Русский город Сибири конца XVI–XVIII вв. в археолого-исторической ретроспективе

Размещено на http://www.allbest.ru

Размещено на http://www.allbest.ru

Введение

Актуальность темы определяется ключевой ролью русского города в колонизации Сибири, понимаемой как интеграция края в экономическую и политическую систему Русского государства, повлёкшую за собой демографические, хозяйственные, социальные, этнокультурные изменения [Макаров, 1997]. Конкретное содержание колонизационного процесса в Сибири в XVII-XVIII вв. не может быть раскрыто вне связи с процессом основания и развития городов, через посредство которых шло преобразование региона, придание ему нового облика, темпов и перспектив развития. Русский город выступал носителем многовековой культурной традиции, а сибирские города - локомотивом этой традиции на вновь осваиваемых землях, опорными пунктами её укоренения в новом крае.

В истории русских городов Сибири продолжился путь становления Российского государства как «страны, которая колонизуется», а колонизация является основным фактом российской истории, «с которым в близкой или отдалённой связи стояли все другие её факты» [Ключевский, 1956]. Историко-культурные особенности русских сибирских городов определялись их предназначением в освоении Сибири, её превращении в неотъемлемую органическую часть России. Лидирующие позиции города в колонизационном процессе нашли отражение в их месторасположении, во взаимосвязанной структуре основных композиционных частей, архитектурном облике, социально-экономическом содержании, разнообразии сторон жизнедеятельности.

Отношение к письменным источникам как самодостаточным для изучения XVI - XVIII вв. и недооценка данных археологии предопределили запоздалое формирование этого направления в сибирском городоведении. Видовые особенности источников обусловили проблематику исторических и археологических исследований и известный параллелизм в работе специалистов разных направлений. Однако в осмыслении необходимости выхода на междисциплинарный уровень изучения русского города и практической реализации такого подхода археологи, в силу специфики своих материалов, опередили историков.

При определяющем значении русского города в создании новой Сибири обобщающих работ по сибирским городам XVII - первой половины XVIII в., в отличие от фундаментальных работ по городам Европейской России, до сих пор крайне недостаточно. В последние годы наблюдается оживление казалось бы давно устаревшей и обоснованно пересмотренной концепции о «завоевании» Сибири, и, как следствие, о преимущественно административно-ясачном характере сибирского города, его социально-экономической «отсталости», а также об «особом» пути развития Сибири, «самобытности» сибирской культуры, противопоставленных России и русской культуре. Актуализирует тему диссертационной работы необходимость обобщающей характеристики историко-культурных особенностей русского города, для полноты и адекватности которой требуется привлечение разнотипных источников.

Профессиональные целенаправленные археологические исследования, более или менее масштабные по размаху, открыли новые горизонты в изучении средневековых русских городов Сибири. Археология позволила вплотную приблизиться к объекту исследования - средневековому сибирскому городу в виде его ископаемых остатков. Накопленные за десятилетия археологические источники, отличающиеся массовостью и видовым разнообразием, отражают истинную социально-экономическую сущность и культурный облик города в динамике, подтверждают его ключевую роль в процессе русского освоения Сибири.

Качественный сдвиг в переосмыслении значения поздних памятников, к которым относятся и руинированные остатки русских городов Сибири произошёл в отечественном археологическом сообществе сравнительно недавно и вмещается в жизнь одного поколения исследователей. Процесс этот незавершён, что отражается в двойственной позиции академической науки к археологии позднего Средневековья и Нового времени. С одной стороны, отношение к ней, как к маргинальной области и к поздним культурным напластованиям, как к балласту, начинает меняться. С другой стороны, всё ещё ставится вопрос: дают ли поздние памятники новое знание по сравнению с другими источниками? Назревшая проблема «новых границ» современной археологии не только осознана, но и ставится на открытое обсуждение, как это, к примеру, было сделано на Круглом столе, организованном журналом «Российская археология» и Институтом археологии РАН в 2005 г. [РА, 2005. № 1]. Значение «поздних древностей» определяется потенциалом содержащейся в них исторической информации, а научная перспективность поздней археологии в постановке и осуществлении крупных проблемных исследований. Положительным примером решения весомых научных задач является археологическое изучение процесса колонизации Крайнего Севера, Сибири, Аляски, а классические исследования такого рода - раскопки зимовья на о. Фаддея, поморских становищ на Шпицбергене, Ачинского и Надымского городищ, Томского и Кузнецкого кремлей и других городов и острогов, которые наиболее объективно освещают освоение русскими северных и сибирских земель, в ряде случаев ведут к пересмотру исторической картины, созданной по письменным данным [Н.А. Макаров, В.Ф. Старков, Ю.Б. Цетлин].

Для Сибири эпохи русской колонизации археологические памятники представляют, безусловно, ценный самостоятельный источник, который нельзя заменить остальными источниками - овеществлённая в археологических объектах информация не восполняется другими данными. Процесс переселения и освоения Сибири русскими находил предметное воплощение, которое отражало бесконечное разнообразие аспектов колонизации, что позволяет выйти на широкий спектр проблем: локализации дорог и населённых пунктов, изучение культурного ландшафта, домостроительства, архитектуры, детальный анализ материальной культуры, предметно-технологической деятельности, хозяйственных занятий, культуры повседневности, православного погребального обряда, взаимодействия культур, динамики культурных трансформаций, социальных граней жизнедеятельности [Молодин, Новиков, 1992; Чёрная, 1993; 2000; Коников, 1994; Татаурова, 2002; Троицкая, Новиков, 2004; Артемьев, 2005]. Всё это актуализирует тему и значение русского города в культурно-исторической «цивилизационной» идентификации и национальной культуре. Со времени перехода восточных славян к цивилизационной стадии, становления и эволюции Московского государства города становятся неотъемлемым фактором развития. Этот процесс, посредством изучения богатейшего ископаемого городского наследия, прослеживается археологически, что придаёт городской археологии особый статус. Исследование предметного мира, с которым имеет дело археология, от отдельных вещей до монументальных сооружений и городских комплексов представляет огромное поле работы по самоидентификации, поскольку предметный мир, это область, где происходил постоянный подспудный процесс самовыражения целого народа [Беляев, 2006].

