Русский город Сибири конца XVI–XVIII вв. в археолого-исторической ретроспективе

Раскопки сибирских городов и острогов дали массовые материальные свидетельства о налаживании и развитии гончарного, железоделательного, кузнечного, литейного, сапожно-кожевенного, косторезного ремёсел. Несколько менее представлено стеклодувное, ювелирное дело, деревообработка, изготовление простых саржевых и полотняных тканей, плетёных, вязаных, берестяных изделий. Степень развития последних производств, возможно, была меньшей и не везде поднималась до уровня ремесла, что отразилось в объёме ископаемых источников.

Массив остеологических, ихтиологических данных, находки промыслового снаряжения свидетельствуют о занятиях скотоводством, птицеводством, охотой, рыболовством, роль которых была большей или меньшей в разных широтах, но они обязательно присутствовали в хозяйственной деятельности горожан. Разводили свиней, крупный и мелкий рогатый скот, лошадей, собак, мангазейские материалы зафиксировали даже факт содержания кошек. Из домашней птицы разводили в основном кур, гусей и уток. Охота была отнюдь не только пушной, но и в определённой степени мясной. Обилен был и рыбный стол сибирского горожанина, на котором присутствовали разные породы рыб, в том числе, ценные.

Изучение памятников первых русских землепроходцев дало новые источники по их духовной культуре, основанной на христианстве, позволило на качественно новом уровне проводить ставрографические исследования [Молодин, 2001; 2002; Старков, 2005].

Археологический материал заставляет исследователей отказаться от прямолинейного суждения о хозяйственном окультуривании русских сибирскими инородцами в области охоты и рыболовства. На первых порах знания о путях миграции животных, основных мест нереста русские получали от аборигенного населения, но способы добычи зверя и рыбы у русских были свои, принесённые «с Руси», вполне традиционны и самостоятельны. Изучение русских археологических памятников в Сибири и в Европейской России создаёт в этом отношении надёжную доказательную базу в широком пространственно-временном диапазоне. Анализ этнографических материалов также позволяет сделать обобщающий вывод об устойчивости русской этнической культуры в новых для неё условиях, приспособление к которым происходило, главным образом, на базе культурного потенциала, наработанного на исторической родине [Рындина, 2003].

В разнообразном множестве археологических источников сибирские города предстают именно как русские города. Изучая материальную культуру русских XVII-XVIII вв. в Сибири, мы изучаем общерусскую культуру, поскольку русские несли навыки своей социальной, хозяйственной, духовной, бытовой, досуговой культуры, укоренение и адаптация которой в сибирском крае совершались на своей этнической культурной основе. В археологическом материале практически не отражено присутствие иноэтничных и инокультурных элементов, которые поглощались русской средой и культурой. В археологическом контексте какие-то частности, отраженные в письменных документах, сглаживаются, растворяются, зато предметно и выпукло выступает суть процессов и явлений. Археология объективно и конкретно выявляет русскую природу сибирского города и его созидательную роль в преображении громадного региона.

Успехи русской археологии внесли важный вклад в изменение отношения к русским, как к этносу, давно ставшему коренным не менее, чем малые аборигенные народы, и который, по выражению С.В. Бахрушина, «трудом и культурой» осваивал Сибирь.

Исследуя ископаемый русский город Сибири, который являлся двигателем исконных культурных традиций и фактором цивилизационного преображения края, поздняя археология обнаруживает два важнейших своих качества. Во-первых, погружая нас в подлинный материальный мир эпохи освоения нашими предками Сибири, выступает как «национальная археология», помогая в процессе самопознания и самоидентификации, что делает «науку о древности» остросовременной. Во-вторых, раскрывая историческую подоплёку событий и процессов, скрытую в овеществлённых остатках прошлого, археология обнажает свою историческую сущность.

Появление массива источников, новых для изучения XVI-XVIII вв. в сибирской истории, в силу особенностей кодирования в них информации, во многом по-новому осветило данный период и исторический облик города, поскольку русская археология Сибири это прежде всего городская археология. Успешное решение научных задач обусловлено ещё одним обстоятельством. Археологическое городоведение активно работает в междисциплинарном ключе, используя многообразие и богатство источников, доставшихся от эпохи Средневековья и Нового времени, и современный методический инструментарий, что позволяет дать более точную расшифровку археологической информации и создавать реконструкции, соответствующие исторической реальности.

Процесс оформления русской археологии в самостоятельное направление сибиреведения ещё не завершился, но накопленный научный потенциал, широкие долгосрочные исследовательские перспективы, которые открывает изучение русских памятников, обеспечивают данному направлению отечественной археологической науки заслуженный престиж, рост профессионального интереса и динамичное развитие. Для успешной реализации положительных тенденций необходимо организационное объединение археологов-русистов, возможно, в форме Научного Совета при одном из научных центров, куда бы вошли все ведущие специалисты, а также разработка комплексной программы археологического сибирского городоведения. Объединение и координация усилий специалистов будет способствовать закреплению статуса археологического городоведения.

Города, возникшие как важнейший фактор формирования цивилизации, накладывают характерный отпечаток на свою эпоху, вызвав целый комплекс изменений, утвердив стереотипы нового образа жизни, стимулируя различные виды активности, усилив тенденции к стандартизации культуры и культурной интеграции [Массон, 1999]. В сибирском крае XVI-XVIII вв. города выполнили свою миссию, открыв новую эпоху в истории Сибири и России.

