Культурно-языковое многообразие населения Испании: теория и реальность

Размещено на http://www.allbest.ru/

КУЛЬТУРНО-ЯЗЫКОВОЕ МНОГООБРАЗИЕ НАСЕЛЕНИЯ ИСПАНИИ: ТЕОРИЯ И РЕАЛЬНОСТЬ

Специальность 07.00.07 -- этнография, этнология, антропология

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Кожановский Александр Николаевич

Москва 2012

Работа выполнена в Центре европейских и американских исследований Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая Российской академии наук

Официальные оппоненты: член-корреспондент РАН, доктор исторических наук С.А. Арутюнов (Институт этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН)

доктор исторических наук С.М. Хенкин (Московский государственный институт международных отношений (Университет) МИД России)

доктор исторических наук Т.Б. Коваль (Высшая школа экономики. Факультет мировой экономики и мировой политики)

Ведущая организация: Кафедра этнологии Исторического факультета Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова

Защита диссертации состоится «__» _______2012 г. в____час. на заседании диссертационного совета Д 002.117.01 по защите диссертаций на соискание ученой степени доктора и кандидата исторических наук при Институте этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН по адресу: 119991, Москва, Ленинский проспект, д. 32а, корпус «В», 18-й этаж, Малый зал

С диссертацией можно ознакомиться в библиотеке Института этнологии и антропологии им. Н.Н. Миклухо-Маклая РАН

Автореферат разослан «__»_______2012 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор исторических наук А.Е. Тер-Саркисянц

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ

Автор задался целью выяснить, как проявляется и отражается историко-культурное и языковое многообразие коренного населения Испании в его общественно-политической жизни и самосознании. С этим неразрывно связан и вопрос о том, насколько правомерна отечественная (советская и постсоветская) трактовка «этнической ситуации» и «национального вопроса» в Испании, а также, как такая трактовка возникла и в чем причина ее живучести.

С каждым годом, по мере нарастания потока информации из Испании, все очевиднее становится, что руководствоваться в названной сфере подходом, сложившимся в отечественном обществоведении еще в 1920-е гг. и фактически продолжающим доминировать до сих пор, невозможно. Привычные описания и объяснения в нашей научной, учебной и иной литературе событий и процессов определенного рода в Испании с точки зрения «национальной проблематики» этой страны, в рамках этнической парадигмы, с использованием представлений о доминирующем этническом большинстве, исторически ущемленных этнических меньшинствах, их особых нуждах и чаяниях, их социально-политическом неравноправии и противоречиях между ними и т.д., и т.п. - зачастую порождают больше вопросов, чем ответов, не позволяют понять суть упомянутых событий, их движущие силы, формы, а также контекст, в котором они происходят. Показательный пример в этом смысле - радикальная административно-территориальная реформа в Испании рубежа 1970-х-1980-х гг. по созданию «автономных сообществ» взамен жесткого унитарного устройства.

Диссертант, первоначально целиком разделявший взгляд на испанское историко-культурное и языковое многообразие с позиций теории этноса, в ходе научных поездок в Испанию в 1980-е-1990-е гг. обнаружил, что данный подход там практически не работает. Он не согласуется ни с реалиями историко-культурного и языкового ряда, ни с самосознанием местного населения и его мировоззрением в целом. Вот почему желание выявить истинное положение вещей в интересующем нас аспекте естественным образом вылилось в исследование, с одной стороны, испанской ситуации на основе испанского же материала, с другой стороны, -- подхода отечественных авторов к изучаемой проблеме.

Актуальность темы исследования видится как в научном, так и в общественно-практическом: учебно-образовательном, справочно-познавательном, политическом, административном, идеологическом и мировоззренческом -- аспектах. Наиболее значимыми, хотя далеко не единственными, обстоятельствами, обеспечившими такое положение дел, представляются нижеследующие.

В отечественной науке уже не первый год активно обсуждается вопрос о правомерности и универсальности «этнического подхода» к истолкованию всего историко-культурного многообразия человечества -- иначе говоря, вопрос об адекватности реалиям укоренившегося в наших научных кругах и в обществе в целом представления о том, что все человечество естественным образом и без остатка подразделяется на этносы, существует в виде совокупности взаимодействующих этносов, т.е. различающихся между собой общностей, определяемых по ряду обязательных признаков. В соответствии с данным подходом каждый живущий на планете человек видится этнофором, т.е. представителем той или иной этнической общности, а народы-этносы -- субъектами социально-исторического процесса, имеющими в каждом случае собственные, особые интересы не только культурного, но и политического свойства, к реализации которых они неуклонно стремятся как на коллективном, так и на индивидуальном уровне.

Противостоящие такой «этноцентристской» картине ойкумены трактовки и концепции либо вовсе отвергают понятие «народ-этнос», либо отказывают ему в универсальности и естественной природе, указывая на его «сконструированность», вторичность, зависимость от обстоятельств преходящего и конъюнктурного свойства. В ходе острых дискуссий огромное значение -- помимо споров на уровне теоретических обобщений -- имеет конкретный и, главное, достоверный материал, подтверждающий либо опровергающий одну из двух позиций. Бесценным источником такого рода материала, несомненно, является бурная история Испании первого постфранкистского десятилетия (конец 1970-х -- начало 1980-х гг.), с ее эпохальными «перестроечными» реформами на фоне резкой либерализации и демократизации административно-политического режима, когда внезапно вышли на поверхность и оказались доступны для всестороннего анализа наиболее важные для испанского общества связи, отношения, проблемы и противоречия, в том числе в сфере, обычно отождествляемой у нас с «этнической ситуацией» и «национальным вопросом» в этой стране.

Случай с Испанией -- точнее, с давно и прочно закрепившейся в нашей литературе традицией описания ее «национальной» (т.е. этнической) проблематики, описания, которое в главной своей части, как считает диссертант, не соответствует реальности, -- служит основанием к тому, чтобы провести своего рода инвентаризацию аналогичных отечественных трактовок и в отношении населения других стран. Не исключено, что по крайней мере в некоторые из таких описаний уже сейчас могут быть внесены коррективы, которые позволят отказаться от фантомных образов и представлений, от того, чтобы видеть некие «виртуальные» общности, отношения между ними и проявления их жизнедеятельности там, где на самом деле присутствуют и действуют совершенно другие, зато вполне реальные формы самоорганизации и другие закономерности, -- например, такие, как в той же Испании. Думается, это не только расширит кругозор наших сограждан, но и позволит избежать непонимания, недоразумений, конфликтных ситуаций и принятия неверных решений при оценке конкретных событий в той или иной стране или же при непосредственном соприкосновении с тамошней действительностью.

