В табл. 2 представлены усредненные данные оценки ситуативной тревоги и личностной тревожности в группе в станайнах по методике ИТТ. Результаты диагностики по методике ТОБОЛ демонстрирует табл. 3. Выявлены нарушения в сферах памяти, внимания. Нарушения функции мышления не выявлено.

Таблица 2 - Оценка ситуативной тревоги и личностной тревожности в группе

Представим данные в виде диаграммы

Рисунок 5 - Оценка ситуативной тревоги и личностной тревожности в группе

Полученные данные при помощи методики ИТТ (в табл. 2 представлены усредненные данные оценки ситуативной тревоги и личностной тревожности в группе в станайнах) показывают, что в момент исследования больные изучаемой группы незначительно проявляли тревогу и беспокойство (норма 4-6 станайнов). Сказанное подтверждается низким показателем по шкале эмоционального дискомфорта (4,6 ± 3,58), что указывает на отсутствие самого аффективного компонента ситуативной тревоги. Эмоциональное состояние больных ровное, спокойное, без вспышек и колебаний аффекта. Следует отметить, что в общей структуре ситуативной тревоги в группе эмоциональный дискомфорт имеет наименьшую выраженность, что может указывать на состояние эмоционального комфорта при исследовании. Шкальное значение астенического компонента (4,0 ± 3,63) указывает на высокий уровень работоспособности ввиду отсутствия предшествующего эмоционального напряжения на момент исследования. Тем самым состояние усталости, утомления не оказывает существенного влияния на аффективное состояние больных.

Таким образом, подобное соотношение может быть использовано как диагностический маркер у таких больных. Уровень тревоги в актуальной стрессовой ситуации возрастает, перекрывая своим переживанием значимое в прошлом состояние астении, что не говорит об отсутствии последней. Здесь можно предполагать переход одного переживания своего состояния в другое, наиболее важное для данных больных в период болезни.

Фобический компонент ситуативной тревоги, среднее значение которого равно 5,4 ± 3,58 станайна, указывает на наличие страхов, опасений и т. п. Учитывая жизненный опыт данных пациентов, наличие заболевания, можно предположить наличие сформированных опасений относительно ряда ситуаций, которые воспринимаются как опасные.

Показатель тревожной оценки перспектив, выражающий наличие тревожных мыслей о будущем, в том числе в связи с наличием заболевания, равен 6,2 ± 3,03 станайна в группе. В общей структуре ситуативной тревоги в группе данный компонент является ведущим, что указывает на готовность больных реагировать тревожными переживаниями на конкретные ситуации, которые провоцируют у них тревогу.

Социальная защита, выражающая уровень тревожности в межличностных отношениях, принимает значение 5,4 ± 1,95 станайна в группе. Повышенный уровень тревожной оценки перспективы проявляется и на межличностном общении, больные не ощущают стабильности в своем нынешнем физическом состоянии, имеют дефицит информации по поводу прогноза заболевания, что в свою очередь влияет на коммуникативную сферу. Вышесказанное интегрируется общим показателем ситуативной тревоги (5,4 ± 4,02), который попадает в верхнюю область средненормативного диапазона.

По результатам многих исследований, уровень личностной тревожности как личностно-типологической характеристики характеризует восприятие и оценку ситуаций с точки зрения их опасности для жизнедеятельности человека [6, 9, 13]. У больных исследуемой группы отмечен высокий уровень личностной тревожности: 8,4 ± 1,34 станайна. Больные склонны к проявлению тревожных реакций на широкий спектр ситуаций, которые сами по себе могут быть относительно безопасными.

Наиболее выраженными являются фобический компонент (8,4 ± 1,34), тревожная оценка перспективы (8,4 ± 1,34), астенический компонент (8,2 ± 0,84), эмоциональный дискомфорт тревожности (8 ± 1,41). Больные в изучаемой группе испытывают большой эмоциональный дискомфорт тревожных переживаний, воспринимая большой спектр различных ситуаций как потенциально опасный. Они испытывают большое эмоциональное напряжение на протяжении длительного времени. Страхи и опасения больных носят вполне четкий оформленный характер, что вместе с выраженным эмоциональным компонентом тревоги создает предпосылку для дезадаптации больных.