Каков бы ни был возраст города, он представляет исторический организм, который в сотнях и тысячах реликтов прошедших десятилетий или эпох, постоянно заново рождает своё прошлое и при этом живёт в настоящем [Лотман, 1984]. Эта диалектика сопряжения прошлого с современностью создаёт определённую атмосферу, влияющую на умы, настроение, образ жизни горожан. Изучение города как специфического исторического и социокультурного организма, социопсихологического контекста, обусловленного городским образом жизни и запечатлённого в фактах повседневности, урбанизации как исторического и культурного процесса помогает нам узнать и понять самих себя. Правильное осмысление невозможно без обращения к истокам города и городской культуры, исследованием которых занимаются археологи, историки, этнографы. Это означает востребованность, актуальность, перспективность городоведения во всех его аспектах не только как научного направления в истории, но и как инструмента социальной ориентации и адаптации горожан в современной жизни.

2. Месторасположение города как форпоста освоения новых земель: методический и конкретно-исторический аспекты

Средневековый город, включённый в естественно-географическую среду, его положение и функции были диалектически взаимосвязаны. По каким бы природно-климатическим зонам ни пролегали пути колонизации, в каком бы месте ни основывались поселения они должны были служить опорными пунктами освоения новых земель. Эта задача решалась посредством функций, структура которых определялась стратегической целью (интеграция Сибири в Российское государство), конкретно-исторической ситуацией и, опосредованно, природным фактором. Даже самый суровый климат и связанные с ним трудности обживания северных сибирских территорий не останавливали колонизационный процесс. Города и остроги основывались и в тех районах, где ощущалось холодное неласковое дыхание Ледовитого океана. Прочное освоение земель, в том числе и в зоне с неблагоприятными естественными условиями, обеспечивалось комплексным характером хозяйствования русских. Сочетание производительных и присваивающих занятий, в разном их соотношении, подкреплённое административно-идеологическим и военно-политическим ресурсом, позволяло пустить корни в самую «бедную» почву, приспособиться к самой неблагоприятной среде. Ярким подтверждением являются расположенные на Крайнем Севере Мангазея, Алазейский, Стадухинский остроги, археологические исследования которых подтвердили многофункциональный характер этих поселений. Их жители занимались не только пушным и рыболовным промыслами, оптимальными для выживания в Заполярье, но ремёслами, торговлей и, казалось бы, невозможным в местных экстремальных условиях сельским хозяйством: разводили, хоть и в ограниченном количестве, крупный рогатый скот, свиней, кур, лошадей, даже настойчиво пытались завести пашню, огороды. Правомерен вывод А.Н. Алексеева о том, что русские приезжали на север Сибири надолго и обосновывались прочно.

По ходу продвижения и оседания в любых районах Сибири землепроходцы, безусловно, брали в расчёт особенности географической среды, природно-территориального комплекса с характерным для него геологическим строением, рельефом, почвами, растительным покровом, животным миром, климатом, что определяется понятием ландшафта. Естественный ландшафт как природная основа процесса колонизации в ходе целенаправленной многоплановой деятельности переселенцев изменялся, окультуривался. Умение приспособить окружающую среду к своим насущным потребностям и самим приспособиться к ней во многом определяло успешность освоения Сибири даже в самых малоподходящих районах.

Адаптированным к ландшафту было и место, выбранное под город. Строители использовали защитные свойства местности (береговые откосы, овраги, ручьи, реки, возвышенности), чтобы усилить оборонительные качества укреплений и уменьшить трудозатраты. Город должен был быть также обеспечен и необходимым земельным фондом, включённым в хозяйственный оборот. Характерная для средневекового города вписанность в ландшафтную ситуацию помогает в решении проблемы его локализации при отсутствии планов, описаний или их неточностей.

Анализ ландшафтной ситуации помог археологам найти позабытое местонахождение Ермакова городища, неопределяемое по письменным источникам, точное расположение Лозьвинского городка, выявить факт перемещения Пелымского кремля в XVII в. с первоначальной площадки, установить достоверную трассу Бабиновской дороги в Верхотурье, искажённой на планах XVIII-XIX вв., доказать несостоятельность версии о переносе Кузнецка, опирающейся на противоречивые описания, пересмотреть локализацию отдельных отрезков Ишимской оборонительной лини, неверно указанную в документах и т.п.

Проблема локализации существует и в отношении средневекового Томска, а точнее места его основания в 1604 г.

Вопрос о несостоятельности традиционной точки зрения о южном мысе Воскресенской горы как первоначальном местоположении Томска, был поставлен и обоснован автором [Чёрная, 1999; 2002]. Сегодня эта тема получила дальнейшее развитие. На основе междисциплинарного синтеза автором высказана принципиально новая позиция о вероятном месте основания Томска в 1604 г. - северо-западном мысе Воскресенской горы. Значительно расширена аргументация ранее высказанных положений об особенностях составления описей и чертежей городов в XVII в. и обстоятельствах включения Томской землицы в состав Российского государства. В настоящей главе изложены основные конкретно-исторические и методические аспекты решения проблемы местоположения города.

История присоединения «Томской землицы» к Русскому государству отразила характерные черты, свойственные процессу присоединения и освоения Сибири на государственном этапе русской колонизации конца XVI-XVII в.

Постановка городов на новых землях в Московском государстве осуществлялась по отработанной, строго регламентированной схеме. Строительство города не могло начаться без предварительного разведывания земель, в ходе которого собирались сведения о географических, природно-климатических условиях местности, проживающих или кочующих здесь народах, перспективах и формах взаимоотношений с ними, возможностях заведения пашни и содержания скота, поиска полезных ископаемых и т. д. По итогам «досмотра» составлялись описания, карты, рекомендации с оценкой шансов развития намечаемого города в будущем. Зимовья и острожки на этом этапе играли роль опорных пунктов проведывания новых землиц, центров сбора ясака, военно-административных резиденций, где размещались облеченные властью лица, гарнизон, могли остановиться промысловики, купцы, переселенцы. Они служили также штабами, которые налаживали и укрепляли дипломатические, посреднические, торгово-обменные и прочие отношения с местным населением, что было жизненно важным для выполнения задачи принятия аборигенами русского подданства и включения их земель в состав России при отсутствии сколько-нибудь реального превосходства сил, отдаленности и трудности связей с метрополией.

