Использование материалов переписки в составлении биографии (на примере эпистолярной деятельности кружка Николая Станкевича)

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

Использование материалов переписки в составлении биографии (на примере эпистолярной деятельности кружка Николая Станкевича)

Резниченко Валерия Андреевна

Научный руководитель

Доцент, к.филол.наук Калугин Д.Я.

Санкт-Петербург, 2019

Аннотация

Настоящее исследование посвящено процессу выбора и использования эпистолярных материалов при составлении русских биографий в XIX веке. В процессе работы будет доказано, что развитие биографического жанра связано с развитием эпистолярного жанра. Материалы переписки необходимы каждому биографу, так как их задача заключается в том, чтобы не просто описать жизнедеятельность того или иного человека с указанием всех событий из его жизни в хронологическом порядке, но и воссоздать на бумаге его образ, с индивидуальным характером, внутренним миром и поведением. Основными материалами для анализа станут биографии двух людей, входивших в литературный кружок Николая Станкевича - Тимофея Грановского и самого Николая Станкевича, - и их письма. Будет отмечено, как их биографы Павел Анненков и Александр Станкевич используют в своих текстах материалы переписки, насколько они значимы и полезны для них.

Оглавление

эпистолярный биография станкевич переписка

Введение

1. Использование эпистолярных материалов при составлении биографии: история вопроса

2. Использование эпистолярных материалов в биографии Н. Станкевича, написанной П. Анненковым

3. Использование материалов переписки в биографии Т. Грановского, написанной А. Станкевичем

Заключение

Список использованных источников

Введение

Проблема использования материалов переписки в русских биографических текстах является малоизученной и потому представляет обширную область для исследований. Известно, что с начала XIX века личная переписка становится публичным, общедоступным жанром, она становится объектом изучения литературоведов, однако работы, связанные с исследованием взаимодействия эпистолярного и биографического жанров встречаются крайне редко. Я бы хотела развить эту тему и показать, что жанр биографии в XIX века начинает эволюционировать именно за счёт использования авторами материалов переписки.

Центральный аспект моего исследования составляют биографии Н. Станкевича и Т. Грановского (членов литературного кружка Николая Станкевича, популярного общества начала XIX века), написанные П. Анненковым и А. Станкевичем. Цели настоящей работы - изучение приёмов использования материалов переписки при составлении биографических текстов, составление систематизации этих приёмов, выявление их значимости и полезности для биографов. В первой части работы будет предпринята попытка проанализировать источники, помогающие сформировать общее представление о переписке как о материале по изучению личности. Вторая часть исследования посвящена разбору биографии Николая Станкевича на предмет выявления приёмов использования материалов личной корреспонденции. Также здесь осуществлена попытка формирования общей систематизации этих приёмов. В третьей части работы будет показано, как данная систематизация работает в другом тексте - в биографии Тимофея Грановского. Будет проведено сопоставление использования приёмов у обоих авторов. В «Заключении» исследования будут описаны результаты выявления методов использования материалов переписки при составлении биографии, а также выводы после сопоставления текста Анненкова и текста Станкевича. Также будет совершена попытка описать концепцию взаимодействия эпистолярного жанра и биографического на примере этих двух биографий.

1. Использование эпистолярных материалов при составлении биографии: история вопроса

Основные труды о материалах для составления биографий относятся к области источниковедения и истории. Поэтому нельзя сказать, что данный вопрос является до конца изученным в литературном плане. В этой главе работы я поставила задачу провести обзор трудов, имеющих отношение к вопросу использования материалов переписки в литературных текстах в принципе и тому, как менялось представление о важности эпистолярных материалов в области литературы.

Существует большое количество исследований, авторы которых полагают, что начало развития русского источниковедения приходится на XVIII век. В основном, как уже упоминалось, этой теме посвящены исторические или историографические учебники. Одним из самых известных пособий по источниковедению является книга О. Медушевской «История источниковедния в XIX - XX ВВ», в которой есть отдельная глава посвящённая началу критического подхода к источникам в России. Автор данного труда пишет, что именно в этот период русское источниковедение начинает активно развиваться, так как в это время историки и исследователи устремляют своё внимание на источниковедение как на одну из областей исторической науки. Источниковедческие проблемы были связаны с классификацией, характеристикой, критикой и выявлением фальсификации различных материалов, в том числе и материалов переписки. Однако Медушевская замечает, что даже в XIX веке, когда источниковедение уже укрепилось в качестве самостоятельной дисциплины, только обозначились проблемы в этой области, но их конструктивные решения ещё не были найдены: «В составе проблем, которые ею [методологией истории] рассматривались обозначились проблемы классификации и характеристики источников, интерпретации и критики исторических свидетельств. Однако единого представления об источниковедении и его методах ещё не сформировалось. В применении понятий, связанных с анализом и критикой источников, наблюдалась большая неоднозначность, объем понятий и связь их между собой теоретически не исследовались» Медушевская О.М. История источниковедения в XIX - XX вв. М.: Московский государственный историко-архивный институт, 1988. С. 26. То есть можно сказать, что источниковедение XVIII-XIX веков только начинает формироваться, хотя немало исследований и критических разборов источников уже было проведено и предпринята попытка разработки методологии. Медушевская не пишет о конкретных источниках (к примеру, она не анализирует отдельно подход к письмам), а рассматривает их использование в совокупности. Почему материалам переписки не уделялось поначалу должное внимание в области источниковедения показала более современный автор Ю.Русина.

