Литература и политика в предреформенный и реформенный период в России (1850-е- 1860-е гг.)

Во фрагменте из ключевой статьи, поднимающей вопрос свободы печати, автор приводит в пример уже рассмотренную выше ситуацию из русской истории - реформы Петра I - приведшую к расколу между группами общества:

…укоренившиеся старые понятия были уничтожаемые пытками, кнутум, колом, конфискациями. Действительно, небольшая часть России воспиталась, подвинулась в другую сторону и от народа, пожалуй можно допустить, что вперед, более созрела, но именно созревая заметила, что полтораста летъ она шла по ложному направлению.

[Законы о печати во Франции 1862, 173]

Ошибка была осознана обществом, когда разрыв между образованной частью общества и ее народными корнями достиг больших масштабов. Именно ограничение свободы государством в намерении вести народ за собой, в конечном итоге, привело к этой катастрофе. Таким образом, единственным выходом из тупика автору видится возвращение всем людям права свободно выражать свои мысли, что объединяет и направляет общество лучше «сильной руки» государства.

При этом «Время» не описывает государство как врага, с которым необходимо бороться, - напротив, свобода печати приведет к объединению всех частей социума, государства со своими подданными: «гласность <…>, доказывая чистоту намерений правительства, более чемъ что-либо другое содействует благосостоянию страны, утверждая в ней взаимную доверенность правительства и народа» [Наши домашние дела 1862, № 2, 66].

В отсутствии руководящего контроля государства выявление истинных и ложных суждения становится функцией печати и общества, чье мнение выражается через нее («…никакие законы не имеют прочности и живительного действия без помощи общественного сознания…» [Наши домашние дела 1862, № 4, 35]). Целью журнала в вопросе цензурной политики становится поэтому попытка доказать благотворность гласности.

Отметим, что в середине 1862 и начале 1863 года - перед закрытием журнала - его риторика становится все менее позитивной, появляется больше недоверия к решениям властей, к дальнейшему ходу цензурной реформы. Такая смена позиции, по всей видимости, является результатом обнародования «Временных правил…» 1862 года (см. раздел 1.2), на основании которых были временно приостановлены «Современник» и «Русское слово». Комментируя их принятие в разделе новостей России, автор замечает, «что ложную и вредную идею ничто не может так быстро и глубоко уронить и обессилить, как всенародное обличение ее ложности и вредности» [Наши домашние дела 1862, № 6, 48], которое значительно эффективнее тех мер, которые принимает правительство. Основным недостатком действий государства редакции журнала кажется отсутствие вектора развития, конечной его цели [Наши домашние дела 1862, № 11, 89-90] - то есть полного освобождения печати.

Другой проблемой, центральной для понимания отношения «Времени» к цензуре, является скудность мнений на литературном поле, вызываемая ограничением печати. Такая ситуация обоснована заложенной ранее позицией главенства определенных изданий, угодных правительству. Таким образом, крупный журнал, имеющий возможность выражать свои воззрения в силу сходства своей позиции с позицией государственной, сравнивается с монополистом, а другие писатели и менее значительные издания с «мелкими людьми». Ср.: «Припомните то время, когда литература не могла иметь более трех или четырех журналов. Теперь это монополистское устройство ослабело вследствие размножения журналов, и разумеется, с еще бульшим увеличением числа их, должно со временем исчезнуть» [М. К. 1861, 137]. Так автор оценивает последствия цензурной практики в эпоху Николая I, которые начинают устраняться за счет современных тенденций, позволяющих большому количеству периодических изданий расширять круг мнений, не давая развиться «диктатуре» на литературном поприще. То есть позиция автора показывает позитивное влияние уменьшения соприкосновения литературы с государством.

Выше было высказано мнение о том, что «Время» стремится заменить предварительную государственную цензуру критическим разбором выходящих в свет текстов, тем самым, давая развитие гласности, а также позволяя литературе проводить внутренний отбор достойных произведений. В конечном итоге, любая цензура оказывается неспособной ограничить распространение текстов вообще, но зачастую из-за ее ошибок или политической предвзятости просто задерживает их, разрешая с последующими изменениями в цензурной политике [Законы о печати 1862, 288]. Однако редакция «Времени» не отрицает возможности существования карательной цензуры, предлагая вместе с тем выносить дела о свободе печати на общественное обозрение путем рассмотрения исков судом присяжных. В статье «О суде по преступлениям против законов печати» [Ткачев 1862] предлагается привлекать к суду только тех авторов, чьи статьи были восприняты упомянутыми в них лицами как оскорбление, в случае если эти лица сами подали такой иск. Во всех других случаях, подобные оскорбления не должны считаться преступлением. При этом должен работать институт прокуроров, предварительно рассматривающих действительно ли лицу, подающему иск, было нанесено оскорбление. Эта модель позволяет в большой степени освободить литературных деятелей от страха за свои произведения, значительно сократив количество судебных процессов по делам печати.

Таким образом, основные идеи «Времени» фокусируются вокруг гласности как единственного способа достижения истины во всех политических и общественных вопросах, помогающего объединить все социальные группы единой целью прогрессивного и гармоничного развития. При этом, отношение журнала к государственной политике в сфере печати со временем ухудшалось из-за отсутствия решительных мер по упразднению цензуры, хотя его политическая позиция сохранялась, в основном, неизменной.

2.2 «Русское слово»

2.2.1 Обзор программы и состава журнала

Журнал «Русское слово» был основан меценатом и литератором графом Г. А. Кушелевым-Безбородко. Он был задуман как издание, свободно сочетающее в себе различные политические и литературные позиции и, таким образом, носящее «внепартийный» характер [Воробьева 2019, 18], который, впрочем, быстро сменился радикально-демократическим в силу интересов самых влиятельных членов редакции.