Сибирские города в полной мере выполнили миссию в культурно-исторической «цивилизационной» идентификации, сыграв ключевую роль в освоении и преображении края. Археологические исследования дали важнейшие свидетельства об уровне развития городов и острогов, их полифункциональности и типовой вариативности, раскрыли и детализировали особенности жизненной среды и быта. Весь массив археологических данных выявляет русский облик сибирского города и его культуры, а также русский характер колонизации Сибири в целом.

Проблемность диссертационного исследования состоит в вычленении тех историко-культурных особенностей, фиксируемых в ископаемом виде, которые отражают значение русского города как направляющего и организующего центра колонизации сибирского края. Все нити управления сходились в кремле - укреплённом административно-политическом ядре города, на территории которого размещался двор назначаемого Москвой воеводы, державшем в своих руках бразды правления. Поставленная проблема обусловила объект, предмет и цель исследования.

Объект исследования - русский средневековый город Сибири как центр освоения и преображения края. Предмет исследования - историко-культурные особенности русского сибирского города, отображённые в археологических источниках.

Понятие «город», которым обозначен объект исследования, рассматривается в значении полифункционального поселения и административного центра своей округи. В XVII - начале XVIII в. в Сибири в ходу был также термин «острог», обозначавший тип поселения в административном отношении рангом ниже города. В процессе колонизации Сибири и связанного с ней градостроительства происходила эволюция терминов «город» и «острог» в двух направлениях. С одной стороны, с укрупнением многих поселений, ростом их социально-экономического значения и расширением административных полномочий термины «город» и «острог» сливались в плане обозначения одного типа уездных административно-хозяйственных и культурных центров в отличие от сельских поселений. С другой стороны, поселения, где превалировала какая-то функция, обозначались как остроги, например, «ясачные» [Резун, 1979]. Как бы ни разнились между собой по административному положению и социально-экономическому содержанию поселения Сибири, они составляли единую взаимодействующую систему, ведущая роль в которой принадлежала городам как многофункциональным и административным центрам и поднявшимся до этого уровня острогам.

Хронологические рамки: конец XVI - первая половина XVIII в. С последней четверти XVI в. и в течение XVII в. происходит становление и развитие русского сибирского города. Лидеры этого процесса, в числе которых находился и Томск, к началу XVIII в. вышли на уровень крупных торгово-промышленных центров с развитым сельскохозяйственным производством и промыслами. Такие города втягивали в круговорот общегосударственной жизни всё новые земли и населявшее их аборигенное население. В первой половине XVIII в. ещё продолжалось основание новых опорных пунктов в наиболее отдалённых окраинах и одновременно уплотнялась сеть населённых пунктов на ранее освоенных территориях. В первой половине XVIII в. процесс «огосударствления» Сибири продолжался и нарастал, при этом разрыва с предшествующим этапом колонизации не было, и Сибирь всё более интегрировалась в систему Российского государства. Хронологические рамки работы определяются также находящимся в распоряжении автора комплексом источников, основное значение среди которых принадлежит археологическим данным.

Необходимо оговориться, что автор считает оправданным приложение к русскому городу Сибири рассматриваемого времени определение «средневековый». В современной науке сосуществуют разные взгляды на хронологические границы и периодизацию средневековой эпохи. Одни исследователи по-прежнему ограничивают её V - концом XV / началом XVI в. Другие считают возможным говорить о более «продолжительном средневековье»: с III в. до второй половины XVIII и даже начала XIX в. Последние исходят из констатации того факта, что многие формы мировосприятия и феномены, характерные для собственно средневековья, сохраняли свою ценность и устойчивость даже в период, называемый обычно Новым временем [Словарь средневековой культуры, 2003]. Русский город в рассматриваемое время в основном сохраняет свое средневековое содержание и облик. При этом в толще средневековой возникают ростки новой культуры, в чём проявляется диалектика развития как русской культуры в целом, так и её носителя - сибирского города.

Территориальные рамки исследования охватывают сибирский регион, где в процессе колонизации основывались русские города. Основное внимание уделяется Томску как одному из ведущих центров освоения края, городу, по которому автор располагает базовым комплексом источников.

Томск внёс весомый вклад в освоении сибирских земель. С официальной даты основание города в 1604 г. образуется Томский уезд. В 1629 г., после разделения Сибири на два разряда, Томск назначается центром одного из них. В состав Томского разряда вошли Сургутский, Нарымский, Кетский, Томский, Енисейский, Красноярский уезды. Томскому воеводе было также передано управление вновь присоединёнными восточносибирскими районами. Только в середине XVII в. Восточная Сибирь была включена во вновь выделенную третью - Енисейскую область.

Усилиями томичей были поставлены ряд новых городов и острогов. В течение XVII в. только в бассейне р. Томи в пределах Томского уезда появилось свыше 50 русских населённых пунктов, а всего к концу XVII в. в Томском крае было построено более 150 сёл и деревень. Из Томска отправлялись экспедиции для «проведывания» путей и «новых землиц» и посольства для установления и поддержания дипломатических отношений с ближними и дальними соседями: экспедиции И. Белоголова, В. Тюменца, Д. Копылова, И. Москвитина, посольства В. Старкова и В. Тыркова и др. В течение всего XVII в. Томск целенаправленно и упорно расширял государственную границу на востоке и юге. Проводивший активную политику и усиленно наращивающий свой социально-экономический потенциал Томск стал одним из ведущих центров присоединения, освоения и развития сибирского края.