Тревожные мысли о будущем вносят существенный вклад в общий уровень тревоги. Больные беспокоятся относительно возможных неблагоприятных событий в своей жизни и их негативных последствий. Беспокойства, связанные с социальным функционированием, не являются доминирующими в группе (7,2 ± 1,30 станайна), этот показатель обеспечивает оптимальное межличностное взаимодействие и также является высоким. Социальные отношения являются важными и значимыми в структуре тревожных переживаний обследуемых больных. Больные могут использовать межличностные отношения как необходимый ресурс. В то же время при высоком уровне фобического компонента в группе, с учетом клинической картины заболевания, можно сделать вывод, что сам факт болезни и ее возможные последствия определяют содержание страхов и опасений больных.

Таблица 3 - Средние величины шкальных оценок по методике ТОБОЛ

Представим данные в виде диаграммы

Рисунок 6 - Средние величины шкальных оценок по методике ТОБОЛ

Доминирующим типом отношения к болезни (методика ТОБОЛ) является эргопатический тип (27,2 ± 3,38). Можно говорить о том, что больные выбирают тактику «ухода от болезни в работу». Отношение к работе может носить сверхценный характер. Трудовая деятельность занимает большее место в жизни пациента, чем до болезни. Эта особенность может быть связана с подтверждением своей востребованности, нежелания ощущать себя больным. При видимом адаптивном смысле эргопатического типа отношения к болезни у больных может возникнуть избирательное отношение к обследованию, лечению и иллюзии полного выздоровления на фоне удовлетворительного физического самочувствия и успехов на рабочем месте. Учитывая особенность заболевания, прогноз которого напрямую связан с соблюдением необходимых медицинских рекомендаций, мы можем столкнуться с дезадаптивным поведением, повлекшим за собой серьезные последствия для пациента.

Определяя проблемные зоны при описании энцефалопатии (при помощи психологической диагностики) у данной группы больных, следует отметить, что у них выражены мнестические (память) расстройства и нарушения регулирования психической активности (внимание), грубых нарушений мышления не выявляется. При исследовании мнестических расстройств обнаруживается нарушение логической памяти. При исследовании регулирования психической активности выявляются следующие особенности: истощаемость и низкая концентрация внимания. При предварительном анализе полученных психологических результатов была обнаружена связь между длительностью послеоперационного периода и результатами психологического исследования. Так, у больных в послеоперационном периоде до 1 года в показателях исследования памяти и внимания обнаруживаются незначительные изменения, тогда как у пациентов в послеоперационном периоде до 3 месяцев диагностируются выраженные изменения.

В результате проведенного исследования с помощью методики УСЦД (рисунок 7) были получены следующие результаты: у 72% испытуемых диагностируется низкий уровень дезинтеграции в мотивационно-личностной сфере, у 25% - средний уровень и лишь у 3% - высокий.

Рисунок 7 - Результат проведенного исследования с помощью методики УСЦД

Как показала количественная обработка данных, большинство больных считают, что их желания в основномудовлетворены, и не осознают имеющихся в их жизни проблем. В ходе исследования по данной методике был зафиксирован ряд проявлений неадекватной оценки «доступности» тех или иных ценностей. При этом больные не проявляют озабоченности своей жизненной ситуацией, говорят о своём интеллектуальном понимании происходящего, отрицая всю эмоциональную сторону конфликтной ситуации, что указывает на использование отрицания как механизма психологической защиты.

Тем не менее, только у 6% испытуемых «Ценность» (Ц) и «Доступность» (Д) полностью совпадают, а у 94% испытуемых «Ценность» и «Доступность» в значительной мере расходятся, что говорит о наличии стойкого, глубокого внутреннего конфликта в различных сферах жизни.

Состояние внутреннего конфликта - это, прежде всего, состояние «разрыва» в системе «сознание-бытие», а именно, разрыва между потребностью в достижении внутренне значимых ценностных объектов и возможностью такого достижения в реальности.

Применительно к конкретной жизненной сфере показатель расхождения Ц-Д будет иметь двухмерную характеристику в зависимости от того, какой параметр выше, Ц или Д. Максимальное расхождение между Ц и Д, в случае, когда Ц>Д, будет означать стойкий, глубокий, до настоящего времени необратимый внутренний конфликт. Обратное соотношение, когда Д>Ц, будет напротив означать, состояние «внутреннего вакуума», внутренней опустошенности, снижения побуждений.

