Исследование лирических посвящений в творчестве Корнилова

Давид Самойлов -- значимая фигура в мире литературы. Для его творчества характерны философские рассуждения по вопросу нравственного выбора человека, осмысления понятий свободы и тирании, эстетического чутья. Несмотря на то, что основной пласт стихов Д. Самойлова появился уже после его возвращения с фронта, это не помешало поэту раскрыться, обрести признание читателей и оставить после себя богатое поэтическое наследие.

Борис Абрамович Слуцкий (1919-1986) -- один из тех, кто содействовал зачислению Владимира Корнилова в Союз Писателей СССР. Борису Абрамовичу посвящено стихотворение «Апрель 45-го года» (1966). Биографически для обоих поэтов эта дата содержит разное наполнение. Для Бориса Слуцкого, как для человека, прошедшего войну, это конец страданий, сражений, убийств, крови и боли. А для Владимира Корнилова, которому в апреле 45-го было всего 17 лет, это долгожданный мир, воцарение той самой надежды на лучшее («какая надежда была!» [15, с. 94]), на светлое будущее. Он готовится пойти в армию, он «отчаянно молод и звонок пока без вина» [15, с. 94], ему «дорог до боли апрель» [15, с. 94]. Примечательно, что стихотворение написано в 1966 году, но Владимир Корнилов, подтверждая это в своем произведении, с легкостью переносится мыслями в этот апрель 45-го года:

«Припомню -- и заново молод…» [15, с. 94]. Насколько силен возвышенный подъем души поэта спустя более чем двадцать лет, мы можем видеть в последних строках стихотворения: «И нет никакого запрета, // И слиты великой судьбой // Россия, планета, победа, // Надежда, апрель и любовь!» [15, с. 94].

Это стихотворение содержит в себе дружеское посвящение, наполнено светлыми чувствами. Владимир Корнилов преследует цель передать через это стихотворение свой эмоциональный подъем товарищу, идейному соратнику, Борису Слуцкому. Однако не стоит забывать, что адресат этого посвящения, возможно, не смог бы в полной мере оценить настроения стиха, ведь у него с такой датой ассоциативные связи совсем другого рода, жизненный опыт его наполнен не только радостью победы, но и лишениями военного времени.

О взаимоотношениях этих двух поэтов мы можем узнать из другого лирического посвящения Владимира Корнилова, которое носит название «Слуцкий» и написано намного позже, чем предыдущее, уже в 1988 году. На тот момент Бориса Слуцкого уже нет в живых, поэтому данное стихотворение не только является посвящением, но также несет в себе воспоминания Корнилова о «друге славном, друге самом лучшем» [15, с. 223].

Владимир Корнилов вспоминает, что Слуцкий просил его не «эккерманить» [15, с. 223]. Это слово отсылает нас к одному из исследователей творчества Гёте -- Иоганну Петеру Эккерману. Получается, Борис Слуцкий просил товарища оставаться индивидуальностью, не становиться одержимым творчеством какого-то другого поэта.

Мы видим, что мнение товарища для Корнилова очень важно, ведь на замечание Слуцкого «Вы меня давно не удивляли» [15, с. 223] поэт реагировал очень остро, «скрипел зубами по ночам» [15, с. 223], настолько авторитет коллеги был для него высок.

Владимир Корнилов замечает, что Слуцкий познал волшебство для себя, а потом «взял с собой свои секреты» [15, с. 223]. Эта поэтическая тайна могла быть раскрыта, по мнению Корнилова, в том случае, если бы он «эккерманил» [15, с. 223] за Слуцким. Однако, товарищ Корнилова на момент написания стихотворения уже покинул этот мир, поэтому все, что осталось автору стихотворения -- это «ругать себя» [15, с. 223].

Обращение к Борису Абрамовичу присутствует в поэме «Плач по Слуцкому» (1986). Само название отсылает нас не только к адресату лирического посвящения, но и к своеобразию жанра -- плач, характерный для литературной эпохи древности.

В «Плаче» Владимир Корнилов обращает внимание на литературную судьбу Бориса Слуцкого, отмечая в тексте основные моменты в творчестве поэта: рост популярности в «оттепель» и спад писательской активности из-за арестов и преследований.

Величие Слуцкого как поэта, по мнению Корнилова, заключается в выполнении ключевой задачи поэтов того времени -- «воспеть России горе» [15, с. 343], то есть придерживаться актуальной тематики и в своих стихах отражать события в истории своей страны.

Следующее лирическое посвящение Владимира Корнилова одноименное. Речь идет о Николае Степановиче Гумилеве (1886-1921), выдающемся поэте, путешественнике, муже Анны Ахматовой. Здесь срабатывает характерная для Корнилова схема: поэт обращается к одним из самых трагических моментов в жизни Гумилева -- его последним годам жизни и расстрелу. Напомним, что Николай Гумилев был арестован по подозрению в участии в «Петроградской боевой организации В. Н. Таганцева», а затем казнен. «Три недели мытарились» [15, с. 103] арестованные: терпели допросы, дознания. У Корнилова в описании исполняющего смертный приговор человека присутствует сравнение палача с «черным парусом» [15, с. 103], как символом носителя смерти, смертельного исхода. Отсылка эта приходит к нам из древнегреческой мифологии.

Также указано, что у исполнителя приговора «болтается маузер поперёк живота» [15, с. 103]. Маузер -- немецкое оружие, однако здесь большее значение имеет образное, символьное обозначение. Маузер для человека, современника войны, -- это символ вражеской силы, проще говоря, символ врага. Расстреливали осужденных скорее всего из ружей, однако такая отсылка именно к немецкому оружию добавляет строкам дополнительный смысловой оттенок.

