Поэтика письма символистов

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

Выпускная квалификационная работа

Поэтика письма символистов

Голуб София Давидовна

Санкт-Петербург, 2019



Настоящая работа посвящена исследованию переписки между символистами на предмет выявления специфических особенностей поэтики письма методом дискурсивного анализа.

Объектом исследования является переписка А. Блока и А. Белого, В. Брюсова и А. Белого, а также А. Блока и Л. Менделеевой.

Производится структурный анализ композиционных составляющих письма с параллельным анализом переписки между несколькими парами корреспондентов.

Также, в работе рассматриваются функции письма, наиболее актуальные для данной темы, и поднимается вопрос о возможности публикации частной переписки, с правовой и нравственной точки зрения.



Оглавление

Введение

Глава 1. Теоретические предпосылки

1.1 Используемые категории

1.2 Стратегия передачи привета

1.3 Приватность частного письма и возможность его публикации

Глава 2. Функции письма в переписке символистов

2.1 Гносеологическая функция

2.2 Диакритическая функция

2.3 Консервативная функция

2.4 Фатическая функция

2.5 Блок и Менделеева

Заключение

Библиография



Введение

Письмо представляет собой коммуникацию между двумя собеседниками, удаленными друг от друга в пространстве и времени, поэтому набор языковых средств, использующийся в нем, существенно отличается от средств, характерных для устного речевого этикета. Невозможность использования мимики, жестов, интонации и других средств на письме компенсируется средствами, наиболее характерными для монологической речи (последовательность изложения, развернутость). Тем не менее, наличие адресата и его предполагаемого ответа не дает возможности назвать письмо монологом в полном смысле этого слова, так как оно вызывает и диалоговые формы общения (переписка - центральное звено диалогизации [Белунова 2009, 9]), такие как обращение, приветствие, прощание и т.д. [Акишина, Формановская 2008, 3]. Именно эти формы в письме мы можем назвать эпистолярными формулами, особенности которых, в свою очередь, и составляют поэтику письма. Переписка между представителями определенного круга лиц, как правило, отличается специфическим набором эпистолярных формул, так как письмо - это коммуникативная ситуация, построенная по модели коммуникации, привычной для обоих собеседников, язык которой понятен только адресанту и адресату, на основании чего можно делать выводы об особенностях поэтики той или иной переписки.

Данная работа посвящена исследованию поэтики письма символистов. Для анализа выбрана переписка между А. Блоком и А. Белым, В. Брюсовым и А. Белым, а также А. Блоком и Л. Менделеевой, поэтика которых будет и будет исследована в настоящей работе.

Цель настоящего исследования заключается в том, чтобы проанализировать поэтику переписки между символистами с помощью метода дискурсивного анализа, направленного на исследование взаимодействия между определенными речевыми средствами и дискурсом как социально-коммуникативной практикой [Колокольникова 2012, 2]. В рамках этого метода я проанализирую специфический язык, используемый символистами как членами определенного сообщества, а именно, формы и функции этого языка - эпистолярные формулы и модели коммуникации, специфику символистского социолекта и эпистолярные стратегии, используемые символистами в письмах, - путем реконструкции исторического контекста, а также ценностной структуры и структуры индивидуального сознания корреспондентов.

Объектом исследования, в свою очередь, является переписка между символистами, заслуживающая особого внимания, - в частности, переписка Александра Блока и Андрея Белого, Валерия Брюсова и Андрея Белого, а также Александра Блока и Любови Менделеевой. Предметом исследования является вспомогательная исследовательская литература, позволяющая наиболее полно раскрыть особенности изучаемой переписки.

Что касается хронологических рамок настоящего исследования, - моя работа отражает следующие периоды с 1901 по 1917 год: 1901-1917 (переписка Александра Блока и Любови Менделеевой), 1902-1912 (переписка Андрея Белого и Валерия Брюсова) и 1903-1919 (переписка Александра Блока и Андрея Белого).

Тема моего исследования представляет безусловный интерес в аспекте теоретических и методологических вопросов изучения эпистолярных источников. Научная новизна данной работы заключается в систематизации переписки между тремя данными парами корреспондентов. Существующий метод исследования (исследования писем в рамках определенного круга лиц методом дискурсивного анализа) применен в данной работе в отношении комплекса опубликованной корреспонденции между символистами. В данном случае, производится анализ комплекса писем, за счет чего выводятся общие тенденции в переписке между представителями определенного круга лиц (символистов).

В настоящей работе представлен целостный анализ поэтики литературной переписки между символистами, выявлены однозначные тенденции, в рамках чего дано определение переписки символистов как самостоятельной литературной единицы, имеющей характерные отличительные особенности.

Данная работа может быть полезна исследователям при дальнейшем изучении темы, а также для анализа биографических сведений о личностях, речь о которых пойдет на следующих страницах.



Глава 1. Теоретические предпосылки

Теоретические данные об устройстве и функциях письма необходимы для того, чтобы произвести качественный анализ эпистолярного текста. Следующие работы помогут выстроить прочную теоретическую базу для последующего исследования. Посредством анализа стилистики письма, в Ф. Кэлэс [Calas 1996, 16] своей работе объясняет основы законов эпистолярного жанра. Дж. Брэй [Bray 2003, 11] также проводит тщательный анализ стилистики эпистолярного письма как самостоятельной литературной единицы, а также рассуждает о возможности ее использования для изучения психологии автора. Письмо как регулярная коммуникативная практика, в свою очередь, рассматривается в работе Р. Шартье [Chartier 1991, 7] и представляется им как новый способ мышления и социальной связи, на примере различных типов писем. Наконец, о формулах, используемых в письмах, а также о приемах, с помощью которых адресанту удается донести до адресата некоторое скрытое сообщение, говорится в работе А. Бауэра [Bower 1997, 21]. В своем исследовании я буду применять такой исследовательский метод как дискурсивный анализ, о теории и практике которого говорится в учебно-методическом пособии М. Ю. Колокольниковой [Колокольникова 2012, 6].