В результате исследования выделены ценности, высокие показатели по которым позволили сделать следующие заключения:

1. В сфере здоровья 69% испытуемых находятся в состоянии «внутреннего конфликта» (ВК), а именно в состоянии разрыва между потребностью в достижении значимых ценностных объектов и возможностью такого достижения в реальности. Данный конфликт связан с ощущением беспомощности и неспособности принимать на себя ответственность за собственное здоровье. Испытуемые занимают пассивную позицию, перекладывая ответственность за свое выздоровление на врача. В ситуации беспомощности больные использует стратегию избегания, что ведет к утяжелению симптомов заболевания, неадекватной оценке тяжести заболевания.

2. По данным методики УСЦД 33% пациентов имеют состояние внутреннего вакуума в сфере переживания прекрасного в природе и искусстве. Это говорит об эмоциональной выхолощенности, внутренней опустошенности, заполняемой с помощью людей, с которыми больные вступают в значимые отношения. Им необходима эта прослойка, что позволяет достичь более или менее комфортного ощущения себя в окружающем мире. Тревожность, неустойчивость, амбивалентность чувств, которые испытывают больные благодаря непрерывному конфликту между потребностью получать любовь и неуверенностью, что они ее достойны, делают стремление к получению любви навязчивой целью их существования. Пустота собственного «Я» стремится к заполнению, иначе оно будет раздавлено внешним или внутренним давлением. В экзистенциональном смысле это поистине вопрос жизни и смерти. Таким образом, супруг в данном случае рассматривается как опорный объект, как среда обитания, как источник всего самого необходимого, как способ выживать (проективная идентификация зависимости). В этой связи диагностируется наличие недостаточной интеграции идентичности у испытуемых. Без непрерывной подпитки с помощью значимых Других, «Я» испытуемых становится пустым.

«Балластом» также является творчество (17%), свобода в поступках и действиях (22%) и активная деятельность (17%). Пациентки не стремятся к самореализации, раскрытию своих способностей и талантов. Свобода и активность не представляют для них ценности. В соответствии с этим можно предположить наличие у испытуемых пассивно-страдательной позиции в жизни, что означает усвоение социальных норм вне актов смыслопорождения и собственного творчества, предполагает оформление «проблематики долженствования» и в основе своей имеет недоразвитие высших уровней саморегуляции [8].

3. Следует обратить особое внимание на высокий процент обследованных (25%), имеющих внутренний конфликт в сфере семейной жизни, а также в сфере любовных отношений(17%). Пациентки, имеющие проблемы в этих сферах, очень остро их переживают, мечтают достичь стабильности и надёжности в отношениях со своим партнёром. Это подтверждают данные клинической беседы. Пациенты замыкают все свое внимание на семье, детях, не имеют собственных интересов, ясных планов на будущее. Диагностируется недостаточное чувство самоценности, неприятие себя, что приводит к желанию постоянно доказывать свою нужность, абсолютную необходимость для значимых людей. Чрезмерно окружая близких своей заботой, жертвуя своими интересами и потребностями, пациентки «зарабатывают» привязанность и любовь близких людей, которая удовлетворяет их только в том случае, если эти люди проявляют явную зависимость от них, что говорит об использовании такого механизма психологической защиты, как проективная идентификация инграциации. Для испытуемых непереносима неопределенность в отношениях - им нужны гарантии того, что их «Я» будет постоянно поддерживаться. Позиция жертвы, которую занимают больные, позволяет им требовать внимания и привязанности от близких людей. В данном случае заболевание приобретает определенный смысл - становится средством коммуникации и гарантией сохранения отношений. Таким образом, учитывая, что нарушение объектных отношений может способствовать формированию психосоматического симптома, основной из мишеней психотерапевтической работы с пациентками, имеющими гинекологический диагноз, является деструктивная коммуникация в сфере семейных отношений.

4. Примечательно, что 28% пациентов находятся в состоянии внутреннего конфликта в сфере материальных ценностей. Деньги, как и партнёр, являются опорным объектом, обеспечивающим чувство уверенности в будущем, спасающим от чувства внутренней пустоты.

Анализируя данные, полученные по методике «Незавершённые предложения», можно предположить наличие у пациентов с диагнозом рак ЩЖ следующих проблемных сфер, где обнаружены конфликты и неблагополучие: отношение к матери, отношение к семье, отношение к мужчинам/женщинам, отношение к себе, отношение к прошлому, отношение к болезни, страхи, чувство вины, нереализованные возможности, отношение к знакомым.

