Литература и политика в предреформенный и реформенный период в России (1850-е- 1860-е гг.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

ФЕДЕРАЛЬНОЕ ГОСУДАРСТВЕННОЕ АВТОНОМНОЕ

ОБРАЗОВАТЕЛЬНОЕ УЧРЕЖДЕНИЕ

ВЫСШЕГО ОБРАЗОВАНИЯ

«НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

«ВЫСШАЯ ШКОЛА ЭКОНОМИКИ»

Факультет Санкт-Петербургская школа гуманитарных наук и искусств

Образовательная программа «Филология»

Литература и политика в предреформенный и реформенный период в России (1850-е- 1860-е гг.)

Выпускная квалификационная работа - БАКАЛАВРСКАЯ РАБОТА

по направлению подготовки 45.03.01 «Филология»

Шершнева Елизавета Борисовна

Научный руководитель

Кандидат филологических наук, доцент Департамента филологии

А. С. Бодрова

Санкт-Петербург, 2020

В исследовании рассматриваются отклики периодических изданий на реформирование цензурного законодательства в Российской империи в 1850-1860-е годы. Восприятие цензурных реформ и их проектов проанализировано на материале критических статей на литературные, культурные и политические темы ключевых периодических изданий реформенного периода: «Современник», «Отечественные записки», «Русское слово», «Русский вестник», «Время». Исследование разделено на две части: в первой прослежена эволюция цензурной политики в Российской империи во период правления Николая I и Александра II, во второй реконструируется реакция периодических изданий на реформы Александра и их отношение к цензуре. Основным методом работы является историко-литературный подход: изучение материалов журналов эпохи 1850-х - 1860-х годов с учетом исторического контекста и анализ взаимодействий между историческими событиями и публицистическим текстом.

литература политика предреформенный

План

Введение

Глава 1. Цензурная политика в первые годы правления Александра II: формирование цензурного аппарата, регламентирующие документы, предпосылки реформ

1.1 Становление цензурного аппарата Российской империи

1.2 Изменения в цензурной политике в конце 1850-х - начале 1860-х

Глава 2. Крупные периодические издания и их отношение к цензуре

2.1 «Время»

2.1.1 Обзор программы и состава журнала

2.1.2 Цензурная политика в оценках «Времени»

2.2 «Русское слово»

2.2.1 Обзор программы и состава журнала

2.2.2 Цензурная политика в оценках «Русского слова»

2.3 «Русский вестник»

2.3.1 Обзор программы и состава журнала

2.3.2 Цензурная политика в оценках «Русского вестника»

2.4 «Современник»

2.4.1 Обзор программы и состава журнал

2.4.2 Цензурная политика в оценках «Современника»

2.5 «Отечественные записки»

2.5.1 Обзор программы и состава журнала

2.5.2 Цензурная политика в оценках «Отечественных записок»

Заключение

Список использованной литературы

Введение

В центре внимания настоящей работы - отклики и реакции различных литературных институций (прежде всего литературных и общественно-политических журналов) на цензурные реформы и преобразования в области печати и свободы слова во второй половине 1850-х - начале 1860-х годов. После смерти Николая I, последние годы правления которого сопровождались ужесточением цензурных порядков, назрела необходимость реформирования аппарата, не соответствовавшего как запросам общества, так и обилию изданий, которые подлежали цензурному контролю. Расширение возможностей публичного высказывания для авторов и издателей стало важным этапом реформ Александра II и вызвало масштабную общественную дискуссию. Отголоски этой дискуссии проявлялись не только в публикациях, прямо связанных с обсуждением политических и общественных тем, которое стало возможным после либерализации цензурных правил и порядков, но и в материалах, посвященных другим сюжетам и другой проблематике. Само обсуждение проблем «гласности» в публикациях, не напрямую к ним относящихся, не удивительно, однако подцензурная ситуация в еще большей степени располагала к широкому распространению так называемого «эзопова языка» в публицистике, на что не раз указывали исследователи [Гринченко и др. 2007, 776].

Хронологические рамки работы определяются эпохой Великих реформ: мы рассматриваем период, начиная с 1855 года, когда на престол взошел Александр II, и общество почувствовало возможность скорых реформ, и до 1862-1863 гг., которые были отмечены преобразованиями в цензурном ведомстве, перешедшем под юрисдикцию Министерства внутренних дел, и активным обсуждением цензурных реформ. В эти годы также была временно приостановлена работа таких важных периодических изданий, как «Современник» и «Русское слово», а также закрыт журнал «Время», что обострило полемику по вопросам цензуры.

Восприятие цензурных реформ и их проектов будет рассмотрено на материале критических статей на литературные, культурные и политические темы ключевых периодических изданий 1850-х - 1860-х годов в широком спектре их политических позиций: «Современник», «Отечественные записки», «Русское слово», «Русский вестник», «Время». Выбор этих изданий обусловлен их значимостью, выраженной в тиражах, участии в работе журналов выдающихся литераторов, влиянии на общественное мнение.

Журнал «Современник», издаваемый с 1847 года Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым, в интересующую нас эпоху проделал стремительную эволюцию, сместившись после конфликта 1860 года радикально «влево». Если в первое десятилетие нового «Современника» издатели делали ставки на публикации литературных текстов (в «Современнике» появляются сочинения И. С. Тургенева, И. А. Гончарова, Л. Н. Толстого и др.) и «эстетическую критику» (П. В. Анненков, А. В. Дружинин, В. П. Боткин), то по мере усиления позиций Н. Г. Чернышевского и Н. А. Добролюбова журнал приобретал все более явную радикально-политическую окраску [Евгеньев-Максимов 1936]. К 1860-м годам тираж издания доходил до 6-7 тысяч, его популярность была исключительно высока [Есин 2000, 41].

