Литературная репутация Гоголя: между двух канонов (на материале 200-летнего юбилея писателя в 2009 г.)

Размещено на http://www.allbest.ru/

Литературная репутация Гоголя: между двух канонов (на материале 200-летнего юбилея писателя в 2009 г.)

В.Ю. Баль

Актуализируется проблема литературной репутации Н.В. Гоголя на перекрестке двух литературных канонов - русского и украинского. На материале юбилейных событий в 2009 г. прослеживаются механизмы канонизации и деканонизации Гоголя в пространстве украинской литературы и реактуализации статуса Гоголя в русском литературном каноне. Выявлены три стратегии формирования реноме Гоголя в русском и украинском культурных пространствах на материале юбилейных издательских проектов.

Ключевые слова: Н.В. Гоголь, литературный канон, юбилей, социология литературы.

Gogol's Literary Reputation: Between Two Canons (On the Material of the 200th Anniversary of the Birth of the Writer in 2009). Article 1

Keywords: Nikolay Gogol, literary canon, anniversary, monument to the classic, sociology of literature

The article discusses the principles of the formation of Nikolay Gogol's literary reputation on the material of events dedicated to the 200th anniversary of Gogol's birth in 2009. The literary anniversary is considered as a social genre, which occupies a special place among other commemorative practices. In both cultural spaces, Russian and Ukrainian, there is a revival of the tradition of the literary anniversary in the early 2000s. In this situation of the reactualization of previous cultural practices, there is a restoration tendency to “nationalize anniversaries” and use them for political purposes. By the example of the biographical and literary Gogolian myths formed in the anniversary context, the problem of the existence of a classic image at the crossroads of two literary canons - Russian and Ukrainian - is actualized. The revealed anniversary publishing stories outlined three strategies for appropriating Gogol in Russian and Ukrainian canons. The first publishing plot, the Russian publishing academic project, edited by Yu.V. Mann, is the formation of a reputation based on the achievements of modern Gogol studies, which go far beyond the boundaries of Russian studies. In this case, a world-class classic is created. The second publishing plot, connected with Orthodox Gogol studies, sets an example of canonization almost in the literal sense of the term. In the “Orthodox” collected works, a strategy emerged to build the reputation of Gogol as an Orthodox writer, existing over the national and political barriers. The inclusion of Gogol and his works in the religious literary canon in essence seeks to level out Russian and Ukrainian secular literary canons. The composition of the working team for the publication of this Collected Works does not reflect the unification of the research efforts of Russian and Ukrainian Gogol studies. The dominance of the “field of religion” over the “research field” determined the leading role of V.A. Voropaeva and I. A. Vinogradov, as representatives of religious Gogol studies, in the team. The third publishing story, connected with the Ukrainianization of Gogol through translation, demonstrates the re-release of old translations of Gogol's works into Ukrainian. This Collected Works can be considered as a kind of a completion of the publishing project, which was not fully implemented at the peak of the Ukrainian cultural renaissance in the 1920s and 1930s. The second obvious direction of Ukrainian publishing practices is focusing on translated editions of the novel Taras Bulba. This novel creates the reputation of Gogol as the author of the novel, which is important for the complex of nationalist ideas of modern Ukraine.

В свете идей социологии искусства, активно разрабатываемых в современной гуманитаристике, сформировалось устойчивое представление о необходимости осмысления литературы как социального института - систему ролей, отношений и каналов коммуникации. Эта исследовательская установка во многом базируется на «теории полей» французского социолога П. Бурдье [1]. Одними из частных вопросов социологии искусства являются необходимость изучения динамического и исторического характера репутаций писателей и механизмов формирования и бытования национального литературного канона. В исследовательском фокусе данной статьи будет находиться проблема литературной репутации Гоголя на рубеже XX-XXI вв. как писателя, существующего на стыке двух канонов - русского и украинского. Проблема не новая и уже получившая пунктирное осмысление в целом ряде работ, в которых намечены различные методологические пути ее решения [2-12]. Эта статья ориентирована на выявление с опорой, прежде всего, на методы и подходы социологии искусства литературной репутации Гоголя, формируемой в русском и украинском контекстах институциональными читателями, являющимися представителями разных «полей».

Постановка обозначенной проблемы в рамках нашей статьи требует ряда предварительных замечаний. Первое замечание связано с обоснованием избранной хронологии материала. В нашем случае критерии выбора рубежа XX - начала XXI в., ознаменованного проведением 200-летнего юбилея классика, вполне предсказуемы. Во-первых, в выбранный хронологический период повторилась культурная ситуация рубежа XIX-XX вв., которой было свойственно напряженное и интенсивное перечитывание и переписывание классики в противовес экстенсивному чтению. Этот процесс неизбежно запустил механизм смысловой ревизии художественных текстов, входящих в национальный литературный канон. Причем в этом механизме проявилось смещение с предмета - канона на метод - принцип составления канона, а точнее, критерии отбора писателей и их произведений. Во-вторых, юбилей - это знак «классикализации» писателя. Методологически данная событийная избирательность вполне оправдала себя и нашла отражение в целом ряде исследовательских работ, связанных с юбилейной репутацией писателей в целом [13-17] и Гоголя в частности [18-24].

Второе замечание связано с объемом понятия «литературная репутация», с одной стороны, и методологическими подходами к ее выявлению - с другой. Российские исследовательские практики двух последних десятилетий опираются на теоретические разработки И.Н. Розанова [25]. Методологически важными для отечественных исследовательских практик в области социологии литературы являются также работы А.И. Рейтблата и Б.В. Дубина [26-29]. Современные исследователи в этом направлении развивают идеи социального, исторического, динамического и процессуального характера литературной репутации, находящейся в прямой зависимости от оценок представителей культурного пространства. Проблема литературной репутации в современных зарубежных исследованиях - частный случай более широкой сравнительно новой области исследования - социологии репутаций. Это направление развивается в работах специалистов по экономической социологии, социологии искусства, политической социологии, социологии цифровых коммуникаций и интернета, социологии города и т.д. [30]. В рамках этого научного направления сформировался ряд устойчивых теоретико-мето-дологических идей, которые применяются для рассмотрения репутаций самых разных личностей - политиков, представителей творческих профессий, общественных деятелей и проч. Зарубежные исследователи, также ориентируясь на институциональную и историческую теории, не принимают спонтанные теории «репутации- отражения». В исследовательский оборот попадают как прижизненные репутации, так и посмертные, учитываются их социальная относительность, локальный и временной характер.