Две основные посылки определили цель и задачи исследования.

Город аккумулировал в себе основные черты и традиции народной культуры и одновременно активно участвовал в её формировании и развитии, выступая как бы огромным котлом-ускорителем этнических и культурных процессов [Рабинович, 1988].

Город как среда, обеспечивающая разностороннюю жизнедеятельность горожан, имел сложноорганизованную иерархическую структуру. Не рассматривая здесь городское пространство в целом, обратимся к его пространственно-композиционному центру: кремлю с воеводской усадьбой, составлявших административно-политическое и градообразующее ядро города. В контексте колонизационного процесса значимость связки города со своим центром тем более важна и показательна, что Сибирь была государевой землёй, сибирский город - государевым городом, кремль - олицетворением государевой власти, а воевода, занимавший на свой срок государев двор, её проводником и исполнителем. Во взаимообусловленном функционировании города, кремля, двора воеводы предельно фокусировалась цель огосударствления Сибири. Выполнение текущих дел, средне- и долгосрочных задач и работало на стратегию обживания нового края, превращения его в «свою землю», посредством укоренения национальной культуры. В сложившуюся сеть русских поселений Сибири входили и мелкие пункты типа перевалочных, ясачных и т.п., где не было и не предполагалось иметь своих кремлей и воеводских резиденций. Однако они не выпадали из общей системы, находясь в подчинении того или иного уездного центра, и управлялись твёрдой властью воевод, сосредоточенной в кремлях крупных городов и острогов.

Цель исследования - реконструкция историко-культурных особенностей русского средневекового города Сибири в археолого-историческом контексте. Весь спектр качественных характеристик сибирского города в одной работе охватить невозможно, поэтому автор концентрирует внимание на местоположении города как центра притяжения осваиваемых земель, на облике кремля, в котором воплощалась его роль градообразующего, административно-политического, военно-оборонительного ядра города, на комплексе воеводской усадьбы как среды обитания и резиденции высшего должностного лица местной власти.

Для достижения цели ставятся следующие задачи.

· Дать историографическую оценку археологического и исторического городоведения Сибири.

· Проанализировать в методическом и конкретно-историческом аспектах проблему местоположения города как форпоста освоения края.

· Обосновать методическое решение идентификации и реконструкции археологических объектов по разновременным и разнотипным источникам (на основе материалов Томского кремля 1648 г.).

· Выявить роль воеводской усадьбы в формировании социокультурного облика русского средневекового города.

· Реконструировать застройку томской воеводской усадьбы на базе комплексного анализа археологических данных и междисциплинарного подхода.

В основу исследования положены археологические источники, а также проведен сравнительно-исторический анализ письменных, картографических и изобразительных данных.

Опорные археологические материалы получены в ходе раскопок средневекового Томска в 1968 г. (В.И. Матющенко), в 1983-2007 гг. (автор) Основной объём источников для реконструкции воеводской усадьбы не вошёл в научный оборот и требовал специального рассмотрения. Накопление материалов позволило восстановить застройку двора воеводы. Существенные данные были получены и в ходе авторских раскопок Кузнецка в 1989 г. В широком территориально-хронологическом диапазоне в работе привлечены опубликованные и неопубликованные археологические данные из русских памятников европейской России и Сибири.

Используемые в диссертации археологические источники по объему и качеству информации являются базовыми. Важнейшее их достоинство заключается в способности непосредственно отражать историческую действительность, хотя и в специфической, материальной форме, тогда как в письменных, картографических, изобразительных источниках события, факты прошлого преломляются через личность информатора. Вместе с тем фрагментарное состояние археологических источников, представляющих собой руинированные остатки прошлого, приводит к утрате значительного объема информации, особенно это относится к органическим материалам, верхним частям построек; недостаток археологических данных компенсируется за счет привлечения других источников, прежде всего письменных.

В диссертации использованы опубликованные письменные источники различного характера, картографические данные XVIII в. и изобразительные источники XVII-XVIII вв. Научная критика особенностей каждого вида привлечённых источников, их достоинств и недостатков дана автором в каждой главе диссертации при решении поставленных в исследовании задач.

Вместе с тем следует понимать, что источников, обладающих исчерпывающей информацией, не существует, поскольку любой из их видов является только частицей реальности, которой свойственно бесконечное разнообразие форм и содержания. Синтез источников, каждый из которых обладает своими специфичными средствами отображения действительности, позволяет адекватно воспроизвести многомерность исторического явления. В совокупности разнотипных источников историко-культурный облик русского средневекового города Сибири обрисовывается с возрастающей степенью детализации изображения от перспективно-обобщённого до крупного конкретизированного плана.

Методологическая и методическая основа диссертации.

Принцип историзма, положенный в основу диссертации, предусматривает рассмотрение города как развивающегося явления, а также подразумевает историческую сущность археологического городоведения, предметом которого является ископаемый город. Исследование города, представляющего сложную структуру, предполагает применение системного подхода как наиболее плодотворного и перспективного направления научного познания. Системный подход ориентирован на раскрытие целостности объекта, выявление в нём разнообразных типов связей.

При построении обобщённой модели, отображающей множественность связей объекта, не обойтись без интеграции, многомерной аналитики. Специфика ископаемых источников и процедуры исследования изначально обрекли археологию на междисциплинарный подход, который, по сути, является фундаментальным направлением, призванным расшифровать информацию об исторических реалиях ушедших в небытие обществ и культур [Чиндина, 2002; Чёрная, 2002], а также порой дополнить и скорректировать её.

