Бодлеровские мотивы в парижских романах русской эмиграции первой волны

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное автономное образовательное учреждение высшего образования

"Национальный исследовательский университет "высшая школа экономики"

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа "Филология"

Выпускная квалификационная работа

Бодлеровские мотивы в парижских романах русской эмиграции первой волны

Гаврилова Анастасия Игоревна

Санкт-Петербург, 2020

Аннотации

В настоящей работе представлено исследование на тему влияния творчества Шарля Бодлера на парижские тексты представителей младшего или "незамеченного" поколения русской эмиграции - Гайто Газданова и Бориса Поплавского. В ходе работы концептуализируются такие понятия как эмигрантская риторика и коллективная идентичность "незамеченного поколения", формулируется контекст восприятия Ш. Бодлера в русской литературной среде 1920-30-х годов, а также проводится сравнительный анализ романов Г. Газданова и Б. Поплавского с ключевыми концепциями творческого метода Ш. Бодлера. По итогам проведенного исследования выявляется эксплицитное заимствование определенных бодлеровских мотивов и эстетических категорий в текстах писателей-эмигрантов, среди которых концепции фланерства, дендизма, характерный образ Парижа, связанный с мотивами смерти и маргинальности, а также эстетизация безобразного. творчество бодлер литературный

The current paper presents the research on the topic of Charles Baudelaire's influence on the Parisian novels of the Russian йmigrй writers and representatives of the "unnoticed generation" Gaito Gazdanov and Boris Poplavsky. Within the framework of the study such ideas as the йmigrй rhetoric and collective identity of the "unnoticed generation" are conceptualized, as well as the common context of the perception of Charles Baudelaire among the Russian writers and poets in the 20-30s years of the 20th century is formulated. Finally, the key aesthetic conceptions of Charles Baudelaire and the novels of Gaito Gazdanov and Boris Poplavsky are analyzed in a comparative perspective. The main results of the study include the detection of the explicit adoption of the certain Baudelairean motives and aesthetic categories in the works of the йmigrй writers. Among them the conceptions of flвnerie, dandyism, distinctive image of Paris, associated with the motives of death and marginality, as well as the aestheticization of the ugly are distinguished.Оглавление

Введение

Глава 1. "Незамеченное поколение": самоидентификация и эмигрантский дискурс

1.1 Общее восприятие Ш. Бодлера в русской литературе

Глава 2. Рецепция творчества Бодлера в романах Г. Газданова и Б. Поплавского

2.1 Г. Газданов и Ш. Бодлер

2.2 Образ Парижа: мотивы смерти и маргинальности

2.3 Б. Поплавский и Ш. Бодлер

2.4 Реализация мотива дионисийства

Заключение

Список использованных источников

Введение

В данной работе представлено исследование на тему транскультурных особенностей творчества русских эмигрантов первой волны на примере заимствования в парижских романах русских писателей, в частности Гайто Газданова и Бориса Поплавского, концептуальных мотивов творческого метода Шарля Бодлера.

В первую очередь, при исследовании темы русского эмигрантского творчества необходимо обозначить его исторический контекст. Первая волна русской эмиграции - явление массового отъезда или бегства жителей бывшей Российской империи за пределы формировавшегося Советского союза в период Гражданской войны. Основная доля эмигрантов пришлась на 1918 - начало 1920-х гг. Эмигрантов объединяла, в основном, одна собирательная причина - неприятие большевистской революции и нежелание или невозможность существования при советской власти.

Одним из центров эмиграции в данный период, наряду с Берлином, Прагой, а также странами Балканского полуострова и Прибалтики, становится Париж. Творческие и научные сообщества эмигрантов, в том или ином масштабе, формировались в рамках русских диаспор почти во всех принимавших их странах. Тем не менее, особым местом притяжения русских деятелей искусства становится парижский Монпарнас. Здесь, вместе с выходом многих литературно-художественных журналов, таких как "Числа" и "Современные записки", собраниями "Зеленой лампы" в квартире Мережковских, а также многочисленными встречами и собраниями в кафе Монпарнаса формируется риторика "младшего поколения" русских писателей, позже охарактеризованного одним из его представителей - Владимиром Варшавским - как "незамеченнное поколение".

