Проза Хигути Итиё (1872 – 1896): проблематика, система персонажей, стилистика

3.1 Литературоведческий анализ новеллы «Тринадцатая ночь»

«Тринадцатая ночь» была опубликована в 1895 г. в журнале «Бунгэй курабу» . Эта короткая история в двух частях является одной из поздних работ Хигути Итиё. Первая часть повествует о женщине О-Сэки, которая приехала к родителям просить разрешения на развод с нелюбящим и оскорбляющим её мужем. Несмотря на очевидное горе дочери, отец против расторжения брака. Героиня решает вернуться к мужу и продолжать существовать ради ребенка. Вторая часть повествует о том же вечере, О-Сэки возвращается домой на рикше, который оказывается её первой любовью, Косака Рокуноскэ. Между ними завязывается диалог, и оказывается, что жизнь Рокуноскэ пошла по наклонной - с тех пор, когда он узнал о замужестве О-Сэки и Харада, он бедствует и подрабатывает рикшей. Оба героя фактически не живут, а существуют, неся в своем сердце тяжелую ношу - печаль и разочарование.

Данное произведение можно отнести и к сентиментализму, и к реализму. В нем ярко выражен художественный психологизм. Весь текст - это описание внутреннего конфликта главной героини, её мысли и переживания вызывают сочувствие и участие читателя, что характерно для сентиментальной прозы; одновременно с этим эта история отображает сложную жизненную ситуацию, где многие японки могли бы узнать в главной героине себя . Частый переход на повествование от первого лица является влиянием женского стиля дзёсо: бунтай. «Тринадцатая ночь» также наполнена символизмом. Итиё, трепетно любящая японскую поэзию, использует киго‹GЊк , чтобы создать атмосферу осени: луна непрестанно освещает путь главной героини и отражает в своем свете её внутреннюю печаль, цикады - символ быстротечности жизни, «печально звенят в шуме ветра» . Сама осень знаменует собой конец, смерть и тоску, а тринадцатая ночь сентября является частью традиции цукими ЊЋЊ© - любования осенней луной.

Главной темой новеллы является положение женщины в системе японских традиционных семейных ценностей и понятие брака в японской культуре. О-Сэки не является автономной личностью, она мать и жена, такой её видят родители, её муж и всё японское общество в целом. Писательница выводит на первый план вопрос - а принадлежит ли женщина сама себе? А если нет, то может ли она нарушить эту веками укорененную концепцию рё:сай кэмбо и стать свободной личностью, отказавшись от своей социальной роли? О-Сэки готова пожертвовать всем - сыном, который при разводе останется в семье мужа , гордостью родителей, карьерой брата, которая зависит от благосклонности её мужа, - чтобы установить свою идентичность и не быть во власти мужчины, который её презирает. Однако её решение заведомо обречено на провал, так как личная свобода не может быть важнее коллективного благополучия семьи .

Тонко показано смятение О-Сэки на протяжении всего визита к родителям при помощи прямой формы психологического изображения - внутреннего монолога: стоя у дверей родительского дома и думая о том, какой ценой она добьется развода, О-Сэки настроена отчаянно и решительно. Тут же мы видим и косвенный психологизм - когда О-Сэки решается заговорить, описание её движений точно передает накаляющуюся атмосферу: «она напряженно склонилась перед ним [отцом], упершись руками в циновку, затаенная печаль словно бы по капле стала сочиться из её души» . Небольшой емкой фразой Итиё удалось передать и окончательно принятое решение О-Сэки, и страх, смешанный с напряженностью, и боль от того, что придется развеять миф своей красивой жизни, и стыд за то, что признание огорчит родителей. Проза Итиё выделяется особой ритмичностью, кажется, что каждое предложение наполнено «до отказа» и больше сюда ничего не поместится - столько действий и мыслей заключено в нём. Можно предположить, что это связано с тем, что Хигути Итиё, как и большинство писательниц эпохи Мэйдзи, имела возможность публиковать свои работы только через журналы, и количество знаков было ограничено. Другой причиной может быть свойственное японской культуре стремление сократить пространство, миниатюризировать все вокруг.

Показательно и то, как в новелле родители общаются с дочерью. Они используют вежливый стиль, обращаясь к ней как «к почтенной супруге» и даже стыдятся своего убого жилища, в котором она некогда жила. Чувствуется здесь и одиночество, которая испытывает героиня в этот момент - она больше не принадлежит этой семье, она ушла из неё, чтобы принадлежать семье мужа. Трагизм также и в том, что О-Сэки, с помощью института брака перешедшая из одной социальной группы в другую, гораздо более обеспеченную, полностью оторвана от родной семьи и не может им самостоятельно помочь. Явный контраст между нынешним положением О-Сэки как жены Харада и её прежней жизни как дочери Сайто достигается описанием мелких деталей, таких как «мягкое платье из дорогого шёлка» , в котором усаживается О-Сэки в коляску к собственному вознице и «невидных кимоно с жалкими этими европейскими зонтиками» , в которых прогуливаются родители мимо ворот её дома.

Мать глубже воспринимает горе О-Сэки, она возмущена поведением Харады, однако она не сказала о том, как, вероятно, больно, терпеть такое унижение и насколько бесчеловечно такое отношение к собственной жене. Но это не черствость говорит в ней, а, скорее, тот факт, что для женщин было нормально терпеть разные причуды со стороны мужа и потворствовать мужским прихотям. С точки зрения матери, возмутительно было не поведение Харада в отношении О-Сэки, а то, что такое пренебрежение к её дочери унизительно для всей семьи.

