Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет гуманитарных наук

Институт образования

Дипломная работа

по направлению подготовки 45.04.01 Филология

Стихотворения И.А. Бунина «Дочь» и «Льет без конца. В лесу туман…»

Кубрик Алексей Анатольевич

Научный руководитель

Евгения Семеновна Абелюк

Москва 2019

Оглавление

• Введение
• 1. Историко-биографический и литературный контекст
• 2. Семантический анализ стихотворений
• Заключение
• Библиография
• Введение
• Рассматриваемые в работе стихотворения («Дочь» и «Льет без конца. В лесу туман…») относятся к самому плодотворному с поэтической точки зрения периоду жизни И. А. Бунина. Они входят в так называемую «глотовскую тетрадь» поэта. Возможность их изучения появилась только с выходом двухтомника в серии «Новая библиотека поэта», подготовленного и тщательно прокомментированного Т.М. Двинятиной в 2014 году на основании написанной ею диссертации по творчеству И.А. Бунина. Это издание во многом вобрало в себя и опыт изучения творчества И.А. Бунина предыдущими исследователями (во вступительной статье и комментариях часто цитируются работы Мальцева Ю. В, Сливицкой О. В., Динесман Т. Г., Бабореко А. К. и др.). Кроме того, в этом издании впервые были опубликованы должным образом атрибутированные черновики большинства поэтических произведений поэта. Вторым существенным аспектом при выборе темы было наполненность поэтического подкорпуса Национального корпуса русского языка достаточно большим количеством произведений 19 и 20 веков. Поэтические тексты малоизвестных авторов были включены в диалог с теми текстами, которые составляли основные компоненты различных культурных кодов эпохи. Влияние малоизвестных текстов оказалось не менее значимым для понимания семантического ореола ключевых слов выбранных произведений.
• Новизна предлагаемого исследования состоит в попытке прочитать два стихотворения из наследия Бунина с учетом названной публикации и в широком контексте интерпретаций бунинского наследия и поэзии 19-20 веков в целом.
• Цель работы - обнаружить неявные смыслы исследуемых стихотворений, опираясь на семантический ореол ключевых слов и словосочетаний, выявляемый благодаря привлечению широкого спектра контекстов стихотворений «Дочь» и «Льёт без конца. В лесу туман…» (контекст произведения, историко-биографический, литературный).
• В задачи работы входит:

1. Описать историко-биографический контекст исследуемых бунинских стихотворений, чтобы в дальнейшем привлечь этот контекст для их анализа;

2. Выявить для каждого из стихотворений ключевые слова, которые имеют метафорическую Под метафорической нагруженностью мы понимаем наличие одного и более переносных значений, восстанавливаемых при помощи поиска в поэтическом подкорпусе НКРЯ., и определить их семантический ореол;

3. Опираясь на ключевые слова и их семантический ореол, исследовать интертекст стихотворений.

Основной метод, применяемый в работе, - историко-герменевтический.

В исследовании использованы материалы Национального корпуса русского языка Электронный режим доступа: http://www.ruscorpora.ru/ Последнее вхождение: 20.02.2019 (НКРЯ).

Методика исследования включала следующие шаги:

1. Тексты стихотворений были сопоставлены с отдельными фактами биографии писателя, истории России, истории развития литературы в России.

2. Из множеств стихотворений по каждой метафорически нагруженной компоненте из поэтического подкорпуса НКРЯ были выбраны актуальные для прочтения бунинских стихотворений тексты и проинтерпретировали их интертекстуальные связи.

3. Ориентируясь на реминисценции конкретных образов и мотивов стихотворений, было выявлено, с какими поэтическими произведениями

4. И. А. Бунин ведет более интенсивный внутренний диалог, а какие оказываются менее актуальными.

5. В тексте работы отражены взаимосвязи бунинских стихотворений с поэзией предшественников и современников, с прозой автора и его письмами

При попытке описать эволюцию авторского замысла в отношении исследуемых стихотворений удалось выявить факты, подтверждающие гипотезу исследования - предположение о том, что идиостиль Бунина включает в себя как элементы его собственной поэзии и прозы, так и поэтики различных течений эпохи модернизма, а поэтический субъект исследуемых нами бунинских стихотворений ведет себя так же, как нарратор в его прозаических произведениях.

Предлагаемая работа включает Введение, 2 главы, Заключение и Библиографию.

1. Историко-биографический и литературный контекст

Основной исторический фон создания первоначальных вариантов исследуемых нами стихотворений - Первая мировая война, однозначно воспринятая Буниным как катастрофа библейского масштаба. «В мире происходит огромное событие, которое опрокинуло и опрокидывает все понятия о настоящей жизни»Мальцев Ю. Бунин. Frankfurt/Main - М., 1994. - с. 228., «… кажется, что слово вообще не может дойти до человеческого сердца…»Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 9 / Под общ.ред. А. С. Мясникова, Б. С. Рюрикова, А. Т. Твардовского. - М.: Худож. литература, 1965-1967.- с. 548. -- такая оценка современных событий звучитв различных бунинских интервью.

К этому можно прибавить, что Бунин предчувствует и надвигающуюся катастрофу национального масштаба - революцию (октябрьский переворот) 1917 года. Осенью 1914 году он составляет воззвание ”От писателей, художников и артистов”, которое подписывают

В.М. Васнецов, К. С. Станиславский, Ф. Шаляпин, М. Горький, П. Струве, Д.Н.Овсяннико-Куликовский, И. Шмелев и другие. В нём он не просто осуждает мировую бойню, а находит такие слова, которые стилистически отсылают нас к его «Окаянным дням»: «…еще жив и силен древний зверь в человеке… по грудам трупов шагают одичавшие люди…». К 1915 году все эти настроения только усилились.

Изменилось и отношение к Бунину. После написания «Деревни» (1909) и «Суходола» (1912) его стали воспринимать как прозаика, а не поэта. Деревенский быт описывается в них предельно строго и беспощадно. В 1915-1917 годах Бунин как можно больше времени старается проводить в Глотово, имении своей двоюродной сестры. Наиболее известный рассказ этого периода - «Господин из Сан-Франциско». По поводу состояния, в котором он создавал этот рассказ и другие произведения 1915-1916 годов («Легкое дыхание» было написано еще ближе к нашим стихотворениям - в конце марта 1916 года), Бунин признается: «14--19 (августа) писал рассказ ”Господин из Сан-Франциско”… Плакал, пиша конец. Но вообще душа тупа. И не нравится […] Вижу многое хорошо, но нет забвенности, все думы об уходящей жизни…Все глотовские солдаты - в плену. […] «Вот и Николаю Алексеевичу может идти в солдаты… Да ему что-ж, хоть и убьют, у него детей нету». К смерти вообще совершенно тупое отношение. А ведь кто не ценит жизни - животное, грош тому цена...»Устами Буниных. Т. I (1881-1920) / И. А. Бунин, В. Н. Бунина ; под ред. Л. М. Суриса - М.-Берлин:

Директ-Медиа, 2016. - с. 148-149.. Такова атмосфера жизни в Глотово. Как и чем живут крестьяне? Это Бунина всегда интересовало, но почему именно такие слова крестьян он записывает и так их комментирует? Потому что в его представлении жизнь - это дар Божий, это великая тайна, которую он в своих произведениях пытается разгадать. Нельзя к этому дару так бездарно относиться. Бунинское зрение беспощадно, и он видит, что крестьяне сами идут на свою погибель.