Эмигрантская литература начинает формироваться в новом для себя транскультурном дискурсе, объединяющем одновременно приверженность русским эстетическим концепциям, травматический опыт изгнания, а также полноценное погружение в иностранную культуру в достаточно молодом возрасте в случае большинства представителей "младшего поколения". В данном контексте особенно интересным представляется творчество Б. Поплавского и Г. Газданова - писателей, чья основная литературная деятельность начинается уже в эмиграции. При этом оба писателя еще в детстве знакомятся с французской литературой и в совершенстве владеют французским языком, что становится одной из причин сильного влияния на их творческое мировоззрение французских литературных традиций. Несмотря на большое количество исследовательских работ на данную тему, вопрос о влиянии поэтики Шарля Бодлера на русских эмигрантов в контексте основных эстетических парадигм его творчества остается неосвещенным.

В работе рассматривается аспект влияния Ш. Бодлера на творчество представителей младшего поколения русской эмиграции первой волны как часть транскультурного дискурса. Влияние французского классика на формирование русского символизма и становление поэтов Серебряного века представляет собой очевидный факт. Именно поэтому данная часть рецепции творчества Бодлера в русской литературе принимается за основу и не анализируется в данной работе. В контексте русской эмиграции рассматриваются концептуальные особенности творчества Бодлера повлиявшие на формирование творческого мировоззрения писателей, в частности Г. Газданова и Б. Поплавского.

Таким образом, в работе детально рассматриваются тексты двух представителей "незамеченного поколения": Гайто Газданова и Бориса Поплавского. Оба писателя являются одними из наиболее ключевых литературных деятелей "русского Монпарнаса".

Исследователи литературы русского зарубежья часто называют Бориса Поплавского "идеологом" или негласным лидером младшего поколения русской эмиграции. В первую очередь, широкому читателю он известен в качестве поэта, в то время как его прозаические тексты до настоящего момента остаются довольно малоисследованными. В данной работе во внимание берутся только прозаические тексты Поплавского, так как целью является выявление концептуального влияния Ш. Бодлера, что в случае с поэзией, может осложняться сходством некоторых формальных аспектов. Романами Поплавского, выбранными для исследования и рассматриваемыми в данной работе, являются "Аполлон Безобразов" (1926-1932; опуб. 1993) и "Домой с небес" (1934-1935, опуб. 1993).

Гайто Газданов также является ключевой фигурой литературы русского зарубежья. Несмотря на признание литературными критиками 1930-х годов и высокую литературную репутацию в эмигрантской среде Газданов, будучи частью "незамеченного поколения", также остается малоизвестным современному широкому читателю. Экзистенциальная проза Газданова представляется интересной в контексте исследования связи с Ш. Бодлером. Для этой цели в работе рассматриваются романы писателя "Вечер у Клэр" (1929) и "Ночные дороги" (1941; опуб. 1952).

Тема транскультурного/транснационального дискурса эмигрантской литературы представляется также довольно актуальной в современную эпоху глобализации культуры. В настоящее время понятия "национальная" и "эмигрантская" литература приобретают размытые очертания, вследствие изменения эмигрантской риторики, прежде основывавшейся на болезненности психологического опыта культурного разрыва. Однако, формирование открытого глобального культурного контекста, хоть и не устраняет, но компенсирует данную особенность. Таким образом, литература, как и культура в целом, если рассматривать данные термины как некие векторные понятия, в данный момент скорее стремится к глобальному контексту, нежели к внутреннему и закрытому. В рамках данного дискурса, анализ литературы русского зарубежья в самом начале ее формирования важен для понимания, в целом, специфики русской эмигрантской литературы в транскультурной перспективе.