При анализе посвящения можно увидеть множество таких образов. Следуем за поэтом в его описании адресата посвящения и видим, что «революции с «гидрою» толку нянчиться нет» [15, с.103]. Слово «гидра» выделено самим поэтом кавычками, что автоматически отсылает нас к переносному значению данного слова, которое гласит, что «гидра» -- это обозначение враждебной силы, крайне отрицательного явления. Под такой враждебной силой подразумевается тот самый заговор, в котором Гумилев якобы участвовал. Что ж, замечает Корнилов, «работа нехитрая, если схвачен поэт» [15, с. 103] и «запишут в изменники вскорости кого хошь» [15, с. 103]. Простота исполнения довольно серьезных приговоров представителями власти поражала многих неравнодушных граждан, однако, высказаться открыто, осудить режим было опасно. Стихотворение написано в 1967 году, сила партии уже не такая агрессивная, как в годы становления Союза, но, несмотря на это, Корнилов аккуратно обращается с заявлениями.

Далее мы наблюдаем описание общества во времена репрессий: люди «пулям не кланялись» [15, с. 103], «распинались и каялись» [15, с. 103], «спивались, изверившись» [15, с. 103], «стрелялись и вешались» [15, с. 103]. Здесь представлено усиление напряжения, показано, до чего доводил людей такой политический режим. Случай Гумилева -- еще один исход, ему «не пришлось» [15, с. 103] приходить к безысходности бытия через философские размышления. Он не скатился, сохранил до конца «офицерскую выправку и надменную речь» [15, с. 103]. Корнилов называет его «царскосельским Киплингом» [15, с. 103], делая отсылку к биографии поэта: его обучении в Царскосельской гимназии и тяге к исследованиям географических объектов, в частности Африки.

Поэт Николай Гумилев умер молодым, ему было 35 лет. Корнилов замечает: «ни болезни, ни старости, ни измены себе» [15, с. 103]. В этих строках Гумилев как будто застыл у той стены: образ молодого, состоявшегося поэта, исследователя, человека в расцвете своей деятельности перед дулом ружья, избавляющего юного поэта «от позора» [15, с. 103]. Конечно, если представить, что Гумилева оправдали, отпустили на свободу, за ним, возможно, осталась на некоторое время слава бунтаря, заговорщика, революционера, но смыть с себя такое клеймо возможно только если ты жив. Поэтому утверждение о расстреле, как избавлении от позора, может натолкнуть на своеобразную философскую полемику читателя.

Игорь Северянин в своем цикле «Медальоны» также опубликовал стихотворение, посвященное Николаю Гумилеву. Оно одноименное, написано в период с 1926-1927 г.г. Северянин, как и в случае с Лермонтовым, обращается к творческой деятельности поэта Гумилева, лишь частично касаясь его биографических данных.

Внутренний мир поэта Гумилева представлен в стихотворении следующим образом: лирический герой (воплощение Н. Гумилёва) -- конквистадор, чей путь «в горах остер» [35, с. 153]. На дне ущелья в горах -- «цветы романтики» [35, с. 153] -- отсылка к тому, что Гумилев -- потомок романтиков, его стихи содержат в себе мотивы любви, жизни и смерти, характерные для представителей романтизма. Там же, на дне, лежат и «жемчуга -- морские мысли» [35, с. 153].

За этими фантастическими описаниями следует первая отсылка к Гумилеву-путешественнику. Он посвятил изучению племен Африки многие годы своей жизни, «в стихах свои писания описьмил» [35, с. 153]. Гумилеву, как никому другому, было понятно, что Африка -- не недалекая, примитивная цивилизация, это прежде всего народ, со своей культурой, а простор ее души -- это «огненный столп» [35, с. 153].

Жизнь Николая Гумилева была короткой, но насыщенной на события. Игорь Северянин отмечает, что этот человек «в жизнь одну десятки жизней умел вместить» [35, с. 153]. Гумилев у Северянина и «любовник» [35, с. 153] (многочисленные возлюбленные Николая), и «зверобой» [35, с. 153] (его африканские экспедиции), и «солдат» [35, с. 153] (добровольное участие в военных сражениях). Все воплощения Гумилева носят на себе отпечаток «рыцарской манеры» [35, с. 153], то есть высокого уровня культуры, некой величественности и надменности.

Не случайно у Игоря Северянина его лирический герой теперь «тоскует на Венере» [35, с. 153]. Венера здесь упоминается в значении планеты, однако, как известно, имя это носила богиня красоты, любви, плодородия. Несмотря на то, что Гумилев после смерти в обители этой богини, он все равно «тоскует по Земле» [35, с. 153], это одна из точек зрения Игоря Северянина в контексте темы загробной жизни. Возможно, Северянин считает, что поэт Гумилев мог бы создать еще очень много прекрасных поэтических творений, если бы остался жив.

Лирическое посвящение, написанное Владимиром Корниловым в 1972 году, описывает одну из ярчайших судеб XX века -- судьбу поэта Ярослава Васильевича Смелякова (1913-1972).

В одноименном лирическом посвящении присутствует фокус на уходе адресата из жизни, характерный для Корнилова. В десяти строфах поэт описывает трудный жизненный путь Смелякова, все тяготы лагерей и нелегкую поэтическую судьбу. Поэт с горечью признает, что «не был на <...> новоселье» [15, с. 129] Смелякова, при этом «новоселье» здесь не в прямом значении, а в переносном. У Корнилова это похороны, а сам Смеляков «ушел в землю» [15, с. 129]. Несмотря на это, автору «чудится» [15, с. 129], что товарищ отправился «по четвертому разу на север» [15, с. 129]. Корнилов плавно переходит к фактам биографии адресата посвящения, тем самым вводя читателя в курс дела. В жизни Ярослава Смелякова были «возвращенья» [15, с. 129], «новые сроки» [15, с. 129], «своя и чужая вина» [15, с. 129]. Последнее можно расценивать как намек на несправедливость приговора, вынесенного поэту после того, как он вернулся из финского плена. Ярослава Васильевича, как и многих других солдат-пленных, репрессировали и запретили ему въезд в столицу.

Всего этого «не прочтешь в некрологе» [15, с. 129], отмечает Корнилов, ведь о мертвых либо хорошее, либо ничего. А плохого, по мнению автора посвящения, Смеляков увидел достаточно. Несмотря на это, «светлы строки» [15, с. 129] и «за бессмертие плата -- не плата» [15, с. 129].

