Тема семьи в рассказах А. Платонова ("Третий сын", "Возвращение", "Маленький солдат", "Цветок на земле")

В «Евгении Онегине» мир, созданный Пушкиным, хранит в себе старинные славянские традиции семьи и отображает назревающие новые семейные отношения в России после Отечественной войны 1812 года.

В романе А.С.Пушкина «Евгений Онегин», смысловым центром которого является идеологема семьи, постоянно функционирует архетип семьи, создавая сюжетный контекст и развивая особую глубину конфликта, обусловленного новым направлением в семье и семейных отношениях. Здесь представлено два поколения семьи: старшее, призванное создавать «родное пепелище», дающее возможность осознавать «самостоянье» человека, и молодёжь, окрыленная новыми идеями и убеждениями, устремленная в новое.

Созданная в романе на примере помещичьего дворянского гнезда модель патриархальной семьи являлась яркой картиной отображения семейного существования дворян.

Дом и семья, по мнению Л.Н. Толстого, являются защитным валом для общества. Писатель видел всему начало в семье, а в ее укреплении он усматривал крепость государства, сохранение его национальных традиций, залог надежности и долговечности. Насколько серьезно относился Толстой к проблеме семьи и семейных отношений можно судить по тому, что тема «дома» была в центре внимания писателя с самого начала его творчества. Иначе, как можно объяснить появление на свет первого произведения «Детство», написанного в период добровольного участия Толстого в Крымской кампании 1853 года, когда он, молодой неженатый офицер, побывавший в сражениях, вдруг рассказывает о самом сакральном: периоде своего становления в жизни, детских впечатлениях ребенка Николеньки Иртеньева. Трилогия «Детство», «Отрочество», «Юность», повесть «Семейное счастье», пьеса «Зараженное семейство», а также сцены из домашней жизни романа-эпопеи «Война и мир» явились своеобразной подготовкой к созданию семейного романа «Анна Каренина».

Тема семьи глубоко волновала и М.Е. Салтыкова-Щедрина, известного в литературе как писателя-сатирика. В период 70-х годов Салтыков-Щедрин отходит в своем творчестве от сатирической направленности и создает произведение, которое имеет психологическую окраску. В центре романа «Господа Головлевы» изображена дворянская семья Головлевых, она представлена как некий обобщенный образ, воплотивший в себя противоречия пред реформенной и пореформенной России.

Оба писателя проявили огромный интерес к семье, чтобы глубже осознать общественный кризис, происходящий в государстве, потому что, по мнению их обоих семья - это основа государства.

В романах «Анна Каренина» и «Господа Головл?вы» Толстой и Салтыков-Щедрин открыто выступили против разрушения института семьи, попрания святости брака и нравственности в женщине, жене, матери, являющейся духовным центром семьи, считая, что это может привести к утрате национального, традиционного уклада, духовности и нравственности. Их творчество явилось эстетическим откликом на новую историческую действительность, напряженность которой сказалась на строе произведений, реализовалась в структуре «Анны Карениной» и «Господ Головл?вых», в сюжете, композиции, в повествовании, диалоге, художественном пафосе этих романов.

Л.Н Толстой открывает для современного ему общества «новый тип семьи» - светское общество, диктующее законы для людей своего круга. Именно петербургский аристократический круг людей показан новым условным трасформированным типом семьи, живущим по своим определенным законам.

Л.Н.Толстой, изображая строго регламентированную жизнь в светском обществе, где все подчиняется определённым правилам и законам, внешне, якобы, защищающим родовые интересы, открывает страшную бездуховность и отсутствие человеческой морали между членами самого этого общества и в их семьях.

Писатель заостряет внимание на внешних характеристических чертах «семьи нового типа». Члены такой семьи должны обязательно соблюдать строгость этикета, норм и правил поведения, не допускать посторонних в свой круг, отвергать посмевших бросить вызов обществу, как разрушителей тех норм, законов и канонов, благодаря которым общество существовало.

Яркой представительницей семьи нового типа в романе выступает Бетси, она у Толстого утверждает собой «бессемейность».