Подходы исследователей в вопросе анализа эпистолярных источников можно условно поделить на четыре группы. Наиболее популярными и обширными комплексами исследований в этой области представляются работы, в которых письмо рассматривается следующим образом:

Письмо как источник биографических сведений. Диссертационное исследование С.А. Домановой [Доманова 1999, 11], посвященное переписке А.Ф. Кони, представляет собой историографическое исследование такого социокультурного феномена как личная переписка общественного деятеля, в рамках которого рассматривается его эпистолярное наследие. К исследованию был применен источниковедческий метод. Тех же принципов придерживается И.А. Берендеева в своей работе [Берендеева 2017, 9], посвященной эпистолярному наследию Блока: здесь автор предпринимает попытку интерпретировать письма поэта, между жизнью и творчеством которого наблюдалась колоссальная близость, как литературный факт.

Письмо как исторический источник. В одной из своих статей [Кобак 2009, 376] И.В. Кобак анализирует переписку (личную корреспонденцию) как источник информации об эпохе второй половины девятнадцатого века, опираясь на историографию вопроса и степень репрезентативности и информативности писем как таковых. Тем же автором была написана статья об аналогичном анализе, основанном, в свою очередь на отечественной историографии. Следующий пример подобного анализа: диссертация А.Ю. Иванова [Иванов 2009, 17], в которой автор исследует фронтовые письма участников Великой Отечественной Войны как источник исторических сведений об эпохе на материале фронтового эпистолярного текста - феномена отечественной письменной культуры. Предметом источниковедческого анализа также стала работа В.А. Кондратьева и Б.И. Жучкова [Жучков, Кондратьев 1961, 58], а также П.С. Соломатина [Соломатин 1965, 249], в которых было проанализировано содержание письма с фронта как массового документа. Изучение писем в комплексе с историческими сведениями о Великой Отечественной войне представляет особый интерес, так как предлагают конструктивную источниковедческую критику, основанную на логическом анализе. Одной из таких работ является статья А. А. Курносова [Курносов 1965, 37]. Среди прочих можно отметить также работу А.И. Кузьмина и И.В. Ягича [Кузьмин, Ягич 2009, 331], представляющую собой историографическое исследование русско-славянских связей в области науки, основанное на материале переписки.

Переписка между представителями определенного общественного слоя. Две работы Е.Н. Марасиновой [Марасинова 1991, 1999] были посвящены изучению писем дворян (и, таким образом, сознания дворянства) конца восемнадцатого века методом дискурсивного анализа эпистолярных источников. В статье Г.Л. Соболева [Соболев 1968, 18] отмечается исключительная важность писем в Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов, рассматриваемых как источник для изучения социальной психологии в России в 1917 (в революционную эпоху). В работе исследуются письма самых различных слоев общества от крестьян, солдат и рабочих вплоть до интеллигенции, что позволяет воссоздать максимально полную социально-историческую картину эпохи.

Переписка между представителями определенного круга лиц. Диссертационное исследование И.В. Кобак [Кобак 2014, 191], в рамках которого рассматривается массив хронологически и логически связанных писем членов семьи Гаевских друг к другу, нацелено на то, чтобы выделить эпистолярные связи, изучить психологию корреспондентов и раскрыть личность пишущего за счет анализа семейной переписки. Систематизация писем производится с учетом эпистолярных отношений корреспондентов. Автор работы использует метод источниковедческого исследования, в рамках которого применяет историко-психологический подход. В свою очередь, в работе советского историка и археографа Зимина А.А [Зимин 1964, 133]. рассматривается переписка старцев Иосифо-Волоколамского Монастыря (Кассиан Босой и Тихон (Ленков)) с князем Василием III. В этом исследовании особое внимание уделяется структурной организации текста, речевым формулам, особенностям эпистолярного стиля, но не соотносятся особенности стиля письма с взаимоотношениями между корреспондентами. Более детальный анализ стилистической организации текста с учетом социально-речевых ситуаций (социально-речевой структуры) общения предлагается в диссертационном исследовании З.М. Данкер [Данкер 1992, 10].

1.1 Используемые категории

Далее будут описаны категории, используемые в данной работе.

Функции письма

Функции письма определяют роль письма как явления в рамках определенного общества. Доминантной функцией письма является коммуникативная - функция передачи информации от одного лица к другому [Зорина 2008, 21], которая содержит в себе множество других. Следующие функции наиболее актуальны для переписки между символистами.

Гносеологическая

Оформление мысли в философское облачение в письмах символистов происходит регулярно, так как эстетические принципы символизма во многом основаны на возвышении скрытости подлинной сущности явлений над окружающей действительностью и ценностями реального мира.

Диакритическая

Компрессия письма, которую предполагает данная функция, проявляется в письмах символистов несколькими способами, первым и наиболее часто встречающимся из которых можно считать использование курсива в письмах. Таким образом, происходит компрессия довольно обширной сути в одно небольшое слово или выражение: курсив здесь используется для того, чтобы обозначить, насколько, в действительности, многое в него вкладывается.

Консервативная

Эта функция письма предполагает хранение и накапливание информации об участниках переписки, их ценностной системе и эпохе, в которую они жили и трудились, что касается, разумеется, и символистов.

Фатическая

Данную функцию также принято называть контактоустанавливающей. Она является производной от коммуникативной функции. Фатическая функция реализуется через подписи, обращения и передачи привета в конце письма [Нгуен 2017, 88].

Эпистолярные формулы

Эпистолярные формулы представляют собой специфические диалоговые формы общения. Далее будут даны определения каждой из используемых в данной работе.

Заглавные буквы

С помощью написания с заглавной буквы тех слов, которые, как правило, пишутся с прописной, участники переписки обозначают особое отношение к собеседнику, исключительное признание или глубочайшее уважение, так как графически оживляют абстрактные понятия, а также конкретизируют их. Среди функций использования заглавных букв можно выделить экспрессивную, символическую, идентифицирующую, стилистическую и т.д. [Ермакова 2016, 202].

Обращение

Обращение - это этикетный знак, укрепившийся в жизни людей в первую очередь, и его выбор задает дальнейший тон всего дальнейшего разговора, - в данном случае, всего письма. Из обращения можно извлечь дополнительные характеристики участников переписки: данные о социальном статусе каждого из собеседников, а также о степени близости между ними [Рыжова, Дьякова 2013, 15]. С помощью обращения конструируется фигура адресата, являющаяся важным для коммуникативной ситуации элементом повествования [Капоче 2014, 38].