Третье замечание связано с понятием «литературного канона» («Canon Theory») и исследовательскими механизмами анализа его формирования и функционирования, которые оформились в «культурных войнах» («Canon Wars») в американской академии1. Интересом, прямым следствием которого стало оформление двух основных теорий канона: социологической и аксиологической.

Точкой отсчета в размышлениях о литературном каноне в российском научном пространстве является не острое столкновение «каноноборцев» и «канономольцев», а актуализация вопроса об идее классики и её социальных функциях. Сегодня теория канона в отечественных научных штудиях связана с рассмотрением истории формирования русского литературного канона [35]. Есть ряд работ, ставящих проблему воспроизводства канонического состава литературы в современной культурной ситуации [36-44]. Вопрос литературной репутации писателей, входящих в литературный канон, пока изучен слабо. Можно выделить работы, посвященные Пушкину [172, 29], а вопросу гоголевской репутации посвящена работа зарубежного исследователя Салли Моллер [24]. Исследователь прослеживает этапы посмертной биографии писателя до эпохи большого террора, когда он был включен в линейку «литературных генералов», которые должны были выступать примерами для формирования «большого стиля».

Четвертое замечание связано с пониманием того, что пограничный этнический и культурный статус Гоголя, рассматриваемый в плоскости канонической репутации, - это частный случай русско-украинского вопроса. Вопроса, который является необычайно сложным и полемическим в исторических исследованиях. В рамках нашего исследования мы опираемся на работы российского историка А.Л. Миллера [45, 46]. Работы исследователя важны, во-первых, для понимания механизмов и сценариев взаимоотношений этнических групп между собой и властями в пространстве Российской империи; во-вторых, для представления о многогранности русско-украинского вопроса. Вопроса, в котором столкнулись «проект» Российской империи, объ- единявший всех восточных славян, и комплекс нациестроительных воззрений, сформировавших базу украинского национализма.

Исследование Т. Мартина [47] дает представление о проблеме взаимодействия отдельных этнических групп и властей в период советской власти. Исследователем всесторонне рассмотрена уникальная масштабная политика советской власти - «коренизация», одним из частных примеров которой является украинизация в период с 1920-х до середины 1930-х гг.

С методологической точки зрения для нашего исследования важны работы В.С. Киселева и Т.А. Васильевой [48-50]. Совмещая принципы литературоведческой и исторической имагологии и сосредоточиваясь на анализе идеологического, социокультурного и художественного контекстов, они вносят уточнения в понятия, используемые в нашем исследовании: нацие- строительство, национальная и региональная идентичность, культурноисторический канон.

Вопрос об украинском литературном каноне как о цели современной украинской культурно-политической стратегии и предмете исследовательской рефлексии достаточно сложен. Общим местом в научной рефлексии украинской гуманитаристики, по аналогии с российскими научными штудиями о фигуре Пушкина, стал вопрос о Шевченко как сердце украинского канона [51-55]. литературный гоголь писатель

Национальной чертой «русской» теории канона, находящей отражение в школьном курсе литературы, является условное разделение его на две части: канон XIX в. и канон XX в. Ю.М. Лотман справедливо отметил, что «русская литература между Пушкиным и Чеховым представляет собой бесспорное единство» [56]. Вполне очевидно, что русский литературный канон - пушкиноцентричен, что находит отражение в программах по литературе. Канон XX в. - это открытый и дискуссионный вопрос. Своеобразную попытку ответа на него представляют работы И.Н. Сухих [57]. Основной принцип формирования литературного канона отражает влияние «поля власти» на «поле образования», которое происходит через ФГОС по литературе. ФГОС по литературе не содержит списка художественных произведений, но дает критерии их отбора. В этой его рекомендательной части обнажается аксиологическая теория канона, связанная с нравственнодуховным и патриотическим воспитанием российских школьников на примере литературных произведений. Формирование украинского литературного канона осуществляется также под влиянием «поля власти», которое воздействует на «поля культуры», «науки» и «образования». В этом смысле все государственные программы ориентированы на украиноцентристскую концепцию образования, в которой важное место занимает литература как предмет, который может быть нагружен этическими и эстетическими образцами. Украинский школьный литературный канон формируется на стыке двух стратегий. С одной стороны, его создатели отказываются от ядра русской классической литературы, которая переводится в статус зарубежной, что отражает культурные практики постсоветской украинской реальности. С другой стороны, проявляются и «каноноборческие» тенденции - значительное место в литературном образовании Украины занимают не прошедшие проверку временем произведения современной украинской и зарубежной литературы. Что идет вразрез с идеей классики как базовым компонентом преподавания литературы в школе.

В целом украинское «канонотворчество» и российское «каноносохра- нение» роднит представление о нациесозидающей и нациеобъединяющей идее литературы. В рамках нашей статьи разговор о школьном литературном каноне будет лишь исходной точкой для рассмотрения литературной репутации Гоголя на перекрестке двух культурных пространств. В российской примерной программе основного общего образования по литературе для образовательных учреждений с русским языком обучения Гоголь - это безусловный национальный классик, к произведениям которого обращаются в разных классах. В 5-6-х классах это повесть «Ночь перед Рождеством» (на выбор учителя допускается и другая повесть), в 7-8-х классах «проходят» повесть «Тарас Бульба», комедию «Ревизор» и повесть «Шинель», в 9-м классе рассматривается поэма «Мертвые души» (том 1). Можно говорить о монографическом подходе к изучению творчества Гоголя, дающего представление о разных его этапах. Поэма «Мёртвые души», венчающая изучение гоголевского творчества в школьном курсе литературы, создаёт репутацию Гоголя как национального писателя, выразившего пронзительную глубину размышлений о национальном мире.