Строки посвящения полны ностальгии, Владимир Корнилов с сожалением отмечает, что его товарищ не вернется больше «с поэмою <...> из плена, <...> с Нарыма или более ближней Инты» [15, с. 129]. Все эти наименования -- места, где побывал при жизни Ярослав Смеляков.

Несмотря на то, что Корнилов не был на похоронах Смелякова, он в своем посвящении подробно описывает детали, отмечает, что его товарищ «возвышается в красном гробу» [15, с. 129]. Вспоминает автор и о том, что Смеляков «не тратил свое первородство на довольно убогий почет» [15, с. 129], при этом отмечает, что поэт «в полверсте от литфондовской дачки нашел бы надежнее кров» [15, с. 129] и создал бы еще некоторое количество произведений, «из памяти черной соскреб» [15, с. 129] ужасные воспоминания об овчарках, которые «ровняли этапы» [15, с. 129], о бабах, которые «любя, предавали» [15, с. 129] Смелякова. Словом, Корнилов -- сторонник мнения о том, что время лечит любые душевные раны. В этих заключительных строках воплощена внутренняя надежда автора, которую он вплетал в свою лирику, но которой в случае с Ярославом Смеляковым не суждено было сбыться.

Еще одному крупному поэту Советской и современной России посвящены два стихотворения Владимира Корнилова. Речь идет о видном деятеле культуры -- Евгении Александровиче Евтушенко (1932-2017).

Первое лирическое посвящение, адресованное Евтушенко, в сборнике не датировано («Вечер Гарри Каспарова в Политехническом»), второе написано в 1988 году («Стих стиху»). Последнее не является посвящением в полном смысле (нет указания на адресата в текстовой раме), но по содержанию стихотворение является таковым, так как присутствует описание таланта поэта, оценка его лирики и силы стиха.

В посвящении «Вечер Гарри Каспарова в Политехническом» речь идет о вечерах в Большой аудитории Политехнического музея (Москва, Новая площадь), в которой проводили выступления поэтов-шестидесятников в период хрущевской «оттепели». Вечера эти были довольно долгими, так как Корнилов отмечает: «Третий час, четвертый//Не кончался гул...» [15, с. 179]. Евгений Евтушенко обладал внушительными ораторскими качествами, был, по словам Корнилова «сверхнаходчив, быстр» [15, с. 179]. Краткие формы прилагательного создают особую атмосферу восприятия и передают манеру и скорость речи Евгения Евтушенко. Корнилову он напоминал сразу и фехтовальщика, и спорщика, и артиста.

Отмечается не только скорость речи поэта, но и сила его слова: «Весь -- напор и порох//И победы спесь!» [15, с. 179]. Евгений Евтушенко доводит своими стихами до «одури восторга» [15, с. 179] не только Корнилова-слушателя, но и весь зал, который в сиянии жизненного опыта Евтушенко был просто «мальчишкой» [15, с. 179].

Есть в стихотворении и философское зерно, которое выражается в утверждении, что «есть у силы сладость» [15, с. 179] -- толкнуть слабого, на месте которого, по мнению автора, находится лирика. Она слаба не от недостатка силы, но от того, что затрагивает душевные струны как читателя, так и самого писателя, а человеческая душа утонченна и беззащитна.

В заключительной строфе автор говорит об «оттепели», отмечая, что «двинул прежде срока двадцать первый век» [15, с. 179]. Поэт делает акцент на том, что произошло это «жестоко под мигалок сверк» [15, с. 179]. Вместо привычного слова «сверкание» автор использует сокращенную форму «сверк» -- это подчеркивает молниеносность происходящего, быстротечность и незаметность для невнимательного зрителя. Слово такое больше похоже на визуальное междометие.

Корнилов пишет, что новая эпоха пришла «раньше срока» [15, с. 179], ведь воплощение демократического строя и зеленый свет для своих творений деятели культуры ожидали позднее, а не в 1986 году. Существует версия, что стихотворение «Вечер Гарри Каспарова в Политехническом» написано именно тогда.

Для читателя после ознакомления со стихотворением остается вопрос: какое отношение к великому поэтическому таланту Евтушенко имеет Гарри Каспаров, фигурирующий в названии лирического посвящения? Как известно, Гарри Каспаров -- человек с мировым именем, чемпион мира по шахматам, знакомый многим. Он -- своеобразная визитная карточка шахматного мира. Можно предположить, что Владимир Корнилов в своем лирическом посвящении ставит знак равенства между величиной таланта шахматиста Каспарова и поэта Евтушенко. Здесь Евтушенко и поэты, выступавшие тогда в Политехническом (Б. Ахмадулина, Р. Рождественский, Б. Окуджава и др.), представляют собой лицо поэзии 60-х годов в СССР, остающиеся популярными и в наше время.

Второе лирическое посвящение, адресованное не столько самому Евгению Евтушенко, сколько его проникновенной «Сказке о русской игрушке» (1963), называется «Стих стиху» (1988). В самой «Сказке» говорится о Ваньке-встаньке -- аллюзии на русский народ с его непобедимой мощью и несгибаемой волей к жизни.

Владимир Корнилов в своем лирическом посвящении отобразил актуальность темы непокорности судьбе и через игрушку Ваньку-встаньку и через творческую судьбу самого Евгения Евтушенко. «Личный случай» [15, с. 206] дал возможность Корнилову оценить стих о Ваньке-встаньке -- «стих не самый лучший» [15, с. 206] по мнению поэта.

Ценность стиха Евтушенко представлена для Корнилова простотой, возможностью «без утайки» [15, с. 206] рассказать об одной из ключевых черт целого народа. Если взглянуть на творчество Корнилова, то можно увидеть, что мотив непокорности судьбе встречается в его стихотворении «Уленшпигель», написанном в 1961 году. Поэт отмечает, что сколько бы ни были «нелегки и совсем не прямы» [15, с. 36] колеи истории, есть люди, которые «извечно правы» [15, с. 36] в своей непокорности, люди, «не склонившие головы» [15, с. 36]. Именно на них, по мнению поэта, держится не только страна, но и весь мир. Параллельно с этим Владимир Корнилов отмечает верность поэтического ремесла («Не поймешь: то ли взаправду холод...», 1962), отказ от смирения («Средний возраст», 1963), отрицание быта («Быт», 1964) и твердый непрерывный поиск «пятого угла» («Поиск», 1961).