В последние десятилетия тенденция к интеграции с другими науками в археологических работах особенно усилилась [см. Методология и методика археологических реконструкций, 1994; Междисциплинарные исследования в археологии и этнографии Сибири, 2002; и др.]. Нарастание объёмов изыскательских работ и, как следствие, получаемых источников, усовершенствование методики их обработки и исторической интерпретации полученной информации подготовили условия для создания обобщающих работ по культуре русского города Сибири на междисциплинарном уровне, где археология имеет не подсобно-иллюстративное, а вполне самостоятельное значение.

Учитывая специфику изучаемого периода, оставившего по сравнению с предшествующим временем гораздо больше разнотипных источников, их корреляция друг с другом методологически обязательна. Она помогает раскрыть историческое содержание ископаемых объектов и их соотнесённость с историческими процессами. В общем комплексе источников именно археологические данные зачастую помогают связать воедино разрозненные по времени и по типу фиксации сведения об исследуемом объекте, что, в свою очередь, расширяет возможности археолога в расшифровке овеществлённой информации и её исторической интерпретации. Актуализирует междисциплинарный подход и состояние источниковой базы, как в целом, так и её археологической составляющей. Хотя археология памятников, оставленных русскими землепроходцами в Сибири, становится самостоятельным направлением в сибиреведении, даже подвергнутые масштабным раскопкам города исследованы не полностью. Объёмы раскопок русских памятников в Сибири всё ещё недостаточны, а полученные в ходе раскопок данные по различным городам не всегда сопоставимы.

Единство исторической реальности предполагает и единство подхода в её изучении, которое выражается в совокупном использовании имеющихся источников и способов познания. Сколь бы скудны и отрывочны не были сведения и ограничен современный методический инструментарий, их взаимодополнение помогает точнее отобразить прошлое, создать более объёмное видение многомерного и динамичного явления, каким был средневековый русский город Сибири.

Междисциплинарный сплав гуманитарных и естественнонаучных материалов и методов позволил автору полнее раскрыть контекст разноплановых источников и решить поставленные задачи: предложить методику поиска и локализации исторических объектов, работающую и при значительных утратах информации, выполнить методически обоснованную, исторически достоверную и, насколько позволяет ресурс источников, полную реконструкцию городского центра на примере Томского кремля, воплотившего в своём облике типичные черты русских кремлей.

Универсальным способом познания действительности в исторических и археологических исследованиях выступает сравнительно-исторический метод. Основные его формы (сравнительно-типологический, сравнительно-генетический, сравнительно-диффузионный методы), в отличие от формальной типологии, выявляют динамику сходств и различий реально существовавших типов вещей и явлений, что обеспечивает надёжный уровень аргументированности историко-культурной интерпретации археологических материалов и исторического моделирования культуры. Сравнительно-исторический метод позволяет выявить то общее, основанное на генетическом родстве, что характеризует средневековый сибирский город, его культуру как неотъемлемую часть общерусской культуры, и вместе с тем то особенное, что отличает их от городов европейской России и сформировалось под влиянием времени, местных условий, творческой переработки культурных традиций.

Существование общерусского культурного и архитектурного контекста делает обоснованным и необходимым проведение широкого историко-сравнительного анализа, что позволяет, в свою очередь, воспроизвести детали и общий облик русского средневекового города Сибири.

Рабочим инструментом сравнительно-исторического исследования являются конкретные методы: типологический, ретроспективный, стратиграфический, планиграфический, картографический, метод аналогий и графических реконструкций.

Научной новизной обладает ряд положений диссертации. 1. Впервые дан развёрнутый историографический анализ состояния археологического городоведения Сибири. 2. Разработана методика поиска и локализации города на основе археологических данных и междисциплинарного подхода. 3. Обозначена принципиально новая позиция о первоначальном местоположении Томска. 4. Разработана методика идентификации и реконструкции археологических объектов по разновременным и разнотипным источникам. 5. На базе археологических данных и междисциплинарного подхода реконструирована застройка воеводской усадьбы и выявлена ее роль в формировании социокультурного облика города. 6. Предложена методика установления этажности ископаемых построек по археологическим данным. 7. На основе археологических источников выявлен русский облик и содержание сибирского города, что доказывает его доминирующий характер в российской колонизации Сибири.

Достигнутые результаты и методические разработки автора определили не только новизну диссертации, но и теоретическую значимость исследования. Сложность восстановления ископаемых объектов, понёсших значительные утраты, трудности интерпретации археологических данных и соотнесение их с другими источниками требуют выработки определённых методических приёмов, позволяющих создавать модели, адекватные исторической действительности. Выполненные на базе археологических источников и междисциплинарного подхода реконструкции кремлёвских укреплений и воеводских хором Томска дают методически выверенные основания при восстановлении подобных археологических памятников как в целом, так и по отдельным деталям.

Практическая значимость работы состоит в использовании результатов исследования в изучении истории и культуры русских городов Сибири, русского деревянного оборонительного и гражданского зодчества, в обобщающих трудах по истории средневекового Томска, при подготовке энциклопедических изданий, учебников, научно-популярных книг, при разработке учебных курсов. Теоретико-методологические положения могут быть применены в области просвещения и разработки государственных программ по сохранению культурного наследия Сибири и России.

Апробация. Основные положения диссертации представлялись в выступлениях на 28 конференциях, в том числе 7 международных [«Американский и Сибирский фронтир (фактор границы в американской и сибирской истории), г. Томск, 1996 г.; «Развитие исторических центров сибирских городов: проблемы и новые подходы», г. Новосибирск, 1997; «Интеграция археологических и этнографических исследований», г. Москва, 1999, г. Владивосток, 2000 г. и др.], 14 всероссийских [«Русский вопрос: история и современность», г. Омск, 1993 - 1996; X - XIII Западно-сибирская археолого-этнографическая конференция, г. Томск, 1995 - 2005; «Историческая наука на рубеже веков», г. Томск, 1998, 2002; Научный совет музеев России, г. Москва, 2001; «Междисциплинарные исследования в археологии и этнографии Западной Сибири», Томск, 2001; «Культура русских в археологических исследованиях», г. Омск, 2002; Всероссийский археологический съезд, г. Новосибирск, 2006 и др.], региональных [Межрегиональный семинар «Охрана и реставрация культурного наследия Сибири», г. Томск, 2000; «Культурное наследие народов Западной Сибири», г. Тобольск, 2000; «400 лет Томск: судьба регионального центра в России», г. Томск, 2004; Геоморфологический семинар «Рельеф и человек», г. Иркутск, 2004 и др.], областных и городских, а также в более чем 30 публикациях, в том числе в авторской и коллективной монографиях.

