Феномен куклы в традиционной и современной культуре (кросс-культурное исследование идеологии антропоморфизма)

О том, что процесс трансформации куклы, как и иных детских игрушек, не является стихийным явлением, а представляет собой процесс сознательного социокультурного проектирования и конструирования, свидетельствуют факты истории культуры СССР. Среди первых шагов советской власти, направленных на поддержку практических мер по укреплению идеологического базиса создаваемой общественной системы, были меры, направленные на стимуляцию исследований по созданию «нового человека» или «человека будущего», который должен был кардинально отличаться от «человека прошлых веков». Первым и неотложным делом было заявлено «взращивание новых поколений», а это было невозможно без изучения познавательных и творческих особенностей ребенка и его психики, способов формирования личности и механизмов ее социализации. Одним из прикладных направлений стало изучение повседневной жизни детей, их творчества, игровой деятельности и игрушек. Огромное воздействие на современное массовое сознание и, соответственно, на новейшие игровые и обрядовые практики оказал образ куклы, сформированный новейшей художественной литературой, живописью, театром, кино. Кукла становится обычным героем произведений искусства, адресованных детской аудитории.

Выбор антропо- и зооморфных игрушек у современных детей более широк. И мальчики теперь гораздо чаще используют их в своих манипулятивных играх, не боясь упреков в утрате собственной гендерной идентичности. Возможно, отчасти это связано с глобальными изменениями гендерного баланса в современном обществе. Существенное влияние на формирование игровых предпочтений современных детей оказывают массмедиа, а также реклама и продажа игрушек, изображающих героев популярных детских фильмов (Чебурашка, Могучий Рейнджер, Шрек, Гарри Поттер, персонажи «Корпорации монстров» и «Ледникового периода» и др.). При этом на первый план выходят не педагогические или психотерапевтические свойства игрушки, а коммерческие интересы крупных корпораций, производителей детских игрушек. В качестве иллюстрации сошлемся на мультипликационный сериал «История игрушек» («Toy Story», «Toy Story 2», производство студии «Walt Disney Pictures»), который использует занимательный сюжет для рекламы новых игрушек.

В некоторых случаях коммерческая сторона вопроса является поводом для настоящих идеологических войн. Например, провозглашается, что кукла Барби с ее партнером Кеном способствуют внедрению «западных ценностей» и наносят вред «нравственному здоровью ребенка», а потому предлагается заменить подобного рода игрушки культурно-специфическими. Например, для русских детей в качестве альтернативы предлагается дымковская игрушка, которая, заметим, изначально предназначалась для созерцания, а не для активных манипулятивных игр, а потому функционально совершенно не соотносима с Барби. В Иране несколько лет назад «с целью пропаганды традиционных ценностей» были созданы «мусульманские куклы» Дара и Сара, «одеяния которых выдержаны в умеренном стиле», а «их прошлое вполне отвечает семейным стандартам» (BBCRUSSIAN.com1). Для арабского мира недавно также разработан аналог Барби -- кукла Фулла, основными отличительными признаками которой являются национальная одежда (черная абайя и хиджаб), отсутствие явно выраженных половых признаков и прилагающийся к кукле коврик для молитв (среди многочисленных интернет-ресурсов, предлагающих комментарии к этому факту отметим сайты «Advertology.Ru», «News.Ru.com», «Ислам для всех!»). Средства массовой информации отмечают, что благодаря умело организованной агрессивной рекламе с отчетливо расставленными идеологическими акцентами дети и их родители в этих странах уже отдают явное предпочтение культурно-специфическим вариантам кукол. Видимо, пример показался вдохновляющим, и о сходных планах недавно объявили японские и китайские производители игрушек. Нетрудно понять, что «идеологическая» риторика во всех этих случаях является лишь ширмой для продвижения национальных или корпоративных коммерческих интересов, поскольку производство игрушек во все времена являлось весьма выгодным бизнесом.