В стихотворении «Стих стиху» присутствует и самокритика Корнилова, в которой он отмечает, что жизнь его была «не нянька, в скорей лишенка» [15, с. 206], что он был лишен права стоять в поэтической шеренге «на большие сроки» [15, с. 206]. Корнилов описывает себя как грустного и не очень красивого человека, но есть то, что скрашивает его пессимистический настрой, греет душу -- это «ванька-встанька Евтушенко» [15, с. 206] -- образец для многих и для самого Корнилова в несгибаемой жажде свободы и жизни. Примечательно, что и себя самого автор посвящения сравнивает с ванькой-встанькой, намекая на то, что все еще склонен к борьбе за право оставаться писателем и поэтом, не смиряться с судьбой.

Лирическое посвящение под названием «Гитара» (1987) адресовано Булату Шалвовичу Окуджаве (1924-1997). В центр посвящения поставлен музыкальный инструмент, который у Корнилова ассоциируется с былыми временами, когда Булат Шалвович выступал на сцене со своей гитарой.

Струнному музыкальному инструменту Корнилов противопоставляет «шейк и брейк-данс» [15, с. 181], а также «оркестр» [15, с. 181]. А вот гитара, по мнению автора, -- это «чистая ностальгия» [15, с. 181].

Примечательно, что гитара как источник музыки у Корнилова с ней не связана: «Музыки не было, а была//Вместо нее гитара» [15, с. 181]. Отличной от музыки упоминается «песня» [15, с. 181], которая не только дает повод поностальгировать слушателям, но и является воплощением судьбы и откровения. При этом рука об руку в этом потоке идут и голос «немолодого шансонье» [15, с. 181] и голос самого инструмента -- воплощение песни.

Песня и голос у Корнилова -- вне времени, они ему не подвластны. Эти два ключевых понятия лирического посвящения льются на слушателей «времени вопреки», то есть являются важным образом, помогающим слушателям возвращаться во времена из воспоминаний и оставаться молодыми душой. Неспроста Корнилов отмечает, что слушатели, которые на тот момент уже преклонного возраста, «все же еще не стары» [15, с. 181]. Как и раньше, песня гитары не просто услаждает слух, а берет за душу и за сердце хватает.

Сила таланта шансонье также не остается в стороне. Владимир Корнилов отмечает, что Булат Окуджава на тот момент также был «немолодым» [15, с. 181], но несмотря на это «только он один лириком был от Бога» [15, с. 181]. Примечательно, что среди многих лирических исполнителей Корнилов выделяет только Окуджаву, подчеркивая его исключительный талант пронести тонкие поэтические вибрации сквозь года.

В этом лирическом посвящении затрагивается ключевой для Корнилова мотив быстротечности времени. «Усталые старики» [15, с. 181], слушающие проникновенную лирику, уносящую в ностальгию, жалеющие вместе с ее исполнителем уходящее окончательно время. Лирика Булата Окуджавы для Корнилова -- мостик в прошлое, которое он неоднократно жалел в своих собственных стихах. Человек, цепляющийся за прошлое, живущий в эпоху непостоянства, кардинальных изменений в общественном и политическом строе, ясно фокусирующийся на каждом прожитом моменте, не сможет отказаться от рефлексии и постоянных погружений в ностальгию. Именно поэтому для Корнилова дорого все произошедшее не только с ним, но и с народом, в число которого входили его коллеги по поэтическому ремеслу.

Несмотря на обширный список, мы в нашем исследовании остановимся только на тех лирических посвящениях, которые по решению Корнилова попали в сборник «Избранное» (Советский писатель, 1991). Такое решение продиктовано солидарностью с выбором поэта тех стихов, которые как нельзя лучше отражают вершину его собственного поэтического мастерства. Помимо сборника «Избранное» лирические посвящения в некотором количестве представлены в книге «Вольная поэзия России» (Прогресс-Плеяда, 2000).

Следующим лирическим посвящением, на которое мы обратим внимание, стало стихотворение, в котором Владимир Корнилов обращается к одной из самых скандальных судеб рубежа XIX-XX веков -- Сергею Александровичу Есенину (1895-1925). Стихотворение называется «Два поэта» (1987) и содержит в себе рассуждения Корнилова о сходстве и различии творчества Сергея Есенина и Николая Некрасова.

Как становится понятно из первых строк, такое сравнение родилось из слухов, которые, по мнению Корнилова, «брехня и чепуха» [15, с. 184]. По словам поэта, Есенин не пользовался стихосложением «для статей и для рассказов» [15, с. 184], то есть фокусировался на самоцельной лирической форме.

Корнилов отмечает довольно разгульный образ жизни поэта Есенина: его «кони» [15, с. 184] как образ быстрого темпа, «свиданки за селом» [15, с. 184] многочисленные тайные связи с женщинами, «лукавые гармони» [15, с. 184] громкость звуков и некоторое притворство. Но самое важное, несмотря на пьянство и разгул, -- это «гармония во всем» [15, с. 184], цельность образа поэта, его творчества. «Нету стертых оборотов//Тягомотин и соплей…» [15, с. 184] -- замечает Корнилов. Вероятно, под «соплями» Владимир Николаевич подразумевает пессимистичные мысли Некрасова о судьбе русского крестьянина.

Кроме того, Корнилов отмечает разницу поэтов не только как носителей лирического дара, а и как людей разного социального статуса. Есенин по Корнилову -- «сын задавленных крестьян» [15, с. 184], а Некрасов -- богатый барин из Ярославля. Корнилову ближе Есенин, вероятно, потому, что сам себя автор посвящения никогда не ставил выше обычного человека, нарочито подчеркивая некоторую свою, этакую крестьянскую, серость. Человек гражданский, непримечательный с виду, но с глубокой и светлой душой, вызывал у Корнилова уважение.