Несмотря на пылкую речь матери, отец категорически против расторжения брака. Причем, важно отметить порядок его аргументов. Сначала он думает о том, что соседи будут смеяться, когда увидят вернувшуюся О-Сэки, и только потом он вспоминает про сына, по которому будет скучать дочь. Для отца важно, в первую очередь, благосостояние его дочери, а не её благополучие, что тоже заставляет поразмышлять, кто для него есть дочь: человек со свободной волей и чувствами или нечто другое, чем можно пожертвовать ради довольства всех остальных? О-Сэки признает правоту отца и раскаивается. Главная героиня произносит фразу, которую можно обозначить идеей этой новеллы: «считайте, О-Сэки умерла, меня нет больше, только дух мой хранит моего ребенка…» . С одной стороны, О-Сэки капитулирует, она решает «перейти в мужнину собственность» , но жить так, как будто умерла, с другой стороны, она совершает жертву ради своего ребёнка, чтобы быть рядом с ним. Невозможно понять, что это - смирение или протест. Мать О-Сэки не пытается заступиться за дочь, она лишь пожалела её, назвав несчастной. Итиё использует приём умалчивания, и читатель может лишь догадываться, какие чувства она испытывает.

Со слов О-Сэки читатель узнает, что стоило только ребенку родиться, муж начал унижать её за недостаток образованности, за невоспитанность. Она жалуется, что оскорбляя её, он при этом не предлагает ей поехать учиться, а только изводит её. Для матери совершенно непонятно такое поведение зятя, который сразу «разглядел» О-Сэки, когда она играла во дворе. Воланчик случайно залетел в коляску Харада, а через несколько дней он уже отправил сватов к ней в дом. Он знал о материальном положении будущей жены, но, по его словам, это не было препятствием. Однако по факту, Итиё пишет другую картину: молодой человек, который сам добился высокого звания по службе, захотел получить в свою собственность молодую красивую девушку. Он возжелал её тело, а когда О-Сэки родила ему сына, её тело «выполнило свою функцию» и Харада к ней остыл. Более того, он «понизил её с жены до няньки» , так как у неё не было должного образования, которое необходимо по конфуцианским понятиям, чтобы зваться «хорошей женой», а значит, и «мудрой матерью» она стать тоже не могла.

Другой важный вопрос, который Итиё пытается обрисовать в своей новелле - детерминирована ли судьба человека его социальным положением? С одной стороны, есть пример Харада, мужа О-Сэки, который будучи сиротой, смог сам достичь высокого положения в обществе. С другой стороны, есть О-Сэки, которая родилась в семье с совсем скромным материальным достатком. Хотя у исследователей существует предположение, что неслучайно указано местоположение дома родителей «у подножья Синдзака в Уэно» . Это был довольно бедный район Токио, в то время как во второй части новеллы О-Сэки упоминает, что пять лет назад жила с родителями в Саругаку-тё - более благополучном районе Токио. Можно сделать вывод, что раньше семья Сайто жила лучше, не такие они и низкородные. Важно, однако, другое - О-Сэки через брак изменила свое социальное положение, но её происхождение не дает ей в действительности стать благородной дамой, отец объясняет ей, что она не ровня своему мужу, и будто оправдывает жестокость Хараданизким происхождением О-Сэки.

Композиция всего произведения построена так, что уже первая часть новеллы является полноценной историей с кульминацией и развязкой. Но Итиё как будто этого мало, ей хочется показать, «а как бы было, если…». О-Сэки садится к рикше в коляску, чтобы он отвез её домой. Рикшей оказывается Косака Рокуноскэ, её первый возлюбленный. Случайность ли это или их встреча предначертана судьбой именно в этот вечер? Фатализм и недосказанность очень характерны для символизма.

Интересно построен их диалог, когда О-Сэки разглядела его лицо и признала в нём Рокуноскэ, она не сразу вспомнила его имя, и спросила: «Ты?». На что он с удивлением обернулся и ответил: «Я», а потом сразу же назвал её по имени. Читатель сам додумывает, знал ли Рокуноскэ изначально, кого везёт и просто не хотел показываться перед О-Сэки в своем неприглядном положении, или же это случайность? Случайности, намеки, которые так тонко введены в историю, предлагают читателю его собственную интерпретацию. Из разговора становится ясно, что оба они несчастны в своих браках. Их встреча показывает, как могла бы сложиться их жизнь, будь они в месте. Однако и тут Итиё заставляет усомниться, а был бы их брак счастливым? Рассказывая о своей жене, Року произносит: «…разве мужчину окоротит смазливое женино личико и малыш новорожденный…» . Ситуация зеркальная, он также не заинтересован в своей жене и ребенке, как и Харада в О-Сэки. Жена Рокуноскэ вернулась вместе с ребенком к родителям, и таким образом Хигути Итиё как будто дала шанс, пусть и другой женщине вместо О-Сэки, жить мирно и спокойно вне зависимости от неудавшегося брака. Открывается еще одна истина - богатство не сделало О-Сэки счастливее, жизнь в роскоши не уберегла её от унижения и боли, и сейчас она бы предпочла свободу и самую грязную работу своему богатству.

Проблематика данного произведения очень многогранна. Насколько свободна женщина? Может ли она освободиться и принадлежать самой себе? Что важнее - благосостояние или благополучие? Насколько полезно оглядываться в прошлое? Помимо основной темы о положении женщины в семье, Итиё затрагивает множество социокультурных тем: бедность и оторванность нищих людей от радостей жизни. Касается она и проблемы влияния богатства и власти на человека - Итиё изображает Харада, представителя среднего класса, который построил свою карьеру сам, и словами отца О-сэки подмечает, что люди, которые сами сделали себя и привыкли к рукоплесканию окружающих, нередко становятся самодурами. Контрастирует с этим судьба О-Сэки, которая в силу своего пола не может сама определить дорогу своей жизни, даже став представительницей влиятельного класса, а может только исполнять предписанную ей роль.

