Литература Калмыкии

Научный мир располагал сведениями о том, что «Джангар» бытует среди ойратов Синьцзяна (Китай), но долгое время не было публикаций его песен эпоса. И вот в 1980 году в г. Урумчи (Синьцзян) вышел в свет сборник, в который вошли тексты 15 песен «Джангара».

Знакомство с содержанием материала сборника показало, что тексты четырех песен эпоса восходят к калмыцкому источнику, а сюжеты остальных песен в Калмыкии не известны.

В песнях синьцзянской версии «Джангара», как и в других версиях, воспеты подвиги богатырей, совершаемые ими во имя свободы и независимости страны Бумбы от посягательств иноземных врагов. В ряде песен разработана тема героического сватовства, что несколько сближает их со сказочным эпосом. Особенностью композиции синьцзянского «Джангара» является отсутствие большого пролога, характерного для калмыцкого эпоса, воспевающего страну Бумбу, Джангар-хана, его богатырей и т.п. Здесь мы встречаемся со знакомыми героями эпоса: Алтан Чэджи, Саваром, Саналом, Мингьяном. В отличие от калмыцкой эпической традиции названные герои менее активны, исключая богатыря Хонгора, героя многих песен. Активен в эпосе сын Хонгора, Хошун Улан, который не один раз спасает страну Бумбу от врагов. К числу богатырей, которых нет в калмыцком эпосе, относятся Салькин Таваг, Уту Кюзюн Гургулдай, Алтан Аран, Эрег Хара Нюдюн и др.

В 1986-1987 гг. «Джангар» был издан в Урумчи в двух томах. Каждый том содержит тексты 30 песен. Помимо названных сборников в Китае осуществлено 10 изданий «Джангара» в серии «Жангарин эке материал», содержащей свыше 100 песен и вариантов эпоса. Собран огромный материал по основным версиям эпоса «Джангар». Перед эпосоведами стоит задача - исследовать версии эпоса в сравнительно-типологическом и сравнительно-историческом аспектах.

Страна Бумба представляет собой основное место действия песен калмыцкого героического эпоса «Джангар». Соответственно представления об этой эпической стране могут рассматриваться как минимум в двух аспектах: во-первых, страна Бумба -- это особое художественное пространство эпоса, которое заполнено ирреальными географическими объектами и населено эпическими героями.

Во-вторых, страна Бумба, где живут и действуют герои эпоса «Джангар» -- это некий идеальный мир и идеальное государство, где буквально все является совершенным -- природа и климат, люди и животные, правитель и те, кто ему служит -- богатыри-сподвижники Джангара, правителя страны Бумбы.

Название эпической страны Бумбы, в которой, как считает большинство исследователей эпоса «Джангар», воплотились представления об идеальном мире и государстве, и которая таким образом представляет своего рода эпическую утопию, имеет сложную историю. Предполагается, что в основе названия Бумба лежит название мифического моря или океана Бум-дала. Само слово бумба является названием сосуда для священного нектара-аршана в виде изящного кувшина. Маковка в виде сосуда-бумбы венчает ламаистский храм. Исследователи «Джангара» считают, что название богатырской страны Бумбы является контаминацией слов бум -- названия океана и бумба -- названия священного сосуда. В самом деле: контаминация этих слов, одно из которых обозначает географическое понятие: а второе -- культовый предмет, могло привести к закреплению за названием Бумба обозначения некоей пространственной сферы, все содержимое которой мыслится как сакрализованное, идеальное, возвышенное. С.А. Козин полагал, что использование слова Бумба в качестве эпитета к океану, реке, стране, дворцу, сосуду с освященной водой является синонимичным понятиям «священный», «заветный»; в некоторых переводах «Джангара» на русский язык калмыцкое слово «Бумб» в позиции эпитета передается как «державный». Есть такое предположение, что слово «Бумба» в названиях океана или реки, а также прилагательное «бумбайский», которым переводится калмыцкий эпитет «Бумб» не представляют собой ни особых переносных значений имени собственного «Бумба», ни сакрализующего эпитета: полагают, что в этих случаях слово «бумб» используется в качестве маркера сферы действия, к которой принадлежат географические объекты (океан, река) или масштабные артефакты (дворец Джангара и т.п.), а стилистическая маркированность этого эпитета задается определяемыми им словами.