Гармония, о которой говорит автор лирического посвящения, выражается не только во всем окружающем, но и в самом поэте Есенине -- «дар его <...> равен доле» [15, с. 184], а пыл ясно видится в стихах. Восхищение у Корнилова -- страстного поклонника слова, в частности поэтического, -- вызывает такая же есенинская любовь к слову золотому, лирическому. Всем мог пожертвовать Есенин для удачи в поэтическом ремесле, за которое он всей душой радел, даже самим собой и жизнью. В этих корниловских строках можно усмотреть отсылку к моменту смерти Есенина, когда критика и нападки в адрес поэта довели его до самоубийства.

В последней строфе цитируется несколько модифицированная строка из знаменитого есенинского стихотворения «Не жалею, не зову, не плачу» (1922). Корнилов в угоду рифме поменял местами последовательность словосочетаний, но отсылка к первоисточнику очевидна. Если мы взглянем на вышеупомянутое стихотворение Есенина, то в нем найдем образы, которые фигурируют и в лирическом посвящении Корнилова: кони, золото, жизнь, пламень (пыл). Есть и общие мотивы: осень (увядание), поэтический талант и его сила, закат жизни, память о былом. Становится ясно, почему именно это стихотворение цитирует Корнилов -- ему близки эти мотивы, они воплощаются и в его стихах.

Кроме того, в стилистически сильной последней строфе видна градация величины поэтического дара Есенина. Свои знаменитые строки он шепнул «миру, городу, селу» [15, с. 184]. Перемещение от общего к частному, с неба на землю, от огромного к сравнительно небольшому.

Сама цитата звучит как манифест стойкости духа, как девиз простого русского народа -- страдающего, но с поднятой головой побеждающего все напасти и беды.

Все лирическое посвящение пронизано просторечными словами: свиданки, тягомотины, сопли, обормоты, загодя. Они напоминают нам о том, что Есенин -- представитель новокрестьянской поэзии, а также помогают читателю представить лирическую есенинскую атмосферу.

Сергей Есенин получил признание еще при жизни, был очень популярен в поэтических кругах и на литературных вечерах, чего нельзя сказать о другом поэте, который, подобно Лермонтову, приобрел известность после своей смерти. Речь идёт об Иннокентии Федоровиче Анненском (1855-1909) и об одноименном лирическом посвящении Владимира Корнилова, написанном в 1987 году.

Иннокентий Анненский во многом запомнился современникам как переводчик греческой драматургии и как своеобразный лирический теоретик футуризма, оказавший сильное влияние на таких видных поэтов как Анна Ахматова, Владимир Маяковский, Борис Пастернак и др. Именно этот факт его творческой биографии заинтересовал Корнилова, дал ему пищу для размышлений и привел к логичному вопросу: «Счастлив ли Иннокентий Анненский?» [15, с.191].

По мнению автора лирического посвящения, несмотря на чашу непризнания, поэт был востребован у коллег настолько, что они «от стиха его шли и шалели» [15, с.191], а самое творчество Анненского «их стихи доводило до взрыва» [15, с.191]. Сила творчества непризнанного читателем поэта была детонатором для других лириков, которые искренне любили и уважали поэта, вдохновляющего их своим скрытно богатым стихом, интонацией и самобытностью.

Корнилов отмечает, что некоторые стихи поэтов начала XX века кажутся ему переводами, заимствованиями у Анненского, настолько велика сила его влияния.

В мире прозы Корнилов находит такой же уникальный самородок писательского труда -- гоголевскую «Шинель». Образ «маленького человека» Акакия Акакиевича тогда оказался признан не только у литературоведов, но и у читателей, став одним из самых интересных явлений в литературе. Впоследствии появлялся не один такой образ, но стартом для воплощения идеи послужила именно «Шинель».

Стоит отметить, что Корнилов делает отсылку к повести Гоголя не просто так. Иннокентий Анненский по-своему тоже «маленький человек» -- непризнанный при жизни, небогатый на поэтическое наследие, но являющийся важной составляющей литературного процесса начала XX века. Вопрос

«Счастлив ли Иннокентий Анненский?» нами назван логичным по одной простой причине: споры о том, счастлив ли был Акакий Акакиевич в своем маленьком мире, не утихают до настоящего времени как среди литературоведов, так и среди читателей. Вопрос этот вечный и останется открытым, как и заданный Корниловым вопрос, на который, вероятно, «никому не ответить» [15, с.191].

Как можно было заметить, большая часть лирических посвящений Владимира Корнилова посвящена поэтам-мужчинам. Помимо Анны Ахматовой, Корнилов посвящал стихи армянской поэтессе Сильве Капутикян и русской поэтессе Ольге Ермолаевой. Стоит обратить наш исследовательский взор и на эти лирические посвящения, чтобы проследить особенности выбранного нами жанра.

Лирическое посвящение, адресованное Сильве Барунаковне Капутикян (1919-2006), называется «Радиопередача» (1987). Корнилов, возмущенный заявлением, услышанном по радио, в своем лирическом посвящении вступается за историческую ценность каждого народа, в том числе и армянского.

Сама поэтесса в стихах своих часто поднимала тему народной борьбы за самосохранение, настаивала на признании всеми государствами геноцида армян.

Подобно самой Сильве Капутикян, которая отличалась патриотизмом, Корнилов, не называя конкретных данных, отмечает: «несвобода от лжи доводит до зверства» [15, с. 201]. Ложью в данном случае, по словам поэта, является заявление диктора радиостанции Стамбула о непризнании геноцида армян в 1915 году.

По мнению Корнилова, поколению, позволяющему себе такие заявления, стоило бы задуматься о том, насколько им повезло жить в мирное время. Поэт призывает тех, кто жаждет осудить какую бы то ни было из сторон и включиться в этот многолетний спор, обратить внимание на сегодняшний день, быть счастливыми и «дышать своим неучастьем» [15, с. 201], то есть не судить тех, кто когда-то примкнул к зверству, но вместе с тем и не оправдывать их.

«Отсталых и главных здесь нет» [15, с. 201] -- возмущается Корнилов, сожалея и о том, что теперь «за прадеда правнук» [15, с. 201] держит ответ, вынужден вечно помнить о боли, причиненной некогда его народу.