3.2 Литературоведческий анализ новеллы «Сверстники»

Новелла «Сверстники» была опубликована в 1896 г. Это самое известное произведение Хигути Итиё, которое считается наиболее сложным по своей смысловой наполненности и стилистическим особенностям. Писательница поместила в эту новеллу множество завуалированных отсылок к классическим произведениям эпохи Хэйан, при этом сумев создать современный и откровенный сюжет. Канвой произведения, вероятно, стали наблюдения за клиентами и соседями, которые заходили в магазин игрушек и сладостей, содержавшийся семьёй Хигути с 1893 г. Магазин находился неподалеку от квартала развлечений, так что посетители так или иначе были связаны с кварталом Ёсивара, и их жизненный опыт стал основой для произведения.

В центре сюжета - подростки, обитатели окрестностей квартала Ёсивара: Мидори, которая сама должна будет пойти по стопам своей сестры и стать куртизанкой, Нобу, из семьи священника, который готовится стать монахом, и Сёта, чья семья занимается ростовщичеством, и который страдает от предвзятого отношения окружающих, связанного с деятельностью его семьи. Это история про их повседневную жизнь, про любовь между Мидори и Нобу, которой никогда не суждено свершиться - их жизни разойдутся параллельными дорогами: она станет сексуальной игрушкой, а он - бесполым аскетом . Эффект особого трагизма достигается тем, что главные персонажи - это дети, еще невинные, но судьба этих маленьких людей заранее предопределена в зависимости от их происхождения.

Данное произведение вписывается в рамки как реализма, где воспроизводятся все радости и горести повседневности, а в центре находится человек с его внутренним миром, так и натурализма, так как Итиё стремится с присущей ей изящностью слова как можно более детально передать атмосферу увеселительных кварталов и открыто говорит об отсутствии свободной воли и выбора у людей, которые живут здесь. Мори ОгайђX?ЉO(1862-1922), известный японский писатель, отзывался о «Сверстниках» так: «Это не те животноподобные создания, которые часто встречаются у Ибсена или Золя, чьим приемам так называемые натуралисты пытались подражать. Это настоящие люди, с которыми мы смеемся и плачем» .

Японское название «Такэкурабэ» дословно переводится как «сравнивание роста», и это прямая отсылка к двум японским классическим произведениям: к 22-му дану «Повесть из Исэ» (яп. €ЙђЁ•ЁЊк, «Исэ-моногатари»), авторство которого приписывается Аривара-но НарихираЌЭЊґ‹Ж•Ѕ (825-880), и к пьесе театра Но «Идзуцу» (яп. €д“›, «Колодец»), написанной Дзэами Мотокиё ђў€ў–нЊіђґ (ок. 1363 - ок. 1443) . Центральными образами, на которых завязаны сюжеты обоих произведений, являются колодец и бордюр, его обрамляющий. В рассматриваемой нами новелле сопутствующим образом являются «веселые» кварталы Эдо. Подобно тому, как колодец и бордюр обрамляют воду в квадратную деревянную раму , так и высокие деревянные сооружения Ёсивара, окруженные квадратным водянистым рвом, являются их инверсией . Таким образом, квартал Ёсивара в «Сверстниках» выполняет такую же функцию, что и колодец в «Исэ-моногатари» и «Идзуцу»: он является мерой возраста. И когда дети повзрослеют, квартал Ёсивара и тамошняя жизнь покажут им дорогу, заранее предопределенную для них. «У каждого своя одинокая дорога, у каждого свой берег» - думает Мидори об их размолвке с Нобу, словами Мидори Итиё обозначает проблематику рассказа - как различия в происхождении заставляют невинных детей следовать заранее определенными жизненными путями, чтобы оправдать семейные ожидания .

Привлекает внимание акцент на прическе Мидори, которая меняется по ходу развития сюжета - в этом тоже кроется спрятанная отсылка. В 22-м дане «Исэ-моногатари» говорится о юноше и девушке, которые, будучи еще детьми, вмести играли около колодца, и колодезный бордюр стал для них определителем времени, которое прошло с тех пор, как они полюбили друг друга. По утверждению К. Миллет-Мурасаки, именно с этом вака перекликается название новеллы «Такэкурабэ» . Так, юноша мерил свой рост относительно бордюра колодца. У девушки была другая меры времени: длина её волос. Уже повзрослев, она замечает возлюбленному после долгой разлуки: «волосы, в две струи ниспадавшие, у меня уж ниже плеч» . Когда мы впервые встречаемся с Мидори, волосы её, когда распущены, достают до пят, а в остальное время уложены в прическу сягумажЮЊF, которая «считалась весьма модной среди высокородных барышень» . В конце истории её волосы уложены в прическу симада“‡“c, означающая, что теперь она достигла зрелости, чтобы стать куртизанкой квартала Ёсивара. «Многие со щемящим чувством утраты оглядывались на прическу симада» - так Итиё подмечает неминуемый ход времени, смысл этой фразы чрезвычайно печален - невинность и чистота жизни Мидори утрачены с той самой поры, как она стала носить эту причёску. Если в «Исэ-моногатари» волосы становились длиннее, то у Мидори, наоборот, волосы с приближением зрелости становились короче из-за причёсок.

