Поэтика психологизма
Изучение психологизма в стихотворениях и поэмах Баратынского. Исследование "каталога элегических ситуаций" 1820-х годов. Характеристика французской поэтической традиции и "элегического канона". Анализ влияния психологической прозы на генезис канона.
| Рубрика | Литература |
| Вид | дипломная работа |
| Язык | русский |
| Дата добавления | 05.08.2018 |
| Размер файла | 82,0 K |
Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже
Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.
Размещено на http://www.allbest.ru/
Оглавление
Введение
1. Анализ психологизма в стихотворениях и поэмах Баратынского - «каталог элегических ситуаций» 1820-х годов
2. Французская поэтическая традиция и «элегический канон»
3. Влияние психологической прозы на генезис «элегического канона»
Заключение
Список использованной литературы
Введение
Понятие психологизма появилось в литературе относительно недавно и чаще всего его связывают с русской прозой второй половины XIX века или с любовной поэзией Серебряного века, например, Анны Ахматовой.
Обращения ко внутреннему миру героев и способам его выражения в произведениях литературы в России первым начал Л.С. Выготский, который в книге «Психология искусства» вскрывает эти механизмы Выготский Л.С. Психология искусства / Коммент. В. В. Умрихиной. Ростов-на-Дону: «Феникс», 1998. . Он подробно анализирует басню, новеллу и драматургическое произведение, чтобы рассмотреть, как сама структура текста подсказывает нам душевное состояние героев и какими механизмами стоит руководствоваться, чтобы увидеть внутренние переживания персонажей в самых разных и иногда неявных словах автора. Например, разбирая рассказ И.А. Бунина «Легкое дыхание», Выготский показывает, что определенным образом выстроенный сюжет произведения позволяет, во-первых, имитировать динамику «легкого дыхания», а во-вторых, превратить историю о беспутной жизни гимназистки Оли Мещеряковой в историю о легкости, прозрачности и отрешенности самой героини, которые так расходятся с событиями ее жизни Там же. С. 186-208. . Его линия, однако, так и осталась не реализована.
Чуть позже Ю.М. Лотман предлагает новый подход к психологии в искусстве и показывает, что роль быта и бытовых деталей персонажей в их характеристике велика. Так, в комментарии к роману в стихах А.С. Пушкина «Евгений Онегин» он подчеркивает роль бытовых деталей в понимании сюжета и характеров. Примечательно здесь, что исследователь, помимо всего прочего, делает акцент на быте дворянской женщины, что выводит ее в контекст активного психологического анализа. В «Беседах о русской культуре», например, он показывает, что поведение, как-то: манеры, выражение лица, в рамках художественного произведения может говорить о характере персонажа: «И если писатель, который может их дать своему герою такими, какими ему угодно, делает их носителями важных значений, в быту мы, как правило, семиотизируем не лицо, а его выражение, не рост, а манеру держаться (конечно, и константные элементы внешности воспринимаются нами как определенные сигналы, однако лишь при включении их в сложные паралингвистические системы) Лотман Ю. М. Беседы о русской культуре. Быт и традиции русского дворянства (XVIII - начало XIX века). СПб: «Искусство - СПБ», 1994. С. 381.».
Более современные попытки психологизации литературы связаны, как правило, с психологией эмоций, хорошую историю и анализ которой приводит А.Л. Зорин в книге «Появление героя: из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII - начала XIX века». Он показывает развитие учения об эмоциях человека от первых работ Люсьена Февра в середине XX века, в которых эмоциональные реакции связывались с характеристиками личности человека, до работ Гирца, Стирнзов и Розенвейн, обнаруживавших в эмоциях зашифрованные культурой и обществом коды, которые человек и проявляет в той или иной ситуации Зорин А.Л. Появление героя: из истории русской эмоциональной культуры конца XVIII - начала XIX века. М: Новое литературное обозрение, 2016. С. 12-61. .
Кроме того, не стоит забывать и о более ранних обращениях исследователей к попыткам разгадать внутреннее состояние героев через какие-либо внешние, напрямую не названные признаки. В этом смысле можно упомянуть, например, статью Елены Гощило, кратко рассказывающую о френологии и учениях Галля и Лафатера. Автор статьи отсылает нас к заключению романа «Герой нашего времени», где в конце писатель подчеркивает, что Лафатер и его последователи смогли бы разгадать тайну Печорина, тогда как для остальных читателей в его улыбке и блеске глаз скрыта какая-то неподдающаяся загадка («His [Pechorin's] face was swarthy, with irregular features, but very expressive. It would have been very interesting to Lavater and his followers, who would have found in it deep traces of the past and marvellous promise for the future. But most people merely said that in his smile, in his strangely glittering eyes, there was something indefinable») Там же. С. 508..
Гуковский в книге «Пушкин и русские романтики», описывая литературную эволюцию XIX века, анализирует поэтику главных поэтов этого периода и приходит к выводу, что огромную роль в создании своих произведений они видели именно в привнесении собственного чувства, личного переживания в стихи: «…в системе Жуковского лирическая правда индивидуального переживания и есть высшая, даже единственная истина, а объективный, вне индивидуального переживания пребывающий мир -- это лишь эфемерная видимость, и логика суждения о нем -- ложь» Гуковский Г.А. Пушкин и русские романтики. М: «Художественная литература», 1965. С. 38. .
Веселовский в книге «В.А. Жуковский. Поэзия чувства и “сердечного воображения”» пытается реконструировать душевную жизнь русского поэта и его эмоциональный опыт через его стихотворения. Например, свои впечатления о Карамзине он, по мнению Веселовского, изложил в строках в альбоме Е.Н. Карамзиной:
Все для души, сказал отец твой несравненный.
В сих двух словах открыл нам ясно он
И тайну бытия и наших дел закон Веселовский А. Н. В. А. Жуковский: Поэзия чувства и "сердечного воображения" - СПб.: Типография императорской академии наук, 1904. - (Книги из библиотеки А. А. Блока).
Там же он предпринимает попытки восстановить эмоциональный опыт Андрея Тургенева по его стихотворениям.
И.М. Семенко связывает тенденцию к выражению личных переживаний в стихах с общим развитием элегии в 20-х гг., когда на смену «жеманному нытью» стали приходить более индивидуализированные стихи, а также развиваться психологизм в поэзии.
Говоря о переходе от «старой» напыщенной, эмоциональной, тяжеловесной элегии сумароковского типа к новой, более легкой, эротичной и психологичной элегии, Вацуро в книге «Лирика пушкинской поры» отмечает в этом заслугу Карамзина. По мнению исследователя, он привнес в нее рационализм, иронический тон и «страсть любовного переживания» Вацуро В.Э. Лирика пушкинской поры. «Элегическая школа». Спб: Наука, 1994. С. 8. . Вацуро отмечает характерные черты построения элегического сюжета в эту пору: тема неверной возлюбленной; мотив «обманутого доверия»; описание любовного предательства для повышения эмоционального тона; концовка с темой безнадежной любви к неверной; ожидание смерти и клятвы в верности до гроба («могила несчастного любовника») Там же. С. 9 - 11..
Затем Гаспаров в статье «Три типа русской романтической элегии» говорит о том, что элегическое мастерство таких поэтов, как Жуковский, Пушкин и Баратынский в 20-30-е гг. обладало рядом ярких стилистических характеристик, которые помогали отличать элегии одного от элегий другого. Каждым поэтом осмыслялась собственная психологическая коллизия, которая находила выражение в самых разных способах передачи чувства на письме.