Можно сказать, что тема «неучастья» близка самому Владимиру Николаевичу, ведь он провел времена Великой Отечественной войны в эвакуации и не участвовал в боях. Однако это неучастье лишь физическое, морально ни один человек не мог остаться в стороне от происходящего и не разделять народного страдания. Не остался и Корнилов, прекрасно осознавая, что он не в праве осуждать, но в праве откликаться, выражать глубинные переживания.

К этому призывает поэт и «радиотурков» [15, с. 202], решивших во всеуслышание объявить, что «черного года резня -- армянские враки» [15, с. 201].

Такие события, как геноцид армян 1915 года, всегда наполнены противоречиями, обсуждения их имеют множество точек зрения, порой диаметрально противоположных, но любые мнения не могут отрицать жестоких фактов, свидетельствовать о которых могут те, кто чудом выжил и навсегда сохранил в душе память о случившемся. «Минувшего не утаить, не переиначить» [15, с. 201] -- отмечает Корнилов, еще раз подчеркивая бессмысленность споров и попыток «обелять лихое наследство» [15, с. 201] в лице совершенно другого государства и людей, изменившихся со временем.

Лирическое посвящение, адресованное поэтессе Ольге Юрьевне Ермолаевой (род. 1947), называется «Два жанра» (1988) и затрагивает очень важную для самого Владимира Корнилова тему -- ценность поэзии в мире литературы.

Сама Ольга Ермолаева творит и по сей день, в 2016 году вышла ее книга стихов «Цыганский гипноз» (Н. Филимонова, 2016). Ольга Юрьевна -- не только поэтесса, но и редактор, заведующий отделом поэзии в журнале «Знамя».

Эти два литературных направления интересуют Владимира Корнилова, ведь именно на них сфокусировано его внимание в лирическом посвящении. Ключевой вопрос задается поэтом еще в первых строках: «Отчего отстает поэзия?» [15, с. 216]. Вслед за ним встает другой, не менее важный: «От чего отстает она?» [15, с. 216]. Может, она вечна и не может ни с кем конкурировать? Или все-таки есть такие искусства слова, которые могут не только потягаться с поэзией, но и сместить ее с занимаемых веками высоких позиций?

Корнилов находит ответ: публицистика может. Она, по мнению поэта, «талантлива <...> и воинственно-весела» [15, с. 216], в то время, как поэзия в переломные времена бесполезна, истина больше не на ее стороне.

Поэт Корнилов, рассуждая в таком ключе, не уходит в трагизм, для него «радостно» [15, с. 216] и «правильно» [15, с. 216] восхождение публицистики олицетворение спасения страны. То, с чем борется «спасительница», в лирическом посвящении -- это «надолбы» [15, с. 216] и «топи» [15, с. 216]. Поэзия, по Корнилову, «прозевала свою страду» [15, с. 216], то есть некий плодотворный период, время наивысшего расцвета. Есть ли в этом случае хоть какая-то надежда? Поэт утверждает, что спастись и не перегореть окончательно для поэзии -- «от вечности не отстать» [15, с. 216], то есть идти в ногу со временем, проблематикой и тематикой соответствовать своему поколению.

Задача это непростая, но именно в этом, по Корнилову, заключается смысл жизни искусства -- его современность, его своевременность. Читатель откликается на то, что ему важно и ценно, поэтому в поэзии, наравне с другими видами искусства, должны присутствовать те вещи, которые интересны и востребованы у современного для нее читателя. Журналистика, по словам поэта, здесь не прогадала и всегда освещает самые передовые события, она всегда «здесь и сейчас». Она дает читателю не только информацию, но и опору, «настилает по топям гать» [15, с. 216], делает доступными всем проблемы и актуальные вопросы современности. Это и есть, по Корнилову, одна из ключевых задач искусства.

Как мы видим, судьба поэзии раскрывается для Владимира Корнилова не только в ее самосути, самоценности. Поэзия существует в жизнях тех, кто ее создает, и тех, кто ее читает. И поэт, и читатель -- равные по значимости части лирического звена литературы. Убрать любое из них -- значит лишить поэзию компонента, без которого она просто не сможет существовать.

Жанр лирического посвящения так важен для Владимира Корнилова потому, что поэзия -- инструмент вечности, она является формой увековечения памяти не только о самом человеке, но и о его судьбе. Адресата посвящения может не быть в живых, как и самого поэта, но память о них обоих останется в лирических строках, не даст забыть о великих творцах и гениях последующим поколениям.

Сам Владимир Корнилов в одном из своих стихотворений, оставшимся без названия («Все пишу на смерть...», 1986), высказывает опасение по поводу того, найдется ли после его смерти такой поэт, который напишет о нем, увековечив таким образом память о человеке, который так радел за судьбу своего ремесла, постоянно задумывался не только о жизни отдельного человека, но и жизни всего русского народа, всматривался в глубины душевных переживаний и не переставал искать тот самый «пятый угол» («Поиск», 1961) до конца своих дней.



ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Несмотря на то, что события XX века, ставшие трагедией для страны, Владимир Корнилов переживал в эвакуации, это не помешало ему распознать трагическое зерно в судьбах поэтов-современников, а также задуматься над вопросом о месте поэзии в ряду других видов искусства с оглядкой на гениев, творивших гораздо раньше самого Корнилова или одновременно с ним.

Его поэтический талант позволил нам, читателям и исследователям, посмотреть не только на послевоенную жизнь русского народа в СССР, но и вместе с поэтом обратить внимание на тех, кто отзывался на происходящее остро и своевременно, -- на поэтов, писателей и деятелей культуры, создававших шедевры в такое непростое время.

В первой главе данного исследования я предприняла попытку охарактеризовать исторический фон, оказавший непосредственное влияние на культурную среду эпохи в первую половину XX века. Этот аспект имеет большую ценность, так как ни одно произведение не может существовать в отрыве от среды, в которой создается. Освещение событий, преломившихся в сознании поэтов, является первым шагом на пути к решению поставленных в исследовании задач.