Ю. Русина развивает тезисы Медушевской. В учебном пособии «Методология источниковедения» она приводит список исследователей, которые внесли большой вклад в формирование этой области исторической науки. В рамках моей темы интересно рассмотреть деятельность В. Иконникова, занимавшегося проблемами историографии и источниковедения во второй половине XIX века. В основном этот автор уделял внимание вопросу достоверности материалов. Однако, он также создал ряд интересных классификаций, среди которых есть классификация по степени важности. О ней пишет Русина: «В своём труде Примеч.: имеется в виду многотомное сочинение Иконникова «Опыт русской историографии» В. С. Иконников также даёт характеристику письменных источников, установив их очерёдность по степени важности: актовый материал, документы официального характера (летописи, записки современников, донесения тайных агентов), повествовательные источники (мемуары, письма, жития святых)» Русина Ю.А. Методология источниковедения: учебное пособие. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2015. С. 54. Другими словами, материалы переписки для Иконникова не имели большого значения по «степени важности». Считалось, что прогресса в области историографии можно было достичь за счёт изучения более формальных источников. Письма же в качестве исторических материалов мало рассматривались.

Однако со временем значение материалов переписки возросло, письма открыли новую перспективу изучения творчества литературных деятелей. Одно из первых масштабных исследований о письмах и других «человеческих документах» принадлежит Л. Гинзбург. В её произведении «О психологической прозе» она рассматривает «метод русской психологической прозы», развитие «познания душевной жизни» в литературе и говорит о важности изучения документальных и мемуарных источников в связи с этим.

В начале первой главы «Человеческий документ и построение характера» автор замечает, что выявлением «идеи личности» занимались русские романтики 1830 годов. В качестве доказательства она приводит в пример деятельность кружка Николая Станкевича, в котором научный интерес сформировался вокруг вопроса о личности в историческом контексте. Гинзбург считает, что данный образ формируется в письмах, так как именно в эпистолярных материалах раскрывается личность адресанта: «Образ человека строится в самой жизни, и житейская психология откладывается следами писем, дневников, исповедей и других «человеческих документов», в которых эстетическое начало присутствует с большей или меньшей степенью осознанности. Эстетическая преднамеренность может достигнуть того предела, когда письма, дневники становятся явной литературой, рассчитанной на читателей - иногда посмертных, иногда и прижизненных» Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1977. С. 12. Гинзбург ставит письмо на один уровень с романом, представляя их как источники, обладающие «эстетическим элементом», который участвует в построении образа личности. Поэтому и возникает интерес к изучению эпистолярных материалов как к способу исследования новой концепции понимания человека.

После Гинзбург многие исследователи стали рассматривать письма как уникальные источники, соединяющие литературную область и область источниковедческую. Например, диссертация Р.М. Лазарчук «Дружеское письмо второй половины XVIII века как явление литературы», написанная в 1972 году посвящена проблеме соотношения эпистолярного и литературного творчества. Автор с самого начала ставит перед собой цель выявить закономерности эволюции жанра дружеского письма и в процессе приходит к тому, что этот жанр совершил огромный скачок за сравнительно короткое время (от «узкой и замкнутой сферы частного документа» к «форме самопознания, самовыражения личности» и шире - к «форме освоения действительности» Лазарчук Р.М. Дружеское письмо второй половины XVIII века как явление литературы. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук. Ленинград, 1972. С. 4). Лазарчук устанавливает, что именно в то время, о котором она пишет, жанр переписки начинает внедряться в литературу. Если раньше бытовые письма не были объектом исследования в силу их чрезмерной сухости и шаблонности (автор упоминает «уведомления», «расписки»), то в период с 1760 по 1800-е годы с развитием и появлением новых дружеских литературных кружков люди начинают переписываться совсем в другой манере, на первый план выходит откровенность, искренность и желание поделиться сокровенным, так сказать, излить свою душу на бумаге. Это сближает дружескую переписку в первую очередь с литературой сентиментализма («письмо ускоряло процесс становления сентиментализма в русской литературе, было одной из первых глав его» Лазарчук Р.М. Дружеское письмо второй половины XVIII века как явление литературы. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук. Ленинград, 1972. С. 18), а с течением времени имеют место быть и «более сложные взаимодействия». Говоря об этом, Лазарчук также вводит понятие «лаборатория жанров» (которое также ранее появляется у У. Тодда в монографии «Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху» Тодд III У.М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху. Спб.: Академический проект, 1994. С. 16). Письма в этом плане предстают своеобразными универсальными материалами, которые можно изучать с точки зрения разных жанров и даже направлений литературы.

Одним из самых масштабных исследований в области истории русской мемуаристики и источниковедения является монография А.Г. Тартаковского «Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века», изданная в 1997 году. Автор пытался захватить все аспекты изучения этой темы, поэтому почти в самом начале книги он вставляет отрывок об эпистолярной культуре того времени. Тартаковский, как и Гинзбург в «О психологической прозе», пишет, что в первые десятилетия XIX века интерес к личной переписке возрос, на нее стали смотреть как она отражение «духовной активности личности». Чтобы доказать это утверждение, Тартаковский приводит следующие цитаты из письма Вяземского: «Я рожден был для писем, нигде так не выливаюсь как в них», «письма в жизни других - эпизоды, у меня - они история моей жизни» Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М.: Археографический центр, 1997. С. 63. Эти цитаты показывают, что отношение людей к личной переписке изменилось, они стали оценивать письма как первичный материал для исследования жизни и творчества того или иного человека.