Говоря об элегиях Баратынского, Гаспаров уделяет особое внимание «аналитичности» его произведений, которые как будто построены по одной схеме, «расчленяющей» ту или иную элегическую ситуацию Гаспаров М.Л. Три типа русской романтической элегии (Индивидуальный стиль в жанровом стиле) // Гаспаров М.Л. Избранные труды. Т. II. О стихах. М.: Языки русской культуры, 1997. С. 369.. Он выделил несколько типических конструкций элегий. Первая строится по схеме: «формулировка темы в первых же строках и затем последовательное описание отдельных ее аспектов» и встречается в таких элегиях, как «Родина», «Элизийские поля», «Коншину», «Падение листьев» и др. Однако более типической для поэта конструкцией является формула «экспозиция - ложный ход - отказ от ложного хода и предпочтение истинного хода», которую филолог отмечает в большинстве элегий Баратынского.
Гинзбург в книге «О лирике» также ставила психологичность стихов Баратынского ему в заслугу, отмечая особенные средства, которыми он описывает непростые элегические ситуации Гинзбург Л.Я. О лирике. М. - Л.: Советский писатель, 1964. С. 68.. Например, она говорит о «формулирующем» или «аналитическом» синтаксисе его элегий, лишенных эмоциональных синтаксических структур и тропов, что делает возможным для него описывать в стихах необычные темы охлаждения чувств и вместе с тем сохранять простоту мысли, формульность.
Говоря о генезисе элегий Баратынского, часто замечают преемственность из французской литературы. Например, И. Медведева в комментарии к первому тому полного собрания сочинений 1936 года отмечала подражание юного поэта циклу стихотворений Парни и переводам: «Он переводит Легуве, пишет элегии по циклу любовных элегий Парни, подражает Мильвуа и Бертену, возвращается в XVIII в. к Вольтеру и даже Лафару» Медведева И. Ранний Баратынский // Баратынский Е. А. Полное собрание стихотворений: В 2 т. Т. 1. Л.: Сов. писатель, 1936. С. 68. .
И.М. Семенко в книге «Поэты пушкинской поры» Семенко И. М. Баратынский // Семенко И.М. Поэты пушкинской поры. М.: Художественная литература, 1970. С. 221-291. предполагала, что начало поэтической философии Баратынского положили культурные тенденции того времени, а именно впитанные с образованием «новейший» скептицизм послереволюционной Франции и европейская просветительская литература. В этом Баратынский и противопоставляется ведущим поэтам пушкинской поры: Пушкину, Батюшкову, Жуковскому, Лермонтову. Для него познание чувства одного человека другим нереально. Так, в элегии «Оправдание», по мнению Семенко, драматизм ситуации заключается в том, что чувство героини может дать ему только любовь-ревность, тогда как герой ищет любовь-снисходительность. Исследовательница также акцентирует внимание на психологической проницательности элегий Баратынского, где «предметом “анализа” являются не события собственной жизни, а общие закономерности жизни человеческой» Там же. С. 233..
Исследовательница лирики Бартынского И. Л. Альми признает, что в период ученичества Баратынский подражал и французской эротической элегии конца XVIII века, и поэтическим штампам и мироощущениям Батюшкова и Жуковского. Однако, по ее мнению, «…эти элементы непосредственного подражания являют собой <…> скорее признаки литературной учебы, чем свидетельство серьезного внутреннего влияния» Альми И.Л. Элегии Е.А. Баратынского 1819-1824 годов (К вопросу об эволюции жанра) // Альми И.Л. О поэзии и прозе. СПб.: Семантика-С, 2002. С. 134. . В дальнейшем творчестве Баратынского, а особенно в его интимной лирике, исследователями и современниками отмечается верность поэта самому себе, наличие своеобразных и характерных черт его поэтики: особенный лирический герой, сложная психологическая ситуация, невероятная точность слова при ее описании, ноты детерминизма, свойственные его поздней философской лирике и т. п. Альми подчеркивает, что в 1820-е гг. Пушкин и Баратынский вводят в русскую литературу разочаровавшегося героя, страдающего от неспособности любить, чувствовать, даже будучи награжденным взаимностью. Однако внутренняя дихотомия пушкинского героя - лишь одна из красок в его «гамме настроений» Там же. С. 139. , в то время как для персонажа любовной лирики Баратынского это ощущение становится центральным. Новаторство поэта в описании этого психологического состояния заключается в том, что между понятиями «любить» и «не любить» помещается множество пестрых, порою разрозненных оттенков душевных переживаний, не вписывающихся в традиционные схемы чувств, но открыто признаваемых автором, несмотря на то, что они не эстетичны, аморальны. Автор статьи подчеркивает, что Баратынский проявляет поразительную точность словоупотребления в назывании этих состояний. Этот прием Альми называет «приемом неполного контраста» Там же. С. 143..
Дарья Хитрова в своей диссертации пытается проследить литературную позицию Баратынского на протяжении всего времени его творчества, чтобы выявить его эстетические взгляды. Она показывает, что «важнейшими источниками его взглядов на литературу были эстетика “легкой поэзии” и - отчасти примыкающая к ней - элегическая эстетика» Хитрова Д. М. Литературная позиция Е.А. Баратынского 1820-первой половины 1830-х годов. Дис. … канд. филол. наук. М., 2005. С. 203., которые были впитаны Баратынским из поэзии известных тогда французских элегиков.
Наконец, о французском заимствовании элегического канона аналитической поэзии пишет в своей диссертации И. А Пильщиков, замечая, что билингвами этой эпохи Пушкиным, Баратынским и Батюшковым в русскую каноническую элегию было привнесено много черт французской «легкой поэзии», что вполне естественно для людей, одинаково свободно владеющих как русским, так и французским языками Пильщиков И.А. Проблема межъязыковой интертекстуальности (на материале классической элегии): Автореф. дис. ... докт. филол. наук. М., 2007..
Итак, исследователи творчества Баратынского не раз предпринимали попытки вписать его в интертекстуальный фон, а также определить генезис его элегической манеры. Однако полных работ, посвященных истокам психологизма элегий поэта, не было. Таким образом, целью становится показать, как в стихотворениях Баратынского работает передача чувств и предположить, на кого он мог опираться. В наши задачи входит, во-первых, составить каталог элегических ситуаций, учитывая опыт его стихотворений первой половины 1820-х гг., а также поэм. Во-вторых, найти параллели этим ситуациям в произведениях русской и зарубежной литературы того времени.
1. Анализ психологизма в стихотворениях и поэмах Баратынского - «каталог элегических ситуаций» 1820-х годов
В начале XIX века на смену напыщенной, восторженной, но лишенной любой эмоциональности оде пришла элегия. Это было связано с новым пониманием душевной жизни человека - ей стало уделяться больше внимания, а легче всего описать ее было в лирических произведениях. Уже начиная с элегий Карамзина фокус с внешних событий сместился на внутренние ощущения лирического героя. Затем эту тенденцию продолжили Жуковский, Пушкин, Баратынский и др. В элегических произведениях поэтами разрабатывались способы говорить о чувствах персонажа: тоска, огонь любви, муки предательства и др.