Основной тезис работы можно сформулировать следующим образом: присутствие эксплицитного или косвенного влияния поэтики Ш.Бодлера на парижские тексты "младшего поколения" русских писателей-эмигрантов, на примере творчества Г. Газданова и Б. Поплавского, выраженного в заимствовании писателями основных бодлеровских мотивов в контексте восприятия парижской действительности. Целью работы является подтверждение или опровержение данного тезиса. Основные задачи исследовательской работы: концептуализация основных аспектов, повлиявших на формирование эмигрантской риторики; определение контекста восприятия Ш. Бодлера в русском литературном сообществе 1920-30-х гг.; непосредственный анализ романов Г. Газданова и Б. Поплавского и соотнесение основных элементов поэтики Бодлера с аналогичными мотивами в текстах писателей.

Работа разделена на две основные части: теоретическую и практическую. Теоретический раздел включает в себя концептуализацию эмигрантской риторики на основе ключевых исследовательских работ на данную тему на русском и английском языках: книг Ирины Каспэ "Искусство отсутствовать", Марии Рубинс "Russian Montparnasse", Бориса Ливака "How it was done in Paris", Елены Менегальдо "Русские в Париже. 1919 - 1939" и Катрин Гусефф "Русская эмиграция во Франции". Также на основе исследовательских статей формулируется контекст отношения к Бодлеру среди русских писателей и поэтов данного периода.

Практический раздел, в свою очередь, посвящен интерпретации текстов писателей. В качестве материла исследования в работе анализируются романы Г. Газданова "Вечер у Клэр", "Ночные дороги" и романы Б. Поплавского "Аполлон Безобразов", "Домой с небес". Эстетические и философские концепции Бодлера, применяемые в работе, формулируются на основе различных эссе В. Беньямина и книги С.Л. Фокина "Пассажи: Этюды о Бодлере", а также сборника стихов "Цветы зла" и стихотворений в прозе "Парижский сплин" Ш. Бодлера. В качестве теоретической основы интерпретации текстов писателей используются монография С.А. Кибальника "Гайто Газданов и экзистенциальная традиция в русской литературе" и книга Д.В. Токарева о творчестве Б. Поплавского "Между Индией и Гегелем", а также несколько исследовательских статей.

Глава 1. "Незамеченное поколение": самоидентификация и эмигрантский дискурс

"Мы не в изгнании, мы в послании" [16] - уже ставшая крылатой фраза, приписываемая, по данным разных источников, одновременно и Зинаиде Гиппиус, и Нине Берберовой. Так чаще всего в общепринятом контексте воспринимается идеология русской эмиграции. Тем не менее, такая характеристика лишь частично отражает сложный и противоречивый дискурс творческого мироощущения парижских эмигрантов.

В 1956 году был опубликована книга Владимира Варшавского "Незамеченное поколение" - попытка воссоздать наиболее полную картину различных политических и литературных течений в среде русского зарубежья 1920-30-х годов. Несмотря на огромное количество критических статей, обрушившихся на автора книги после публикации, именно ее название стало основным термином, используемым при обращении к теме младшего поколения русской эмиграции первой волны.

Коллективная идентичность

Прежде всего, важно подчеркнуть относительность самого термина "поколение". Наличие большого количества полемической литературы на данную тему свидетельствует об отсутствии четких очертаний его образа. Историк культуры Ирина Каспэ в своей книге "Искусство отсутствовать" отмечает, что в случае младшего поколения эмиграции "чувство поколенческой общности существует на пересечении нескольких смысловых узлов" [13: 9]. То есть представители "поколения" не транслируют однозначную общую повестку, а скорее объединяются заданными историческими условиями и предпосылками в своем противоречии. Более того, в случае "незамеченного поколения", его черты в принципе не декларируются участниками, а скорее отрицаются. Можно сказать, что его определение формируется апофатически и складывается из нескольких отдельных аспектов.