Освоение Томской волости шло по испытанному пути, задолго до официальной постройки государева города, и было весьма эффективным. Уже первые переселенцы сумели наладить контакты с местным населением, что обеспечило успешный характер русской миссии во главе с В.Ф. Тырковым. В 1601 г. был построен временный укрепленный острог, а затем в 1604 г. постоянный государев город.

«Немые» археологические источники красноречиво свидетельствуют о твердом намерении русской стороны наладить добрососедские отношения с местным населением и настойчивом следовании этой политике. Получение доказательств в ходе раскопок показательно в политическом смысле, поскольку данные археологии, вследствие ряда их специфических черт, позволяют с максимальной объективностью иллюстрировать формы русского освоения Сибири [Молодин, Новиков, 1994].

Археологическими исследованиями установлен факт отсутствия до середины XVII в. русского города на южном мысе Воскресенской горы. Русские не стали размещать город на удобной, выгодной площадке, поскольку здесь находились захоронения предков томских татар, что также выявлено в ходе раскопок. Игнорирование наличия могильника перечеркнуло бы все усилия предшествующих лет, восстановило еуштинцев против русских, привело к вооруженному конфликту, наиболее вероятным исходом которого было бы взаимное истребление, что крайне затруднило бы и отодвинуло на неопределенное будущее строительство важного опорного пункта русской колонизации в Томской волости, а значит, и закрепление за Россией земель далее к юго-востоку.

Лишь в 1648 г. по прошествии более сорока лет, когда изменилась политическая ситуация, прочно закрепилось положение Томска как важнейшего форпоста русской колонизации, городской кремль был размещён на южном мысе Воскресенской горы - в самом центре застройки, что обеспечивало его господство в архитектурно-планировочной среде, было оптимальным и для реализации военно-оборонительной функции, отражало и подчеркивало суть кремля как объединяющего центра, который доминирует, направляет и вместе с тем сплачивает в единое целое многогранную жизнь города.

Доказательство несостоятельности традиционной точки зрения об основании Томска на южном мысе Воскресенской горы ставит вопрос о его первоначальном местоположении. На сегодняшнем этапе исследований, в условиях явного дефицита источников, доступным и перспективным является анализ ландшафтных предпосылок размещения города, их корреляция с имеющимися картографическими, изобразительными, письменными материалами.

Необходимость ландшафтного анализа при определении возможного местоположения Томска 1604 г., а значит и находившейся на его территории воеводской усадьбы вызвана не только чрезвычайной скудостью источников. Ландшафт как природный территориальный комплекс в градостроительстве допетровского времени являлся естественной основой, в которую вписывался город. Связь города с ландшафтом была взаимообусловленной, гибкой и потому гармоничной. Ведущим элементом ландшафта, принимаемым во внимание градостроителями, был рельеф, в соответствии с которым выбиралось место для города и расставлялись композиционные акценты. Рельеф не был и не мог быть единственным фактором, определявшим место закладки города и перспективы его развития, но геоморфологические характеристики в первую очередь учитывались при рекогносцировочной оценке местности основателями городов.

Картографический анализ показывает, что пойменные болота в исторической зоне Томска исчезли под воздействием антропогенного фактора или сохранились в погребённом виде.

Применительно к Томску геоморфологический анализ и его корреляция с письменными, картографическими, археологическими данными позволили выявить наиболее перспективную площадку для предпосылки размещения города в 1604 г. на северо-западном мысе Воскресенской горы.

В комплексе предпосылок, определявших выбор места под строительство, ландшафтные условия были важны и всегда учитывались как краткосрочный, так и долгосрочный фактор действия. Однако при всей необходимости анализа ландшафтной ситуации он недостаточен при решении вопроса о выборе строительной площадки и требует привлечения источников с определёнными данными о местоположении города. Перспективными в решении проблемы локализации города, в том числе места основания Томска, могут быть достаточно масштабные археологические раскопки. При явной нехватке других источников ландшафтные особенности становятся важными указателями в археологическом поиске.

Принципиально новая позиция о вероятном месте основания Томска в 1604 г. представляет не только вариант решения конкретно-исторической задачи локализации памятника, но имеет методологическое значение. Местоположение города, его функции и окружающий ландшафт образовывали многомерные динамичные связи. Эти связи находят отражение в археологических, письменных, картографических источниках, которые следует рассматривать не как простую сумму данных, но в соответствии с отображаемой исторической действительностью как взаимосвязанную систему.

3. Городской кремль: роль в жизни города и проблемы реконструкции (на основе материалов Томского кремля 1648 г.)

Рассматривается роль кремля в жизни средневекового города и обосновывается методическое решение идентификации и реконструкции археологических объектов по разновременным и разнотипным источникам. В жизнеустройстве средневекового русского города кремлю принадлежала незаурядная роль. Русский кремль представлял особое явление в отечественной истории и градостроительстве, имел многовековые традиции. Со времён Древней Руси кремль являлся главным средоточием важнейших функций города, его общественно-политическим и культурным центром, где размещались официальные резиденции светских и духовных властей, общегородской цитаделью, в соответствии с чем занимал главенствующее положение в планировочной структуре города - на высоком, «красном» яру, выгодном с военно-тактической точки зрения. Кремль выступал главной архитектурно-силуэтной доминантой поселенческого комплекса, служил важнейшим узлом городских магистралей, расположение его ворот было органично связано с основными дорогами, ведущими в разные части поселения.

В органичном единстве своего внутреннего содержания и внешних характеристик кремль-град - административно-политический, культурно-идеологический, общественный, военно-оборонительный центр являлся ядром города, неотделимым от поселения в целом, кульминацией его композиционного строения. Кремль русского города олицетворял государственную власть, под сенью которой человек ощущал себя защищенным.