В украинском образовательном пространстве с начала 2000-х гг. существуют программы для обучения в школах на русском языке и отдельно на украинском1. В программе для украиноязычных школ есть курсы зарубежной и русской литературы, для русскоязычных школ - украинской и совместный курс русской и зарубежной литературы. Изучение творчества Гоголя в обоих направлениях происходит в курсе зарубежной литературы. Рассматриваются повесть «Ночь перед Рождеством», комедия «Ревизор» и повесть «Шинель» (для дополнительного чтения предлагаются «Портрет» и «Нос») и поэма «Мертвые души». Исключение составляет повесть «Тарас Бульба». В программе для украиноязычных школ повесть изучается в курсе украинской литературы и в переводе на украинский язык , а русскоязычные школы изучают ее в оригинале.

Таким образом, обзор школьного канона обнажает школьное образование как подсистему репродукции интерпретационных смыслов канона национальной литературы. В случае с обоими контекстами, российским и украинским образованием, наблюдается, с одной стороны, отказ от рецептов социологического литературоведения, с другой - актуализация риторики неотрадиционализма для интерпретации канонических художественных произведений. Во многом последняя тенденция определяет избирательный подход в отношении гоголевских произведений как базовых для школьного литературного образования: Украина - это повесть «Тарас Бульба», Россия - повесть «Шинель», комедия «Ревизор» и поэма «Мертвые души», именно они занесены в кодификаторы для подготовки к ЕГЭ.. Хотя изучение повести «Тарас Бульба» также предусмотрено программой.

Система школьного преподавания - это важный инструмент для формирования национального института литературы, но она скорее по своему функционалу вторична, так как является своеобразной «группой поддержки» создателей новых культурных смыслов, воспроизводя их. Мы попытаемся рассмотреть вопрос литературного канона как проблему, существующую за пределами школьного канона и связанную с гипотетическими конструктами институализированного читателя. При расхождениях между русским и украинским школьным каноном можно наблюдать типологическую схожесть в отношении литературной репутации Гоголя в пространстве Больших канонов.

Беря в исследовательский оборот теорию сильного автора Г. Блума, мы можем выявить следы Пушкина и Шевченко в литературной репутации Гоголя. Само вхождение Гоголя в оба литературных канона сопровождалось разными типами отношений со старшими коллегами по цеху. Элемент канонического соперничества, но не в плоскости личных отношений, а в плоскости размышлений сторонних наблюдателей об их роли в отечественном литературном процессе, можно отметить между Гоголем и Пушкиным. Согласно справедливому замечанию И. Розанова «Бог-отец» литературного пантеона - В.Г. Белинский. Комплексное рассмотрение это замечание получает в работе А. Вдовина, который определяет В.Г. Белинского как «организатора» русской словесности 1830-1840-х гг. [58. С. 2190]. Наблюдения современного исследователя связаны с литературнокритической деятельностью «неистового Виссариона». Именно Белинский обозначил завершение пушкинского периода в русской словесности («литературную смерть» Пушкина) и присвоил Гоголю статус «глава литературы». Такой почетный статус от Белинского Гоголь получает как автор «Вечеров» и «Миргорода» [Там же. С. 34-52]. Но к тому времени, когда «неистовый Виссарион» в последнем литературно-критическом обзоре лишил Гоголя титула «глава литературы», сам Гоголь уже достаточно активно сформировал о себе миф с элементом трикстерского сюжета как о непосредственном наследнике Пушкина. Открыто обыгрываемое писательское самозванство Гоголя было связано с его признанием о щедрости Пушкина на сюжеты, из которых выросли комедия «Ревизор» и поэма «Мертвые души».

Иначе выглядят основания для вхождения Гоголя в украинский национальный канон. В.Я. Звиняцковский отмечает, что первоначальная инициатива включения Гоголя в украинское культурное пространство принадлежала Шевченко, который на тот момент обладал уже бесспорным поэтическим авторитетом: «Тарасу Шевченко канонизированный украинский Гоголь, в качестве его «великого друга и брата», был необходим именно для полноты канона рождающейся украинской литературы» [4]. В процессе этой канонизации Шевченко созидает репутацию Гоголя как автора «Вечеров» и «Миргорода», типичного «украинского романтика», чтящего старинную казацкую «волю» [4]. Как можно заметить, на начальном этапе включения Гоголя как в русский, так и в украинский канон осуществляется внутрицеховая канонизация. Институциональные читатели в лице литературного критика - Белинского и первого поэта нации - Шевченко ввели Гоголя в литературный пантеон. В целом их выбор прошел проверку временем, но в то же самое время подверглось корректировке обоснование присутствия Гоголя на обоих литературных иконостасах на рубеже XX и XXI вв.

Литературный юбилей как социальный жанр занимает особое место среди остальных коммеморативных практик. Всего в истории юбилейных практик, как российских, так и украинских, можно выделить три периода.

Первый период - это дореволюционные коммеморативные практики, связанные с установкой памятников писателям и проведением по этому поводу торжественных мероприятий. В случае с пантеоном русских писателей точкой отсчёта становятся пушкинские торжества 1880 г. Пушкинский памятник открывает страницу «памятникам гражданским лицам, условно говоря, учителям» [59. С. 8-9]. Причем установка Пушкинского памятника в 1880 г. сопровождается торжественными мероприятиями, в которых начинает оформляться ритуальный сценарий будущих юбилейных праздников. Как отмечает М. Левит, «сам тип “литературного праздника” был заимствован из-за границы и восходил, по меньшей мере, к знаменитому Шекспировскому юбилею, проведенному в 1769 г. Д. Гарриком и впоследствии служившему образцом для других подобных празднеств, которые к 1880 г. стали обычными на сцене европейской культуры» [60. С. 8].