К "незамеченному поколению" принято относить определенный круг литераторов-эмигрантов. В основном, - это парижское, или даже "монпарнасское", эмигрантское сообщество. Центральными фигурами внутри сообщества признаются Георгий Адамович, в качестве "идеолога", и Борис Поплавский, "легенда поколения" [13: 3]. Среди главных представителей можно также выделить Гайто Газданова, Юрия Фельзена, Василия Яновского, Владимира Варшавского, Екатерину Бакунину, Сергея Шаршуна, Анатолия Штейгера и Николая Оцупа [35: 2]. Тем не менее, несмотря на централизацию дискурса вокруг монпарнасского сообщества, нельзя сказать, что "незамеченное поколение" имело четкие географические границы. Одним из ключевых его представителей считается также Владимир Набоков, чья литературная деятельность скорее ассоциируется с берлинским и американским опытом эмиграции, нежели с несколькими годами жизни в Париже.

Важно отметить, что сами литераторы-эмигранты лишь в малой степени определяли себя через формирование определенной коллективной эмигрантской литературы. Если брать за основу "незамеченного поколения" писателей "Русского Монпарнаса", то автоматически противопоставляются им такие ключевые фигуры как Газданов, "дистанцировавшийся от монпарнасского круга" [13: 3], и Набоков, оказавшийся в Париже лишь в 1937-м году и с иронией изображавший образ молодой парижской литературы в своих произведениях (к примеру, в метаромане "Дар" [22]). Сам Газданов в конце 1930-х годов публикует статью, в которой довольно резко отрицает оправданность идеи о существовании "молодой эмигрантской литературы" [13: 40]. Данный аспект в очередной раз подчеркивает, что литература "незамеченного поколения" сформировалась, во многом, через самоотрицание.

Что касается общих мотивов, представителей поколения, в первую очередь, объединял травматический опыт пережитых реалий военного времени, самостоятельного отрыва от родины или изгнания, а также необходимости адаптироваться в условиях культурной и социально-политической изоляции внутри чужого общества. Тем не менее, обращаясь к теме частого сравнения "незамеченного" поколения с "потерянным" поколением Ремарка и Хемингуэя, важно отметить существенную разницу. Если представители "потерянного поколения" транслировали в своих произведениях конкретно болезненно-разрушительный военный опыт или его последующее отражение в мирном времени, то представители "незамеченного поколения" пришли к собственным произведениям через существенно, а порой и радикально разные этапы собственных биографий. Так, далеко не всех писателей объединял опыт непосредственного участия в боевых действиях Гражданской войны. Такой опыт был, например, у Г. Газданова, отразившийся, в том числе, и в творчестве писателя. Интересно, что в контексте данной темы, тексты писателя можно сравнить скорее с произведениями советских, а "не столько эмигрантских" писателей, таких как Вс. Иванов, А. Малышкин, Б. Пильняк, И. Бабель [17: 11].

Еще одним традиционным аспектом "поколенческой общности" является возраст. Однако нельзя говорить и об одной возрастной категории представителей "незамеченного поколения", несмотря на традиционный эпитет "молодое". Действительно, многие писатели-эмигранты были примерными ровесниками (Г.Газданов (1903), Б.Поплавский (1903), В. Варшавский (1906), В. Яновский (1906)). Тем не менее, другие видные литераторы "молодого поколения" были гораздо старше, и, скорее, по данному критерию, могли быть причислены к "старшему поколению". К примеру, Юрий Фельзен (1895) был на 11 лет старше В. Варшавского, а Екатерина Бакунина (1889) на 14 лет старше Газданова. Поэтому данный критерий также не является показательным для характеристики "поколения". Тем не менее, в случае литературной карьеры Газданова и Поплавского возраст все же играет определенную роль, так как эмиграция застала будущих писателей совсем рано, и начало творческой реализации совпало с резким перемещением в кардинально иной культурный контекст.

Еще одной категорией для сравнения является литературный успех. Однако и здесь существуют кардинальные различия. Например, творчество представителя "молодого поколения" В. Набокова трудно охарактеризовать эпитетом "незамеченный", в то время как тот же эпитет применим в разговоре о недооцененности текстов Г. Газданова. И все же критерий успеха играет важную роль в формировании поколенческой или эмигрантской риторики. Возможность публикации текстов эмигрантов или какого-либо литературного признания осложнялась двумя факторами. В действительности средой распространения текстов писателей-эмигрантов был только "микрокосмос" монпарнасского литературного сообщества. Публикация в России становится невозможной, в силу политических причин, так же, как и неизбежно происходит отдаление формирующейся советской ментальности от транскультурной идентичности эмигрантов. В то же время, темы русского эмигрантского существования совсем не близки массовому западному читателю. Также большинство текстов все-таки пишется и печатается на русском языке. Таким образом, произведения писателей-эмигрантов в данный период редко получают возможность распространения за рамками русской диаспоры.