Очень скоро наблюдения за душевной жизнью человека, сделанные в малой форме - элегии, - стали применяться и в более крупных лиро-эпических жанрах - поэмах. Первым использовать накопленный опыт в большом объеме решил Пушкин. Олег Проскурин отмечает, что, например, в «Кавказском пленнике» можно обнаружить риторические формулы элегического наследия при описании фигуры пленника Проскурин О. А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М.: Новое литературное обозрение, 1999. С. 115. . Так, исследователь показывает, что предыстория героя на уровне мотивов, словесных формул и даже синтаксиса заимствована Пушкиным из стихотворения «Погасло дневное светило» Там же. С. 116. . Образы остаются схожими, но модус повествования при этом с первого лица меняется на третье, фигура рассказчика описывает тот душевный опыт, который до этого объяснялся самим лирическим героем. Более того, использование элегического материала оказалось важным при прорисовке женских образов в поэмах, так как готовых элементов для этого в больших стихотворных формах тогда еще не было.
Вполне допустимо, что не только Пушкин догадался использовать опыт лирики в поэмах. В творчестве Баратынского также прослеживается динамическое движение от малой формы элегии к большим жанрам. Однако период разработки мотивов и риторических формул своих поэм у него растянулся - элегическое наследие его гораздо больше, чем у Пушкина. Молодой поэт долго и тщательно проводит эксперименты с описаниями душевной жизни человека, с обращениями к ее явному и скрытому выражению. Затем эти наблюдения находят свое выражение в поэмах «Эда» и «Бал». психологизм баратынский поэтический
В элегиях Баратынского 1820-х гг. прослеживается динамика. Так, стихотворения 1818-1821 гг. имеют характер более абстрактных и обобщенных рассуждений о любви. Например, в стихотворении «Коншину» 1820 года он признается: «Поверь, мой милый друг, страданье нужно нам, // Не испытав его, нельзя понять и счастья» Здесь и далее элегии цитируются по: Боратынский Е. А. Полное собрание сочинений и писем / Руководитель проекта А. М. Песков. Т. 1: Стихотворения 1818-1822 гг. М.: Языки славянской культуры, 2002; Т. 2. Ч. 1: Стихотворения 1823-1834 гг. М.: Языки славянской культуры, 2002., а также выводит формулу, которая подтвердится многими более поздними элегиями: «Им дали чувственность, а чувство дали нам». Однако характерно здесь само наблюдение поэта над парадоксальными явлениями любви и жизни. Так, он описывает непонятное герою отсутствие возбуждения при ожидании встречи:
Я ихъ увижу! Друг безц?нный,
Чтожъ сердце в?щее груститъ?
Чтожъ ясный день не веселитъ
Души для щастья пробужденной?
(«Уже ли близокъ часъ свиданья», конец 1819)
Или же он сокрушается о преходящем счастье:
На краткiй мигъ пл?няетъ въ жизни радость
Невидимо мелькаютъ счатья дни
Едва блеснутъ - и скроются они.
(«Элегiя», 1820)
Для стихотворений этого периода характерно то, что образ героини обрисован очень общо и абстрактно. Мы не можем назвать черты ее внешности или характера, но только то, какие чувства и мысли пробуждает ее присутствие или действие у персонажа.
Уже ли близокх часъ свиданья!
Тебя ль, мой другъ, увижу я!
Какъ грудь волнуется моя
Тоскою смутной ожиданья!
(«Уже ли близок час свиданья», конец 1819)
Однако здесь важно, что Баратынский уже ищет язык, на котором можно было бы говорить о чувствах. Заметки о явных парадоксах поведения и ощущения человека подготавливает почву для того, чтобы далее говорить о менее очевидных явлениях.
Кроме того, многие стихотворения этого периода впоследствии были сильно сокращены Баратынским, сведены до кратких и емких формул психологических состояний. Так, 16 строк стихотворения «Элегiя» при подготовке к изданию 1827 года сокращаются до 8 строк, а стихотворение «Ужели близокъ часъ свиданья» с 24 строк ужимается до 14. Как кажется, это может означать конец в 1825-1827 гг. проработки поэтом описательных элементов тонких душевных чувств. Разработав материал и применив его в своих поэмах, ставших, действительно, вершиной психологизма Баратынского, он «сворачивает» все те тексты, которые послужили ему рабочим, тренировочным материалом, в более компактные и емкие формы, характерные для его поэтики «простоты».
Акцент на чувства и поведение героини смещается в элегиях следующего периода (1821 - 1825), который многие исследователи относят к так называемому «пономаревскому циклу». Они адресованы Софье Дмитриевне Пономаревой -, светской кокетке и хозяйке литературного салона в Петербурге, которой Баратынский был увлечен в 1821-1822 гг.Летопись жизни и творчества Е. А. Боратынского. С. 109. и которая скоропостижно скончалась 4 мая 1824 г. Вероятно, именно соотнесение героини элегий с реальной девушкой помогло поэту так подробно описать лирическую героиню.
Первым роль С.Д.П. в лирике Баратынского подробно рассмотрел В.Э. Вацуро в книге «“C.Д.П.”: из истории литературного быта пушкинского поры». Он отметил, что стихи поэта этого периода «сами собой складывались в не предусмотренный заранее любовный цикл. По его мнению, первыми стихами «певца пиров», обращенными к Пономаревой стали альбомные мадригалы 1821 года: «Вы слишком многими любимы…», «К …о» («Приманкой ласковых речей»), «Когда б вы менее прекрасной…» и «Слепой поклонник красоты», написанные в первые дни знакомства Баратынского с Пономаревой. Чуть позже появляются такие знаменитые тексты, как «О своенравная София!», «Догадка», «Возвращение», «Поцелуй» (изначально имевший подзаголовок «К Дориде» и выделенный Вацуро как поворотный момент романа), «Зачем, о Делия, сердца младые ты…», «Весна», послание «Д - гу» и «Дориде» Вацуро В.Э. «С.Д.П.»: Из истории литературного быта пушкинской поры. С. 338 - 341. .
Идею «пономаревского цикла» в творчестве Баратынского развил затем А.М. Песков, тоже попытавшийся «сложить» в единый сюжет любовные элегии Баратынского 1821-1824 гг. Он так схематически описывает его композицию: «Новая любовь - повторение старой схемы общей жизни: встреча - игра воображения (тоска об отклике и отзыве) - желание нравиться ей и мечта быть ею понятым - объяснение - взаимность - восторги - охлаждение (ее или ваше - все равно)» Песков А.М. Боратынский: истинная повесть. М.: Книга, 1990. С. 191-192. .
Как уже было сказано, особое внимание в стихотворениях этого периода уделяется наблюдению за героиней, ее чувствами, намерениями и действиями. Обращение к ее личности начинается уже с самого первого стихотворения цикла:
Вы слишком многими любимы:
Знать наизусть ихъ имена
Чрезъ чуръ обязанность трудна -
Сiи листки необходимы!
(«Въ альбомъ», 1821)
Героиня становится более конкретна, так как мы наблюдаем ее движения, слова. Она становится участником описываемых в элегии событий:
Вам дорогъ я, твердите вы,
Но лiшний пл?нникъ вамъ дороже,
Вамъ очень милъ я, но увы!
Вамъ и другiе милы тоже.
(«Приманкой ласковыхъ р?чей…», 1821)
Читатель может себе явно представить адресата любовной поэзии, так как в текстах мы встречаем явные черты ее внешности:
Когда-бъ еще, сей голосъ н?жной
И томной пламень сихъ очей
(«Когда бъ вы менее прекрасной…», )
Или:
Я вспоминаю голосъ н?жный
Шалуньи ласковой моей,
Р?чей открытыхъ складъ небрежный
Огонь ланитъ, огонь очей;
(«Я безрасуденъ - и не диво!...», 1821-1822)
Въ ней говоритъ
И жаръ ланитъ
И вздохъ случайной...
