», где каждый очерк имеет свое время-пространство. Но М.Е. Салтыков-Щедрин, поставивший перед собой задачу создания как можно более полной картины "пошехонской старины", вполне укладывается, условно говоря, в рамки требования «не усекать одних и не раздувать значения других событий».

Наблюдение над повествовательным строем этих двух семейных хроник М.Е. Салтыкова-Щедрина показывает, что границы этой литературной формы подвижны, они колеблются в пределах от мемуарных очерков до классического романа, предоставляя большую свободу для проявления разных творческих индивидуальностей. М.Е. Салтыков-Щедрин, создавая "Пошехонскую старину", имел перед собой богатый опыт развития русского романа. К началу 80-х годов XIX века в русской литературе были налицо все лучшие образцы этого жанра, но М.Е. Салтыков-Щедрин остро сознавал необходимость создания новой жанровой формы, в которой бы нашла воплощение широкая панорама современной писателю жизни. В этой связи М.Е. Салтыкова-Щедрина и привлекал роман - хроника, так как именно в этой жанровой форме он видел большие возможности для трансформации, изменения. Помимо этого, хроника как нельзя лучше соответствовала творческой индивидуальности М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Хроника же по своей жанровой структуре вообще очень близка к циклу, поскольку может представлять собой серию очерков, связанных лишь единым повествованием. Как и цикл, хроника не требует сказового сквозного сюжета и завершенности событий. В ней необязательно наличие главного героя, вокруг которого концентрируется действие. В хронике М.Е. Салтыков-Щедрин чувствовал себя совершенно свободным от канонов романного сюжетосложения.

В "Пошехонской старине" нет развития действия как такового. По принципам построения "Пошехонская старина" сочетает в себе хронику с галереей портретов, каждый новый эпизод не столько звено в цепи событий, сколько дополнительный штрих на тщательно вырисовываемой картине жизни, эпохи. Обстоятельность такого описания - определяющая черта стиля щедринской хроники. В ней показана жизнь провинциальной помещичьей семьи в самых разнообразных ее проявлениях, с мельчайшими подробностями: взаимоотношения супругов и родственников на протяжении многих лет, воспитание детей, ведение хозяйства, отношения с дворовыми, с крестьянами, с соседями, поездки в город, сватовство, каждодневный обиход, убранство комнат, привычек домочадцев, праздники и т.д.

Уклад жизни в данную эпоху, эпоху крепостничества, само время - главный «герой» щедринской хроники, которому подчинен весь сюжет произведения. В "Пошехонской старине" ни один из персонажей, включая повествователя и Анну Павловну Затрапезную не определяют своей судьбою развитие сюжета. Главная задача для М.Е. Салтыкова-Щедрина полнота описания, создание всестороннего представления о бытовой, психологической, социальной атмосфере жизни дворянской усадьбы.

Материал, положенный М.Е. Салтыковым-Щедриным в основу "Пошехонской старины" несомненно, давал все основания для создания романа; ведь на аналогичной фактографии построен роман "Господа Головлевы", имеющий, кстати, немало перекличек с "Пошехонской стариной". Однако последний роман М.Е. Салтыкова-Щедрина придал хронике черты строгой документальности, выдвинув на первый план ее ценность как исторического свидетельства.

"Пошехонская старина" - последнее произведение М.Е. Салтыкова-Щедрина. Им закончился творческий и жизненный путь писателя. В отличие от других его вещей оно посвящено не повседневной современности, а прошлому - жизни помещичьей семьи в усадьбе при крепостном праве. По своему материалу "Пошехонская старина" во многом восходит к воспоминаниям М.Е. Салтыкова-Щедрина о детстве, прошедшем в родовом гнезде, в самый разгар крепостного права. Отсюда не только художественное, но также историческое и биографическое значение «Хроники», хотя она и не является ни автобиографией, ни мемуарами писателя.

Создавая в 80-е годы XIX века образ Пошехонья, Салтыков вновь, как и в «Истории одного города», отправлялся от фольклорно- сатирических сказаний и присловий родного ему Верхнего Поволжья о «пошехонцах» - носителях всех видов отсталости и пассивности. Пошехонье и пошехонцы у М.Е. Салтыкова-Щедрина - вся современная ему Россия и ее народ, но увиденные глазами негодующего сатирика, освещенные М.Е. Салтыковым-Щедриным тех их сторон и элементов, которые были враждебны писателю, вызывали у него горечь и гнев, которые критиковались и отрицались им, но, прежде всего изучались. «Хотя и постылое это Пошехонье - писал Салтыков П.В. Анненкову 1 июля 1884 г. - но сынам необходимо его знать. Знать и любить» (6,14).

"Пошехонская старина" многоплановое произведение, оно совмещает в себе три слоя: «житие»- «повесть о детстве» (предполагалось и о юности) на автобиографической основе; историко-бытовую «хронику» - картины жизни в помещичьей усадьбе при крепостном праве; публицистику - суд писателя - демократа над крепостническим строем и обличение духа крепостничества в идеологии и политике России 80-х годов. Первые два слоя даны предметно (сюжетно), последний заключен в авторских «отступлениях», при этом он задан в подтексте произведения, заложен в идейной позиции автора.