В нашей стране, как известно, использование этнического («национального») фактора как одного из наиболее важных принципов государственно-административного устройства и организации общественно-гражданской жизни достаточно последовательно осуществлялось на всем протяжении советского периода ее истории. Как показали последующие события, бывшие граждане СССР и сейчас в большинстве своем уверены в оправданности подобной модели. Этноцентристский взгляд на ойкумену не просто по инерции сохраняется у наших нынешних и бывших соотечественников, но постоянно воспроизводится и подпитывается на официальном и неофициальном уровне, в печатных изданиях самого разного профиля, поскольку составляет часть мировоззрения практически всех слоев и групп местного населения. Постепенное усвоение подлинной картины сосуществования и взаимодействия в рамках человечества его бесчисленных историко-культурных и лингвистических подразделений, картины, в реальности далеко не везде содержащей этнический фактор как свою неотъемлемую характеристику, должно, как представляется, способствовать сдвигу всего строя общественных отношений, а также массового сознания -- к тому состоянию, когда они еще не подверглись форсированной этнизации («национализации») со стороны государства. И тогда, хочется надеяться, сузится почва для многих из тех либо ныне бушующих, либо вялотекущих, либо потенциальных конфликтов, в основе которых лежит этнический фактор. языковой самоопределение исторический культурный

Постановка проблемы. Цели и задачи исследования. На протяжении практически всей советской и постсоветской эпохи Испанию трактовали у нас (не только в научной литературе) как многонациональное государство с острым и болезненным «национальным вопросом». До сих пор в основном продолжает считаться, что коренное население этой страны четко различается по этнонациональной принадлежности и в подавляющем большинстве состоит из четырех народов (этносов, наций), один из которых (испанцы) исторически и политически доминирует, тогда как три других (каталонцы, галисийцы и баски) суть национальные меньшинства, ведущие вековую освободительную борьбу против национального гнета и ассимиляции, за право на самоуправление в пределах своих исконных этнических территорий. За каждым из названных этносов подразумеваются: особый этногенез; уникальная этническая история; специфическая национальная культура и особый язык; четкое национальное самосознание и отражающее его самоназвание; упорное отстаивание собственных национальных политических интересов.

Вплоть до второй половины 1970-х гг., когда начался всесторонний демонтаж авторитарного франкистского режима, приведенное выше описание «этнической ситуации» и «национального вопроса» в Испании в целом не вызывало сомнений у советских исследователей. Лишь некоторые из них отмечали удивительно высокую степень влиятельности региональных (областных) движений явно неэтнического характера во внутриполитической жизни страны -- в ущерб, как полагали эти авторы, сплоченности каждого из названных этносов и особенно «национальным движениям» меньшинств. Объяснение этого феномена в конечном счете сводилось к указанию на вековую отсталость испанского общества.

Однако, когда в результате постфранкистских либерально-демократических реформ конца 1970-х -- начала 1980-х гг. прежнее жестко централизованное государственно-административное устройство было заменено системой территориальных автономий с широкими прерогативами по части самоуправления, в этой крайне важной для судеб страны трансформации оказалось нелегко усмотреть как «решение национального вопроса» в Испании, так и контуры «этнической ситуации» там -- по крайней мере в принятой у нас трактовке. Границы новых автономных образований были установлены в соответствии с волей местного населения, тем не менее процесс территориальной «автономизации» не свелся, как можно было бы ожидать, к областям расселения нацменьшинств: он охватил практически все население страны и всю ее территорию; было образовано 17 (а не 3, по числу нацменьшинств) «автономных сообществ» и два «автономных города»; границы вновь созданных автономий практически нигде не совпали с границами этнолингвистических ареалов, повсеместно разрезав их на части и зачастую соединив в пределах одного «сообщества» зймли, населенные разными этносами.

С точки зрения тех, кто наблюдал возникшую ситуацию из нашей страны, она (ситуация) представляла собой коллизию, требующую адекватного объяснения. Автор данной работы предпринял соответствующий поиск, первоначально исходя из признанных в нашей науке трактовок, используя устоявшийся понятийно-терминологический инструментарий и наработки отечественной теории этноса. Практически сразу обнаружилось сущностное несоответствие наших представлений испанским реалиям этнического ряда. Оказалось, приписываемые (нашими авторами) жителям страны этнические («национальные») критерии группирования, поведения, самосознания, деятельности, целеполагания и т.д. для них не только не релевантны, но и не были таковыми в обозримый исторический период. В то же время неясная для нас ситуация с «автономизацией» полностью соответствовала общеиспанским представлениям о том, как должен быть осуществлен этот процесс.

Таким образом, сам ход изучения вполне конкретной, узко ограниченной пространственно и хронологически проблемы «этнополитического» свойства с неизбежностью вывел диссертанта на значительно более широкий контекст, где данная проблема выступает всего лишь как одно из многих проявлений той реальности, природу которой еще только предстояло понять. В соответствии с открывавшейся перспективой основная цель поиска была сформулирована как попытка выяснить:

1) какую роль историко-культурные и языковые различия в среде коренного населения Испании играют в его общественно-политической жизни, мировоззрении, индивидуальном и групповом самоопределении и прочих аспектах его существования;

2) насколько представления об этих различиях и этой роли, укоренившиеся в нашей отечественной традиции (как исследовательской, так и общественной) соответствуют действительности.