Художественное пространство эпоса «Джангар» по крайней мере в некоторых текстах соответствует таким религиозным представлениям об устройстве мира, какие характерны для народов Центральной Азии и Северо-востока Азии; согласно этим представлениям мир делится на три сферы -- верхний, средний и нижний мир. Средний мир является обителью людей, в других мирах обитают сверхъестественные существа -- божества или демоны. В песнях из малодербетской версии «Джангара» действие смещается в верхний мир, где живут демоны-шулмусы: их хан Кюрюл-Эрдэни, эпический противник Джангара, одерживает над ним победу и уносит Джангара в верхний мир; там претерпев мучения, Джангар представляется ханше как «Нижней Бумбы-страны властелин», он говорит о себе «Из земного, нижнего мира, из Бумбы-страны я». Когда же Джангар попадает в нижний мир, то обитатели нижнего мира -- бесы или шулмусы говорят: «Появился здесь Джангар, Кто вышней Бумбы сновиденьем стал» и обращаются к нему: «Ну, Джангар, сновиденьем ставший в Бумбе, стране верхнего мира» -- таким образом, положение страны Бумбы определяется с абсолютной строгостью, в какую бы сферу мироздания ни переносилось действие эпоса. В одной из песен «Джангара» упоминаются семь нижних миров и двенадцать вышних миров.

В целом страна Бумба может отождествляться со средним миром как основной сферой действия эпического повествования. Однако страна Бумба в «Джангаре» -- это не только весь средний мир, но, в особенности в том случае, если мироздание уже не членится в эпическом повествовании на разные сферы, это еще и государство, противопоставляющееся другим государствам или землям других владык. Джангар в своих странствиях, в которых он не покидает среднего мира, прибывает во владения хана Замбала, и тут из текста эпоса выясняется, что у хана Замбала есть своя страна Бумба -- впрочем, возможно, что на самом деле в оригинале здесь речь идет о другой стране, принадлежащей другому правителю, но находящейся все в том же «бумбайском» среднем мире. Собственно, единственный аргумент в пользу того, что страна Бумба, владение Джангара есть только какая-то часть среднего мира -- это наличие у нее своего духа-хранителя, в котором можно видеть духа-хозяина местности: именно к этому духу-хранителю несколько раз обращается с молитвами богатырь Мингъян.

Страна Бумба в песнях «Джангара» характеризуется как «Священно-прекрасная страна»; после того, как богатыри совершают свои подвиги, «Бумбайская страна, как и прежде, В мире и благоденствии пребывает». Эта богатырская страна Бумба -- богатырская страна имеет свой клич-уран и знамя желто-пестрого цвета, в нее доставляют пленников и добычу, пленника метят тамгой бумбайской страны. Сам Джангар представляется идеальным правителем и устроителем государства: «Вера в их Бумбайской стране Подобно солнцу, сияет, Мирское правление Стало крепким, как скала. Под покровительством хана Джангара В счастье, блаженстве все пребывают». Однако в стране Бумбе совершенны не только государственное устройство и правитель. -- Это страна, где нет холода и жары, где люди не знают, что такое старость: «Его (Джангара) страна бессмертна, вечна, Ее люди всегда в облике двадцати пяти лет пребывают, Там зимой -- по-весеннему, летом же -- по-осеннему, Нет холодов, чтобы мерзнуть от них, Нет изнурительной жары. … Их страна бессмертна, вечна».