Как для юноши из «Исэ-моногатари» бордюр колодца, так и для мальчишек из «Сверстников» ворота квартала Ёсивара являются мерой времени. Они ждут, когда смогут перейти на другую сторону рва и воспользоваться теми развлечениями, которые предлагает квартал красных фонарей. Один из персонажей, мальчик по прозвищу Ослик, говорит о своих планах, фантазируя, что когда повзрослеет и подкопит денег, навестит Мидори, когда та станет куртизанкой ойран‰ФЉ@. Он говорит это с детской непосредственностью, не представляя, о чём идет речь, и в этом чувствуется вся драма. Даже когда он вырастет и станет мужчиной, он все равно не поймет, какая печаль и женская горесть таится в кварталах развлечений.

Основной темой произведения можно обозначить жизнь людей бедных кварталов Эдо: служащих борделей, ростовщиков, священников, торговцев, мастеровых и ремесленников. Рассказывая про каждого подростка, описывая его одежду, манеру говорить и давая немного информации о семье персонажа, Итиё демонстрирует, насколько разнообразными могут быть уровень образованности и экономического достатка даже в компактном микрорайоне, где живут люди небольшого достатка . В этом произведении писательница много внимания уделяет миру вещей, чтобы передать атмосферу того уютного захолустья, которое представляют собой окрестности увеселительных кварталов, что характерно для натурализма, который стремится изобразить реалии дешёвой жизни такими, какие они есть. Итиё виртуозно пользуется стилем гадзоку сэттю: - смешением изящного и вульгарного.

Она разбавляет мир повседневности мимолетными описаниями пейзажей, используя киго: так, например, «лепестки сакуры» и «цветы глицинии» определяют весну. В то же время она использует сниженную лексику, для передачи речи персонажей и бытовой жизни, в которой живут эти люди.

Интертекстуальность и метафоричность пронизывают весь сюжет, что делает произведение сложным для понимания. Так, читатели, в особенности, не японцы, которые не знакомы с классической прозой эпохи Хэйан, поймут новеллу «Сверстники» на уровне субъективного восприятия, и, вероятно, смогут выделить социальную проблематику. Однако это произведение представляет собой нечто большее, это ребус, который может разгадать только очень сведущий в японской культуре человек. Техника Хигути Итиё заключается в том, что она помещает очевидные отсылки на классические произведения в свою новеллу, таким образом, придавая тексту дополнительное значение, делая его чем-то большим, чем просто рассказ. А затем она прикрывает это нетипичными инверсиями, которые должны вызвать ассоциации у «знающих» людей. Техника инверсии блокирует немедленное распознавание читателем того, что находится глубже поверхности сюжета.

Так как полностью разгадать текст с первого прочтения достаточно сложно, как предположила К. Миллет-Мурасаки, на чьё исследование мы ссылаемся в этой главе, критики не уделившие достаточно внимания этому произведению, в результате часто хвалили «Такэкурабэ» за внимание к реалистичным деталям и за классическое «чувство» текста, но не за то, как Итиё использует классические источники, с помощью них описывая современную жизнь .

3.3 Литературоведческий анализ новеллы «Мутный поток»

Новелла «Мутный поток» была опубликована в 1895 г. в журнале «Бунгэй курабу». Данное произведение вызвало неоднозначную реакцию у критиков и считается самым спорным в библиографии Хигути Итиё. По мнению автора данной дипломной работы, из трех анализируемых произведений именно эта новелла наиболее разнородна с точки зрения проблематики и тем, затронутых в сюжете. Новелла повествует о трёх людях, совершено разных по своим социальным ролям, но их объединяет чувство угнетения и неизбежности той жизни, которая продиктована им их статусом. Главными персонажами являются О-Рики, самая привлекательная и желанная проститутка дома Кикунои, Гэнсити, который любит О-Рики, но который потратил всё своё состояние на визиты в Кикунои и больше не может себе позволить видеться с ней, и О-Хацу, жена Гэнсити, которая пытается прокормить свою семью и страдает от нового положения нищенки из-за мотовства своего супруга. У каждого в этой истории своя правда и своё горе. Главной темой этой новеллы является жизнь низшего слоя общества Японии конца XIX в., так как всех трех персонажей маргинализирует либо их способ выживания, либо нищета.

В этом произведении нет сентиментализма, присущего ранним работам Итиё. Это повествование, стремящееся обнажить все неприглядные, «болезненные» тонкости повседневной жизни бедняков токийских кварталов, рассказать о тихом страдании женщин, которые не могут прервать взаимосвязь их социальной роли и своего будущего, и о людях, которые живут в нищете и не могут выбраться из неё, принадлежит к реализму. Казалось бы, эта драматическая история могла бы привлечь читателя темой таинственной жизни обитательниц увеселительных кварталов, но при прочтении первой же главы, чувствуется атмосфера пошлости, невидимой глазу грязи и тупой скуки во время отсутствия посетителей. Такой эффект создает внедрение в бытописание мелких деталей, например, пояс из черного атласа от кимоно О-Рики, на заднем шве которого просвечивает пунцовая нитка - очевидно, что изделие низкого качества. Или сама поза О-Рики: она сидит, закинув нога на ногу, и курит, кимоно её распахнуто на груди. Репрезентация пространства и быта, в котором находятся главные герои, необходима не только для того, чтобы создать более детализированный образ нищих кварталов, но и чтобы указать на социальные проблемы. Несмотря на трагический пафос произведения, сама Итиё зафиксировала в своём дневнике отзыв литературного критика Сайто Рёку ЌЦ“Ў—О‰J (1868-1904), который писал о том, что в этом произведении больше иронии, чем трагизма . Он видел «саркастическую улыбку», а не «трагические слезы» .