Самым «старым» из рассматриваемых нами журналов являются «Отечественные записки», основанные еще в 1818 году, а новую жизнь обретшие в 1839 году, когда его издателем стал А. А. Краевский [Степанов 1965, 193-194]. К началу александровского царствования «Отечественные записки» успели пережить взлет и популярность начала - середины 1840-х годов, когда в журнале публиковались все наиболее значимые русские литераторы (М. Ю. Лермонтов, И. С. Тургенев, Н. А. Некрасов, А. И. Герцен, И. И. Панаев, Н. П. Огарев), а главным критиком был В. Г. Белинский. Затем, после усиления цензурного контроля в 1848 году и ухода из журнала Белинского, Некрасова и близких им литераторов «Отечественные записки» были вынуждены сменить свою риторику на умеренно-либеральную, иногда и проправительственную [Степанов 1965, 198], что соответствовало позиции неизменного редактора журнала А. А. Краевского, который одновременно с изданием «Отечественных записок» участвовал в издании официальной газеты «Санкт-Петербургские ведомости» (с 1852 по 1862 год), а затем - не без высшего покровительства - сумел добиться права издавать частную общественно-политическую газету «Голос». С 1860 года соредактором «Отечественных записок» стал С. С. Дудышкин, вполне разделявший идеологические установки Краевского.

Журнал «Русское слово» был основан Г. А. Кушелевым-Безбородко в 1859 году как объединяющий либералов вне зависимости от их принадлежности к западникам или славянофилам и приветствующий реформы. В журнале начали сотрудничать Я. П. Полонский, А. А. Григорьев, публиковался Ф. М. Достоевский, А. А. Фет и др. [Варустин 1965, 126-127]. Основную повестку журнала поначалу определяли критические статьи Григорьева и М. Ф. Де Пуле [Варустин 1965, 128-129]. В 1860 году главным редактором становится Г. Е. Благосветлов, занимавший леворадикальные позиции [Воробьева 2019, 13]. Ему удалось увеличить тираж журнала до 4,5 тысяч экземпляров и привлечь для работы также радикально настроенного Д. И. Писарева [Есин 2000, 43]. Таким образом, журнал стал идеологическим конкурентом «Современника»: их столкновение привело к так называемому «расколу в нигилистах» (1863-1864).

Наиболее «консервативную», «правую» позицию занимал журнал «Русский вестник» М. Н. Каткова, организованный в 1856 году. В первые годы после создания журнал имел скорее либеральные взгляды, в нем сотрудничали Е. Ф. Корш, П. Н. Кудрявцев, П. М. Леонтьев, публиковались Л. Н Толстой, Ф. М. Достоевский, И. С. Тургенев [Маслов 1965, 217-218]. После крестьянской реформы «Русский вестник» становится более «правым», начинает отстаивать консервативную идеологию как синтез идеи прогресса и охранительства. Издание обладало большим авторитетом среди людей, разделявших проправительственные позиции [Есин 2000: 38].

Журнал «Время» издавался Ф. М. Достоевским и М. М. Достоевским на протяжении 3 лет с 1861 по 1863 годы. В нем были напечатаны произведения А. Н. Островского, Н. А. Плещеева, помимо Достоевского ключевую роль играл критик Н. Н. Страхов. Журнал, таким образом, полемизировал с демократами, но высмеивал и крайнюю консервативность Каткова, занимая умеренно-консервативные позиции, ориентированные на усовершенствование общества нереволюционным путем [Есин 2000, 46-47].

Широкий спектр политических позиций выбранных журналов позволяет исследовать восприятие цензурных изменений разными общественными группами.

Отношения между государственным аппаратом и институтами литературы мы будем описывать не как прямой антагонизм, но как сочетание, конкуренцию и наложение различных стратегий: противостояния, взаимных уступок, адаптации, компромисса. В рамках этой точки зрения изучение взаимодействия государства с литераторами в данный период интересно тем, что попытка власти сделать цензурную политику, приемлемой для писателей и издателей, находит отклик в литературных кругах [Бодрова, Зубков 2020, 127-128]. Тем не менее, в целом, либеральные реформы, дающие большие свободы литературной полемике, не привели к существенному ослаблению противостояния власти и писателей. Здесь показательно утверждение Добролюбова, который замечал: «Корф-ли, Ковалевский-ли, все единственно: стеснения, придирки, проволочки, малодушие и раболепство на каждом шагу» [Лемке 1903, 27].

Авторы, описывающие положение цензуры в системе внутренней политики Российской империи, отмечают, что попытки модернизации в исследуемый период не привели к улучшению отношений между властью и большинством писателей и издателей [Гринченко и др. 2007, 783, 786; Лемке 1903, 36]. Медленное и непоследовательное решение вопросов цензурной политики вкупе с накопившейся неприязнью к цензуре за время «мрачного семилетия», привели к нежеланию основной части писателей сотрудничать с цензурным аппаратом, а те, кто соглашались на такое сотрудничество, подвергались осуждению других литературных деятелей [Бодрова, Зубков 2020, 126].

Начало историографическому изучению цензуры в Российской империи было положено публикацией в 1860-е годы ведомственных материалов [Первоначальный проект устава о книгопечатании 1862; Сборник постановлений и распоряжений по цензуре 1862], содержащих постановления и указы по цензурному ведомству, а также приглашением к журнальной полемике по поводу цензуры и грядущих изменений устава выдающихся деятелей печати того времени [Львова 1950]. Юбилей министерской системы и 200-летие со дня выхода первой российской газеты в 1902--1903 гг. способствовали возрождению интереса к проблеме, ярче всего проявившегося в работах М. К. Лемке [Лемке 1903, Лемке 1904]. Интересен также обзор деятельности Министерства народного просвещения, составленный С. В. Рождественским, в котором в числе прочего описывается история цензурной политики в рамках политики Министерства и государства в целом [Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения 1902]. Эти работы подробно описывали развитие цензурной системы и структурировали накопленные представления о ней.