Очень интересны характеристики героев «Джангара» -- обитателей страны Бумбы, в которых выражаются представления об идеальном возрасте человека и животных. Когда Джангар взял в жены прекрасную Ага Шавдал, ей было 16 лет, а самому Джангару -- 20 лет; Жена богатыря Савара по имени Ангир Улан имеет возраст 18 лет; богатырь Хонгор родился у своей матери Шилтэ Зандан Гэрэл «в расцвете ее двадцати двух лет», сам Хонгор пребывает «в расцвете своих восемнадцати лет». Расцветом жизни правителя страны Бумбы считается возраст в 40 лет: «Едва Джангару сорок исполнилось лет, Страны четырех частей света Власти своей подчинил он». Столь же выразительны и столь же определенны идеальные возрастные характеристики богатырских коней в разные периоды их жизни: кобылица богатыря Савара по имени Кюрюнг-Галзан куплена в годовалом возрасте за миллион семейств, конь аранзал Зэрде, на котором ездит Джангар, имеет возраст в семь лет (кажется, что он навечно остался в том возрасте, когда женился его хозяин), и этот конь родился от пятилетней кобылицы. Такие указания (кстати, уникальные для героического эпоса) подчеркивают физическое совершенство богатырей, их жен и их коней, и истоки этого совершенства заключены не в каких-либо сверхъестественных свойствах, а в оптимальной реализации того потенциала, который заложен природой во все живое, и это физическое совершенство героев наследуется от предшествующих поколений.

Комментаторы и исследователи эпоса «Джангар» в течение длительного времени полагают, что в нем выразилась «мечта о счастливой стране Бумбе, где все люди равны». Это конъюнктурный домысел: в «Джангаре» почти нет героев из числа простых людей. Мечтой создателей такого эпоса могли быть только комфортная природная среда и стабильная государственность с мудрым правителем, который защищает своих подданных от врагов, но не вмешивается в их жизнь -- мы нигде не видим Джангара занятым внутригосударственными делами.

Образ страны Бумбы в калмыцком героическом эпосе «Джангар» оказывается довольно сложным. Наиболее архаические мотивы: связанные с этим образом, побуждают видеть в стране Бумбе средний мир -- мир людей, противопоставляющийся по крайней мере двум иным мирам, населенным демонами (верхнему и нижнему), и только в некоторых контекстах это понятие суживается до определенной местности, которая имеет своего духа-хозяина, духа-покровителя. Возможно, что это пространственное ограничение сыграло роль в преобразовании страны Бумбы из местности в государство -- владения Джангара. Истоки идеализации мира страны Бумбы и ее жителей, как представляется, разнообразны. Отчасти это постепенное распространение эпической гиперболизации на все детали повествования и ее перенос с положительных качеств эпического героя, его физической силы, вооружения, снаряжения и жилища на внешний мир -- природу, образцы искусства и т.д. В какой-то мере в идеализации всего живого и неживого, что имеется в стране Бумбе, играет роль ее противопоставление верхнему и нижнему миру, где живут демоны, -- противопоставление, которое усиливается нарочитым контрастом. Возможно, свою роль в насыщении страны Бумбы идеальными и при этом ирреальными чертами сыграли сказочные мотивы, проникшие в эпос «Джангар». С ученом сказанного можно говорить о том, что представления о стране Бумбе как о замкнутом мире внутри некоего священного сосуда, соотносимые с буддийскими религиозными понятиями, являются наиболее поздними и по существу не имеют поддержки в тексте эпоса.