"Незамеченность" как концепция

Ирина Каспэ при исследовании поколенческой идентичности использует понятие "стратегия неуспеха" [13: 64]. Исследовательница вписывает понятие "незамеченности" в уже сформировавшийся к началу XX-го века дискурс "неуспеха", включающий в себя такие категории, как "непризанный гений", "проклятый поэт" или же "потерянное поколение" [13: 64]. Приобщение к данным концепциям становится осознанной стратегией литераторов-эмигрантов. Такую же мысль выражает М. Рубинс в книге "Русский Монпарнас ("Russian Montparnasse"):

"Для Бориса Поплавского, неформального лидера своего поколения, оптимальной человеческой судьбой становится формула "быть гением и умереть в безвестности" ("For Boris Poplavsky, the informal leader of his generation, the optimal human destiny was "to be a genius and to die in obscurity."" [35: 28].

Таким образом, произведения писателей создаются как бы для абстрактного читателя из будущего, способного осознать талант, недоступный для понимания своим современникам, или же для "тесного круга ценителей" [13: 64]. Таким писателям не нужно подстраиваться под определенные общепринятые конструкции своего времени. Сознательная констатация собственной "незамеченности" определяет превосходство творца над читателем и создает "ауру элитарности" и избранности [13: 64], предвосхищая собственный неуспех в заданных исторических реалиях. Подобная стратегия "неуспеха" тесно переплетается с романтизацией эмигрантских символов: одиночества и маргинальности.

Действительно риторика культивирования эмигрантского опыта основывалась на общем ощущении одиночества. Мотив одиночества становится одним из ключевых в текстах младшего поколения. Ведь представители "незамеченного поколения" - это люди, оторванные от привычного русского контекста и, одновременно, неизбежно находящиеся в культурной изоляции, пусть и частичной, от контекста западного. "Печальная граница между миром, который вас изгоняет, и миром, который вас отторгает" - как формулирует ситуацию своеобразного "вненахождения" русских эмигрантов литературовед Е. Менегальдо в своей книге "Русские в Париже" [19: 11]. В свою очередь, И. Каспэ подчеркивает, что ассоциация "незамеченного поколения" с "потерянным" строится, в основном, на "образе поколения, принесенного в жертву истории" [13: 42]. Таким образом, вокруг поколенческой идентичности формируется романтизированный героический ореол.

При этом, если продолжить параллель с "потерянным поколением", поколение "незамеченное" отличается от первых тем, что одновременно оторвано от своей родины, и при этом не признано западным обществом. В этом смысле оно является гораздо более потерянным, так как существует словно вне конкретных реалий, государства, общества и даже времени. Одной из главных характеристик "незамеченного поколения" является также "переломность" ситуации, в котором оно оказалось. Вследствие этого фактора и происходит трудность самоопределения: находясь на пограничной территории, каждый из представителей сообщества осмысливает его по-разному: с позиции собственного индивидуального исторического опыта.

Еще одним неизменным мотивом, продиктованным реалиями эмигрантской жизни, является мотив маргинальности, асоциальности и нищенского существования. Оказавшись в чужой стране, эмигранты сталкиваются с проблемами трудоустройства и неизбежной потерей прежнего социального статуса. Катрин Гусефф в книге "Русская эмиграция во Франции" исследует социальную историю эмиграции. Анализируя тему экономической интеграции эмигрантов, Гусефф приводит цитату публициста Шарля Ледре: "Дипломированные инженеры служат разнорабочими на заводах; представители интеллектуальных профессий, адвокаты, врачи становятся шоферами такси; княгини работают официантками в ресторанах" [12: 136]. Судьбы русских литераторов неуклонно сопровождают бедность и даже нищета, становясь частью эмигрантской риторики. Так, в романе Б. Поплавского "Аполлон Безобразов" в полной мере раскрывается тема бездомности и нищеты, а в романе Газданова "Ночные дороги" - автобиографический опыт вождения такси.