Достижение поставленной таким образом двуединой цели потребовало решения ряда задач содержательного, методического и теоретического характера, в том числе ответа на следующие вопросы:

а) насколько анализ имеющегося фактического материала подтверждает принятую в отечественной научной литературе трактовку «этнической ситуации» и «национального вопроса» в Испании;

б) насколько пригоден отечественный понятийно-терминологический инструментарий для адекватного описания ситуации, порожденной историко-культурным и языковым многообразием населения Испании;

в) какова роль этнического (в наиболее распространенном у нас понимании) начала в испанском контексте;

г) какого рода общности реально являются коллективными субъектами отношений в ситуации, порожденной историко-культурным и языковым многообразием населения Испании;

д) по какому принципу прошла постфранкистская реорганизация

административно-территориального пространства Испании («автономизация»);

е) свойственны ли описанные в работе явления и закономерности, определившие ход и результаты «автономизации», лишь периоду 1970-х -- 1980-х гг. либо они составляют неотъемлемую черту испанской действительности как таковой и связаны с историко-культурным многообразием населения этой страны;

ж) когда и почему в нашей стране утвердилась этническая («национальная») трактовка историко-культурного многообразия населения Испании и почему она оказалась столь глубоко укорененной;

з) как построить композицию работы, дабы минимизировать у потенциального российского читателя неизбежный эффект отторжения, который связан с трудностью восприятия принципиально новых для нас основ организации общества и отказом от представления об универсальности наших собственных основ.

Научная новизна. Автор впервые в отечественной науке утверждает тезис о непригодности, неадекватности господствовавших прежде и продолжающих доминировать в российской науке (и в обществе в целом) представлений о «национальной» (этнической) ситуации в Испании. Впервые вскрываются причины возникновения и бытования в России таких представлений об этой стране. На основании всестороннего анализа испанских реалий по конкретным проверяемым параметрам (прежде всего родному языку и самосознанию) автор предлагает принципиально новое понимание того, как на самом деле историко-культурное и языковое многообразие обитателей Испании проявляет себя в их социально-политической жизни, коллективном и индивидуальном самосознании.

Объектом исследования выступает коренное население Испании во всем его историко-культурном и языковом многообразии.

Хронологические рамки исследования охватывают преимущественно вторую половину XX в. -- начало XXI в., вплоть до наших дней, хотя присутствуют и продиктованные логикой экскурсы в более раннее время.

Научно-практическая значимость. Как материалы исследования, так и его результаты могут быть использованы:

в качестве аргументов в продолжающейся в отечественной антропологии дискуссии между сторонниками «примордиалистского» и «конструктивистского» подходов к сущности феномена этничности;

при описании населения Испании, а также современных и исторических событий в этой стране -- в научных, научно-популярных, учебных, справочных, туристическо-ознакомительных, общественно-политических работах и пр.;

в качестве примера для аналогичного пересмотра состава населения других частей ойкумены, в описании которых продолжает доминировать «этнический» принцип, полностью или частично не соответствующий тамошней реальности;

в рекомендациях для специалистов-практиков, по роду своих занятий имеющих дело с Испанией.

Историография. Научных публикаций обществоведческого профиля, авторы которых высказывались по теме работы, -- поистине бесчисленное множество вследствие широты и многоаспектности этой темы. Другая характерная особенность последней состоит в тесном и органичном переплетении -- при очевидном взаимовлиянии -- академического и общественно-политического, а также историко-культурного дискурсов, активными участниками которых зачастую являются не беспристрастные исследователи или наблюдатели, а люди, вовлеченные в текущие события и пытающиеся влиять на их исход: политики, представители властных структур, писатели, журналисты, активисты различных партий и движений, просто неравнодушные граждане. Диссертант, ознакомившись со многими сотнями индивидуальных и коллективных взглядов, оценок, позиций, точек зрения, концепций и пр., как развернутых и аргументированных, так и лапидарных и безапелляционных, счел возможным выделить из всего этого пестрого многообразия две основные категории, различающиеся по принципиально важному признаку.

Первая категория включает в большинстве своем трактовки понятия «народы Испании» испанскими и другими зарубежными (по отношению к нам) авторами. Решающим критерием в данном случае выступает то, что, ощутимо разнясь между собой по большинству значимых характеристик, упомянутые авторы в итоге сходятся в одном: в основе их подхода -- территориально-исторический, а не этнический принцип. Это объединяет давно ставшие классическими и «установочными» труды мэтров испанской этнологии, истории, социологии, политологии и пр. -- с обобщающими коллективными работами, вышедшими под эгидой крупнейших научных центров Испании, публикациями учебного и справочно-познавательного профиля, многочисленными научными книгами и статьями, посвященными конкретным проблемам и сюжетам, печатными материалами научно-популярного и общественно-политического характера и даже публичными заявлениями и пр., авторы которых (испанцы и комментаторы из других зарубежных стран) пытаются разобраться (или объяснить своим читателям или слушателям), что такое «народы Испании». Определенным подтверждением этого удивительного «единства в многообразии» может служить приводимый ниже частичный перечень зарубежных сторонников «областнической парадигмы», материалы, высказывания и построения которых были использованы диссертантом в его исследовании:

А. Баррера Гонсалес, П. Боск-Жимпера, Ф. Вальверду, К. Гарайкоэчеа, Д. Гринвуд, М. Бельтран, Ст. Брэндес, Ж. Бурдарьяс, Ф. Видаль, М. Гарсиа Феррандо, Х.А. Гонсалес Касанова, К. Жиспер, Ж. Идье, Б. Каньельес, Х. Каро Бароха, Л. Карретеро-и-Ньева, М. Катедра, Ж. М. Коломер, Л. Коскульюэла Монтанер, Э. Ламо де Эспиноса, Х. Линс, К. Лисон Толосана, Э. Лопес-Арангурен, Л. Лопес Родо, Э. Луапр, Э. Луке Баэна, С. де Мадариага, Х.М. Малукер Сострес, Ж. Мелья, А. Мигес, И. Морено Наварро, Х. Ортега-и-Гассет, Х. Перес Вилариньо, Х.Л. Перес де Кастро, Дж. Питт-Риверс, Ж.М. Пратс, Ж. Пужоль, Ст. Пэйн, Фр. Ратцель, Э. Реклю, В. Рибо, П. Сан-Мартин Антунья, М. Санчис Гуарнер, Х.М. Сатрустеги, В. Симбор Роч, Л. Сэ-Нуньес, Ж. Таррадельяс, Дж. Фернандес Мак-Клинток, Фр. Феррер-и-Жиронес, Ж. Фустер, А. Феррандо Франсес, М. Хейберг, Х. Хименес Бланко, Г. Эрме, Г. Эро, Кл. Эстева Фабрегат, коллективы авторов «Большой каталонской энциклопедии» (в 22 томах), сводных работ «Культурная антропология в Испании», «Антропология народов Испании» -- и многие другие упомянутые в тексте персоны.