Сам эпос «Джангар» записан в основном корпусе довольно поздно -- в начале ХХ века (версия, исполнявшаяся сказителем Ээлян Овла и записанная от него), более ранние записи песен «Джангара» не давали той монументальной общей картины, какую мы имеем в наши дни, как не дают ее и позднейшие записи отдельных песен «Джангара». На момент записи «Джангара» в культуре калмыков еше не отмечалось процесса миграции культурных понятий из одного вида искусства в другие виды искусства или какие-либо иные сферы духовной культуры, выражающегося по преимуществу в визуализации персонажей словесного искусства за счет средств изобразительного искусства или театра. Процесс интеграции эпоса «Джангар» в другие формы культуры начался в конце 30-х годов 20 века, во-первых, по причине интеграции этнической культуры в советскую культуру и активного проявления отмеченной выше визуализационной детерминанты, во-вторых, в связи с подготовкой празднования 500-летия эпоса «Джангар». Немалую роль в переосмыслении образа страны Бумбы сыграли появление авторской литературной обработки эпоса «Джангар», осуществленной Б. Басанговым, и стихотворные переводы «Джангара» на русский язык, в основе которых лежала эта обработка. Политическая конъюнктура того времени связывала образ идеального правителя с современной действительностью, и соответственно имелось стремление увязать представления об эпической идеальной стране Бумбе с реалиями тогдашней современности. В немалой степени этому способствовало то, что образ идеальной страны был почерпнут не из религиозного вероучения, а из светского фольклора, из героического эпоса, отличающегося высокой художественностью. Такая установка продолжала действовать и во второй половине ХХ века: книга писателя А. Бадмаева «Страна Бумба» возвышенно описывала реальность советской Калмыкии времен 60-х -- 70-х годов и явственно была предназначена отождествлять современную действительность с эпической мечтой народа. В конце 80-х годов 20 века во время празднования 550-летия эпоса «Джангар» вековые мечты калмыков о стране Бумбе наполнялись новым содержанием. В принципе этот процесс мог бы быть бесконечным -- но тут надо сделать одну оговорку: в период с 1943 по 1958 год калмыки были депортированы в Сибирь, вследствие этого образ эпической идеальной страны после 1943 года едва ли мог реально соотноситься с тем, что пыталась делать официальная пропаганда. Как можно судить, в зарубежной калмыцкой диаспоре (Чехословакия, Франция, США), представители которой, без сомнения, были знакомы с «Джангаром», образ страны Бумбы в ассоциациях с какими-либо конкретными реалиями, а тем более -- советскими реалиями, популярен не был.

Необычность страны Бумбы в типологии образа рая -- то, что эта страна хоть и принадлежала героическому эпосу, который сохранял отдельные мифологические черты, но была для эпических героев местом постоянного обитания, которое насыщено легко узнаваемыми и достаточно прозаическими бытовыми реалиями. Идеальные черты страны Бумбы установлены неизвестно кем, и герои эпоса не стремятся туда попасть -- они просто там живут: перемещение в другой мир (верхний или нижний) сопряжено с драматическим конфликтом и опасностями. Вместе с тем страна Бумба с развитием культуры этноса все же не становится утопией, хотя именно в этом направлении -- в направлении превращения эпической страны Бумбы в национальный утопический рай действовала официальная этнически ориентированная идеологическая пропаганда. Трудно однозначно сделать вывод о том, насколько в формировании представлений о стране Бумбе как об идеальной стране реализовались буддийские религиозные представления калмыков -- однако ясно, что после сложения основного корпуса эпоса «Джангар» в дальнейшем понятия об идеальной эпической стране Бумбе у калмыков уже не имели значимой связи с религиозными представлениями.

Предки калмыков - ойраты сложили бессмертный эпос «Джангар» пять веков назад. Ещё в наши дни живут джангарчи, знающие по памяти все 12 песен народного эпоса.

Ценнейшим культурным наследием ойратов и калмыков являются старинные распевные песни, не уступающие по своему художественному великому «Джангару». Распевные калмыцкие песни цены своим историческим фоном и тематикой сущности они спасли историческую память калмыцкого народа. Этот раздел устного народного творчества ещё не изучен историками культуры.

6. Батальные хроники

Калмыки под предводительством своих полководцев участвовали во многих войнах России. Слава об их подвигах гремела по всей Европе. Польские короли домогались найма калмыцких эскадронов, чтобы на их примере учились польские воины. Не случайно знаменитая польская конфедератка напоминает головной убор калмыцких воинов - хаджилга.

Калмыцкие воины, возвращаясь из трудных походов часто с кровавыми потерями, слагали песни о своих павших товарищах. Очень долго в степи звучала древняя «Песня эпохи лучного боя». В одной из таких песен говорится: калмыцкий воин, умирая на поле боя, просит своего товарища сообщить его отцу, что скоро, очень скоро он вернется.

Список воинов калмыцких полков, бившихся с французами и бравшими Париж - красноречивое свидетельство потерь: из каждых десяти на полях битв оставались до четырёх. В последний путь погибших провожали калмыцкие полковые гелюнги; с воинскими почестями похоронив на поле брани, на обратном пути домой в их память слагали песни.