Таким образом, коллективная идентичность "незамеченного поколения", несмотря на наличие определенной эмигрантской риторики, состоит из множества противоречий и представляет собой сложный материал для интерпретации. Ирина Каспэ так определяет основу поколенческой общности:

"Молодое поколение" не имеет общих воспоминаний, за исключением тех, которые могут описываться лишь апофатически - "катастрофа", "разрыв", "лишение". Это поколение, "лишенное веры отцов" и существующее в "неслыханной социальной пустоте, нигде, ни в каком обществе", в "безвоздушном пространстве" [13: 50].

Действительно "молодость" данного "поколения" выражалась скорее в необходимости начинать с социально-культурного нуля, отстаивать ценность собственного опыта и искать пути самовыражения во враждебных обстоятельствах. Основным объединяющим звеном поколения становится, таким образом, пережитый травматический опыт.

Конфликт поколений

В приведенной цитате И. Каспэ фигурирует словосочетание "лишенное веры отцов". Оно отсылает к еще одной трудности, столкновение с которой сыграло большую роль в формировании идентичности "незамеченного поколения". Речь идет о пренебрежительном отношение "старших", более авторитетных литераторов-эмигрантов к своим молодым и "неопытным" коллегам. В качестве представителей "старшего поколения" обычно выделяют писателей, достигших своего признания еще в дореволюционной России, таких как Владислав Ходасевич, Алексей Ремизов, Дмитрий Мережковский, Зинаида Гиппиус, Борис Зайцев и Иван Бунин [35: 2]. Важной чертой, объединяющей этих авторов, была приверженность культурным и литературным канонам страны, уже оставшейся в прошлом - дореволюционной России. Свою миссию они видели в сохранении и возрождении утраченных традиций.

Именно на основе творческого мировоззрения "старших" литераторов сформировалась концепция "мессианства" эмигрантской литературы. Данная концепция и отразилась в афористичной формуле, с которой начинается данная глава ("Мы не в изгнании, мы в послании"). Своеобразным моментом официального зарождения концепции "миссии" считается речь Ивана Бунина в 1924 году в Париже под соответствующим названием "Миссия Русской Эмиграции" [35: 3]. Главную миссию русских эмигрантов Бунин сформулировал как "продолжение неприятия Ленинских заповедей" [8]. Другим примером, отражающим творческое мировоззрение старших эмигрантов, является статья Зинаиды Гиппиус "Наше прямое дело".

"В ее статье <…> Гиппиус выразила популярную идею, что диаспора не только репрезентирует Россию в миниатюре, но и хранит все самое ценное в ее культуре; единственно Русское Зарубежье, таким образом, несет на себе ответственность за сохранение и развитие национального культурного наследия за пределами родной территории" ("In her article, <…> Gippius expressed the popular idea that the diaspora is not only a miniature representation of Russia, but a repository of everything most valuable in its culture; Russia Abroad is therefore solely responsible for preserving and developing the national cultural legacy outside of the native territory") [35: 3].

Таким образом, старшее поколение русской эмиграции руководствовалось диалектикой ностальгии и строила свою деятельность исходя из надежды на восстановление старой культуры.

В этом старшее поколение не получило поддержки от авторов, представлявших молодое течение в русской эмигрантской литературе. Не успев, в большинстве своем, в силу возраста привыкнуть к дореволюционным канонам, молодые писатели не испытывали подобного чувства ностальгии. Так как их литературная деятельность, как правило, начиналась уже в эмиграции, гораздо больший интерес у молодых авторов вызывало современное европейское искусство, к примеру, такие течения как дадаизм и сюрреализм.