«Хроника» ведется в форме рассказа (записок) Пошехонского дворянина Никанора Затрапезного о своем «житии»,- собственно лишь о детстве. В специальном примечании и зачине М.Е. Салтыков-Щедрин просит читателя не смешивать его, М.Е. Салтыкова-Щедрина, с личностью Никанора Затрапезного. Однако насыщенность "Пошехонской старины" автобиографическими элементами несомненна. И все же даже наиболее «документированные» страницы «хроники» не могут безоговорочно рассматриваться в качестве автобиографических или мемуарных. Для правильного понимания «автобиографического» в "Пошехонской старине" нужно иметь в виду два обстоятельства.

Во-первых, биографические факты детства М.Е. Салтыкова-Щедрина введены в произведение в определенной идейно-художественной системе, которой и подчинены. Система эта - типизация. Писатель отбирал из своих воспоминаний то, что считал характерным для тех образов и картин, которые рисовал: «Теперь познакомлю читателя с той обстановкой, которая делала из нашего дома нечто типичное», - указывал М.Е. Салтыков-Щедрин, начиная свое повествование, и продолжал: «Думаю, что многие из моих сверстников, вышедших из рядов оседлого дворянства и видевших описываемые времена, найдут в моем рассказе черты и образы, от которых на них повеет чем-то знакомым. Ибо общий уклад пошехонской дворянской жизни был везде одинаков» (12,с.6).

Во-вторых, и это главное, нельзя забывать, что в "Пошехонской старине" содержатся одновременно «и корни и плоды жизни сатирика» - удивительная сила воспоминаний детства и глубина итогов жизненного пути, последняя мудрость писателя. С этим связана особая позиция автора, его прием двойной субъективности.

«Автобиографическая тема» в "Пошехонской старине" полифонична. Один «голос» - воспоминания Никанора Затрапезного о своем детстве. При этом маска этого персонажа часто снимается, и тогда повествователь предстает перед читателем в лице «я» самого М.Е. Салтыкова-Щедрина. Другой «голос» - суждения о рассказанном. Все они определяются и формулируются с точки зрения общественных идеалов, существование которых в изображаемой среде и времени исключается. Оба «голоса» принадлежат М.Е. Салтыкову-Щедрину. Но они не синхронны.

Например, в главе V - «Первые шаги на пути к просвещению»- содержится удивительное свидетельство М.Е. Салтыкова-Щедрина, совпадающего здесь с Никанором Затрапезным, об обстоятельствах его гражданского рождения, о моменте возникновения в нем - почти ребенке - сознания и чувства социальной несправедливости мира, в котором он рос. М.Е. Салтыков-Щедрин считал таким «моментом» те весенние дни 1834 года, - ему шел тогда девятый год,- когда, роясь в учебниках, он случайно отыскал «Чтение из четырех евангелистов» и самостоятельно прочел книгу.

«Для меня эти дни принесли полный жизненный переворот, - свидетельствует М.Е. Салтыков-Щедрин от имени Никанора Затрапезного, - что оно посеяло в моем сердце зачатки общечеловеческой совести и вызвало из недр моего существа нечто устойчивое, свое, благодаря которому господствующий жизненный уклад уже не так легко порабощал меня.

Я не хочу сказать этим, что сердце мое сделалось началом любви к человечеству, но несомненно, что подлая крепостная номенклатура, которая дотоле оскверняла мой язык, исчезла навсегда. Я даже могу с уверенностью утверждать, что момент этот имел несомненное влияние на весь позднейший склад моего миросозерцания» (12,с.26).

В этом признании отчетливо различимы два разновременных пласта, каждый из которых является бесспорной автобиографической реальностью.

Хронологически знакомство с реальными словами об «лгущих» и «обременных» принадлежат восьмилетнему мальчику с большими задатками духовного развития. Ему же принадлежат воспоминания о том, как он самостоятельно приложил слова из проповедей и социальных максим раннего христианского «социализма» к окружавшей его конкретной действительности, к «девичьей» и «застольной», где задыхались десятки поруганных и замученных существ. Но оценка этих дней как события, принесшего автору воспоминания «полный жизненный переворот», имевшего «несомненное влияние» на весь позднейший склад его мировоззрения, принадлежит уже не мальчику, а писателю М.Е. Салтыкову-Щедрину, подводящему итоги своей жизни и деятельности. В этой оценке, в этих словах и формулировках очевиден отпечаток зрелой мысли М.Е. Салтыкова-Щедрина, с ее крайним просветительским идеализмом, с ее страстной просветительской же, верой в могучую преображающую силу слова, убеждения, морального потрясения.

Следует думать, однако, что не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что в первоначальном воспитании и обучении М.Е. Салтыкова-Щедрина участвовали не столько дипломированные гувернантки и гувернеры, сколько люди из народа - крепостные мамки, крепостной живописец - грамотей, сельский священник и студент-семинарист. От этих воспитателей и учителей мальчик Салтыков должен был слышать слова, которые показывали ему человека в «рабе» и тем самым подготовили его к пониманию деления людей на «господ» и «слуг».

Удивительные, незабываемые слова, написанные М.Е. Салтыковым-Щедриным на исходе дней о том светлом и поэтичном, что он вынес из своего детства, запомнившегося ему в целом столь сурово и мрачно, принадлежит к наибольшим автобиографическим ценностям "Пошехонской старины". Слова этого признания позволяют проникнуть к первоистокам формирования личности М.Е. Салтыкова-Щедрина, насквозь проникнутым социальным этизмом и той постоянной устремленностью к высотам общественных идеалов, которую писатель обозначил словами призыва библейского пророка: «Сурсу сорда!» - «Горе, имеющим сердца!»