У Платонова же любимые темы - детство, дом, семья, взаимоотношений взрослых и детей. В литературно-критической статье на повесть С.Т. Аксакова "Детские годы Багрова-внука" (1941) появляется платоновское определение человека как общественного существа: "Именно в любви ребенка к своей матери и к своему отцу заложено его будущее чувство общественного человека; именно здесь он превращается силою привязанности к источникам жизни - матери и отцу - в общественное существо, потому что мать и отец в конце концов умрут, а потомок их останется - и воспитанная в нем любовь, возжженное, но уже не утоляемое чувство, обратится, должно обратиться, на других людей, на более широкий круг их, чем одно семейство. Сиротства человек не терпит, и оно величайшее горе" [1. С. 330] Платонов А.П. “Детские годы Багрова-внука” С.Т. Аксакова // Фабрика литературы: Литературная критика, публицистика / Сост., комментарии Н.В. Корниенко. - М.: Время, 2011. .

Платонов развивает эти взгляды в рассказах "Третий сын", "Маленький солдат", "Возвращение", "Цветок на земле", "Июльская гроза", "Еще мама" и других. В рассказе "Третий сын" (1936) звучит мотив сиротства, опустевшего дома. Шестеро братьев собираются в отчем доме на похороны матери. Все они взрослые, состоявшиеся люди, но "каждый ее сын почувствовал себя одиноко и страшно, как будто где- то в темном поле горела лампа на подоконнике старого дома, и она освещала ночь, летающих жуков, синюю траву, рой мошек в воздухе, - весь детский мир, окружающий старый дом, оставленный теми, кто в нем родился; в том доме никогда не были затворены двери, чтобы в него могли вернуться те, кто из него вышел, но никто не возвратился назад. И теперь точно сразу погас свет в ночном окне, а действительность превратилась в воспоминание".

Писатель подчеркивает силу сыновей и "скупое тело" их умершей матери: "громадные мужчины - в возрасте от двадцати до сорока лет", "могучая полдюжины сыновей", "отец ростом меньше самого младшего сына", "гвардия потомков покойной старухи". Возникает мотив самоотверженной материнской любви: "давшая сыновьям обильную, здоровую жизнь, сама старуха оставила себе экономичное, маленькое, скупое тело и долго старалась сберечь его, хотя бы в самом жалком виде, ради того, чтобы любить своих детей и гордиться ими, - пока не умерла".

С темой родительского дома, образами матери, отца в рассказе связано "открытие пространства будущего", преемственность поколений, "тайна народа, помогающая ему выжить" (слова Платонова). Художественно исследуя тему детства, семьи, Платонов разрабатывает свой эстетический идеал "коллективного человека", "общественного существа" как единицы гармонического общества.

В финале рассказа сыновья молча оплакивают мать (опять возникает мотив важности для человека родительской любви), "скрывая друг от друга свое отчаяние, свое воспоминание о детстве, о погибшем счастье любви, которое беспрерывно и безвозмездно рождалось в сердце матери и всегда - через тысячи верст - находило их, и они это постоянно, безотчетно чувствовали и были сильней от этого сознания и смелее делали успехи в жизни".

Платонов показывает материнские, отцовские чувства как исток любви, которую он считает, как и добро, вечной категорией. Чтобы у ребенка было "спокойное, счастливое сердце", он должен ощущать тепло родительского дома, любовь отца, матери. В повести "Котлован" (1929-1930) дочь умершей "буржуйки" Настя все время вспоминает мать. "Я ее помню и во сне буду видеть", - говорит она строителям "обще пролетарского дома". Тяжелобольная, она просит Чиклина: "Чиклин, положи мне ближе мамины кости, я их обниму и начну спать. Мне так скучно сейчас стало". В повести "Котлован" дано и платоновское определение понятия дом, его философская формула - емкая и значимая для всех времен и народов: "Дом должен быть населен, людьми, а люди наполнены той излишней теплотой жизни, которая названа однажды душой".