В советское время изучение царской цензуры не было приоритетным направлением исследований [Патрушева 1998], однако в силу идеологического запроса на изучение демократической журналистики, а также государственного преследования «революционных» изданий цензура все равно попадала в поле зрения исследователей. Ситуация ожесточенной полемики по поводу вопросов общественной и политической жизни в периодике времен реформ Александра II освещена, например, в книге Ю. И. Герасимовой «Из истории русской печати в период революционной ситуации конца 1850 -- начала 1860-х гг.» [Герасимова 1974]. В 1965 году Ленинградским государственным университетом был выпущен сборник, содержащий очерки по истории русской журналистики, в том числе рассматриваемого периода [Маслов 1965; Степанов 1965; Дементьев, Сикорский 1965; Варустин 1965]. В нем содержится множество ценных сведений о структуре и взаимоотношениях основных журналов, формировавших образ эпохи; тем не менее, многие статьи значительно идеологизированы [Патрушева 2014, 9].

C 1990-х гг., после распада Советского Союза, интерес к изучению цензуры повышался. В числе исследований цензурного аппарата в диахронической и синхронической перспективе значительными являются работы Л. М. Макушина, Н. Г. Патрушевой, В. Г. Чернухи и др. [Макушин 2009; Патрушева 2014; Чернуха 2001]. Основываясь на широком спектре архивных и других источников, они рассматривают деятельность власти по формированию цензурной системы и указывают на причины неудач в ее построении. В публикациях Н. А. Гринченко и М. М. Шевченко дается исчерпывающая характеристика государственной политики во время «мрачного семилетия», предваряющего реформы Александра II [Гринченко, Патрушева, Раскин 2007; Шевченко 1992]. В современных учебных пособиях по истории журналистики предлагается взгляд на ключевые издания эпохи с характеристикой их политических позиций и анализом деятельности писателей и редакторов [История русской журналистики XVIII--XIX веков 2003; Есин 2000].

Тем не менее, проблема литературно-публицистического отклика периодических изданий на изменения цензурной политика остается по большей части вне поля внимания исследователей. Нам удалось найти лишь несколько работ, посвященных реакции на реформы [Антонова 1993; Рейфман 2017]; большую их часть составляют исследования советского периода, касающиеся позиции революционных демократов [Львова 1950; Старикова 1953; Левина 1988]. Отметим отдельно работу Н. Г. Патрушевой и Е. С. Сониной «Печать о цензуре и свободе слова…» [Патрушева, Сонина 2017], которая представляет хронологический список материалов в периодических изданиях с 1862 по 1889 год, посвященных цензуре. В списке, однако, не упоминаются материалы более раннего времени, которые позволили бы выстроить перспективу в описании этого сюжета, начиная с окончания «мрачного семилетия», а также статьи, в которых тема ограничений печати лишь упоминается, но не является основной.

Таким образом, настоящая работа ставит целью выявление позиции основных изданий 1850 - 1860-х годов по отношению к цензурной политике и реформам печати, а также.сходств и различий их вглядов. При этом данная проблема интересует нас в перспективе описания взаимодействия государственного аппарата и различных институтов литературы.

Для достижения поставленной цели необходимо решить следующие задачи:

- охарактеризовать изменения в цензурном аппарате Российской империи в 1850-е - 1860-е годы, кратко описать предпосылки этих изменений;

- изучить литературную и общественную позицию наиболее значимых периодических изданий эпохи, обращая внимание на политические взгляды редакции, состав редакционной коллегии, структуру материала в издании и т.д.;

- выявить тексты, в которых так или иначе отражается обсуждение вопросов цензурной политики, подробно проанализировать наиболее репрезентативные из отобранных текстов.

Основным методом работы является историко-литературный подход: изучение материалов журналов эпохи 1850-х - 1860-х годов с учетом исторического контекста и анализ взаимодействий между историческими событиями и публицистическим текстом. Для детального изучения избранных статей мы будем прибегать к текстуальному анализу в рамках герменевтического метода.

В первой главе работы будет рассмотрена цензурная политика в Российской империи, начиная с первого Устава о цензуре, принятого в 1804 году, и заканчивая попытками либеральных реформ цензурного аппарата в первые годы правления Александра II. Особое внимание будет уделено причинам, приводившим к неудовлетворительной работе цензурного ведомства, и попыткам, предпринимавшися для изменения этой ситуации. Во второй главе, разделенной на пять частей по количеству анализируемых журналов, будет подробнее освещена их структура и политическая программа, а также проведен анализ избранных статей из них для формулирования общей концепции отношения издания к вопросам цензурного контроля печати. В приложении представлены таблицы, содержащие фрагменты журнальных статей за рассматриваемый период, в которых обсуждаются проблемы гласности и цензуры.

Глава 1. Цензурная политика в первые годы правления Александра II: формирование цензурного аппарата, регламентирующие документы, предпосылки реформ

1.1 Становление цензурного аппарата Российской империи

Первым документом, в полной мере регламентировавшим политику государства в отношении цензуры, был Устав 1804 года, принятый Александром I. Согласно Уставу, целью цензуры являлось «доставить обществу книги и сочинения, способствующие к истинному просвещению ума и образованию нравов, и удалить книги и сочинения, противные сему намерению» [Сборник постановлений и распоряжений по цензуре, 86]. Цензорам предписывалось не подвергать цензуре те тексты, явная злонамеренность которых не доказана, то есть не основываться на домыслах о скрытом смысле произведения, а опираться на его фактические качества. Тем не менее, «краткость и декларативность формулировок норм, которыми должны были руководствоваться цензоры, <…> оставляли место для произвола и расширительного толкования закона» [Гринченко и др. 2007, 776].

Новый цензурный устав 1826 года, отразивший консервативную настороженность последних лет царствования Александра I, которая только была усилена впечатлением от декабрьского восстания, стал самым жестким за всю историю российской цензуры и получил прозвание «чугунный» [Гринченко и др. 2007, 777]. Документ пространно описывал возможные причины наложения цензурного запрета, регламентировал деятельность периодических изданий («Право выпуска <…> могло быть предоставлено только человеку «добрых нравов», известному на поприще отечеств. словесности, доказавшему сочинениями «хороший? образ мыслей?» и способному направлять общественное мнение к полезной? цели…» (цит. по [Гринченко и др. 2007, 778])). По сравнению с Уставом 1804 года в нем отсутствовало положение об ориентации на «явный смысл» текста, но, наоборот, всячески поощрялось вычленения возможных «двойных смыслов» с целью воспрещения такого рода пассажей.

