Использование материалов переписки в составлении биографии (на примере эпистолярной деятельности кружка Николая Станкевича)

Хотя А. Станкевич многое заимствовал из текста Кудрявцева, в его биографии можно найти больше приёмов использования материалов переписки, чем у автора «Детства и юности Т.Н. Грановского». Если Кудрявцев вводит цитаты из писем чтобы дополнить общее содержание, то А. Станкевич, помимо этого приёма, использует ещё некоторые из тех, которые встречаются и в тексте Анненкова.

Например, тот же приём «письма как подтверждение» можно найти ещё в нескольких случаях (помимо уже приведённых). Например, когда А. Станкевич пишет про период пребывания Грановского в университете в Санкт-Петербурге, он упоминает тот момент, когда у его героя почти не было средств для существования. Мысль о том, что он не сможет дальше получать образование, вгоняла Грановского в подавленное и депрессивное состояние. Здесь А. Станкевич использует своеобразное «двойное подтверждение», так как он сначала говорит о настроении своего героя, потом приводит цитату, в которой появляется намёк на мысль о смерти, а затем подтверждает то, что Грановский действительно время от времени задумывался о самоубийстве: «На юношу находили минуты отчаяния. Он возвращался тогда к своим детским воинственным мечтам. В декабре ходили слухи о войне, и он писал сестре: «si du moins cette guerre venait plus vite, j'irais me faire tuer du moins, car cela devient au dessus de mes forces». Являлась у юноши мысль о самоубийстве» «Хоть бы скорей эта война. Я бы по крайней мере пошёл искать смерти, а то нет сил терпеть более. - К сестре 8 декабря 1832 г.»

Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 22.

Другими словами, в данном случае цитата не просто выполняет функцию подтверждения, она становится частью повествования, незаменимым его элементом. Тот же приём появляется далее, когда А. Станкевич снова пишет о тяжёлой жизни своего героя в Санкт-Петербурге: «В Петербурге жизнь студента проходила снова среди трудов и лишений. Разсеянием и отдыхом служил ему только французский театр, который он мог часто посещать, не тратя денег, в ложе своих знакомых. «Je travaille comme un malheureux galйrien», писал он сестре в феврале 1834 года» «Я работаю как несчастный каторжник»

Там же. С. 27. Цитата из письма Грановского служит здесь своеобразным усилением предыдущих утверждений. Автор приводит именно это короткое предложение в качестве подтверждения, так как это выражение его героя лучше всего передаёт его настроение, его состояние со время напряжённой работы в университете. Таким образом создаётся эффект присутствия образа Грановского в тексте, как будто он рассказывает свою историю параллельно с автором, дополняя его.

Ещё одним примером проявления этого приёма приходится на описание периода развития отношений Грановского и Н. В-ой (в тексте её имя представлено именно в таком сокращении). А. Станкевич опять приводит выдержку из письма его героя сестре, чтобы показать, насколько ему не хватало её поддержки и участия, пока он был в Петербурге. Он доверял сестре все свои чувства, делился с ней сокровенным: «Томительная борьба поднималась в молодой душе; ему нужны были участие и советы лучшаго друга, - сестры. Он повторял ей в письмах все, что мучило его и умолял ее приехать к нему в Петербург. «Je vous attends, comme les Juifs attendent leur Messie, писал он ей...»» «Я жду тебя, как Евреи ожидают своего Мессию»

Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 38. Видно, что А. Станкевич приводит эту цитату в качестве доказательства своих слов, он как будто даёт возможность читателю посмотреть на ситуацию глазами Грановского, прочувствовать его эмоции.

Это также подтверждает ещё одна цитата из письма сестре, которую использует А. Станкевич, повествуя о времени выпуска Грановского из университета: «Кончив свои экзамены в последних числах июня, Грановский оставлял университет со степенью кандидата. «Je suis d'autant plus content et fier de ce succиs, писал он к сестре, que je ne le dois qu'а mon propre travail...»» «Я тем более доволен и горд этим успехом, что обязан им только собственному труду...»