Цензурное разрешение на издание «Русского слова» было получено Кушелевым-Безбородко еще в 1856 году. Предполагалось ведение пяти отделов, посвященных отечественной и иностранной словесности, критике и библиографии, популярному пересказу научных статей, однако в конечном виде издания их число сократилось до трех, в первую очередь, потому что Кушелев-Безбородко не смог привлечь достаточное число работников. Основной целью создания журнала был интерес графа к литературе и публицистике в эпоху общественного подъема и, главное, подъема печати, сопровождавшего конец «мрачного семилетия». Приняв на себя обязанность главного редактора, Кушелев-Безбородко хотел держать за собой «исключительное право блюсти за развитием всего журнала» [Григорович, 142-143], ни одна статья не могла быть опубликована без его личного разрешения. Однако, часто находясь вне Петербурга, он перекладывал обязанности по «Русскому слову» на других членов редакционной коллегии, что часто приводило к беспорядку в редакции [Воробьева 2019, 37-38]. Этому способствовала и замысел Кушелева-Безбородко, объединившего в редакции людей с диаметрально противоположными позициями. Так, главенствующие роли занимали Я. П. Полонский, высоко оценивавший петровские реформы, сближение России с Европой, социальные перемены современного периода, и Ап. Григорьев, сторонник возвращения к исконным устоям допетровской Руси [Варустин 1965, 127]. Впрочем, их противостояние можно объяснить и личным противостоянием за место в редакции, мало связанным с идеологическими противоречиями [Воробьева 2019, 115-120].

До середины 1860 года редакция существовала в промежуточной, «внепартийной» парадигме, стараясь, в первую очередь, не быть вовлеченной в политику, а заниматься наукой и «чистой» литературой, сторонником которой был один из важнейших членов редакции А. Н. Майков [Варустин 1865, 127]. Однако в этот период публицистическое издание не могло не иметь выраженной позиции по различным вопросам актуальной повестки, а ранняя редакция «Русского слова» не могла этого обеспечить [Воробьева 2019, 193-194]. Помимо этого, журнал постепенно терял ключевых сотрудников, не рассматривавших его как долгосрочную площадку для своей литературной и политической деятельности, а также из-за неудачного управления, не сведущим в организации публицистического издания Кушелевым-Безбородко, стал приносить значительные убытки. Воспользовавшись положением, Г. Е. Благосветлов с успехом предложил свою кандидатуру на место главного редактора. При нем журнал становится более популярным, получает политическое направление и ясную программу [Варустин 1965, 133-134].

Основным направлением журнала, представленным, в первую очередь, самим Благосветловым и Д. И. Писаревым, становится революционно-демократическое, близкое к идеям «Современника», то есть включающим основные принципы утопического общинного социализма, недоверие к либеральным реформам, неспособным решительно изменить уклад жизни. В отличие от «Современника» «Русское слово» сомневалось в возможности изменения политечской ситуации в России путем революции в силу недостаточной просвещенности и консолидированности крестьянства [Варустин 1865, 138-139] и, таким образом, ставило главной целью политическое и научное просвещение народа.

2.2.2 Цензурная политика в оценках «Русского слова»

Позиция «Русского слова» относительно цензуры в первые годы существования журнала характеризуется неоднозначностью мнений. С одной стороны, гласность подается как позитивная тенденция с точки зрения развития печати, с другой - в некоторых статьях появляются ироничные высказывания о ней, а также вполне серьезные обращения к цензуре с требованием запретить тот или иной текст.

Так, например, в № 12 за 1859 год представлен комментарий к популярной книге о половых заболеваниях, безнравственной по мнению автора рецензии: «Мы читали в какой-то книге, что закон преследует распространение безнравственных изображений, и полагаем, что эта запретительная статья как нельзя более приложима к книге Ламерта» [Картины последствий разврата 1859, 92]. Помимо этого, авторы журнала расходятся во мнениях по поводу необходимости именной гласности, то есть конкретного указания на лицо против которого направлено обвинение, и вещей, которые она должна изобличать: «Будто перед нашими глазами не совершается кое-каких грешков посерьезнее супружеской холодности и коварства зубных врачей» [Общественная жизнь в Петербурге 1859, 123] (ср. с осуждением книги Ламерта). Такая позиция иллюстрирует отсутствие в журнале общей концепции взглядов на литературу и политику, в связи с чем проявлялись индивидуальные позиции авторов, противоречившие друг другу.

Отношение редакции журнала к цензуре приобретает однородные очертания, когда главным редактором становится Г. Е. Благосветлов. В первую очередь, цензура рассматривалась авторами «Русского слова» как несомненный противник развития мысли и литературы. При этом публицистика воспринимается как посредник между государством и обществом, в случае притеснения которого власть теряет связь со своими подданными и не может отслеживать политические настроения в своей стране. Власть, которая боится высказываний, направленных против государства, таким образом, отказывается и от диалога с общественностью, приближая, тем самым, революционный взрыв. Следовательно, охранительная функция цензуры ставится авторами под сомнение, превращая ограничения печати из инструмента государственной власти в элемент, несущий разлад в общество.

Примечательным свойством полемики о цензуре в «Русском слове» является наличие материалов, рассматривающих цензурные законодательства в различных странах мира. Исследователями было отмечено [Левина 1988, 106], что многие журналы, говоря о вопросах свободы печати, избирали объектом не Россию, а другие страны, однако для «Русского слова» в рассматриваемый период был свойственен большой охват таких государств. Помимо Франции, Австрии, Англии, Италии, в связи с актуальной политической ситуацией часто обсуждаемых и в других изданиях, в «Русском слове» уделялось внимание вопросам цензуры в Скандинавии, Америке и других странах. Очевидно, что через обсуждение других стран цензурной политики других стран предполагалось затрагивать общественный уклад России [Рейфман 2017, 68].

Авторы журнала смотрели с пессимизмом на проекты реформ в обалсти цензурной политики в Российской империи, приходя к выводу, что полной свободы печати добиться невозможно [Рейфман 2017, 68], а все нововведения в этой области, сулящие улучшения, рано или поздно повлекут за собой реакцию, вызванную страхом государственных деятелей перед развитием протестных настроений. Именно в связи с этим в фокусе журнала находится, в основном, цензурная политика других государств - эти заметки носят скорее иллюстративный, а не практический характер.