Приветствие

Приветствие - это условная эпистолярная формула, чаще всего представленная в виде обращения, состоящего из имени адресата, которое, в свою очередь, может сопровождаться качественными прилагательными, а также существительными, которые указывают на определенный род отношений (дружеские, родственные, деловые) между адресатом и адресантом [Дорфман 2011, 88].

Подпись

Подпись также представляет собой условную эпистолярную формулу, благодаря которой, в сочетании с приветствием, обозначается этикетная рамка письма. Благодаря подписи в тексте ставится смысловая точка. Чаще всего, подпись включает в себя имя автора или различные его модификации. В то время, как обращение может отсутствовать в тексте, подписи присутствуют практически во всех письмах [Куварова 2011, 126].

Градация

Градация - это стилистический прием художественной речи, предполагающий усиление выразительности за счет выстраивания синонимических рядов, члены которых расположены в порядке нарастания (или, наоборот, ослабления) семантики [Стругова 2016, 91]. Данный прием используется в письмах, с целью повышения экспрессивности и усиления выразительности.

Эллипсис

Эллипсис - это экспрессивная синтаксическая конструкция с незамещенной синтаксической позицией, которая представляет собой намеренный пропуск речевого элемента, структурно необходимого в данном контексте, таким образом, позволяя пишущему осуществлять «речевую экономию» [Каркошко 2010, 83].

Окказионализмы

Окказионализмы - это неологизмы (продукт окказионального словообразования), созданные и используемые автором исключительно в рамках определенного литературного контекста, не получая широкого распространения за его пределами [Симутова 2008, 215].

1.2 Стратегия передачи привета

Стратегия упоминания третьих лиц в переписках - это речевая стратегия привлечения и удержания внимания, которая используется для того, чтобы обозначить определенную степень близости собеседников (как правило, с какой-то конкретной целью), что подкрепляется наличием общих близких знакомых, о которых вспоминают и которым, непременно, передают привет при случае. Кроме того, передача привета (или, поклона, в случае, если речь идет о малознакомом или глубокоуважаемом человеке) является традиционной этикетной формулой, которая, в свою очередь, обозначает завершенность письма [Нгуен 2017, 88].

P.S. или стратегия краткого отступления

Постскриптум, который на письме обозначается латинскими буквами P.S., обозначает начало приписки к основному тексту письма. Этот прием был очень актуален в эпоху бумажных писем, так как, при написании письма, у адресанта не было возможности его редактировать и добавлять что-то в текст, если он уже написан на бумаге. Перед автором письма, в таком случае, стоял выбор: переписывать письмо заново или добавлять недостающую информацию в конец, используя постскриптум. Другой причиной необходимости использования этого приема была потребность приписки какой-либо отвлеченной мысли, не относящейся к теме письма. Постскриптум относится к параграфемным речевым средствам, используемым для реализации определенной манипулятивной стратегии [Катенева 2011, 78].

1.3 Приватность частного письма и возможность его публикации

Каждая переписка, рассматриваемая в этой работе, состоит из частных писем, в которых, благодаря их приватности, достигается наивысшая степень открытости языковой личности пишущего. Приватность коммуникации, как правило, предполагает наличие одного адресата, а значит, что публикация писем в корне противоречит этому понятию. Тем не менее, публикация литературной переписки преследует, в первую очередь, цель удовлетворения потребности науки и широких масс читателей [Прохоров 1964, 16]. К тому же, в нормативно-правовой базе, на данный момент, отсутствуют четкие правовые параметры, согласно которым могло бы выноситься однозначное решение по вопросу публикации личной переписки. Этический аспект вопроса, также, изучен не в полной мере. Таким образом, единственный аспект, на который можно опираться в данном вопросе, а также в процессе формирования более четкой нормативно-правовой базы - это, непосредственно, воля самого автора [Каленова 2015, 28].



Глава 2. Функции письма в переписке символистов

Письмо считается полифункциональным, так как имеет множество различных функций, обеспечивающих широкое разнообразие видов послания. Коммуникативная функция располагается надо всеми остальными, так как она, непосредственно, осуществляет вербальную связь между собеседниками. Следом за ней идет экспрессивная функция, которая отвечает за воздействие на адресата и сообщение информации, а также выражение мыслей и эмоций [Силаева 1999, 9]. Контактная, когнитивная и эмотивная функции находятся на стыке двух вышеперечисленных.

Помимо уже обозначенных функций, существует еще множество, примеры отражения некоторых из которых, - наиболее характерные для переписки символистов - будут приведены далее.

2.1 Гносеологическая функция

Такая, казалось бы, простая вещь, как музыка, возносится Белым к глубоко философским рассуждениям: «Музыка связана с будущим, с тем, что еще нисходит в нашу область из высших стадий астрального» [Блок, Белый 2001, 25].

В свою очередь, Брюсов в переписке с Белым погружается в философию не так часто, как это делает Белый, однако, такие моменты мы тоже можем наблюдать, например, в письме номер 31: «Но дело не только во мне и вас. Среди нас иная сила, пренебрегать которой мы не смеем. Маленькие чародеи, мы закляли страшного духа; он предстал; и его не заставят исчезнуть наши бессильные заклинания» [Гречишкин, Лавров 2004, 371].

К философии также обращается и Блок в своей переписке с Любовью Менделеевой. Например, он пишет «Я уже могу найти там Твое изображение. Более или менее длинные лестницы философских, литературных и исторических (даже естественноисторических!) понятий все идут к одному Незыблемому и Затерянному в тех Эдемах, куда я силюсь восходить, чтобы услышать там ясный и близкий Страх Божий» [Менделеева, Блок 2017, 47].

Эта функция символистского письма обусловлена тем, что здесь под символом подразумевается «внутреннее слово в слове внешнем» [Коровин 341], где внешнее слово несет конкретный смысл и обозначает эмпирический мир, а слово внутреннее - «сверхсмысл», скрытый в глубинах запредельного. Дело также и в том, что постижение тайн бытия посредством искусства слова было центральной задачей символизма. Символисты, как правило, были нацелены на поиски знаков чего-то иного, тайного в привычных словах и вещах.