Уже через два года устав был вновь изменен, так как шишковский устав 1826 года представлял затруднения не только для литераторов, но и для самих цензоров. Помимо этого, была также проведена реформа цензурного аппарата, направленная на выстраивание более четкой и жесткой структуры внутри ведомства [Гринченко и др. 2007, 778]. Основные положения нового Устава 1828 года сохранялись в составе основного документа, регламентирующего цензурную политику, вплоть до отмены ее в 1917 году, претерпевая лишь некоторые изменения. Документ был менее подробным, чем Устав 1826 года, но и менее декларативным, чем Устав 1804 года, а так же впервые включал в себя определение объекта цензуры [Гринченко и др. 2007, 778].

Согласно Уставу, руководство светской цензурой всецело принадлежало Главному управлению цензуры в составе Министерства народного просвещения [Устав о цензуре 1845, 460]. В «общих положениях» документа излагались главные основания для запрета того или иного произведения, а именно «поколебание» православного учения, нарушение неприкосновенности императорской семьи, оскорбление «благопристойности» или «честь какого-либо лица», в том числе и в случае, когда подобное оскорбление не является заведомо клеветническим [Устав о цензуре 1845, 460]. Тем не менее, цензору запрещалось препятствовать публикации произведений, «в коих под общими чертами осмеиваются пороки и слабости, свойственные людям в разных возрастах, званиях и обстоятельствах жизни» [Устав о цензуре 1845, 461]. Другим характерным положением являлось компромиссное решение вопроса о толковании авторской позиции, позволяющее автору лично давать комментарии к спорным местам, а также утверждавшее обязанность цензора опираться на явный смысл написанного [Устав о цензуре 1845, 460]. Более того, цензор не имел права «разбирать справедливость» суждений писателя, поправлять его языковые ошибки или оценивать полезность сочинения [Устав о цензуре 1845, 461]. Широкую трактовку допускало требование к цензору ориентироваться на «дух» произведения и не делать «привязки к конкретным словам и выражениям» [Устав о цензуре 1845, 460-461].

Отдельно регулировался порядок цензурования периодических изданий. Для публикации нового журнала требовалось получить разрешение Главного управления цензуры и предоставить его программу [Устав о цензуре 1845, 461-462] Право на издание политического журнала можно было получить только от императора через министра народного просвещения [Устав о цензуре 1845, 462].

Цензоры не имели права самостоятельно изменять части подцензурного текста, добавлять примечания или комментарии. Их обязанность заключалась исключительно в выделении непроходных мест для того, чтобы издатель или автор смогли изменить их. Однако отдельно оговаривалась возможность передать цензору права на внесение изменений в рукопись [Устав о цензуре 1845, 467].

В целом, Устав 1828 года был вполне либеральным по отношению к авторам, однако декларируемые принципы часто расходились с конкретной практикой. Одной из причин этому была личная ответственность цензора за пропущенное в печать произведение, которая предполагала в случае «просмотра» суровые наказания - от увольнения, потери пенсии, нажитого состояния [Устав о цензуре 1845, 468; Уложение о наказаниях 1845, 842]. вплоть до лишения всех прав или привлечения к каторжным работам за пропуск в печать произведений, «когда в оных содержится что-либо клонящееся к поколебанию учений Православной Греко-Российской Церкви» или «что-либо нарушающее неприкосновенность Верховной Самодержавной власти, или уважение к Императорскому дому…» [Устав о цензуре 1845, 460, 468; Уложение о наказаниях 1845, 645-656]. «В то же время за запрещение любого произведения, даже явно незаконное, цензор по закону не нес никакой ответственности» [Гринченко и др. 2007, 779]. Автор мог оспорить решение цензора или цензурного комитета, однако на практике процедура редко решалась в пользу подающего апелляцию. Так, С. С. Уваров уверял сотрудников Министерства народного просвещения в том, что жалобы на строгость цензоров «будут недействительны» [Гринченко и др. 2007, 779]. Таким образом, реальная цензорская практика в большей степени зависела не от Устава, а от воззрений и личных отношений конкретных цензоров и - в еще большей мере - от сиюминутной политической обстановки. Из истории цензуры 1830-х - 1840-х гг. хорошо известны примеры, когда авторы и издатели подвергались гонениям из-за нежелательных «применений», которые получали их публикации в том или иной контексте.

С другой стороны, цензурные правила, разумеется, не могли регламентировать неподцензурную литературу, пласт которой был чрезвычайно широк, публичные чтения, салонные собрания и т.д. Как резюмируют современные исследователи, «воздействие на <…> общественное мнение в тои? или иной мере оппозиционной литературы и публицистики намного превосходило идеологическое воздействие Министерства народного просвещения и церкви» [Гринченко и др. 2007, 782].

К середине XIX в. Российская империя оставалась одной из немногих европейских стран, применявших предварительную цензуру к неиностранным произведениям [Чернуха 2001, 8]. Устав 1828 года обрастал дополнительными инструкциями, циркулярами, распоряжениями в попытке регламентировать возникающие все в большем числе сложные ситуации, в которых цензору невозможно было вынести однозначное решение, следуя лишь букве Устава [Шевченко 1992, 17].

Основная задача дополнительных документов состояла в уточнении общих вопросов организации цензурной политики, указании на конкретные темы, не разрешенные для упоминания или обсуждения в печати [Патрушева 2014, 43]. Постепенно с разрастанием системы правил Устав 1828 года становился все более требовательным к авторам и особенно к издателям периодики. Например, в 1832 году издателю, желающему начать выпуск нового журнала, помимо требований к программе стали выдвигать и требование предоставления «обстоятельных сведений о способностях издателя и нравственной его благонадежности» [Сборник постановлений и распоряжений по цензуре, 221], а в 1841 году было запрещено издание нескольких журналов одним человеком [Сборник постановлений и распоряжений по цензуре, 233].