Одна из весьма важных для нас особенностей этой категории состоит в том, что в нее входит целый ряд наших соотечественников-россиян -- но только дореволюционного (до 1917 г.) времени: В.П. Боткин, И. Яковлев, К.А. Скальковский, Н.Г. Чернышевский, А.С. Трачевский, Е.Н. Водовозова, авторы посвященных Испании статей «Энциклопедического словаря» Брокгауза и Ефрона -- и др. Не менее значимым представляется присутствие здесь же прославленных классиков марксизма, К. Маркса и Ф. Энгельса, большой интерес которых к событиям в Испании, равно как к истории и специфике развития этой страны, общеизвестен.

Принципиально иных концептуальных позиций придерживаются авторы, отнесенные диссертантом ко второй из выделенных им категорий. Они рассматривают историко-культурное и лингвистическое многообразие населения Испании через призму его четкого подразделения на несколько народов-этносов, каждый из которых обладает своими особенными языком и культурой, осознает свою специфику и отстаивает свои интересы в политической сфере; один из этих народов-этносов, как они считают, традиционно доминирует, тогда как остальные вынуждены довольствоваться статусом национальных меньшинств. Существование и развитие народов-этносов Испании в пределах единого государства, их отношения между собой и с центральной властью описываются как содержание тамошнего «национального вопроса», неотделимого от истории страны.

При этом сторонники «национального» (этнического) подхода в подавляющем большинстве случаев не считают нужным доказывать или отстаивать его правомерность, ибо он представляется им очевидным, единственно возможным и универсальным, т.е. применимым ко всей ойкумене. Нужно, однако, отметить, что точно такая же сосредоточенность, если угодно «зацикленность», только уже на собственной парадигме, характерна и для приверженцев «областнических» взглядов из первой категории. В обоих случаях различия между отдельными построениями в рамках одного и того же подхода -- «областнического» либо «этнонационального» -- заключаются главным образом в степени их подробности и в сравнительно малозначимых деталях.

Но во второй категории помимо всего прочего весьма важен еще и ее персональный состав. Дело в том, что те, кто писал и пишет о населении Испании с позиций «этнонациональной парадигмы» -- это практически исключительно наши соотечественники советской и постсоветской эпох. На страницах диссертации рассматриваются тексты В.С. Акимова, А.А. Большакова, С.И. Брука, Е. Варги, Х. Гарсии, В. Гладышева, Ю.В. Ивановой, Р.М. Капланова, Т.Б. Коваль, А.М. Коновалова, Е.А. Костылевой, А.А. Красикова, И.А. Кудрина, А.Е. Кудрявцева, А.И. Ландабасо Ангуло, Л.И. Лукьяновой, Б. Минлоса, Н.Н. Непомнящего, А.Ю. Низовского, З.И. Плавскина, Л.В. Пономаревой, Д.П. Прицкера, Э. Рапп-Лантарон, Н.Н. Садомской, Г.В. Степанова, В.А. Тёмкина, П.Е. Терлецкого, И.П. Трайнина, Е.Г. Черкасовой, Ю.А. Шашкова, В.Ф. Шишмарева и других авторов книг, статей, очерков, справочников, учебников и пр., где подробно описывается или хотя бы кратко упоминается «национальный вопрос» в Испании. При том, что значительную часть данного ряда составляют научные работники (историки, этнографы, филологи, культурологи, политологи и др.), -- здесь есть и журналисты, дипломаты, педагоги.

О каких-то прямых дискуссиях научного или иного характера между сторонниками «областнической» и «национальной» (этнической) парадигм в применении к населению Испании диссертанту не известно. В то же время на протяжении нескольких десятилетий, начиная с 1930-х гг., отечественные авторы время от времени упоминали о доминировании в самой Испании иного подхода, нежели тот, которого придерживались они сами. Объясняли это либо упорным нежеланием испанских властей (и зависящих от них экспертов) признавать многонациональный характер обитателей страны и наличие в ней острого и нерешенного «национального вопроса» (Трайнин, Терлецкий, Черкасова и др.), либо общей исторической отсталостью Испании, тормозящей укрепление прогрессивных (этнонациональных) и отмирание отживших (областнических) тенденций в общественном развитии (тот же Трайнин, Пономарева и др.). Собственную же методологическую основу указанных авторов составляла та часть монопольно господствовавшей марксистско-ленинской политико-идеологической доктрины, которая трактовала явления и процессы «национального ряда». Именно отсюда, а также из опыта «нациестроительства» в СССР был почерпнут тот понятийно-терминологический и методический инструментарий, который стал использоваться при описании «национального состава» населения зарубежных стран и содержания «национального вопроса» в этих странах. Разработанная впоследствии в нашей стране «теория этноса» придала еще бульшую цельность данному подходу, став для него своего рода «академическим фундаментом», развив и обогатив его по многим важным параметрам и сохранив при этом почти без изменений выполненные ранее на его основе описания и объяснения.

Что же касается адептов «областнического» подхода к испанскому историко-культурному многообразию, то те немногие из них, кто высказывался в отношении своих оппонентов, практически единодушно указывали на их политико-идеологическую мотивированность. Отстаивание этнического своеобразия, с их точки зрения, -- не более чем конъюнктурная стратегия в борьбе за власть с центральным правительством страны, а «этногенез» -- процесс утверждения в той или иной группе «этнической идентичности», который может осуществиться за очень короткий срок и, что называется, «на пустом месте». Постфранкистская Испания в этом смысле может быть названа «местом наиболее активного этногенеза в современном мире». Там буквально на глазах появляются этнические общности (подобно тому, как это описано у Б. Андерсона).

Таким образом, можно видеть, что сторонники двух вышеозначенных позиций фактически противостоят друг другу как «примордиалисты» и «конструктивисты».