Память об этих жертвах хранилась не только в народе. Русскими учеными было отмечено, что из всех малых народов России калмыцкий народ больше всех жертв принёс на алтарь Отечества.

Лирико-эпические песни на исторические темы складывались в седле. Воины вспоминали своих товарищей именно в лирическом, в минорном ключе. Старинные пени типа «Сом хамрта парнцс» являются вершиной художественно-музыкального развития народной эстетики своего времени.

Широкая тематика, разнообразны песни, которые поддаются исторической датировке.

Вместе с тем исторические события, включая самые мрачные, например, уход Убуши-хана в Китай, интерпретируются в чисто лирическом ключе.

Старинная распевная песня в свое время выдвинула многих гениальных исполнителей, почти профессионалов, посвятивших свою жизнь этому искусству. Ни один другой народно-музыкальный жанр не может подаваться в таком импровизированном ключе с бесконечным разнообразием музыкальной орнаментики как протяжная песня «Сом хамра парнцс».

7. Кугультинов

Давид Никитич Кугультинов (наст. имя Кугультин Дава, калм. К?глтин Дава; 13 марта 1922, селение Абганер Гаханкин Западного улуса Калмыцкой автономной области; ныне -- село Эсто-Алтай Яшалтинского района Республики Калмыкия -- 17 июня 2006, Элиста -- калмыцкий советский поэт.

Давид Кугультинов начал писать стихи очень рано: первая его книга, "Стихи юности", вышла, когда Давид Кугультинов учился в десятом классе. Восемнадцатилетний автор был принят в Союз советских писателей. Рекомендацию ему дал Александр Фадеев.

Учебу Кугультинова в пединституте Элисты прервала война. Он прошел ее почти всю, но в 1945 году его сняли с передовой "за принадлежность к калмыцкому народу" - за стихи, в которых он осуждал депортацию калмыков в Сибирь и в Среднюю Азию. Отбывать срок Кугультинова отправили в Норильск.

Реабилитировали поэта только в 1956 году. Он окончил экстерном Литинститут, возглавил Союз писателей Калмыкии. Сам он считал, что "зеленый свет" и колоссальные тиражи ему дали, чтобы загладить "чувство вины" за жестокость репрессий.

В конце 1950-х - 1960-е годы были опубликованы его поэмы и сборники «Любовь и война», «Моабитский узник», «Песнь чудесной птицы», «Сар-Герел», «Воспоминания, разбуженные Вьетнамом», «Повелитель Время», «Бунт разума», «Шахматист»; его лирику, ценимую за афористичность, восточную мудрость и колорит, переводили в числе других Михаил Светлов, Семен Липкин, Юлий Даниэль и Новелла Матвеева.

Давид Кугультинов - лауреат Государственной (1976) и многих литературных премий, почетный профессор ряда университетов. Был народным депутатом СССР, членом Верховного Совета СССР.

Классика калмыцкой литературы Давида Кугультинова заметили в 1940 году. Был издан его первый поэтический сборник "Стихи юности". Рекомендацию в Союз писателей Кугультинов получил от Александра Фадеева.

В 1943 году Сталин объявил калмыков врагами и предателями. Поэт попал в город Бийск Красноярского края, а вскоре был арестован и осужден "за выступления в защиту калмыцкого народа".

Реабилитировали его в 1956 году. Давид Кугультинов экстерном закончил Литинститут и тут же возглавил Союз писателей Калмыкии. В 1970-е стал членом правления Союза писателей СССР, был членом Политбюро.

Произведения Давида Кугультинова переведены на многие языки. В конце 1950-х-1960-е годы были опубликованы его поэмы и сборники "Любовь и война", "Моабитский узник", "Песнь чудесной птицы", "Сар-Герел", "Воспоминания, разбуженные Вьетнамом" и т.д. Всего на его счету более 80 книг. В 2002 году в Москве вышло его трехтомное собрание сочинений.