Однако в окружении Николая I постепенно вызревало мнение о том, что министр народного просвещения Уваров не справляется с задачей по установлению эффективной цензуры. Ситуация достигла апогея, когда надзор за работой цензурного аппарата был усилен после революционных событий 1848 года в Европе [Патрушева 2014, 51].

Две позиции, выраженные в записках М.А. Корфа «О состоянии русской журналистики и мерах к упорядочению ее» и П.А. Вяземского «О цензуре», составленных в 1848 году, отражают позиции правящей элиты в отношении дальнейших изменений. Корф утверждал, что слишком разросшееся число периодических изданий распространяет «вредные» идеи, в том числе политического толка, и видел цель цензуры в «защите» от них с помощью массовых запретов деятельности «подозрительных» журналов, более тщательной проверке иностранных книг, запрете на упоминание об изъятии какого-либо материала по цензурным соображениям; Вяземский же считал, что, напротив, «пагубное влияние» некоторых журналов можно ослабить, увеличив число их идейных конкурентов, создав правительственные периодические издания, содействуя изданию «полезных книг» [Патрушева 2014, 51-53].

Для надзора над работой министерства народного просвещения в сфере цензуры - фактически, для надзора над министром Уваровым - 27 февраля 1848 г. был создан «Комитет для рассмотрения действий цензуры повременных изданий». В ответ на этот шаг Уваров попытался оправдать неудачи цензуры, главной причиной недовольства действиями которой, он считал «небольшие штаты и недостаточность денежных средств, выделяемых на цензурное ведомство» [Патрушева 2014, 54].

Тем не менее, следствие пришло к выводу о необходимости перестроить управление, в результате чего в том же, 1848 году, был создан «Высочайше учрежденный комитет для высшего надзора в нравственном и политическом отношениях за духом и направлением всех произведений нашего книгопечатания» под руководством Д. П. Бутурлина, принявший в свои руки управление цензурной политикой. В его задачи входил одновременно контроль печатной продукции и самих цензоров Министерства народного просвещения («оно перестало быть главным руководителем цензуры, так как само попало под контроль» [Исторический обзор деятельности Министерства народного просвещения 1902, 334]). Этот период чрезвычайно жесткого цензурного контроля получил название «мрачного семилетия» [Патрушева 2014, 57], а действия Комитета вызывали негодование у разных групп: от литераторов (например, Т.Н. Грановский писал: «Благо Белинскому, умершему вовремя» [История русской журналистики XVIII--XIX веков 2003, 131]) до самих цензоров (М.А. Корф -- член комитета -- рассказывал брату об «омерзительных делах», которые там творились, и определил его деятельность как «род нароста в ‹…› администрации» [Макушин 2009, 131]). В обществе всё сильнее звучало требования либерализации цензуры и печати.

1.2 Изменения в цензурной политике в конце 1850-х - начале 1860-х гг.

В 1855 году на престол взошел Александр II, осознававший после поражения в Крымской войне необходимость всестороннего реформирования страны. Тем не менее, даже умеренно свободная печать представлялась ему весьма опасной для государственного строя [Патрушева 2014, 75], и он, скорее, был удовлетворен текущей цензурной политикой [Герасимова 1974, 18]. Однако необходимость изменений печати была уже очевидна и неостановима. Как формулировал это М. К. Лемке, «появились новые условия жизни, везде бывшие смертным приговором цензуры. Оказалось, что, когда в обществе возникает истинная потребность свободно высказываться, правительству делается невозможным противое?йствовать ему…» [Лемке 1903, 11].

Еще в 1854 г. министр народного просвещения А.С. Норов предложил объединить Бутурлинский комитет с Главным управлением цензуры в министерство (фактически, упраздняя первый), а в 1855 г. Александр II утвердил доклад М.А. Корфа, основной тезис которого состоял в том, что Комитет выполнил возложенные на него задачи и подлежит роспуску [Патрушева 2014, 76]. Кроме того, по его мнению, из-за репрессивной цензурной политики оппозиционная литература не исчезла, а распространялась в рукописном виде и стала более опасной, чем могла бы быть литература легальная [Первоначальный проект устава о книгопечатании 1862, 56].

С упразднением Бутурлинского комитета правительство стало пытаться установить «умеренную» гласность. В первые годы царствования Александра II Устав 1828 оставался неизменным, но цензурная практика существенно изменилась. В печати стало возможно обсуждать значительно более широкий круг тем, в частности, в некоторых изданиях был разрешен политический отдел [Лемке 1904, 207]. Журналам было разрешено критиковать существующие злоупотребления и рассуждать о необходимых преобразованиях в административном устройстве и законодательстве [Гринченко и др. 2007, 783].

При этом с быстрым появлением возможностей для открытой печати были связаны два явления. Во-первых, наблюдавшаяся на практике отмена жестких законов привела к путанице в деятельности цензоров. Так, Н. В. Медем, председатель Военно-цензурного комитета, указывал на то, что «во всей России не было, может быть, двух цензоров, которые бы всегда одинаково понимали пределы дозволенной гласности» [Герасимова 1974, 16]. Во-вторых, как отмечает Лемке, вторая половина 1850-х и первая половина 1860-х годов отмечались «громадным оживлением» общественной, политической и литературной жизни [Лемке 1903, 2 и др.]. Как в русской публицистике, так и в художественной литературе очень быстро стало играть центральную роль обличительное направление.

Перед правительством остро встал вопрос об обновлении цензурного законодательства. Большинство государственных деятелей оставались сторонниками системы предварительной цензуры, однако осознавали необходимость уступок [Патрушева, 2014, 76]. Так, например, Вяземский в записке императору одной из важнейших проблем признавал загроможденность Устава 1828 года последующими постановлениями, что приводило к запутанности системы и лишало ее единства, и предлагал дополнить Устав, определив «ту долю благоразумной и законной свободы, которую правительство полагает возможным предоставить науке и литературе» [Вяземский 1882, 39, 46]. Он также предложил временно сохранить возможность обсуждения общественно-политические проблемы в публицистических изданиях, разрешить публично обсуждать крестьянский вопрос [Вяземский 1882, 39, 47].