В стихотворении «Льет без конца…», помимо поэтического субъекта, от лица которого ведется повествование, есть еще несколько персонажей: мать, спящая целыми сутками на печи, дитя, бессмысленно долбящее о подоконник сторожки ложкой, мычащий теленок, причитающие «ах, Боже мой» горестные елки, олицетворенная грусть, которая как бы разлита в самом воздухе всего стихотворения и один персонаж, который не назван, но именно он является главным действующим лицом - муж-отец матери и ребенка. Где он? Конечно, на фронте. Сторожка, вероятнее всего, стоит на окраине деревни, а не в глухом лесу. Бунин так часто называл крайние дома, стоящие чуть-чуть на отшибе, в своих рассказах. Поэтому «тупое отношение к смерти» - это то состояние души, которое является основным подтекстом для всех персонажей этого стихотворения. Поэтический субъект хоть и старается быть созерцателем, но невольно втягивается в происходящее. Более того, он так же сильно втянут в созерцаемое, как и пытается видеть это со стороны. Это дихотомия сближает данное стихотворение с «песенкой» Вертинского «То, что я должен сказать» и со многими другими антивоенными стихами того времени, например, со стихотворением М. Шкапской «Что ты там делаешь, старая мать?». Поставленные рядом, они создают мощное поле аллюзий к трагическим событиям 1916-1917 годов. А ведь работа над исследуемыми нами стихотворениями только началась в Глотова. Продолжалась она долгих семь лет, половина из которых пришлась уже на жизнь в эмиграции. О событиях в пореволюционной России И. А. Бунин еще более ясно высказывается в своей речи 1924 года «Миссия русской эмиграции», с которой будущий нобелевский лауреат выступил 16 февраля на одноименном вечере в парижском Sallede Geographie. Знамя своей трагической эпохи И. А. Бунин описал так:

«… как и под каким знаменем? Сделано оно было ужасающе и знамя их было и есть интернациональное, то есть претендующее быть знаменем всех наций и дать миру, взамен синайских скрижалей и Нагорной проповеди, взамен древних божеских уставов, нечто новое и дьявольское. Была Россия, был великий, ломившийся от всякого скарба дом, населенный огромным и во всех смыслах могучим семейством, созданный благословенными трудами многих и многих поколений, освященный богопочитанием, памятью о прошлом и всем тем, что называется культом и культурою.

Чтобы достигнуть всего этого, надобна, повторяю, великая ложь, великое угодничество, устройство волнений, революций, надо от времени до времени по колено ходить в крови. Главное же надо лишить толпу "опиума религии", дать вместо Бога идола в виде тельца, то есть, проще говоря, скота. Пугачев! Что мог сделать Пугачев? Вот "планетарный" скот - другое дело. Выродок, нравственный идиот от рождения, Ленин явил миру как раз в самый разгар своей деятельности нечто чудовищное, потрясающее; он разорил величайшую в мире страну и убил несколько миллионов человек - и все-таки мир уже настолько сошел с ума, что среди бела дня спорят, благодетель он человечества или нет? …А кроме того, есть еще нечто, что гораздо больше даже и России и особенно ее материальных интересов. Это - мой Бог и моя душа. "Ради самого Иерусалима не отрекусь от Господа!"Бунин, И. А. Публицистика 1918-1953 годов / И.А. Бунин; под ред. Л.М. Суриса. - М. ; Берлин : Директ- Медиа, 2017. - с. 195-196.

Почему Бунин высказывается столь резко? Более всего потому, что такова особенность бунинского творческого дара. И тут уместнее всего вспомнить характеристику особенностей бунинского таланта, данную Ф. А. Степуном, одним из «пассажиров» философского парохода 1922 года, сотрудником «Современных записок», в которых Бунин чаще всего печатался в период свой парижской и грасской жизни:

«Не надо забывать, что греческое слово «теория» означает не мышление, а созерцание. Талант Бунина это помнит. Бунин думает глазами, и лучшие страницы его наиболее глубоких вещей являются живым доказательством того, что созерцание мира умными глазами стоит любой миросозерцательной глубины. У Бунина же зрение предельно обострено; ему отпущены не только орлиные глаза для дня, но и совиные для ночи…

Для творчества Бунина характерно сочетание какого-то предельного, кальвинистически-мрачного отчаяния и трепетания твари перед крышкой гроба с редкой силой творческого преображения земных обликов и свершений нашей бренной жизни.

Человек присутствует в художественном мире Бунина как бы в растворенном виде; не как сверхприродная вершина, а как природная глубина. И оттого, что в бунинской природе растворен человек, она так утонченно человечна…». Степун Ф. А. [Рец. на кн.: Бунин И. А. Избранные стихи, 1900-1925.Париж, 1929] // Современные записки. -- 1929. -- Кн. 39. -- С. 528-532К этим цитатам мы будем возвращаться в процессе анализа обоих текстов.

Вернемся в год написания стихотворений «Дочь» и «Льет без конца…» Весь 1916 год Бунин и В. Н. Муромцева (А. Цакни дала развод только в 1922 году, только тогда

В.Н. Муромцева и И. А. Бунин смогли обвенчаться) жили, как мы уже говорили, в Глотово, имении двоюродной сестры Ивана Алексеевича - Софьи Николаевны Пушешниковой. Вид из окна той комнаты, в которой написаны «Дочь» и «Льет без конца…» Бунин описал сам в своем дневнике. Еловый лес маячит где-то у самого горизонта, но во время своих охотничьих странствий по окрестностям Бунин с племянником Пушешниковой Николаем, наверно, часто оказывался и в еловом лесу. Тем не менее, ели в окне все-таки есть и есть простор, даль, очень похожие на те, которые все время оживают в лирике поэта. Даже все виллы во Франции чета Буниных старалась снимать так, чтобы хоть что-то было похоже на глотовский быт.