В эпизоде, где постоянный посетитель Юки расспрашивает О-Рики, откуда она родом, он предполагает, не из самурайской ли она семьи. Это довольно интересный момент, учитывая то, что отец Итиё тоже купил знание самурая. Вероятно, этим Итиё хотела обозначить удручающее положение бывших самураев и их семей, где дочерям, не имевшим приданого и возможности подыскать подходящего жениха, как это случилось у самой Итиё, порой приходилось зарабатывать проституцией. Итиё в данной новелле обозначила одну из самых больших проблем женского вопроса эпохи Мэйдзи и предыдущих столетий. У женщины из низшего социального класса было всего три способа обеспечить себя: выйти замуж, стать проституткой или быть разнорабочей, например, на мануфактурных фабриках . Так, О-Рики скорбит о том, что её маленький сын рано или поздно начнет презирать её, но она не может заработать по-другому, ведь «женщина не в силах прожить, только клея спичечные коробки» , а с тяжелой подённой работой справится не каждая. И внутри этой проблемы существует еще одна. Жена Гэнсити уходит от мужа, который в своем унынии и инерции является лишь обузой. У них с Гэнсити был дом и мелкий заработок от стелек, которые она изготавливала, но куда ей идти теперь? И О-Рики, и О-Хацу являются сиротами, им некуда вернуться, им неоткуда ждать поддержки, они пошли разными путями, чтобы выжить. По сути, вероятность того, что О-хацу окажется в том же самом развлекательном квартале, чтобы прокормить себя и своего ребенка, очень велика. Женщины не были социально защищены буквально ни в чем, и даже если женщина была вынуждена жить самостоятельно, ничто в Японии не было приспособлено для этого.

Данное произведение - это тонкая игра противопоставлений, синкретизма дореволюционной Японии и Японии эпохи модерна. Манабэ Маюми по-новому анализирует пространство в «Мутном потоке» . Пространственная организация текста cоставлена по традиции той прозы, которая существовала до революции Мэйдзи. В текстах домэйдзийской эпохи часто можно было встретить концепцию разделения пространства сферой повседневного кэец и сферой развлекательного, праздничного харэ, ђ°, в частности, акусё€«ЏЉ - места, где царит разврат. То есть сюжет про любовь в квартале удовольствий, сложности этих отношений и их трагический конец был взят из литературы эпохи Эдо, вероятно, под влиянием творчества писателя Ихара Сайкаку . При этом, место действия - новый вид развлекательного учреждения в кварталах удовольствий. В 1891-1892 гг., как раз в то время, когда Итиё начала публиковаться, стали открываться заведения, которые якобы были барами, но на самом деле являлись низкопробными борделями, довольно дешевыми, по сравнению с другими заведениями, предоставляющими подобные услуги. У этих заведений не было лицензии на предоставление сексуальных услуг, поэтому такие «бары» были обычно двухэтажными, первый этаж использовался для трапезы и выпивки, а на втором этаже находились «секретные» комнаты, где предоставлялись встречи тет-а-тет. Описание Кикунои позволяет предположить, что именно о таком заведении и идёт речь. Помещая сюжетную линию в непривычное место действия - новый вид увеселительного учреждения, Итиё фиксирует опыт модернизации, где знакомое представляется в новом свете.

Она наглядно демонстрирует разделение пространственных концепций кэ и харэ. О-Рики воплощает в себе харэ - развлечение и праздничность, а О-Хацу является олицетворением кэ - повседневности и дома. О-Рики представляется для всех своенравной и капризной, в то время как О-Хацу - воплощение покорности мужу, материнства и хозяйственности - несмотря на убогость жизни, кимоно её аккуратно залатано, «стежки маленькие, чтобы не бросались в глаза». Если рассмотреть два этих женских характера поверхностно, то можно принять это за иронию, ведь подобные образы типичны для эпохи Эдо - гиперэротизированная роковая женщина, представленная куртизанкой, как правило, противопоставляемая репродуктивной функции, и жена, воспитанная по конфуцианской этике, рожденная, чтобы угождать мужу, десексуализированная, но при этом необходимая для появления потомства . Композиция новеллы строится так, что читатель резко переносится из одного пространства в другое - из Кикунои в дом Гэнсити и О-Хацу, таким образом, писательница подчёркивает, несовместимость и диаметрально различие повседневности кэ, представленной домом Гэнсити, и акусё - дома Кикунои, где царит праздность и развлечения .

Итиё фиксирует еще одну важную проблему: трансформации понятия женского и всего, что с этим связано, изменения образа женщины прошлых эпох в современной для нее Японии. Если в период Эдо кэ и харэ были просто двумя отдельными категориями и существовали без противопоставления друг другу, то в эпоху Мэйдзи отношения между двумя группами женщин - женами и проститутками - стали антагонистическими, поскольку проститутки стали рассматриваться как угроза для образцовых домашних хозяйств. Это связано с новой концепцией семейных ценностей, которая была позаимствована с Запада, где моногамия была залогом крепкой семьи. Так же повлияла на это концепция рё:сай кэмбо, о которой говорилось в первой главе, радикально изменившая идею женственности.Таким образом, разделение между харэ и кэ стало отражать не только различие между «альтернативной реальностью» и повседневной жизнью, как это было в период Эдо, но также и напряженность между «правильной» женственностью, то есть матерями, и «девиантной» женственностью - проститутками, причем последние угрожали единству повседневного, ставя под угрозу саму его основу, семью.