Бездомность, сиротство детей - "величайшее горе" в определении писателя-гуманиста. "Сиротство героев Платонова, - отметит Н.В. Корниенко, - это не индивидуальная черта их характера, а знак- символ разрушенной целостности мира национальной жизни и обезбожения мира".

О страстном стремлении Платонова защитить детство от сиротства, "вечного горя", от бесприютности, "ржавчины войны" повествует замечательный рассказ писателя "Возвращение" (1946). Мальчик Петруша побуждает отца, возвратившегося с фронта домой, мобилизовать все душевные ресурсы, чтобы стать опорой для детей, жены, "идти следом за сердцем".

Мальчик зовет отца к миру в семье. "У нас дело есть, жить надо, а вы ругаетесь, как глупые какие...", - говорит ребенок отцу. Уязвленное самолюбие героя рассказа, капитана Иванова, заставляет его уйти от семьи. Из тамбура поезда он увидит бегущих вдоль путей своих детей - спотыкающегося сына Петрушу и маленькую Настю, которую тот волочит за собой. Дети приводят отца к подлинному "возвращению", помогают справиться с обидой, вернуться в свой дом. Внутренний монолог героя с емким образом "обнажившегося сердца" позволяет понять динамику его состояния: "...Прежде он чувствовал другую жизнь через преграду самолюбия и собственного интереса, а теперь внезапно коснулся ее обнажившимся сердцем".

Дети, в контексте платоновской концепции детства, несут в себе высший смысл жизни, с ними связаны надежды на будущее.

"Семья, - по Платонову, - теплый очаг, где впервые и на всю жизнь согревается человеческое существо".

Итак, тема семьи неразрывно связана у писателя с мотивом дома, наполненного теплотой жизни, мотивом того особого счастья, которое обретает сердце человека в любви к ребенку.

Выводы по 3 главе

Во многом схожее представление образа семьи мы находим у Л.Н.Толстого и А.П Платонова. Они оба считают семью важнейшим институтом общества, государства, человечества. Но есть и отличия которые явно проявляются у А Платонова. К примеру Л.Н Толстой открывает для современного ему общества «новый тип семьи» - светское общество, диктующее законы для людей своего круга. В отличии от него Платонов идеализирует старый уклад семьи.

Во-первых, будучи самобытным оригинальным мыслителем, А.П. Платонов в своем творчестве специфически преломил философские, культурные, социальные, идеологические, этические проблемы эпохи.

Во-вторых, деятельность А.П. Платонова, собственно художественная и производственная, настолько тесно связана со становлением новой государственности, что обращение к наследию писателя позволяет обнаружить истоки отношений между государством, обществом и человеком, сложившиеся в СССР, и осмыслить это с позиций нашего времени.

В-третьих, современное, в эпоху глобализации, историко-философское прочтение творчества А.П. Платонова акцентирует вопрос о родовой сущности человека, о его назначении и смысле.

Современных исследователей поражает концептуальное богатство текстов русского мыслителя, широта диапазона философских устремлений А.П. Платонова, свобода его философского дискурса, устремленного в самые разные аспекты культуры.

Поэтому целостный анализ наследия, в частности, проблемы семьи представляется актуальным, т.к. помогает раскрыть характер развития данной тематики XX века более полно и цельно, чем это было сделано до сих пор.

Судьба А.П. Платонова оказалась одновременно и трагичной, и традиционной для своего времени. То, что его имя долгое время находилось под запретом, не только не уменьшило актуальности его взглядов, но, напротив, подчеркнуло, насколько сфера затронутых идей перекликается с сегодняшним днем.

Этим он и привлекает внимание современных исследователей, этим он самобытен и актуален.

Заключение

Андрей Платонов -- самый парадоксальный писатель современности: сколько бы ни упражнялись модернисты в вымученной оригинальности идей, событий, образов, ничего подобного парадоксальности Платонова им не удалось добиться. Только из подпочвенного течения вод пробивается родник, вкусом воды которого можно поражаться, но синтезировать такую воду или получить из водопроводной путем очистки не удастся никому.