Наряду с воспоминаниями о первых движениях в начинающейся духовной жизни в "Пошехонской старине" приведено немало мемуарных материалов, относящихся к внешней обстановке детства М.Е. Салтыкова-Щедрина.

Обращение к документам семейного архива М.Е. Салтыкова-Щедрина, а также к тверским и ярославским краеведческим источникам позволяет установить немало фактов и эпизодов крепостной «старины», которые знал, видел или о которых слышал и на всю жизнь сохранил в своей памяти будущий писатель.

Как субъективное, так и объективное содержание воспоминаний воссоздаётся в хронике от имени «я» рассказчика - Никанора Затрапезного. Но если в первом случае (рассказ о своем духовном развитии) эта вымышленная личность, как правило, совпадает с личностью самого писателя, то во втором случае (рассказ о внешней обстановке, окружающих людях) такого совмещения не происходит. «Я» повествователя выступает в этом последнем случае в значении и роли стороннего объективного бытописателя.

Оно лишено страстности и социально-этического пафоса первого «Я», характеризующих личность самого М.Е. Салтыкова-Щедрина. Второе «я» рассказчика в "Пошехонской старине" хорошо раскрыл Глеб Успенский: «Салтыков пишет от своего «я»,- указывает он,- но обратите внимание, заслоняет ли он этим «я» то, что он описывает? Нет. Его «я» едва заметно. Это «я» постороннее, это посторонний наблюдатель, и той средой, в которой это «я» живет, никоим образом самого Салтыкова объяснить нельзя» (11,с.15).

Такое ограничение субъективного вмешательства «я» рассказчика в повествовании позволило М.Е. Салтыкову-Щедрину придать произведению в целом эпическую структуру, хотя и прерываемую нередко авторскими отступлениями.

Своего рода теоретическим обращением к конкретным характеристикам - воспоминаниям о детстве и воспитании является глава «Дети» - первоначально самостоятельный очерк, лишь позднее включенный в "Пошехонскую старину".

В этой главе М.Е. Салтыков-Щедрин, открыто снимает с себя маску рассказчика Никанора Затрапезного, беседует с читателем от собственного своего лица. Глава начинается словами: «И вот теперь, когда со всех сторон меня обступило старчество, я вспоминаю свои детские годы, и сердце моё невольно сжимается». И дальше следует знаменитое место, в котором М.Е. Салтыков-Щедрин обличает фальшь и лицемерие семейной, школьной и социальной педагогики там, где существует и неправильность и шаткость устоев, на которых зиждется неправильность строя, то есть в социально расколотом антагонистическом обществе: «Я знаю, что, в глазах многих, выводы, полученные мною из наблюдений над детьми, покажутся жестокими. Но я на это отвечаю, что ищу не утешительных (во что бы то ни стало) выводов, а правды. И, во имя этой правды, иду даже далее и утверждаю, что из всех жребиев, выпавших на долю живых существ, нет жалкого, более злосчастного, нежели тот, который достался на долю детей» (12,с.84).

Задачей М.Е. Салтыкова-Щедрина в "Пошехонской старине" было, по его собственному определению, восстановить «характеристические черты» крепостного быта. Основным же типическим признаком этого быта являлась принудительная правда.

В "Пошехонской старине", как и в других своих произведениях, М.Е. Салтыков-Щедрин подходит к дворянско-усадебному быту не с его внешней идиллической стороны, как С.Т.Аксаков, которого он имеет в виду в приведенных словах (хотя и автор «Семейной хроники» не остался в ней целиком в рамках идиллии). Он подходит к этому быту со стороны его ужасной подкладки, хорошо известной модам крепостной неволи, потом и кровью которых обеспечивалось помещичье благополучие, создавался экономический фундамент утонченности дворянско-усадебной жизни в ее элитном слое.

Он вовсе не отрицал при этом художественной правды и поэзии светлых усадебных картин Тургенева и Толстого (известен восхищенный отзыв М.Е. Салтыкова-Щедрина о тургеневском «дворянском гнезде»). Но, во-первых, в его понимании эти писатели изображали по преимуществу верхний слой поместного дворянства, относительно редкие оазисы культуры. Предметом же изображения для М.Е. Салтыкова-Щедрина была «пошехонская дворянская жизнь», то есть жизнь помещиков средней руки, которая была несопоставима с элитой и потому показательнее, типичнее для русского оседлого дворянства в его массе, чем жизнь Ростовых и Болконских. Во-вторых, и в оазисах дворянской культуры в их утонченности глаз Салтыкова - художника - так уж он был устроен - прежде всего, видел не парадный фасад и залы помещичьего дома, не парки усадьбы, а ее двор и людскую, ригу и конюшню,- места, где непосредственно обнажалась «ужасная подкладка» помещичьего быта, где творились «мистерии крепостного права», нередко кровавые.

С таким же беспощадным реализмом создает М.Е. Салтыков-Щедрин образы владельцев «Малиновки» - помещиков Затрапезных. На первый план выдвинута властная хозяйка малиновецкой усадьбы Анна Павловна Затрапезная. Эта удивительно сильно нарисованная фигура принадлежит, как и её предшественница-близнец Арина Петровна Головлева, к художественным шедеврам М.Е. Салтыкова-Щедрина. Взятый «живьем» из действительности, с реальной Ольги Михайловны Салтыковой, этот образ вместе с тем широко и мощно обобщает характерные черты и судьбу всей социальной группы, к которой он принадлежит. Писатель показывает как в условиях бездуховной среды умиравшего крепостного строя и одновременно в атмосфере буржуазных «идеалов» стяжания и накопительства (Затрапезная, как и мать Салтыкова, была из купеческого рода), даже природно-богатые задатки изображенного им женского типа получили уродливое развитие и стали асоциальными.