2.2 Диакритическая функция

Особую глубину написанного выражения обозначает курсив в переписке Блока и Белого, будучи используемым на ее страницах с самого начала и вплоть до самого ее конца. Так, например, в письме под номером 3, адресованном Блоку, Белый пишет: «Вы пишете, что я попутно «улыбнулся» Мережковскому, но он - о символах: музыка - символ того, что за музыкой, символ воплощаемого. Я понимаю близко к Мережковскому, но в противоположных смыслах прилагаю. В музыке все то же, да не то» [Блок, Белый 2001, 25]. Акцентируя внимание на выделенной фразе, Белый подчеркивает, насколько глубже и в другом направлении движется его мысль.

В переписке Белого с Брюсовым также наблюдается этот прием, и в качестве примера здесь я хотела бы привести тридцать первое письмо, вышедшее из-под пера Брюсова, в котором он пишет: «Но дело не только во мне и вас». [Гречишкин, Лавров 2004, 371]. Здесь, с помощью выделения части предложения курсивом, автор письма подчеркивает, что проблема, о которой он говорит, заключается не только в ком-то из двух собеседников, но и в чем-то, находящимся далеко за пределами личных отношений между двумя людьми.

В одном из писем Блок пишет Менделеевой «Ещё страннее, что я подчиняюсь нелепому благоразумию. К великому счастью, я только подчиняюсь ему, но оно вне. Во мне его нет» [Менделеева, Блок 2017, 28], выделяя слово «нет», как бы, подчеркивая отсутствие «нелепого благоразумия» в нем самом. «Вели - и я выдумаю скалу, чтобы броситься с неё в пропасть. Вели - и я убью первого и второго и тысячного человека из толпы и не из толпы», - пишет он в том же письме, обозначая, таким образом, свою готовность сделать ради возлюбленной буквально все, что было бы угодно ее душе.

2.3 Консервативная функция

Каждое письмо хранит в себе бесчисленное множество ценнейших фактов, как об адресате, так и об адресанте, а также об обстоятельствах их жизни и творчества. В данном случае, письмо выступает как исторический источник. Следующие примеры - одни из сотен моментов, в которые нам становится известно чуть больше о собеседниках.

В переписке Белого и Брюсова мы можем проследить процесс и условия написания, редактуры и печати множества разных произведений, а также рецензий и сборников, опубликованные издания которых мы можем без труда найти и прочесть, но без анализа писем нам не удастся восстановить, как именно они создавались. Например, в одном из своих писем Брюсов просит Белого успеть написать рецензии, которые он обещал предоставить, к сроку, чтобы они были опубликованы в третьем номере журнала «Мир искусства», на что Белый отвечает, спустя два дня после обещанного срока: «Приношу мои извинения за рецензии, но я буквально не могу в настоящую минуту ничего писать. Я прислушиваюсь к глубинным звучаниям и совершенно не могу оторваться от самого себя. Если бы вы знали, какая пытка в настоящую минуту для меня писать рецензии к сроку, то вы бы не осудили меня». [Гречишкин, Лавров 2004, 376]. Таким образом, мы получаем информацию о том, что рецензии Белого могли выйти в третьем номере, но так и не вышли, поэтому были заменены другим доступным материалом.

Что касается переписки Любови Менделеевой и Блока, скрытость и таинственность их отношений сильно отражается на их переписке: из писем мы узнаем, что Блок чаще всего отправлял Менделеевой письма на курсы, чтобы они не попадались на глаза никому из ее домашних. На определенном этапе их отношений Блок робко интересуется «Напиши мне, можно ли писать к Тебе ещё, или всегда на курсы. Женщины, особенно матери, страшно чутки», на что Менделеева отвечает ему «Мой дорогой, пиши мне и домой, и на Курсы, только как можно чаще, больше! Я теперь и живу только ожиданием твоих писем, перечитываю их без конца, хочу через них понять и прочувствовать все, что у тебя на душе» [Менделеева, Блок 2017, 27], что сигнализирует нам о начале нового этапа в их взаимоотношениях.

В переписке Блока и Белого, в свою очередь, мы четко можем определить момент, когда настроения революционного максимализма охватывают их обоих (в то время, когда были написаны такие произведения как «Христос Воскрес» Белого и «Скифы» Блока) и, таким образом, возвращают их слегка пошатнувшуюся дружескую связь в норму: в пореволюционные годы интенсивность их переписки сокращается, так как прямо перед этим между ними были улажены все конфликты, и отношения перешли в стадию спокойной уверенности друг в друге, отсюда и отсутствие необходимости регулярной коммуникации [Блок, Белый 2001, 8].

2.4 Фатическая функция

Многочисленные примеры реализации фатической функции в письмах символистов будут приведены далее (см. раздел «Эпистолярные формулы»).

Именно благодаря специфике реализации этой функции в переписке символистов, нам удается исследовать ее поэтику.

Отражения конфликта и его разрешения

Конфликты, происходящие между символистами в жизни, стилистически отражались на их переписках самыми разными способами, некоторые из которых будут представлены далее.

Белый и Брюсов

Интересно, что, согласно опубликованной переписке Белого и Брюсова отношения между ними сохраняются довольно теплые, о чем говорят письма, которые они пишут друг-другу. В качестве примера могу привести письмо под номером 25, в котором Брюсов очень уважительно и с большим трепетом обращается к Белому, говоря также о том, «Как хорошо, что вы опять близко» [Гречишкин, Лавров 2004, 368]. О дружеских отношениях между двумя символистами говорят также и подписи: например, «Очень ваш Валерий Брюсов» (письмо 26) или «Остаюсь любящий и уважающий вас Борис Бугаев» (письмо 27) [Гречишкин, Лавров 2004, 369]. Переписка охватывает период с 1902 по 1912 год и отражает, скорее, творческую сторону отношений между символистами, никак не говоря об их личных делах. Белый объяснял это явление следующим образом: «...мы оба перешагнули через личную вражду, порой даже ненависть -- там, где дело касалось одинаково нам дорогой судьбы литературного течения: под флагом символизма» [Гречишкин, Лавров 2004, 143]. Это, как раз, и является одним из маркеров чисто символистской переписки: даже конфликт, как бы, не выходит за рамки жанра, а символизм здесь вплетается даже в самые личные аспекты жизней корреспондентов.