Итиё использует инверсию, чтобы метафорично описать роль О-Рики в жизни О-Хацу. Когда она видит сына Гэнсити, покупающего во фруктовой лавке персики, то задается вопросом, неужели она впрямь такая ужасная, что маленький мальчик называет её они-нэ:сан‹SЋo‚і‚с ,«девушкой-демоном» . Это - отсылка к легенде о Момотаро, мальчике, который появился из огромного персика, и истребил всех демонов на острове Онигасима . Таким образом, для О-Рики, Такити, сын Гэнсити, иносказательно представляется в образе Момотаро, а сама себе она воображается демоном, которого ждет уничтожение. О-Рики видит в этом ребенке отголоски своего детства, мучительного и тяжелого, про которое она рассказывает своему постояльцу. Воспоминания о детстве, навеянные появлением Такити, гложут её, заставляя поверить в свое безумие, которое она считает наследственным, это дестабилизирует её психику, тем самым уничтожая её. При этом О-Рики чувствует свою вину перед этим ребенком, ведь это именно она ответственна за то, что Гэнсити потерял все свое состояние, за обременённое тяготами нищеты детство Такити. И если Такити не понимает значения своих слов, называя О-Рики демоном, то для О-Хацу проститутка, загнавшая её семью в кризис, является реальным воплощением демонического. Точно так же, как демоны грабили деревни в легенде, О-Рики разграбила её собственный дом .

Идейным наполнением произведения «Мутный поток» являются проходящие через все произведение размышления о неотвратимости судьбы, рока и в то же время страдание от удушающей ситуации, из которой нет выхода. Символично местонахождение О-Рики - квартал удовольствий, который нельзя было покидать проституткам, вся её жизнь - это заключение в рамки своего гендера, социальной роли и происхождения. Главная героиня хочет «перебраться через мост» - пытается спастись, ей опротивела её жизнь и её ремесло. Но тут же смиряется со своей судьбой, груз её прошлого и бессилие в настоящем определяют и её мрачное будущее. Она выбегает из борделя на улицу в отчаянии, стремясь сбежать от темноты того места, где живет, но не может освободиться от внутреннего мрака в её сознании. Поскольку все уже случилось, и она уже не сможет стать «обыкновенной», то незачем зря беспокоиться о нормальных вещах, проще поддаться «мутному потоку». Её бессилие связано с фатализмом, она рассказывает своему постоянному клиенту, что и ее дедушка, и отец погибли, отвергнутые миром, несмотря на своё стремление быть достойными людьми . Она думает, что у нее тоже будет похожая судьба, что все уже предрешено. Но при этом она не желает мириться с тем, кто она есть, остро чувствует, что ей не место в борделе. Однако её фатализм подавляет ее желания и доводит ее до отчаяния. О-Рики сталкивается с единственным оставшимся для нее средством спасения - безумием или смертью .

Некоторые исследователи творчества Хигути Итиё сравнивают О-Рики с самой писательницей. На Итиё лежала ноша, невероятно тяжелая для женщины - обеспечение своей семьи, и она, как никто другой, страдала от чувства бессилия, будучи женщиной в мире, где все принадлежит мужчинам. Хотя она и не была сиротой, но судя по её дневниковым записям, часто ощущала одиночество и уныние от гнета этой жизни. Страдая от туберкулеза, Итиё чувствовала, как приближается смерть. Как и героиня «Мутного потока», она не могла сбежать ни от внутренней безнадёжности и уныния, ни от судьбы.

Развязка новеллы представляет собой открытый финал. Последняя глава начинается с похоронной процессии, и из разговора обитателей квартала читатель узнает, что хоронят проститутку и какого-то мужчину. Люди гадают о том, было ли это двойное самоубийство, или же мужчина сначала убил девушку, а потом себя. Линия жизни О-Рики обрывается туманно и загадочно. Не получив должного места в модернизирующейся нации, нелицензированная проститутка О-Рики выскользнула из поля зрения читателя в развязке оригинальной короткой истории Итиё . Неоднозначное положение женщин низшего сословия на начальном этапе модернизации японского общества тонко передано через эту финальную сцену. Догадки людей относительно смерти О-Рики жестоки, она лишена сочувствия, её осуждают за то, что она проститутка, в то время как мужчина «обрел посмертную славу» - сделал харакири, и «это - великий поступок!» . И если сюжет произведения достаточно привычен, то конец истории озадачивает читателя и оставляет в смятении, дезориентируя его. Но сделано это намеренно, поскольку именно чувство дезориентации максимально точно передает общественное настроение низших слоев населения, которые не могут найти себе место в новых условиях модернизированной Японии конца XIX в., и где все знакомое вдруг становится не таким, как раньше .

Заключение

Хигути Итиё была неординарной личностью для своего времени. Она была не только женщиной, на долю которой выпало немало невзгод и которая стремилась стать профессиональной писательницей в обществе, принадлежащем мужчинам . Честолюбие и стремление заработать не являлись для нее единственными мотивами для писательства. Во-первых, писательница пыталась через свою прозу обозначить острые социально-классовые и гендерные проблемы, и, нужно отметить, демонстрировала это с невероятным откровением и честностью. Возможно, сейчас это не кажется удивительным, но в тогдашней Японии не приветствовалось, чтобы женщина писала о таких низменных вещах, и компрометировала себя тем, что знает, как говорят простолюдины. Итиё знала это не понаслышке, и, более того, в «Сверстниках» смогла мастерски передать эту речь.

Её женские персонажи отличались от тех, которых обычно создавали писательницы эпохи Мэйдзи, они происходили из низших слоев общества, в то время как, например, персонажи Танабэ Кахо, - это дочери и жены из среднего класса . Во-вторых, мотивом для написания историй был не просто призыв освобождения женщин от угнетения мужчин, что являлось распространенной темой среди писательниц эпохи Мэйдзи. Для Итиё все было сложнее: она хотела писать, потому что знала, что она была более искусна в писательстве, чем многие её соотечественники, будь то мужчины или женщины .