Значение общегородского центра кремль сохраняет и в русских городах Сибири конца XVI - середины XVIII в. В контексте освоения сибирских земель и их интеграции с Россией роль кремля как проводника государственной политики была, несомненно, весомой.

Руководящая, объединяющая, оборонительная роль кремля воплощалась в его облике, для изучения и реконструкции которого раскопки открыли новые возможности. Первая попытка восстановления архитектурного облика кремля была реализована на основе материалов раскопок Мангазеи. Удалось восстановить планиграфию, состав, конструктивные особенности кремлёвских построек, особенно подробно и полно оборонительных стен и башен [Белов и др., 1980]. Археологические исследования в Верхотурье, Тобольске, Тюмени, Кузнецке и др., пока ограниченные по масштабам, закладывают базу для создания моделей кремлей в будущем. Накоплены археологические данные для реконструкции Томского кремля 1648 г. Его укрепления, сочетавшие в себе традиционные и новейшие принципы и элементы фортификации, подчёркивали значимость кремля как оборонительного центра, административно-политическую и культурно-историческую важность Томска как одного из ведущих центров колонизационного процесса, а в целом - роль русского города в приращении Сибири к России.

Исторически адекватное восстановление облика кремля, сохранившегося в ископаемом состоянии, возможно только на комплексной базе данных. Это ставит проблему идентификации археологического объекта по разновременным и разнотипным источникам. В диссертации проблемы идентификации и реконструкции ископаемых объектов решаются с точки зрения возможных методических подходов и рассматриваются в соответствующих разделах главы.

Методические подходы к решению проблемы идентификации археологического объекта по разновременным и разнотипным источникам. В первом разделе главы разработана методика решения сложной проблемы идентификации конкретного археологического памятника с картографическими и письменными данными на примере Томского кремля середины XVII - XVIII в. Ранее автором рассматривалась только «Чертежная книга Сибири», в докторской диссертации проанализированы все сибирские атласы С.У. Ремезова. Включение в работу ремезовского чертёжного наследия расширило источниковую базу и позволило полнее и глубже обосновать методические принципы установления тождественности памятника по разнотипным и разновременным материалам. Выявлены характерные черты национальной методики картосоставления XVII в., которой следовал Ремезов, и XVIII в. - следующего этапа в развитии отечественной картографии. Особенности чертежей XVII в. и планов XVIII в. (обобщённый характер чертежей, выполненных по протооригиналам, изображение построек в одной плоскости, отсутствие единой ориентировки по сторонам света, низкая геометрическая точность, формальный масштаб, неравномерное изображение элементов плана) обусловили многовариантность изображений одного объекта. Поэтому необходима дифференцированная оценка рисунков и планов, одни элементы которых соответствуют исторической реальности, другие расходятся с ней. Автором впервые выполнен сравнительный анализ всего ремезовского наследия и карт первой трети - середины XVIII в. с археологическими материалами, что доказывает их отношение к одному объекту - Томскому кремлю 1648 г., устанавливает временные рамки его существования, выявляет особенности фортификационных элементов. Оказался результативным сделанный автором сравнительный анализ чертежей Ремезова с данными раскопок Мангазеи, Кузнецка.

Корреляция источников позволяет установить тождество археологического объекта с его более поздними описаниями и изображениями, выявить утраченные черты, полнее и точнее восстановить облик архитектурного объекта. Решение проблемы идентификации объекта по разнотипным и разновременным источникам даёт основание для его целостной, объективной реконструкции.

Междисциплинарный подход к решению проблемы реконструкции ископаемых оборонительных объектов. Восстановление облика города, главного его формообразующего элемента - оборонительных сооружений кремля является актуальной проблемой сибирского городоведения. Для выполнения этой задачи необходим комплексный подход, чтобы свести к минимуму число вариантов восстановления одного и того же объекта. Комплексное использование различных исторических источников умножает их научно-информационный потенциал и позволяет создать целостную и исторически адекватную реконструкцию утраченного архитектурно-археологического памятника. Синтез источников снижает уровень предположительности, но не снимает ее совсем. Любая реконструкция есть лишь модель некогда существовавшей исторической реальности, степень адекватности которой определяется прежде всего насыщенностью источниковой базы.

Археологические исследования русских городов Сибири показали высокую научную результативность и дали материал для реконструкции историко-архитектурных объектов. В настоящее время на археологической базе сделаны графические реконструкции гражданских и оборонительных сооружений, усадеб, систем укреплений и общего вида некоторых русских поселений Сибири - Мангазеи, Верхотурья, Кузнецкого, Умревинского, Саянского, Алазейского, Албазинского острогов. Реконструкции выполнены с разной степенью проработанности и полноты, важно однако, что при создании графических моделей использованы остатки подлинных сооружений. Выразителен пример с укреплениями Албазина, остатки которых выявлены при раскопках. Тыновые стены острога, неспособные противостоять пушкам маньчжуров, во многом предопределили быстрое падение Албазина в 1685 г. Урок был усвоен, тын заменили деревоземляными укреплениями, устроенными по типу «китай-города». При обстреле ядра застревали внутри стен, где они и были обнаружены археологами [Артемьев, 1999].

Проработанная автором методика реконструкции ископаемых оборонительных сооружений основана на междисциплинарном подходе к восстановлению облика памятника, который включает в себя: комплексную источниковую базу при ведущем значении археологических данных, критический анализ разнотипных источников с точки зрения особенностей отражения и сохранения в них информации об архитектурно-конструктивных свойствах объекта, их коррелирующее сочетание. Применение данной методики позволило создать объёмную реконструкцию укреплений Томского кремля 1648 г., максимально приближенную к реальному историческому объекту.