В переписке Белого и Брюсова мы не увидим резких слов или оскорблений - здесь преобладает дружеская критика, исполненная в литературной форме. Например, в письме под номером 44 Белый обозначает свое недовольство словами, сказанными Брюсовым в адрес Мережковских, отмечая, что «Я не протестую против лично ваших слов о Мережковских, хотя они меня глубоко оскорбляют за Мережковских. Ведь вы ругаете периодически всех. Вы и пишете нехорошие вещи про всех (про меня, например). Лично я относительно себя совершенно ничего не имею: вам так подходит», однако в конце письма сообщает следующее: «Считаю нужным предупредить вас, Валерий Яковлевич, что впредь я буду считать ваши слова, подобные сказанным мне сегодня (по моему позволению), обидой себе» [Гречишкин, Лавров 2004, 381]. В ответном письме Брюсов выражает свое недоумение и, все в той же строго выдержанной форме, требует объяснений слов собеседника. Получив запрошенное обоснование слов Белого, Брюсов посылает ему короткое письмо, состоящее из нескольких строк, в которых обозначает свое удовлетворение разрешением конфликта. Белый же, в свою очередь, отвечает письмом, представляющим идеальный пример типичного для их переписки итога разрешения конфликта: «Мне приятно убедиться в своем мнении относительно вас. Я был уверен, что вы были введены в заблуждение относительно моих намерений, когда прочли в моем письме себе обиду».

Свое недовольство поступками и, в целом, поведением друг-друга писатели также выражали, в большей степени, в своих произведениях. Отношения Белого и Брюсова были полны мистических символов. Рупрехт, олицетворяющий темные силы в «Огненном ангеле», прототипом которого являлся сам Брюсов, вступает в противостояние с Белым (графом Генрихом) на совершенно сверхъестественном уровне: в стихотворении «Маг», посвященном Брюсову, Белый писал «В венце огня над царством скуки, над временем вознесены - застывший маг, сложивший руки, пророк безвременной весны» [Белый 1990, 15]. Такое отношение было обусловлено невозможностью Брюсова понять мировоззрение Белого, которое, к слову, и явилось причиной его ухода от Нины Петровской, чего не понял никто из их ближайшего окружения: «мне было ясно, что все, происшедшее между нами, - есть с моей стороны дань чувственности. Вот почему роман с Ниной Ивановной я рассматриваю как падение; я видел, что у нее ко мне - глубокое чувство, у меня же - братское отношение преобладало; к нему примешалась чувственность; не сразу мне это стало ясно, поэтому не сразу все это я мог поставить на вид Нине Ивановне; чувствовалось - недоумение, вопрос; и главным образом - чувствовался срыв: я ведь так старался пояснить Нине Ивановне, что между нами - Христос; она - соглашалась; и - потом, вдруг, - "такое" [Белый 1990, 414]. Все эти светлые мотивы в поведении Белого были совершенно неясны и Брюсову, в том числе: «...весь стиль наших встреч -- откровенное, исступленное нападение Брюсова на устои моего морального мира; и я отвечал не предвзято на это -- перчаткою, брошенной Брюсову; между нами господствовал как бы вызов друг друга на умственную дуэль» [Гречишкин, Лавров 2004, 329].

Белый и Блок

В отличие от переписки с Брюсовым, переписка Белого с Блоком гораздо более насыщена обоюдными возмущениями и недовольством, окрашенными, тем не менее, в теплые дружеские тона, несмотря на то, что собеседники во многом не являлись единомышленниками. Критически различные взгляды корреспондентов и их персональный жизненный выбор воспринимался каждым из них очень близко к сердцу и, соответственно, горячо обсуждался в переписке. В своем письме под номером 118 Белый писал следующее: «Я Тебя предостерегаю - куда Ты идешь? Опомнись! Или брось, забудь Тайну. Нельзя быть одновременно и с Богом и с Чертом. Да помогут Тебе силы» [Блок, Белый 2001, 252]. Не без свойственного ему мистицизма, Белый отмечает свое явное недовольство выбором друга. Такое отношение к поступкам и мыслям друг-друга обусловлено тем, что символисты считали своей прямой обязанностью быть духовными вождями, наставниками, и указывать другим на путь истинный посредством искусства слова.

В последующих письмах собеседники, конечно, приходят к тому, что между ними произошло некоторое недоразумение, но, в отличие от переписки Брюсова и Белого, в которой очевидны нейтральные отношения между корреспондентами, несмотря на периодически разногласия, за конфликтами Белого и Блока следуют периоды явного охлаждения отношений, для восстановления которых, в дальнейшем, требуется еще некоторое время. Несмотря на то, что корреспонденты стараются поддерживать привычный формат писем, прикрепляя к ним стихи, как прежде, отпечаток произошедшего конфликта оказывается не так уж просто стереть. «Кажется, теперь я ухожу в себя для себя <…> Прости. Прощай. Не забывай меня» пишет Белый, как бы обозначая начало периода упадка их отношений [Блок, Белый 2001, 256].

Конфликт, можно сказать, разрешается сам собой, так как, ушедший в себя Белый, наконец, вновь становится готов к общению и очень горячо выражает свою тоску по дорогому другу в 120-м письме: «Я пишу это совсем сериозно. Хочу Тебя видеть в ясности или никак: Ты ведь так дорог мне» [Блок, Белый 2001, 257]. Судя по тому, что за этим письмом следует еще одно письмо Белого, он не получил ответа на предыдущее и был крайне огорчен этим обстоятельством, поэтому Белый пишет еще одно, в котором старается быть более убедителен, чтобы уверить близкого друга в том, что сохранил к нему прежние чувства, - для этого в письме он использует расширенные пробелы между буквами и заглавные буквы в наиболее значимых словах: «Милый, милый, так страшно, так горестно в одиночестве: братское чувство ко мне не затеняй, верь: я еще раз - р а з н а в с е г д а, В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ уверовал в Тебя, во всю жизнь Твою, в правду Твою, в мужество Твое» [Блок, Белый 2001, 258]. В ответном письме Блок поддерживает чувства Белого, но видно, что делает он это, скрепя сердце: письмо состоит из всего нескольких строк и содержит следующие слова: «Почти ничего не могу сказать Тебе на Твое письмо. Все так, как Ты пишешь; я был, есть и буду твоим братом». Следующие письма и их робкий стиль четко дают нам понять, что отношения, основаны на взаимной любви и уважении, сохранившихся, несмотря на конфликт, постепенно начинают выстраиваться заново. Очевидно, для того, чтобы не нагнетать уже произошедшую ситуацию еще раз, тема идеологического конфликта далее не поднимается вовсе. письмо публикация символист переписка

Следующий конфликт, произошедший между Блоком и Белым, разрешается посредством конструктивного диалога (этим очень напоминая формат переписки Брюсова и Белого), и не приносит такого ущерба их взаимоотношениям, как предыдущий.