Некоторые исследователи называют письменный язык Итиё, неоклассическим, и отмечают, что действующие лица её новелл пытаются принять современные представления об индивидуальности и самосознании, но на самом деле являются заложниками традиционного взгляда на мир, воспитанного феодальным обществом. Её герои - это люди низшего класса, и даже если они думают, что живут в модернизированном мире, все равно в конечном итоге семейная традиция и классовая система препятствует любым их попыткам вести себя как личность автономная и ни от кого не зависящая .

Несомненно, главных героинь её знаменитых новелл объединяет то, что ни их жизнь и судьба, ни фактически их собственное тело, в частности, в произведениях «Сверстники» и «Мутный поток», где главные героини - проститутки, не принадлежат им самим. Три проанализированных произведения очень точно иллюстрируют концепцию, которая существовала в Японии - правило «трех послушаний». Как дочери, женщины должны были быть послушными своим отцам; как жены они должны были подчиняться своим мужьям; и как матери они должны были принести себя в жертву своим сыновьям. Женщина не была ровней мужчине, а значит, не рассматривалась мужчиной как личность. Особенность прозы Итиё в том, что она смогла показать и то, что было снаружи - отношения общества мужчин к женщине, где женщина либо дочь, либо жена, либо мать, но никак не самостоятельный человек со своими мыслями и чувствами. И также ей удалось показать внутренний мир самой женщины, с помощью повествования от первого лица и продуманных до мелочей сюжетов.

Во многом взгляды Итиё принадлежали «старой» Японии. Часто в кризисные моменты своей жизни она действовала так, как будто она была слепым последователем традиционного образа жизни, а порой даже позитивно защищала его. Например, так было с несостоявшимися отношениями с Накарай Тосуй, с её ревностным отношением к литературе. Однако сам образ её жизни был уникальным и исключительным для женщины эпохи Мейдзи - на её плечи тяжелым камнем легла забота об обеспечении семьи, она пыталась жить финансово независимой жизнью. Вероятно, тяжелые обстоятельства, в которые она попала и незаурядный ум, которым обладала с рождения, позволили ей оставить после себя литературное наследие, которым Япония гордится и сейчас. Она стала одной из первых писательниц, которой удалось обойти мужские предписания о том, как женщине нужно писать. И именно это позволило ей разработать свой собственный неповторимый стиль, подрывая значение и функции гендерного кода, который так старательно создавали мужичины писатели. В своих более поздних работах она изображала женщин, которые пытались и тем или иным образом оказывать сопротивление традиционным идеалам, которые давно изжили себя. Таким образом, во многом опираясь на собственный опыт, Итиё создала в своих произведениях образ «новой» японской женщины, хоть и находящейся еще в рамках патриархального общества, но уже делающей активные попытки позитивно изменить свое положение. Именно эта скрытая прогрессивная сторона Итиё, в настоящее время и привлекает внимание к критическому изучению ее работ.

Список использованных источников и литературы

Источники на русском языке:

1. Аривара-но Нарихира. Исэ моногатари. М.: Наука, 1979. /Электронная библиотека Rulit.me[Электронный ресурс] URL: https://www.rulit.me/books/ise-monogatari-read-294421-1.html (Дата обращения: 02.05.2020)

2. Хигути Итиё. Мутный поток. Спб: Гиперион, 2005. / Электронная библиотека LibCat.Ru. [Электронный ресурс]. URL: https://libcat.ru/knigi/proza/342625-higuti-itiyo-mutnyj-potok.html.(Дата обращения: 07.05.2020)

3. Хигути Итиё. Сверстники. Спб: Гиперион, 2005. / Электронная библиотека ЛитМир. [Электронный ресурс]. URL: https://www.litmir.me/br/?b=89890. (Дата обращения: 02.05.2020)

4. Хигути Итиё. Тринадцатая ночь. Спб: Гиперион, 2005. / Электронная библиотека ЛитМир. [Электронный ресурс]. URL: https://www.litmir.me/br/?b=221787. (Дата обращения: 10.04. 2020)

Источники на японском языке:

5. Хигути Итиё. Дзю:санъя. (Хигути Итиё. Тринадцатая ночь) [Электронный ресурс] // Инта:нэтто-но-дэнси тосёкан аосора бунко (Электронная библиотека «Библиотека синее небо) ”уЊы€к—tЃBЏ\ЋO–й // ѓCѓ“ѓ^Ѓ[ѓlѓbѓg‚М“dЋqђ}Џ‘ЉЩђВ‹у•¶ЊЙURL: https://www.aozora.gr.jp/cards/000064/files/56040_57512.html (Дата обращения: 29. 04. 2020)

6. Хигути Итиё. Нигориэ. (Хигути Итиё. Мутный поток) [Электронный ресурс] // Инта:нэтто-но-дэнси тосёкан аосора бунко (Электронная библиотека «Библиотека синее небо) ”уЊы€к—tЃB‚Й‚І‚肦 //ѓCѓ“ѓ^Ѓ[ѓlѓbѓg‚М“dЋqђ}Џ‘ЉЩђВ‹у•¶ЊЙURL: https://www.aozora.gr.jp/cards/000064/files/387_15293.html (Дата обращения: 01. 05. 2020)

Литература на русском языке:

7. Артеменко Н. И. Взаимодействие японской и европейской культуры в эпоху Мэйдзи (на примере литературы) / Вопросы исторической науки: материалы V Междунар. науч. конф. (г. Казань, ноябрь 2017 г.). Казань:Бук, 2017. - С. 19-22. [Электронный ресурс] URL: https://moluch.ru/conf/hist/archive/289/13215/ (дата обращения: 16.04.2020).