Оборонительная система Томского кремля представляла органичный сплав традиционных элементов фортификации в виде тарасных стен с обламами и выступающими за линию стен башнями и новейших бастионов, выдвинутых на передовую линию огня и создававших контрштурмующие узлы защиты. Сочетание оборонительных элементов позволяло вести стрельбу в разных направлениях и на разные дистанции, обеспечивая неприступность крепости. Неслучайно Томский кремль ни разу не был взят, хотя подвергался нападениям всю вторую половину XVII в. Воевода О. Щербатый, рапортуя в Москву о завершении постройки кремля в 1648 г., имел все основания заключить: «И такова, государь, города образцом в Сибири нет».

4. Роль воеводской усадьбы в формировании социокультурного облика русского средневекового города

Усадьба как среда обитания. Место воеводской усадьбы в структуре и жизни города. Основным, постоянным местом обитания человека в средневековом русском городе и деревне был двор. Двор как определённым образом обустроенное и организованное жизненное пространство включал в себя широкий круг объектов и предметов, удовлетворявших повседневные нужды (жилой дом, амбары, сараи, помещения для скота, мастерские, орудия труда, предметы быта и проч.). Разнообразие жизнедеятельности, протекавшей в границах двора, определяло его функциональное содержание и архитектурно-предметное оформление. Средообразующая роль усадьбы определила её место в структуре города. В средневековом городе нет обитаемой территории вне дворов, вследствие чего именно усадьба являлась основным модулем городской застройки.

В дворовом комплексе нашло воплощение многообразие сторон человеческой жизнедеятельности, поэтому усадьба воспроизводит образ жизни и занятия горожанина, крестьянина, и её изучение позволяет выявить бытовые, социальные, культурные, этнические черты поселения.

Важная роль в характеристике этих черт принадлежит воеводской усадьбе, которая на протяжении веков являлась неотъемлемой частью русской городской культуры в целом. Вместе с тем в соответствии со своим административно-политическим статусом она занимала особое место в архитектурно-планировочной структуре города и в его социальной жизни, являясь одним из узлов градообразующего центра.

Ряд признаков указывает на социальную значимость воеводского двора: расположение в кремле, значительная площадь, количество и разнообразный состав построек, повышенная высотность основных хором, качество строительного материала, внешней и внутренней отделки, наличие дорогих и престижных предметов обихода. Названные признаки не были исключительными атрибутами воеводских дворов, но присущи хоромам представителей социальной элиты, богатых людей. Это показывает вписанность воеводской усадьбы в общегородской и общекультурный контекст и подчёркивает её важность для выявления и изучения характерных черт города. Большое значение имеет отражение этих признаков в археологическом материале.

Состав и динамика жилой застройки томской воеводской усадьбы: археолого-историческая реконструкция. Изучение томской воеводской усадьбы имеет большое научное значение, учитывая два обстоятельства.

1. В Сибири археологическому обследованию подверглись единичные усадебные комплексы, а воеводские дворы только в Мангазее и Верхотурье, при этом деревянный дом верхотурского воеводы не сохранился.

2. Усадьба воевод Томска - одного из ведущих городских центров Сибири - соединила в себе наиболее характерные черты средневековых усадеб русских городов, что выводит её исследование за пределы узких областных рамок, поднимает на региональный и общероссийский уровень.

На основе комплексного анализа источников выполнена реконструкция застройки томской воеводской усадьбы, включавшей в себя объекты жилого, хозяйственного, животноводческого, коммуникативного назначения.

Основными источниками для реконструкции в силу их предельной конкретности служат археологические, которые связывают остатки построек в единую временную шкалу, что позволяет установить относительную хронологию функционирования усадьбы. Письменные и картографические источники относятся либо к начальному, либо к конечному периодам существования усадьбы, скудны на подробности, но по ряду моментов они незаменимы и играют главную роль: обозначение абсолютных дат нескольких эпизодов строительства, названия конкретных сооружений двора, прорисовка общей планировки усадьбы и элементов верхнего яруса хором. Каждый из привлекаемых источников необходим, но недостаточен и даже их синтез не даёт исчерпывающей информации. Важным подспорьем служат близкие по типу и облику объекты русских средневековых городов, сохранившиеся лучше в целом или в какой-то части. Высокая степень сходства в конструкциях, приёмах русского деревянного зодчества делает обоснованным привлечение аналогий.

В диссертации проведён методический анализ признаков, предположительно указывающих на повышенную этажность археологически исследованных построек. Автор пришёл к заключению, что большинство признаков (усложнённые фундаменты, большие размеры строений, наличие дополнительных несущих стен), кроме крылец и лестниц, не были обязательными атрибутами высоких зданий изначально; и все эти элементы в плане археологической «уловимости» не могут служить безусловными критериями вертикального членения построек. Установить этажность дома по ископаемым остаткам возможно в редких, если не исключительных случаях, к которым относится и томский пример: особенности устройства крыльца в виде вертикальной набирки вместе со столбами-опорами для галереи и балкона позволяют доказательно говорить о высотности и ярусности главной хоромины на дворе томских воевод.

В ходе раскопок полностью или частично выявлено более 10 объектов, входивших в усадебный комплекс. Установлен факт частичной перестройки и перепланировки усадьбы томских воевод за время её существования. Проведён терминологический анализ усадебных построек и их частей (горница, комната, сени, подклет, казёнка и др.), что важно для определения их назначения и устройства.