«В то окно, что влево от меня, косо падает на подоконник радостный и яркий солнечный свет, и глядит зеленая густота сада, блестящая под солнцем своей несметной листвой, в глубине своей таящая тень и еще свежую прохладу и то замирающая, затихающая, то волнующаяся и тогда доходящая до меня шелковистым, еще совсем летним шорохом. В другие окна я вижу прежде всего ветви и сучья старых деревьев - серебристого тополя, сосен и пихт, - и бледно голубое небо среди них, а ниже, между стволами, деревенскую даль: слегка синеющий на горизонте вал леса, желтизну уже скошенных и покрытых копнами полей, ближе - раскинувшееся по склону к мелкой речке поместье Бахтеярова, а затем, уже совсем близко, - старую низкую ограду нашей усадьбы, молодые елки, идущие вдоль нее, и часть двора, густо заросшую крапивой, - и глухой и жгучей, - которую припекает солнце и над которой реет крупная белая бабочка. Уже по одному тому, как высока крапива, мог бы я безошибочно определить, какое сейчас время лета»Устами Буниных. Т. I (1881-1920) / И. А. Бунин, В. Н. Бунина ; под ред. Л. М. Суриса - М.-Берлин:

Директ-Медиа, 2016. - с.166.

И. А. Бунин и В. Н. Муромцева прибыли в Глотово из Москвы 21 декабря 1915 года, а вернулись в Москву только 14 декабря 1916 года. Несмотря на то, что Бунин много и плодотворно работает, в письме П. А. Нилусу (живописцу, художественному критику, с которым Бунин подружился еще 1898 году в Одессе) от 18 июля он жаловался, что ничего не пишет, так, «стишки изредка». Но это признание, скорее всего, надо воспринимать как некое особое состояние деревенской жизни - большинство написанного воспринимается как то, с чем еще надо пожить, побродить, побормотать. Как отмечает Т. М. Двинятина, в глотовскую тетрадь со стихами с февраля 1915 по конец сентября 1917 года Бунин записал 107 стихотворений, 70 из них приходится на лето 1916 года. Особую значимость 1916 года в развитии бунинского таланта отмечают большинство исследователей и некоторые из современников И. А. Бунина. Среди всех высказываний выделим слова Б. К. Зайцева, потому что они позволяют понять то общее, что стоит за обоими исследуемыми стихотворениями - чувство экзистенциальной тоски и грусти, некой богооставленности человека перед лицом тех трагедий, которые коснулись в первую очередь родины писателя - России:

«Наивысший расцвет стихов Бунина -- 1916 год. Самые сильные, мрачные, полновесные пьесы написаны накануне гибели той России, которая его родила и чью гордость он сейчас составляет… Их общее настроение -- трагедия, надвигающаяся туча, -- хотя говорят они о самом разном. Среди них есть перлы»Зайцев Б. К. Бунин (Речь на чествовании писателя 26 ноября 1933 года) // И. А. Бунин: pro et contra / Сост. Б. В. Аверина, Д. Риникера, К. В. Степанова, коммент. Б. В. Аверина, М. Н. Виролайнен, Д. Риникера, библиогр. Т. М. Двинятиной,А. Я. Лапидус. -- СПб.: РХГИ, 2001.-- с.411..

Следующие события, которые значимы для понимания контекста исследуемых нами стихотворений, относятся уже к тому году, когда Бунин смог дописать эти два стихотворения.

В июле 1921 года в Москве в больнице имени Семашко от истощения умер брат Ивана Алексеевича - Юлий. Эта смерть изменила И.А. Бунина довольно сильно. Можно даже предположить, что она стала еще одними «очками Савонаролы» для его творческого видения мира. Приведем из дневника несколько записей, относящихся к осмыслению этой смерти. Они не только важны для понимания подтекстов исследуемых нами стихотворений, но и могут понадобиться при анализе семантики ключевых слов:

«11/24 января.

Я не страдаю о Юлии так отчаянно и сильно, как следовало бы, м. б. потому, что не додумываю значения этой смерти, не могу, боюсь... Ужасающая мысль о нем часто какая далекая, потрясающая молния... Да можно ли додумывать? Ведь это сказать себе уже совсем твердо: всему конец.

И весна, и соловьи, и Глотово - как все это далеко и навеки кончено! Если даже опять там буду, то какой это ужас! Могила всего прошлого! А первая весна с Юлием - Круглое, соловьи, вечера, прогулки по большой дороге! Первая зима с ним в Озерках, морозы, лунные ночи... Первые Святки, Каменка, Эмилия Васильевна и это «ровно десять нас числом», что пел Юлий... А впрочем - зачем я пишу все это? Чему это помогает? Все обман, обман.

12/25 января.

Христианство погибло и язычество восстановилось уже давным-давно, с Возрождения. И снова мир погибнет - и опять будет Средневековье, ужас, покаяние, отчаяние...»Устами Буниных. Т. II (1881-1920) / И. А. Бунин, В. Н. Бунина ; под ред. Л. М. Суриса - М.-Берлин:

Директ-Медиа, 2016. - с.75-76. К 1923 году Бунины уже живут в это время в Париже, а на лето снимают дом в Грассе, но при выборе виллы все время звучит мысль о том, насколько это похоже на Глотово. Лето 1923 года они прожили на вилле Mont-Fleury, она располагалась довольно высоко в горах. Добираться пешком было тяжело, но вид с террасы открывался очень живописный. Может быть, отсюда в поздних стихах Бунина больше воздуха и простора. В.Н. Муромцева так записала свое первое впечатление от этого дома:

14 мая.

Грасс. Агентства. […] очень забавная женщина, по существу милая, сдала нам виллу, которая стоит высоко над Грассом, в большом саду, где растут пальмы, оливки, хвойные деревья, черешни, смоковницы и т. д. Вид божественный - на Сред[иземное] море, на Эстерель…»Устами Буниных. Т. II (1881-1920) / И. А. Бунин, В. Н. Бунина ; под ред. Л. М. Суриса - М.-Берлин:

Директ-Медиа, 2016. - с. 110. 20 апреля 1925 году чета Буниных поселилась на вилле Belvedere. Здесь они провели примерно 20 лет своей совместной жизни. Здесь он отбирал вместе с Г. Н. Кузнецовой стихи для своей итоговой поэтической книги. «Избранные стихи» вышли в 1929 году в Париже, стихотворения «Дочь» и «Льет без конца. В лесу туман…» вошли в неё в окончательной редакции.

В 1928 году И. И. Бунаков-Фондаминский создал при журнале «Современные записки» одноименное издательство, в котором до 1940 года было выпущено более пятидесяти книг. Одной из первых была книга И. А. Бунина. Можно сказать, что этой книгой И. А. Бунин подводил некий итог своей поэтической деятельности, поскольку больше отдельных изданий своих стихотворений поэт не предпринимал, да и написано было после 1925 года всего несколько стихотворений. Композиция вышедшей книги была хронологическая, но одно стихотворение было поставлено первым вопреки году его написания. Представляется весьма вероятным, что оно является своеобразным эпиграфом, как ко всему сборнику, так и ко многим отдельным стихотворениям, включенным в него. Думаю, что этот факт требует отдельного комментария. Приведем текст стихотворения в том виде, в каком он существовал для Бунина на момент работы над нашими стихотворениями, то есть - весной и летом 1923 года.