Подобный идеологический конфликт поколений, подпитываемый подчас также политическими разногласиями, становится еще одним препятствием для литературной реализации представителей молодого, "незамеченного поколения". Еще не будучи признанными даже в эмигрантской среде, они оказались в зависимом положении от более авторитетных авторов, контролировавших различные литературные издательства внутри русской диаспоры. Старшие литераторы считали своей задачей "воспитание" молодого поколения в правильном, с их точки зрения, идеологическом и культурном ключе. В силу данной причины, молодое поколение русской эмиграции сильнее всего ощущало на себе состоянии маргинальности: не только со стороны принимающего государства и западного менталитета, а также формировавшегося Советского Союза, но и со стороны собственной диаспоры, основывавшейся на иных культурных и концептуальных традициях.

Творческое мировоззрение представителей нового поколения формировалось в условиях мультикультурной атмосферы Монпарнаса, привлекавшей не только русских, но также и западных деятелей искусства. Уже в конце 1920-х - начале 30-х годов появляются журналы, целью которых становится выражение нового взгляда на литературу и противостояние укоренившимся ориентирам эмигрантского литературного сообщества, такие как "Числа", "Новый корабль", "Русские записки", а также альманах "Круг" [35: 4]. Журнал "Числа", ставший одним из самых известных периодических эмигрантских изданий, просуществовал пять лет. В журнале, в основном, печатались молодые авторы вне зависимости от политических взглядов. Тем не менее, "Числа" также подвергаются критике со стороны как старшего, так и младшего поколения. К примеру, Г. Газданов считает его выразителем "фиктивной молодой литературы" [13: 40], а Владислав Ходасевич "сниженным вариантом идеального "молодого поколения"" [13: 38]. Внутренние противоречия, таким образом, составляют основу эмигрантской риторики.

Транснациональный модернизм

Еще одним важным фактором, определившем риторику младшего поколения, являлся "интерес к французской литературе" и возможность реализации "не только в русском эмигрантском, но и французском контексте" [28: 67]. В первую очередь, этому способствовало прекрасное владение французским языком. Многие писатели, в частности Газданов и Поплавский, с детства интересуются французской литературой и вдохновляются многими концептуальными и эстетическими идеями французских авторов, позже реализуя их в собственном творчестве. Важно также отметить, что влияние французской культуры и литературы на русскую интеллигенцию на протяжении XIX-го века было очень значительным. Таким образом, она оказалась плотно вписанной в контекст русской дореволюционной культуры [19].

Интерес младшего поколения к западному искусству в полной мере реализуется в атмосфере Монпарнаса, открытой к глобальному контексту. Именно здесь формировался "межвоенный модернизм" ("interwar modernism") в терминах М. Рубинc [35: 3]. Здесь же зарождается модернистская транснациональная культура ("modernist transnational culture") русских эмигрантов, характеризующаяся постоянным переключением между "национальным нарративом" и современным европейским дискурсом [35: 7]. В своих текстах писатели объединяли различные эстетические и философские концепции, приемы и мотивы, заимствованные из литературных канонов разных стран. К примеру, в текстах Газданова наиболее эксплицитно это явление выражается в соединении русского и французского языков в повествовании. Причем описывая парижскую реальность, Газданов часто использует именно парижский арго, чем подчеркивает достоверность собственного маргинального опыта. Помимо этого, в романе "Ночные дороге" лейтмотивом проходит тема различий в русском и французском менталите, продиктованных разными национальными и культурными особенностями.

В свою очередь, Б. Поплавский вдохновляется эстетикой футуризма, дадаизма и сюрреализма. По мнению Леонида Ливака, творчество Поплавского, ориентировавшегося, в первую очередь, на идеи Андре Бретона, полностью противоречило консерватизму старшей эмигрантской литературы [34: 45]. Творческое мировоззрение Поплавского, таким образом, сформировалось под влиянием своеобразного культурного треугольника, включавшего в себя "русский эмигрантский, французский и Советский" культурные контексты [34: 88].

Из совокупности данных аспектов, а также многих личных противоречий внутри литературного сообщества сформировался сложный собирательный образ младшего поколения эмигрантов, определяемый термином "незамеченное поколение".

1.1 Общее восприятие Ш. Бодлера в русской литературе