(«Догадка», 1820)
Опасны сердцу ваши взоры.
Они лукавы, я слыхалъ;
(«О своенравная София!», 1821-1822)
За чемъ нескромностью двусмысленныхъ р?чей,
Руки всечаснымъ пожиманьемъ,
Притворнымъ пламенемъ коварныхъ сихъ очей,
Для вс?хъ увлаженныхъ желаньемъ,
Знакомить юношей съ волненiемъ любви
(«Дориде», 1821)
Так, образ героини обладает характерными признаками, как-то: нежным голосом, горящими щеками, огненными и в то же время коварными и лукавыми глазами, которые повторяются из текста в текст.
В стихах «пономаревского цикла» важно то, что он, как кажется, был продиктован реальным любовным увлечением Баратынского, а поэтому все рассуждения и эмоции предыдущих элегий наконец находят «вещественную» реализацию. Если до этого лирический герой узнавал лишь имя или только ждал встречи, то с 1821 года его любовные стихотворения наполнены действием.
Частым мотивом становится то, что герои делают одно, чувствуя при этом другое. Лирический герой будто вскрывает это притворство, используя приемы психологизма.
Неизвинительной ошибкой,
Скажите, долго-ль будетъ вамъ
Внимать съ холодною улыбкой
Любви укорамъ и мольбамъ?
(«Неизвинительной ошибкой», 1822)
Доводя многочисленных поклонников до состояния влюбленности, героиня с холодностью встречает их чувство, не отвечая взаимностью.
Скрывает свои истинные чувства не только героиня, но и герой. Он, как кажется, испытывает чувства к героине, но боится их показать, ведя определенную игру с героиней (а возможно, зная ее уловки, ее неискренность, не желая попасться, как и все остальные?), а потому совершает движения обратные поведению влюбленного человека, в чем себя косвенно и упрекает:
О своенравная Аглая!
От всей души я вас люблю,
Хотя и реже чем другие
И неискусней вас хвалю.
(«О своенравная Аглая», 1821-1822)
Иной порою, знаю сам,
Я вас браню по пустякам.
Простите мне мои укоры:
(«О своенравная Аглая», 1821-1822)
И часто, пасмурный душой,
За то я вами не доволен,
Что не доволен сам собой.
(«О своенравная Аглая», 1821-1822)
Мне с упоением заметным
Глаза поднять на вас беда:
(«Мне с упоением заметным», 1821-1822)
Таким образом, в стихотворениях 1821-1825 гг. Баратынский не отказывается от наблюдений предыдущих лет, но углубляет эти наблюдения и конкретизирует их, развивая своего рода роман, в котором и герой, и героиня обладают набором устойчивых характеристик. Вершинными же произведениями такого исследования поведения и характеров становятся стихотворения «Признание» (1823) и «Оправдание» (1824), в которых Баратынский достигает пика своего описания тонких душевных переживаний, находит, наконец, собственную манеру письма. Это признавали многие современники поэта. Например, Пушкин так отзывался об этом стихотворении: «Признание - совершенство. После него никогда не стану печатать своих элегий…» Гинзбург Л.Я. О лирике. М. - Л.: Советский писатель, 1964. С. 70. .
Стихотворение «Признание» будто подводит итог разоблачениям Баратынского, сделанным во всех предыдущих элегиях и выраженных в словах, движениях, взорах и улыбках героев. Не случайна в этом отношении оказывается строка: «Я сердца своего не скрою хладъ печальной» (Курсив мой - ДА). Любовь все так же изображается через мотив огня: «Ты права, въ немъ ужъ н?тъ прекраснаго огня // Моей любви первоначальной» или «Огонь любви погасъ въ душ? моей».
Такое же «разоблачение» происходит и в «Оправдании». Герой признается в том, о чем до этого в русской лирике не писали - в измене. При этом Баратынский останавливается на всех тонких и парадоксальных ощущениях лирического героя. Например, он описывает любовь к условной возлюбленной Дориде даже в момент измены с другими:
Виновенъ я - я н?жныя признанья
Твердилъ сто разъ красавицамъ другимъ
Я къ нимъ сп?шилъ на тайныя свиданья
Я расточалъ живыя ласки имъ;
Но все дышалъ Доридою одною,
Въ объятьяхъ ихъ мечту о ней тая
Также повторяется мотив жара («Но къ нимъ ли я любовiю пылалъ?»), а речи героя неоднократно названы «нежными», что в стихотворениях «пономаревского цикла» было чертой женского образа. Можно предположить, что Баратынский пробует поставить своего лирического персонажа на место героини СДП и проследить это чувство с точки зрения героя. Тем более, что «Оправдание» вполне могло бы быть вписано в условно выделенный цикл стихотворений. Помимо этого, Баратынский синтезирует в своем вершинном произведении внешние проявления и внутренние ощущения героя:
Касаяся душистыхъ ихъ кудрей
Лицомъ моимъ; Объемля жадной дланью
Ихъ стройной станъ: - такъ, въ памяти моей
Ужъ не было подруги прежнихъ дней,
Принадлежалъ я новому мечтанью.
Как кажется, на этих двух примерах становится ясно, что Баратынский выработал свою манеру говорить о чувствах людей, описывать их самые тонкие душевные переживания. Теперь этот опыт он был готов применить на произведениях более крупной формы, а именно - в поэмах. Итогом этой пробы стали поэмы «Эда» и «Бал», датировка которых также относится к 1820-м гг.
Поэма «Эда» была начата Баратынским в конце лета - начале осени 1824 года и полностью готова к концу января 1825 Бодрова А. С., Булкина И. С. Комментарии к поэмам // Боратынский Е. А. Полное собрание сочинений и писем. Т. 4: Поэмы (рукопись).. Немало внимания в поэме Баратынский уделял описанию чувств, передаче душевных переживаний. Ценитель и внимательный наблюдатель творчества Баратынского Пушкин, который в набросках своей статьи о нем, датирующихся 1828 годом, отмечал психологичность описаний в поэме: «с какою глубиною чувства развита в ней [Эде] женская любовь (XI, 186--187)» Кулагин А. В. Пушкинский замысел статьи о Баратынском. Временник Пушкинской комиссии. Выпуск 24. Л., 1991. С. 172. . Несколькими годами ранее он называл поэму «образцом грациозности, изящества и чувства» Там же. , видя в молодом поэте достойного литературного соперника: «<...> Пришли же мне Эду Баратынского. Ах он чухонец! да если она милее моей Черкешенки, так я повешусь у двух сосен и с ним никогда знаться не буду» Летопись жизни и творчества Е. А. Боратынского. С. 198. .
«Эда», по наблюдению Юрия Манна в книге «Динамика русского романтизма», была создана как намеренно «антиромантическая» поэма. Баратынский старался сделать ее такой, учитывая, что незадолго до этого вышли и «Кавказский пленник» и «Бахчисарайский фонтан» Пушкина, и «Войнаровский» Рылеева, и «Чернец» Козлова Манн Ю. В. Динамика русского романтизма. М.: Аспект Пресс, 1995. С. 165. . Главными отличиями поэмы исследователь называет то, что в тексте нет постановки центрального персонажа, его предыстории; он не является нарочито превосходствующим, в нем нет признаков отчуждения; и, что особенно важно для нас, нет привычных признаков всепоглащающей любви героя к героине. В этом Манн также видит целенаправленную работу поэта.