Также автор указывает на то, что в начале XIX века происходит изменение в предназначении писем из личной переписки - если раньше их написание являлось только способом коммуникации между двумя или несколькими людьми, что теперь письма писались в расчёте на то, что будут прочитаны коллективно в определённом кругу людей. Поэтому нередко переписка того или иного человека приравнивалась к шедевру словесности, настолько красивым и замысловатым слогом были написаны его письма. Тартаковский также добавляет, что многие известные литераторы стали осознанно приравнивать свои письма к мемуарам и воспринимали их как «записки», «воспоминания», по которым можно легко восстановить цепь событий и мыслей. Переписка в каком-то смысле стала полноценным произведением, известны даже случаи, когда литературные деятели просили своих друзей прислать назад письма, которые они им когда-то писали, с целью их повторного изучения.

Таким образом, с помощью обзора литературы можно проследить, как менялось отношение исследователей к эпистолярному жанру. Если с начала считалось, что есть более достоверные источники для изучения жизни того или иного человека, и что письма являются «неважным» материалом для источниковедения, то с развитием русского литературоведения этот устоявшийся взгляд на переписку резко изменился в противоположную сторону. Эпистолярные материалы стали ценным источником не только для исследования жизнедеятельности того или иного человека, но и для раскрытия его душевных качеств, что в свою очередь даёт возможность рассмотреть его творчество в другой перспективе.

2. Использование эпистолярных материалов в биографии Н. Станкевича, написанной П. Анненковым

Данная глава посвящена разбору биографии Николая Владимировича Станкевича и использования автором этого текста П.В. Анненковым материалов переписки. Текст Анненкова является новаторским не только по своему содержанию, но и по построению, по работе автора с материалами. Известно, что основным источником сведений Анненкова о Станкевиче была его переписка с друзьями и семьёй, в которой он описывал его занятия, мысли, чувства («Нам остаётся именно эта личность и этот характер, как они выразились в переписке» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 5). Таким образом, письма формируют содержание этого произведения, что было очень необычно для текстов биографического жанра XVIII - XIX веков в принципе.

Необходимо также указать, что «первая попытка в роде биографической литературы» Вяземский П.А. Фон-Визин. СПБ.: тип. Деп. внеш. торг., 1848. С. V принадлежит П. Вяземскому, создавшему биографию Фонвизина. В этом тексте автор также использует материалы переписки. Но если главной задачей Вяземского было описание жизнедеятельности Фонвизина, его занятий и увлечений, то Анненков хотел именно описать личность Станкевича, изучить его внутренний мир. Соответственно в его биографии появляется совершенно новый подход к материалам переписки, так как именно они, как писала Гинзбург, являются «материальным субстратом» Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1977. С. 39 образа личности, возникшего из кружкового общения.

Известно, что эта биография не была первой попыткой сохранить память о Станкевиче. Как пишет К. Архангельский в статье «По поводу первой биографии Н.В. Станкевича», после смерти главы литературного кружка его друзья очень хотели «познакомить с ним общество» Архангельский К.П. По поводу первой биографии Станкевича. Воронеж: Тип. газеты «Воронежская коммуна», 1962. С. 1. Первый биографический очерк о Станкевиче, принадлежал его близкому другу, Н. Фролову. Этот текст к большому сожалению всего окружения Станкевича, не прошёл цензуру и до сих пор не опубликован. Подробнее см.: Велижев М. «Религия» или «Метафизика»: об одном (не)известном сочинении Н.В. Станкевича [Электронный ресурс]// Ruthenia [https://ruthenia.ru]. - URL: https://ruthenia.ru/document/539838.html После этой попытки рассказать о Станкевиче Анненков задумал на материале переписки и некоторых других «человеческих документов» (дневник, путевые заметки) создать биографию этого человека, которая проливала бы свет на его душевные качества, за которые его так ценили и уважали его друзья.

Перед тем как переходить непосредственно к разбору биографии необходимо прояснить, почему Анненкова интересуют именно элементы, из которых складывается сущность Станкевича и почему композицию его биографии задают именно внутренние изменения и переживания его героя, отражённые в письмах.

О структуре мемуарного текста (который имеет много общего с биографическим) пишет И. Паперно в статье «Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель». Её основной объект исследования - мемуарная хроника «Былое и думы» А. Герцена. Она исследует этот текст с точки зрения его историзма, связи с философией и принципов построения. По моему мнению, структура, которую выявляет Паперно может быть применима не только к мемуарам Герцена, но и к тексту Анненкова: «Итак, первые пять частей “Былого и дум” воспроизводят как структуру Bildungsroman'а (что очевидно), так и схему “Феноменологии духа” Гегеля. В самом деле, герой-идеолог как бы следует по маршруту гегелевского “сознания” (“духа”), который повторяет в своем диалектическом развитии историю мирового духа, или мировую историю, стремясь к полному их слиянию. Это не удивительно: по мнению некоторых комментаторов Гегеля, “Феноменология…” осознанно и ощутимо использует литературную форму Bildungsroman'а.<...> Полагаю, что в “Былом и думах” присутствует и сюжетная схема Bildungsroman'а и философская парадигма “Феноменологии...”, и что это способствует читательскому восприятию мемуаров Герцена как текста, воплощающего историческое мышление» Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель. Новое литературное обозрение, 2004, №68. С. 102 - 126.. Другими словами, Паперно считает, что мемуары Герцена представляют собой своеобразную коллаборацию формы романа воспитания (воспитательного романа), содержанием которого является нравственное формирование и становление личности, и философской идеи Гегеля, представленной в работе «Феноменология духа», в которой идёт речь о пути, которое должно пройти обыденное сознание, чтобы стать сознанием философским.