Там же. С. 39. Можно сказать, что с помощью цитат А. Станкевич пытается показать душевное состояние Грановского в разные периоды его юности. Автор обозначает какой-нибудь факт из жизни своего героя (например о том, что он закончил университет), а далее с помощью цитаты даёт возможность самому Грановскому раскрыть этот факт, подтвердить его. Таким образом он как будто тоже принимает участие в написании своей биографии.

Следующий приём использования материалов переписки, который часто можно встретить в биографии А. Станкевича - это так называемый приём замены слов автора цитатой, своеобразная версия приёма подтверждения. Примечательно, что в первой части («Детство и юность») биографии он практически не используется, в основном в ней доминируют приёмы подтверждения и дополнения. В следующих главах же А. Станкевич довольно часто оставляет некоторые отрывки из писем либо с минимальным пояснением, либо без пояснения вообще.

К примеру, когда автор во второй части («Жизнь заграницею») решает рассказать читателю о философских убеждениях Грановского и о том, как он начал изучать философию, он приводит две большие выдержки из его письма В. Григорьеву. В них он излагает ему свои мысли, «пришедшие в голову в тяжёлые, но небезплодные часы <...> сомнений» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 58-59. Эти цитаты позволяют А. Станкевичу не развивать тему философии в жизни Грановского дальше, так как его герой уже всё сказал за него. Автор не добавляет здесь своего мнения по поводу этих убеждений, не пытается их проанализировать. Он просто ставит читателя перед фактом, а всё остальное за него рассказывает письмо. В этом плане такой приём можно назвать более развёрнутым подтверждением, которое встраивается в повествование и становится полноценной его частью.

Ещё один пример такого использования письма можно найти, когда А. Станкевич описывает пребывание Грановского в Дрездене. Там он посетил картинную галерею и остался в благоговейном восторге: «Он писал друзьям, что в картинную галерею отправился со страхом и трепетом, стыдясь заранее своего безсмыслия; но там он в первый раз отраду задумался над живописью, разбудил в себе новое чувство и оставил её более довольный, чем ожидал. «Рафаэлева Мадонна, читаем в его письмах, слишком высока для моего разумения, по крайней мере теперь. Я долго смотрел на неё, смотрел с благоговением, но думаю, что если бы мне её не указали, то я бы прошёл мимо <...>» Корреджио был доступнее неопытным глазам, казался понятнее» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 71. На этом примере видно, как это использование берет на себя функцию продолжения повествования, а функция подтверждения контекста остаётся, но отступает на второй план.

Ту же функцию имеет в биографии цитата из письма Н. Станкевича, с которым Грановский провёл некоторое время в Берлине. В нём он пишет друзьям о том, чем они с Грановским собираются заниматься в Берлине - какие курсы прослушают, с какими профессорами познакомятся, какие книги будут читать Там же. С. 63. Этот отрывок из письма снова воспринимается читателем как продолжение повествования, а не как дополнение или подтверждение уже написанного ранее. Получается, что приём использования эпистолярных материалов, который Анненков в биографии о Н. Станкевиче вводит только один раз, в произведении Станкевича получает развитие и новое воплощение.

Это можно объяснить тем, что биографы преследовали немного разные цели в их текстах. Если главной задачей Анненкова было описание изменений натуры Н. Станкевича, переворотов в его внутреннем мире, то автор биографии Грановского больше внимания уделяет становлению его героя в качестве преподавателя и учёного. Он рассматривает все аспекты его жизни, так как тоже преследует цель раскрытия личности Грановского. Однако он не делает попыток понять своего героя «изнутри», как этого от него ожидала Е. Грановская и как это пытался сделать Анненков в биографии о Н. Станкевиче. Поэтому в его произведении он почти никогда не анализирует письма, а приводит их в качестве части повествования и усиления или подтверждения своих слов.

У А. Станкевича иногда появляются только своеобразные намёки на то, что им была проведена работа по анализу писем и изучению внутреннего мира Грановского с их помощью. В основном они возникают, когда автор ставит перед собой задачу описать чувства Грановского по отношению к кому-то или чему-то.