Платонов постиг не поверхностное течение земной жизни, характеров, речи, а скрытое, подпочвенное: его проникновение в жизнь пронизывало недра бытия, недоступные ни зрению, ни слуху, ни осмыслению. Он и слова, и их сцепку в предложениях, в обширных размышлениях выговаривал совсем не так, как они проговариваются в явленных беседах, слова его томятся в подземном источнике и вырываются оттуда естественно, но непредсказуемо. Несоединимое соединяется в прозе Платонова, косноязычие его неповторимо, ибо каждое слово -- невиданный образ и смысл.

Проза Андрея Платонова -- это образная философия парадоксальности русской жизни, трагизма исковерканных идеалов. Для одних Платонов предстал как стихийный экзистенциалист, для других -- как продолжатель, не менее стихийный, философии «общего дела» Николая Федоровича Федорова, для третьих -- как отголосок античного космологического мышления, для четвертых -- как философ абсурда, постмодернист. Никакие сближения с известными мировой философии течениями не годятся для Платонова, ибо если он и философ, то менее всего подходящий для изложения его мыслей, поскольку его мысли бурлят, закипают, испаряются и падают дождями, снегом, как метаморфозы самой природы: о них кое-что можно сказать, так как они просты в своем естестве, однако слова не превратишь в сам природный процесс. Прозу Платонова можно только читать и, недоумевая, восхищаться.

Он явно мечтал об избавлении от власти чувственности, желая войти в царство разума, гармонии, но много ли найдется в мире писателей, с такой болью сказавших о тайниках человеческих чувств в грубоватых, казалось бы, простых словах? Русский человек не ведает бесчувственного идеала, его может увлечь идея, но она не обретает рассудочной судьбы немецкой метафизики, она закипает эмоциональностью, и потому-то идеи имеют естественную среду обитания в прозе Платонова, их нельзя перевести на язык европейской философии, хоть классического, хоть неклассического типа: никакие оговорки о постмодерне не спасут положения, ничего не объяснят, ибо русская жизнь в любой абсурдности согрета теплом сокровенного отношения к этой жизни как единственной, своей, сквозь которую пробивается луч спасения души, а, может быть, из глубины котлована отчетливее видны и звезды идеала. Несоединимое в прозе Платонова приводит к противоречиям его восприятия, прочтения: в «Вопросах философии» в конце 80-х годов соседствовали статьи с трудно совместимыми для одного писателя названиями -- «Евнух души» и «Сердечный мыслитель».

Герои Андрея Платонова одиноки, и они всё время куда-то перемещаются. Огромное пространство мира захватывает человека Платонова. В никуда идет Вощев в «Котловане». («Вощев взял на квартире вещи и мешок и вышел наружу, чтобы на воздухе лучше понять свое будущее».) «День за днем шел человек в глубину юго-восточной степи Советского Союза» -- это начало другой повести, «Юве­нильное море». И в хронике «Впрок» тоже одинокий путник: «В марте месяце 1930 года некий душевный бедняк, измученный заботой за всеобщую действительность, сел в поезд дальнего следования на московском Казанском вокзале и выбыл прочь из верховного руководящего города». В «Чевенгуре» в конечном счете всё начинается с движения в пространстве одинокого человека. («Город Новохоперск, пока ехал туда Александр Дванов, был завоеван казаками».)

Одиночество героев Андрея Платонова лишено экзистен­циалистской рефлексии и личностной раздвоенности персонажей А. Камю, Ф. Саган или Ж.-П. Сартра. У Платонова и одиночество парадоксально, горе оказывается счастьем, а смерть не терзает никого трагизмом и надрывом. «И, решив скончаться, он лег в кровать и заснул со счастьем равнодушия к жизни» («Котлован»). В том-то и парадоксальность, что не равнодушие к жизни и не счастье сами по себе выражены в одной фразе Платонова, а сразу сведены вместе и смерть, и равнодушие к жизни, и счастье.

Сам Андрей Платонов пояснял, что только в произведениях среднего качества можно обособить самостоятельность трех элементов слова: идеи, образа, звука. «На вершинах творчества они неразличимы и сливаются... Слово в крайнем своем выражении, при бесконечной энергии не имеет элементов -- оно однородно».