Чтобы лучше раскрыть понятие Bildungsroman можно рассмотреть незаконченную статью М. Бахтина - «Роман воспитания и его значение в истории реализма (по Гете). Постановка проблемы романа воспитания». Автор выделяет несколько видов романа воспитания в зависимости от того, как происходит развитие и формирование образа героя. Примечательно, что среди них есть так называемые биографический и автобиографический типы, объединённые в одну категорию: «Третий тип романа становления -- биографический (и автобиографический) тип. Цикличности здесь уже нет. Становление происходит в биографическом времени, оно проходит через неповторимые, индивидуальные этапы. Оно может быть типичным, но это уже не циклическая типичность. Становление здесь является результатом всей совокупности меняющихся жизненных условий и событий, деятельности и работы. Создаётся судьба человека, создаётся вместе с нею и он сам, его характер. Становление жизни-судьбы сливается со становлением самого человека» Бахтин М.М. Роман воспитания и его значение в истории реализма (по Гете). Постановка проблемы романа воспитания// Собрание сочинений: в 7 т. Т.3: Теория романа (1930 - 1961 гг.). М.: Языки славянских культур, 2012. С. 330.

Это описание Бахтина в совокупности с идеей Паперно позволяет сделать вывод, что текст Анненкова имеет ту же структуру романа воспитания, что и мемуары Герцена. Материалы переписки в свою очередь выступают главными элементами этой структуры, так как они представляют становление человека как некоторую жизненную цель, как сознательное творчество. Поэтому биография Станкевича больше похожа на отражение «работы его души», по выражению Гинзбург Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1977. С. 76.

Анненков выделяет только главные события из жизни Станкевича и не стремится создать детальное его жизнеописание. Его цель заключается в том, чтобы рассказать читателям, каков был внутренний мир его героя, показать его душевные переживания, изменения его личности под влиянием перемены убеждений или каких-то внешних обстоятельств. Для автора Станкевич предстаёт в качестве объекта его психологического исследования, он как будто пытается познать самые глубины его души (в этом плане Анненков является продолжателем дела товарищей Станкевича, которые, как пишет Архангельский, хотели после его смерти познакомить читателей именно с его личностью Архангельский К.П. По поводу первой биографии Станкевича. Воронеж: Тип. газеты «Воронежская коммуна», 1962. С. 3). В этом ему очень помогают эпистолярные материалы, так как именно их использование и упоминание о них в тексте и задают ту самую структуру романа воспитания. Дальнейший анализ этих использований в биографии подтвердит эти слова.

Этот анализ позволяет выделить целую систематизацию приёмов, которыми пользуется автор в процессе повествования.

Первый приём по степени значимости, который можно выделить - анализ и собственная интерпретация Анненкова, «отголосок» его психологических наблюдений. В нескольких случаях автор пробует угадывать мысли Станкевича, опираясь на своё впечатление о нем, на уже известную информацию о его манерах, устремлениях, ценностях. Можно сказать, что Анненков предпринимает попытку читать письма между строк (например, угадывать настоящее состояние души Станкевича несмотря на то, что письма к его друзьям написаны доброжелательно, без тени уныния или осуждения).

Другой приём связан с возможностью подтвердить ту или иную мысль или заменить свои слова цитатой. В них письма выступают либо как элемент доказательства, либо как заменяющий элемент. Третий приём - вывод общего характера на основе письма. Здесь переписка выступает как свидетельство того, что Станкевич правда имел то или иное занятие, те или иные мысли, увлечения. Последние два приёма, (и самые редкие из всех) ? упоминание третьих лиц и введение литературного текста. В первом случае происходит расширение контекста, на фоне которого происходит раскрытие образа Станкевича, во втором случае появляется ссылка на поэтический текст, дающий один из элементов для понимания сущности главы литературного кружка.

Рассмотрим некоторые случаи использования писем Анненковым, чтобы подтвердить эту систематизацию и сделать выводы о композиции этого текста в целом.

Автор начинает свой текст с описания увлечения Станкевича немецкой философией. Уже с первых строк можно понять, какую задачу ставит перед собой автор в этой биографии, и как материалы могут помочь ему в достижении этой задачи. Посредством немецкой поэзии и философии менялся не только взгляд на жизнь Станкевича, но и всего его окружения - его товарищей по университету. Таким образом Анненков с самого начала биографии указывает на то, что его интересуют не только жизненные обстоятельства Станкевича, но и его внутренний мир, а также показывает среду, в которой развивалось мироощущение его героя на ранних этапах становления его личности.

Первое упоминание о переписке Станкевича появляется в главе, посвящённой его детству и студенческой жизни. Оно связано с его увлечением немецкой поэзией в первые годы пребывания в Москве (во время учёбы в университете): «Станкевич основательно выучился по-немецки и коротко ознакомился с поэтами Германии.<...> C какою жаждою припал он к этому источнику высоких впечатлений, свидетельствует его переписка» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 24. Анненков сразу же начинает с использования приёма общего вывода на основе конкретного письма.