2.5 Блок и Менделеева

В переписке Александра Блока и Любови Менделеевой, исполненной метафорической образности, в момент разлада между корреспондентами, тексты писем дают нам четко понять, насколько трепетно к своей возлюбленной относился Блок, и как сильно она сама уважала его и боялась ранить, в свою очередь. Письмо, написанное Блоком 29 января 1902 года, написано довольно высоким слогом и насыщенно сложными конструкциями, с помощью которых он, как бы, раскланивается перед своей возлюбленной. «Теперь передо мной впереди ныне только чистая Вы, и, простите за сумасшедшие термины, - по отношению к Вам, - бестрепетно-неподвижное Солнце Завета; я каюсь в глубочайших тайниках, доселе Вам только намеревавшихся открыться - каюсь и умоляю о прощении перед тем, что Вы (и никто другой) несёте в Себе» [Менделеева, Блок 2017, 5]. И если в ответном письме Менделеева старается донести до собеседника мысль о том, что не желает больше быть с ним, используя максимально мягкие выражения, то, по разрешении конфликта, она обращается к Блоку как «Мой дорогой» [Менделеева, Блок 2017, 21], получая в ответ «Моя Дорогая, моя Несравненная» [Менделеева, Блок 2017, 23], а также многочисленные аналогичные обращения.

Эпистолярные формулы: примеры

Люди, связанные определенной специализированной деятельностью и занятые ей на протяжении долгого времени (в случае символистом - с рождения и до самой смерти), обретают привычку использовать определенные формы выразительности на постоянной основе: совокупность этих слов и выражений представляет своего рода «подъязык» определенной профессиональной группы, состоящий из специфических приемов. «Такой подъязык характеризуется как специфическая форма отражения общественного сознания в сфере производства, науки и техники. В профессиональной сфере он складывается как особая система приемов и средств» [Кульпеисова 2009, 1]. Именно по той причине, что символизм накрепко вплетается в жизнь символиста, профессиональный жаргон используется ими не просто в рабочей среде, но и в повседневной речи, в том числе и в письмах, которые они пишут друг-другу, делая их как бы обособленными от других. Это - своего рода, общий код, коим обладает каждая пара корреспондентов, а, в случае символистов, целое течение, в общем, и некоторые выделенные из него группы, в частности. Важно отметить, что профессиональная лексика, как таковая, полностью лишена каких-либо эмоций, чего нельзя сказать о профессиональном жаргоне. Выходит, что, в данном случае, этот социолект - это некоторые общепринятые приемы, используемые символистами повседневно в своем общении, в том числе и в переписках.

Художественный язык, который использовали для письма и общения символисты, представлял собой принципиально новый набор средств выражения тех или иных мыслей и эмоций, комбинации которых использовались ими для того, чтобы усилить художественный эффект от написанного.

Заглавные буквы

Использования заглавных букв типично для переписки символистов. Примеры таких обращений мы можем наблюдать в переписке Блока и Белого: о сохранении «братства» между корреспондентами, даже после произошедшего конфликта, говорят, прежде всего, даже не столько слова Блока о вечной любви, сколько местоимение «Ты», написанное с заглавной буквы, в различных формах, столь типичное для их переписки и упомянутое выше.

В переписке Блока и Любови Менделеевой также наблюдается этот прием: «каюсь и умоляю о прощении перед тем, что Вы (и никто другой) несёте в Себе» пишет Блок [Менделеева, Блок 2017, 5]. В этом письме Блок описывает свои глубокие чувства и всячески объясняет степень необходимости продолжения их отношений, которыми он так дорожит. В другом письме он выражает это аналогично, с помощью заглавной буквы: «Я клянусь Тебе, что Любовь к Тебе больше моей жизни и моей смерти, больше всего во вселенной, звенящая, ликующая, что мне мало трёх жизней, мало вечности, мало человеческой силы, чтобы выразить Тебе, высказать хоть ближе к Вечной Неподвижной Правде всё, чем Ты была, есть и будешь для меня» [Менделеева, Блок 2017, 16]. Другой пример, далее: «Люблю Тебя, как никого и никогда мне не снилось любить» [Менделеева, Блок 2017, 25].

Выделение слов за счет постановки заглавной буквы в начале используется в переписке между символистами не только относительно местоимений: другой способ графического оживления абстрактных понятий, используемый символистами, - выделение абсолютно любых слов с помощью заглавной буквы, отрывая их, таким образом, от обыденности и насыщая особым смыслом (по аналогии с Господом, возвышенность которого, как правило, на письме выделяется тем же способом).

В качестве одного из примеров хотелось бы привести письмо Андрея Белого к Валерию Брюсову, в котором адресант пишет «Все это слишком просто для того, чтобы быть принято всерьез, и лишено Великой Легкой Простоты, убивающей всякую возможность серьезных возражений» [Гречишкин, Лавров 2004, 356]. Еще один аналогичный пример из той же переписки, обнаруженный в одном из последующих писем Белого: «Сейчас я пишу не Валерию Яковлевичу Брюсову, не художнику, перед талантом которого склоняюсь, <…> - Тому, Которого я чую, вижу, предугадываю, но с Которым не говорю; «То» или «Тот» молчит,-- но скажите, скажите, а то все молчат». Выделенные в этом и предыдущем примере слова совершенно конкретно указывают на дополнительную смысловую насыщенность в словах, на первый взгляд, совершенно обыкновенных.