1. Археологическое и историческое изучение русского сибирского города: исследования, концепции, результаты, перспективы

Дается историографическая оценка археологического и исторического изучения первых городов и острогов Сибири. В современном сибиреведении сложилось несколько основных научных направлений, которые в той или иной степени занимаются городоведческой проблематикой - историческое и примыкающее к нему историко-этнографическое, археологическое направления. Специфика источников, составляющих информационную базу конкретного направления, определяет объёмы и аспекты исследования русского средневекового города Сибири.

Пионерами в изучении сибирского города являются историки, фактологический багаж которых формируют письменные данные. Обстоятельный анализ и обобщающая оценка вклада в становление и развитие сибирского городоведения досоветского периода даны Д.Я. Резуном [1978; 1982; 1987]. В диссертации рассмотрены экспедиции и учёные, чьи исследования наиболее значимы для изучения сибирского города в целом и Томска, в частности.

В XVIII в. комплексное изучение Сибири осуществляли участники академических экспедиций (Г.Ф. Миллер, И.Г. Гмелин, П.С. Паллас И.И. Георги и др.), которые стоят у истоков научного сибирского городоведения. Вклад этих учёных в изучение городов Сибири по полноте и обоснованности анализа различен, но описание ими как очевидцами того, что давно утрачено, имеет непреходящее значение. Своим «величайшим усердием» по созданию источниковой базы и попытками осмысления и реконструкции реального исторического процесса они заложили научную базу дальнейших исследований, в том числе и сибирского городоведения.

С 90-х гг. XIX в. начинается новый этап в изучении сибирского города, отличительными особенностями которого были постановка программных задач по исследованию городов Сибири XVII в., расширение источниковой базы, оформление научно-исследовательского и краеведческого направлений [Резун, 1978]. Ведущая роль в разработке означенной проблематики принадлежала П.Н. Буцинскому [1889; 1893], П.М. Головачёву [1902; 1903; 1906], Н.Н. Оглоблину [1902; 1903; 1904].

Значительный вклад в разработку городоведческой тематики, поднявшей ее на качественно новый уровень, внесла советская историография. В постановке и изучении проблем сибирского города историков несколько опередили географы, по мысли которых, центральную роль в градообразующем процессе на первых порах играли внеэкономические факторы - оборона, принуждение местного населения, сбор ясака [Кабо, 1949; Покшишевский, 1951; Горбань, 1953; Воробьев В.В., 1959].

Как справедливо отмечал О.Н. Вилков [1990], следствием отставания историков и недостаточной изученности ими темы возникновения и развития городов Сибири конца XVI - начала XVIII в. явилось ее отсутствие во втором томе «Истории Сибири» (1968). Историческое городоведение формируется с 60-х и особенно активно в 70-х гг. XX в. Идёт интенсивное накопление и осмысление источников, публикуются тематические сборники, наиболее заметная и важная из них - серия «Города Сибири» (1974-1987 гг.). В советском сибиреведении стали глубоко прорабатываться вопросы причин возникновения, этапов развития сибирских городов, их типологии, социально-экономического содержания, административной, политической и культурной жизни, градостроительства, источниковедения и историографии, а также методологические и методические подходы к изучению города.

При всех расхождениях дворянско-буржуазной и марксистской методологий советские историки фактически продолжили дореволюционную историографическую традицию изучения сибирского города. Было развернуто и углублено положение о первостепенной значимости русских городов в исторической судьбе Сибири как опорных и регулирующих центров, высказанная основателями сибирского городоведения Г.Ф. Миллером [1757], П.Н. Буцинским [1889; 1903], П.М. Головачевым [1902; 1903; 1906].

Советская историография постепенно пересмотрена прямолинейный взгляд своих предшественников на эволюцию сибирского города, в том числе упрощённую трёхступенчатую схему его развития, предложенную В.И. Сергеевым [1960, 1962]. Русские города Сибири в своем становлении и динамике подчинялись общим закономерностям и с момента возникновения были полифункциональны. В определенный отрезок времени какие-то функции или функция становились главными и определяли облик конкретного города. Различные типы поселений составляли устойчивый территориально-демографический, социально-хозяйственный и этнокультурный комплекс поселений, воспроизводящий целостную структуру общества [Вилков, 1981; Вилков, Башкатова, 1985; Квецинская, 1984; Люцидарская, 1997; Резун, 1977; 1979; 1984; 1987].

Все русские поселения Сибири на макроуровне представляли своего рода симбиоз. Города и остроги множеством нитей были связаны друг с другом, своими округами и породившей их метрополией. Посредством их взаимообусловленного сосуществования воплощался в жизнь колонизационный процесс освоения русскими Сибири.

Советская историческая наука преодолела узкое понимание сибирского города как сугубо промышленно-торгового центра с посадской общиной. В сибирских городах невыраженность их посадов объясняется высокой экономической активностью служилого населения, значительный размах торгово-промышленной деятельности которого дает основание для вывода о фактическом замещении служилым населением посада сибирского города. Среди сибирских служилых исследователи выделяют ремесленников, мелких и крупных товаропроизводителей и торговцев, т.е. те же социальные группы, что и среди посадского населения российских городов XVII в. Сибирские города в этом отношении не были исключением [Курилов, 1974; Леонтьева, 1978; 1989; Люцидарская, 1978; 1992; Никитин Н.И., 1988; и др.].