В среднем, сферы, в которых замечено неблагополучие испытуемых, составляют 63%, что говорит о повышенном уровне внутриличностной дезадаптации (норма - не более 50%).

Испытуемые находятся в нарушенных отношениях с матерью (гиперопека или отчуждённость), имеют негативное представление о большинстве мужчин/женщин и семейной жизни. При этом сверхзначимой является собственная семья, партнёр и дети. На этом сосредоточены все интересы пациентов, их главное желание - приобрести или сохранить семейное счастье, получать как можно больше любви и заботы, избежать одиночества, что указывает на искажение иерархии ценностей и обеднение смысловой сферы испытуемых. При этом больные не ценят собственную личность, не могут самостоятельно, без поддержки значимых других добиваться успехов, имеют заниженную самооценку, внешний локус контроля, плохо адаптированы в обществе, имеют узкий круг общения. Большинство негативно относится к своему прошлому, имеет много нереализованных возможностей. Их мучают различные страхи и безосновательное чувство вины. Болезнь в большинстве случаев имеет конфликтный смысл. Она мешает иметь детей или заниматься какой-либо деятельностью, но приносит вторичную выгоду (внимание, забота, оправдание неуспеха, наполненность жизни), которая не осознаётся больными.

Анализ результатов исследования по методике ТАТ Г. Мюррея свидетельствует о том, что большинство пациентов занимают пассивную позицию в жизни. Им свойственно зависимое поведение, они не уверены в своих силах и способностях, предпочитают передавать ответственность за себя и свою жизнь кому-нибудь другому. Это связано с авторитарным типом воспитания, при котором испытуемые в детстве были ограничены в принятии самостоятельных решений. В большинстве случаев пациенты не имеют собственных интересов, ясных планов на будущее. Диагностируется недостаточная интеграция идентичности, недостаточное чувство самоценности, неприятие себя, что приводит к потребности в эмоциональном «присоединении» к значимому другому, стремлению получать как можно больше любви и внимания. Это приводит к искажению мотивационно-личностной сферы и постоянному поиску опоры для своего «Я». Причины зависимости от «эмоционального донора» кроются в ранних нарушенных отношениях с матерью и в несформированности устойчивого поддерживающего образа самого себя. Кроме того, большинство пациенток имеет конфликтный смысл болезни. Они относятся к заболеванию как к наказанию, обузе, несчастью, хотят скорее избавиться от него. Но в то же время болезнь приносит своеобразную выгоду. Она позволяет создать благоприятную для них систему межличностных отношений, при которой можно добиться сочувствия и заботы окружающих людей, позволяет пациенткам извлекать определённые преимущества, такие, как отказ от индивидуальной ответственности за неудачи, оправданное «бегство от свободы», узаконенная возможность регрессии.

Таким образом, полученные данные позволяют сделать следующие выводы:

1. У большинства пациентов с диагнозом рак ЩЖ диагностируется недостаточная интеграция идентичности, низкий уровень самореализации, внутренняя конфликтность и опустошенность, что приводит к блокаде ценностно-смысловых образований в мотивационно-личностной сфере. Низкая самооценка и внешний локус контроля приводят к пассивной жизненной позиции. Кроме того, присутствие ряда признаков, свидетельствующих о наличии психологического эквивалента депрессивного состояния, позволяет диагностировать у пациентов маскированную депрессию, проявляющуюся в соматическом заболевании.

2. Данные нашего исследования свидетельствуют об отсутствии эффективной коммуникации в отношениях пациентов с матерью, что приводит к психогенно обусловленным нарушениям репродуктивной сферы. Неблагополучие во взаимоотношениях с матерью явилось причиной душевной пустоты и страха одиночества, который заставляет искать всё новые и более надёжные объекты привязанности. Это приводит к искажению системы смыслов испытуемых и ограничению сферы их интересов узким кругом семьи.

3. Различия в результатах количественных и качественных методов объясняются тем, что пациенты не осознают многие проблемы в своей жизни. Соматическое заболевание является эквивалентом психологической проблемы, которая не представлена в плане сознания и проявляется лишь в проективных тестах. Это обеспечивают такие механизмы психологической защиты, как вытеснение и уход в болезнь.