Ядром дворового комплекса являлся дом-связь, в котором жил воевода с домочадцами. Выявлены планировка и конструктивные особенности этого главного на усадьбе объекта. в композиционном плане дом представлял тройную двухэтажную связь (общей площадью не менее 170 кв. м), в конструктивном - сруб с шестью несущими стенами с сенями посередине. Под окладной венец и некоторые углы дома были подведены опорно-нивелировочные фундаментные столбы, вкопанные без определённой схемы, что указывает на выравнивающую роль столбов как ведущую функцию фундамента. Подклетный этаж не заглублялся, а был наземным. В подклете находилось три помещения, судя по наличию печей, жилых, восточное, кроме того, служило сапожной мастерской. Пол настилался между первым-вторым венцами и опирался на лаги. Каждое помещение в подклетном ярусе имело самостоятельный вход. Печи располагались по-разному по отношению ко входу. Томский пример подтверждает вывод археологов, изучавших русское жилище X-XVIII вв. об отсутствии строго фиксированного местоположения печи. Планировка с установкой печи на определённом месте сложилась позднее и этнографически зафиксирована для построек конца XVIII - XIX в. От расположения печей и входов зависело размещение волоковых и косящатых окон со слюдяными и, возможно, стеклянными оконницами. Окна прорубались на обоих ярусах. Воеводские покои находились во втором ярусе дома-шестистенка, куда входили через высокое парадное крыльцо у приёмных сеней. Печи в верхних покоях располагались, вероятно, над подклетными, были облицованы красными терракотовыми изразцами и поливными муравлеными изразцами, предназначались для обогрева и украшения покоев. На основе найденных при раскопках образцов сделаны варианты изразцовой облицовки.

Выявлены конструктивные особенности деревянных сооружений двора: установка большинства построек без фундамента, на грунт или с подсыпкой песка для выравнивания участка или на слой щепы; рубка «в обло» с выборкой чаши в нижнем бревне; устройство пола на лагах; использование бересты для изоляции нижнего венца и пола от сырости, а войлока для утепления окон и дверей; различные типы печей на рамочном, столбовом и срубном опечках. Печи, топившиеся «по-белому», выкладывали из большемерного кирпича и облицовывали изразцами.

Дом и двор воеводы в Томске обладал узнаваемым обликом, определённым типологическим сходством основных конструктивных и композиционных элементов, узлов и приёмов, обусловленным внутренним единством русской строительной традиции и культуры, перенесённой на сибирскую почву и здесь укоренившейся.

Хозяйственно-бытовой комплекс томской воеводской усадьбы: историческое содержание в археологическом контексте. Усадьба томских воевод включала в себя, кроме жилых, подсобно-хозяйственные, коммуникативные объекты и постройки комбинированного характера, использовавшиеся как жильё и мастерская одновременно. Хозяйственно-бытовой комплекс усадьбы представлен погребом, колодцем, мостовыми, ямой, предположительно связанной с выплавкой железа. Выявлены конструктивные особенности построек, имевших типологическую близость с подобными объектами в русских городах Европейской России и Сибири. Постройки и собранный при их раскопках вещевой комплекс позволяют реконструировать хозяйственно-бытовые стороны жизнедеятельности обитателей усадьбы.

Анализ томской археологической коллекции металлических изделий выявил знание мастерами основных технологических и физических свойств железа и стали, их дифференцированное использование по отдельным категориям предметов. Кузнецы владели разными приёмами - от упрощённых до сложных технологий и работали в типично русской кузнечной традиции. Присутствие в одной коллекции изделий хорошего качества и низкокачественных поковок свидетельствует о разном уровне квалификации кузнецов. Эта особенность присуща и археологической коллекции железных находок, собранной автором при раскопках Кузнецка.

Применение высококачественной стали, кричного железа, загрязнённого примесями, подтвердил и конкретизировал процесс поиска подходящего сырья, зафиксированного письменными источниками. Наличие кузнечных изделий «доброго мастерства» является не только следствием ввоза товаров с Руси, но констатирует реальные успехи местной металлообработки, что приводит к спаду ввоза изделий из метрополии во второй половине XVII в.

Томская археологическая коллекция металлоизделий обладаёт ёмким историческим содержанием, не просто статично фиксируя набор предметов обихода и орудий труда, но позволяет проследить развитие кузнечного дела в разных его проявлениях и в динамике.

Об обработке цветных металлов в усадьбе томских воевод свидетельствуют находки фрагментов толсто и тонкостенных тиглей, выплески металла и виде бесформенных кусков меди и бронзы, обломок литейной формы.

На усадьбе держали домашний скот (крупный и мелкий рогатый скот, свиньи, лошади). Наличие в культурном слое костных остатков, представляющих пищевые и производственные отходы, является общей особенностью культурного слоя русских средневековых городов, а их концентрация на усадьбе объясняется характером этого комплекса и использованием костей для мощения двора в целях благоустройства. К занятиям животноводством относится и разведение в Томске кур.

Об охотничьем промысле свидетельствуют кости диких зверей и птиц, с преобладанием водоплавающих, и костяные наконечники стрел.

Рыболовство также нашло отражение в археологических материалах и представлено поплавками, грузилами, костяными иглами для плетения сетей, костями и чешуёй рыб. При малом видовом составе рыб вкусовые предпочтения прослеживаются достаточно выразительно: с большим отрывом первые места занимают нельма, щука, осётр.

Костные остатки и промысловый инвентарь подтверждают распространение среди томичей в XVII-XVIII вв. традиционных для русских занятий животноводством, рыболовством, охотой.

Содержание в культурном слое большого количества фрагментов не только готовых кожаных изделий (главным образом, обуви), но множества обрезков кожи, вместе с находками усьморезных ножей, шильев свидетельствуют о занятиях сапожным ремеслом. Несколько меньше обнаружено костяных изделий, но наличие наряду с ними обрезков и заготовок доказывает, что на усадьбе занимались и косторезным делом. Изготовление предметов обихода непосредственно в усадьбе и характерно для дворов крупных феодалов, к которым, несомненно, относится и двор томского воеводы.

Будучи резиденцией высшего должностного лица в городе, воеводская усадьба вместе с тем являлась средой, в которой протекает повседневная жизнь его обитателей, не только самого воеводы с семьёй, но и многочисленной челяди. Облик воеводской усадьбы многогранен, её изучение позволяет не ограничиваться одной лишь управленческой стороной, но воспроизвести домашние и хозяйственные занятия, образ жизни, досуг горожанина от социальных верхов до низов, о чём рассказывает выразительная коллекция игральных предметов. Усадьба была основным модулем архитектурно планировочной среды средневекового города. В силу своего административно-политического статуса воеводская усадьба занимала в этой структуре особое место, но не выпадала из неё, поскольку множеством нитей была связана с общегородской жизнью.

