Анализ доминантных элементов поэтики пьес и киноповестей Горина конца 1970-1990-х годов

А волю-то Петра по снам разгадывает... Ей-богу!»; «Екатерина. Знаешь, почему я тебя на Монсову должность назначаю? Потому что безвинно пострадал за него. А еще потому, что приснился ты мне намедни...»; «Дуня. Ты же ко мне из тюрьмы прибегал. Во сне...» [Горин, 2001, с. 638, 644, 656, 660]. Кроме того, в пьесе с самых первых строк прослеживается идея чудесного наваждения, выраженная на лексическом уровне в следующих конструкциях: «Балакирев (закрыв глаза). Боженька, Боженька, пожалей солдатика. Солнце палит, голова болит. Яви чудо пошли тучку с дождичком... (...)Вельможные генералы, что пиво холодное пьют да шампанское со льдом трескают, явитесь хоть во сне солдату, поделитесь капелькой, ядри вашу мать!..»; «Балакирев.

Важной характеристикой художественного времени и пространства пьесы является музыкальная наполненность. Музыка звучит с начала действия и до самого конца. В прологе главный герой самоаттестуется как «рядовой музыкантской роты Преображенского полка» [Горин, 2001, с.594]. Музыка в мире, соразмерном герою, и музыка в мире шутовства различаются операционально и функционально. В мире героя музыка возникает по наитию: «Балакирев. Слушаюсь! (Секунду подумав, стал имитировать музыкальные инструменты.) Тут-ту-ту! Труби-труба!.. Фьють-фьють... Дзинь-дзинь!.. Трах-рах-таррах! Бздынь-бздынь! Ебс-ебс! Чшш! Ж-жах!.. Фьють!.. Ж-жах!.. Ех-ех!.. (Звуки постепенно стали складываться в некое подобие оркестра)» [Горин, 2001, с.595].

Источником музыки здесь является сам герой, его дыхание, которое можно переосмыслить в качестве духа. По нашему мнению, Горин неслучайно избирает для героя именно фагот -духовой инструмент для музыканта с сильным дыханием (для музыканта с сильным духом). Музыка в этом времени и пространстве помогает герою оставаться собой. Существенно учитывать и то, что «при Петре и для Петра понятия «артист» и «ремесленник» были почти тождественны» [Панченко, 1984, с.135].

Мир шутовства - это мир наизнанку, и музыка здесь тоже «наизнанку»: «Шапский. Сыграй, Ваня полковую зарю, порадуй душу... (Балакирев приложил дудку к губам.) Погоди, служивый! Ты ротом, что ль? Ротом любой сыграет. У нас тут другим местом музицируют... (Педрилло приложил дудку к заднице, издал несколько звуков.)» [Горин, 2001, с.598]; «Шапский. Давай, Педрилка, смычок! Сыграй на ем зарю! (Педрилло угрожающе полез в штаны, достал флейту, стал надвигаться на согнутого Балакирева)» [Горин, 2001,с.600]. Слова в шутовских песнях намеренно перевернуты: «Ой, судари-судари! Ой, дури-дури-дури! Думай, брат, чеши затылок! Ой, чесало затыли...»[Горин, 2001, с.603].

Герои Горина внеиерархичны, то есть внеположены любой градационной системе координат, для них все объекты (субъекты) действительности равнозначимы независимо от положения -- социального, политического, пространственного, временного и т.д. Однако реальность, в которой они существуют, навязывает им свои представления о мироустройстве, согласно которым мир должен быть дробным и четко структурированным, отношения регламентированными и неизменными. У всякого в такой системе есть свое место и функция. Как отмечает В.Е. Головчинер, каждый частный, отдельно взятый герой в произведениях Горина неизбежно оказывается действующим лицом в системе государственно-политического устройства, опосредованного через сеть официальных учреждений, должностных и частных лиц [Головчинер, 2001, с. 187]. Горин продолжает «больную тему» в литературе XX века -взаимоотношения художника и власти [Гончарова-Грабовская, 2006, с.227].