Создание нового Устава было поручено А. С. Норову, но тем временем цензурная система продолжала разрастаться циркулярами, в некоторых темах ограничивавших гласность. Например, в 1857 году цензорам было велено не допускать осуждение политики Николая I, «язвительные» отзывы об отношении господ к крестьянам и др. [Патрушева 2014, 78]. В 1858 году Главный цензурный комитет обязали передавать подцензурные материалы в соответствующие министерства для двойной проверки, например, в Министерство финансов должны были передаваться материалы, связанные с денежно-экономическими вопросами и т.п. [Исторический обзор деятельности Комитета министров 1902, 197].

Основные идеологи реформ цензурного аппарата А. С. Норов и П. А. Вяземский в 1858 году ушли в отставку, и новым министром народного просвещения был назначен Е. П. Ковалевский. К 1859 году он подготовил и представил перед в Кабинете министров проект нового цензурного Устава, который, однако, был подвергнут критике Д. Н. Блудовым, председателем Департамента законов Государственного совета. Блудов критиковал проект Ковалевского за сохранение некоторых ограничений, принятых во время «мрачного семилетия», и в целом за недостаточную либеральность [Макушин 2009, 244-245]. Это было обусловлено опасениями Блудова, что недостаточная свобода печати может привести к революционному взрыву [Патрушева 2014, 83]. Но в результате принятие нового Устава было отложено.

В 1859 году создается «Комитет по делам книгопечатания», межведомственное учреждение, целью которого было поощряющее воздействие на литературную жизнь: этот орган должен был «направлять <…> главные периодические литературные издания к общей государственной цели» [цит. по Патрушева 2014, 85]. Заседания были открыты для приглашенных членами комитета писателей и издателей; сотрудники учреждения могли «поручать разным лицам составление статей за вознаграждение для опубликования в периодических изданиях» [цит. по Патрушева, 2014, 85]. Несмотря на благие намерения, деятельность комитета оказалась неудачной: литераторы и журналисты отказывались в нем сотрудничать, считая этот комитет таким же репрессивным органом цензуры, как и Бутурлинский комитет. В последней записке членов Комитета указывалось на проблемы взаимодействия государства с прессой, помешавшие успеху их работы: неофициальная роль комитета и вообще отсутствие единого официального органа, который бы был единственным ответственным за цензуру, а также сохраняющаяся система предварительной цензуры. Комитет было предложено объединить с Главным управлением цензуры в единое учреждение [Макушин 2009, 236-247].

В конце 1859 года Главное управление цензуры и Комитет по делам книгопечатания были объединены в особое министерство, в которое был передан для доработки проект Устава Ковалевского. Главой нового органа был назначен М. А. Корф, позднее кандидатура была заменена на А. Г. Тройницкого. Тем не менее, эти планы реализованы не были, и основным органом, управлявшим цензурой, осталось Главное управление цензуры с изменившимся в начале 1860 года составом [Патрушева 2014, 90-92].

В течении последующих лет гласность становилась все более широкой, что приводило к необходимости частых обращений цензоров к чиновникам других ведомств, что, в свою очередь, значительно замедляло и осложняло работу над все растущим количеством материалов, подлежащих цензурному просмотру- многие газеты перестали выходить в срок [Патрушева 2014, 93-94].

В начале 1860 г. в столичные цензурные комитеты были назначены особые председатели: Н. В. Медем -- в С.-Петербург и М. П. Щербинин -- в Москву. В этот период цензурные органы практически во всех районах страны испытывали нехватку средств и персонала, но прошения о повышении дотаций и расширении штатов оставались в большинстве случаев невыполненными [Патрушева 2014, 99]. Щербинин писал о «несостоятельности ‹…› цензурной системы». Он сетовал на необходимость «подвести под один общий уровень воззрения цензоров на допустимость суждений, нередко выражаемых языком полунамеков, более или менее замаскированных». Следствием сложности этой задачи была неразбериха в действиях цензурного ведомства [Щербинин 1877, 30]. Ситуация дошла до того, что новые циркуляры выпускались просто для того, чтобы один и тот же текст, уже отвергнутый в одном цензурном комитете, не мог быть принят к печати в другом [Патрушева, 2014, 99].

В 1861 г. новым министром народного просвещения был назначен Е. В. Путятин, сменился и министр внутренних дел - этот пост занял П. А. Валуев. С этого времени активно стал обсуждаться вопрос о передаче цензуры в Министерство внутренних дел [Патрушева 2014, 103]. В 1861-1862 годах очередной министр народного просвещения А. В. Головнин, имевший репутацию либерала, предпринял попытку разобраться с проблемой цензуры и изложил свою точку зрения в записке «О мерах по цензурному управлению», составленной в 1862 году. В ней Головнин указывал на то, что, несмотря на рост оппозиционных настроений, «сильное стеснение свободы слова» только изощряет «способность говорить иносказательно», а «идеи опровергаются только идеями, а всякие другие средства против них оказываются совершенно бессильны» [Патрушева 2014, 105-106]. Министр предложил рассмотреть новый закон о печати, но при этом ввести ряд срочных мер, как-то замена некоторых цензоров, оказание помощи «благонамеренным» журналам, разделение обязанностей по цензуре только между министерствами народного просвещения и внутренних дел, возможность освобождения некоторых изданий от предварительно цензуры, отмены ряда циркуляров и др. [Патрушева 2014, 106].