Так и есть у самого Андрея Платонова. У него нигде идея, образ и звук не живут автономной жизнью. Его слово -- это именно слово Андрея Платонова, в котором художник и мыслитель неразделимы. Хотя бы это не позволяет принять сближение Платонова с художником Филоновым, т. е. видеть в Платонове представителя русского авангарда. Современный автор хорошей европейской модернистской выучки обосновывает свою идею сведением мира Платонова к миру внешнего наблюдателя, душевно бедного, эмоционально ущербного, «евнуха души», мудреца-автомата, который «не знает, что такое внутреннее переживание телесной или душевной боли, как, впрочем, именно благодаря этому незнанию не знает внутренней боли ни один из его персонажей».

Прежде всего такой вывод, если и можно в какой-то степени обосновать, так лишь повестями 20-х годов, а не всем творчеством Андрея Платонова. Нелепо разделять Платонова на истинного и неистинного, отбросив его военные рассказы, сказки и оставив только «Чевенгур», «Котлован» и «Ювенильное море».

Детство, тема семьи определяет художнический опыт и восприятие почти любого писателя. К Андрею Платонову это относится вдвойне. Он творил образы, которые вставали вровень с нашими собственными детскими восприятиями и воспоминаниями.

У всякого, однажды прочитавшего рассказы Платонова, щемит сердце от воспоминания о заблудившемся ребенке, и кажется, будто и теперь еще он бродит по полям и ищет свою мать.

Сын железнодорожного обходчика видит только громыхающие поезда, проскакивающие мимо будки сторожа. Но вот всего один абзац, который создает целый мир жившего вне нас человека, но ставшего после чтения этого текста нашим миром. «Однажды благодаря тихому ходу поезда Вася явственно разглядел лицо молодого задумчивого человека. Он смотрел через открытое окно в степь, в незнакомое для него место на горизонте и курил трубку. Увидев мальчика, стоявшего на переезде с поднятым зеленым флажком, он улыбнулся ему и ясно сказал: “До свиданья, человек!” -- и еще помахал на память рукою. “До свиданья. -- ответил ему Вася про себя, -- вырасту, увидимся! Ты поживи и обожди меня, не умирай...”» («Корова»).

Андрей Платонов никогда не забывал детскую душу, семью. Жестокость мира больнее всего бьет по детям. Сказки оживают у Платонова жестокой былью. Так и чудится, будто сошли с картины сестрица Аленушка и братец Иванушка, застигла их жуткая непогода («Июльская гроза»), и они доходят до той точки, когда «привыкают бояться». Многое написано у него состраданием к детям. «Больше всего старику было жалко детей, и он чувствовал, как от них входит в его сердце томительное, болящее счастье...»

Но все-таки неверно было бы сказать только, что Андрей Платонов -- сострадательный писатель, тревожащий наши чувства. Противоречие в том, что он служил душе человека своим искусством, но верил во всесилие науки, разума. Верил, что искусство вольется в науку, «вся пролетарская культура определяется сущностью самого пролетария -- сознанием. Вся работа этой культуры будет постройкой истины -- общей, последней и завершающей». Чудятся в таких словах подвох, ирония, какой-то голос его персонажа с максимализмом скорой реализации запредельной мечты. Само по себе соединение господства абсолютной истины с пролетариатом парадоксально и противоестественно, ибо в царстве разума не может быть бесправного, полуголодного пролетариата.

Вроде бы у Андрея Платонова много сказано и о светлой мечте, и о торжестве науки, и о победе познания, но рядом не менее -- о тяготах и мучениях земной (порой -- земляной, а не земной) жизни, о невежестве, соединенном с фразами наукообразия, о смерти. И получается в конце концов, что Платонов -- первый писатель, усмотревший в вечных и новых наших социальных и личных противоречиях начало большого разлада. Несоединимые противоположности -- это мифология. Человечество у Платонова всей стихией развития революции приходит к новой мифологии. Это ведь особое состояние человечества, прошедшего через религию, сложные формы духовной жизни и рождающего заново нечто эволюционно более раннее, не религию, а именно мифологию. Нажитые ценности остаются под спудом в человеке, мучают его: к новым мифам он идет через избавление и изжитие из себя нечеловеческого вместе с человеческим.