Например, после объяснения в любви с Н. В-ой Грановский пишет сестре из Петербурга, чтобы получить новости о своей возлюбленной. А. Станкевич упоминает, что «в строках его высказывалось живое и вместе недоверчивое, ревнивое чувство, закравшееся в молодое сердце» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 26. Здесь видны черты анализа автора, попытки понять натуру его героя. Однако дальше А. Станкевич свои наблюдения над письмами периода влюблённости Грановского в Н. В-у никак не развивает - он ограничивается только этим маленьким замечанием про противоречивость чувств его героя.

Следующие намёки на анализ личности Грановского появляются, когда А. Станкевич упоминает о письмах его героя к кузине. Он приводит своё наблюдение о манере Грановского переписываться: «Никогда в его словах не слышится тон наставника или руководителя. Учёный профессор в своих письмах к молодой девушке не даёт наставлений, а будто обменивается с нею мнениями. Он не навязывает ей ни своих приговоров, ни своего литературного вкуса; он просит её с полною откровенностью высказывать свои суждения о книгах, которыя выбирает для нея» Там же. С. 165. Все эти наблюдения А. Станкевича дают некоторые элементы для создания единого образа личности Грановского, однако полноценный образ у биографа так не получается. Он анализирует письма, но принимает во внимание только ту информацию, которая «лежит на поверхности», а не пытается делать выводы из этой информации, интерпретировать её, как это делал Анненков.

Например, когда А. Станкевич пишет об отношениях Грановского и его жены Елизаветы, то первым делом упоминает о том, что сразу можно заметить в их переписке - о безграничной любви и уважении, которые они оба друг другу испытывали. Однако, если лучше изучить содержание писем и манеру обращения Грановского к жене, то иногда можно заметить его укорительный тон. Несколько раз он называет её «дурочкой», когда выражает своё недовольство ею (например, «Вот уже третья почта приходит, а от тебя нет писем, Лиза. Что с тобою? Не больна ли ты?<...> Еще приходит мне в голову мысль: не адресуешь ли ты своих писем в Малороссию. Но как ты смеешь это делать, непослушная дурочка моя?» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т2. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 265). Грановский обращается к девушке, как к глупому маленькому ребенку. Дело в том, что герой биографии был старше своей избранницы и поэтому невольно воспринимал её больше как дочь, чем как жену. Поэтому у него и возникает иногда воспитательный и укоряющий тон, как будто он отчитывает провинившегося ребёнка за шалость. Эта выдержка из письма даёт новый элемент к образу Грановского, однако А. Станкевич не останавливает на этом своё внимание. Можно сказать, что у него получается несколько идеализированный образ.

Вероятно, это может быть связано с тем, что А. Станкевич уделял больше всего внимания именно заслугам Грановского в научном плане. Главной задачей было представить его как публичную личность, как известного и талантливого научного деятеля, а не как обычного человека. Поэтому образ Н. Станкевича у Анненкова получился более живой и приближенный к читателю. А. Станкевич же даже о каких-то недостатках Грановского говорит либо как о незначительных его особенностях, либо же приравнивает их к болезни, развитие которой не зависело от его героя. Например, так автор говорит о страсти Грановского к азартным играм: «Игра вовлекла Грановского в долги, унесла у него много времени и сил, оставила в нем тяжкие, мучительные упреки самому себе; она оставила такие печальные следы в благородной жизни Грановского, что, стараясь представить ее читателям в возможной полноте, мы не хотели и не могли скрывать поучительнаго недуга замечательнаго человека» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897.С. 211.