4. Результаты проведённого исследования свидетельствуют о том, что большинство пациентов хирургического отделения онкологии имеют пограничную личностную организацию. Об этом свидетельствуют такие показатели, как диффузная идентичность, использование примитивных механизмов психологической защиты (расщепление, отрицание, проективная идентификация, примитивная идеализация) и снижение тестирования реальности, результатом чего являются патология в сфере объектных отношений, манипулятивные стратегии поведения, склонность к депрессивным состояниям при потере объекта. При этом имеется достаточно интегрированное Супер-Эго, на что указывают чрезвычайно сильное переживание чувства вины и депрессивное настроение.

5. Большинство испытуемых имеет конфликтный смысл болезни. Заболевание часто не позволяет иметь желанного ребёнка, быть рядом с любимыми людьми, заниматься какой-либо деятельностью. Но в то же время с помощью хирургического вмешательства они решают многие проблемы: получают заботу и внимание близких, оправдывают свою неуспешность в жизни, избегают неприятных событий или видов деятельности, а некоторые избавляются от чувства вины с помощью подобного «самонаказания».

Таким образом, результаты проведенного исследования позволяют определить основания психологического сопровождения пациентов с диагнозом рак ЩЖ. Наиболее значимой представляется направленность психотерапевтических интервенций на интеллектуальный и мотивационнно-смысловой уровни организации психической сферы пациентов.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Анализ полученных результатов позволил сделать следующие выводы:

Среди многочисленных форм злокачественных новообразований, опухоли щитовидной железы составляют всего 1-3%, причем у мужчин они колеблются в пределах 0,5%, у женщин - 1%. В то же время -- это самая распространенная опухоль органов эндокринной системы. За последние 20 лет заболеваемость раком щитовидной железы увеличилась более чем в два раза [26]. Предполагается, что в дальнейшем, под влиянием экологических факторов, следует ожидать не только роста числа больных, но и смертности от этого заболевания.

Рак щитовидной железы - это злокачественная опухоль эндокринной системы, возникающая вследствие малигнизации (озлокачествления) эпителиальных клеток щитовидной железы. Особенную опасность при заболеваниях щитовидной железы представляет появление узловых образований в ней. Статистически доказано, что до 30% всех узлов на определенном этапе трансформируются в злокачественные, то есть становятся клетками рака [26].

Раком щитовидной железы болеют не только люди пожилого возраста, но и в молодом, в юношеском и даже детском возрасте. Причем, в детском возрасте, до начала полового созревания, рак щитовидной железы встречается одинаково часто как у мальчиков, так и у девочек, что может свидетельствовать об экзогенной (внешней) природе заболевания. Наблюдается определенная зависимость частоты узловых образований щитовидной железы от возраста. У детей, неподвергшихся лучевому воздействию, узлы в щитовидной железе бывают редко - в 0,05 -1,8% наблюдений. У взрослых они пальпаторно (путем ощупывания) определяются у 6,4% женщин и у 1,5% мужчин в возрасте 30-50 лет. Частота рака среди одиночных узлов щитовидной железы составляет от 2, 7 до 54%.

Существует несколько разновидностей рака щитовидной железы. Наиболее часто встречается папиллярная карцинома и фолликулярная карцинома, которые группируются и относятся к разновидностям высокодифференцированного рака щитовидной железы. Модулярная карцинома, анапластическая карцинома и тиреоидная лимфома являются редкими разновидностями.

Этиология РЩЖ окончательно не установлена. Опухоли щитовидной железы рассматриваются как дисгормонные. Они возникают на фоне торможения функции щитовидной железы, обусловленного йодной недостаточностью, антитиреоидными препаратами, ионизирующим излучением. Развитию рака щитовидной железы способствуют также такие болезни, как узловой зоб, аденома щитовидной железы, тиреотоксический зоб, рецидивные формы зоба, соединительнотканные доброкачественные опухоли (фибромы, ангиомы).

Среди факторов, способствующих злокачественным изменениям лидируют следующие: внешнее облучение области шеи; получение процедур с радиоактивным йодом в детском и юношеском возрасте; применение с лечебной целью высоких доз таких лекарственных средств, как тиоурацил, пропилтиоурацил и другие, нарушающих синтез гормонов щитовидной железы; длительное воздействие химических канцерогенов; недостаточное потребление йода с пищей и нарушение процессов его обмена; нарушение гормонального баланса в организме; генетическая предрасположенность (если у кого-нибудь из членов семьи было онкозаболевание щитовидной железы).