В советские времена Кугультинову предлагали переехать в Москву, но он не согласился. Поэт возглавлял в Калмыкии совет старейшин республики. Не без его поддержки в Калмыкии был установлен памятник Велимиру Хлебникову.

8. Липкин

Липкин Семен Израилевич (1911-2003), русский поэт, прозаик, переводчик, мемуарист. Родился 6 (19) сентября 1911 в Одессе в семье кустаря-закройщика. С 1929 живет в Москве, тогда же без особого успеха выступил со стихами, по его позднейшему признанию, «лишенными самостоятельности», «написанными под влиянием жадно прочитанных Лескова, Мельникова-Печерского, Хомякова, Ивана и Константина Аксаковых, Н.Я. Данилевского».

С начала 1930-х годов, освоив персидский язык, занимался переводами, параллельно учась в Московском инженерно-экономическом институте (окончил в 1937). В годы Великой Отечественной войны был военным корреспондентом на юге России, что нашло отражение как в его стихах ("В бинокле", "Правый берег", оба 1942, и др.), так и в прозе (кн. очерков "Сталинградский корабль", 1943). В 1956 опубликовал подборку стихов в «Новом мире» А.Т. Твардовского, изредка выступал в альманахах (в т.ч. «День поэзии», 1969; «Метрополь», 1979), издал сб. "Очевидец: Стихотворения разных лет" (1967). Тонкое чувство природы, изящная образность («К сердцу дождик прижал молчаливо /Потемневшую воду залива» - "В экипаже", 1941), аура тонкого настроения сменяются в поэзии Липкина серьезной, информативной событийностью (поэмы "Техник-интендант", 1963, написанная свободным стихом, - об отступлении летом 1942 в составе кавалерийской дивизии; "Литературное воспоминание", 1974, - о посещении в компании друга юности, Э.Г. Багрицкого, дачи наркома внутренних дел СССР Н.И. Ежова), историко-литературными реминисценциями (стихотворение "Молдавский язык", 1962, где звуки романской речи вызывают в воображении поэта сначала древнеримских каторжан, ссылавшихся в молдаванские степи, затем «нового Овидия», О.Э. Мандельштама), политическими инвективами (поэма "Нестор и Сария", 1962, - об убийстве политического и государственного деятеля Абхазии Н.А. Лакобы его сподвижником Л.П. Берией), размышлениями о собственной судьбе ("Вячеславу. Жизнь переделкинская", 1982, - о «диссидентском» повороте судьбы Липкина: в 1980 вместе с женой, поэтессой И.Л. Лиснянской, он в знак протеста против разносной критики «Метрополя» вышел из СП СССР) и о возможности и обязанности поэта смягчить жестокость нашего мира («Дамы внимают советнику Гете, / Оптики он объясняет основы, / Не замечая в тускнеющем свете, / Что уже камеры смерти готовы», - стихотворение "В часе ходьбы от Веймара", 1985).

Целый пласт стихов Липкина опирается на мощный и разноязычный культурный фундамент, живо отзываясь при этом на острые и необычные явления в мире (стихотворения "Моисей", 1967; "Союз", 1968, - о южнокитайском племени «И»; "Годовщина армянского горя", 1972), особенно выделяя проблему национального самосознания и межнациональных взаимоотношений (цикл поэм под общим названием "Вождь и племя: Туман в горах" (1953) - «кавказская быль» о чеченце, скрывшемся от депортации; "Тбилиси в апреле 1956" (1958) - о массовом побоище, вызванном национальным противостоянием; "Поездка в Ясную Поляну" (1952) - о лично пережитом эпизоде национального унижения). Эта «больная» для Липкина тема делает поэта обостренно чутким ко всем проявления национального ущемления - будь то трагедия сожженных гитлеровцами евреев (стихотворение "Зола", 1967), депортированных калмыцкого (поэма "Техник-интендант") или малого кавказского («летописная повесть» "Декада", 1980, опубл. в 1981 в США, в 1989 в СССР) народов. Поэт проводил четкую грань между «прекрасным» национальным самосознанием культуры и «отвратительным» национальным самосознанием крови.