Серьёзно продвинулись советские историки и в вопросе об аграрной стадии развития сибирского города, расширив ограниченную трактовку связи города с хлебопашеством как свидетельство необеспеченности горожан продуктами и неразвитости сибирского города вследствие слабого отделения промышленности и торговли от земледелия. Сельское хозяйство было первичным и необходимым элементом городской экономики, придавало ей устойчивость. Обеспечивая приток средств в город, в том числе денежных, сельское хозяйство заложило базу для последующего роста торговли и промышленности и способствовало социально-экономическому прогрессу сибирского региона [Вилков, 1981; 1990; Квецинская, 1986; Курилов, 1981; Люцидарская, 1992]. Формирование пашенных городов, прохождение ими аграрной стадии напрямую связано с земледельческой колонизацией Сибири. Именно города первоначально выступали инициаторами и организаторами пашен. По мере появления и роста пригородной округи ей передавалась сельскохозяйственная функция. Развивалась сельская округа не сама по себе, но под постоянным «береженьем» города, его административным, экономическим, торговым протекторатом. Сельскохозяйственные занятия присутствовали на всех стадиях развития как русских, так и западноевропейских феодальных городов, что обнаруживает значение земледелия и скотоводства в генезисе средневекового города в целом.

Важным положением советского городоведения, получившим развернутое обоснование, стал тезис о первичности сибирского города по отношению к сибирской деревне. Не деревня была «матерью городов», а сибирский город порождал ее. Несомненная особенность городов Сибири конца XVI - XVII вв. как исходных, пионерных пунктов освоения края вместе с тем не является их уникальной чертой. Этот путь формирования городов был пройден в разных регионах России неоднократно, а в Сибири он стал магистральным. Здесь процесс проходил в наиболее зрелой форме.

Опережающий, пионерный характер появления сибирских городов, а также ускоренные темпы развития - «скороспелость», по Н.Я. Новомбергскому [1906], были наиболее яркой их особенностью. В отведенные историей сжатые сроки города должны были врасти в сибирскую землю и как можно шире раскинуть сеть подначальных поселений. Города были нерасторжимо связаны с процессом развития Российского государства, играя в нем роль экономических, социальных, политических, культурных лидеров, в чем проявилась общность их исторических судеб. В свое время сибирские города в полной мере выполнили свое предназначение как созидающих и объединяющих Сибирь и Россию центров.

Нашла применение в Сибири практика строительства городов и острогов как опорных пунктов колонизации в местах проживания местного населения, на месте или рядом с туземными городками, освоенная на Руси с древности.

Различные пути формирования и развития городов Сибири конца XVI - XVIII вв. отражают многосложность исторической действительности, не укладывающейся в какую-либо одну схему или «социологическую формулу».

Важнейшим по своей историко-культурной значимости и глубоко аргументированным стал вывод историков о национальном характере сибирского города. По облику и по сути города Сибири были русскими, непосредственными наследниками городов Руси. В этом первостепенном вопросе советская историография выступила преемницей дореволюционной науки.

В постсоветской историографии на волне критического отношения к советскому научному наследию, наблюдается отрицание положительного содержания и результатов колонизации, возврат к тезису о «завоевании», «покорении» края, некоей самобытности Сибири-колонии, под которой подразумевается ее противопоставление России [Агеев, 1997; Белаш, 1997; Измайлов, 1994; Казаркин, 2003; Мухамедьяров, 2000; Не купить ли…, 2000; Шиловский, 2001].

Положение о том, что «русские шовинисты» огнём и мечом прокатились по непокорным «инородцам», а приобретение громадных пространств подорвало внутренние силы России, стоило ей цивилизации в европейском смысле слова, поскольку пустынная сибирская сторона явно не поддавалась в ту эпоху цивилизационному освоению, находится вне реального исторического процесса. В истории России колонизация имела (имеет) громадное значение и является постоянно действующим фактором. Русское государство росло и развивалось при непрерывном колонизационном процессе, самое непосредственное и активное участие в котором принимал русский народ, «движущийся этнос с самосознанием оседлого» [Щепанская, 1992]. Государственные и народные интересы в освоении новых земель совпадали. Государство стратегически было нацелено на интеграцию края в экономическую и культурную жизнь страны и ее политическую систему, что увеличивало его геополитический потенциал. Народ шёл в Сибирь за землей и волей.

Государственная и стихийная (вольнонародная) составляющие колонизации, дополняя и взаимодействуя друг с другом, сливались в единый деятельный поток. Главным в вольнонародном переселении был земледельческий интерес, а основой колонизации - земледельческое освоение. Российское правительство, будучи заинтересованным в сельскохозяйственном освоении края, проводило гибкую и дальновидную политику, что проявилось, в частности, в снижении объёма тягла, сохранении права передвижения, возможности смены статуса представителей разных социальных слоёв. Подобная практика снижала социальное напряжение, реализуя до известной степени стремление крестьян к воле.

Полиэтническая и поликультурная среда способствовала формированию определенной терпимости, уважению к иной культуре, при том, что русский этнос оставался доминирующим. Это принципиально отличает сибирскую колонизацию от американского фронтира, понимаемого не просто как «движущаяся граница», но как «встреча дикости и цивилизации», что предполагает неизбежное столкновение двух миров, в котором для «диких» индейцев не оставалось положительной исторической перспективы. Отношение к «краснокожим» как к дикарям снимало с носителей «цивилизации», считавших себя избранниками Бога, нравственные запреты и породила определенный алгоритм поведения - физического, экономического, культурного уничтожения индейцев.