Сильный, самостоятельный характер Анны Павловны, незаурядный ум, деловая сметка, неистощимая энергия - все это приносится на алтарь служения одному божеству - обогащению, все подчиняется одной страсти бережливой экономки, превратившейся в отвратительное скопидомство.

Образу Анны Павловны сопутствует и, вместе с тем, противостоит ему образ ее мужа Василия Порфирьевича Затрапезного, родовитого дворянина, наследного владельца родовой вотчины, но отчасти устраненного, отчасти самоустранившегося от всяких забот по ее управлению, полностью перешедшей в руки его властной и деловой супруги. В этом образе, также взятом из ближайшего семейного окружения, списанном, хотя и с меньшей верностью натуре, с отца писателя Евграфа Васильевича, воплощена другая типическая черта уходящего в историческое небытие крепостного строя - прогрессирующее оскудение деловых, хозяйственных интересов и жизнеустроительной активности в массе поместного дворянства.

Много внимания уделено в "Пошехонской старине" картинам детства и воспитания дворянских детей в обстановке помещичьего дома. Как уже сказано, в этих картинах М.Е. Салтыков-Щедрин больше всего следовал за воспоминаниями своего детства. Весь тон воспитательной обстановки, формулирует М.Е. Салтыков-Щедрин свою позднейшую оценку педагогики, через которую когда-то прошел,- была в высшей степени необыкновенно суровой. М.Е. Салтыков-Щедрин показывает, что развращающее воздействие тлетворной морали крепостнического мира очень рано сказалось и на детях. Он подводит читателя к выводу, что в условиях изжившего себя крепостного строя полноценная личность общественно полезного человека и деятеля не могла сформироваться на почве этого строя и созданных им идеологии и социальной психологии. Такая личность могла сложиться лишь в условиях сознательного отрицания крепостного строя и борьбы с ним. Биография самого М.Е. Салтыкова-Щедрина является одной из наглядных иллюстраций к этим мыслям и наблюдениям.

В трех «портретных галереях» - «родственников», «домочадцев» и «соседей», занимающих остальные главы хроники, - М.Е. Салтыков-Щедрин создает серию портретов - биографий «господ» и «рабов» (слуг), экспонируя их на предметном и вместе с тем глубоко обобщенном историко-бытовом фоне. Жизнь помещичьей семьи и дворовых отражена здесь с небывалой широтой охвата до трагических судеб людей.

При этом было бы ошибкой думать, что М.Е. Салтыков-Щедрин сгущает краски как обличитель. Сведения и факты, которые сообщают нам документы и мемуары эпохи, свидетельствуют о полной исторической правдивости салтыковских показаний.

В «галерее господ» представлены не только помещики-изверги. Анна Павловна Затрапезная почти свободна от упреков в помещичьих варварствах. В Малиновке, управляемом единоличною ею волею, нет ни губительной для крестьян ежедневной барщины, ни крепостнических застенков, ни кровавых истязаний и членовредительств (не было помещичьей уголовщины и в реальной салтыковской вотчине - Спас-Угол).

Есть в «галерее господ» даже портрет почти «идиллической», по определению самого писателя, «тетеньки-сластены», есть и портрет стоящего на позициях отрицания крепостнических порядков дворянского интеллигента идеалиста Бурмакина. Но жизнь и деятельность этих людей, лично мало причастных или вовсе не причастных к жестокости крепостного права, бесплодна и безрадостна.

«Служение семье», а по существу собственническому фетишу семьи - «призраку», понятое Анной Павловной Затрапезной как служение делу приобретательства, приумножения наследного и благоприобретенного фамильного достояния, - таит в себе угрозу возмездия. Оно было показано писателем в трагизме конечных жизненных итогов старухи Головлевой, образа - близнеца Затрапезной. Существование «тетеньки-сластены» лишено каких-либо общественных интересов и все свелось, в сущности, к заботам о еде и домашнем уюте. Честный, добрый, идеально мыслящий Бурмакин ничего не может противопоставить окружающему его миру хищничества и практически гибнет в нем.

Еще большее впечатление, чем «галерея господ», производит «галерея рабов» - серия портретов рембрандовской глубины и силы. Люди крепостной массы и «люди ярма», показаны сурово-реалистически, такими, какими они были, непросветленными и неочищенными «от тех посрамлений, которые наслоили на них века подъяремной неволи…» (8,с.102).

Над всем этим миром «господ» и «рабов» поднимается грозный «порядок вещей» - целый огромный строй жизни, которому подчинено все. Не выдержавшая помещичьего надругательства и покончившая с собой «бессчастная Матренка», засеченная насмерть Улита, истязуемая Анфисой Порфирьевной дворовая девочка - не единичные примеры какой-то исключительной помещичьей жестокости. Это привычный быт крепостного времени, картины его «повседневного ужаса».

Он заглядывает в самую душу их, проникает во внутренний облик народных типов, сложившийся под влиянием долгой крепостной зависимости, под вековой властью личного бесправия, забитости и страха.