Установка юбилейных памятников Пушкину в украинском простран- стве происходит на фоне усилившейся языковой ассимиляции, которая не носила массовый характер на практике, но была достаточно четко прописана в правительственных документах властей Российской империи. В 1880 г. была предпринята попытка пересмотра Эмского указа, который, несмотря на отсутствие единства российской бюрократии в подходе к «украинскому вопросу», не был изменен. Более того, в царствование Александра III цензурная политика в отношении украинских изданий стала более жесткой, и, как следствие, Эмский указ оставался в силе вплоть до революции 1905 г. [45].

В продолжение разговора о Пушкине как о сердце русского канона следует упомянуть об отмене юбилея Шевченко в 1914 г. Это решение было обусловлено целым рядом фактов биографии Шевченко, в том числе участием в Кирилло-Мефодиевском обществе, члены которого подверглись репрессиям со стороны царского правительства. Причем, как отмечает А. Л. Миллер, жестокость наказания Шевченко во многом была связана не только с его членством в братстве, но и с авторством стихов, звучавших оскорбительно для царской семьи. Их Николай I воспринял как личную неблагодарность «холопа», выкупленного при его участии из крепостной зависимости. Но можно заметить, что отмена юбилея имела и знаковый характер в ситуации нарастания украинского национализма в этот период.

Так обозначилось вмешательство «поля власти» в «поле литературы». Оно во многом стало реакцией на запуск механизма литературного кано- ностроительства как в русском, так и украинском варианте.

Второй период - это советские культурные практики, сформировавшие свой регламент литературного юбилея.

Юбилейные ритуальные практики писателей на Украине, как и в других союзных республиках, в этот период складываются в достаточно своеобразных условиях.

С одной стороны, в 1920-ех- первой половине 1930-х гг. осуществляется политика «коренизации», в рамках которой одной из главенствующих тенденций стала украинизация пространства, административно подчинённого УССР. Именно в это время в рамках осуществляемой «культурной революции» созидается пантеон национальных писателей союзных республик. На Украине таковым стал культ Шевченко. Именно его советская культурная политика определила на роль классика украинской литературы.

С другой стороны, с конца 1930-х гг. заканчивается политика «империи положительной деятельности» (Т. Мартин), которая теперь клонится к «реабилитации» русской культуры и повышению её статуса и значения во всем СССР. В этом смысле глубинный символический смысл имеет пышное празднование Пушкинского юбилея в 1937 г. Гоголевский юбилей в 1952 г., посвященный 100-летию со дня смерти, тоже прошел с необычайным размахом. Советским правительством была сделана ставка на сатирическое перо писателя. Д.Р. Невская в своей статье приводит отрывок из статьи газеты «Правда», в которой настойчиво подчеркивается, что Гоголь вслед за Пушкиным посвятил свой талант разоблачению уродств эксплуататорского строя [18. С. 130]. В целом юбилейная логика этого периода явила очевидное «присвоение» русских классиков XIX в. для политической пропаганды.

Третий период связан с возрождением традиции литературного юбилея в начале 2000-х гг. после затишья постперестроечной эпохи, ставшего реакцией на идеологически нагруженные советские примеры чрезмерного использования этого социокультурного конструкта. В данной ситуации реактуализации прежних культурных практик безусловно произошли жанровые трансформации юбилея. В обеих странах проявляется реставрационная тенденция «огосударствления юбилеев» и использования их в политических целях.

Нновой вехой российской практики прахднования литературных юбилеев можно опять считать юбилей Пушкина, который с грандиозным размахом отмечался в 1999 г. Масштабное чествование «солнца русской поэзии», достигшее общенационального размаха, стало логическим продолжением Указа Президента РФ «О 200-летии со дня рождения А. С. Пушкина и установлении Пушкинского дня России». В этом контексте вновь актуализировались управленческие механизмы подготовки юбилеев классиков: составление плана мероприятий специально организуемыми комитетами и его реализация на средства государственного бюджета.

Форма юбилея имеет не меньшее значение и для украинского пространства. Но акцент больше смещен в сторону исторических и политических деятелей, избираемых «полем власти» для конструирования национальной идентичности. Этот вектор вполне очевиден в ситуации обретения Украиной государственной независимости и изначального дистанцирования от интеграционных тенденций на пространстве СНГ. В случае же с литературным юбилеем в лидерах - Шевченко, определяемый как главный певец независимой Украины. Вполне очевидно, что фигура Кобзаря является ключевой в нациестроительной идее украинского литературного канона.

Гоголевский 200-летний юбилей в 2009 г. стал не только событием государственной важности для России и Украины, но и приобрел мировое значение. Юбилейный год был объявлен ЮНЕСКО Годом Гоголя. Но несмотря на это масштабирование статуса виновника торжества, дискуссии в СМИ как российских, так и украинских были сфокусированы на вопросах именно межнационального подтекста грядущего события: Гоголь русский или украинский писатель, юбилей русского и украинского классика будет отмечаться, совместно или раздельно будут праздновать Россия и Украина и т. д. В этом смысле политическое и культурное реноме Гоголя попало в поле крайне напряженных политических отношений между Россией и Украиной. Гоголевский юбилей стал оружием в информационной войне между двумя странами особенно в 2009 г. В случае с обоими национальными контекстами происходило увеличение символического политического капитала Гоголя, нужного для «поля власти». В итоге Гоголь в свой 200-летний юбилей, как и любой другой писатель русской и украинской литературы, попал не только под струю очищения своей литературной репутации от вульгарных социологических идеологем, но и в ситуацию смысловой ревизии реноме классика, входящего в национальный литературный канон. Естественным образом фигура Гоголя, обладающего пограничным этнокультурным статусом, оказалась на стыке двух канонов - русского и украинского. В пространстве юбилейных российских практик вопрос о возможности исключения Гоголя на основании его польско-украинских корней не поднимался. Особую сложность приобрел вопрос украинского канона, как уже было нами отмечено выше, в силу необходимости его формирования в ситуации опоры на национальную идентичность при формировании государственной идеи современной Украины.