Освоение Сибири, её беспредельных пространств изменило мироощущение человека. В мировосприятии русского сибиряка, смотревшего «на Россию как мать свою», преобладало жизнеутверждающее начало, находившееся в гармонии с его созидательной деятельностью.

Русское заселение Сибири стало особым, ярчайшим этапом расширения русской этнической территории и распространения русской этнической культуры. Ни русская народность, ни ее культура отнюдь не потерялись в Сибири. Вливание в общий поток колонизации культурных традиций и особенностей, присущих различным регионам России, а также иноэтничных и инокультурных элементов, действие природно-географического фактора обусловило своеобразие сибирской культуры, придало ей характер локального (а точнее регионального - М.Ч.) варианта единого целого - общерусской культуры [Александров, 1981; 1997]. В этом процессе не потерялись и малые народы, вовлеченные в орбиту русского государства через административно-политические, экономические, культурно-идеологические, бытовые связи и сохранившие свою культуру.

Россия не стала «цивилизацией в европейском смысле слова», она создала свою цивилизацию, а, прирастив Сибирь, расширила её до евразийских масштабов и преумножила свое могущество. В становлении, развитии, укреплении русско-сибирской цивилизации ключевую роль сыграли города - своего рода локомотивы колонизации.

Начало археологии памятников русской колонизации Сибири было положено в 40-е гг. XX в. раскопками временных стоянок промысловиков на о. Фаддея и в заливе Симса на Таймыре [Окладников, 1948; Исторический памятник русского…, 1951]. В 1930-1970-е гг. археологически обследовались Ляпинский городок, Ермаково городище, Братский, Лозьвинский, Казымский, Илимский, Зашиверский, Стадухинский, Ачанский, Албазинский, Верхозейский, Кумарский остроги, Верхотурье, Пелым, Томск, Красноярск (О.Н. Бадер, Р.С. Васильевский, В.П. Денисов, Н.П. Кипарисова, М.Ф. Косарев, А.И. Мартынов, В.И. Матющенко, В.И. Молодин, А.В. Никитин, И.Б. Николаева, В.А. Оборин, А.П. Окладников, А.И. Рассадович, Е.Ф. Седякина, В.В. Сухих, С.А. Федосеева и др.). Работа на поздних памятниках вела к постепенному осмыслению значимости археологических источников для изучения истории и культуры русских городов Сибири. Это нашло отражение в пленарном докладе А.П. Окладникова на конференции по истории Сибири и Дальнего Востока 1960 г., где был поставлен вопрос о необходимости археологического изучения русской культуры XVII-XVIII вв.

Прорыв в сибирском археологическом городоведении был связан с раскопками «златокипящей» Мангазеи в 1969-1973 гг. (М.И. Белов, О.В. Овсяников, В.Ф. Старков), которые дали новое знание о Мангазее как о типично «непашенном» русском сибирском городе, наработавшем исключительно ценный опыт создания городского поселения как центра ремесла и торговли в зоне вечной мерзлоты, подтвердив прогноз В.Н. Чернецова, сделанный ещё в 1946 г. Мангазейская экспедиция занимает особое место в истории русской археологии Сибири. Она стала первой столь масштабной в Сибири (вскрыто 15 000 кв. м, более 80 построек), одной из наиболее масштабных в стране и комплексной по характеру. Материалы раскопок были обобщены в двухтомной монографии, которая стала своего рода рубежом археологических исследований русских памятников Сибири 1940-1970-х гг.

Научно-информационный потенциал археологических источников, накопленных за четыре десятилетия, позволял обратиться к реконструкции многообразных сторон городской жизни и культуры, характеристике важных моментов продвижения русских на восток. Однако осмысление и историческая интерпретация русских памятников сдерживались как состоянием исторической науки в целом, так и сложившимися приоритетами в научной проблематике. Объёмы раскопок и глубина проработки полученного материала различались весьма существенно. Для большинства исследователей «русская» тема оставалась на периферии их непосредственных научных интересов, поэтому начавшиеся изыскания не получали должного развития. Работа с «поздними» памятниками требовала привлечения других видов источников (прежде всего письменных) и овладения методикой комплексного источниковедения, что осложняло и замедляло исследования по русской тематике. В то же время традиционное, а точнее стереотипное, отношение к письменным источникам как к главным и самодостаточным для освещения поздних периодов истории оставляло в тени археологические материалы. Всё это приводило к тому, что выделение русской археологии в самостоятельное направление сибиреведения затягивалось [Чёрная, 1996; 2000; 2007]. Тем не менее за прошедшие десятилетия был заложен фундамент археологического городоведения Сибири, что стало основным результатом исследований этого периода.

В 1980-е гг. раскопки русских поселений Сибири приобретают все более целенаправленный характер. Это уже не случайные, эпизодические или авральные (в случае угрозы физического разрушения памятника) работы, как зачастую было в предшествующие годы, а планомерные исследования, воплотившие меняющееся отношение к поздней археологии, представленной первыми в Сибири русскими городами и острогами. Постепенно, но неуклонно упрочивалось положение русской археологии в общей структуре исследований по истории Сибири. Изучение русских памятников переставало быть археологической экзотикой, расцвечивающей якобы хорошо известное по письменным данным, но становилось полноправным научным направлением, раскрывающим неизведанные грани процесса присоединения Сибири и по-новому освещающим ранее изученное.