Персонажи, олицетворяющие собой власть, встречаются во всех произведениях Горина: герцог и бургомистр в «Том самом Мюнхгаузене», опекунский совет в «Доме, который построил Свифт», офицер с предписанием от Потемкина в «Формуле любви», штабс-капитан Мерзляев и его подчиненные в киноповести «О бедном гусаре замолвите слово», принц-король Георг IV в «Кине IV», урядник в «Поминальной молитве», политрук в «Реинкарнации», король Генрих УШ и Кромвель в «Королевских играх», герцог Вероны в пьесе «...Чума на оба ваши дома!», капитан милиции в «Счастливцеве-Несчастливцеве», Петр І в «Шуте Балакиреве» и т.п.

Взаимораспределение данных персонажей можно продемонстрировать на основе выполняемых ими функций: 1) персонажи-вестники и исполнители чужой воли (офицеры в «Том самом Мюнхгаузене» и «Формуле любви» ); 2) блюстители установленного порядка (герцог и бургомистр в «Том самом Мюнхгаузене», урядник в «Поминальной молитве», капитан милиции в «Счастливцеве-Несчастливцеве», Ягужинский в «Шуте Балакиреве» и др.); 3) правители-творцы (Генрих VIII в «Королевских играх» и Петр І в «Шуте Балакиреве»). Персонажи-вестники и исполнители чужой воли -- низший ранг в горинской системе власти, они безымянны, не вступают в пререкания с начальством и не обдумывают приказы: «Барон Карл Фридрих Иероним фон Мюнхгаузен! - громко произнес приблизившийся офицер. - Приказано вас арестовать! В случае сопротивления приказано применить силу. - Кому? - вежливо спросил Мюнхгаузен. - Что «кому»? - не понял офицер. - Кому применить силу в случае сопротивления, вам или мне? Офицер задумался. По его лицу было видно, что это занятие было для него не из легких» [Горин, 1999, с.31].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Первая глава «Поэтика и аксиология хронотопа пьес н киноповестей ГИ. Горина конца 1970-х -- 1990-х годов» посвящена описанию пространственно-временных моделей в произведениях Горина Понятие «хронотоп» используется в соответствии с бахтинским его пониманием как существенная взаимосвязь временных и пространственных отношений, художественно освоенных в литературе Хронотоп, по Бахтину, -- это формально-содержательная категория, новеющая существенное жанрообразующее и персонаже образующее значение. [Бахтин М М: Эпос и роман СПб, 2000 - С 9-11]

Первый параграф «Композиционные н типологические характеристики пространственно-временных переходов в произведениях Г.М. Горина» представляет собой попытку осмысления основных пространственно-временных моделей и способов взаимосуществования в произведениях

драматурга Произведения Горина с точки зрения их пространственновременной организации можно подразделить на две группы Первая группа -- произведения с условно-историческим хронотопом в чистом виде «Тот самый Мюнхгаузен», «Реинкарнация», «Королевские игры», «Шут Балакирев», вторая группа -- произведения с условно-историческим хронотопом в игровом варианте «Дом, который построил Свифт», «Поминальная молитва», «Кин IV», « Чума на оба ваши дома!», «Счастливцев-Несчастливцев» Хронотоп произведений, образующих первую группу, соотносится с определенным историческим временем и пространством (Англия XVI века, Германия XVIll века, Россия XVllI, XIX и ХХ веков), однако этой соотнесенностью не исчерпывается Посредством стилизации исторических декораций и костюмов, национальных проблем и характеров Горин выводит на сцену и в зрительный зал героев, раздвигающих границы привычного Условноисторический фон помогает автору уйти от сиюминутности, чтобы начать разговор о непреходящем, о вечности, о современности как ее имманентном проявлении Германия, отправляющая на Луну Мюнхгаузена, готового вступиться за независимость Америки, Англия -- остров, отказавшийся от континентального Бога, Россия, ищущая свой путь, -- все эти пространственновременные характеристики не теряют силы и вне исторической и номинативной конкретики, позволяют говорить о частном и одновременно об общем их проявлении

Обращаясь к книге, герои могут путешествовать во времени, потому что в ней записано прошлое, настоящее и будущее: «Он взял у Эстэр книгу. - Ну, что тут напридумано? "Девятнадцатого октября плачем, стоном и рыданиями наполнился дом Джонатана Свифта...". Патрик рухнул перед хозяином на колени, обхватил голову руками, громко зарыдал. - Пошло! - поморщился Свифт. - Пошло, сэр! - быстро согласился Патрик, встал с колен, отряхнулся». Но при желании книгу можно переписать: «Все будет не так!! Я столько раз это репетировал, чтоб избежать банальностей...» [Горин, 1999, с.201].