Предъюбилейные украинские дискуссии порой балансировали на грани между украинизацией и деукраинизацией Гоголя. События гоголевского 200-летнего юбилея, проявившийся вокруг них смысловой континуум стали логическим продолжением не юбилейных событий 1952 г., а именно 100-летнего гоголевского юбилея. Первого юбилея, который обозначил ключевую черту гоголевской литературной репутации, связанной с его этнокультурной раздвоенностью [18]. Украинская мысль, формирующая репутацию Гоголя в плоскости, отстоящей от советской интерпретации, происходит в диаспоре украинской эмиграции. Достаточно подробное и объективное освещение этот срез украинской гоголианы получил в обзорных статьях Ю.В. Барабаша [61-65]. Общий пафос этой диаспоральной версии гоголевской репутации - это сосредоточенность на раздвоенности Гоголя, которая рассматривается и как беда, и как вина писателя, и изучение факта этой раздвоенности происходит в фокусе вопросов украинской национальной идентичности.

В период 200-летнего юбилея вопрос гоголевской культурной и этнической идентичности приобретает масштаб научной проблемы в свете популярности постколониальных исследований. В этом смысле именно научный институциональный контекст стремится предложить объективную интерпретацию культурно-языковой пограничности Гоголя. Как отмечает Ю. В. Барабаш, вся история украинской гуманитаристики, посвященной гоголевскому вопросу, начиная от украинского «эмигрантского», продолжая «диаспоральным» контекстом и завершая современными научными штудиями, постоянно колеблется в пространстве между «антиколониальными», «колониальными» и «постколониальными» версиями прочтения гоголевской дихотомии [64]. Но по факту все не так благополучно, как хотелось бы. В обзорных статьях, посвященных гоголевским штудиям юбилейного периода [5, 6, 66, 67], обозначились разные тенденции украинского и российского гоголеведения. Ведущие научные центры по изучению гоголевского наследия - это Гоголевский центр в Нежинском государственном университете им. Николая Гоголя (Украина, г. Нежин) и Дом Гоголя (Россия, г. Москва). С переменным успехом в современной напряженной политической ситуации центры стараются сохранить научные связи. Редким исключением является проведение совместной 14-й Международной конференции «XIV Гоголевские чтения: Творчество Гоголя в диалоге культур», которая состоялась в 2014 г. В остальном же состав участников ежегодных гоголевских конференций обоих центров однороден: российский исследователь - «редкая птица» в программе украинских гоголевских чтений, и наоборот.

Тематический диапазон конференции высвечивает разницу между «го- голеведением» и «гоголезнавством». В силу вполне очевидных причин особое место в работе ежегодных нежинских чтений занимает секция «Гоголь и украинская культура / литература». И. Булкина отмечает, что пик интереса к «украинскости» Гоголя обозначился в научной украинской го- голиане в череде юбилейных конференций: «Излишняя ангажированность современного украинского гоголеведения, его сосредоточенность на проблемах не столько историко-литературных, сколько национальных, перенос современных культурных и политических категорий в совершенно иного порядка исторический контекст не лучшим образом сказываются на качестве работ украинских литературоведов» [66]. В то же время И.И. Колесник подчеркивает, что базовый недостаток российского гоголеведения - абстрактный анализ и оценка гоголевского творчества в отрыве от национальных корней и почвы писателя [67. С. 138]. Очевидно, что украинский вопрос - это не центральный вопрос российских гоголеведов. В конференциях Дома Гоголя акцент делается на масштабности и феноменальности творчества Гоголя - его вписанности в мировое культурное пространство и отзвуках его наследия в различных контекстах (славянский, современная культура, русское зарубежье, общественная мысль и проч.). В общем, говорить о приобретении в научном контексте единого либо русского, либо украинского ключа для расшифровки гоголевского пограничного культурного статуса не приходится. На текущий момент можно обозначить лишь возможную перспективу разработки постколониального российско- украинского гоголеведения.

Но в череде юбилейных мероприятий обнажилась не только научная институциональная версия гоголевского творчества в формате сборников научных конференций и монографий, но и в виде собраний сочинений Гоголя как результате научных изысканий гоголеведов. Подготовленные к юбилею гоголевские собрания сочинений представляют для нас интерес как верный знак состоявшейся и продолжающейся классикализации и канонизации писателя. Гоголевский издательский сюжет в юбилейные даты получился весьма разнообразный. Выделились три крупных издательских проекта, каждый из которых претендовал на новое слово в эдиционной гоголевской судьбе.

Первый издательский проект - это Полное академическое собрание сочинений и писем в 23 томах под редакцией Ю.В. Манна. Работа над этим проектом началась еще в середине 1990-х гг. на базе Института мировой литературы им. М. Горького Российской академии наук и продолжается сегодня. К гоголевскому юбилею были выпущены - том 1 (2001 г.), том 4 (2003 г.), том 3 (2009 г.), а на настоящий момент - том 7 в двух книгах (2012 г.) [68]. Ю.В. Манном при описании общей концепции Полного собрания сочинений подчеркивается несколько важных позиций. Во-первых, «насущное требование к новому изданию - внимание к сегодняшней ситуации, определяющей место Гоголя в современной мировой культуре» [69. С. 205]. Во-вторых, в Полное собрание сочинений составители стараются включить все, что не только написано Гоголем и то, что ранее не было опубликовано в Полном академическом собрании сочинений1. Запланирован отдельный том «Рукою Гоголя», в котором будут собраны произведения, имеющие определенную печать вмешательства Гоголя, хотя и не принадлежат ему. В-третьих, научный аппарат издания - это коллективный труд авторитетных филологов-гоголеведов, которые при комментировании произведений учитывают всю палитру исследовательских версий. В-четвертых, при подготовке этого издания проводится тщательная текстологическая работа, которая позволяет проанализировать соотношение различных редакций и тем самым выявить «развитие гоголевской художественной мысли» [Там же]. Исключительно положительный отзыв о масштабной текстологической работе, проделанной в процессе подготовки издания поэмы «Мертвые души», дает Рита Джулиани, итальянский славист: «Том, посвященный поэме “Мертвые души”, стал подлинным триумфом филологии, и это утверждение - не только дань уважения гениальному автору, это и дань восхищения научным подвигом его издателей и комментаторов» [70. С. 380]. Многочисленные отклики зарубежных коллег на этот масштабный научный издательский проект, которые приводит Ю.В. Манн в своей статье, верный знак признания Гоголя в мировом научном поле.