Заключение

исторический воеводский археологический русский

В диссертации дана историографическая оценка исторического и археологического городоведения Сибири, необходимая для определения степени изученности темы, выявления особенностей развития городов региона и их роли в освоении края.

Присоединение Сибири превратило Россию в евразийскую державу, «шестую часть Земли» и придало ей статус неоспоримого, в силу объективности положения, геополитического лидера. Ведущую роль в колонизационном процессе, расширении и укреплении российской цивилизации играл город. Именно русскому городу Сибирь обязана своим преображением, выходом на новый виток исторического развития. Города способствовали освоению территории и как локомотивы втягивали её в круговорот общественной жизни страны. Микроистория города неразрывно связана с макропроцессом колонизации, огосударствления Сибири. Это тем более верно, что Сибирь не знала другого типа города кроме государева. Сибирские города, которые появляются лишь в конце XVI - начале XVII в., в отличие от своих европейских собратьев, эволюционировавших постепенно, были вынуждены буквально «пробежать» основные стадии развития, что диктовалось необходимостью превращения края в неотъемлемую часть России и опиралось на богатый колонизационный опыт.

Раскопки принципиально расширили возможности изучения сибирского города. Археология представила тысячи вещественных доказательств того, что сибирские города не были отсталыми. Горожане активно занимались сельским хозяйством, ремёслами, промыслами, составлявших основу их экономического существования и развития. Структура хозяйственных занятий зависела от территориально-хронологической переменной. Но и в самых первых городах и в суровых условиях заполярных городов их деятельность не ограничивалась военно-ясачной функцией. Раскопки сёл и деревень дополняют картину культурно-хозяйственного освоения округ, подчинённых городам.

Всё активнее исследуются археологами некрополи - объекты, очень слабо освещённые в других источниках. Раскопки погребальных комплексов не только дают богатый материал для изучения культово-обрядовой деятельности с выходом на моделирование духовной культуры. Сам факт появления стационарных кладбищ свидетельствует о прочном обосновании русских переселенцев на новых землях.

В археологическом отражении доминирующим, определяющим качеством колонизационного процесса является его созидательный характер.

Вместе с тем, археология наглядно показала, сколь многообразным и подчас жертвенным был процесс обживания сибирского края. Остатки погибшей таймырской экспедиции, трагической зимовки команды В. Беринга, братская могила защитников Албазинской крепости - это открытые археологами для потомков памятники, олицетворяющие мужество и целеустремлённость наших предков, осваивавших Сибирь.

Изучение истории на микроуровне выявляет детали, сохраняющиеся почти исключительно в овеществлённом ископаемом виде: архитектурные и конструктивные элементы застройки, предметный мир, воспроизводящий образ жизни первопоселенцев, лица реальных людей, реконструированные по антропологическим останкам и проч. На макроуровне археология генерализирует основное, наиболее существенное. На этом уровне процесс колонизации предстаёт российским с точки зрения государственности и русским по культуре. Среди переселенцев были представители разных народов, что зафиксировано в письменных источниках. Но в многочисленных археологических памятниках их вклад растворён в общерусском культурном контексте, составлявшим основу колонизации как процесса расширения этнической территории, распространения национальной кульутры и российской государственности.

Археология не просто представила ещё один вид источников, что само по себе важно. Но предложила новые методические приёмы, обусловленные спецификой археологических материалов, чем обогатила возможности реконструкции историко-культурных особенностей русского средневекового города Сибири. В диссертации автором поставлены задачи и рассмотрены пути их решения для исследования некоторых качественных характеристик сибирского города. Проанализирована проблема местоположения города как форпоста освоения края. Проработанная автором методика поиска локализации исторических объектов на основе совокупных гуманитарных и естественнонаучных данных была апробирована на томском материале. Междисциплинарный подход позволили выйти на аргументированное решение конкретно-исторической задачи и обосновать принципиально новую позицию о вероятном месте основания Томска.

В диссертации разработаны и применены методические подходы к решению проблем идентификации и реконструкции конкретного археологического памятника по разновременным и разнотипным источникам (на основе материалов Томского кремля 1648 г.). Методика соотнесения археологических данных с более поздними описаниями и рисунками помогла автору положительно решить проблему идентификации археологизированного исторического объекта - Томского кремля середины XVII-XVIII в. и восстановить его оборонительную систему, сочетавшую традиционные и новейшие элементы фортификации.

Реконструирована застройка томского воеводского двора середины XVII - середины XVIII в., вобравшего в себя черты усадебных комплексов средневековых русских городов. Общий вид усадьбы, многообразие повседневных административных, охранно-оборонительных, хозяйственных, бытовых занятий её обитателей, представлены в ископаемом материале, выявляет роль воеводской усадьбы в формировании социокультурного облика русского средневекового города. Как часть городской структуры в целом воеводская усадьба наиболее ярко и полно воплотила разнообразные черты человеческой жизнедеятельности, что даёт возможность выйти на характеристику бытовых, социальных, культурных, политических, этнических черт города.

Апробированные автором методические приёмы установления этажности ископаемых построек, реконструкции их облика и идентификации с разновременными и разнотипными источниками могут найти широкое применение при изучении и восстановлении руинированных остатков средневековых русских поселенческих комплексов.

Города Сибири воплощали в себе наиболее характерные, типичные черты русского средневекового города и вместе с тем обладали своеобразием, обусловленным конкретно-исторической ситуацией. За этой индивидуальностью проглядывает общенациональный и общегосударственный характер сибирских городов.