Примечательно, что далее тот же приём появляется ещё раз, когда Анненков пишет о роли искусства на ранних этапах становления личности Станкевича. Здесь снова появляется указание автора на «прикованность» Станкевича к немецкой литературе: «…мы видим из переписки Станкевича, что работа, заданная всем умственным способностям его немецкою поэзией и литературой, продолжается безостановочно. Он попрежнему живет в мире, созданном Гете и Шиллером, ещё не заботясь об определении границ каждаго и уяснении существенных отличий любимых своих поэтов» Там же. С. 60. Можно заключить, что данный приём нужен автору, чтобы показать внутреннее формирование Станкевича под влиянием некоторых сфер жизни, важных ему для саморазвития и самовоспитания (как например литературная сфера). Получается, что автор изначально не ставит перед собой цель простого жизнеописания Станкевича, он выбирает другую, более сложную задачу - понять своего героя изнутри.

В главе «Студенческая жизнь» с упоминанием переписки снова вводится тема внутренней работы Станкевича в этот период, и вновь Анненков использует приём общего вывода: «В переписке Станкевича несколько раз встречается заверение, что он живёт для дружбы и искусства, и не видит возможности какой-либо другой жизни для себя» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 44. Становится понятно, что в студенческие годы для Станкевича формируется концепция жизни для других (об этом можно найти в письме Станкевича М. Бакунину от 1836 года: «Тогда жизнь для другого есть жизнь для себя, потому что сердце истомилось, умерло бы вне этой жизни, потому что другая для него невозможна. Все наше достоинство -- в приближении к этой жизни, в очищении, в возвышении себя до этой любви…» Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840 / Редакция и издание Алексея Станкевича. М., 1914. С. 609-610), появляется потребность поделиться своим внутренним наполнением с окружающими его людьми.

Также Анненков решает прояснить, кто же входил в круг людей, с которыми общался его герой в юности. Здесь он сразу же приводит первую дословную цитату из более позднего письма Станкевича 1836 года, написанного Я. Неверову: «Холодный человек не может быть хорошим человеком; холодный человек должен быть стоик: иначе он будет подлец» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 46. Становится понятно, что Анненков выбирает нехронологический принцип использования материалов переписки, так как он даёт ему больше возможностей для анализа, его работа обретает сравнительный аспект.

Автор биографии полагает, что в утверждении о холодом человеке содержится отражение характера, «господствующего в кругу Станкевича». В подтверждение этого Анненков пишет о человеке, чей образ полностью совпадал с этим обозначением - о поэте Красове (о котором «нередко упоминается в переписке»). Здесь можно заметить ещё один приём использования эпистолярных материалов - упоминание третьих лиц. Хотя Станкевич это единственная фигура, которая интересует Анненкова в этой биографии, иногда он все же пишет о людях из его окружения, но только для того, чтобы на их фоне лучше раскрыть какие-то черты характера Станкевича.

С той же целью пролить свет на формирование личности своего героя автор после упоминания о Красове использует ещё один приём использований - введение литературного текста. Он замечает, что в письмах Станкевича есть рассказ о неожиданной смерти девушки, которой он впоследствии посвятил стихотворение «На могиле Эмилии». Анненков считает это ещё одной деталью к образу Станкевича - он пытался смотреть на события его жизни через поэтическую призму, через поиск «глубокаго поэтическаго смысла в каждом явлении» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 51. Это ещё раз отсылает читателя к тому факту, что внутренний мир Станкевича был «пропитан» духом немецкой литературы и философии.

Продолжая использовать этот приём, Анненков рассматривает, какую роль в становлении Станкевича как личности играло его отношение к произведениям Гоголя и Пушкина. Обоих он боготворил в литературном плане. Имя Пушкина часто встречается в письмах Станкевича к друзьям не только в юношеский период, но и в более поздние (это подтверждает Анненков, приводя в пример выдержку из письма 1838 года, в котором Станкевич говорит о превосходстве Пушкина над другими поэтами («…Переведу Вердеру «Зимнюю дорогу» прозою, как могу, и прочту стихи по-русски. Тут такая целость чувства грустнаго, истиннаго, русскаго, удалого!...» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 75)

Также, Анненков практически с самого начала своего повествования пытается анализировать прочитанные им письма: «Легко представить себе, как должны были действовать на молодой, пытливый ум безпрестанные намёки поэзии, которую он изучал с такою жадностию...» Там же. С. 26. Это пока ещё не полноценное использования приёма анализа и интерпретации, так как здесь Анненков как будто превращает свои наблюдения в общие, разделяет их с читателем. Но сам факт того, что автор вводит своё восприятие писем уже в самом начале биографии, может многое сказать об его подходе (об этом ещё пойдёт речь далее).

Главу «Период службы и жизни Станкевича до отправления за границу» Анненков начинает с описания душевного беспокойства и разлада с собой своего героя после окончания университета. Станкевич направляется в Петербург и пытается организовать свою дальнейшую деятельность (прежде всего это было связано с экзаменами на степень магистра). Перемены вызвали в нем беспокойство, так как он привык жить одними «мечтаниями и предчувствиями». Он понимал, что стоит на пороге чего-то нового и неизведанного, к тому же признаки начинающейся болезни беспокоили его не меньше, чем внешние обстоятельства. Анненков отмечает хаотичность его мыслей, отказ от творчества, «болезненное состояние мыслящей способности», «сомнение в силе разума», «минуты грусти и сомнений», отягощающие сердце Там же. С. 94.

Конечно, такое настроение Станкевича не могло не отразиться на его переписке того периода: «Задумчивый оттенок, который лежит на всей переписке Станкевича, принадлежащей к этому времени, ещё усиливается, когда роковая болезнь, носимая им в груди, начинает возвышать свой голос» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 95. С этого момента, как пишет Анненков, эпистолярный образ Станкевича начинает сопровождать «призрак смерти». С окончания университета страдания его героя усугубляются, он начинает себя хуже чувствовать, что отражается на его письмах.