Симптомы онкологического заболевания щитовидной железы и его начального периода мало специфичны. Поэтому зачастую больным приходится долго лечиться от других недугов - депрессии, нервных и сердечно-сосудистых расстройств, болезни почек и т.д. Тем не менее, можно увидеть или почувствовать опухоль, образование или узел на передней части шеи; это может отметить и врач при обычном осмотре. Болевые проявления, как правило, не характерны. Одними из поздних проявлений являются: неподвижные многоузловые образования в железе, неподвижность щитовидной железы при глотании, хрипота. При поражении легких возникает одышка, иногда кашель; обволакивание метостазами бронхов приводит к воспалительным явлениям в легочной ткани, что проявляется повышением температуры, нарастанием общей слабости, кашлем с гнойной мокротой. При метастазировании в кости чаще поражается череп, длинные кости конечностей, лопатки и кости таза.

У больных с раком щитовидной железы обнаружена повышенная тревожность, имеющая различные проявления. Выявлен высокий уровень невротичности, представленный разнообразной неврозоподобной симптоматикой. После операции, несмотря на удовлетворительное состояние, сохраняются мнестические расстройства (память, внимание), которые обычно рассматриваются в рамках энцефалопатии.

щитовидный железа опухоль неврозоподобный

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1. Алешин, Б.В. Гипоталамус и щитовидная железа / Б.В. Алешин, В.И. Губский. - М.: Медицина, 1983. - 184 с.

2. Альферович, Е.Н. Особенности репродуктивной функции и соматического здоровья девочек и женщин при патологии щитовидной железы, реабилитация и профилактика выявленных нарушений : автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата медицинских наук / Елена Николаевна Альферович. - Минск : БГМУ, 2013. - 23 с.

3. Артишевский, С.Н. Вегетативная регуляция сердечного ритма у больных с патологией щитовидной железы на фоне супрессивной терапии L-тироксином: автореферат диссертации / С.Н. Артишевский. - Минск : Кардиология, 2004. - 20 с.

4. Архипова, И.В. Клинические и реабилитационные аспекты психических расстройств у женщин с диагнозом «рак молочной железы» на этапе хирургического лечения [Текст] : автореф. дисс. канд.пс.наук, Томск, 2008.

5. Балаболкин, М.И. Дисгенез щитовидной железы / М.И. Балаболкин, А.П. Калинин, Р.Ф. Селищева. - Ташкент : Медицина, 1982. - 144 с.

6. Басинский, В.А. Патоморфоз заболеваний щитовидной железы у жителей Гродненской области (Беларусь) : Автореферат диссертации / В.А. Басинский. - Минск: БГМУ, 2003. - 37с.

7. Белкин, А.И. Нервно-психические нарушения при заболеваниях щитовидной железы : клиника, патогенез, лечение / А.И. Белкин. - М. : Медицина, 1993. - 230 с.

8. Бизюк А.П., Вассерман Л.И., Иовлев Б.В. Применение интегративного теста тревожности (ИТТ): Методические рекомендации. СПб., 2001.

9. Битюцкая, Е.В. Трудная жизненная ситуация: критерии когнитивного оценивания // Психологическая наука и образование. 2007. N 4. С. 87-93.

10. Бомаш, Н.Ю. Морфологическая диагностика заболеваний щитовидной железы / Н.Ю. Бомаш. - М.: Медицина, 1981. - 176 с.

11. Вассерман Л.И., Иовлев Б.В., Карпова Э.Б., Вукс А.Я. Усовершенствованная методика для психологической диагностики отношения к болезни (ТОБОЛ): Пособие для врачей. СПб., 2002.

12. Горобец, Л.Н. Факторы риска, связанные с прогнозом клинического течения карциномы щитовидной железы у детей Беларуси (клинико-эпидемиологическое исследование): Автореферат диссертации. - Минск: БМАПО, 2001. - 21с.

13. Гуминский, А.М. Ультразвуковая диагностика опухолей и опухолеподобных заболеваний щитовидной железы: автореферат диссертации на соискание ученой степени кандидата медицинских наук / А.М. Гуминский Гуминский. - Минск: РНПЦОиМР им. Н. Н. Александрова, 2012. - 22 с.

14. Демидчик, Ю.Е. Ювенильная папиллярная карцинома щитовидной железы: [монография] / Ю.Е. Демидчик, М. В. Фридман. - Минск :Беларускаянавука, 2015. - 153с.