стихотворение бунин семантический

Плывёт, плывёт, бежит, бежит…

Как высоко его стремит,

Как ровно, бережно легко

И как безбрежно далеко!

Он круто выгнут, горд и прост,

Кормою поднят длинный хвост…

Назад бежит весь небосвод,

А он вперед - и всё поёт.

Поёт о том, что мы живем,

Что мы умрём, что день за днём

Идут года, текут века Ї

Вот как река, как облака.

Поет о том, что всё обман,

Что лишь на миг судьбою дан

И отчий дом, и милый друг,

И круг детей, и внуков круг,

Что вечен только мертвых сон,

Да Божий храм, да крест, да он.Бунин И.А. Стихотворения: В 2 т. Т. 2 - СПб.: Издательство Пушкинского дома, Вита Нова, 2014. - с. 193.

(1922.09.12)

Вместо первых двух строф в издании 1929 года мы можем прочитать следующую строфу:

Плывёт,течёт, бежит ладьёй,

И как высоко над землёй!

Назад идет весь небосвод,

А он вперёд Ї и все поёт.

С исследуемыми нами стихотворениями связь найти довольно легко: неотвязная повторяемость сна в стихотворении «Дочь» и та тревога, которая разлита в нём и как-то связана с тайной смерти; дурная бесконечность почти всех событий из «Льет без конца…», которая тоже рождает мысль, что «всё обман». Но правка, которая вполне могла осуществляться и во время правки исследуемых нами стихотворений, еще более сближает скрытые смыслы всех трех стихотворений. Суть такой правки заключается в динамизации и приращении смыслов, в том числе и на уровне подтекста. Глагол течёт - державинский, и именно он стоит в позиции удалённого повтора. Река времен ассоциируется с жерлом вечности, эта река течёт и внутри сна в стихотворении «Дочь» и в безысходном туманном дожде «Льёт без конца…».

Да, «течь» флюгер не может, текут мимо него облака, как вот эта обычная жизнь за окном, зато он действительно похож на корабль, на ладью. И тут перечисление глаголов действия плывет - бежит буквально набрасывается на нас ассоциациями со всеми кораблями из лирики Пушкина:

…минута - и стихи свободно потекут… (бунинские стихотворения в результате правки тоже стали легкими и монолитными по звуку);

…громада двинулась и рассекает волны… (Россия - корабль, неф есть в каждом храме, дом-сторожка - это тоже корабль-ладья и плывут они в неизвестное будущее);

…плывет. Куда ж нам плыть?.. (чуть ли не основной вопрос любой личной и общественной жизни);

…он бежит себе в волнах

на раздутых парусах…

…С берега душой печальной

Провожает бег их дальный... (смерть брата Юлия Бунин переживал долго, тяжело и часто бывал в том самом храме, который описывается в стихотворении).

Есть в этом ассоциативном ряду и более сложные для построения логические цепочки. Поиск по поэтическому подкорпусу НКРЯ образа ладьи-корабля, который не плывет, а бежит по морю, среди прочих дал следующий результат:

«…И гордый холм возвысился Ї и царь

Мог с вышины с весельем озирать

И дол, покрытый белыми шатрами,

И море, где бежали корабли.

Так я, по горсти бедной принося

Привычну дань мою сюда в подвал,

Вознес мой холм Ї и с высоты его

Могу взирать на все, что мне подвластно.

Что не подвластно мне? как некий демон

Отселе править миром я могу;

Лишь захочу Ї воздвигнутся чертоги;

В великолепные мои сады

Сбегутся нимфы резвою толпою;

И музы дань свою мне принесут,

И вольный гений мне поработится,

И добродетель и бессонный труд

Смиренно будут ждать моей награды.

Я свистну, и ко мне послушно, робко

Вползет окровавленное злодейство,

И руку будет мне лизать, и в очи

Смотреть, в них знак моей читая воли.

Мне всё послушно, я же Ї ничему;

Я выше всех желаний; я спокоен…» Электронный режим доступа: http://feb-web.ru/feb/pushkin/texts/push10/v05/d05-286.htm?cmd=p Последнее вхождение: 20.02.2019

Отдельно уместность привлечения этой цитаты из «Скупого рыцаря» кажется надуманной. Но проблема того, что нельзя молиться двум богам - Богу и Мамоне, есть во всех трех стихотворениях. В стихотворении «Дочь» - жених страшен похожей со скупым рыцарем властью, предполагающей какой-то тайный обман, в «Льёт без конца…» - муж матери и ее ребенка отдан во власть бога войны, а в «Петух на церковном кресте» обманывают (всё обман - всё суета сует) лирического героя всё: и дом, и друзья, и дети, и внуки. А если учитывать, что у Пушкина есть сказка «Золотой петушок», то ассоциативный ряд выстраивается более явно. Флюгер-петух на церковном кресте символизирует в первую очередь троекратное отречение Петра, в котором есть и трусость любого бегства (а эмиграция это все-таки бегство), и несоизмеримость земной жизни, и вечной и трудное равновесие ничтожности человека и божественного величия (Б. Паскаль). Петух не поёт, поют колокола храма, в котором идет служба - путь (плавание) к спасению души, но в сказке Пушкина поёт именно петух и это как-то связывает петушиное пение с пространством того мифа, в котором третье пение петуха рассеивает любую «нечистую силу». Морок, которым захвачен герой стихотворения «Дочь», можно сблизить с мороком, который поселил грусть в сторожке стихотворения «Льёт без конца…». Оба эти морока можно «выудить» из той реки времен, по которой плывет церковный флюгер - символ пробуждения к новой жизни. Но и это еще не всё. Образ петуха отсылает нас к цитате из Евангелия от Марка: «Итак бодрствуйте, ибо не знаете, когда придет хозяин дома: вечером, или в полночь, или в пение петухов, или поутру; чтобы, придя внезапно, не нашел вас спящими». (Мк. 13:35) Электронный режим доступа: https://bible.by/verse/41/13/35/ Последнее вхождение: 20.02.2019. А это значит, что проблема не в мороке и его продолжительности, а в поисках той силы, что способна пробудить спящего.

Немаловажными представляются и те реминисценции, которые стихотворение «Петух на церковном кресте» имеет с «Жизнью Арсеньева». Буквально в первой главе, мы можем прочесть следующий пассаж:

«В стране, заменившей мне родину, много есть городов, подобных тому, что дал мне приют, некогда славных, а теперь заглохших, бедных, в повседневности живущих мелкой жизнью. Все же над этой жизнью всегда - и недаром - царит какая-нибудь серая башня времен крестоносцев, громада собора с бесценным порталом, века охраняемым стражей святых изваяний, и петух на кресте, в небесах, высокий господний глашатай, зовущий к небесному Граду»Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 6 / Под общ.ред. А. С. Мясникова, Б. С. Рюрикова, А. Т. Твардовского. - М.: Худож. литература, 1965-1967.- с. 8..