Подобное восприятие национального многоцветия мира было закономерно для Липкина, творческое лицо которого с наибольшей силой проявилось в переводах с языков народов бывшего СССР. Ему принадлежат хрестоматийные переводы эпосов - калмыцкого "Джангар" (1940), киргизского "Манас" (1941) и героической повести "Манас Великодушный" (1947), кабардинского "Нарты" (1951), поэм "Лейли и Меджнун" (1943) и "Семь планет" (1948) А.Навои, "Сказание о Бахраме Чубине" (1952) и "Шахнаме" (1955) А.Фирдоуси, "Гуль и Навруз" (1959) Лутфи, произведений Мирмухсина, М.Турсун-заде, Г.Тукая, Х.Алимджана, Айбека и др.

Как прозаик Липкин выступил с психологическими, более или менее автобиографичными повестями "Записки жильца" (1962-1976; опубл. в 1992), с мемуарной прозой (воспоминания об А.А. Ахматовой, О.Э. Мандельштаме, Э.Г. Багрицком, Н.А. Клюеве, П.Н. Васильеве и др.; кн. "Жизнь и судьба Василия Гроссмана", 1984, опубл. в 1990; первонач. опубл. в США, 1986, под назв. "Сталинград Василия Гроссмана").

Автор повестей для детей по мотивам народных сказаний "Приключения богатыря Шовшура" (1947) и "Царевна из Города Тьмы" (1961).

Умер 1 апреля 2003 в Санкт-Петербурге.

Народный поэт Калмыцкой АССР (1968).

9. Литература Калмыкии сегодня

Сегодня подавляющее большинство писателей Калмыкии пишет на русском языке. В этом ничего предосудительного нет, ведь самое главное - талантливо созданное произведение. В современной российской литературе работают национальные писатели, пишущие не только на родном, но и на русском языках, - это буряты Баир Дугаров и Алексей Гатапов, горноалтаец Бронтой Бедюров, ногаец Иса Капаев, чеченка Лула Куни, аварец Магомед Ахмедов, балкарец Муталип Беппаев, удмурт Вячеслав Ар-Серги, калмычки Валентина Лиджиева и Римма Ханинова… Эти и многие другие имена во многом определяют лицо современной поэзии России. Их талант и подвижнический труд должны быть оценены страной, но пока государственные премии России в области литературы не присуждаются писателям из национальных республик.

И в быту, и в литературе калмыцкий язык не главенствует. Выросло поколение, не знающее родного языка, а ведь калмыцкий язык - один из красивейших, лексически богатых языков мира. Его угасание тревожит не только писателей и учёных, но и всё калмыцкое общество. Сегодня предпринимаются различные способы возрождения родного языка, но проблема его востребованности остаётся пока не решённой. Она должна быть в зоне внимания и федеральных властей, ведь Россия - многонациональная страна. Сокращено до минимума теле- и радиовещание на калмыцком языке, а ведь это важнейшие современные технологии пропаганды языка и культуры. Ч. Айтматов сказал: «Каждый народ хочет быть не только сытым, но и вечным, а бессмертие народа в его языке». Тема возрождения калмыцкого языка муссируется десятилетиями, но пока что безрезультатно.

Список литературы

калмыцкий художественный литература

1. Козин С.А., Джаигармада. Героическая поэма калмыков, М. - Л., 1940.

2. Джангар. Калмыцкий народный эпос, пер. С. Липкина, Элиста, 1977.

3. Кичинов А.Ш., Исследование героического эпоса «Джангар», Элиста, 1976; его же, К вопросу о происхождении имени «Джангар». в кн.: Записки Калмыцкого научно-исследовательского института языка, литературы, истории, в. 2, Элиста, 1962.

4. Михайлов Г.И., Калмыцкий «Джангар» и мифы, «Вестник Калмыцкого научно-исследовательского института», 1976, № 14.

5. Позднеев А.М., Калмыцкие народные сказки, СПб., 1892.

6. Котвич Вл., Калмыцкие загадки и пословицы, СПБ., 1905.

Размещено на Allbest.ru