Второй крупный издательский проект - это Полное собрание сочинений Гоголя в 17 томах [71], подготовленное с опорой на исследовательские подходы православного гоголеведения . Это был совместный русско- украинский проект, осуществленный под протекцией Московской Патриархии. В отличие от предыдущего собрания сочинений он завершен. Первые тома были опубликованы в юбилейный 2009 г., а последние в 2010 г. Это издание также заявлено как полное: оно включает все художественные, литературно-критические, публицистические и духовно-нравственные произведения писателя. В состав собрания сочинений включены незавершенные произведения, записные книжки, черновые записи по истории, фольклору, истории и этнографии, выписки из творений Святых отцов и их Служебных миней. В. В. Лепахин отмечает, что уникальные качества издания связаны со свойствами представленных в нём комментариев. Во-первых, «к особенностям комментария надо отнести заметный акцент на духовно-христианской проблематике всего творчества Гоголя» [73. С. 65]. Во-вторых, «впервые столь тщательно и подробно прокомментированы ботанические интересы и занятия Гоголя, опубликован прекрасный по качеству цветной вкладки гербарий, собранный Гоголем» [Там же]. В-третьих, «профессионально прокомментированы духовно-нравственные сочинения писателя. Особенно выделяется богословский комментарий к «Размышлениям о Божественной Литургии», специально подготовленный для данного издания; в нём учитывается современная богослужебная практика» [Там же]. Достаточно подробно описана концепция этого собрания сочинений В.А. Воропаевым, подчеркивающим, что «вышедшее издание не является академическим (нет свода вариантов по разным редакциям), но творческое наследие писателя представлено в нем максимально полно. Учтены не только все редакции произведений Гоголя, но и расписки банкирам, домовладельцам (некоторые печатаются впервые по автографам), альбомные записи, дарственные надписи на книгах, многочисленные травники и ботанические записи, конспекты книг по географии и этнографии» [74. С. 430].

Состав рабочей группы по изданию этого Собрания сочинений не отражает объединение научных усилий российского и украинского гоголеве- дения - составителями и комментаторами выступили российские ученые В.А. Воропаев и И.А. Виноградов. Состав рабочей группы свидетельствует о доминировании «поля религии» над «научным полем». Церковь не только выступила идейным вдохновителем этого издательского проекта, но и самостоятельно нашла источники для его финансирования. Подготовка собрания сочинений осуществлялась при поддержке благотворительного фонда «Богуслав» (Киев) и Некоммерческого партнерства «Полтавское землячество» (Москва). Помимо российских литературоведов в рабочую группу вошли протоиерей Владимир Силовьев, главный редактор Издательства Московской Патриархии, и В.С. Анисимов, пресс-секретарь Украинской православной церкви. Базовой издательской площадкой выступило Издательство Московской Патриархии, но также были привлечены сотрудники из издательств «Художественная литература» и Сретенского монастыря. Разговор о данном Собрании сочинений можно вести, с одной стороны, с его точки зрения на личность Гоголя как писателя- христианина, инока в миру. В приветствии к читателям Полного Собрания сочинений Святейший Патриарх Кирилл на официальном сайте Московского Патриархата подчеркнул, что Гоголь «был первым последовательно православным автором»1. С другой стороны, можно рассматривать в аспекте ритуальных публичных практик, которыми сопровождались подготовка, обнародование и распространение издания. Оба обозначенных аспекта взаимосвязаны. В этом смысле Собрание сочинений стало не только православным ответом вульгарному социологизму, но и примером вторжения религиозного авторитета в «поле политики» в целях укрепления межнациональных политических отношений между Украиной и Россией на православной основе. Подчёркивалась объединительная роль гоголевского наследия, принадлежащего русскому и украинскому народам и являющегося частью общего прошлого. Главным источником информации о ходе работы над Собранием сочинений, особенно на этапе его завершения, была пресс-служба Московской Патриархии, а именно ее официальный сайт.