Здесь Анненков позволяет себе замечание, основанное на собственном мнении - он считает, что страдания Станкевича, показанные в его переписке в форме «грустной, тихой жалобы», придают его образу изящество и даже некую божественность («То, что безобразит, раздражает и лишает человека его настоящего характера, <...> освещает лицо его [Станкевича] удивительно кротким, нежным светом, способствует к уразумению его души» Там же. С. 96). На этом моменте читатель видит то, как представление Анненкова о Станкевиче, которое уже успело сложиться в предыдущих главах, накладывается на контекст писем. Автор анализирует это письмо Станкевича опираясь на своё мнение о его натуре и манере выражаться. Можно сказать, что на этом этапе приём использования материалов переписки «вывод общего характера на основе писем» эволюционирует, приобретая черты приёма анализа и собственной интерпретации Анненкова.

Еще один пример такого «слияния» приёмов можно найти в части «Характер Станкевича и его круг». В ней автор пытается создать определённый тип, к которому можно было бы отнести личность Станкевича. Сначала он много пишет о чертах характера своего героя (таких как открытость, честность, добродушие, благородство). Здесь он вводит новый приём использования писем, так как начинает часто приводить выдержки из эпистолярных материалов, чтобы подтвердить свои наблюдения. Также он снова, как и в предыдущей части биографии, пишет с опорой на своё мнение: «...общее свидетельство о сильном, многостороннем его уме преимущественно зиждется на этой способности разбирать душу собеседника, при слабом мерцании, которое она издаёт вокруг себя. Действительно, надо много ума, и притом не книжнаго, для подобной задачи, да сверх того надо ещё участие поэзии, вдохновенной отгадки» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 125. То есть получается, что здесь происходит соединение двух приёмов использования писем - подтверждение мыслей Анненкова и его собственного анализа.

Единственной темой, которая остаётся у Анненкова не до конца раскрытой - личная жизнь Станкевича, его сердечные привязанности. Об этом он не пишет ничего конкретного и никогда не называет имён тех дам, к которым его герой испытывал сильные чувства, чтобы никого не компрометировать (один раз он даже вводит определение «предмет, возбудивший душевную драму» Там же. С. 160, когда говорит о девушке, которая была неравнодушна Станкевичу). Поэтому автор может только наблюдать за душевными переменами своего героя. Анненков представляет любовь как нечто абстрактное, близкое к философскому, что помогает его герою познавать себя. Структуру его наблюдениям снова задаёт использование материалов переписки. Анненков отмечает значительную нестабильность в душе и мыслях Станкевича: его состояние меняется от полного отречения и отрицания любви («...я похоронил свою последнюю надежду в жизни и с этих пор принадлежу долгу и дружбе: нет для меня других чувств» Там же. С. 150-151) до воскрешения этого чувства и, как следствие, эмоционального удовлетворения («Легко догадаться, что внутренний мир его снова озарён и согрет любовью, которая никогда и не умирала в его сердце» Там же. С. 153).

Здесь автор снова использует приём собственного анализа писем, так как пытается прочесть между строк, самостоятельно сделать выводы о состоянии его героя, интерпретировать не просто содержание писем, но и их настроение и манеру написания. Также Анненков отмечает, что в периоды отвержения любви, душевного беспокойства и апатии Станкевич начинает активно заниматься наукой, в особенности философскими исследованиями. К этому времени принадлежат его самые удачные письма об истории и философии.

Последние две главы посвящены предсмертным годам Станкевича - время его путешествий заграницей. На этом этапе Анненков использует не только письма, но и дневники, путевые заметки. Можно сказать, что в этой главе автор продолжает использовать структуру романа воспитания в биографии, так как почти вся эта глава представляет описание маршрута Станкевича по разным городам (сначала Германии, потом Италии).

Анненков упоминает о Вердере - преподавателе, который давал Станкевичу уроки логики в Берлине: «Он [Станкевич] тотчас познакомился с адъюнктом университета Вердером, у котораго стал брать приватные уроки логики в свободное его время (около 11 часов утра) Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 176». Из этой цитаты видно, что автор биографии был очень хорошо осведомлен о деятельности Станкевича в этот период его жизни, раз он знал даже такие мелкие детали, как примерное время, в которое начинался урок его героя. Вероятно, такое утверждение Анненкова - тоже следствие его анализа материалов переписки, многие из которых даже не вошли в приложение к биографии. В основном были опубликованы письма Станкевича к самым близким друзьям (Неверов, Белинский), а письма к семье и к дамам не были включены (но, вероятно, тоже послужили материалом для Анненкова при составлении этой биографии).

Состояние Станкевича во время путешествия снова меняется, Анненков отмечает в его стихах и письмах иронию и едкую насмешку. Он снова использует приём анализа писем с опорой на собственные наблюдения, на этот раз не смешивая его с другими приёмами. Чтобы разгадать состояние Станкевича, он пытается понять то, о чем тот не мог написать своим друзьям, но что было причиной его иронического обращения («Удивительно, что Станкевич никогда прямо не высказал новаго своего настроения и дал ему испариться в одних намёках, отрывках и заметках, как будто боясь привлечь других в ту болезненную работу ума, которой сам подвергся...» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 184). Анненков снова пытается сам искать новые детали между строк, анализирует исходя из своего уже сложившегося представления о характере и манерах Станкевича («Но вскоре это добродушное веселие начинает приобретать оттенок едкой насмешки и глубокой иронии, так мало свойственных природе Станкевича...» Там же. С. 183-184).