Большой интерес вызывает то обстоятельство, что в работах некоторых российских испанистов, написанных в период полного доминирования «этнического критерия» в подходе к испанским реалиям, неожиданно обнаруживается отход от привычных канонов. Сослаться, правда, можно только на двух таких авторов -- С.П. Пожарскую и Н.В. Пчелину, -- но и это представляется весьма важным, особенно если учесть, что похожая тенденция наблюдалась и у советских дипломатов в Испании: и те, и другие, как представляется, спонтанно отказались от схемы, которая «не работает», т.е. не дает адекватного объяснения реальности. Данное наблюдение подтверждается и тогда, когда мы выходим за пределы испанистики, достаточно узкие, и обнаруживаем, что практически такой же отказ от использования привычного шаблона встречается для описания населения уже другой страны -- Франции (у Ю.И. Рубинского). С конца 1980-х гг. и особенно в постсоветсое время всё больше сторонников привлекает прямая ревизия казавшегося неоспоримым «этнонационального» подхода (в работах отечественных этнологов и культурологов: В.А. Тишкова, С.В. Соколовского, С. Н. Абашина, И. Левина, Е.И. Филипповой и др.).

Основные источники. Практически все рассматриваемые в рамках исследуемой темы публикации историографического характера одновременно представляют собой важнейшую часть источниковой базы исследования. Помимо них она включает в себя:

· публикации в центральной и региональной периодической печати Испании (научной, общественно-политической, краеведческой, культурной), с особым вниманием к читательской почте;

· данные социологических опросов испанского населения;

· тексты деклараций, лозунгов, призывов, программ и пр. различных испанских партий и объединений;

· трактовки, оценки и всевозможные упоминания интересующей нас проблематики в публикациях (от сугубо научных до беллетристических) отечественных и зарубежных авторов;

· непосредственные впечатления автора от пребывания в Испании: беседы с жителями разных регионов, включая коллег по научному цеху; участие в научных, общественно-политических, культурных и пр. мероприятиях массового характера, где так или иначе затрагивались интересующие нас вопросы; общие ощущения от испанского уклада жизни, строя отношений, содержания информационного фона и т.д.

Теоретико-методологическая основа исследования. Из существующих на сегодняшний день различных трактовок ключевого для нас термина «этничность» (и других, родственных ему, с корнем «этно-») автор придерживается той трактовки, которая доминирует ныне в отечественной традиции. Ее центральным пунктом является представление/миф о едином происхождении данной общности и генетическом, «по крови», родстве (сколь угодно отдаленном) всех составляющих ее индивидов. Именно из общего происхождения обычно и выводится сходство (реальное или предполагаемое) всех прочих параметров: внешнего облика, культуры, языка, психологического склада и т.д. Бывает, что в некоторых (крайних) случаях представление об общем происхождении оказывается единственной скрепой для определенной совокупности людей, не объединенных никакими другими видимыми чертами сходства.

На основании своего исследовательского опыта диссертант пришел к выводу, что важнейшее положение отечественной теории этноса -- о человечестве как совокупности дискретных этнических общностей (народов-этносов), являющихся активными субъектами исторического процесса -- не подтверждается имеющимися данными. Вместе с тем время от времени в истории возникают обстоятельства социально-политического толка, которые создают условия для «пробуждения» этнического начала (в указанном выше значении), для своего рода «запуска» механизма этнизации. Стимулом к такому запуску практически всегда служит сознательно сформулированная или же неосознанная, но сильно ощущаемая потребность очертить четкую границу вокруг общности, воспринимаемой как «своя», воспрепятствовать проникновению в нее «чужаков» или же убедительно выделить ее из какой-то более широкой совокупности населения. Все это должно сохранить стабильность существования, воспрепятствовать негативным изменениям привычного порядка вещей, а то и обеспечить перемены к лучшему.

Примечательно, что конкретные случаи развития «этнизации» -- при всем своеобразии и различии исходных моментов, а также условий, в которых она протекала, -- повсеместно обнаруживают большое сходство основополагающих черт, что в принципе позволяет выявить закономерности этого развития, обосновать наличие в нем определенных этапов, их последовательность, зависимость от различных факторов и т.д. По-видимому, можно говорить о присутствии некой «этнической тенденции» в самой природе человеческого общества как одного из вариантов его развития, возможного при определенных обстоятельствах, но отнюдь не обязательного и, следовательно, не универсального.

Что же касается испанских реалий «этнонационального» ряда, то при их изучении, по мнению диссертанта, подходы Ф. Барта, Б. Андерсона, Д. Гринвуда и др. представителей «конструктивистского» направления оказываются значительно более плодотворными, нежели трактовки, использующие научный инструментарий «примордиалистов».

Говоря о проделанном нами исследовании с точки зрения методологии, следует назвать принцип историзма как, безусловно, основополагающий при выработке концепции, что подразумевает рассмотрение изучаемого явления в конкретных условиях его возникновения, развития и динамики изменений, происходящих под воздействием меняющихся обстоятельств.

Указанному подходу вкупе с приведенным выше теоретическим постулированием соответствуют и применяемые в работе исследовательские методы. Укажем на такие основные из них, как сравнительно-исторический и понятийно-терминологический анализ, примененный к многочисленным разнородным текстам, которые составили источниковую базу научного поиска, в том числе и к источникам, номинально входящим в категорию историографии. Третьим осознанным методом послужило теоретическое моделирование, позволившее наглядно сопоставить два взаимоисключающих варианта описания историко-культурного многообразия населения Испании.

Среди специфических методических приемов, использованных автором при отборе информации, необходимо назвать контент-анализ периодических изданий; интервьюирование обитателей различных регионов Испании, в том числе представителей экспертного сообщества; непосредственное наблюдение ситуаций, в ходе которых интересующая нас проблематика оказывалась предметом обсуждения, спонтанного конфликта или столкновения групповых интересов (научные, общественные и культурные мероприятия, политические акции и пр.).

Особо необходимо оговорить использование в тексте кавычек при употреблении того или иного термина. Исходное намерение здесь заключалось в том, чтобы ставить их в том контексте, который подразумевает спорность, дискуссионность данного термина, отсутствие консенсуса по отношению к нему в пределах профессионального цеха; однако тот же самый термин употребляется без кавычек в контексте, исключающем возможность его оспаривания (к примеру, когда некая ситуация описывается с точки зрения теории этноса).

Апробация исследования. Основные положения и выводы исследования излагались автором и обсуждались на целом ряде внутрироссийских и международных конгрессов, конференций, симпозиумов и круглых столов. Концепция и полученные результаты апробировались во время научных дискуссий с российскими специалистами, прежде всего историками, этнологами, филологами и политологами, а также в ходе бесед и консультаций с зарубежными (прежде всего испанскими) коллегами.