В 1980-2000-х гг. археологическим обследованием был охвачен широкий круг памятников, оставленных русскими землепроходцами. Среди них были как вновь открытые, так и те, раскопки которых начались в предшествующий период: Лозьвинский, Карачинский городки, Верхотурский, Томский кремли, Кузнецкий, Усть-Тартасский, Чаусский, Умревинский, Саянский, Алазейский, Стадухинский, остроги и ряд острогов в Забайкалье, Приамурье и Прибайкалье, в том числе, Албазин и Нерчинск, лагерь трагической зимовки В. Беринга, Мангазея, поселение-острожек Большая Хета, Оленёкское зимовье, сельские поселения Изюк и Бергамак в Омском Прииртышье, форпосты Ишимской линии, археологические наблюдения, сборы, шурфовка, раскопки ведутся в Тобольске, Тюмени, Барнауле, Енисейске, Красноярске, Благовещенске (А.Н. Алексеев, А.Р. Артемьев, А.П. Бородовский, Г.П. Визгалов, А.А. Воробьев, С.В. Колонцов, П.А. Корчагин, Л.В. Лбова, В.Д. Леньков, Г.В. Мартынова, А.В. Матвеев, В.И. Молодин, А.В. Новиков, В.А. Оборин, С.Г. Пархимович, В.И. Семенова, Г.Л. Силантьев, С.Г. Скобелев, А.К. Станюкович, В.Ф. Старков, А.Ю. Тарасов, М.Г. Тарасов, С.Ф. Татауров, Л.В. Татаурова, Т.Н. Троицкая, М.В. Фролов, М.П. Черная, А.В. Шаповалов, Ю.В. Ширин, В.О. Шубин и др.). Получены материалы по фортификационным, культовым объектам, жилищно-хозяйственным и погребальным комплексам. Кроме внедрения массива новых источников, дающих представление о разных сторонах жизнедеятельности русских в Сибири, археологические данные могут дать основания для корректировки некоторых ранее сделанных выводов.

Кардинально изменилось отношение специалистов к комплексам не только XVII-XVIII вв., но даже XIX - начала XX в.. Это уже не досадный балласт, на который приходится растрачивать силы, но ценные и перспективные памятники для изучения их с позиции археологии и этноархеологии [Молодин и др., 2002], важные и с точки зрения разработки методики наблюдения за археологизирующимися объектами.

За 60 лет русская археология Сибири прошла большой и плодотворный путь, начавшись с яркого эпизода нечаянной находки на Таймыре. Лишь постепенно изучение русских памятников перерастает в особое специализированное направление сибиреведения, без которого суть новой - российской - эпохи в истории Сибири не будет полностью раскрыта. Общее состояние русской археологии Сибири характеризуют черты, определяемые накопленным багажом, сегодняшними возможностями, задачами и перспективами.

Масштабы раскопок разных памятников, как и прежде, отличаются, но усиливается тенденция к проведению полномасштабных полевых исследований, которые позволяют создать более цельное и верное представление о характере памятника, особенностях ископаемых архитектурных объектов.

Создана значительная источниковая база. Насыщенность культурного слоя находками обеспечивает массовость археологического материала, что вместе с высокой степенью типизации русской культуры увеличивают возможности сравнительного анализа, установления датировок и атрибуции находок. Накопление «критической массы» археологических данных, внедрение современных методик их обработки обеспечили переход от простого количества к новому качеству - самостоятельного, самоценного, необходимого, объективного источника, который не только дополняет, уточняет или иллюстрирует уже известные по другим источникам сведения, но даёт новое глубоко и разносторонне фундированное знание.

Максимально приблизив исследователей к городу, археология помогла рассмотреть грани, невидимые по другим источникам, принципиально расширила возможности объективной и многоплановой характеристики облика и внутренней жизни города.

Именно археология позволила подступиться к решению сложнейшей задачи локализации исторических объектов в пространстве, что зачастую невозможно сделать по приблизительным письменным и картографическим данным. Археологические исследования с максимальной конкретностью локализуют объекты и не просто уточняют ориентировочные данные других источников, но кардинально меняют сложившиеся на их основе неверные представления. Так было с Кокуй-городком, отрезком Бабиновской дороги в границах г. Верхотурья, местонахождением Томска 1604 г. и Кузнецкого острога 1618 г.

Важной проблемой позднесредневековой археологии является изучение памятников русского зодчества. В этой области преимущества археологических данных выражаются в разнообразии представленных типов построек (оборонительных, культовых, гражданских), в степени детализации конструктивных элементов в отличие от условности и схематизма описаний, рисунков, планов XVII-XVIII вв. Даже в такую наиболее изученную историками архитектуры часть русского зодчества, как оборонительная, археология вносит самостоятельный существенный вклад. В ходе раскопок раскрывается богатейший набор вариантов, каждый из которых является реализацией строительного, военно-инженерного опыта и традиций применительно к конкретной ситуации. Различные варианты острожных стен исследованы в Верхотурье, Кузнецком, Братском, Саянском, Албазинском, Стадухинском острогах. Разнообразие конструктивных приемов отличает и рубленый тип крепостных стен, что демонстрируют материалы раскопок Старой Мангазеи, Зашиверска, Илимска, Томска. Всё больше накапливается ископаемых материалов о жилых, хозяйственных, производственных сооружениях и таком важнейшем объекте как усадьба, выступавшем основным модулем городской застройки. Выявляются планиграфические, архитектурные, конструктивные, технические особенности построек и комплексов, детали интерьера.

Данные раскопок констатируют, что архитектурно-строительные особенности, зафиксированные этнографами в XIX - начале XX в. как традиционные, складывались постепенно и в течение длительного времени существовали различные варианты подклетов, внутренней планировки помещений, направления настила полов и т.д.

В археологическом отражении русские города Сибири обретают не только свой размытый временем конкретно-исторический внешний облик, но раскрывают внутреннее содержание, предъявляя разнообразные свидетельства своей многоплановой деятельности. Практически на всех поселениях, где были достаточно широкие раскопки, представлены многочисленные остатки сельскохозяйственных, ремесленных, промысловых занятий. Массовый археологический материал высветил те стороны жизнедеятельности, которые, были скупо отражены в документах и оставались в тени.