Автор отмечает, что чем ближе его герой подходит к смерти, тем лучше становится его состояние - он обретает внутреннюю гармонию, его философские занятия «разрешаются», «всё туманное отделяется». Причиной этому отчасти послужило то, что в какой-то момент Станкевич остаётся один наедине со своими мыслями - его близкие друзья уезжают в другие города, особа, «занимавшая некогда такое большое место в его сердце» умирает (судя по всему, Анненков имел в виду Л. Бакунину), и тем самым последняя ниточка, соединяющая Станкевича с прошлым обрывается. Он обретает «высокое, гуманное понимание жизни», о чем свидетельствуют выдержки из писем, которые Анненков приводит в конце биографии. Он также пишет, что ему нечего добавить к письмам, написанным Станкевичем в конце жизни, и предоставляет читателю возможность самостоятельно прочувствовать эти «драгоценные строки» и тем самым завершить психологический портрет, вставив последний фрагмент в общую картину развития внутреннего мира его героя. Так появляется приём использования писем «письмо как заменяющий элемент», как будто предоставляющий герою Анненкова самостоятельно закончить свою биографию.

В заключение интересно также рассмотреть, как Анненков подмечает отход от чистого эпистолярного жанра в некоторых письмах Станкевича. Когда его герой вновь увлекается философией (и даже пишет статью «О возможности философии, как науки»), автор начинает чаще цитировать, чтобы не только показать эволюцию философских убеждений Станкевича, но и смену жанра в его письмах. Переписка этого периода его жизни, по словам автора, наполняется исповедальными элементами. С целью показать эти перемены Анненков вводит пассаж о переписке Станкевича с Т. Грановским. В письмах его герой даёт своему другу советы, как побороть уныние и делится с ним собственным опытом, а именно наставляет его на занятия философией, которые в своё время помогли и ему выйти из состояния постоянного беспокойства и рефлексии. Поэтому его письма, как замечает Анненков, приобретают форму исповеди («Чтобы нам лучше понимать друг-друга, начинает Станкевич, я разкажу тебе в немногих словах историю моей душевной жизни...» Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857. С. 110-111).

Подобная смена жанровой направленности писем Станкевича Анненков подмечает и раннее, когда говорит о его душевных привязанностях в этот период и отношениях с молодыми особами. Автор также отмечает, что без указания этой информации о личной жизни его героя его портрет не был бы полным: «Можно было бы оставить без внимания эту обыкновенную повесть волнений молодаго сердца, еслибы в ней не отражался, как в зеркале, весь характер Станкевича, сложившийся из тех многоразличных элементов, описанием которых мы занимались доселе» Там же. С. 79. Здесь появляется интересный момент перевода эпистолярного дискурса и литературный (письмо - повесть). Таким образом автор демонстрирует профессионализм своего героя в написании писем.

Эта цитата, помимо раскрытия образа Станкевича как мастера переписки, имеет также ещё одну функцию, важную для понимания всей структуры этой биографии в целом. В этой выдержке из письма также даётся объяснение, зачем Анненкову нужны многочисленные приёмы использования переписки. Образ Станкевича для него предстаёт своеобразной мозаикой, которую нужно собрать по кусочку, чтобы получить единую картину его внутреннего мира. Поэтому автор и пытается посмотреть на этот образ с разных перспектив - то раскрывая его с помощью указания третьих лиц, то возвращаясь непосредственно к Станкевичу и анализируя пассажи из его писем.

Таким образом, по использованиям писем можно проследить основные изменения во внутреннем мире Станкевича, и благодаря этому текст Анненкова, который на первый взгляд обладает хаотичной композицией со множеством разной информации, обретает чёткую структуру. Приёмы использования переписки в данном случае выполняют две основные задачи - показать все этапы становления личности Станкевича и продемонстрировать мастерство Анненкова в качестве биографа. Они располагаются в тексте в порядке возрастания значимости. По мере того, как Анненков изучает личность Станкевича, он вводит в повествование более сложные приёмы. Все эти приёмы открывают какую-нибудь сторону души Станкевича. В конце Анненков не только «собирает мозаику» до конца, но и «оживляет» своего героя, давая ему право голоса, оставляет некоторые пассажи из писем без своей интерпретации. Более того, он показывает многогранность писем Станкевича с помощью указания на их жанровую природу (эпистолярный жанр, прозаический, исповедальный). Получается, что множественность приёмов демонстрирует мастерство Анненкова как биографа, а множественность жанров - мастерство Станкевича как автора писем.

3. Использование материалов переписки в биографии Т.Н. Грановского, написанной А.В. Станкевичем

Ещё один текст, который мне бы хотелось рассмотреть в плане использования эпистолярных материалов - биография знаменитого человека своего времени, историка и члена литературного кружка Т. Н. Грановского, написанная А. В. Станкевичем. О Грановском были написаны несколько биографических текстов, но самым полным из них считается произведение А. В. Станкевича, брата Н. В. Станкевича, о биографии которого шла речь в предыдущей главе. Она была опубликована спустя двенадцать лет после издания текста Анненкова. Не возникает сомнения, что А. В. Станкевич к моменту решения посвятить годы работы литературному наследию Грановского уже изучил биографию своего брата, Н. В. Станкевича (он несколько раз ссылается на неё в биографии). Однако, исходя из наблюдений над этим текстом, можно сказать, что этот автор вовсе не пытался подражать Анненкову. Структура его работы, содержание, изучение источников - всё в совокупности дало текст, совершенно не похожий на биографию Н. Станкевича.