Можно предположить, что для Баратынского был важен не столько экзотический антураж и судьба романтического героя, но наблюдение над чувством героев, над тем, как они его проявляют и как скрывают. Другими словами, он продолжает исследовать психологизм и способы его выражения.
С первого взгляда на героев становится ясно, что они как будто переняли амплуа героев противоположного пола. Если в элегиях коварным обольстителем выступала девушка, чаще всего светская красавица, то в поэме обольщает юную финку гусар. При этом герой обладает все теми же приемами: улыбка, красота, вкрадчивые речи:
Съ улыбкой вкрадчивой и льстивой,
Такъ говорилъ гусаръ красивой
Финляндк? Эд?.
Героиня, так же как лирический герой «пономаревского цикла» пытается скрыть зарождающуюся симпатию, но тем самым только сильнее выдает себя:
"Чего робеешь ты при мне,
Друг милый мой, малютка Эда?
За что, за что наедине
Тебе страшна моя беседа?
<…>
При нем она
Какой-то робостию ныне
В своих движеньях смущена;
Отметим, что в более поздней редакции поэт исключает некоторые строки, в связи с чем герой намеренно лишается тех характеристик, которые делают его сочувствующим. Так, в первоначальном варианте он относился к Эде как к суженой и искренне скорбил о ее смерти:
И провид?нья перстъ чудесной
Онъ признавалъ во встр?ч? съ ней;
Своей подругой неразлучной
<…>
Въ слезахъ предъ милою упалъ:
Постой, отчаянный взывалъ,
Теб? ль назначена могила!
О жертва милая любви,
Я твой нав?къ, живи, живи!
В финальном варианте «Эды» гусар сознательно бесчестен, его не терзают муки совести после смерти девушки (по крайней мере, читателю это уже не показывается). С одной стороны, таким образом Баратынский стремился уйти от стандартной романтической коллизии, а с другой - он перебирает варианты реакций своих героев на события, подбирая те, что наиболее точно будут передавать задуманные им характеры.
Ю. Манн отмечает, что в поэме Баратынского, в отличие от других романтических поэм того времени, отсутствует портрет героя, с характерными признаками. Однако достаточно подробно нам представляют женский образ:
Въ досел? счастливой глуши,
Отца простаго дочь простая,
Красой лица, красой души
Блистала Эда молодая.
Прекрасн?й не было въ горахъ:
Румянецъ н?жный на щекахъ,
Летучій станъ, власы златые
Въ небрежныхъ кольцахъ по плечамъ,
И очи бл?дно-голубые
Подобно Финскимъ небесамъ.
Более того, поэт следит за развитием ее чувства. Он подробно описывает то, как в девушке зарождается чувство и как она его ненароком выдает:
Давно рука ея лежала
Въ рук? его. Потупя взглядъ,
Она красн?ла, трепетала,
Но у Владимира назадъ
Руки своей не отнимала.
Взоръ укоризны, даже гн?ва
Тогда поднять хот?ла д?ва,
Но гн?ва взоръ не выражалъ.
Веселость ясная сіяла
Въ ея младенческихъ очахъ
И отвращенное дотоль
Лице тихонько обратила
Къ нему б?дняжка.
Или:
Другъ, поздно: д?вица шепнула;
Оставивъ друга своего,
Пошла въ свой уголъ, но взглянула
Дорогой дважды на него.
Особого внимания заслуживает состояние Эды после грехопадения, когда ее терзают смущения:
Очей на друга не подъемлетъ,
Уста безмолвныя раскрывъ,
Потупя въ землю взоръ незрящій;
Ей то же друга разговоръ,
Что в?тръ, безсмысленно свистящій
Среди ущелинъ финскихъ горъ.
Так, если в «Кавказском пленнике» Пушкина в центре поэмы стоит душевное состояние героя, его невозможность заново влюбиться, тоска по свободе, то Баратынский в «Эде» делает акцент на чувства девушки, ставшей предметом обольщения молодого гусара, чужака на их земле. Характер ее влюбленности неоднозначный, усложненный дополнительными деталями и запретами (например, отца). История могла бы быть рассказана более кратко, фабула невелика, но Баратынскому было необходимо полностью развернуть все переживания Эды. Внешнее во многом становится лишь фоном для более важных поэту внутренних процессов. Помогают ему при этом достижения в наблюдении из его элегий, где он выработал характеры «обольстителя» и «обольщаемого».
Обратимся теперь к поэме «Бал». Работу над ней Баратынский начал уже феврале-марте 1825 года. Написание ее затянулось, однако, на довольно долгое время и окончательный вариант ее был готов предположительно к осени 1828 года.
Пушкин, готовя статью о Баратынском как раз после публикации поэмы «Бал» отмечал в творчестве поэта такие черты, как «верность ума, чувства, точность выражения, вкус, ясность и стройность» Кулагин. Пушкинский замысел статьи о Баратынском, 1991. С. 166., которые ставил ему в достоинство и в то же время отмечал, что эти качества мешают критикам увидеть особенность его произведений. Кроме того, его впечатлило описание характеров, в частности, главной героини: «Характер ее совершенно новый, развит con amore, широко и с удивительным искусством, для него поэт наш создал совершенно своеобразный язык и выразил на нем все оттенки своей метафизики -- для нее расточил он всю элегическую негу, всю прелесть своей поэзии» Бодрова А. С., Булкина И. С. Комментарии к поэмам // Боратынский Е. А. Полное собрание сочинений и писем. Т. 4: Поэмы (рукопись). в этом можно сослаться на что-то опубликованное :). Здесь впервые Пушкин обращает внимание на важной понятие метафизического языка, которого, по его замечанию, так не хватает в русской поэзии Там же.. Тем не менее, у Баратынского он отмечает признаки этой способности говорить об отвлеченных понятиях.
В центре поэмы вновь оказывается женский образ - светская женщина Нина, которая находится у всех на виду, во многом близкая лирической героине «пономаревского цикла». Баратынский дает описание уже современной ему обстановки, а не экзотическим реалиям. Как отмечает О. Проскурин, генезис образа Нины разнопланов: на нее влияли и образы страстной экзотической девушки (как Зарема в «Бахчисарайском фонтане»), и характеры героинь французских психологических романов, но, в первую очередь, конечно, мужские поэтические образы (так как женских не существовало), в частности, Евгений Онегин Проскурин О. А. Поэзия Пушкина, или Подвижный палимпсест. М.: Новое литературное обозрение, 1999. С. 183 - 184. .
Однако не стоит забывать, что подобная «романическая» героиня с чертами характера мужчины уже до этого была создана в текстах «пономаревского цикла». Например, она обладает подобными приемами - речи, нежность, ласковые взоры:
Как в близких сердцу разговорах
Была пленительна она!
Как угодительно-нежна!
Какая ласковость во взорах
Повторяется и привлечение внимания многих мужчин:
Неодолимо какъ судьбина,
Не знаю что, въ игр? лица,
Въ движеньи каждомъ пришлеца,
Къ нему влекло тебя, о Нина!
Съ него ты не сводила глазъ....
Строчки «Страшися вкрадчивых речей // Одуревающей приманки» как будто отсылают к стихотворению «Приманкой ласковых речей».