В одном из писем Александра Блока Андрею Белому мы тоже можем наблюдать использование этого приема: «Все это пишет Тебе городская подделка под меня, именно - не «преображенная». А хоть Ты и говоришь о необходимости реальных путей для Преображения, я думаю, что или, правда, иногда беспутно преображаюсь, или у меня и пути есть, только указать их не могу ни одного» [Блок, Белый 2001, 254].

Данный прием в переписке Александра Блока и Любови Менделеевой отражается следующим образом: «Ещё раз говорю Вам твёрдо и уверенно, что нет больше ничего обыкновенного - и не может быть, потому что Судьба в неизреченной своей милости написала мне моё будущее и настоящее, как и часть прошедшего, в совершенном сочетании с тем, что мне неведомо, а, потому самому, служит предметом только поклонения и всяческого почитания, как Бога и прямого Источника моей жизни или смерти» [Менделеева, Блок 2017, 9] - пишет Блок, также как и «Моя Милая, моё Сердце, я боюсь Тебя, боюсь, что Ты забудешь меня, потому что всё в мире бесследно теряется, точно куда-то ушло, кануло в вечность» [Менделеева, Блок 2017, 12]. Слова «Сердце» и «Источник» здесь по степени духовности возвышаются на одну ступеньку с «Богом».

Также стоит отметить, что в некоторых письмах, написанных символистами, заглавная буква используется с той же целью, что и артикль “the” в английском языке, выделяющий конкретный объект из множества аналогичных возможных. Так, например, в письме Любови Менделеевой к Блоку: «А пока, если тебе не трудно, совсем не трудно, напиши мне хоть немножко прямо домой, а то в воскресенье мне опять не удастся пойти на Курсы, а оставаться так долго без вести о тебе - ужасно» [Менделеева, Блок 2017, 23]. «Курсы», о которых говорит Менделеева - это конкретные курсы (Высшие Женские (Бестужевские) курсы, проводившиеся на 10 линии Васильевского Острова), которые она посещает регулярно, что и отражается в этом письме и многих других, таких как «Мой дорогой, пиши мне и домой, и на Курсы» [Менделеева, Блок 2017, 25].

Обращения

Интересно, что в переписке Блока и Белого, их отношения, развивающиеся постепенно на протяжении всех опубликованных писем, можно охарактеризовать также и по тому, как они обращаются друг к другу: в самых первых письмах собеседники обращались друг к другу исключительно на «Вы». Примерно за год динамичного развития отношений, а, вместе с ними, и переписки, становившейся все более теплой и эмоциональной, Белый и Блок вышли на тот уровень близости, который позволял им уже обращаться друг к другу на «ты». Как уже было сказано выше, в этой переписке местоимение «Ты» пишется с заглавной буквы, как бы заменяя общепринятое «Вы» и имея те же функции, только будучи, при этом, куда ближе и теплее.

Обращения в переписке Белого и Брюсова полностью соответствуют ее общему стилю: даже самые теплые слова сопровождаются обращением на «Вы», как бы отдавая дань уважения творческому гению собеседника.

Интересно, что в переписке Блока и Менделеевой подписи, как таковые, присутствуют только в тех письмах, в которых до адресата доносится какая-то конкретная информация о предстоящих событиях, планах и так далее. Одним из ярких примеров такого письма является следующее: «Многоуважаемая Любовь Дмитриевна. Сегодня я видел в Университете Александра Павловича Ленца. Его сестра сегодня же была на курсах, а брат поступил на математическое отделение в Университет. Живут они там же, где в прошлом году (Николаевская, 84). Извините, что сообщаю Вам это не лично, а письменно, не имел времени зайти раньше завтрашнего дня, а так - скорее. Пожалуйста, кланяйтесь от меня Вашей маме» [Менделеева, Блок 2017, 12]. Кроме того, в их переписке обращения, как уже было сказано выше, используются в исключительных случаях: впадая в отчаяние, Блок начинает извиняться за сказанное и содеянное, потому сыпет многочисленными высокопарными выражениями, такими как «Мой Ангел», «Моя Возлюбленная». Свое ответное письмо Менделеева начинает со слов «Мой бесконечно дорогой, милый, единственный!», обозначая, таким образом, шквал испытываемых эмоций. В письмах же, где затрагивается тема сложностей во взаимоотношениях между корреспондентами, каждый из них стремится добраться до самой сути, поэтому с самых первых строк они переходят, непосредственно, к основной мысли письма, легко и непринужденно, избегая лишнего официоза.

Приветствия

По большей части, письма Белого и Брюсова написаны в, более или менее, деловом стиле, природу чего я объясняла выше (см. главу «Отражения конфликта и его разрешения»), но с явным дружеским оттенком. Очевидно, поэтому в приветствиях используются только «Многоуважаемый…», «Уважаемый…», «Дорогой…» и всевозможные комбинации этих слов, за которыми следует имя и отчество отправителя. В письме под номером 40, обращаясь к Белому, Брюсов рассуждает об одной из наиболее популярных форм приветствия: «Дорогой Борис Николаевич! (И это слово -- дорогой -- примите не в «эпистоларном» значении, а в настоящем, первичном: как знак, что вы, что всякое приближение к вам мне желанно, дорого. И как жаль, что мы утратили возможность всегда, во всех случаях, все слова принимать в их настоящем смысле!) Дорогой Борис Николаевич!» [Гречишкин, Лавров 2004, 378]. Вышеупомянутые строки говорят о том, сколько чувств, в действительности, вкладывают корреспонденты в, казалось бы, довольно шаблонные приветствия.

Единственным приветствием, отступающим от обычного, здесь является словосочетание «Милостивый государь» (письмо 45), являясь маркером осуждения, несогласия, возмущения: начинается письмо со слов «Полагаю, что вы не откажетесь принять на себя ответственность за те слова, которые вы позволили себе обратить ко мне» [Гречишкин, Лавров 2017, 381]. Здесь важно отметить, что в переписке Блока и Белого «Милостивый Государь Борис Николаевич» [Блок, Белый 2001, 310] также присутствует, и впервые используется в письме под номером 177, которое начинается с довольно язвительных слов «Спешу Вас известить об одной приятной для нас обоих вести. Отношения наши обрываются навсегда». В этой переписке нарочито высокий стиль, как правило, используется для того, чтобы выразить осуждение, отсюда и такая стилистическая окраска. Так как письмо, в котором использовано такое обращение, в переписке Брюсова и Белого было написано именно Брюсовым (то есть, в их переписке данное приветствие впервые было использовано именно им, а не Белым, как в переписке с Блоком), мы можем сказать, что этот прием характерен не для Белого лично, а для символистов, в целом.