С первых строк А. Станкевич указывает на то, какими материалами он пользовался при составлении этой биографии: перепиской и печатными сочинениями Грановского, воспоминаниями его друзей и жены и некоторыми заметками людей, с которыми он общался в разные периоды жизни. Но основное внимание автора биографии было уделено именно эпистолярным материалам. Можно сказать, что автор, как и Анненков, строит этот текст на выдержках из писем, так как он очень часто вставляет как маленькие, так и довольно объёмные отрывки из переписки Грановского. Данная глава посвящена анализу этих использований эпистолярных материалов в биографии и сопоставлению получившихся выводов с наблюдениями из предыдущей главы о Н. В. Станкевиче.

Известно, что биография А. В. Станкевича о Грановском была написана уже после первой попытки составления такого рода текста. Она принадлежала историку П. Н. Кудрявцеву, коллеге Грановского по университету. После смерти друга Кудрявцев решил создать его биографию, однако успел написать только одну главу, посвящённую детству и юности Грановского. Он умер почти сразу после создания этой главы. Незадолго до его кончины вдова Грановского прислала письмо А. В. Станкевичу, в котором просила его продолжить дело Кудрявцева, если ему не хватит на это времени («Прошу Вас взять на себя писать биографию Грановского, в случае если-бы Кудрявцев не кончил ея по чему бы то ни было. Здоровье его шатко - вот что внушает мне эту мысль... Вы вполне понимаете Т.... Вам я вполне верю» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. V). Примечательно, что Е. Грановская считала, что написать биографию её мужа может только тот, кто не просто был знаком с ним, но и понимал его натуру, а значит может, как Анненков в биографии Н. Станкевича, воссоздать на бумаге его внутренний мир.

Сопоставив два этих биографических текста можно сделать вывод, что при формировании содержания главы о молодых годах Грановского А. Станкевич опирался на текст Кудрявцева. Первая глава в биографии А. Станкевича («Детство и юность») построена по тому же принципу «параллельного движения» Калугин Д.Я. Проза жизни: русские биографии в XVIII - XIX веке. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2015. С. 238, что и произведение Кудрявцева. Автор и читатель наблюдают за героем, изучая с помощью собранных отрывков из его переписки его поведение, манеры, воспитание, убеждения. Также можно заметить, что А. Станкевич при составлении первой главы использовал почти всегда те же эпистолярные источники, что и Кудрявцев. Приведу несколько примеров, чтобы подтвердить эти слова.

Вот что пишет Кудрявцев о том времени, когда Грановский первый раз приезжает в Петербург и получает первую работу: «Занятия Грановскаго, по его собственным словам (также в одном письме к тетке), были очень невелики и незначительны: они состояли то в переписке бумаг, то в небольших переводах. Впрочем, так как письмоводство происходило большею частию по-французски, оно принесло ему ту несомненную пользу, что он мог ещё лучше овладеть французским языком, которым говорил уже с детства. «Я скоро стану», писал он к сестре, «писать по-французски лучше, чем по-русски, ибо в департаменте все пишу французские бумаги»» Кудрявцев П.Н. Детство и юность Т.Н. Грановского// Сочинения П.Н. Кудрявцева. М.: Издание типографии А.А. Карцева, 1887. С. 575 (в примечании также указано, что тут использовано письмо к сестре 1831 года). А вот так пишет о занятиях Грановского в департаменте А. Станкевич: «Весною 1831 года Грановский, с помощью какого-то друга его матери, определился на службу в департамент министерства иностранных дел. Дни его с этого времени проходили в определённом порядке: утро он проводил на службе, переписывая бумаги и делая переводы. «Я скоро стану, уведомлял он сестру, писать по-французски лучше, чем по-русски, ибо в департаменте все пишу французскими буквами»» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 14.

Можно также привести пример из отрывка о смерти матери Грановского. Кудрявцев описывает состояние Грановского после этого события так: «Молодое чувство его [Грановского] было сильно потрясено и не находило себе никакого выхода. Напрасно старался он дать ему другое направление и в минуту душевнаго умиления приглашал и сестру перенести всю любовь, которую оба они питали к матери на пережившего её отца: «Он теперь нам отец и мать», писал к ней Грановский: «для него должны мы жить в ожидании соединения с нею»» Кудрявцев П.Н. Детство и юность Т.Н. Грановского// Сочинения П.Н. Кудрявцева. М.: Издание типографии А.А. Карцева, 1887. С. 577. У А. Станкевича тоже можно найти эту же цитату в ряду других отрывков из писем Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 16.

В обоих случаях А. Станкевич и П. Кудрявцев приводят одинаковые выдержки из писем, но используют разные приёмы использования эпистолярных материалов. А. Станкевич, в отличие от П. Кудрявцева, не заостряет внимание конкретно на цитате, а приводит её как подтверждение тому, о чём он писал до этого (например, что в департаменте Грановский занимался переводами или что смерть матери была для него большим ударом). П. Кудрявцев же использует отрывки из писем в качестве дополнений к своему повествованию. Из этого можно заключить, что эти выдержки из писем в биографии А. Станкевича становятся частью повествования, тогда как у П. Кудрявцева они выступают в качестве приложения к основному тексту.