Список литературы

1. Андрей Платонов. Записные книжки. Материалы к биографии. [Текст] / Платонов Андрей. - М., 2006

2. Андрей Платонов. Воспоминания современников. Материалы к биографии. / Составители Н.В.Корниенко, Е.Д.Шубина. - М., 1994.

3. Битова. Подготовка текста и примечания Н.Корниенко. - М., 2006

4. Большой толковый словарь рус. яз. [Текст] / гл. ред. С.А. Кузнецов. - СПб, 2003

5. Васильев В. Андрей Платонов. - М..1990.

6. Ермилов В. Роман Л.Н.Толстого «Анна Каренина». - М., 1963.

7. Еремеев А.Э. Русская философская проза. - Томск, 1989.

8. Жданов В.А. Творческая история «Анны Карениной». - М., 1957.

9. Золотоносов М. Усомнившийся Платонов // Нева. 1990. №4.

10. Корниенко Н.В. История текста и биография Андрея Платонова. // Здесь и теперь. 1993.№10.

11. . Корниенко Н.В. «Сокровенный человек» Андрея Платонова // Москва. 1990. №8.

12. Кожинов В.В. Сюжет, фабула, композиция // Теория литературы. Основные проблемы в историческом освещении. Роды и жанры литературы. - М., 1964.

13. Малыгина Н.М. Художественный мир Андрея Платонова. - М., 1995

14. Платонов А.П. Сухой хлеб: Рассказы, сказки. Сост., подготовка текста, комментарии Н.В. Корниенко [Текст] / А.П. Платонов. - М., 2011

15. Платонов А.П. “Детские годы Багрова-внука” С.Т. Аксакова // Фабрика литературы: Литературная критика, публицистика / Сост., комментарии Н.В. Корниенко. - М.: Время, 2011. ? С. 512-514

16. Платонов А. Возвращение. М., 1989. С. 47.

17. Подорога В. А. Евнух души // Вопросы философии. 1989. № 3. С. 25.

18. Платонов А. Возвращение. М., 1989. С. 31.

19. Платонов А. Собр. соч.: В 3 т. - М.. 1984-1985.

20. Платонов А. Взыскание погибших: Повести. Рассказы. Пьеса. Статьи. - М., 1995.

21. Платонов А. Драматургия. / Составитель Антон Мартыненко. Предисловие Андрея

22. Платонов А. Сочинения. Научное издание. Том первый. В двух книгах. - М.: ИМЛИ РАН2004.

23. Серафимова В.Д. Концепция детства в творчестве Андрея Платонова // Литература в гуманитарных школах и классах. Сборник научных трудов. - М., 1992. С.115 - 133.

24. Сучков Ф.Ф. Каравай черного хлеба. // Андрей Платонов: Воспоминания современников. - М.: Современный писатель. 1994, с. 147.

25. Торопчина Л.В. Тема дома и семьи в русской литературе

26. Творчество Андрея Платонова. Исследования и материалы. Кн.4 [Текст] / отв. ред. Е.И. Колесникова. - СПб, 2008

27. Теория литературы..Есин А.Б.. Принципы и приемы анализа литературного произведения. - М.. 1998. С. 127 - 160.

28. Чалмаев В. Андрей Платонов. К сокровенному человеку. - М., 1989.

29. Чернец Л.В. Композиция // Введение в литературоведение / Под редакцией Л.В.Чернец. - М., 2000. С. 115 - 133.

30. 8 кл. Учеб.-хрестоматия для общеобразоват. учреждений. В 2 ч. Ч. 2 Авт.-сост. В.Я. Коровина и др. - 3-е изд. - М.: Просвещение, 2002. - 271 с.

31. XIX века. -ж-л «Литература»,№7,2007 г.

32. Шубин Л. Поиски смысла отдельного и общего существования. - М., 1987

Размещено на Allbest.ru