Есть в «галерее рабов» и глубоко драматические портреты- биографии людей, уже поднявшихся до сознательного и страстного отрицания «рабского образа», но не нашедших еще другой формы выражения протеста, кроме «рабьего» же, страдательного протеста «своими боками», по выражению самого М.Е. Салтыкова-Щедрина. Так, Мавруша-новгородка была вольной. Став женой крепостного человека, она из любви к нему закрепостилась, но не смогла снести «рабского образа» и покончила самоубийством. Трагическое решение Мавруши предпочесть смерть крепостной неволе не бесплодно для окружающих, хотя и далеко от разумной и организованной борьбы: оно свидетельствует о неизбывной жажде свободы в порабощенном человеке.

М.Е. Салтыков-Щедрин превосходно знал и все формы, и подлинные масштабы борьбы крепостных крестьян с помещиками. Он знал их не по книгам и рассказам. Многое он наблюдал воочию, в детские годы и во время своего рязанского и тверского вице-губернаторства. И в период подготовки и проведения крестьянской реформы, когда в стране сложилась социально-критическая ситуация. Никто из русских писателей не обладал такими опытами непосредственного соприкосновения со сферой антикрепостнической борьбы в деревне, как М.Е. Салтыков-Щедрин. Обличительный пафос и общественно-политические тенденции "Пошехонской старины" объективно отражают и подытоживают крестьянский протест против крепостничества. Помещики, барские крестьяне и дворовые слуги изображены в хронике как враждебные друг другу социальные группы. В этом отношении "Пошехонская старина" наиболее цельно и последовательно противостоит в литературе славянофильским и другим дворянским утопиям о гармоничном союзе помещиков и их «подданных». Салтыковская «хроника» стала не только классическим произведением художественной литературы о крепостном праве, но и источником исторического познания этого строя.

Поэтика романа - семейная хроника "Дневник провинциала в Петербурге"

Если роман "Пошехонская старина" посвящен воссозданию картины крепостнической действительности, то "Дневник провинциала в Петербурге" пытается показать время, эпоху пореформенных отношений, которые сам писатель определяет как «путаницу», страшную неразбериху, наблюдаемую им в обществе.

Идею написания романа, в основе которого лежат злободневные социально-общественные вопросы, М.Е. Салтыков-Щедрин обосновал во время интенсивной работы над «Господами Ташкентцами». В последнем произведении ему не удалось из серии очерков создать художественную целостность, развить характеры и обстоятельства. В "Дневнике" же в форме сюжетного повествования развертывается сатирическая картина нравов дворянско-чиновничьего, буржуазного Петербурга и помещичьей провинции на рубеже пореформенного десятилетия. «Еще живы идеалы «упраздненного прошлого» (крепостничество) в настоящем, но уже преобладает в людях ощущение жизненной пустоты, и, как следствие, социальное бездельничанье и хищничество. Общий тон жизни,- писал сатирик,- или уныние, или мираж, вследствие которого мнимые интересы поневоле принимаются за интересы действительные». Салтыков-Щедрин М.Е. Дневник провинциала в Петербурге.-С.46.

М.Е. Салтыков-Щедрин как бы надевает маску провинциального помещика, владельца имения под названием «Проплеванное» (дедушка владельца выиграл его когда-то, состязаясь в искусстве плевания). С несколькими оставшимися от прежней роскоши выкупными свидетельствами является этот ни к чему не способный «прогоревший» провинциал в Петербург, где встречает массу подобных ему никчемных помещиков, явившихся в столицу, чтобы поправить свои «проплеванные» обстоятельства. Новая действительность, казалось, открывала для этого необозримое поле деятельности - ведь как грибы после дождя появлялись в это время акционерные компании и концессии для разработки российских недр и строительства железных дорог.

В Петербурге провинциал встречается в первый же день со знакомым помещиком Александром Прокофьевичем по прозвищу «Прокоп Ляпунов». В хронотопе с самого начала сделан акцент на невероятно быстром течении времени: преобладают временные детали со значением минуты: «Как будто приветствуя меня, они в один голос говорили: а вот еще нашего стада скотина пришла! Не потому ли эта встреча уязвила меня, что я никогда так отчетливо, как в эту минуту, не сознавал, что я ведь и сам такой же… не знающий, куда приткнуть голову, человек, как и они» (с.16); «Как бы то ни было, вопрос, зачем я еду в Петербург? возник для меня совершенно неожиданно, возник спустя несколько минут после того, как я уселся в вагоне Николаевской железной дороги» (с.15); «Это была ужаснейшая для меня минута. Все они (помещики) были налицо со своими жирными затылками, со своими клинообразными кадыками, в фуражках с красными околышами и с кокардой над козырьком».

В Петербурге время заметно замедляет свой бег. Рыхлый и податливый провинциал, дворянин, воспитанный в традициях 40-х годов XIX века, едет в столицу пожить по-эпикурейски, пока еще есть выкупные платежи и пристроиться к какому-либо делу. У него нет четкого плана действия, как у Прокопа, который устремился в Петербург урвать «кусок» в виде железнодорожной концессии или выгодной службы, чтобы компенсировать «утраты», произведенные крестьянской реформой. Разный темп жизни этих двух героев виден из следующей детали: «Каждое утро, покуда я потягиваюсь и пью свой кофе, три стука раздаются в дверь моего нумера. Раньше всех стучит Прокоп» (с.18).

Движимые этими столь различными целями герои проникают в различные общественно-политические сферы столицы, встречаются с дельцами, чиновниками, землевладельцами, консерваторами, либералами. Затем провинциал и Прокоп впутываются в историю с международным стратегическим конгрессом и тайным политическим обществом, на деле оказывающимся лишь мистификацией светских бездельников.