15. Жуковский, М.А. Заболевания щитовидной железы у детей / М.А. Жуковский, О.В. Николаев, С.Б. Пинский. - М. : Медицина, 1992. - 264 с.

16. Заболевания щитовидной железы / В.Я. Абер [и др.]. - Минск : Беларусь, 1970. - 200 с.

17. Исламбеков, Р.К. Воспалительные заболевания щитовидной железы / Р.К. Исламбеков, Л.Б. Платонова. - Ташкент : Медицина, 1998. - 183 с.

18. Казьмин, В.Д. Болезни щитовидной железы у взрослых и детей : распознавание, лечение, профилактика: популярно о главном / В.Д. Казьмин, З.В. Казьмин. - М. : Март, 2007. - 160 с.

19. Казьмин, В.Д. Болезни щитовидной и околощитовидной желез : диагностика, профилактика, лечение / В.Д. Казьмин. - Ростов нД : Феникс, 2007. - 248 с.

20. Лысенко, И.М. Заболевания щитовидной железы. Тиреоидит // И.М, Лысенко / Охрана материнства и детства. - 2008. - № 1. - С. 33-44.

21. Лысенко, И.М. Заболевания щитовидной железы: опухоли щитовидной железы / И.М. Лысенко // Охрана материнства и детства. - 2009. - № 1. - С. 48-53.

22. Маслов, Н.П. Злокачественные новообразования щитовидной железы в детском и юношеском возрасте / Н.П. Маслов, И.Г. Силина, М.Г. Заславская. - М.: Медицина, 1995. - 128 с.

23. Министерство здравоохранения Республики Беларусь:

24. Николайчук, Л.В. Лечение щитовидной железы растениями / Л.В. Николайчук. - Минск: Современное слово, 2005. - 256 с.

25. Пинский, С.Б. Редкие заболевания щитовидной железы / С.Б. Пинский, А.П. Калинин, И.М. Кругляков. - Иркутск: Изд-во Иркут.ун-та, 1989. - 171 с.

26. Портянко, А.С. Онкологические заболевания щитовидной железы : Автореферат диссертации / А.С. Портянко. - Минск: БГМУ, 2003. - 19 с.

27. Русина, Н.А. Адаптационные ресурсы пациентов онкологической клиники // Бюллетень медицинских Интернет-конференций, 2011, том 1, № 7. - С. 92-95.

28. Селигман, М. Новая позитивная психология: научный взгляд на счастье и смысл жизни [Текст] / Мартин Селигман; перевод с англ. под редакцией И. Солухи. -- М.: Издательство «София», 2006. - 368 с.

29. Тарабрина, Н.В. Онкопсихология [Текст] / Н.В. Тарабрина, О. А. Ворона, М.С. Курчакова, М.А. Падун, Н.Е. Шаталова. - М.: Издательство «Институт психологии РАН», 2010. - 175 с.

30. Тернов, В.И. Авария на Чернобыльской АЭС: некоторые итоги и уроки минимизации гигиенических и медицинских последствий / В.И. Тернов // Здравоохранение. - 2014. - № 1. - С. 36-49.

31. Урядницкая, Н.А. Психологическая саморегуляция у детей с онкологической патологией [Текст] : автореф. дисс. канд.пс.наук, М., 1998.

32. Федоренко, М.В. Психологическая коррекция личностных свойств больных раком щитовидной железы на этапе реабилитации [Текст] : автореф. дисс. канд.пс.наук, М., 2010.

33. Финагентова, Н.В. Психологические ресурсы в профилактике рецидивов при онкологических заболеваниях [Текст] : автореф. дисс. канд.пс.наук, СПб, 2010.

34. Хавин, И.Б. Болезни щитовидной железы / И.Б. Хавин, О.В. Николаев. - М. : Медгиз, 1991. - 252 с.

35. Холодова, Е.А. Болезни щитовидной железы: ранние признаки, дифференциальный диагноз / Е.А.Холодова, Л.И.Данилова. - Минск : Вышэйшая школа, 1991. - 39 с.

36. Щитовидная железа : физиология и клиника / под ред. С. Вернера. - Л. : Медгиз, 1993. - 451 с.

37. Эвнина, К. Ю. Психологические аспекты трудной жизненной ситуации // Дружининские чтения: сборник материалов XII Всероссийской научно-практической конференции, 23-25 мая 2013 г., г. Сочи, Сочинский государственный университет - 2013 - С. 205-209.

Размещено на Allbest.ru