В связи с этим статьи о гласности в России зачастую принимают наличие цензуры как данность. В некоторых статьях, как ранних, которые представлены выше, так и более поздних, относящихся уже к «благосветловскому» периоду, авторы «Русского слова» указывают на необходимость цензурного запрета того или иного произведения. Такая необычная для революционно-демократического издания позиция связана с особым взглядом на предупредительную цензуру в рамках самодержавного государства.

Если бы у нас была свобода книгопечатания, то г. Аскоченский с своими изданиями не имел бы ни смысла, ни значения; но при нашем порядке будет вполне одобрительно, если общественное мнение, насколько таковое у нас возможно, выразилось в пользу воспрещения г. Аскоченскому воспитывать народ; разрешение подобных изданий может многих благомыслящих, но легковерных людей ввести в сомнение, что наше просвещенное правительство, утверждая эти издания, вполне одобряет направление их, чего в сущности, конечно, ожидать нельзя.

[Современная летопись 1861, 18]

Автор акцентирует внимание на том, что тексты, допущенные к печати, воспринимаются обществом как государственная позиция, так как проходят предварительную цензуру. При этом внимание читателя обращается на несостоятельность цензурного аппарата, который в существующих рамках не способен эффективно отсеивать литературу, непригодную для развития общества в выгодном для государства (по мнению «Русского слова») ключе. Таким образом, редакция журнала частично берет на себя роль цензора.,.

По мнению Писарева, главного критика «Русского слова», в самодержавном государстве, не может быть свободы слова, так как правительство не выбирается народом, а значит боится его критики. Эта идея отчетливее всего проявилась в статье «Очерки из истории печати во Франции», явившейся в значительной степени ответом на призыв комиссии Оболенского к участию в создании нового проекта организации цензуры [Левина 1988, 105]. Писарев боялся, что планы замены предварительной цензуры карательной окажутся невыполненными государственными чиновниками [Рейфман 2017, 68].

Он считал, что предварительная цензура для власти намного более удобна, чем карательная, поскольку при таком методе организации цензурной политики «мысль» совсем не доходит до общества. Власти «важно, что бы мысль не распространилась в обществе, а не то, чтобы мыслитель посидел в тюрьме или заплатил штраф» [Очерки из истории печати во Франции 1862, 27].

Однако, пресекая гласность, государство, не может отслеживать, как растет недовольство народа, поэтому обрекает себя на постоянную боязнь проявления этого недовольства против него. Эта тема прослеживается, в том числе, в сводках заграничных новостей, которые зачастую служат репрезентацией положения дел в России, пересенной на другие реалии. Например, в обсуждении реакционного характера политики французского министра внутренних дел В. де Персиньи, вывод корреспондента «Русского слова» таков: «Берегитесь, господин Персиньи! Иногда достаточно бояться мнимых опасностей, чтобы создать действительные» [Лефрень 1861, 22].

В такой организации государства, неизбежно загоняющей себя в тупик, Писарев видит нарушение «простых выводов здравой логики» [Очерки из истории печати во Франции 1862, 27]. Если бы государство, напротив, сняло цензурные ограничения, могли бы быть построены доверительные отношения между ним и народом, которые были бы выгодны обоим: народ отвергал бы идеи, враждебные власти, так как чувствовал ее открытость, нежелание скрывать свои действия:

Густав [король Швеции Густав III] <…> думал, что ему не была нужна более помощь литературы и потому принял против ней стеснительные меры. <...> Самая публика <...> привыкла читать между строками, отгадывать самые тонкие намеки, <...> она питала полное недоверие к оффициальным известиям и перетолковывала в дурную сторону все правительственные распоряжения. Таким образом, запретив толковать о зле, Густав нисколько не уничтожил зла; напротив того, он этим дал новую пищу общественному неудовольствию, вооружив против себя образованнейшую часть общества и большинство народа.

[Попов 1861, 4]

Тем не менее, такая ситуация является исключительно умозрительной, «практический вывод на самом деле не может иметь никакого практического значения» [Очерки из истории печати во Франции 1862, 28], так как фундаментальные неизменяемые принципы самодержавного государства мешают его претворению в жизнь («Правительство ненавидит самую свободу мысли; его тревожит самое безвредное проявление этой свободы…» [Очерки из истории печати во Франции 1862, 27]).

Таким образом, отношение к цензуре «Русского слова» было двояким. С одной стороны, авторы отстаивали идеи гласности, выступали против ограничений свободы слова и печати; с другой, воспринимая такие ограничения непреодолимой частью имперской политикия, они до тех пор, пока политическая система не будет уничтожена, считали возможным и даже нужным неформально участвовать в цензурной политике государства для препятствования идеям, вредящим народному просвещению. Правительство Александра II, по мнению «Русского слова», посредственно справляется с функциями цензурного регулирования, поэтому такая помощь ему необходима.

2.3 «Русский вестник»

2.3.1 Обзор программы и состава журнала

«Русский вестник» М. Н. Каткова, основанный в 1856 года, стал первым новым журналом, разрешенным для издания в России, начиная с 1836 года, причем с начала публикации включал в себя политические статьи [Перевалова 2015, 125]. Основная политическая направленность журнала первые годы была, скорее, либеральной, становясь затем все более «правой».

Журнал состоял из двух отделов: литературно-научного и политически-общественного («Современная летопись»), которое в 1861 году стало основой для одноименной газеты, издававшейся Катковым [Маслов 1965, 218]. Основными политическими идеями журнала была отмена крепостного права (особое внимание уделялось экономическим потерями от его наличия), введение самоуправления по английской модели в противовес французской централизации, отмена телесных наказаний; гласность; ослабление цензуры. Были часты в журнале статьи о рациональной организации экономической жизни страны и помещичьих хозяйств. Идеалом государственного устройства для Каткова была конституционная монархия, являющаяся «залогом свободы» [Маслов 1965, 220].