Структура работы. Диссертация состоит из Введения, трех глав, Заключения, Библиографии и Приложения (карты автономных регионов Испании).

ОСНОВНОЕ СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ

Во Введении содержится постановка проблемы (§1), рассмотрению и решению которой посвящено исследование. Обосновывается его актуальность, научная и практическая значимость; аргументируется выбор объекта изучения, а также хронологических рамок исследования; характеризуются подход к проблеме в отечественной науке и ее восприятие в обществе; определяются цели и задачи работы; обосновываются методологический подход, методико-терминологический инструментарий и композиция работы.

Историография представлен тремя подразделами. В первом из них, а) («Работы отечественных авторов советского и постсоветского периода»), дается характеристика подхода к теме, обозначившегося в послереволюционный период и ярко проявившегося в публикациях, изданных в СССР в связи с испанскими событиями 1930-х гг. Испания была представлена в них как «тюрьма народов», многонациональное государство с одной господствующей нацией и тремя угнетенными национальными меньшинствами, борющимися за свое национальное освобождение в духе «права наций на самоопределение». В тексте прослеживается, как эволюционировал этот образ вплоть до наших дней, и на основании многочисленных примеров из общественно-политической, историко-этнографической, справочной, учебной и пр. литературы делается вывод, что все это время он, по сути дела, сохранялся и воспроизводился (с малосущественными изменениями, главным образом терминологического и ситуационного порядка), оставаясь вначале единственным, а затем наиболее влиятельным источником информации для наших сограждан.

Публикации, рассмотренные в подразделе б) («Работы, изданные в России до революции 1917 г.»), свидетельствуют об отсутствии у их авторов, описывавших культурно-историческое многообразие населения Испании, представления о «национальном вопросе» в этой стране, возникшего позже, в советскую эпоху. До революции взгляд россиян на данный предмет практически не отличал их от взгляда иностранцев. Труды последних издавались в России, входили в культурный багаж образованной части общества (в подтверждение тезиса автор приводит выдержки из книг Э. Реклю и Ф. Ратцеля).

Подраздел в): «Понятие “народы Испании” в трактовке испанских и других зарубежных авторов». Обнаружилось, что принятая в нашей историографии картина «этнической ситуации» (как и «национального вопроса») в Испании в работах испанских обществоведов практически отсутствует, как отсутствует в них и согласованное представление о том, какие «народы» населяют Испанию. При этом критерии, из которых исходят наши иберийские коллеги, весьма мало соотносятся с привычными для нас. Классики испанской этнографии (Х. Каро Бароха, К. Лисон Толосана, Кл. Эстева Фабрегат и др.), труды которых специально посвящены описанию «народов Испании», историко-культурному и языковому многообразию ее населения, воспринимают в качестве основных «коллективных объектов» почти исключительно региональные сообщества. Категория «этноса», хотя бы и под другим названием, ими не только не используется, но и не упоминается. Группируя «народы» страны по степени культурно-исторической однородности, испанские ученые способны объединить в одной и той же категории разноязычные, а главное «разноэтничные», с нашей точки зрения, общности: басков с кастильцами, валенсийцев с мурсийцами и т.д. В их иерархии общностей (от родного селения или даже квартала, через церковный приход, комарку, остров, провинцию, регион -- к Испании в целом), к которым одновременно принадлежит каждый обитатель страны -- в этой иерархии нет уровня, который можно было бы отождествить с «этническим» в нашем понимании.

Вместе с тем терминология «этнического ряда» отнюдь не чужда испанским исследователям. Они используют понятие «этния» (etnia) для обозначения «локализованной культурной общности», осознающей свою «особую сущность» и свое отличие от других общностей того же уровня. «В Испании себя определяют как “этнии” баски, каталонцы, кастильцы, андалузийцы, галисийцы, астурийцы, мурсийцы, валенсийцы, канарцы и др.», пишет известный этнолог Эстева Фабрегат, указывающий, что ответ на вопрос, обращенный к жителю Испании: «кто вы?» -- скорее всего будет отражать его происхождение из того или иного региона, а не профессиональную, партийную или какую-либо иную принадлежность. При этом, как сообщает уже другой автор, выдающийся исследователь П. Боск-Жимпера, «вы легко обнаруживаете, что кастилец, баск, галисиец, андалузиец или каталонец ощущают себя испанцами».

Абсолютное доминирование «регионального подхода» к восприятию и толкованию культурно-языкового многообразия населения Испании характерно не только для тамошних ученых, но и для всего «образованного сословия» этой страны (исключая, конечно, сепаратистов). Возможность трактовать такое единодушие как некую «национальную ограниченность» -- концептуального, политического или иного порядка -- требует обращения к мнению неиспанских экспертов, писавших на ту же тему. В тексте параграфа приводятся описания подходов и типичные высказывания авторов -- в том числе наиболее видных этнологов, посвятивших свою жизнь изучению Испании -- французского, английского, американского и норвежского происхождения, подтверждающих основополагающую роль именно «областничества» как исторически сформировавшегося стержня самоопределения и коллективных взаимоотношений в рамках испанского общества: «У испанцев -- две родины: большая (Испания) и малая (их область); эта последняя и принимается в расчет в конечном итоге»; «по всей Испании огромное значение придается месту. Считается, что каждой территории свойственны культурные особенности, которые отличаются от культурных особенностей соседней территории. Такая манера мыслить… составляет основу национального мировоззрения»; новый конституционный строй поощряет «выражение региональных требований в этнических терминах»; баски и андалузийцы различаются не степенью своеобразия своей культуры, а лишь продолжительностью времени, в течение которого ее элементы закреплялись в самосознании как обоснование попыток добиться политических прав для своего региона; до появления в конце XIX в. баскского национализма обитатели Страны басков не имели ни общей культуры, ни «общей идентичности», поэтому с названного момента здесь началось не восстановление попранной чужаками «вековой национальной баскской культуры», а ее сотворение заново, -- и т.д., и т.п., и, как и у испанских коллег -- ничего похожего на «этническую ситуацию» в Испании, по нашим представлениям.

Таким образом, уже на стадии историографического обзора обнаруживается, что доминирующая в нашей стране трактовка «этнической ситуации», «национального вопроса» в Испании и содержания понятия «народы Испании» кардинально расходится с трактовкой тех же дефиниций в самой Испании, а также у подавляющего большинства зарубежных авторов и наших дореволюционных соотечественников.