В 1862 году согласно программе Головнина Главное управление цензуры было упразднено, а его канцелярия преобразована в Особенную канцелярию при министре народного просвещения [Гринченко и др. 2007, 783]. Начался перенос обязанностей цензурного контроля от Министерства народного просвещения к Министерству внутренних дел. Вскоре, в том же 1862 году были приятны «Временные правила по цензуре», ставившие целью временно заменить Устав 1828 года до принятия полноценного Закона о печати. Долгое время они занимали ключевую позицию в цензурной политике государства. В «Правилах» впервые была документально зафиксирована и введена в рамки закона гласность, позволявшая широко обсуждать деятельность правительства, государственных учреждений [Гринченко и др. 2007, 783] и отменена большая накопившихся с 1828 по 1862 годы дополнительных циркуляров и постановлений к Уставу. Тем не менее в документе формулировался и ряд новых ограничений, в том числе не допускались к печати сочинения, излагающие «вредные учения социализма и коммунизма, клонящиеся к потрясению или ниспровержению существующего порядка и к водворению анархии» [Высочайше утвержденные временные правила по цензуре 1865, 430], а также возбуждение ненависти и неприязни или «оскорбительные насмешки» в отношении целого сословия или должности [Высочайше утвержденные временные правила по цензуре 1865, 431]. Помимо этого, вводилась процедура восьмимесячной остановки периодических изданий по совместному решению министров народного просвещения и внутренних дел [Высочайше утвержденные временные правила по цензуре 1865, 431]. В статьях, затрагивающих злоупотребления администрации, не допускалось упоминание имен и названий мест и учреждений [Высочайше утвержденные временные правила по цензуре 1865, 430]. Рассуждения о несовершенстве «существующих постановлений» допускались только в книгах объемом не менее десяти печатных листов и в периодических изданиях с подписной ценой с пересылкой «не менее семи рублей в год», т. е. недоступных наиболее массовому и наименее обеспеченному читателю [Гринченко и др. 2007, 783]. Более того, они должны были написаны «тоном приличным предмету» и описывать такие постановления, «недостатки которых обнаружились уже на опыте» [Высочайше утвержденные временные правила по цензуре 1865, 430].

В 1863 году цензурная политика была полностью передана в юрисдикцию Министерства внутренних дел. В нем был создан специальный орган - Совет министра по делам книгопечатания, председателем которого стал товарищ министра А. Г. Тройницкий. В состав совета вошли чиновники и представители науки и литературы, а основной целью его стала разработка нового устава [Гринченко и др. 2007, 783]. Однако деятельность Совета не привела к появлению полноценного устава, но 6 апреля 1865 был принят указ «О даровании некоторых облегчений и удобств отечественной печати».

Все эти многочисленные и сумбурные изменения, сделанные в попытке найти компромисс между запросом общества на предоставление возможно большей свободы слова и печати и сохранением контроля над настроениями народа с помощию цензуры, нашли прямое отражение в тематическом наполнении публицистических изданий этого периода. Начиная с 1855 года, цензурная политика как России, так и других стран становится одной из главных тем всех крупных российских журналов, каждый из которых в своих статьях высказывал собственную концепцию о месте цензуры во взаимоотношениях власти и народа.

Глава 2. Крупные периодические издания и их отношение к цензуре

2.1 «Время»

2.1.1 Обзор программы и состава журнала

«Время» - политический и литературный ежемесячный журнал, издававшийся М. М. Достоевским при содействии Ф. М. Достоевского в Петербурге с 1861 по 1863 год. Основной идеологией издания была идея почвенничества - сближения верхних слоев общества с народом как своими корнями, а также поиск собственного пути России в преобразовании социального устройства государства.

Первый проект журнала «Время» был представлен М. М. Достоевским на одобрение Цензурному комитета в 1858 году. Программа практически не отличалась от увидевшей свет в 1861 году, однако подразумевала еженедельное издание от трех до четырех печатных листов. Проект был одобрен, но его реализация затянулась - «Однои? из причин была его [М. М Достоевского] серьезная болезнь веснои? 1859 г., возможно, финансовые осложнения, но, конечно, и ожидание приезда Федора Михаи?ловича, которыи? уполномочил брата на переговоры с четырьмя редакциями» [Нечаева 1972, 34].

Идея начать издательское дело пришла М. М. Достоевскому, независимо от влияния брата, о чем свидетельствует их переписка [Нечаева 1972, 31]. Следовательно, разработкой первоначальной программы занимался именно М. М. Достоевский. В начале 1860 года по приезде Ф. М. Достоевского в Петербург братья совместно приняли решение об издании журнала. 3 июля Цензурный комитет предоставил разрешение на издание, а в сентябре в газеты было разослано объявление о новом журнале, включающее его программу, которая приведена ниже. Впоследствии журнал практически не будет отклоняться от заявленной программы, почти полностью повторяющей предшествующий ей проект газеты.

Программа

I. Отдел литературныи?. Повести, романы, рассказы, мемуары, стихи и т. д.

II. Критика и библиографические заметки как о русских книгах, так и об иностранных. Сюда же относятся разборы новых пьес, поставленных на наши сцены.

III. Статьи ученого содержания. Вопросы экономические, финансовые, философские, имеющие современныи? интерес. Изложение самое популярное, доступное и для читателеи?, не занимающихся специально этими предметами.

IV. Внутренние новости. Распоряжения правительства, события в отечестве, письма из губернии? и проч.

V. Политическое обозрение. Полное ежемесячное обозрение политическои? жизни государств. Известия последнеи? почты, политические слухи, письма иностранных корреспондентов.

VI. Смесь. а) Небольшие рассказы, письма из-за границы и из наших губернии? и проч. в) Фельетон, с) Статьи юмористического содержания.

[Достоевский 1993, 10-11]

Далее будет рассмотрена само объявление, в котором отражается дух журнала и помещаются тезисы, объединяющие его авторский коллектив.

Авторы подкрепляют свою идею основать «Время» возможностями, которые дает современная действительность - «Мы живем в эпоху в высшей степени замечательную и критическую» [Достоевский 1993, 5], а также необходимостью обсуждения и направления тех важных изменений, которые происходят в обществе: «Не станем указывать и на великий крестьянский вопрос, начавшийся в наше время... Всё это только явления и признаки того огромного переворота, которому предстоит совершиться мирно и согласно во всем нашем отечестве…» [Достоевский 1993, 5]. Акцент делается на мирном пути достижения социального баланса, что ставит журнал в позицию анатгонизма по отношению к идеям революции.