Вторым владельцем журнала был П. М. Леонтьев. Помимо активно участвующего в жизни журнала Каткова, схожие идеи развивали такие участники «Русского вестника», как Б. Н. Чичерин, В. П. Безобразов, И. К. Бабст. Тем не менее, в редакции не было единогласия. например, Чичерин, в отличии от Каткова, был сторонником сочетания либеральных реформ и сильной централизованной власти [Перевалова 2015, 127]. В первые годы существования журнал привлекал людей с различными политическими позициями: в нем публиковался Салтыков-Щедрин [Маслов 1965, 218], здесь же поместил свою статью по поводу прав женщин Н. А. Добролюбов [Перевалова 2015, 127].

C 1861 года издание начинает становится более «правым» - новая позиция Каткова отчетливее всего выразилась в статье «К какой мы принадлежим партии?» [К какой мы принадлежим партии? 1862]. В ней автор противопоставляет себя прогрессистам, которые стремятся к все новым крайностям, пока консерваторы успевают реально и постепенно вносить изменения в уклад жизни. Консерватизм, в данном случае, подразумевает такую идеальную модель политики, которые бы сочетала планомерный прогресс с «охранением» тех благотворных «начал», идей, которые уже развиты в обществе.

Решающим моментом в окончательном переходе Каткова к «правым» позициям стало Польское восстание 1863 года, после которого журнал обрел исключительно патриотическую и проправительственную направленность [Маслов 1965, 224].

2.3.2 Цензурная политика в оценках «Русского вестника»

Как и рассмотренные нами выше издания, «Русский вестник» активно выступал за свободу печати, видя в ней один из самых эффективных способов выстроить понимание между обществом и государственным аппаратом. Тем не менее, концепт влияния гласности на социальное устройство виделся редакции журнала в ключе обеспечения безопасности народа. Основной функцией свободы печатного слова представляется выстраивание доверительных отношений между народом и государством, так как она дает обществу возможность изобличать злоупотребления и произвол.

Наиболее развитым журнал изображает состояние публицистики и литературы в Англии. Там печать свободна и находится в гармонии с государственным аппаратом. “...количество и качество открываемыхъ въ Англіи преступленій доказываютъ не безнравственность массы народа и не недостатокъ въ учрежденіяхъ, но бдительность полиціи и полную гласность, господствующую въ Англіи на все” [Зарудный 1860, 391]. В контексте обсуждения английского общества большое внимание уделялось в журнале волнениям в Ост-Индии. Несмотря на согласие с решением английских властей несколько ужесточить цензурный контроль над территорией, авторы «Русского вестника» указывают на протест против такой политики в английском обществе и на возможность открытого обсуждения как на причину устойчивости английской модели государства: “Эта привязанность къ свободнымъ учрежденіямъ даетъ Англіи ту нравственную силу, которая не разъ спасала ее въ затрудненіяхъ…” [Политическое обозрение 1857, 46].

«Русский вестник» придерживается позиции, что слово само по себе не имеет достаточной силы, чтобы преобразовать социальный строй, но, тем не менее, будучи свободным, оно может оказывать поддержку государству. Однако верно и обратное: «Ниkakія административныя м?ры, сами по себ?, не въ состояніи сд?лать то чту можетъ сд?лать внутренняя сила бодрствующая въ самомъ обществ?, чтт можетъ сд?лать общественное мн?ніе, когда оно собрано и сосредоточено на одномъ, д?йствительно общемъ, д?л?» [По поводу статьи «Роковой вопрос» 1863, 399-400]. Данное высказывание было напечатано в качестве комментария к статье «Роковой вопрос», послужившей причиной закрытия журнала «Время». Таким образом, автор негативно воспринимает закрытие «Времени», не видя смысла во вмешательстве государственной цензуры, так как критика той или иной идеи в печати имеет сама по себе достаточную силу для пресечения вредных мыслей.

Редакция «Русского вестника» придерживается позиции природной склонности народа к поддержке государства, поэтому верит в необходимость отказа от жесткой цензуры для развития последнего. Свобода печати дает возможность разоблачить «всякий вздор» [Заметка 1862, 877], который перестанет быть двусмысленным и скрываться от цензуры. В обществе, в котором государство не полагается на цензуру, его враги, угрожающие безопасности страны, перестанут прятаться и маскировать свои мысли за неоднозначными формулировками, а значит перестанут быть притягательными для народа. В существующей же сейчас модели русского общества государство как бы помогает собственным врагам, не давая реализоваться возможности к всенародному отрицанию ложных антиправительственных идей.

Таким образом, позиция «Русского вестника» относительно цензурной политики государства направлена на поддержку реформ в сторону большей свободы печати. Целью для авторов выступает воплощение идеи Каткова о единстве прогресса и охранительства, высказанная им в статье «К какой мы принадлежим партии?» [К какой мы принадлежим партии? 1862]. Освобождение печати одновременно приведет к большей свободе и большей безопасности, так как народ через органы гласности сможет без стеснения цензурой уничтожать опасные мнения и создать общество взаимного доверия и уважения с государством.

2.4 «Современник»

2.4.1 Обзор программы и состава журнала

Журнал «Современник» был открыт еще А. С. Пушкиным в 1836 году и просуществовал в течение 30 лет [Янина 2018, 239]. В 1847 году журнал был приобретен Н. А. Некрасовым и И. И. Панаевым [Дементьев, Сикорский 1965, 60]. В период «мрачного семилетия» журнал находился под строжайшим надзором. Вдобавок, в 1847 году Россию покинул Герцен, а в 1848 год умер Белинский. Тем не менее, политическая позиция журнала, в целом, оставалась прежней, балансируя между либеральным западничеством [Евгеньев-Максимов 1934, 294] и демократическим направлением [Дементьев, Сикорский 1965, 61]. С 1854 году начинают печататься в «Современнике» статьи Н. Г. Чернышевского. Его радикальная позиция по крестьянскому вопросу, а также касательно других общественно-политических проблем, остро стоявших в начале правления Александра II, передалась и журналу [Дементьев, Сикорский 1965, 65].

С окончанием Крымской войны и началом эпохи реформ журнал занял ключевое положение в социальном и литературном конфликте, сначала поддерживая либеральные изменения, в том числе возможность гласности, но уже к концу 1850-х годов, разочаровавшись в потенциале нерешительных реформ государства [Дементьев, Сикорский 1965, 65]. В этот период острополемический «Современник», основными участниками которого были, помимо названных выше писателей и журналистов, Н. А. Добролюбов и М. Е. Салтыков-Щедрин, включал в себ два основных структурных элемента: литературно-научный и общественно-политический отдел.