В Главе первой («Валенсийское окно в общеиспанскую этническую проблематику») автор реализует избранный им методический прием, состоящий в том, что в этническую ситуацию Испании, c ее огромным внутренним многообразием, он вводит читателя не сразу, а избирает для этого сначала один наиболее показательный ареал (область Валенсию), в должной мере обеспеченный надежным фактическим материалом для анализа. Последующие шаги состоят в постепенном расширении «освоенного» пространства на все население страны -- с учетом и использованием выявляющихся в ходе исследования особенностей, системных связей и закономерностей.

«Почему именно “валенсийские каталонцы”» обосновывается правомерность выбора, во-первых, данной группы населения, во-вторых, периода с начала 1960-х гг. Автономная область Валенсия являет собой один из очевидных примеров несовпадения ее границ с этническими и языковыми рубежами (разделяющими здесь зоны расселения каталонского и собственно испанского этносов). Анализ именно данного конкретного случая позволяет сразу понять и принципы осуществления постфранкистской автономизации, и отношения между разноэтничными группами населения страны, и отношения между разными частями одного этноса. Начало 1960-х гг. соответствовало первой (после двух десятилетий тотального контроля над внутренней жизнью страны) относительной либерализации режима, позволившей гражданам страны устно и печатно обсуждать (в разрешенных пределах) прежде запретные темы. Это, в свою очередь, дало наблюдателю достаточное количество материала, чтобы зафиксировать реальную ситуацию с необходимой степенью достоверности.

В §2 («Кто населял Валенсию в 1960-е годы?») подробно рассматривается бурно развернувшийся в указанный исторический период процесс возрождения культурно-языковой самобытности жителей исторической области Валенсия. Этих последних местные участники событий и их комментаторы называют «валенсийцами», их культуру -- «валенсийской», равно как и язык, самосознание и пр. При этом привычная для нас трактовка обитателей Валенсии как представителей двух живущих здесь народов-этносов (каталонцев и испанцев) практически не встречается. Более того, среди испанских авторов (уроженцев Испании) нет и единой точки зрения относительно того, кто стоит за терминами «валенсийцы», «валенсийский народ». Одни убеждены, что это все жители региона, другие -- что лишь те из них, кто исторически говорит по-каталански («по-валенсийски»). Но даже те, кто отстаивает каталанскую сущность «валенсийского» языка, признают отсутствие «общего надрегионального названия» для всех земель, входящих в ареал распространения каталанского языка, и «общенационального наименования» (т.е. этнического названия и самоназвания, а стало быть и самосознания) для его обитателей. Каталонцы (без специального уточнения) -- это только те, кто живет в регионе Каталония. Каталонцы, каталаноязычные валенсийцы, балеарцы, арагонцы и пр. -- самостоятельные и самобытные, хотя и «единоутробные» (имеющие исторически единое происхождение), народы. Перед нами, таким образом, с первых же поисковых шагов возникает отличная от нашей система понятий, терминов и представлений, которая как минимум ставит под сомнение исходную для нас трактовку каталаноязычных валенсийцев как всего лишь региональной части сплоченного каталонского этноса.

В §3 («Политика Мадрида и ее результаты для культурно-языкового развития Валенсии») описаны меры, посредством которых франкистское правительство в 1930-е-1950-е гг. установило и поддерживало в официальной, общественной и культурной жизни, в школьном обучении и т.д. -- монополию «кастильского» (испанского) языка в ущерб другим языкам, исторически бытовавшим на территории страны, и в частности каталанскому во всех его региональных вариантах, включая валенсийский. В начале 1960-х гг. политика властей смягчилась, но позиции «валенсийского» языка были уже сильно подорваны, его престиж в местном обществе был весьма низок, говорившие на нем в большинстве своем не умели ни читать, ни правильно писать «по-валенсийски». Языком культуры, образованности, более высокого социального статуса для жителей Валенсии оставался кастильский, т.е. имела место ситуация диглоссии (неравноправного двуязычия). Активисты валенсийского «возрождения» энергично попытались остановить и обратить вспять эту вредоносную тенденцию, губительную для самобытности их «малой родины».

В §4 («Валенсийское “возрождение” и борьба вокруг него в местном обществе») показано, как и по каким направлениям происходила в Валенсии политико-идеологическая борьба в области культурно-исторического и лингвистического самоопределения. Не прекращался спор о названии местного языка: «каталанский» или «валенсийский»? При этом сторонники первого варианта признавали, что валенсийцы в целом сопротивляются ему, поскольку «отвергают все, что не носит подчеркнутых знаков уважения к их региональным особенностям». В начале 1980-х гг. термин «valenciano» («валенсийский язык») был закреплен в автономном статуте Валенсии, что по-прежнему означало для одних -- признание его полной самостоятельности, для других -- его характер регионального диалекта по отношению к каталанскому. Споры о его происхождении (либо от каталонских переселенцев, либо от местных христиан-мосбрабов, либо от обитавших тут мавров, якобы говоривших в быту на романском диалекте) с началом местного «возрождения» выплеснулись из научных кабинетов в газетные статьи, публичные аудитории и на улицы. Широко дебатировались и вопросы происхождения самих коренных валенсийцев. Одни видели своих предков в средневековых пришельцах из Каталонии, другие -- в упомянутых выше мосарабах или/и маврах той же эпохи. Понятно, что сторонники второй позиции решительно отвергают какое-либо родство (генетическое, языковое, культурное) с Каталонией. При этом практически все участники широкой общественно-научной дискуссии сходятся на трактовке валенсийцев как особого народа, сила внутреннего сцепления которого выше, чем силы, разъединяющие его составные части. В среде этого народа, таким образом, фиксируется несколько принципиально разных позиций в «языковом вопросе»: 1) кастельянизированные (считающие кастильский родным для себя) жители Валенсии; 2) валенсийцы, говорящие или стремящиеся говорить на языке своих предков и ориентирующиеся на лингвистическое единство всех каталаноговорящих в Испании и за ее пределами («каталанисты»); 3) валенсийцы, отстаивающие самобытность своего исконного языка и отказывающиеся выводить его от кастильского или каталанского («изоляционисты»). Помимо этих оформленных позиций, число сторонников которых никогда не было подсчитано даже приблизительно, существует еще одна -- пассивная, -- на которой, возможно, стоит подавляющее большинство «неопределившихся» местных жителей, руководствующихся прагматическими соображениями и готовых принять любую итоговую ситуацию. За их-то умы и сердца и идет борьба между их «сознательными» земляками. При этом ситуация находится в постоянной динамике, испытывая воздействие различных изменчивых факторов, прежде всего государственной политики, позиции местных властей, культурно-идеологических процессов, характера общественных настроений и т.д. В параграфе показано, как драматично и в какой бурной общественно-политической атмосфере развивались враждебные друг другу «каталанистская» и «изоляционистская» тенденции возрождения местного языка в Валенсии. Его массированное внедрение (в качестве местного варианта общекаталанской языковой нормы) на территории региона, включая и западные, исторически кастильскоязычные земли, осуществлялось прежде всего посредством СМИ и школьного обучения, -- невзирая на многочисленные протесты тех читателей, радиослушателей, телезрителей и родителей учеников, которые видели в происходящем «каталонский (т.е. исходящий из Каталонии - А.К.) языковый империализм». Дело пошло к тому, чтобы исторически каталаноязычная зона Валенсии вновь стала таковой фактически.