Важной деталью, как кажется, становится жест Арсения - пожиманье руки девушки, которым он пытается вызвать в ней доверие:
У Нины руку взялъ Арсеній;
«Спокойна сов?сть у меня,»
Этот же жест мы встречаем в его истории с Олинькой, в момент важного для него объяснения:
И руку Олиньки моей
Сжимая робкою рукою,
Скажи, шепталъ я иногда,
Скажи, любимъ ли я тобою?
Тем важнее становится эта деталь, если учесть, что именно она говорит читателю о непринятии Ниной правды:
Но отъ руки его потомъ
Освободивъ тихонько руку,
Вдругъ содрогнулася лицомъ
И все въ немъ выразило муку,
И обезсиленна, томна,
Главой поникнула она.
Заметим при этом, что «Эда» «руки своей не отнимала» на свиданиях с гусаром.
Итак, поэмы «Эда» и «Бал» стали продолжением наблюдения за чувством людей Баратынского. Более того, в них он применил и упрочил тот язык, ту манеру, на котором в дальнейшем заговорили о душевном устройстве персонажей, в частности, женщин. Внешняя канва была не так важна поэту. Здесь он во многом следовал традиции романтической поэмы и имевшего популярность в ту пору «Евгения Онегина». Однако поэт создает принципиально новый материал, так как смещает акцент с сюжета на внутренний мир персонажей: события являются причинами возникновения тех или иных ощущений у героев. Итогом становится психологичная поэтика, генезис которой до сих пор оставался неизученным для русского исследователя.
2. Французская поэтическая традиция и «элегический канон»
Большое влияние на формирование поэтики Баратынского оказала французская традиция. Это отмечали и близкие знакомые поэта, следившие за его творчеством. Так, Дельвиг в 1824 году в письме Пушкину замечал: «Послание к Богдановичу исполнено красотами; но ты угадал: оно в несчастном роде дидактическом. Холод и суеверие французское пробиваются кой-где. Что делать? Это пройдет! Баратынский недавно познакомился с романтиками, а правила французской школы всосал с материнским молоком» Летопись жизни и творчества Е. А. Боратынского. С. 213.. Кроме того, о подражании французам в раннем творчестве Баратынского говорили исследователи Семенко, Альми и Песков, оговариваясь, однако, что очень скоро произведения поэта приобретали самобытность и свой стиль. Тем не менее нельзя отрицать, что опыт французских поэтов и их достижения могли быть учтены им.
О серьезности увлечения говорят, в первую очередь, переводы французских стихов. В. Мильчина в книге «Французская элегия XVIII-XIX веков в переводах поэтов пушкинской поры» отмечает поэтические переводы Лафара, Парни и Мильвуа, а на совсем раннем этапе и прозаиков Шатобриана, Ксавье де Местра, Вольтера и Легуве Мильчина В.А. Французская элегия конца XVIII - первой четверти XIX века // Французская элегия XVIII - XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры: Сборник / Сост. В.Э. Вацуро. М.: Радуга. 1989. С. 591. .
Среди французских элегиков немалое значение как для Баратынского, так и для многих других поэтов «пушкинской поры» имел Эварист Парни (1753 - 1814). Многие современники Баратынского находили общее между ними. Именем французского предтечи к нему обращались в письмах (см. письмо Рылеева от октября 1823 г.: «Милый Парни! Сатиры твоей не пропускает Бируков» Летопись жизни и творчества Е. А. Боратынского. С. 198.) и записках (см. записка Вяземского от декабря 1824г.) Там же. С. 224.. Парни вошел во французскую поэзию как поэт, по-новому изобразивший любовное чувство. Его «Эротические стихотворения» («Poйsies йrotiques»), посвященные Элеоноре, поразили современников «выстраданностью» и бурностью описанных чувств. Сборник стал поворотным для всей французской любовной поэзии XVIII в., ведь до выхода этого цикла лирический герой во французской поэзии представал легкомысленным и поверхностным франтом: «Здесь любовь редко воспринималась всерьез, она представала забавой, маскарадом» Мильчина В.А. Французская элегия конца XVIII - первой четверти XIX века // Французская элегия XVIII - XIX вв. в переводах поэтов пушкинской поры: Сборник / Сост. В.Э. Вацуро. М.: Радуга. 1989. С. 16.. Парни впервые показал героя с душой, полной страданий и переживаний: он «объяснился в страстной любви одной и единственной в целом свете Элеоноре, это было воспринято как революция в поэзии» Там же..
Несомненно, новое качество лирического героя подразумевало иные методы и приемы в поэзии, одним из которых как раз и стал психологизм. Мало кто до Парни так чувственно и в то же время противоречиво объяснялся возлюбленной:
Enfin, ma chиre Elйonore,
Tu l'as connu ce pйchй si charmant,
Que tu craignais, mкme en le dйsirant ;
En le goыtant, tu le craignais encore Здесь и далее поэзия Э. Парни приводится по: Poйsies йrotiques par M. le Chevalier de Parny. А Lґisle de Bourbon, 1778. P. 75..
(«Le lendemain»)
Любовь тут получает оттенок греха и страха, в то же время воспринимается как что-то страстно желаемое. Как глубоко лирический герой Парни испытывает чувство любви, так серьезно и близко он воспринимает разрыв отношений и измену возлюбленной. Во второй книге стихов находим такие строчки:
Une amante m'avait quittй;
Ma douleur s'en prit aux amantes.
Pour consoler ma vanitй,
Je les crus toutes inconstantes.
(«Palinodie»)
Однако, согласно замечаниям некоторых исследователей, сила стихов Парни, посвященных Элеоноре, заключается именно в их циклизации, «ибо наличие истории укрупняет и одухотворяет саму любовь» Там же. . Поэту важно было проследить развитие любовного чувства со всеми его взлетами и падениями, надеждами и разочарованиями, счастьем и предательствами в их последовательности и взаимосвязи. Исследователь Е.Г. Эткинд в статье «Поэзия Эвариста Парни» так описывает сюжет «Эротических стихотворений»: «В первой книге повествуется о рождении пылкой страсти; во второй - о мнимой измене возлюбленной: после выяснения ошибки наступает примирение; в третьей - о возвращении к страстной любви, более зрелой и глубокой; в четвертой - об окончательном разрыве, об отчаянии покинутого поэта» Эткинд Е. Г. Поэзия Эвариста Парни // Война богов. Л.: Наука, 1970. С. 140. (Серия «Литературные памятники»). . Как кажется, можно увидеть параллели в развитии сюжета «Бала», где сначала описывается влюбленность Нины и Арсения, затем легкая размолвка о постоянной задумчивости героя и его бывшей любви, которую он не может забыть. Наконец, отношения восстанавливаются, хотя и не без недомолвок. Однако в конце концов, герои расстаются, так как Арсений возвращается к возлюбленной детства Олиньке, с которой может быть теперь счастлив. Некоторые из переводов вошли в так называемый «пономаревский цикл», например, стихотворение «На кровы ближнего селенья…». Это говорит о гармоничном следовании традициям французской поэзии.