Окончательно оформившаяся в статьях Чернышевского и Добролюбова политическая позиция издания предполагала радикальный утопический социализм, распространение науки и образования, борьбу с крепостным правом [Дементьев, Сикорский 1965, 67]. Журнал в большой мере видел себя антагонистом умеренных либералов, считая именно их виноватыми в иллюзорности изменений государства, что видно, например, в статье «Процессы о печати в Австрии» [Процессы о печати в Австрии 1863, № 1-2, 438-440] и многих других.

2.4.2 Цензурная политика в оценках «Современника»

Отношение к гласности «Современника» с самого начала эпохи реформ отличалось от позиции других рассматриваемых изданий. Большинство авторов не разделяло всеобщего подъема, так как не верило в долговременность и глубину изменений («...люди проницательные <...> см?ло и съ самоув?ренностію изд?вались надъ восторженностію литературы, надъ ея эффектными стремленіями къ св?ту и гласности и надъ ея мнимою готовностью на всякаго рода подвиги для общаго блага» [Антонович 1863, 89]). Редакция современника к началу 1862 года обращает внимание читателя на резкую смену отношения к гласности как в литературных кругах, так и в обществе в целом. Подмечается смена восторженной риторики, воспевающей ставшую более доступной свободу слова на осуждение гласности, нежелание литераторов пользоваться ее возможностями влиять на общество, изобличая его пороки. Редакция «Современника» связывает такой эту перемену с тем, что ощущение смягчения цензуры не было шагом к настоящей гласности и реальных изменений в цензурном аппарате. Такая точка зрения связана с основными идеями журнала относительно цензурной политики.

В отличие от позиции «Русского вестника», считавшего, как показано выше, что властям не стоит опасаться свободы слова, так как народ встанет на его сторону и защитит государство от недоброжелателей силой общественного мнения, авторы «Современника», признавая возможности консолидированного мнения общества, выраженного в свободной печати, были убеждены в том, что народ будет скорее противостоять государству [Рейфман 2017, 69]. Поэтому опасения властей Чернышевский рассматривал как совершенно оправданные и в своей статье «Французские законы по делам книгопечатания» признавал эффективность цензурной политики для временного сохранения строя («…мы не хотимъ изсл?довать вопроса о надобности или ненадобности спеціальныхъ законовъ по д?ламъ печати у насъ; мы опасаемся, что добросов?стное изсл?дованіе привело бы насъ къ отв?ту: да, они нужны» [Чернышевский 1862, 175-176]). Следовательно, если бы реформы были доведены до конца, власть поставила бы себя в проигрышную позицию, и замедление и даже обращение социальных изменений было предсказуемым итогом.

Для «Современника» в понятии гласности главную роль играет обличительный аспект. Свободная печать, в первую очередь, выражает недовольство народа теми или иными действиями определенных лиц, поэтому журнал много внимания обращал на критику «безыменной» гласности, не обозначающей конкретных жертв своего обличения, а значит бессмысленной для реальной переработки общества. Просветительная, позитивная функция гласности отходит на второй план и, тем самым, подтверждается противопоставление государственного аппарата и свободы слова и печати

Обманъ, и особенно обманъ офиціальный, всегда живетъ подъ покровомъ негласности и тайны. Какъ скоро является возможность публичнаго протеста противъ него, -- онъ становится, по крайней м?р?, осторожн?е, зная, что его всякій можетъ обличить и пов?рить...

[Заграничные прения о положении русского дузовенства 1860, 9]

После принятия «Временных правил…» в 1862 году и появления первых проектов нового устава о книгопечатании авторы «Современника» начинают особенно резко критиковать цензурную политику государства, обращая внимание на размытость формулировок, способствующую злоупотреблениям, сомнительный по идейному наполнению перевод цензуры в «полицейское» министерство внутренних дел, сохранение предварительной цензуры, несмотря на обещания перехода к карательной и т.д.

Анализируя тенденции в русской публицистике, А. Н. Пыпин замечает, что несовершенство цензурной системы вызывает во многих изданиях стремление поучаствовать в цензурной деятельности, указывая правительству на вредные, по их мнению, книги, журналы или газеты: «Гласность обратилась противъ самой литературы. <...> ...наши публицисты дошли въ своей ревности до того, что открыто изъявляютъ желаніе сами изобличать проступки печати» [Ревнители законности 1863, 23-24]. Автор крайне негативно воспринимает тенденцию изобличения текстов самими публицистами, так как при существующей политической системе, это является не только общетвенно-демонстрируемой критикой идей, то есть осуществлением основной функции гласности, но и представлением такой критики перед цензурным аппаратом, который, в свою очередь, может закрыть журнал, заметив недосмотр цензора.

Обращать внимание на вредность того или иного текста литераторам, по мнению редакции журнала, стоит только в системе, где высший карательный орган - общественное осуждение, тогда как в рамках кажущейся гласности в России такая критика может повлечь за собой уменьшение количества публицистических изданий, которых катастрофически не хватает для всестороннего освещения общественной мысли. При этом авторы «Современника» считали, что все журналы в литературном пространстве современной России объединены общностью своей цели - достижения гласности - но расходуют свои ресурсы на бессмысленную борьбу друг с другом, тем самым, помогая властям в проведении цензурной политики: «Странно и въ высшей степени поучительно то положеніе, въ которое поставили себя русскіе публицисты. Вс? они, въ сущности, желаютъ одного и того же, и въ то же время вс? безъ изъятія, враждуютъ между собой» [Наша общественная жизнь 1863, 225].

Однако и сам «Современник», фактически разделяя общество на две части: народную движущую силу будущих изменений в стране и мешающих ей консерваторов и либералов, принимал на себя роль цензора. Обладая большим авторитетом и будучи нацелен на острую обличительную полемику, журнал пытался подавить мнения, расходящиеся с его позицией по вопросам политического, экономического и литературного характера.