Шутовство в пьесе ставится в один ряд с альтернативными объективной реальности пространственно-временными континуумами (такими как сон, безумие и смерть) и потому воспринимается не как определенный вид деятельности, осуществляемый человеком в конкретном времени и пространстве, а как пространственно-временная детерминанта человеческой деятельности. Слово «сон» и однокоренные с ним слова встречаются в тексте 16 раз, например: «Балакирев. Осмелюсь доложить, ваше сиятельство, -- я только во сне убегал. Наяву сидел как положено»; «Меншиков. А волю-то Петра по снам разгадывает... Ей-богу!»; «Екатерина. Знаешь, почему я тебя на Монсову должность назначаю? Потому что безвинно пострадал за него. А еще потому, что приснился ты мне намедни...»; «Дуня. Ты же ко мне из тюрьмы прибегал. Во сне...» [Горин, 2001, с. 638, 644, 656, 660].

Кроме того, в пьесе с самых первых строк прослеживается идея чудесного наваждения, выраженная на лексическом уровне в следующих конструкциях: «Балакирев (закрыв глаза). Боженька, Боженька, пожалей солдатика. Солнце палит, голова болит.

Герои Горина внеиерархичны, то есть внеположены любой градационной системе координат, для них все объекты (субъекты) действительности равнозначимы независимо от положения -- социального, политического, пространственного, временного и т.д. Однако реальность, в которой они существуют, навязывает им свои представления о мироустройстве, согласно которым мир должен быть дробным и четко структурированным, отношения регламентированными и неизменными. У всякого в такой системе есть свое место и функция. Как отмечает В.Е. Головчинер, каждый частный, отдельно взятый герой в произведениях Горина неизбежно оказывается действующим лицом в системе государственно-политического устройства, опосредованного через сеть официальных учреждений, должностных и частных лиц [Головчинер, 2001, с. 187]. Горин продолжает «больную тему» в литературе XX века -взаимоотношения художника и власти [Гончарова-Грабовская, 2006, с.227].

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ

1. Федорова НК Концепция смерти в пьесах и киноповестях ГИ Горина Вестник ТюмГУ -2006 -С 30-34

2. Федорова НК Формула «театр в театре» в пьесах ГИ Горина 1990-х годов l/ Вестник ТюмГУ -2009 -Х2 -С 160-165 В других изданиях.

З. Ланитина (Федорова) Н К Счастливцев-Несчастливцев конца 20 века к динамике художественного этносознания Н Этнокультурное пространство региона и языковое сознание Тюмень Изд-во ТюмГУ, 2006 -- Ч 1 --С 92--94

4. Федорова НК Россия и Германия в киноповести Григория Горина «Тот самый Мюнхгаузен» (герой и хронотоп) И Aus Slblnen -- 2006 Тюмень Экспресс, 2006 -с 224-226

5. Федорова НК Структура героя пьес и киноповестей Г И Горина (к проблеме динамики творчества художника) Н От текста к контексту Ишим Изд-во ИГПИ им П П Ершова, 2006 -вып 5 -С 94-98

6. Федорова НК Образ чиновника в киноповести ГИ Горина «Тот самый Мюнхгаузен» Н Русский язык как фактор стабильности государства и нравственного здоровья нации Тюмень Мандр и ка, 2008 -- Ч 2 --С 219--223

7. Федорова Н К «Икра в царя» в пьесе ГИ Горина «Шут Балакирев» П Русский мир в духовном сознании народов России Тюмень Вектор Бук, 2008 --С 234--236

8. Федорова НК Смерть как предмет изображения в произведениях Г И Горина 1980-90-х гг И От текста к контексту Ишим Изд-во ИГПИ им П П Ершова, 2008 -вып 7 -с 46-48

9. Федорова НК «Русский мир» в пьесе ГИ Горина «Шут Балакирев» герой и хронотоп Н Филологическое пространство Тюменского региона Тюмень Издво ТюмГУ, 2010 -С 254-259

10. Федорова НК Хронотоп киноповестей и пьес ГИ Горина конца 1970-х -- 1990х годов // Время как объект изображения, творчества и рефлексии Иркутск Иркутск гос ун-т, 2010 --С 427

11. Рыбальченко Т Л Иронико-философская проза в современном литературном процессе l/ Проблемы метода и жанра Томск, 199l -- Вып 17 --С 192

Размещено на Allbest.ru