Об этом стихотворении Саша Черный написал восторженный отзыв (рецензия на «Розы Иерихона», 1924), отмечая «полные… отрешенности и полета строфы». Владимир Набоков увидел «чудесное бунинское повторение глаголов» (Набоков читал черновой вариант стихотворения), а Алексей Эйснер споткнулся о ритмику и уверял, что мы обязательно услышим то, что «весь небосвод» в силу пиррихия на третьей стопе обязательно прозвучит как «весне-босвод». А между тем Эйснеру можно возразить следующим образом: третью строку можно прочитать не только с тремя ударениями, но и со слабым спондеем на слове «весь». Бунин как будто знает, что его стихи будут обретать читателя трудно и долго. Такой способ произнесения вполне в духе норм ритма конца ХХ и начала ХХI вв.. И такой тип ритмической свободы есть в большинстве бунинских стихотворений конца 10-х начала 20-х годов.

Среди других отзывов о книге в целом и об исследуемых нами стихотворениях выделяются написанные В. Ф. Ходасевичем и В. В. Набоковым. Статья Ходасевича Бунину не понравилась, причем это связано, скорее всего, с тем, что Ходасевич частично повторил мысли, высказанные А. Блоком о «Листопаде» (1906), и попытался описать своими словами проблему преодоления символизма как проблему передачи метафизического опыта в материальном мире. Многое в ней, таким образом, может быть отнесено и к самому рецензенту. (Можно даже с большой степенью вероятности предположить, что Георгий Иванов свой знаменито печальный упрек в мастерстве взял именно из этой статьи). Бунина Ходасевич назвал мастером, не холодным, а целомудренным, который испытывает чувство стыда и отвращения ко «всякому кривлянию, всякой художественной дешевке». Но «крайностям декадентов» он «…противопоставил слишком большую уравновешенность чувства; их прихотливости ? слишком законченную последовательность мысли; их стремлению к необычайности ? нарочитую, подчеркнутую простоту; их парадоксам ? явную неопровержимость утверждений»Ходасевич В.Ф. Собрание сочинений: В 4 т. Т.2. Записная книжка. Статьи о русской поэзии. Литературная критика 1922-1939. - М. : Согласие, 1996. - с. 186.. А в качестве примера подлинной поэзии, «переступающей все принципиально-поэтические барьеры», Ходасевич целиком процитировал именно «Льёт без конца…».

2. Семантический анализ стихотворений

Составим ритмический рисунок исследуемого стихотворения и подчеркнём повторяющиеся слова, что все уровни повтора были видны более наглядно.

*** Льет без конца. В лесу туман. Качают елки головою: «Ах, боже мой!»Ї Лес точно пьян, Пресыщен влагой дождевою. В сторожке темной у окна Сидит и ложкой бьёт ребенок. Мать на печи, Ї всё спит она, В сырых сенях мычит теленок. В сторожке грусть, мушиный гуд… Ї Зачем в лесу звенит овсянка, Грибы растут, цветы цветут И травы ярки, как медянка? Зачем под мерный шум дождя, Томясь всем миром и сторожкой, Большеголовое дитя Долбит о подоконник ложкой? Мычит теленок, как немой, И клонят горестные елки Свои зеленые иголки: «Ах, боже мой! Ах, боже мой!»Бунин И.А. Стихотворения: В 2 т. Т. 2 - СПб.: Издательство Пушкинского дома, Вита Нова, 2014. - с. 152. 10.05.23	Щ UU_ U _ U _ 2 (слабый спондей 1) U _U _UUU _ U 3 Щ _ U _ Щ UU _ 3 (слабый спондей 1,3) U _ U _ UUU _ U 3 U _ U _ UUU _ 3 U _ U _ U _ U _ U 0 _ U U _ U _ U _ 1 (спондей 1) U _ U_ U _ U _ U 0 U _ U _ U _ U _ 0 U _ U _ U _ U _ U 0 U _ U _ U _ U _ 0 U _ U _ UUU _ U 3 U _ U _U _ U _ 0 U _ U _ UUU_ U 3 UUU_UUU_ 1,3 U_UUU_U_U 2 U_U_UUU_ 3 U_U_UUU_U 3 U_U_UUU_U 3 Щ_U_ Щ_U_ 0 (слабыйспондей 1,3)

Приведем и первоначальный вариант стихотворения в виде удобном для составления ритмического рисунка:

* * * Льет без конца. В лесу туман. Качают елки головою: «Ах, Боже мой!» -- Лес точно пьян, Пресыщен влагой дождевою. В сторожке темной у окна Играет ложкою ребенок. Мать на печи,-- всё спит она, В сырых сенях мычит теленок. Ах, Боже мой! Порой и мне Надоедает всё на свете. Еще не люди мы вполне, Но не телята и не дети. А лес покорный инемой Залитый влагой дождевою Качает грустно головою «Ах, Боже мой! Ах, Боже мой!»Бунин И.А. Стихотворения: В 2 т. Т. 2 - СПб.: Издательство Пушкинского дома, Вита Нова, 2014. - с.319-320. 07.07.1916	Щ UU_ U _ U _ 1 (слабый спондей 1) U _U _UUU _ U 3 Щ _ U _ Щ UU _ 3 (слабый спондей 1,3) U _ U _ UUU _ U 3 U _ U _ UUU _ 3 U _ U _ UUU _ U 3 _ U U _ U _ U _ 1 (спондей 1) U _ U_ U _ U _ U 0 U _ U _ U _ U _ 0(слабыйспондей 1) U UU _ U _ U _ U 3 U _ U _ U _ U _ 0 U UU _ UUU _ U 1, 3 U_U_UUU_ 3 U_U_UUU_U 3 U_U_UUU_U 3 Щ_U_ Щ_U_ 0 (слабыйспондей 1,3)

Между терминами поэтический субъект, лирическое я, лирический герой и автор-повествователь отдадим предпочтение «поэтическому субъекту», так как в данном конкретном случае он наиболее полно передает все нюансы того, как и что говорится в стихотворении. С одной стороны, это всеведущий повествователь, нарратор: он, бродя по дождливому лесу, неизвестно как оказывается внутри сторожки и переводит взгляд с одного персонажа или предмета на другой. С другой, риторические вопросы «зачем» в наибольшей степени принадлежат ему же, но могут быть отнесены и к «живым елкам» на окраине деревни (села) или в глубине того леса, в котором находится сторожка. Но это же зачем есть немым вопросом и в головах то матери, то ребенка, то их обоих. С третьей, поэтического субъекта (субъект - философский термин, введенный Декартом) проще наделить сложной палитрой переживаний не только по поводу матери и дитя, но и по поводу смысла бытия в целом.