Кроме того, стоило обозначить суть понятия лирического посвящения как отдельного литературного жанра, осветить путь его развития в литературе, дабы показать, что во все времена лирические посвящения служили инструментом для сохранения памяти о человеке, воссоздавали особенности его жизни и творчества. Также они отражали отношение автора к адресату посвящения, таким образом открывая нам новые грани авторского поэтического таланта.

В третьей главе я обратилась к анализу лирических посвящений в контексте творчества Владимира Корнилова, начав с биографических и творческих предпосылок появления такого жанра в его поэтическом многообразии. Далее были рассмотрены конкретные лирические посвящения с целью выявления основных мотивов творчества Корнилова, а также с целью конкретизации поэтического фокуса. Были предприняты попытки поиска смысловых и биографических параллелей и отсылок к этим же адресатам в лирических посвящениях других поэтов. Путем проведения различных методов литературного анализа поставленных целей и задач достичь удалось.

В результате исследования получилось сделать следующие выводы:

Политическая обстановка в стране в XX веке оказала существенное влияние на все сферы человеческой жизни и культуры, в том числе и на литературную среду. Поэты и писатели активно откликались на события Второй Мировой Войны и последующие репрессии, запечатлевая свои отклики в произведениях. Мотивы торжества русского народа над бедами перекликаются с мотивами тоски, упадка и несбывшихся надежд на светлое будущее. В творчестве Владимира Корнилова не отражены события Второй Мировой Войны, но присутствует яркая реакция его, как жертвы репрессий, на происходящее в СССР уже после сражений и победы. Представлен отклик на изменения политического режима на рубеже XX-XXI веков.

Через лирические посвящения Владимиром Корниловым раскрывается не только роль поэта в общественном сознании, но и роль поэзии в строю литературных родов. Просматривается эволюция поэтических жанров, эволюция мотивов творчества поэтов, о которых писал Корнилов. Глубина поэтической мысли в XX веке представлена через поэтическое сознание творивших в годы репрессий деятелей искусства.

Владимиру Корнилову интересны острые моменты, как один из основных источников самых сильных переживаний. Размышления о судьбе поэта, как человека в сложившихся обстоятельствах, привлекают Владимира Корнилова не меньше, чем поэтический талант адресата посвящения.

В своих лирических посвящениях Корнилов обращается также к мотивам дружбы, преданности, поддержки, единства и многообразия человеческих судеб. Рассмотрение лирических посвящений обязательно должно проходить параллельно с рассмотрением всего творчества поэта, так как посвящение -- дуально, оно содержит в себе не только описание адресата и его особенностей, но и авторское видение, его оценку и отклик.

Данное исследование не является исчерпывающим, в дальнейшем вполне возможно расширение круга рассматриваемых тем. Следует отметить, что лирические посвящения в творчестве Владимира Корнилова еще не подвергались комплексному анализу, однако движение в этом направлении уже начато.



СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Аннинский, Л. А. Пред волею и бедой / Л. А. Аннинский // Новый мир. - 1988. - №2. - С. 237-245.

2. Артемова, С. Ю. Коммуникация вопреки: о трансформации жанра лирического послания / С. Ю. Артемова // Новый филологический вестник. - 2011. - №16. - С. 87-95.

3. Ахматова, А.А. Собрание сочинений: в 6-ти т. - Т. 2. В 2 кн. - Кн. 2. Стихотворения. 1959-1966 / сост., подгот. текста, коммент. и статья Н. В. Королевой. - Москва: Эллис Лак, 1999. - 528 с.

4. Ахматова, А. А. Стихотворения. Поэмы / А. А. Ахматова. - Москва: Дрофа, 2008. - 366, [2] с. - (Библиотека классической художественной литературы).

5. Банчуков, Р. В. Четыре судьбы [Электронный ресурс]: статья / Р. В. Банчуков // Журнал «Вестник». - 1998. - №13(194). - Режим доступа: http://vestnik.com/issues/98/0623/win/index.html.

6. Барбакадзе, М. Ш. Ошибки и извинения [Электронный ресурс] / М. Ш. Барбакадзе, В. В. Игрунов // Антология самиздата. - 2005. - Режим доступа: http://antology.igrunov.ru.

7. Бек, Т. А. Взаправду [Электронный ресурс] / Т. А. Бек // Журнал «Литература». - 2004. - № 47(623). - Режим доступа: http://lit.1september.ru.

8. Беликов, Ю. А. Тучки небесные / Ю. А. Беликов // Литературное приложение газеты «Звезда» «Лукоморье». - 2008. - №1. - С. 1-2.

9. Введение в литературоведение (Теория литературы): Учебно-методическое пособие / автор-сост. А. Н. Безруков. Издание пятое (дополненное). - Бирск: Бирск. гос. соц.-пед. акад., 2009. - 180 с.

10. Герасимов, А. Покуда над стихами плачут [Поэту Корнилову исполнилось бы 75] / А. Герасимов // Культура. - 2003. - № 30. - С. 4.

11. Герасимова, И. Ф. Первая мировая война в поэзии русских футуристов 1914-1916 г.г. / И. Ф. Герасимова // Вестник адыгейского государственного университета. Серия 2: филология и искусствоведение. - 2012. - № 4. - С. 47-57.

12. Зайцев, В.А. История русской литературы второй половины XX века: учебник / В. А. Зайцев, А. П. Герасименко. - Москва: Высш. шк., 2004.- 455 с.

13. Зенкин, С. Н. Введение в литературоведение: Теория литературы: Учеб. пособие. / С. Н. Зенкин. - Москва: Российск. гос. гуманит. ун-т., 2000. - 81 с.

14. Иверни, В. И. Попытка времени (Проза Владимира Корнилова) / В. И. Иверни // Континент. - 1976. - № 9. - С. 395-418.

– Корнилов, В. Н. Избранное: Стихотворения и поэмы. / В. Н. Корнилов.Москва: Советский писатель, 1991. - 352 с.

15. Корнилов, В. Н. Покуда над стихами плачут…: Книга о русской лирике: Для учащихся старших классов общеобразовательных учреждений. / В. Н. Корнилов. - Москва: Издательский центр«Академия», 1997. - 350 с.