Примером иного рода может послужить разразившийся несколько лет назад в американской прессе скандал с «выдворением с прилавков» накануне рождественских продаж «счастливого кукольного семейства» Миджи, «первой подруги Барби». Причиной послужило усовершенствование в конструкции Миджи, внесенное фирмой-производителем на основании рекомендаций психологов: она стала беременной (BBCRUSSIAN.com1). Беременную куклу изгнали с прилавков // Сайт BBCRUSSIAN.com (http://news.bbc.co.uk/hi/russian/news). Четверг, 26 декабря 2002 г. См. также: Мусаханов Л.Р. Эмансипированная кукла Барби (Barbie) // Культурологические записки. Вып. 3: Эрос в культуре. М., 1997. С. 180-192. Понятно, что истинной причиной недовольства стала скорее всего боязнь ранней сексуальности и нежелательной беременности, которая могла быть спровоцирована соответствующим имиджем любимой куклы (для ребенка несомненно привлекательным и положительным). В данном случае положительные с точки зрения социальных конструкторов установки на создание многодетного «счастливого семейства», воплощенные в «беременной Миджи», пришли в явное противоречие со взглядами на планирование семьи «среднестатистического» американца.

Еще один способ использования «игровых предпочтений» в целях социального конструирования содержится в предложении, выдвинутом министерством образования Израиля, согласно которому в детских учреждениях вместо Барби появятся куклы, более соответствующие средиземноморскому и своеобразному характеру страны. Например, темнокожие и даже черные куклы, как дань уважения иммигрантам из Эфиопии. Более того, по замыслу реформаторов, «для разрушения сексуальных стереотипов» у детей «будет поощряться и воспитываться интерес к игрушкам, типичным для противоположного пола: к конструкторам -- у девочек и кастрюлям -- у мальчиков». Израиль объявляет войну Барби // InoPressa (www.inopressa.ru). Четверг, 6 сентября 2005 г. Данный пример интересен тем, что израильские реформаторы намерены сформировать определенные игровые предпочтения для изменения гендерных аттитюдов «в рамках воспитательной программы равноправия полов». Тем самым предполагается, что при помощи социокультурных параметров можно трансформировать параметры социобиологические.

Однако при конструировании игровых предпочтений необходимо иметь в виду, что прагматика мальчишечьих игр существенно отличается от прагматики игр девочек. Девочки моделируют при играх с «куклами» различные типы женской деятельности («магазин», «больница», «школа») и внутрисемейные ситуации, включая взаимоотношения родителей, уход за детьми, различные домашние работы и т.п. Мальчики в своих манипулятивных играх с антропоморфными предметами гораздо большее место уделяют приключенческо-авантюрным сюжетам с ситуациями конфликта и насилия, жесткой соревновательности и конкуренции (различного типа «войны», в том числе «бандитские разборки», земные и космические путешествия с использованием различных «траспортных средств» и т.п.). В этом и проявляется различие гендерных установок в детских игровых сообществах.

Важную роль в формировании социокультурных стереотипов играют и отдельные кукольные персонажи, известные нам с детства. Веселые человечки: Культурные герои советского детства. Сборник статей / Сост. и ред. И. Кукулин, М. Липовецкий, М. Майофис. М., 2008; Борисов С.Б. Энциклопедический словарь русского детства: В двух томах. Т. 1. А-Н. Т. 2. О-Я. Шадринск, 2008. Среди тех, кто за последние почти полтора века оказал сильное влияние на детские умы, можно назвать героя сказки Карло Коллоди о деревянном человечке Пиноккио. История Карло Коллоди больше знакома нам в изложении А.Н. Толстого. Его Буратино, наверное, один из самых популярных в России персонажей детской литературы. Версией этого сюжета можно считать историю, известную нам по опере Римского-Корсакова «Снегурочка», восходящую к сказочным сюжетам типа «Глинышек», в которой бездетные родители вылепливают себе ребенка из глины или снега. Если говорить о художественных произведениях, главными персонажами которых являются куклы, то в истории русской культуры есть еще один бесспорный бестселлер, оказавший несомненное влияние на формирование мировоззрения носителей русской культуры: балет «Щелкунчик» П.И. Чайковского по мотивам сказочной повести Е.Т.-А. Гоффмана.