Таким образом, для «Современника», как и для близкого ему по духу «Русского слова» государство в том виде, в котором оно существует сейчас, виделось неотделимым от цензуры. Выход из этого положения авторы «Современника» видели в упорном отстаивании своего мнения с помощью обличения, развернутой критики законодательства о печати, а также других журналов, занимающих более умеренные позиции.

2.5 «Отечественные записки»

2.5.1 Обзор программы и состава журнала

Журнал «Отечественные записки» просуществовал дольше всего из рассматриваемых нами изданий. Он был открыт еще при правлении Александра I в 1818 году и надолго пережил эпоху реформ Александра II, будучи закрыт по требованию властей в 1886 году [Демченко 2012, 119]. С 1839 года «Отечественные записки» издавались умеренным либералом А. А. Краевским.

До 1848 года издание имело значительно более радикальный характер, чем в рассматриваемый нами период. В нем работали В. Г. Белинский и Н. А. Некрасов, которые в 1846 отделились от «Отечественных записок» и создали «Соврменник». Оба журнала были влиятельны, и государство с опаской наблюдало за их ростом. Так, Лемке [Лемке 1904, 199] цитирует высочайшее повеление, переданное министру народного просвещения Уварову, в котором «Современник» и «Отечественные записки» признаются самыми опасными из существующих в России изданий. Вскоре, напечатанные в журнале первые повести М. Е. Салтыкова-Щедрина «Противоречия» и «Запутанное дело» были осуждены цензурой [Степанов 1965, 154-155], а Краевскому был сделан выговор и предъявлено требование развивать свое издание согласно «видам правительства» [История русской журналистики XVIII--XIX веков 2003, 305]. Таким образом, с начала «мрачного семилетия» риторика журнала начала сдвигаться в сторону умеренно-либеральной, а Краевский начал сотрудничать с властями. В том числе, он участвовал в издании официальных «Санкт-Петербургские ведомостей».

Структуру «Отечественных записок» в начале 1850-х годов составляли следующие восемь отделов: I. Словесность. Стихотворения. Проза; II. Науки и художества; III. Современная хроника России; IV. Домоводство, сельское хозяйство и промышленность вообще; V. Критика; VI. Библиографическая хроника; VII. Иностранная литература; VIII. Смесь.

После ухода из журнала Белинского в 1846 году и цензурного дела 1848 года, основным тематическим наполнением становятся отвлеченные научные статьи, классические литературные произведения, библиографические обзоры выходящих книг - «Отечественные записки» позиционировали себя как энциклопедический журнал [Степанов 1965, 194-195].

С середины 1850ых годов, когда в общественной жизни России начинается оживление, журнал начинает активную полемику с «Современником» и привлекает к работе представителей либеральной интеллигенции, в том числе многих знаменитых историков. Полемика середины 50ых годов, в основном, затрагивали темы литературы и критики, представляя противоборство натуральной школы «Современника» и концепции «искусства ради искусства», поддерживаемой такими участниками «Отечественных записок», как Дудышкин, Г. Е. Благосветлов (позднее перешедший в «Русское слово») и А. Д. Галахов [Степанов 1965, 196-197].

Основательная реорганизация «Отечественных записок» происходит в 1859 г. в связи с превращением издания в учено-литературный и политический журнал. В нем создаются пять отделов: I. Словесность; II. Политическое обозрение; III. Русская литература; IV. Обозрение иностранной литературы, ученые новости и разные известия; V. Современная хроника России [Степанов 1965, 202].

При этом журнал заметно терял авторитет в литературных кругах, что усугублялось сотрудничеством с государством. Так, например, в 1861 году «Отечественным запискам» было предоставлено право выражать правительственную позицию по некоторым вопросам общественно-политической жизни страны. В 1863 году «Отечественные записки» поздравляли правительство с победой над Герценом, защищавшим польское восстание [Демченко 2012, 120-121].

Таким образом, в рассматриваемый нами период политическая программа «Отечественных записок» была промежуточной между умеренно-либеральной и консервативной. Важную роль в идейном наполнее журнала играда критика нигилистической философии.

2.5.2 Цензурная политика в оценках «Отечественных записок»

Для авторов «Отечественных записок» вопросы цензурной политики воспринимаются, в первую очередь, через призму классических теорий естественного права. Подобно тому, как это было для авторов «Русского вестника», авторитетом для «Отечественнныз записок» является опыт английской истории, однако их подход более индивидуалистичен. Большое значение в статьях придается либеральным теориям Дж. С. Милля и, в частности, его идее об основополагающей роли свободы мысли в достижении истины («…истина гораздо более выигрываеть отъ ошибокъ и заблуждений техъ, которые думаютъ по своему, чемъ отъ справедливыхъ убеждений техъ, которые держатся их, потому только, что не даютъ себе труда поразмыслить» [Современная хроника 1862, № 8, 42]). Так же, как и Милль, редакция «Отечественных записок» воспринимает историю как борьбу личности за собственную свободу против подавляющего эту свободу государства. Это особенно хорошо видно в опубликовааном в журнале переводе главы «Исследование влияния религии, литературы и образа правления на цивилизацию» из книги английского историка Г. Т. Бокля.

До-сихъ-поръ на пути уступокъ общественнымъ требованіямъ стояла одна Англія: только зд?сь народъ былъ такъ силенъ и администрация такъ слаба, что вся исторія законодательства, за исключеніемъ немногихъ отклоненій, представляетъ рядъ медленныхъ, но постоянныхъ уступокъ, реформъ, которыхъ не допустили бы по уб?жденію, но которыя допускаются изъ страха

[Исследование влияния религии 1861, 165-166]

Таким образом, требование свободы печати происходит от необходимости предоставить личности ее неотчуждаемые права, путем мирных реформ взять у государства то, что принадлежит человеку по праву. Чтобы проиллюстрировать идею естественности права свободы мысли и печати, авторы «Отечественных записок» сравнивают ее с дыханием: «Какъ ни благодарны мы цензур? посл?дняго времени за снисходительность, съ которою она отпускала намъ свободу мысли, но были бы еще благодарн?е, еслибъ на будущее время были избавлены отъ всякой снисходительности и отъ всякой необходимости быть благодарными за воздухъ и жизнь, принадлежащія всему челов?честву» [Современная хроника 1862, № 4, 48].