Особое внимание привлекает, однако, вольное переложение стихотворения Парни «Леда», которое Баратынский впервые печатает в 1825 году в четвертой части «Мнемозины»Боратынский Е. А. Полное собрание сочинений и писем / Руководитель проекта А. М. Песков. Т. 2, Ч. 1: Стихотворения 1823-1834 гг. М.: Языки славянской культуры, 2002. С. 111.. А. Бодрова отмечает хронологическую и тематическую схожесть этого стихотворения и поэмы «Эда» («Эда» закончена в январе 1825 года, как и предположительное время работы над «Ледой»): «в основе обеих “пьес” -- сюжет о соблазнении невинности: постепенное завоевание хитростью и овладение “путем победы”. Только в “Леде” это происходит в традиционных галантно-мифологических декорациях легкой поэзии, а в “Эде” тот же сюжет оправлен в раму тонких психологических подробностей, пришедших из прозы и аналитической элегии» Бодрова А.С. Об еще одной «французской шалости» Баратынского: к истории стихотворения «Леда». Лотмановский сборник. М.: ОГИ, 2014. .
Действительно, при сопоставлении этих двух произведений можно найти немало сходств. Во-первых, произведения сближает экзотическая тематика - «Леда» обращается к мифу, а «Эда» - к сказанию о юной финке. При этом, и Парни, и Баратынский обращают внимание на психологическое состояние героини. Во-вторых, можно найти образные переклички при сопоставлении вольного перевода и сцены грехопадения Эды. Перед роковой ночью, финская девушка, так же, как и мифологическая героиня, испытывают необъяснимую тревогу-предчувствие. Сравним у Баратынского:
Б?дою что-то ей грозило;
Какой-то страхъ въ нее проникъ;
Ей смутно сердце говорило,
Что не былъ простъ его языкъ
И в тексте оригинальной «Леды» Парни:
Lйda, dans cette solitude,
Ne craignait rien pour sa pudeur ;
Qui peut donc causer sa rougeur ?
Et d'oщ vient son inquiйtude ?
Лирический герой-обольститель характеризуется улыбкой:
Causent un doux йtonnement,
Qu'elle exprime par un sourire.
В «Эде» этот мотив устойчив и повторяется не раз, например:
Съ улыбкой вкрадчивой и льстивой,
Такъ говорилъ гусаръ красивой
Финляндк? Эд?.
Или:
Уста незлобной красоты
Улыбкой милой улыбнулись,
Также песню лебедя можно сопоставить с речами гусара, которыми он располагал к себе Эду:
Les cygnes chantaient autrefois ;
Virgile a daignй nous l'apprendre ;
Le nфtre а Lйda fit entendre
Les accents flыtes de sa voix.
Сравним:
Подс?лъ онъ скромно къ д?в? скромной,
Завелъ онъ кротко съ нею р?чь;
Ея не мыслила прес?чь
Она въ задумчивости томной,
Примечателен сюжет на берегу. Лебедь ложится на колени Леде, она водит рукой по его перьям. Подобную картину встречаем и в «Эде», когда молодые люди сидят на берегу источника, гусар так же кладет голову на колени девушке, а она водит пальцами по его волосам:
Надъ быстро льющимся потокомъ
Они садятся на траву.
Порой любовникъ въ томной л?ни
Послушной д?в? на кол?ни
Кладетъ безпечную главу
И легкимъ сномъ глаза смыкаетъ.
<…>
Его волнистыми власами
Играетъ д?тскими перстами.
Тем не менее, вольный перевод Баратынского не передает почти все эти переклички с оригинальным текстом Парни. Текст Баратынского под названием «Леда» как будто обходит все признаки психологизма, мало обращен к героине. Например, ни слова не сказано о ее тревожности, ее движениях по волосам обольстителя, как и не затрагиваются такие детали, как улыбка и речи героя. Возможно, поэт учел все эти качества французского источника и воплотил их в сценах «Эды», а в переводе выполнял уже другие задачи, а именно, нарочитую эротизацию известного мифа, что отмечали многие современники и исследователи.
Как уже было отмечено, не только «Леда», но и многие другие стихотворения Парни, как кажется, могли стать источником поэтики психологизма в творчестве Баратынского. Наибольшее количество сходств можно обнаружить между стихотворениями 1820-х гг. Баратынского и элегиями сборника «Poйsies Erotiques». Поэт также сначала описывает зарождение любовного чувства у персонажа и роман между героями. Затем он повествует о разрыве отношений, причиной которой стала ветреность героини, стремление иметь многих поклонников, что могло осмысляться лирическим персонажем как измена. Минуя примирение и возвращение, в «пономаревском цикле» сразу описывается разрыв возлюбленных и сопутствующие этому чувства героев. Отчасти, в связи с этим можно обнаружить совпадения мотивов и образов в «Эротических стихотворениях» и серии стихов Баратынского.
Важное, что сближает Баратынского с Парни, - это внимание к героине и ее внутреннему миру, ее ощущениям, переживаниям и чувствам. Это было ново и необычно как для Франции конца XVIII века, так и для России начала XIX века. Например, уже в первом стихотворении первой книги стихов цикла «Эротических стихотворений» Парни мы обнаруживаем портретное сходство с героиней поэзии Баратынского (и тот факт, что этот портрет вообще дается):
Dйjа la rosй aux lis de ton visage
Mкle ses brillantes couleurs ; "
Dans tes beaux yeux, а la pudeur sauvage
Succиdent les molles langueurs,
Героиня меняется на наших глазах: щеки из бледных превращаются в розово-румяные, чрезмерная стыдливость сменяется томной нежностью. Помимо этого, внимание обращается также на неоднозначные чувства, испытываемые героиней, в которых есть смесь страха и желания:
Tu l'as connu ce pйchй si charmant,
Que tu craignais, mкme en le dйsirant ;
En le goыtant, tu le craignais encore.
Здесь Элеонора больше напоминает нам Эду, в которой борются страстное желание и предостережения отца и окружения о русских гусарах.
Цикл стихов Парни с поэмой «Эда» сближает также и стихотворение «La frayeur», в котором можно найти много перекличек со сценой грехопадения Эды. Приведем текст французской элегии и разбираемый отрывок поэмы целиком:
|
La Frayeur |
Эда |
|
|
Te souvient-il, ma charmante maоtresse, De cette nuit oщ mon heureuse adresse Trompa l'Argus qui garde tes appas ? Furtivement j'arrivai dans tes bras: Tu rйsistais ; mais ta bouche vermeille A mes baisers se dйrobait en vain ; Chaque refus amenait un larcin. Un bruit subit effraya ton oreille, Et d'un flambeau tu vis l'йclat lointain. Des voluptйs tu passas а la crainte ; L'йtonnement vint resserrer soudain Ton faible cњur palpitant sous ma main Tu murmurais ; je riais de ta plainte ; Je savais trop que le dieu des amants Sur nos plaisirs veillait dans ces moments. Il vit tes pleurs ; Morphйe, а sa priиre, Du vieil Argus que rйveillaient nos jeux Ferma bientфt et l'oreille et les yeux, Et de son aile enveloppa ta mиre. L'Aurore vint, plus tфt qu'а l'ordinaire, De nos baisers interrompre le cours ; Elle chassa les timides Amours: Mais ton souris, peut-кtre involontaire, Leur accorda le rendez-vous du soir. Ah ! si les dieux me laissaient le pouvoir De dispenser la nuit et la lumiиre, Du jour naissant la jeune avant-courriиre Viendrait bien tard annoncer le Soleil ; Et celui-ci, dans sa course lйgиre, Ne ferait voir au haut de l'hйmisphиre Qu'une heure ou deux son visage vermeil. L'ombre des nuits durerait davantage, Et les amours auraient plus de loisir. De mes instants l'agrйable partage Serait toujours au profit du plaisir. Dans un accord rйglй par la sagesse, A mes amis j'en donnerais un quart ; Le doux sommeil aurait semblable part Et la moitiй serait pour ma maоtresse. |
Жел?зо двинулось: вся кровь Застыла въ д?вушк? несчастной, И сердце сжала ей тоска. Тогда же чуждая рука Дверь пошатнула: другъ прекрасной, Не бойся, Эда, это я! И отъ смятенья духъ тая, Сама себя не разум?я, Д?вица б?дная моя Уже въ объятіяхъ злод?я. Заря багрянитъ сводъ небесъ. Восторгъ обманчивый исчезъ; Съ нимъ улет?лъ и призракъ счастья; Открылась бездна нищеты: Слезами скорби платишь ты Уже за слезы сладострастья! Стыдясь пылающаго дня, На кра? ложа роковаго Сидишь ты, голову склоня. Взгляни на друга молодаго! Внимай ему: н?тъ, н?тъ, съ тобой Онъ не снесетъ разлуки злой; Теб? вс? дни его и ночи; Отецъ его не устрашитъ: Онъ подозр?нья усыпитъ, Обманетъ бдительныя очи; Твой будетъ онъ, покуда живъ... Напрасно все; она не внемлетъ, Очей на друга не подъемлетъ, Уста безмолвныя раскрывъ, Потупя въ землю взоръ незрящій; Ей то же друга разговоръ, Что в?тръ, безсмысленно свистящій Среди ущелинъ финскихъ горъ. ... |
Подобные документы
Современные подходы к пониманию психологизма как художественного способа описания внутреннего мира героя. Одно из новаторских проявлений писательского мастерства в наследии Чехова - особое использование психологизма, важного признака поэтики писателя.