Вторая сюжетная линия развивается параллельно первой в форме сновидения Провинциала. Во сне развертывается также гротескная картина фантастического превращения Провинциала в миллионера, которого беззастенчиво обкрадывает Прокоп, в результате чего затевается судебный процесс, разыгрывается борьба за наследство с ее шантажами, махинациями, лжесвидетельством, подкупами и т.д. Таким образом, М.Е. Салтыков-Щедрин проводит своих героев через новые общественные слои (судебные чиновники, адвокатура, поместные дворяне, купечество). Под воздействием кошмарных впечатлений и путаницы, доставляемых жизнью, герой дневника попадает в больницу для умалишенных. Таков финал, такова сюжетная развязка щедринского романа.

Дневниковая форма повествования от первого лица предполагала изначально строгую хронологию происходящего, но практически во всех сюжетных поворотах этот дневниковый принцип отвергается, как и отвергается автором требование следовать четкой хронологии. Этот композиционный прием позволяет автору нарочито смешивать различные формы времени, чтобы дать представление о той путанице, которая царит в обществе, о бессодержательности тех процессов, которые происходят в данный момент. «День-то деньской он пробегает, вечером прибежит домой: что я сделал? - иной даже заплачет! Ничего, ну просто ничего! А там пройдет и еще день, и еще, и еще… И все-то так! И всякий-то день ничего! А через месяц, смотришь, что-нибудь у него и сформируется!» (с.19).

Еще более подчеркивая безумное устройство современной чиновничьей жизни, М.Е. Салтыков-Щедрин показывает полную обесцененность времени:- «Да как сказать? - покуда еще никакого! Ведь здесь, батюшка, не губерния! Чтобы слово-то ему сказать, чтобы глазом-то его увидеть, надо с месяц места побегать. Здесь ведь все дела делаются так!» (с.19).

Наиболее сложным и значительным образом «Дневника» является образ Провинциала-рассказчика. Он представляет собой «стадного» человека из дворянско-либеральной среды. И в этом качестве Провинциал, как и Прокоп, по своему мировоззрению только один из портретов современной писателю картины жизни. Но особенность этого образа состоит и в том, что он наиболее близок к автору-создателю, который вложил в уста Провинциала некоторые собственные высказывания и характеристики. Это дало повод некоторым критикам отождествлять дневникового рассказчика с сатириком. М.Е. Салтыков-Щедрин публично против этого протестовал: «… Я веду «Дневник» от третьего лица, которого мысли суть выражения мыслей толпы, а отнюдь не моих личных… Все описываемое в «Дневнике» относится исключительно к тому вымышленному лицу, от имени которого оно ведется».

Особенностью построения образа Провинциала являлось то, что он раскрывался в самокритике. Отсюда и форма дневника, фиксирующего самоотчет и самоанализ героя. Е. Покусаев вполне справедливо замечает: «… следует заметить, что самокритика «я» достигала временами такой силы и принципиальности, что она мало вязалась со взглядами, психологическим складом характера Провинциала». Покусаев Е. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина.-С.280.

Действительно, Провинциал аттестуется «добрым малым», неглупым человеком, иной раз остро чувствующим неправду и ложь окружающей жизни. Главная же черта его характера - душевная рыхлость, безволие. И именно в силу своих качеств он не способен подделаться к новой жизни. Провинциал и Прокоп на первый взгляд контрастные персонажи. И в том и в другом воплощались разные стороны пореформенной России. Но это разные стороны очень похожи и неразрывно связаны одна с другой.

Ведь либерально настроенный Провинциал помешан на мысли, что после его смерти у него украден миллион. Его «бессмертную душу» угнетает то обстоятельство, что миллионом удачно воспользовался другой.

Жанровое своеобразие «Дневника», на наш взгляд, состоит в том, что это произведение ближе всего стоит к политическому роману- хронике, так как смелость и проницательность сатирической мысли М.Е. Салтыкова-Щедрина, режущей как бритва, рассекающей самые главные нервы общественно-политической жизни России вызывают неудержимый смех и боль.

В заключении появляется и беседует с автором старый «ветхий» человек, заядлый и прирожденный крепостник Петр Иванович. Он уже отходит в вечность, хотя сам этого еще не понимает. Но вместо него народился тип новый, деятельный, хватающий и загребающий. «… Это тип, продолжающий дело ветхого человека, но старающийся организовать его… Старый «ветхий» человек умирает или в тоске влачит свои дни, сознавая и в теории, и в особенности на практике, что предмет его жизни - фью! Новый «ветхий» человек выступает на сцену и, сохраняя смысл традиций, набрасывается на подробности и высказывает неслыханную, лихорадочную деятельность… «Хищник»- вот истинный представитель нашего времени…» (с.551).

Роман- хроника "Дневник провинциала в Петербурге" манерой изложения напоминает «Записки сумасшедшего» Н.В.Гоголя. Отличительной чертой салтыковского произведения являются следующие типы повествовательных перспектив: а) авторская перспектива; б) перспектива, открывающаяся персонажами- рассказчиками; в) нейтральная перспектива, которая отличается безличным характером. В "Дневнике провинциала в Петербурге" М.Е. Салтыков-Щедрин подменяет семью в ее традиционном понимании на образ-символ. Это Россия - большая семья. Отсюда так остро ощущается все пореформенные мерзости, которые обрушились на общество, на страну и людей.