Основным позитивным последствием дарования обществу свободы печати «Отечественные записки», как и большинство других журнадов, видели возможность для государства получать и анализировать информацию о нуждах народа, а также выявлени истинных суждений в свободной дискуссии по различным вопросам общественной жизни или философии («…гласность помогаетъ правительству, указывая ему средства для исполненія многихъ административныхъ м?ръ и распоряженій, указывая ему на состояніе общественнаго мн?нія и на истинныя потребности общества, которыхъ иначе правительство не узнаетъ» [Саранчов 1859, 417]).

При этом для «Отечественных записок» особенно важными были два аспекта гласности. Во-первых, акцент на индивидуалистическом подходе идей в оценке гласности как силы, помогающей не только прояснению истины, но и саморазвитию, совершенствованию каждого человека путем открытой рефлексии: «Благодаря гласности, челов?къ привыкаетъ строже смотр?ть на самого себя, им?етъ возможность в?рн?е обсуживать свою д?ятельность и свои истинные интересы» [Cовременная хроника 1857, 93-94]. Во-вторых, антинигилистческая позиция издания проявлялась в теоретическом осмыслении воздействия гласности на нигилистическое учение: по мнению авторов, при отсутствии цензурных ограничений нигилизм либо со врменем самоуничтожится, либо переродится во что-то полезное для общества: «А если во кругъ нигилистовъ ничего не будетъ, кром? свободы, то они должны будутъ или распуститься въ ней или окончательно выздоров?ть отъ нигилизма» [Современная хроника 1862, № 4, 48].

Тем не менее, появление цензуры не объясняется аворами гнетом государства - она также последствие индвидуальных качеств человека, появляющаяся от природного свойств одних идей подавлять другие идеи в ходе своего жизненного цикла. Таким образом, свобода в обществе не может быть достигнута до тех пор, пока сильные, деспотичные проявления каких бы то ни было идей могут реализовываться в виде реального подавления одних групп общества другими:

тому, для водворенія истинной свободы мысли и слова, мы не знаемъ другаго способа, какъ тотъ, который <...> состоитъ въ томъ, что каждая партія, каждое уб?жденіе, для обезпеченія собственнаго существованія, должны отказаться отъ принадлежащей имъ доли деспотизма въ пользу деспотизма закона, который бы неумолимо охранялъ свободу слова…

[Современная хроника 1862, № 4, 57]

То есть карательная цензура, основывающаяся не на каком-либо уставе, а не «совместных действиях общества и государства», видится авторам идеальным путем развития законов о печати [Современная хроника 1862, № 4, 58]. Для организации этих «совместных действий» авторы «Отечественных записок» предлагают использовать систему суда присяжных, коллегию адвокатов, в качестве судей должен выступать комитет из чиновников и литераторов [Скарятин 1862]. Организация же публицистического пространства в идеале должна представлять систему из правительственного журнала и журналов, представляющих альтерантивные точки зрения в свободной полемике.

Итак, «Отечественные записки» полагают, что цензура, по крайней мере, предварительная, противоречит естественному праву человека на свободу мысли, а ее отмена приведет к развитию философских идей, свободной самостоятельной личности и госдуарства, правильно оценивающего нужды подданных. При этом легализм, присущий политическим воззрениям журнала, заключает идею о литераторе или журнале как лучшем цензоре в сравнении с государством, звучащую в идеях других проанализированных изданий, в форму реального судебного процесса, в работу которого активно интегрированы литературные деятели и представители общественнного мнения, присяжные.

Заключение

В ходе работы было выявлено, что все рассмотренные нами публицистические издания вне зависимости от их политической позиции выступали против предварительной цензуры и выдвигали требования свободы печати. Эту общность можно объяснить тем, что все выбранные журналы, обладая большим количеством подписчиков, чувствовали возмоность влиять на общественное мнение и на политическую жизнь государства.

Исследованные нами журналы можно разделить на две основные группы. Первая, к которой относились «Современник» и «Русское слово» пессимистично оценивала возможность достижения свободы печати в России. При этом, если «Русское слово» в своей политической программе делало акцент на образовательной силе гласности и для достижения этой цели готово было указывать государству на необходимость наложения цензурных запретов на то или иное произведение, позиция «Современника» отличалась наибольшей радикальностью. Признавая необходимость цензуры при рассмотрении проблемы с позиции власти, они концентрировались на обличительной стороне гласности, с сомнением подходя ко всем реформам печати, придерживаясь мнения о невозможности достижения свободы слова при существующей государственной организации.

Вторая группа журналов, которую составляют «Время», «Русский вестник» и «Отечественные записки», верили в возможность реализации свободы печати от цензурных ограничений в современной им России. При этом их ождидания от гласности и предопыслки для борьбы за нее существенно различались, в значительной степени представляя большие политические течения, к которым относились журналы. Консервативный «Русский вестник» концентрировался на охранительной функции свободного общественного мнения, спосоного уничтожить угрозу для государства эффективнее, чем любая вдминистративная цензура и создать общество безопасности и порядка. Либеральные «Отечественные запсики» в свободе печати видели естественное право каждой личности, а гласность расценивали с точки зрения развития самостоятельности граждан. Наконец, «Время», опираясь на почвенническую идеологию, видело в свободной печати путь возвращения к «корням» и просвещения народа.