Основным результатом диссертационного исследования является реконструкция историко-культурного облика средневекового русского города Сибири с присущими ему особенностями как в конкретном территориально-хронологическом планe, так и в общерусском историческом масштабе.

Литература

1. Чёрная М.П. Были и небыли Томского кремля // Вестник ТГУ. Сер. История. Краеведение. Археология. Этнология. 2004. № 281. С. 70-75. 0,9 п.л.

2. Чёрная М.П. Исторический облик средневекового Томска: от субъективного преломления к объективному отражению //Вестник ТГУ. Сер. История. Краеведение. Этнология. Археология. 2005. № 288. С. 98-102. 0,4 п.л.

3. Чёрная М.П. Русский город как новый символ в картине мира сибирского общества // Археология, этнография и антропология Евразии. 2004. № 3 (19). С. 121-126. 0,5 п.л.

4. Чёрная М.П. Проблема места основания Томска и роль ландшафтной оценки в его выявлении // Археология, этнография и антропология Евразии. 2004. № 4. С. 141-148. (в соавторстве с Н.В. Осинцевой) 0,7 п.л.

5. Chernaya M.P. 16th - 17th Century Russian Town as a New Symbol in Siberian Ideology // Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia 3 (19) 2004. p. 121-126. 0,5 п.л.

6. Chernaya M.P. The Initial Location of Tomsk a Geographical Assessement (in co-authorship with N.V. Osintseva) // Archaeology, Ethnology & Anthropology of Eurasia 4(20) 2004. p. 141-148. 0,7 п.л.

7. Чёрная М.П. Томский кремль середины XVII-XVIII в.: Проблемы реконструкции и исторической интерпретации. Томск: Изд-во ТГУ, 2002. 187 с. 20,58 п.л.

8. Чёрная М.П. Азартные игры в досуге томичей: предварительные замечания к социально-психологическому анализу // Традиционное сознание: Проблемы реконструкции: Колл. монография / А.К. Байбурин, Л.Г. Березовая, Ю.В. Балакин и др. Томск: НТЛ, 2004. С. 286-296. 0,5 л.

9. Чёрная М.П. Исследования в Томске и Томской области // АО 1984 года. М.: Наука, 1986. С. 205. 0,03 п.л.

10. Чёрная М.П. Раскопки на Воскресенской горе в Томске // Исследования памятников древних культур Сибири и Дальнего Востока. Новосибирск: [Б. и.], 1987. С. 28-30. (в соавторстве с М.В. Фроловым). 0,1 п.л.

11. Чёрная М.П. Археологическое изучение русских средневековых городов Сибири // Проблемы историко-культурной среды Арктики. Тезисы международного симпозиума. Сыктывкар, 1991. С. 141-142. 0,3 п.л.

12. Чёрная М.П. Томская крепость по археологическим данным // Русские первопроходцы на Дальнем Востоке в XVII-XIX вв. (историко-археологические исследования). Владивосток: ДВО РАН, 1992. Т. 1. С. 85-104. 0,7 п.л.

13. Чёрная М.П. Томская крепость XVII в. по археологическим источникам // Вопросы этнокультурной истории народов Западной Сибири. Томск: [Б. и.], 1992. С. 57-76. 0,7 п.л.

14. Чёрная М.П. Проблемы сибирского археологического городоведения // Проблемы культурогенеза и культурное наследие. СПб.: [Б. и.], 1993. Ч. 2: Археология и изучение культурных процессов и явлений. С. 28-33. 0,3 п.л.

15. Чёрная М.П. Историко-археологическая оценка русской колонизации Сибири // Методика комплексных исследований культур и народов Западной Сибири. Томск: [Б. и.], 1995. С. 206-208. 0,1 п.л.

16. Чёрная М.П. Нарымский острог // Земля Парабельская. Томск: Изд-во ТГУ, 1996. С. 94-116. 0,7 п.л.

17. Чёрная М.П. Проблемы русской колонизации и христианизации Сибири (опыт комплексного анализа) // Материалы и исследования культурно-исторических проблем народов Сибири. Томск: [Б. и.], 1996. С. 129-143. 0,6 п.л.

18. Чёрная М.П. Реконструкция оборонительных стен Томского кремля середины XVII в. // Актуальные проблемы древней и средневековой истории Сибири. Томск: Изд-во ТГУСУР, 1997. С. 327-342. 0,8 п.л.

19. Чёрная М.П. Роль христианизации в русской колонизации (XVII-XIX вв.) // Американские исследования в Сибири. Вып. 2. Американский и сибирский фронтир: Мат-лы междунар. науч. конф. «Американский и сибирский фронтир (фактор границы в американской и сибирской истории)». 4-6 октября 1996 г. Томск: Изд-во Том. ун-та, 1997. С. 115-124. 0,5 п.л.

20. Чёрная М.П. Оборонительные сооружения Томска середины XVII в. как элемент системы жизнеобеспечения средневекового и современного города // Система жизнеобеспечения традиционных обществ в древности и современности: Теория, методология, практика: материалы IX Западно-Сибирской археолого-этнографической конференции. Томск: Изд-во ТГУ, 1998. С. 150-156. 0,3 п.л.

21. Чёрная М.П. Проблема преемственности в расположении Томского города первой половины XVII в. и кремля 1648 г. // Приобье глазами археологов и этнографов. Томск: Изд-во ТГУ, 1999. С. 120-126. 0,5 п.л.

22. Чёрная М.П. Археологическое изучение средневекового Томска (к 400-летию города) // Интеграция археологических и этнографических исследований. М.; Омск: Изд-во ОмГУ, 1999. С. 144-146. 0,2 п.л.

23. Чёрная М.П. Некоторые проблемы изучения археологического наследия русского населения Сибири // Русские старожилы: Материалы III Сибирского симпозиума «Культурное наследие городов Западной Сибири». Тобольск; Омск: Изд-во ОмГУ, 2000. С. 127-130. 0,4 п.л.