Слово, которое требует прояснения до начала чтения больше всего, это сторожка- место, в котором происходит основное событие нашей «лирической новеллы». Это может быть не столько лесная или охотничья сторожка, сколько просто находящаяся на отшибе, одиноко стоящая уже почти в лесу церковная или караульная сторожка. Так в рассказе «Сосны» (1901) года дом, называемый сторожкой, стоит «у широкой просеки, в затишье», а метель, которая его заметает, названа «лесной вьюгой». Тогда мычащий теленок не будет вызывать недоумения: откуда в избе лесника корова и теленок? Разве лесники держали крупный рогатый скот? В стихотворении «Крещенская ночь» (1886-1901) у сторожки есть синоним - лесная караулка, что позволяет найти и другие реминисценции к этому слову в прозе Бунина. В дневниках 1911-1919 годов есть фраза: «…В лес пошли от караулки…». Это значит, что караулка находится на окраине деревни, перед входом в лес. Примерно с такой же коннотацией это слово употребляется в произведениях Последняя весна (1916), Худая трава (1913), Веселый двор (1911), Сила (1911), Деревня (1909-1910), Мелитон (1900-1909) и Митина любовь (1924).

Примечательно, что первую строфу этого стихотворения Бунин расслышал сразу, в то время как стихотворение «Дочь» начинается в первоначальном варианте со строки, несущей совершенно другой смысл с оттенком разговорной интонации и какого-то отвлеченного размышления (была бы дочь и у меня - все снится - дочь есть у меня).

Льёт без конца. В лесу туман… Два неполных двусоставных предложения. Интересно, что в первом предложении скрыто подлежащеее, а во втором сказуемое. Вроде бы понятно, что льёт дождь, но вот туман уже может и стелиться, и плыть, и висеть и т.д. Такой способ произнесения делает туман более туманным, более всепроникающим. В подтексте есть этот оттенок смысла. Посмотрим, проявится ли он в дальнейшем. Как давно идет дождь, мы не знаем. Что значит - без конца? Несколько часов или суток? Или вообще уже больше недели, месяца. Время временится так же размыто, как и пространство.

Качают елки головою:

«Ах, Боже мой!» -- Лес точно пьян,

Пресыщен влагой дождевою.

Слово лес повторено в строфе дважды, но мы не знаем какой это лес - смешанный или еловый. Поэтический субъект похож на туман и дождь не меньше леса. Нельзя сказать, движется он по лесу или стоит где-то невдалеке от него. Елки (не ели, значит, что-то более доброе, не столь суровое) похожи на людей или каких-то животных, они качают головами и произносят ах, боже мой, но интонационно, в силу безударного ах (или почти безударного), это не восклицание, а монотонный ропот, похожий на шум дождя или ветра. У слова точно есть два смысла. Нам кажется, что здесь оно в значении как будто, но пресыщение дождевой влагой означает крайнюю степень наполнения водой. И тогда лес становится пьяным наверняка. На уровне ритма это поддерживается тем, что слабое ударение на слове лес можно интонационно дополнить реализацией метра в слове точно. Все слова из трех первых строк относились к нейтральной лексике, последняя строка это уже что-то возвышенное. Вместо воды - влага, да еще и дождевая, вместовпитал в себя - пресыщен, как будто это какой-то пир богов на Олимпе или в Валгалле.

Строфа имеет дополнительную ось симметрии: первая и третья строка содержит по два предложения, вторая и четвертая - по одному. Рифма тоже осуществляет приращение смысла на уровне подтекста: туман становится пьяным, дождь потерял (имеет? медленно теряет?) лесную голову.

Итак, первая строфа - это законченная картина. Созерцание поэтического субъекта оказалось максимально близко к деятельному втягиванию в лес как объект. Субъективное ощущение времени тоже претерпело некую метаморфозу - мы вслед за субъектом долго пробыли в лесу под дождем и даже как бы оказались замкнуты в этом хронотопе.

Вторая строфа черновика и окончательного варианта не очень сильно отличаются друг от друга.

В сторожке темной у окна Играет ложкою ребенок. Мать на печи,-- всё спит она, В сырых сенях мычит теленок.	В сторожке темной у окна Сидит и ложкой бьёт ребенок. Мать на печи, Ї всё спит она, В сырых сенях мычит теленок.

В обоих случаях мы оказываемся в замкнутом пространстве деревенской избы и видим двух персонажей из какой-то истории, которую нам начинают рассказывать. В первоначальном варианте ребенок просто играл, в окончательном варианте он скорее производит какое-то бессмысленное и тревожное действие. В его действиях есть та же монотонность, что и в звуках дождя или в качающихся под ветром елках в лесу. Спать под мычание теленка не очень удобно. Возникает чувство общей тревоги за всех троих, находящихся в сторожке. Сторожка не столько сторожит что-то, сколько начинает настораживать. Она названа темной не только потому, что в ней мало света, но еще как будто и потому, что все события в ней не несут света, радости. Стоит отметить, что мать - единственный взрослый персонаж, и именно она находится вне дождя и действий ребенка и теленка. Она спит долго, почти бессмысленно, как будто хочет дотянуть до окончания чего-то беспросветного. И это не только дождь. Это еще и та война, которая забрала отца-мужа.

Полная противоположность по характеру действий второй строфы по отношению к первой заключается в том, что все глаголы в ней (сидит - бьет - спит - мычит) как бы выстреливают, а не описывают размеренные действия. Мать не просто долго спит, а спит внутри чего-то такого, что способно на всё. Оппозиция дождь-мать в первую очередь говорит, что дождь виновен в бесконечном сне матери. Но ведь можно сказать, что и мать своим сном доводит до исступления (отупения) и дождь за окном, и теленка, и, конечно, дитя. Поэтический субъект ничем не выдает своего присутствия. Он старается использовать максимально нейтральную лексику - просто сухо описывает то, на что переводит взгляд.

Ах, Боже мой! Порой и мне Надоедает всё на свете. Еще не люди мы вполне, Но не телята и не дети.	В сторожке грусть, мушиный гуд… Ї Зачем в лесу звенит овсянка, Грибы растут, цветы цветут И травы ярки, как медянка? Зачем под мерный шум дождя, Томясь всем миром и сторожкой, Большеголовое дитя Долбит о подоконник ложкой?

Вместо третьей строфы в окончательном варианте Бунин пишет две, причем с точки зрения сюжета создает разнонаправленные движения. В черновике поэтический субъект становится близок к лирическому «я», включающему автора и повествователя, а в окончательном субъект еще глубже прячется от однозначной объективации под якобы риторическими вопросами. Внутри этих вопросов начинают жить персонажи второго ряда: овсянка, грибы, цветы, трава и ящерица медянка. Причина по которой Бунин, вернувшись через семь лет к этому тексту, отбросил третью строфу сформулировать довольно легко - она дидактична, она называет, а не описывает, она вводит крайне сомнительное в своей обобщенности мы в лирическое произведение.