Помимо этого, в позиции всех журналов нами была выявлена одна общая идея: стремление в том или ином виде принять роль цензора на себя, перенеся ее из юрисдикции политической власти в область деятельности литераторов. В этом факте нам видится подтверждение идеи о том, что политика и литература объединины общей областью влияния - словом, высказанную, например, Л. Лосевым [Loseff 1990, 34]. Неудачи цензурной политики государства в рассматриваемый период, которые можно связать, во-первых, с непоследовательностью цензурных изменений и туманностью их формулировок, во-вторых, с недостатком финансирования и квалифированных кадров для организации цензурного аппарата, в-третьих, в значительном увеличениии числа периодических изданий и книг, подлежащих цензурной проверке как ввиду научно-технического прогресса, так и общей нацеленности власти на либеральные реформы, привели к пониманию всеми литераторам вне зависимости от их политических убеждений к мнению о несостоятельности цензурной системы, неспособности ее самой разобраться со своими обязанностями. В силу отмеченной выше близости области влияния государства и литературы некоторые цензурные функции органично переходили к редакциям крупных журналов. В конечном итоге, государственный аппарат, чувствуя, что теряет контроль над политической ситуацией, перешел к более жесткой цензурной политике: временному закрытию «Русского слова» и «Современника» в 1862 году и полному их закрытию в 1866 году: а также закрытию «Времени» в 1863 году.

Список использованной литературы

Источники

Cовременная хроника России // Отечественные записки. 1857. № 12. С. 92-101 (4-ая паг.).

Cовременная хроника России // Отечественные записки. 1862. № 4. С. 41-76 (2-ая паг.).

Cовременная хроника России // Отечественные записки. 1862. № 8. С. 41-86 (5-ая паг.).

Антонович М. А. Литературный кризис // Современник. 1863. № 1-2. С. 81-110 (2-ая паг.).

Достоевский Ф. М. Объявление о подписке на журнал «Время» на 1861 год // Достоевский Ф. М. Собрание сочинений: В 15 т. Т. 11. СПб.: Наука, 1993. С. 5-11.

Заграничные прения о положении русского духовенства // Современник. 1860. № 3. С. 1-18 (3-ая паг.).

Законы о печати // Время. 1862. № 6. С. 284-304 (1-ая паг.).

Законы о печати во Франции // Время. 1862. № 5. С. 159-182 (1-ая паг.).

Заметка // Русский вестник. 1862. № 10. С. 871¬879.

Зарудный М. И. Путевые заметки о тюрьмах и уголовных наказаниях в Англии // Русский вестник. 1860. № 9. С. 376-393.

Исследование влияния религии, литературы и образа правления на цивилизацию // Отечественные записки. 1861. № 5. С. 131-166 (1-ая паг.).

К какой мы принадлежим партии? // Русский вестник. 1862. Т. 37. № 2. С. 832-844.

Картины последствий разврата или разрушительное влияние природы на людей, предающихся любострастию. Сочинение доктора Ламерта. Перевод // Русское слово. 1859. № 12. С. 87-92 (2-ая паг.).

Краткий обзор журналов за истекшие восемь месяцев // Современник. 1863. № 1-2. С. 228-256 (2-ая паг.).

Лефрень Ж. Письмо из Парижа // Русское слово. 1861. № 6. С. 13-23.

М. К. Нечто о полемике // Время. 1861. Т. 2. № 2. С. 131-148 (2-ая паг.).

Наша общественная жизнь // Современник. 1863. № 12. С. 197-242 (2-ая паг.).

Наши домашние дела (Современные заметки) // Время. 1862. № 11. С. 88-142 (2-ая паг.).

Наши домашние дела (Современные заметки) // Время. 1862. № 4. С. 31-62 (2-ая паг.).

Наши домашние дела (Современные заметки) // Время. 1862. № 6. С. 43-64 (2-ая паг.).

Наши домашние дела (Современные заметки) // Время. 1862. Т. 7. № 2. С. 65-94 (4-ая паг.).

Новые периодические издания // Современник. 1861. № 1. С. 66-90 (2-ая паг.).

Общественная жизнь в Петербурге // Русское слово. 1859. № 10. С. 121-136 (3-ая паг.).

По поводу статьи «Роковой вопрос» // Русский вестник. 1863. № 5. С. 398¬418.

Политическое обозрение // Русский вестник. 1857. № 9. С. 39¬60 (2-ая паг.).

Попов В. Густав III, король шведский. Леузона Ле Дюка. // Русское слово. 1861. № 12. С. 1-14.

Процессы о печати в Австрии // Современник. 1863. № 1-2. С. 413-440 (1-ая паг.).

Рагодин И. П. Очерки из истории печати во Франции // Русское слово. 1862. № 5. С. 1-32.

Ревнители законности // Современник. 1863. № 3. С. 23-34 (2-ая паг.).

Саранчов Д. Уголовный суд в Англии // Отечественные записки. 1859. № 4. С. 391-422 (1-ая паг.).

Сборник постановлений и распоряжений по цензуре. С 1720 по 1862 год. СПб., 1862.

Скарятин В. Об изменении цензурного устава // Отечественные записки. 1862. № 4, с. 205-216 (2-ая паг.).

Современная летопись // Русское слово. 1861. № 6. С. 1-24.

Ткачев. О суде по преступлениям против законов печати // Время. 1862. № 6. С. 40-50 (2-ая паг.).

Уложение о наказаниях уголовных и исправительных // Полное собрание законов Российской Империи. Собрание второе (1825-1881): В 55 т. Т. 20. СПб.: Тип. II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1845. С. 600-1010.

Устав о цензуре 1828 года // Полное собрание законов Российской Империи. Собрание второе (1825-1881): В 55 т. Т. 3. СПб.: тип. II Отделения Собственной Е. И. В. Канцелярии, 1845. С. 459-478.

Чернышевский Н. Г. Французские законы по делам книгопечатания // Современник. 1862. № 3. С. 141-176 (2-ая паг.).

Щербинин М. П. Воспоминания. СПб., 1877.

Научная литература

Антонова Т. В. Борьба за свободу печати в пореформенной России 1861--1882 гг. Автореф. дис. … докт. ист. наук. Саратов, 1993.

Боград В. Э. Журнал «Современник». 1847-1866. Указатель содержания. М., Л.: Государственное издательство художественной литературы, 1959.

Бодрова А. С., Зубков К. Ю. Дух и детали: Практики цензурного чтения и общественный статус цензора в предреформенную эпоху (случай И.А. Гончарова) // Die Welt der Slaven. 2019. Jg. 65, Heft 1. S. 123-141.