В §5 рассматриваются «Особенности и варианты самосознания жителей Валенсии». Автор задается вопросом, являются ли рассмотренные выше события в лингвистической сфере прямым аналогом этнических процессов, происходящих в Валенсии. Вторым, помимо языка, удобным параметром для изучения здесь этнической ситуации является самосознание обитателей региона. Оно помогает вычленить имеющиеся группы и категории населения и сравнить эту картину с той, что была получена ранее, когда критерием служило отношение к языку в эпоху Франко. Примечательно, что официальную трактовку всей совокупности граждан страны (включая и жителей Валенсии) как «испанцев», «испанского народа», «испанской нации» вполне разделяет подавляющее большинство местных авторов, придерживающихся самых разных политико-идеологических ориентаций, включая и франкистов, и их противников. Более того, кастильский, «валенсийский», каталанский и др. языки коренных обитателей страны нередко характеризуются как «испанские языки». Весьма показательно следующее типичное высказывание: «Мы, валенсийцы -- двуязычный народ, используем и любим как “валенсьяно”, так и “кастельяно”; мы и валенсийцы, и испанцы». Эти две последние категории соотносятся между собой как разные уровни одной иерархической системы, а не как две самостоятельных равноправных величины (народы-этносы) и очевидно лишены этнического содержания, более того, допускают этническую разнородность составляющих в каждом случае частей. В Валенсии имеются и так называемые «эспаньолисты» (для которых принадлежность ко всеиспанской общности является основной), и «каталонисты» (которые считают себя представителями единого каталонского народа), но и те, и другие рассматриваются большинством земляков как маргиналы-экстремисты, мало кого представляющие. Главными же для этого большинства являются областные, региональные рубежи, которые и определяют общность тех, кто живет внутри них, делая этих людей особым народом, отличным и отдельным от тех, кто живет вовне, -- хотя бы и по соседству, но уже в другом регионе, пусть даже эти соседи говорят на том же языке, имеют сходные особенности культуры и единое происхождение с обитателями рассматриваемого региона. Конечно, желательно, чтобы валенсиец воплощал собой характерную специфику своей области и прежде всего знал местный язык. Но и без того он не является чужаком. К 1980-м гг. относится утверждение известного местного автора (Жуана Фустера): «Валенсийцы -- все, кто живет и работает в трех провинциях нашего региона; одни из нас говорят по-каталански, другие по-кастильски». Дальнейший поиск обнаруживает, что за общегосударственным и региональным уровнем самосознания по нисходящей следует провинциальный, вполне способный по степени влияния на местных жителей поспорить с областным уровнем (общеваленсийским). Есть много сообщений о взаимной ревности и соперничестве между жителями трех валенсийских провинций уже в рамках автономной Валенсии, о высокой степени ощущения ими своей «провинциальной исключительности». При этом называть все эти формы самосознания «этническими», используя отечественный подход, не приходится, поскольку они строятся не на представлениях об общности происхождения и существующей на его основе общности языка, культуры и т.д., -- а прежде всего на общности рождения/проживания на данной территории (в данном регионе, провинции, комарке, муниципии и пр.). Именно это обстоятельство выступает на передний план при различении «своих» и «чужих», причем «свои» воспринимаются не как механическое объединение земляков, но как реальная общность со своей историей, сформировавшей особенности коллективного образа мышления, характера, солидарности и т.д. В целом же у жителей Валенсии обнаруживается целый спектр вариантов самосознания, к тому же эволюционирующих по разным причинам и как бы перетекающих один в другой. При этом лишь у меньшинства бытует самосознание, которое с большой натяжкой можно квалифицировать как «этническое». Сопоставив подразделение валенсийской региональной общности по критерию самосознания -- с данными их языковой принадлежности, мы убеждаемся, что подобно тому, как самосознание индивида в Валенсии не свидетельствует однозначно о языке, на котором тот говорит, так и его родной язык отнюдь не означает той или иной формы самосознания. Опросы, проведенные в Валенсии, показывают абсолютное доминирование «территориального» самосознания разных уровней -- над любыми иными, а «областнических» черт специфики (климат и др.) -- над «этническими» (язык, обычаи и др.). Находясь за пределами страны, местные жители, как правило, говорили, что они «испанцы»; в Испании же определяли себя по родному региону, провинции либо комарке. Наконец, очень красноречивы результаты опросов валенсийцев о степени их симпатии к жителям других регионов страны: на первом месте оказались кастильскоязычные андалузийцы и мурсийцы, а близкородственные (по языку и происхождению) каталонцы с балеарцами -- лишь на третьем и четвертом месте. При этом не появилось каких-либо сведений о желании обитателей кастильскоязычных западных земель Валенсии («собственно испанцев», по нашим представлениям) отделиться от каталаноязычной зоны региона. Единственное «сепаратистское» движение на крайнем юге Валенсии, в Ориуэле, за переход в состав соседней автономной (и кастильскоязычной) Мурсии вдохновлялось исключительно прагматическими соображениями и стратегически осмыслялось формулой: «Жители Ориуэлы -- не валенсийцы и не мурсийцы, а ориуэльцы».