Также можно заметить, что А. Станкевич, как и П. Анненков, помимо перечисленных и рассмотренных ранее приёмов использования материалов переписки включает также такой приём как «упоминание третьих лиц». Он редко встречается в тексте, но тоже играет большую роль в структуре этого произведения. С помощью этого приёма А. Станкевич показывает Грановского глазами его друзей и знакомых, чтобы лучше раскрыть его образ. Например, когда автор описывает, как проходили лекции, которые вёл его герой, он приводит выдержку из письма слушателя, посещавшего эти лекции: «Приведём строки из письма слушателя, присутствовавшаго на этой лекции: «Аудитория была битком набита, Грановский заключил превосходно; он постиг искусство как-то нежно, тихо коснуться тайных, заповедных сторон сердца, так что оно само радуясь трепещет и обливается кровью. Публика, может, сначала стала собираться шутя, курьеза ради; но вскоре она была увлечена ей вовсе неведомым наслаждением энергетической всенародной речью; смелая чистота и романтическая нежность, открыто - благородный образ мыслей, вера в прогресс и любовь к каждой увядающей форме - возбуждали трепетное сочувствие...» Там же. С. 131.

Также в биографии можно найти некоторые заметки друзей и коллег Грановского, касающиеся его профессиональной деятельности. А. Станкевич приводит не только материалы из переписок, но и из воспоминаний и дневниковых заметок (например, из мемуаров Кудрявцева: «Относительно литературы предмета, с ним [с Грановским] почти равно могли советоваться ученики и товарищи. Не было в ней довольно темнаго уголка, в который он бы не успел заглянуть...» Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897. С. 146). Таким образом ему удаётся показать образ Грановского с разных точек зрения.

Исходя из всего вышеизложенного, если проанализировать использования материалов переписки в биографиях П.В. Анненкова и А.В. Станкевича можно прийти к выводу, что в обеих биографиях главной целью становится «описание» личности, но их авторы подходят к этой задаче по-разному. Так как главным объектом исследования Анненкова был малоизвестный Н. Станкевич, «человек без роли» Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1977. С. 67, как выразилась Гинзбург, он сосредоточил своё внимание на его внутреннем мире, чтобы показать, почему этот человек заслуживает того, чтобы о нём знали и помнили читатели. Перед А. Станкевичем же такой задачи не стояло, так как его объектом описания был Т. Грановский, известный человек, талантливый учёный и преподаватель. Поэтому в своём тексте А. Станкевич ставит на первое место научные заслуги своего героя, а не его душевные переживания. Чувствам и эмоциям Грановского тоже было уделено внимание, но было бы неправильно утверждать, что его личность в биографии формируется только за счёт наблюдений Станкевича о его внутреннем состоянии (как у Анненкова). Можно сказать, что автор вводит неполную структуру романа воспитания в этом тексте.

А. Станкевич включает в повествование практически те же приёмы использования писем, что и П. Анненков, но раскрывает их по-другому. Так, автор биографии Н. Станкевича сосредотачивает своё внимание на собственном анализе и интерпретации писем, а создатель биографии Грановского даёт возможность своему герою рассказывать его историю наравне с ним. Вместо того, чтобы показать собственную интерпретацию писем, на основе которой может быть сформирован полноценный образ Грановского, Станкевич предоставляет читателю сделать это самостоятельно.

Заключение

Изучая историю эпистолярного жанра в России можно проследить его эволюцию в XVIII - XIX вв. С помощью материалов переписки становится возможным увидеть человека не только с внешней стороны, но и с внутренней, узнать не только о событиях, которые происходили в его жизни, но и о его внутренних переменах, о становлении его личности. Наряду с эпистолярным жанром развивался и становился популярным жанр биографический, и в силу схожести этих двух жанров их соединение было неизбежно. Поначалу письма в биографиях использовались в качестве подтверждения слов автора или чтобы разнообразить контекст (как это было у Вяземского), и при этом повествование от них почти не зависело. Но в последующих биографиях материалам переписки не только стало уделяться больше внимания, а они стали формировать структуру биографических текстов, что и было продемонстрировано в моем исследовании на примере двух биографий Н. Станкевича и П. Грановского, написанных П. Анненковым и А. Станкевичем.