Поэтика художественной хроники «Господа Ташкентцы».

Среди крупных сатирических полотен 70-х годов XIX в. «Господа Ташкентцы» занимают особое место. Все рассматриваемые произведения в значительной степени сохраняют циклическую очерковую природу. Работа над новым циклом предшествовала «Дневнику», и они, по сути, столь неразрывно связаны, что одно невозможно понять без другого. Вот почему, чтобы познать до конца «Дневник» необходимо обратиться в некоторых связях, отношениях к «Господам Ташкентцам».

Заметим сразу, что М.Е. Салтыкова-Щедрина не интересует Ташкент как термин географический, т.е. «страна, лежащая на юго-восток от Оренбургской губернии». Для М.Е. Салтыкова-Щедрина важен Ташкент как термин «отвлеченный», обобщающий,- то есть «страна, лежащая всюду, где бьют по зубам и где имеет право гражданственности предание о Макаре, телят не гоняющем» (с.27).

Как видим, автором здесь сознательно противопоставлены две реалии: географическое пространство и художественное пространство. Но первоначально ташкентские очерки явились злободневным откликом старика на события, связанные с завоеванием Средней Азии. В 1867 году учреждается туркестанское генерал-губернаторство, центром которого был Ташкент. В 1868 г. совершается неудачный поход в Бухару. Бухарский эмир объявил «священную войну» России. Начавшиеся в связи с этим волнения в Ташкенте были жестоко подавлены. Англия оказывала яростное сопротивление колониальной политике России в Средней Азии. Так сама жизнь на повестку дня выдвинула ташкентскую тему.

Но, собственно, не эти внешние политические события побудили сатирика взяться за ее разработку. В литературу и общество проникали сведения о суровом военном режиме, насаждавшиеся в Туркестанском генерал-губернаторстве, о неслыханном казнокрадстве, о грабежах, которым подвергалось местное население со стороны военных и гражданских чиновников. М.Е. Салтыков-Щедрин, создавая цикл очерков «Господа Ташкентцы» как бы пытается пополнить уже созданную им галерею современных типов лиц одним типом - «цивилизатора», воплощающим политику насилия и произвола в русских областях страны.

Своего героя-ташкентца М.Е. Салтыков-Щедрин аттестует человеком, который в 1863 году уже был в «деле». Это не только невежественный завоеватель, это и наглый, ни перед чем не останавливающийся исполнитель любых реакционных заданий, это каратель и усмиритель русских революционеров, это современный благонамеренный хищник. Как видим, теоретической базой образа Прокопа из "Дневника провинциала в Петербурге" был тип «цивилизатора» из «Господ Ташкентцев».

«Господа Ташкентцы» лишены сквозного художественного сюжета, здесь нет событий, здесь только художественное время-пространство, т.е. те исторические события, но проведенные через сознание автора-повествователя, выражающего точку зрения самого писателя. «Господа Ташкентцы» - это художественно-документальное произведение, нацеленное на политическую характеристику «в типах» современного писателю общества. Именно поэтому в щедринской характеристике «Ташкент» есть сатирический эквивалент для всей страны с реакционным режимом («страна, лежащая всюду, где бьют по зубам», «Ташкент существует и за границей»). Расширяя это понятие, М.Е. Салтыков-Щедрин полагает, что Ташкент существует в нравах и сердцах человека. У «ташкентца» вместо идеалов «кусок», жизненные позиции его определяются словом «жрать», и во имя этого он готов на любое насилие, беззаконие, произвол, любое преступление. Но целью очерков было стремление писателя «показать причины, источники «ташкентства», проявляющегося как произвол и насилие в соединении с откровенным и грубым эгоизмом плотских вожделений, хищнического потребительства. Он задался целью проникнуть в социальную подноготную характера ташкентца, вскрыть самый процесс формирования такого характера, обнажить общественные условия и нравы, благоприятствующие его сложению. Сатирическим типом ташкентца автор имел в виду «разъяснить» существенно важный признак пореформенного общественного строя» Покусаев Е. Революционная сатира Салтыкова-Щедрина.- С.164. .

...

Подобные документы

  • Психологическое направление в творчестве М.Е. Салтыкова-Щедрина и причины его обращения к жанру семейного романа. Хронотоп как художественное средство в семейном романе. Мотив исповедальности в романе "Господа Головлевы". Семья как социальная категория.

    реферат [20,8 K], добавлен 01.12.2009

  • История создания и оценка критиков романа М.Е. Салтыков-Щедрина "Господа Головлевы". Тематика и проблематика романа Салтыкова-Щедрина, ее актуальность для современного читателя. Система персонажей в романе, его значение для истории русской литературы.

    дипломная работа [126,4 K], добавлен 29.04.2011

  • Детство, годы учёбы, служба, арест и ссылка в Вятке Михаила Салтыкова-Щедрина. Переезд в Петербург, редакторская работа в журнале "Современник". Место романа "Господа Головлёвы" среди произведений великого сатирика. Последние годы жизни и смерть писателя.

    презентация [3,7 M], добавлен 09.03.2012

  • Изучение жизненного и творческого пути М.Е. Салтыкова-Щедрина, формирования его социально-политических взглядов. Обзор сюжетов сказок писателя, художественных и идеологических особенностей жанра политической сказки, созданного великим русским сатириком.