16. Корнилов, В. Н. Поэзия - предмет капризный… / Публ. Л. Беспаловой// Вопросы литературы. - 2003. - №2. - С. 236-254.

17. Корнилов, В. Н. Собрание сочинений: в 2-х т. - Т. 2. Проза. / В. Н. Корнилов. - Москва: Хроникер, 2004. - 432 с.

18. Королева, Н. В. О тех, кто в памяти и в сердце: воспоминания о Владимире Корнилове / Н. В. Королева // Вопросы литературы. - 2004. - № 6. - С. 246-261.

– Кочеткова, Н. Д. Литературные посвящения в русских изданиях XVIIIначала XIX века. Статья 1. Особенности жанра / Н. Д. Кочеткова. XVIII век. Сборник 22 // Институт русской литературы (Пушкинский дом) РАН. - Санкт-Петербург: Наука, 2002. - С. 66-84.

19. Краткая литературная энциклопедия: в 9-ти т. - Т. 5: Мурари-Припев / под ред. А. А. Суркова. - Москва: Сов. энцикл., 1968. - 976 стб.

20. Крейд, В. П. Русская поэзия Китая: Антология / сост. В. П. Крейд, О. М. Бакич. - Москва: Время, 2001. - 720 с.

21. Крючков, П. А было все непросто… [Электронный ресурс] / П. Крючков // Независимая газета. - 2005. - Режим доступа: http://ng.ru.

22. Ладинский, А. П. Собрание стихотворений / сост., предисл. и примеч. О. А. Коростелева. - Москва: Русский путь, 2008. - 368 с.

23. Лермонтов, М. Ю. Полное собрание сочинений в одном томе. - Москва: Альфа-книга, 2017. - 1277 с.

24. Литературная энциклопедия терминов и понятий / под ред. А. Н. Николюкина. Институт научн. информации по общественным наукам РАН. - Москва: НПК «Интелвак», 2001. - 1600 стб.

25. Мамедов, А. И. Были поэты жидами, стали поэты бомжами [Электронный ресурс] / А. И. Мамедов // Журнал «Лехаим». - 2009. - № 12(212). - Режим доступа: https://lechaim.ru/ARHIV/212/4x4.htm.

26. Маяковский, В. В. Полное собрание сочинений в одном томе. / В. В. Маяковский. - Москва: Альфа-книга, 2017. - 1327 с.

27. Привалов, А. Литературный дневник: 7 ноября 1999 года [Электронный ресурс] / А. Привалов // Союз молодых литераторов «Вавилон». - 1999. - Режим доступа: http://vavilon.ru/diary/991107.html.

28. Рассадин, С. Б. Пленник времени / С. Б. Рассадин // Знамя. - 1989. -№5. - С. 228-231.

29. Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги: био-библ. словарь: в 3-х т. - Т. 1. А-Ж / под ред. Н. Н. Скатова. - Москва: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. - 733 с.

30. Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги: био-библ. словарь: в 3 т. - Т. 2. З-О / под ред. Н. Н. Скатова. - Москва: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. - 730 с.

31. Русская литература ХХ века. Прозаики, поэты, драматурги: био-библ. словарь в 3 т. - Т. 2. П-Я / под ред. Н. Н. Скатова. - Москва: ОЛМА-ПРЕСС Инвест, 2005. - 720 с.

32. Самойлов, Д. С. Избранные произведения: в 2-х т. - Т. I: Стихотворения. / вступ. статья И. Шайтанова. - Москва: Худож. лит., 1989. - 559 с.

33. Северянин, И. Классические розы; Медальоны / вступ. статья Ю. Бабичевой; сост. и подгот. текста В. Кошелева. - Москва: Худож. лит., 1991. - 222 с.

34. Словарь литературоведческих терминов / ред.-сост.: Л. И. Тимофеев и С. В. Тураев. - Москва: Просвещение, 1974. - 509 с.

35. Слуцкий, Б. А. Собрание сочинений: в 3-х т. - Т 1. Стихотворения 1939-1961 / вступ. ст., сост. с науч. подгот. текста, коммент. Ю. Болдырева. - Москва: Худож. лит., 1991. - 542 с.

36. Смеляков, Я. В. Стихотворения и поэмы / вступ. статья Б. И. Соловьева. - Ленинград: Советский писатель, 1979. - 768 с.

37. Сухих, И. Н. Теория литературы. Практическая поэтика: Учебник / И. Н. Сухих / Учебно-методический комплекс по курсу «Теория литературы. Практическая поэтика». - Санкт-Петербург: Филологический факультет СПбГУ, 2014. - 352 с.

38. Турков, А. М. В защиту поэзии и поэтов [Электронный ресурс] / А. М. Турков // Дружба народов. - 1999. - № 4. - Режим доступа: http://magazines.russ.ru.

39. Тютчев, Ф. И. Полное собрание стихотворений: в 2 т. - Т. 2: Стихотворения. / Ф. И. Тютчев. - Москва-Ленинград: Academia, 1934. - 544 [4] с.

40. Федосеева, Т. В. Введение в литературоведение: учебное пособие / Т. В. Федосеева // Ряз. гос. ун-т им. С. А. Есенина. - Рязань, 2011. - 212 с.

41. Шаргунов, С. А. Неподавленный Корнилов: к 80-летию поэта [Электронный ресурс] / С. А. Шаргунов // Сергей Шаргунов: сайт писателя. - 2013. - Режим доступа: http://shargunov.com.

42. Швецова, Л. К. Новокрестьянская поэзия. Клюев. Есенин / Л. К. Швецова // История всемирной литературы: в 9 т. - Т. 8. / АН СССР; Ин-т мировой лит. им. А. М. Горького. - Москва: Наука, 1983-1994. - С. 120-121.

43. Шенгели, Г. А. Иноходец. Византийская повесть «Повар Базилевса». Литературные статьи. Воспоминания: авторский сборник. / Г. А. Шенгели. - Москва: Совпадение, 1997. - 560 с.

44. Шервинский, С. В. Стихотворения. Воспоминания: Авторский сборник. / С. В. Шервинский. - Томск: Водолей, 1997. - 320 c.

Размещено на Allbest.ru

...