Сравнительный анализ этих двух биографий показал, что оба текста строятся на использованиях материалов корреспонденции. Письмо предстаёт как отражение совокупности черт личности, а с помощью всех материалов переписки эти черты соединяются и образуют единый образ. Анненков и Станкевич изначально ставили перед собой цель описать жизни двух людей-антиподов - неизвестного главы литературного кружка, «человека без роли», не оставившего после себя почти никакого литературного наследия и известного преподавателя, яркой публичной личности. Оба автора в качестве основного материала для своих текстов выбирают именно переписку, хотя источников, откуда можно черпать информацию о жизни Грановского (помимо его переписки) в распоряжении Станкевича было довольно много.

Более того, благодаря сопоставлению удалось выявить общую схему использований материалов переписки, которой пользуются оба автора. Несмотря на то, что они вводят в повествование одинаковые приёмы использования переписки, их биографии имеют разную структуру. Причина этого заключается в том, что Анненков и Станкевич в качестве доминирующего выбирают разные приёмы (в случае Анненкова это анализ и интерпретация, а в случае Станкевича - замена его слов цитатой). На примере этих двух биографических текстов можно утверждать, что материалы переписки формируют русский биографический жанр XIX века.

Вопрос об использовании корреспонденции в биографиях не исчерпывается одним исследованием и требует более детального изучения. Цель моих будущих работ будет заключаться в более подробном разборе приёмов использования переписки в других биографиях членов кружка Станкевича и в сопоставлении результатов с выводами этой работы. Тогда станет возможно выявление единой тенденции использований, что поможет прийти к общим выводам о совместном формировании биографического и эпистолярного жанров в России XIX века.

Список использованных источников

Анненков П.В. Николай Владимирович Станкевич. Переписка его и биография, написанная П.В. Анненковым. М.: Типография Каткова и К., 1857.

Переписка Николая Владимировича Станкевича. 1830-1840 / Редакция и издание Алексея Станкевича. М., 1914.

Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т1. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897.

Станкевич А.В. Тимофей Николаевич Грановский и его переписка. Т2. М.: Товарищество типографии А.И. Мамонтова, 1897.

Список использованной литературы

Архангельский К.П. По поводу первой биографии Станкевича. Воронеж: Тип. газеты «Воронежская коммуна», 1962.

Бахтин М.М. Роман воспитания и его значение в истории реализма (по Гете). Постановка проблемы романа воспитания// Собрание сочинений: В 7 т. Т.3: Теория романа (1930 - 1961 гг.). М.: Языки славянских культур, 2012.

Вяземский П. А. Фон-Визин / Соч. кн. Петра Вяземского. Санкт-Петербург: тип. Деп. внеш. торг., 1848.

Гинзбург Л.Я. О психологической прозе. Л.: Художественная литература, 1977.

Григорьев В.В. Т.Н. Грановский до его профессорства в Москве. Русская беседа, 1856.

Калугин Д.Я. Проза жизни: русские биографии в XVIII - XIX веке. СПб.: Издательство Европейского университета в Санкт-Петербурге, 2015.

Кудрявцев П.Н. Детство и юность Т.Н. Грановского// Сочинения П.Н. Кудрявцева. М.: Издание типографии А.А. Карцева, 1887.

Лазарчук Р.М. Дружеское письмо второй половины XVIII века как явление литературы. Автореферат диссертации на соискание учёной степени кандидата филологических наук. Ленинград, 1972.

Медушевская О.М. История источниковедения в XIX - XX вв. М.: Московский государственный историко-архивный институт, 1988.

Паперно И. Советский опыт, автобиографическое письмо и историческое сознание: Гинзбург, Герцен, Гегель. Новое литературное обозрение, 2004, №68. С. 102 - 126.

Русина Ю.А. Методология источниковедения: учебное пособие. Екатеринбург: Издательство Уральского университета, 2015.

Тартаковский А.Г. Русская мемуаристика и историческое сознание XIX века. М.: Археографический центр, 1997.

Тодд III У.М. Дружеское письмо как литературный жанр в пушкинскую эпоху. Спб.: Академический проект, 1994.

Велижев М. «Религия» или «Метафизика»: об одном (не)известном сочинении Н.В. Станкевича [Электронный ресурс]// Ruthenia [https://ruthenia.ru]. URL: https://ruthenia.ru/document/539838.html

Размещено на Allbest.ru