Но что же происходит в окончательном варианте? Поэтический субъект переводит взгляд в абстрактное понятие. В сторожке появляется грусть, которая не может быть объективирована. Это уже не печаль, но еще не тоска. Это такая «тётя» почти с косой из потустороннего мира. Попадание в пространство мифа подтверждают и мухи. Они вполне могли бы быть эриниями и гнать Ореста, но здесь они выполняют не менее мрачную миссию. Они покрывают весь мир мелкими черными точками безысходной бедности, отсутствия будущей радости. И вдруг это всё как будто выключается. Поэтический субъект задает вопрос: зачем? Кому? Ну не жителям же сторожки. А если не нам, то кому? Кого можно спрашивать о конечной цели бытия? Только Первопричину этого самого бытия. И, между прочим, это детский вопрос, то есть самый серьезный из возможных. Помимо вопрошания о цели более, чем о причине, в предложениях, которые начинаются с этого слова, всегда будет восклицательный оттенок. То есть Бунин расширил экспрессивый диапазон всего стихотворения в целом. Ах, Боже мой стало звучать не четыре раза, а три, но стало ближе к обычному причитанию. Более детально к этому мы вернемся при анализе семантики последней строфы.

Поиск по поэтическому подкорпусу НКРЯ именно на это слово дал наиболее впечатляющий результат. Хотя пламенный монолог Импровизатора из «Египетских ночей» удалось вспомнить и без корпуса. Поскольку само слово зачем - это ямб, то мы задали дополнительный параметр поиска - ограничили его четырехстопным ямбом, задав временной отрезок от 1750 до 1923 года. Потом мы выделили те стихи, в которых это вопрошание имеет онтологический статус: в чем смысл жизни и/или творчества?

М. В. Ломоносов (1743-1751)

Ода, выбранная из Иова, главы 38, 39, 40 и 41

О ты, что в горести напрасно

На бога ропщешь, человек,

Внимай, коль в ревности ужасно

Он к Иову из тучи рек!

Сквозь дождь, сквозь вихрь,

сквозь град блистая

И гласом громы прерывая,

Словами небо колебал

И так его на распрю звал:

Сбери свои все силы ныне,

Мужайся, стой и дай ответ.

Где был ты, как я в стройном чине

Прекрасный сей устроил свет;

Когда я твердь земли поставил

И сонм небесных сил прославил

Величество и власть мою?

Яви премудрость ты свою!

Где был ты, как передо мною

Бесчисленны тьмы новых звезд,

Моей возжженных вдруг рукою

В обширности безмерных мест,

Мое величество вещали;

Когда от солнца воссияли

Повсюду новые лучи,

Когда взошла луна в ночи?

Кто море удержал брегами

И бездне положил предел,

И ей свирепыми волнами

Стремиться дале не велел?

Покрытую пучину мглою

Не я ли сильною рукою

Открыл и разогнал туман

И с суши сдвигнул Океан?

Возмог ли ты хотя однажды

Велеть ранее утру быть,

И нивы в день томящей жажды

Дождем прохладным напоить,

Пловцу способный ветр направить,

Чтоб в пристани его поставить,

И тяготу земли тряхнуть,

Дабы безбожных с ней сопхнуть?

Стремнинами путей ты разных

Прошел ли моря глубину?

И счел ли чуд многообразных

Стада, ходящие по дну?

Отверзлись ли перед тобою

Всегдашнею покрыты мглою

Со страхом смертные врата?

Ты спер ли адовы уста?

Стесняя вихрем облак мрачный,

Ты солнце можешь ли закрыть,

И воздух огустить прозрачный,

И молнию в дожде родить,

И вдруг быстротекущим блеском

И гор сердца трясущим треском

Концы вселенной колебать

И смертным гнев свой возвещать?

Твоей ли хитростью взлетает

Орел, на высоту паря,

По ветру крила простирает

И смотрит в реки и моря?

От облак видит он высоких

В водах и в пропастях глубоких,

Что в пищу я ему послал.

Толь быстро око ты ли дал?

Воззри в леса на Бегемота,

Что мною сотворен с тобой;

Колючей терн его охота

Безвредно попирать ногой.

Как верьви сплетены в нем жилы.

Отведай ты своей с ним силы!

В нем ребра как литая медь;

Кто может рог его сотреть?

Ты можешь ли Левиафана

На уде вытянуть на брег?

В самой средине Океана

Он быстрой простирает бег;

Светящимися чешуями

Покрыт, как медными щитами,

Копье, и меч, и молот твой

Считает за тростник гнилой.

Как жернов сердце он имеет,

И зубы страшный ряд серпов;

Кто руку в них вложить посмеет?

Всегда к сраженью он готов;

На острых камнях возлегает

И твердость оных презирает.

Для крепости великих сил

Считает их за мягкой ил.

Когда ко брани устремится,

То море, как котел, кипит,

Как печь, гортань его дымится,

В пучине след его горит;

Сверкают очи раздраженны,

Как угль, в горниле раскаленный,

Всех сильных он страшит, гоня.

Кто может стать против меня?

Обширного громаду света

Когда устроить я хотел,

Просил ли твоего совета

Для множества толиких дел?

Как персть я взял в начале века,

Дабы создати человека,

Зачем тогда ты не сказал,

Чтоб вид иной тебе я дал?

Сие, о смертный, рассуждая,

Представь зиждителеву власть,

Святую волю почитая,

Имей свою в терпеньи часть.

Он всё на пользу нашу строит,

Казнит кого или покоит.

В надежде тяготу сноси

И без роптания проси. Ломоносов М. Л. Избранные произведения - Л.: Сов. писатель, 1986. - с. 200-203

У этого интертекста довольно сложная цепочка ассоциаций. Сначала надо вспомнить основные моменты библейского мифа. Иов не просто терпит, славит, а потом все-таки ропщет и получает награду. Иову посылаются испытания потому, что он самый достойный из живущих на земле. А в начальном диалоге Бога и Дьявола звучит фраза «только душу его не трогай», которая, как мы помним, будет повторена Гёте в прологе к «Фаусту» на Небесах. Фауст ищет истину, но не ведает любви. Душа Фауста спасена в силу бескорыстности его поисков. Вопросы о путях Промысла Божия относительно мира и человека составляют основное содержание и Книги Иова и «Фауста». Многострадальными выглядят все персонажи стихотворения «Льёт без конца…». Но самое интересное в пересечении подтекстов Оды Ломоносова и стихотворения Бунина все-таки следующее: в книге Иова Бог не спрашивает: Зачем тогда ты не сказал, /Чтоб вид иной тебе я дал?