реферат [16,7 K], добавлен 12.05.2011Понятие психологизма в литературе, приемы и способы психологического изображения. Особенности творчества Людмилы Улицкой, выражение психологизма в ее произведениях. Сон и монолог как средства актуализации психологизма в романе Л. Улицкой "Зеленый шатер".
курсовая работа [67,4 K], добавлен 23.02.2015Особенности развития жанра элегии - лирического стихотворения, проникнутого грустными настроениями. Художественные принципы поэта-романтика Баратынского Е.А. Особенности поэтики Баратынского на примере анализа элегии "Разуверение". Значение творчества.
контрольная работа [19,0 K], добавлен 20.01.2011Своеобразие тургеневского психологизма в аспекте структурно-жанровых особенностей романов писателя 1850-1860 годов. Типологическое и индивидуальное в жанровой системе и в характерологии Тургеневского романа.
дипломная работа [76,1 K], добавлен 18.06.2007Изучение литературы русского зарубежья. Поэтика воспоминаний в прозе Г. Газданова. Анализ его художественного мира. Онейросфера в рассказах писателя 1930-х годов. Исследование специфики сочетания в творчестве писателя буддистских и христианских мотивов.
дипломная работа [79,6 K], добавлен 22.09.2014Краткие сведения о жизненном пути И.З. Сурикова. Литературные истоки: традиции Некрасова, Кольцова и Никитина в поэтической концепции Сурикова. Фольклорные образы и мотивы в поэтике Ивана Захаровича. Традиции Сурикова в поэзии Дрожжина и Леонова.
курсовая работа [63,8 K], добавлен 09.07.2013Проблема становления и эволюция художественного стиля А. Платонова. Систематизация исследований посвященных творчеству А. Платонова. Вопрос жизни и смерти – это одна из центральных проблем всего творчества А. Платонова. Баршт К.А. "Поэтика прозы".
реферат [33,9 K], добавлен 06.02.2009Вклад поэта и общественного деятеля А.Т. Твардовского в развитие лирики 30-х годов. Умение уловить и передать тончайшие изменения человеческого характера в поэмах и стихотворениях. Народность, доступность и художественная выразительность его сочинений.
презентация [189,0 K], добавлен 28.04.2011Формирование взгляда на женскую литературу, критические оценки. Тематическая специфика творчества Вероники Тушновой и Беллы Ахмадулиной, особенности психологизма. Традиции, преемственность, взаимосвязи, любовь в произведениях исследуемых авторов.
курсовая работа [75,4 K], добавлен 29.04.2015Творческие искания В.А. Озерова: традиции и новаторство. Трагические рассказы В.А. Озерова: трансформация жанрового канона в условиях победившего сентиментализма. Проблематика, образная система, стиль данных произведений, обзор полемики вокруг них.
дипломная работа [138,4 K], добавлен 30.04.2011Жанр баллады в контексте литературы XVIII - XIX веков. Современное научное представление о балладах. Баллада в творчестве Жуковского. "Людмила" и формирование жанрового канона баллады. Оригинальные баллады Жуковского: "Ахилл", "Эолова арфа", "Узник".
дипломная работа [114,1 K], добавлен 10.03.2008Методика исследования психологизма в произведениях В.Ф. Одоевского и Э.А. По. Изучение сознательного и бессознательного в поведении героев. Повышенное внимание к внешней и внутренней структуре личности, ее действиям, изменениям и душевным порывам.
курсовая работа [56,2 K], добавлен 25.05.2014Формирование и характерные особенности жанра новеллы в русской литературе. Исследование преломления классических и модернистских художественных систем в новеллистике М. Булгакова 20-х годов ХХ века: физиологический очерк, реалистический гротеск, поэтика.
дипломная работа [91,6 K], добавлен 09.12.2011Специфика кинематографического контекста литературы. Зеркальный принцип построения текста визуальной поэтики В. Набокова. Анализ романа "Отчаяние" с точки зрения кинематографизации как одного из основных приемов набоковской прозы и прозы эпохи модернизма.
контрольная работа [26,8 K], добавлен 13.11.2013Изучение поэтической действительности А.А. Фета. Особенность стихов писателя о любви. Описание поэтом в своих стихотворениях красоту и безобразие мира, человеческих чувств как основы импрессионизма. Ощущение гармонии в произведениях поэта-романтика.
доклад [7,7 K], добавлен 10.02.2016Темы реалистической литературы. Биографическая справка из жизни Фолкнера. Р. Мерль как французский прозаик. Базен как мэтр французской психологической прозы 40-80-х гг. К. Вольф как представительница феминистической линии в восточногерманской литературе.
доклад [18,4 K], добавлен 01.10.2012Черты и приемы реалистического психологизма в романах Флобера и Теккерея. Влияние исторического романа Вальтера Скотта на формирование эстетических воззрений Стендаля и Бальзака. Проблема итальянского характера в творчестве Стендаля.
шпаргалка [78,9 K], добавлен 26.08.2007Изучение литературного процесса в конце XX в. Характеристика малой прозы Л. Улицкой. Особенности литературы так называемой "Новой волны", появившейся еще в 70-е годы XX в. Своеобразие художественного мира в рассказах Т. Толстой. Специфика "женской прозы".
контрольная работа [21,8 K], добавлен 20.01.2011Необычность художественной формы повести "Герой нашего времени". Глубокая психологизация, крушение романтических иллюзий в элегии Баратынского "Разуверение". Предсмертные видения как новарорский способ повествования в драме Вампилова "Утиная охота".
контрольная работа [47,9 K], добавлен 15.01.2010Характеристика житийного жанра. Типы житий и особенности их канона. Особенности топики житий преподобных и святителей. Типы сборников, содержащих жития. Литературные особенности Жития Игнатия Ростовского. Сравнительный анализ списков жития И. Ростовского.
дипломная работа [277,4 K], добавлен 18.06.2017