    реферат [54,6 K], добавлен 17.10.2011

  • Понятие "жанр", "сказка" в литературоведении. Сатира как испытанное веками оружие классовой борьбы в литературе. Сказочный мир Салтыкова-Щедрина. Связь сказок с фольклорными традициями. Общечеловеческое звучание и отличительные признаки сказок Щедрина.

    курсовая работа [24,7 K], добавлен 15.05.2009

  • Анализ суждений критиков и литературоведов об особенностях творческой манеры В. Пелевина. Жанровые коды утопии и антиутопии в романе "S.N.U.F.F.". Сравнение сатирической повести М. Салтыкова-Щедрина "История одного города" и исследуемого романа.

    дипломная работа [119,3 K], добавлен 26.10.2015

  • Особенности атмосферы, в которой прошли детские годы Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина. Годы учебы, Царскосельский лицей. Служба чиновником в канцелярии Военного министерства. Кружок Петрашевского, арест и ссылка. Сказки М.Е. Салтыкова-Щедрина.

    презентация [3,6 M], добавлен 20.04.2015

  • Сравнение идеологических позиций М. Салтыкова-Щедрина, Л. Толстого. Сравнительный анализ двух образов главных героев (Иудушки и Ивана Ильича). Условия наступления кризиса: душевное потрясение и одиночество. Смерть Порфирия Головлева как прощение без слов.

    дипломная работа [95,3 K], добавлен 06.04.2012

  • Воспоминания Салтыкова-Щедрина о детстве, своих родителях и методах их воспитания. Образование юного Салтыкова. Жена и дети. Вятский плен, возвращение из ссылки. Жизненное кредо писателя. Значение его творчества в общественно-политических процессах.

    презентация [2,0 M], добавлен 04.02.2016

  • История возникновения сказок М.Е. Салтыкова-Щедрина. Основные особенности сатиры Салтыкова-Щедрина, проявившиеся в сказках "Дикий помещик" и "Медведь на воеводстве". Выразительные средства юмора и сатиры в сказках. Фразеологизм, как средство сатиры.

    реферат [16,6 K], добавлен 17.11.2003

  • "История одного города" М.Е. Салтыкова-Щедрина - сатирическое произведение, гротеск его структуры. Переплетение достоверного и фантастического, гротеск в изображении системы персонажей. Гротесковые фигуры градоначальников, глуповский либерализм.

    контрольная работа [28,4 K], добавлен 09.12.2010

  • Рассмотрение особенностей документальной прозы. Жанровое своеобразие романа Чака Паланика "Дневник". Признаки романа-исповеди в произведении. Аспекты изучения творчества Чака Паланика. Специфика жанрового и интермедиального взаимодействия в романе.

    дипломная работа [194,3 K], добавлен 02.06.2017

  • Ознакомление со стилистическими особенностями написания и сюжетной линией сатирической картины "Истории одного города" Салтыкова-Щедрина. Изображение общего безверия и утраты нравственных ценностей нации в романе "Преступление и наказание" Достоевского.

    реферат [23,6 K], добавлен 20.06.2010

  • Характеристика жанра "сатира". Смех как следствие сатирического творчества. Важная разновидность сатиры, представленная художественными пародиями. Выразительные средства юмора и сатиры в сказках Салтыкова-Щедрина "Дикий помещик" и "Медведь на воеводстве".

    реферат [53,8 K], добавлен 19.10.2012

  • Краткий биографический очерк жизненного пути М.Е. Салтыкова-Щедрина - русского писателя и прозаика. Начало литературной деятельности Салтыкова-Щедрина, его первые повести. Ссылка писателя в Вятку. Возобновление его писательской и редакторской работы.

    презентация [6,7 M], добавлен 03.04.2011

  • М.Е. Салтыков-Щедрин как великий сатирик. Зарождение новой сатиры. Тематика и авторская идея Салтыкова-Щедрина, особые художественные приемы и устойчивые мотивы в его сатире. Пародия как художественный прием. Фразеологизм - средство сатиры в сказках.

    курсовая работа [66,3 K], добавлен 18.11.2010

  • Изучение жанра и особенностей сюжетной линии произведения М.Е. Салтыкова-Щедрина "Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил". Художественный смысл сочетания стилистических систем. Речевая система сказки с появлением несобственно-прямой речи.

    реферат [18,4 K], добавлен 14.06.2010

  • "Сага о Форсайтах" как отображение действительности. Семейная хроника Форсайтов. Собственность, ценность, расплата — это термины, которые в ходу на форсайтской "бирже" чувств. «Сага о Форсайтах» ставит Голсуорси в один ряд с самыми крупными писателями.

    реферат [30,7 K], добавлен 31.07.2007

  • Исследования поэтики творчества М.Е. Салтыкова-Щедрина с 1920-х по 2000-е годы. Особенности цветописи в повести "История одного города". Эстетика и семантика цвета в повести. Исследование колористических тенденций в литературе эпохи XVIII и XIX веков.

    курсовая работа [47,4 K], добавлен 22.07.2013

  • Биография Салтыкова-Щедрина, условия формирования мировоззрения; литературная деятельность, отражение в его прозе хронологии важнейших событий истории России. Мастерство психологического анализа в сатире писателя; идейно-тематическое содержание сказок.

    курсовая работа [69,7 K], добавлен 08.04.2013

Работы в архивах красиво оформлены согласно требованиям ВУЗов и содержат рисунки, диаграммы, формулы и т.д.
PPT, PPTX и PDF-файлы представлены только в архивах.
Рекомендуем скачать работу.