Авторы также отрицают концепцию западного пути для России («Мы знаем теперь, что мы и не можем быть европейцами…» [Достоевский 1993, 6]), однако они не отрицают использования синтеза европейских идей для создания и улучшения особой русской формы цивилизации. Основной проблемой русского общества редакторам виделся раскол образованной части общества и народа, к которому привели реформы Петра I («Реформа Петра Великого и без того нам слишком дорого стоила: она разъединила нас с народом» [Достоевский 1993, 6]). В современной ему эпохе «Время» видит возможность сближения разных слоев общества в силу готовящейся отмены крепостного права, а также увеличения доступности знания, что выражается в том числе и в росте количества периодических изданий. Такой политический фон располагал к полемике, способствуя тем самым развитию гласности.

Одной и основных целей журнала, заданных «Объявлением…», являлось сопротивление гегемонии литературных авторитетов с помощью «нахальности и дерзости», проявляемой в свободной дискуссии. «Пугливость же порождает литературное рабство, а в литературе не должно быть рабства» [Достоевский 1993, 9]. Авторы заявляют свое намерение обличать коммерциализацию литературы, непреложные идеи литературы, не оспариваемые никем, несмотря на сомнительность их оснований, пошлость критики и писателей. При этом «Объявление…» призывает другие издания к полемике, предлагая, таким образом, отбирать достойные идеи и отсеивать недостойные. В такой системе развития литературы нет места цензурному аппарату, так как полемика между журналами, по сути, выполняет функции цензуры: отсеивает или разоблачает «вредные» точки зрения или опасную литературу. Таким образом, для недопущения «рабства» в литературе «Время» предлагает фактическую замену государственной предварительной цензуры «карательной критикой».

К позиции «Времени» относительно гласности сочувственно отнесся «Современник» в статье «”Время”, журнал политический и литературный, № 1». Чернышевский (авторство статей из журнала «Современник» здесь и далее указано по [Боград 1959]) подчеркивал, что у нового издания множество расхождений с «Современником» как в политических, так и в литературных вопросах, но особое внимание уделял позиции журнала по вопросу гласности. Приводя фрагменты из первого номера журнала, он рассматривает взгляд «Времени» на то, какой должна быть гласность, и находит позицию журнала «справедливой». Она состоит в том, что обличение «общих черт общественных недостатков» непременно должно включать «частные факты», а также прямое указание на «лица, в них участвовавшие». При этом «Время» не считает, что возможность оклеветать человека является достаточной причиной отвергнуть подобную позицию, так как внутренняя система полемики и критики, существующая между авторами и изданиями, непременно выявит допущенную ошибку [Новые периодические издания 1861, 87-88]. Таким образом, несмотря на отмеченные Чернышевским разногласия журналов в литературных и политических вопросах, их позиции относительно цензуры и гласности близки.

При формировании редакции журнала параллельно М. М. Достоевский и Ф. М. Достоевский организовали кружок, большинство членов которого впоследствии вошли в состав авторов «Времени». Кружок привлекал братьев возможностью реализовать свои идеи о развитии литературы через полемику разных мнений - его состав был разнообразен по подходам к литературным, социальным и политическим вопросам. Из большого количества литераторов сформировалось две основные группы: неформальным лидером одной из которых был Ап. Григорьев, а другой - Ф. М. Достоевский и Н. Н. Страхов [Орнатская 1988, 251]. Последний писал, что в кружке «происходили бесконечные споры и делались попытки ежедневно перестроивать или исправлять свое миросозерцание чуть не с самых основ» [Страхов 1883, 205]. Помимо Страхова и Григорьева, еще несколько писателей, в числе которых самыми важными являются Я. П. Полонский и А. Е. Разин, составили группу авторов «Времени», близких по возрасту и социальному положению братьям Достоевским [Нечаева 1972, 51].

2.1.2 Цензурная политика в оценках «Времени»

Несмотря на поддержку современного ему государственного строя, стремление реформировать общество и его взгляды мирным путем, «Время» крайне радикально настроено относительно цензуры, выступая за ее упразднение [Рейфман 2017, 65-66]. В одной из статей «Современника» Антонович называет такой взгляд «утопическим»: «”Время” старалось убедить общество, и вероятно не убедило, что законы, стесняющие печать, бесполезны, что возможен только один закон о печати, именно закон о ее свободе» [Краткий обзор журналов за истекшие восемь месяцев 1863, 237]. Действительно, редакция журнала ратовала за полную свободу слова, предлагая развернутые планы достижения этого идеала.

В статьях «Времени» неоднократно встречаются позитивные комментарии относительно роста гласности в Российской империи. Такие изменения должны привести, по мнению авторов, к полной свободе печати, так как в связи с ростом количества публицистических изданий, общество уже в состоянии отсеивать вредные мнения, в ходе критики приходя к истинным.

В свободе слова заключался большой шаг к основной идее, развивавшейся в журнале, - единению с народом. Этот концепт предполагает сближение образованной части населения с крестьянством за счет доступности знаний и мыслей, всесторонней гласности. Именно литература и публицистика, изобличая пороки общества, должны привести к взаимопониманию разных социальных слоев [Антонова 1993, 18]. В рамках такой концепции цензура становится препятствием, не дающим всем идеям современности увидеть свет и подвергнуться критике, отдаляя членов общества от постижения истины путем полемики.

Наконец, «Время» стремится разграничить государственный аппарат и литературу, заместив предварительную цензуру критикой и полемикой в периодических изданиях, которая, по сути, уже будет являться карательной цензурой. При этом карательная цензура как таковая тоже представляется «Временем» в негативном ключе, но предлагаются варианты ее осуществления в формах, не препятствующих развитию гласности, - ниже будут разобраны статьи, описывающие модель суда по делам печати.

Таким образом, авторы в ходе рассуждений на тему ограничений в печати четко разделяют «зло цензуры» и государственную власть, а политическая позиция журнала «Время» не имеет прямого влияния на его отношение к деятельности цензурного аппарата. Ниже приведем характеристику взглядов редакции «Времени» на цензуру, рассмотрев конкретные ее упоминания в некоторых статьях журнала.