Это логически неверный, но гениальных сюжетный ход. Первоначальный вид Бог давал Адаму, а не Иову. Вневременной характер диалога с Творцом предполагает вложение души Иова в душу Адама. Творение Богом человека продолжается. «Нет в мире разных душ и времени в нем нет…»Бунин И.А. Стихотворения: В 2 т. Т. 2 - СПб.: Издательство Пушкинского дома, Вита Нова, 2014. - с. 138. И не этот ли подтекст мерцает во всем сюжете стихотворения «Льёт без конца…».

Книгу Иова Бунин знал очень хорошо. Вот далеко не полный перечень упоминаний имени Иова или цитат из Книги Иова в прозе поэта: Я все молчу (1913); Сны Чанга (1916); Белая лошадь (1907-1929) (3 раза); Жизнь Арсеньева.Юность (1927-1933); Горький (1936); Освобождение Толстого (1937) (6 раз); Темные аллеи (1938); Из воспоминаний. Автобиографические заметки (1948).

Приведем только одну цитату из «Темных аллей», которая является основной скрытой пружиной развития сюжета не только этого рассказа, но и всего цикла:

С годами все проходит. Как это сказано в книге Иова? «Как о воде протекшей будешь вспоминать»Бунин И. А. Собр. соч.: В 9 т. Т. 7 / Под общ.ред. А. С. Мясникова, Б. С. Рюрикова, А. Т. Твардовского. - М.: Худож. литература, 1965-1967.- с. 9..

Вопросзачем в произведениях А. С. Пушкина повторяется 109 раз в 59 произведениях. То есть намного чаще, чем у всех других поэтов. Отметим только те, которые стилистически и онтологически наиболее близки к исследуемому нами стихотворению:

Месяц (1816)

Зачем из облака выходишь,

Уединенная луна,

И на подушки, сквозь окна,

Сиянье тусклое наводишь?

Зачем ты, месяц, укатился

И в небе светлом утонул?

Зачем луч утренний блеснул? Электронный режим доступа: http://feb-web.ru/feb/pushkin/texts/push10/v01/d01-183.htm Последнее вхождение: 20.02.2019

Пир во время чумы (1830)

Председатель

Зачем приходишь ты

Меня тревожить? Не могу, не должен

Я за тобой идти: я здесь удержан

Отчаяньем, воспоминаньем страшным,

Сознаньем беззаконья моего,

И ужасом той мертвой пустоты,

Которую в моем дому встречаю… Электронный режим доступа: http://feb-web.ru/feb/pushkin/texts/push10/v05/d05-351.htm Последнее вхождение: 10.02.2019

Египетские ночи (1835)

…Стремиться к небу должен гений,

Обязан истинный поэт

Для вдохновенных песнопений

Избрать возвышенный предмет".

-- Зачем крутится ветр в овраге,

Подъемлет лист и пыль несет,

Когда корабль в недвижной влаге

Его дыханья жадно ждет?

Зачем от гор и мимо башен

Летит орел, тяжел и страшен,

На чахлый пень? Спроси его.

Зачем арапа своего

Младая любит Дездемона,

Как месяц любит ночи мглу?

Затем, что ветру и орлу

И сердцу девы нет закона.

Таков поэт: как Аквилон

Что хочет, то и носит он…Пушкин А.С. Полное собрание сочинений в 17 т. Т. 8, кн. 1. -- М.: Воскресенье, 1995. -- с. 269.

Пушкинская «тайная свобода» является не столько интертекстом, сколько подтекстом логики перечислений внутри вопросов зачем. Ну а ветр в овраге, ужас мертвой пустоты,утренний луч, который должен все-таки когда-то блеснуть после дождя, потому что его поют овсянки, - всё это можно отнести к скрытым реминисценциям стихотворения «Льёт без конца…».

Среди других интертекстов, которые безусловно были известны Бунину, можно выделить стихотворение В. А. Жуковского «Песня» (1918), в которой мы находим скрытые мотивы написания стихотворения «Льет без конца…»:

…И зримо ей минуту стало

Незримое с давнишних пор.

О милый гость, святое Прежде,

Зачем в мою теснишься грудь?..

…Зачем душа в тот край стремится,

Где были дни, каких уж нет?Жуковский В. А. Полное собрание сочинений и писем: В 20 т. Т. 2. Стихотворения 1815--1852 гг. -- М.: Языки русской культуры, 2000. --с. 103.

Бунин больше всего в жизни хотел бы вернутся в Россию, но той России, в которой он жил уже не было в мире. И он сделал все, чтобы ее воскресить в воспоминаниях о святом Прежде.

Как живёт дождь в стихотворении? В первой строфе он назван затяжным, бесконечным, и в он виновник пресыщения влагой всего леса, во второй - он за окном, по подоконнику которого бьет ребенок, в третьей - спрятан в песню овсянок, которые, оказывается, любят петь именно во время дождя, в четвертой названо его основное качество, а в пятой он виновник того, что елки склонили горестные иголки. То есть мы с полным правом можем сказать, что стихия воды является основной в стихотворении. Тем интереснее было обнаружить, что в стихотворении Е. А. Баратынского эта стихия как бы спорит и сама с собой, и с стихией земли.

Е. А. Баратынский. (1820-1827)

Водопад

Шуми, шуми с крутой вершины,

Не умолкай, поток седой!

Соединяй протяжный вой

С протяжным отзывом долины.

Я слышу: свищет Аквилон,

Качает елию скрыпучей,

И с непогодою ревучей

Твой рев мятежный соглашон.

Зачем, с безумным ожиданьем,

К тебе прислушиваюсь я?

Зачем трепещет грудь моя

Каким-то вещим трепетаньем?

Как очарованный стою

Над дымной бездною твоею

И, мнится, сердцем разумею

Речь безглагольную твою.

Шуми, шуми с крутой вершины,

Не умолкай, поток седой!

Соединяй протяжный вой

С протяжным отзывом долины!Баратынский Е. А. Полное собрание стихотворений -- Л.: Сов. писатель, 1989.-- с. 85-86.

Это интертекст дает скрытые смыслы: безумного ожидания и вещего трепета. Думаю, что они в полной мере стоят фигурой умолчания за бунинским текстом.

Бунин часто писал стихи лавинообразно. Особенно плодотворными были 1912 и 1916 года. Как правило, стихи «случались» летом и осенью, в условиях, близких к той деревенской жизни, среди которой прошло детство поэта. Но 1916 год в творческом развитии Бунина всё равно стоит несколько обособленно. На чествовании нобелевского лауреата Б.К. Зайцев произнес следующие слова: «Наивысший расцвет стихов Бунина -- 1916 год. Самые сильные, мрачные, полновесные пьесы написаны накануне гибели той России, которая его родила и чью гордость он сейчас составляет… Их общее настроение -- трагедия, надвигающаяся туча, -- хотя говорят они о самом разном. Среди них есть перлы»Зайцев Б. К. Бунин (Речь на чествовании писателя 26 ноября 1933 года) // Иван

Бунин: Pro et contra. Личность и творчество Ивана Бунина в оценке русских и зарубежных

...