Начало работы над Собранием сочинений благословляет Святейший Патриарх Кирилл. После завершения работы Блаженнейший митрополит Киевский Владимир удостаивает за заслуги перед Православной церковью и отечественной культурой В.А. Воропаева, И.А. Виноградова и других членов рабочей группы орденом преподобного Нестора Летописца I степени . Издательский итог этого проекта был связан с «организацией» его вхождения не в научный и образовательный контекст, а именно в общественно-политический. Общая концепция форм презентации отличалась предельной назидательностью со стороны института церкви. С одной стороны, избирательно были выбраны площадки для презентации первых томов Собрания сочинений. Избирательность была представлена в форме «православного изоляционизма» - ориентации на подготовленную верующую аудиторию. В ноябре 2009 г. в Москве в Центральном выставочном зале «Манеж» на УШ церковно-общественной выставке-форуме «Православная Русь - к Дню народного единства» состоялась презентация первых томов. В марте 2010 г. Собрание сочинений было представлено на XIII национальной выставке-ярмарке «Книги России», к которой было приурочено празднование Дня православной книги. С другой стороны, был проведен ряд мероприятий, рассчитанных именно на высокопоставленных общественно-политических деятелей. Презентация издания состоялась в Киеве в апреле 2009 г. На ней присутствовали Ю.В. Тимошенко, занимавшая на тот момент пост премьер-министра Украины, и В.С. Черномырдин, исполнявший роль посла России на Украине. Сертификаты на данное Собрание сочинений - это отдельный сюжетный ход в распространении тиража. Первый тираж (насколько нам удалось установить, он пока единственный) был запланирован небольшой - всего 1000 экземпляров. При этом предполагалось его разделить поровну между Украиной и Россией, и распространяться он должен был по подписке. В то же время было запланировано 200 именных сертификатов (тоже пополам), которые были подписаны Предстоятелем Русской православной церкви. В июле 2009 г. патриарх Кирилл на встрече в Киеве вручил президенту Украины В.А. Ющенко сертификат за номером один. В дальнейшем видные политические, общественные и церковные деятели, мастера культуры, образовательные и культурные учреждения, ведущие библиотеки России и Украины получали их из рук Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла и Блаженнейшего митрополита Киевского и всея Украины Владимира.

Таким образом, откровенный гоголевский пафос периода «Выбранных мест из переписки с друзьями» в распространении тиража усилил ритуальный ореол вокруг этого издания. Ореол, который обнажил включение фигуры Гоголя и его творчества в религиозный литературный канон, который по сути своей стремился нивелировать светские литературные каноны - русский и украинский.

Третий издательский проект связан с выходом Собрания сочинений Н.В. Гоголя в семи томах на украинском языке, которое было подготовлено сотрудниками Института литературы им. Т.Г. Шевченко Национальной академии наук Украины [76]. Первый том был издан в 2008 г., а последний в 2012 г. Все тома содержат пометку, что издание приурочено к 200-летию со дня рождения классика. В состав редакционной коллегии вошли украинские филологи М.Г. Жулинский (председатель редакционной коллегии), П.В. Михед (зам. председателя редакционной коллеги и составитель всех томов), А.Я. Бельдий, С. А. Гальченко, Н.Р. Мазепа, Д.С. Наливайко и др. Издание обозначено как литературно-художественное, оно не преследует академической цели, не претендует на полноту, на объективный и исчерпывающий комментарий художественных текстов, учитывающий достижения современного гоголеведения. Это Собрание сочинений можно рассматривать как своеобразное завершение издательского проекта, который не был до конца реализован в пик украинского культурного ренессанса в 1920-1930-е гг. [77]. В процессе подготовки Полного собрания сочинений Гоголя на украинском языке были переведены и выпущены отдельными томами повести из всех трех гоголевских циклов: «Вечера», «Миргород» и «Петербургские повести». Не вышли в свет переводы поэмы «Мертвые души» и драматургических текстов «Ревизор» и «Женитьба». Но, как отмечает И.И. Колесник, в литературно-аналитических статьях отразилась редукция культурных и национальных ценностей на фоне увеличения идеологических интерпретаций с учетом теории классовой борьбы [67]. В этом смысле это издание не стало торжеством украинского гоголеведе- ния того периода.

Почти все переводы на украинский язык, выполненные для первого Собрания сочинений Гоголя, вошли в новый семитомник. Исключение составляют переводы духовной прозы, принадлежащие П.В. Михеду («Выбранные места из переписки с друзьями», «Искусство есть примирение с жизнью», «Размышления о духовной литургии» и др.). Преемственность двух этих издательских проектов весьма показательна. Общую цель этих издательских проектов можно рассматривать двояко. С одной стороны, это подчеркивание языкового потенциала национального языка. Потенциала, который дает возможность приобщения к иноязычной литературе на базе национального языка. Эта логика сохраняется в современной культурной политике Украины и особенно наглядно проявляется в школьной программе по литературе, в которой вся мировая классика и современная иноязычная литература изучаются на украинском языке. С другой стороны, учитывая особый пограничный статус Гоголя, можно в этой стратегии обозначить попытку его украинизации. В то же время подобный тип «украинизации» не гарантия «канонизации». В силу того, что украинский канон имеет языковой принцип построения (это наглядно видно на примере канонической роли Шевченко), гоголевское место в нём на основании имеющихся переводов будет иметь псевдоязыковой статус.

В современных украинских «каноностроительных» дискуссиях, в которых решается проблема гоголевского языкового билингвизма в плоскости оппозиции «наш - не наш», существуют разные позиции. Одновременно есть и категорическое отрицание Гоголя как национального писателя из-за его неумения или нежелания писать на украинской мове, и есть попытки его оправдать. Гоголевский случай, как показывает Ю.Я. Барабаш, в своих обзорных статьях [9, 78], - это случай без вины виноватого. По мнению исследователя, Гоголь не мог писать на украинском языке в силу объективной причины - несформированности на тот момент литературного украинского языка, отсутствия в нём необходимой художественной зрелости. Но в этой защитной логике Ю.Я. Барабаша не учитывается очевидное обстоятельство, что Гоголь и Шевченко современники, и Шевченко как писатель состоялся именно в стихии национального языка .

В этом запущенном механизме украинизации творческого наследия Гоголя через издание нового Собрания сочинений на украинском языке скорее обозначились вопросы теоретико-переводческого характера. Вопросы, которые получили далеко не исчерпывающие ответы в подготовленном собрании сочинений. Но в этом ракурсе обнаруживается существенный недостаток издания - полное отсутствие сведений о переводчиках гоголевских произведений, с одной стороны, и обоснование критериев отбора именно этого перевода на фоне всех остальных - с другой. В примечании имеется отдельный раздел «Українські переклади і видання», в котором просто перечисляются все имеющиеся переводы начиная с 1860-х гг. и заканчивая современностью и отсутствует информация о переводчиках и их переводческих стратегиях.