8. Бердников. Г.П. История всемирной литературы: 7 т. // Г.П. Бердников. История всемирной литературы. В 8 т. АН СССР, Ин-т мировой лит. им. А.М. Горького. М: Наука, 1991. - 375 с.

9. Бугаева Д.П. Японские публицисты конца XIX века. М: Наука, 1978. - 164 с.

10. Конрад Н. И. Очерки японской литературы: Статьи и исследования. М: Худож. лит., 1973. - 462 с.

11. Николаев А. И. Основы литературоведения: учебное пособие для студентов филологических специальностей. Иваново: ЛИСТОС, 2011. - 255 с.

12. Рюткёнен М. Гендер и литература: проблема «женского письма» и «женского чтения» // Филологические науки. 2000. № 3. С. 5-17. [Электронный ресурс]. URL: http://www.a-z.ru/women_cd1/html/filologich_nauki_2.htm#note2(Дата обращения: 16.04.2020).

13. Сиксу Э. Смех медузы. // Проза.ру, 2006. [Электронный ресурс] URL: https://proza.ru/2016/07/03/901(Дата обращения: 17.04.2020).

14. Спиридонова К.В. Женщины-литераторы эпохи Мэйдзи // История и культура традиционной Японии Т. 6. Orientalia et Classica. Труды Института восточных культур и античности. М.:Наталис, 2013. --350?358 с. [Электроный ресурс] URL: http://japanstudies.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=723&Itemid=59(дата обращения: 16.04.2020).

15. Сулейменова А.М. Образ женщины: Российский и японский взгляд // Вестник ЧелГУ. 2008. №13. - С. 185-195.

Литература на английском языке:

16. Copeland R.L. Lost Leaves: Women Writers of Meiji Japan. Honolulu: University of Hawai'i Press,2000. - 285 p.

17. Copeland R.L. The Meiji Woman Writer “Amidst a Forest of Beards” //Harvard Journal of Asiatic Studies.1997. Vol. 57(2).Pp. 383-418.

18. Enomoto Y. Breaking out of Despair: Higuchi Ichiyo and Charlotte Bronte / Comparative Literature Studies. 1987. Vol. 24(3). Pp. 251-263. [Электронный ресурс НИУ ВШЭ]. URL: https://www.jstor.org/stable/40246384. (Дата обращения: 01.05.2020)

19. Khou C. Trajectories of Change Modernity / the Woman Question / New Woman Fiction Progressive America (1890-1920) and Meiji Japan (1868-1912). Fruhjah, 2015. - 206 p.

20. Manabe M. From the Margins of Meiji Society: Space and Gender in Higuchi Ichiyo's “Troubled Waters” / U.S.-Japan Women's Journal. 2016. No 49. Pp. 26-50. [Электронный ресурс НИУ ВШЭ] URL: https://www.jstor.org/stable/26401935. (Дата обращения: 03.04.2020)

21. Mitsutani M. Higuchi Ichiyo: A Literature of Her Own / Comparative Literature Studies. 1985. Vol. 22(1). Pp. 53-56.

22. Mulhern I.С. Japanese Women Writers: A Bio-Critical Sourcebook. Westport, Conn. U.A.: Greenwood Press, 1994. - 524 p.

23. Murasaki Millett C. Inverted Classical Allusions and Higuchi Ichiyo's Literary Technique in Takekurabe / U.S.-Japan Women's Journal. English Supplement. 1998. No 14. Pp. 3-26. [ЭлектронныйресурсНИУВШЭ]. URL: https://www.jstor.org/stable/42772123. (Дата обращения: 03.04.2020)

24. Saito R. Writing in Female Drag: Gendered Literature and a Woman's Voice / Japanese Language and Literature. 2010. Vol. 44(2). Pp. 149-177.

25. Tanaka H. Higuchi Ichiyo / Monumenta Nipponica. 1956-1957. Vol. 12(3/4). Pp. 171-194. [Электронный ресурс НИУ ВШЭ]. URL: https://www.jstor.org/stable/2382751. (Дата обращения: 13.04.2020)

26. Tanaka Y. Women Writers of Meiji and Taisho Japan: Their Lives, Works and Critical Reception, 1868-1926. Jefferson: Mcfarland & Company Inc., Publishers, 2000. - 192 p.

27. Ichiyo. Cambridge, MA: Harvard University Asia Center , 2006. - 215 p.

28. The Modern Murasaki: Writing by Women of Meiji Japan / Ed. by R.L. Copeland, M. Ortabasi. N.Y.: Columbia University Press. 2006. - 404 p.

29. The Columbia Companion to Modern East Asian Literature. / Ed. by Joshua S. Mostow. [et al.]. N.Y.: Columbia University Press, 2003. - 700 p.

30. Van Compernolle T.J. Happiness Foreclosed: Sentimentalism, the Suffering Heroine, and Social Critique in Higuchi Ichiyo's “Jusan'ya” / The Journal of Japanese Studies. 2004. Vol. 30(2). Pp. 353-381.

31. Van Compernolle T.J. The Uses of Memory: The Critique of Modernity in the Fiction of Higuchi Ichiyo. Cambridge, MA: Harvard University Asia Center, 2006. - 215 p.

32. Winston L. Female Subject, Interrupted in Higuchi Ichiyo's “The Thirteenth Night” / Japanese Language and Literature. 2004. No 38. Pp. 1-23.

Размещено на Allbest.ru