Опубликованная переписка Белого и Брюсова, очевидно, начинается позже, чем началось их общение непосредственно, а потому с самого первого письма мы можем проследить уже устоявшееся уважительное отношение одного к другому и наоборот. В свою очередь, в переписке Блока и Белого первые пять писем, как бы, прощупывают почву в только-только зародившихся отношениях между, по сути, еще чужими людьми, поэтому оба корреспондента используют слово «многоуважаемый» для того, чтобы грамотно обратиться к адресату [Блок, Белый 2001, 15-33]. После того, как корреспондентам удается увидеться вживую, в приветствиях начинают появляться такие слова, как «дорогой» и «милый», однако, Белый в них, явно, более холоден, чем Блок (или же, просто не так открыто демонстрирует свое расположение). Уже спустя год, духовная близость поэтов (зачатки которой, к слову, были очевидны еще в самом первом письме Блока, с которого и началась переписка, и где он говорит о том, что «почувствовал органическую потребность написать Вам [Белому]» [Блок, Белый 2001, 15]) растет, и, со временем, мы можем пронаблюдать появление таких обращений как «любимый». Во время упадка отношений между Белым и Блоком, обращения сокращаются до односложных любезностей, таких как «Милый Саша» и «Милый Боря», после чего вновь сменяются теплыми и глубоко дружескими, и именно такие перемены здесь являются маркерами кризиса и последующего возрождения чувств. Наиболее официальные и серьезные приветствия также характерны для периодов упадка. Попытки вновь сблизиться превращают имя Блока в приветствии, из привычного «Саша», в наиболее «панибратское» и наиболее интимное «Шура» [Блок, Белый 2001, 384].

Подписи

В переписке Блока и Белого первые письма отличаются наиболее формальными и уважительными подписями (так же, как и приветствиями), однако, на первых порах, степень формальности отличается в зависимости от автора каждого письма: с развитием взаимоотношений подписи меняются от «преданный Вам, Ал. Блок» и холодного «Борис Бугаев» до «любящий тебя» и «брат Саша [/Боря]». Такая подпись, как «брат» характерна для «оттепели» во взаимоотношениях Блока и Белого, «когда интеллектуальный диспут и духовность, преобладавшие в отношениях <…> ранее, уступают дорогу теплым дружеским чувствам, которыми, наверняка, и обусловлено такое душевное обращение» [Голуб 2018, 7]. По аналогии с приветствиями, варианты подписей варьируются от холодных официальных до глубоко дружеских, в зависимости от конкретного периода в отношениях между корреспондентами.

Глубочайшее расположение, являвшееся лейтмотивом переписки Белого с Брюсовым, в свою очередь, выражается, в том числе, через подписи, среди которых наиболее часто употребляются «Ваш», «очень Ваш», «сердечно Ваш», а также различные вариации написания имени и фамилии адресанта. Нужно сказать, что если для Брюсова наиболее характерны такие подписи, как «Ваш…», то Белый, как и вначале переписки с Блоком, предпочитает подписываться своим настоящим именем - Борис Бугаев. В письмах, в которых выражается тоска о невозможности встречи, можно обнаружить и такие подписи, как «Весь Ваш» (например, в письме под номером 29), очевидно, отражающие особо теплое отношение. В минуты литературных и глубоко символистских душевных терзаний, очень характерных для Белого, он взывает к Брюсову, говоря «Скажите хоть что-нибудь!», и заканчивая письмо трогательным «Остаюсь любящий вас, Борис Бугаев» [Гречишкин, Лавров 2004, 377]. Интересно отметить, что, в отличие от переписки Блока и Белого, в переписке Белого с Брюсовым подписи всегда содержат имя адресанта, никогда не сокращая его до других форм, наиболее характерных для дружеского общения. Реже встречаются совершенно иные подписи, как бы, усиливающие собой мысль, обозначенную в основном тексте письма, как, например, в письме 47, в котором Брюсов сообщает Белому, что удовлетворен разрешением недоразумения, сложившегося между ними, и как бы, в подкрепление своих слов, подписывается как «Вполне готовый к услугам Валерий Брюсов». В ответном письме Белый поддерживает установленный формат и подписывается как «Готовый к услугам Борис Бугаев» [Гречишкин, Лавров 2004, 383-384]. Осенью 1910 года, спустя несколько лет после публикации «Огненного ангела» и окончательного исчерпания всех межличностных конфликтов, в одних из последних писем из опубликованной переписки появляются подписи, свидетельствующие о преданности Белого: «Остаюсь неизменно преданный Б. Бугаев», «Преданный Б. Бугаев», «Остаюсь глубоко преданный и любящий Б. Бугаев» [Гречишкин, Лавров 2004, 423-425]. Несмотря на это, Брюсов придерживается типичного для себя формата и продолжает подписываться, как прежде: «Ваш…», в то время как Белый до самого конца переписки (несколько следующих писем) упоминает свою глубочайшую преданность в подписях.

В переписке Блока и Менделеевой подписи, как и обращения, используются только моменты отчаяния или выражения особо высоких чувств адресантом: Блок подписывает одно из своих самых чувственных писем словами «Твой, пока живу, пока дышу, до конца» [Менделеева, Блок 2017, 16]. В других аналогичных письмах, исполненных возвышенных чувств, встречаются такие подписи как «Твой» [49], «Твой безраздельно» [51] или «Твой поэт и поклонник» [52].

Градация

Андрей Белый, используя градацию, пишет Блоку: «О, я чувствую, что Он - любит меня, и мне бывает так мило и так тепло в бесприютной суровости тишины. Он - показывает мне солнечную страну, и сад, и много цветов» [Блок, Белый 2001, 152]. В одном из своих писем Брюсову он также пишет «Зачем? Разве нельзя просто, без фанфар, пройти сквозь ворота Конца -- стать за Концом? Зачем в такой мысли все эти «культурные, слишком культурные» ужимки?» [Гречишкин, Лавров 2004, 355], сокрушаясь на культурно-религиозные темы.

...