В юбилейный 2009-й гоголевский год этот издательский проект не вызвал мощную волну дискуссий в российском пространстве в отличие от отдельных переизданий на украинском языке повести «Тарас Бульба»1. Повесть была выпущена в начале 2000-х гг. известными украинскими неакадемическими коммерческими издательствами «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА- ГА» (Киев) и «Кальварія» (Львов). Общий вектор издателей - это упор на первую редакцию повести «Тарас Бульбы», в которой более очевидно проступают истинные, с точки зрения издателей, национально-политические пристрастия Гоголя. Можно также отметить, что оба издательства стратегически близки в ориентации на своего потенциального читателя, что находит отражение в серийном контексте издания повести.

Издательство «А-БА-БА-ГА-ЛА-МА-ГА» выпустило повесть «Тарас Бульба» вместе с повестями «Ночь перед Рождеством» и «Вий» на украинском языке в серии «Книги, які здолали час» (Книги, которые преодолели время), в которую вошла традиционная детская мировая классика, тоже переведённая на украинский язык («Приключения Тома Сойера», «Алиса в стране чудес», «Путешествие Гулливера» и «Крошка Цахес»). В этом издательском жесте очевидно помещение гоголевских произведений в контекст обязательного детского чтения именно на украинском языке. Опубликованные издательством переводы гоголевских повестей не новые, все они относятся к первой трети XX в. «Ночь перед Рождеством» - это перевод Н. Рильского (1878-1932), «Вий» - П. Панча (1891-1978)1. Основу издания повести «Тарас Бульба» составил перевод Н. Садовского (Тобилевича) (1856-1932), выполненный в 1910 г. Современную редакцию этого перевода осуществили сам издатель И. Малкович и профессиональный переводчик Е. Попович. На сайте своего издательства Малкович обосновал как свою позицию выбора переводов, так и принципов их редакторской обработки в современном социокультурном контексте. Перевод Н. Рыльского «Ночи перед Рождеством» (1929) издатель определяет как конгениальный гоголевскому тексту. В это обоснование конгениальности вносится ремарка относительно языкового мученичества Гоголя, вынужденного писать свои произведения на русском языке. Перевод Н. Садовского издатель не определяет как конгениальный, отмечая по гамбургскому счету, что он «найкращий з тих, які маємо» (лучший из того, что есть). Издатель выпускает украиноцентричную редакцию повести, в которой сохранены и количественно усилены замены гоголевских слов «Русь» и «русский» на «Украина» и «украинский». В этих переводческих обстоятельствах редактор обозначил, что все претензии русской стороны к идеологической составляющей перевода - это «деукраїнізація» Гоголя, в процессе которой проявляется стремление представить Гоголя «апологетом российского империализма». Итоговое резюме Малковича относительно национального и писательского статуса: «Микола Гоголь - це геніальний український митець, який став класиком російської літератури» .

Издательство «Кальварія» в 2005 г. выпустило новый перевод повести, который осуществил Василий Шкляр, по мнению многих литературных критиков, «батька українського бестселера». Издание вышло с подзаголовком «Микола Гоголь - Тарас Бульба - першотвір» (Николай Гоголь - Тарас Бульба - подлинник) и с предисловием переводчика, который представляет редакцию повести 1835 г. как истинную, которая в дальнейшем была исправлена под давлением официальной русской критики, так как повесть была слишком «украинской». Но при этом переводческом жесте Шкляр высказывается весьма сурово в отношении пограничного языкового и культурного статуса Гоголя. В интервью на Радио Свобода Украина в передаче, посвященной языковым вопросам на Украине, Шкляр подчеркнул, что «Николая Гоголя никогда не считал украинским писателем. Он, бесспорно, украинский язык знал. Но это был хоть и гений, но все-таки ренегат. Он ушел в другую культуру. Там он чувствовал себя комфортнее, и там он эволюционировал полностью в малоросса» . А повесть «Тарас Бульба», ее две редакции, это для писателя яркий пример, отражающий «эволюцию гения к малороссу». Отмечая отсутствие необходимости перевода всей русской классики на украинский язык, Шкляр настаивает, что «Гоголь - это отдельный вопрос, тем более “Тарас Бульба”. Не Чичиков, а Бульба. Он должен зазвучать на украинском языке»1.

Заслуживает внимания также «серийный» контекст первого выпуска перевода повести Шляра. В 2005 г. издательство «Кальварш» запустило проект, ориентированный на подготовку бинарной серии книг «INDIVIDUEL подлинник». Идея проекта состояла в подборке книжных пар, при которой книжные герои разных эпох являлись бы отражением друг друга во времени и пространстве. Первой «парой» стал шкляровский перевод повести «Тарас Бульба» и его же роман «Элементал». В российской прессе серийный контекст издания этого перевода В. Шляра совершенно не учитывался и в дискуссионном поле, посвященном украинизации Гоголя, не обсуждался. Шквал упрёков был именно со стороны украинской литературной критики, которую, мягко говоря, настораживало сопоставление несопоставимого. В то же время были попытки аналитического разбора сути диалога между писателем XIX в. и современным. О.Д. Будугай отмечает, что оба произведения объединяет идейный замысел, связанный с осмыслением черт украинской ментальности, которые прочно укоренены в национальных украинских генах и составляют основу родовой памяти [80]. Этот серийный диалог не получил продолжения. Последующие переиздания повести были осуществлены уже в других издательствах. Политическую окраску перевод В. Шкляра приобрел в контексте частого упоминания и в российской и в украинской прессе о том, что этот перевод очень разгневал В. Черномырдина, который на тот момент был послом России на Украине. Информационное поле, созданное российскими журналистами вокруг переводческого вопроса, который обострился в канун празднования 200-летнего юбилея, усилило его политический характер. В иное русло этот нациоцентрический крен в обсуждении вопроса украинской переводческой рецепции Гоголя переводили мнения привлекаемых экспертов, которые давали художественную оценку этому явлению.