Кукла играет важную роль в формировании особых «сверхидей» или «социом», таких, например, как идея «социального манипулирования» и связанная с ней идея «кукловода», в роли которого может выступать как отдельная персона от божества до вождя, так и социальная группа или ее символические замены, своеобразные «социальные симулякры» (параграф «К дилемме божественного в человеке и человеческого в божестве»).

В кукле наиболее полно проявляется антропоцентризм, пронизывающий любое человеческое творение и жестко детерминирующий границы нашего познания. Это проявляется, например, в нашем понимании «человеческого» (личность) и «божественного» (сверхличное, суперэго), а точнее -- в стремлении утвердить производность первого от второго и установить устойчивые гомологии между ними. Причины осознанной или неосознанной сакрализации и мифологизации куклы заключаются в том, что как материальная «копия личности» она неизбежно отождествляется с «образом и подобием» Бога или с сверхъестественной сущностью, которая осознается как неуправляемая человеком частица собственного «Я». Фактически -- это часть бессознательного, которой можно управлять и манипулировать, сделав ее осязаемой и видимой человекоподобной вещью. При этом к этой вещи, по определению, применимы все принятые в данном социуме меры воздействия от почитания до физического наказания и уничтожения. Божества и их изображения наделяются свойствами человека, очень конкретными знаниями, умениями и чувствами, пусть и многократно усиленными в их божественной инкарнации. Отсюда известные в буддизме представления о том, что статуи Будды, прошедшие церемонию «открывания глаз», являются живыми. Они обладают способностью предсказаний и выражения различных эмоций и чувств. Надругательства над изображениями Будды приравнивалось к преступлениям против людей.

Вместе с тем можно сделать вывод, что по крайней мере в двух крупнейших монотеистических религиях (ислам и иудаизм в их ортодоксальной форме) заключены некоторые предпосылки преодоления «всепроникающего антропоморфизма». Ведь обе эти религии налагают запрет на любые реалистические изображения живых существ. По мнению З. Фрейда, традиция запретов на антропоморфные изображения восходит к древнеегипетской «ереси» Эхнатона, пытавшейся противопоставить народным культам Осириса, связанным с посмертными личностными перевоплощениями (душа Ка), религию безличного, вездесущего и всемогущего Атона. Фрейд З. Человек по имени Моисей и монотеистическая религия // Он же. Я и Оно: Сочинения. М.; Харьков, 1998. С. 915-1037.

В кукле проявляется одна из мощных силовых линий, составляющих каркас человеческой культуры. В некотором смысле она -- мера всего человеческого: от животно-брутальных эротических образов первобытной пластики к суховато-прагматичным безжизненным Барби -- вот овеществленный результат развития homo sapiens и человеческой цивилизации. По-видимому, к кукле в полной мере применимо высказывание В.Н. Топорова: «У вещи есть своя доля, в которой она диктует свою волю человеку, и “антропоцентрическая” в отношении вещей позиция вовсе не исключает целесообразности “вещецентрического” взгляда на человека. Не только “человек -- мера всех вещей”, но в известном отношении и обратно: “вещь -- мера всех людей”». Топоров В.Н. Вещь в антропоцентрической перспективе // Aequinox. М., 1993. С. 72.

Заключение. В заключении подводятся итоги исследования и описываются основные его результаты. Выделенные автором типы зоо- и антропоморфных артефактов в различных культурах позволили дать дефиницию понятия «кукла», описать разновидности кукол и определить их место в системе зоо- и антропоморфных предметов.

Важным итогом исследования является демонстрация роли «идеологии антропоморфизма» в истории человеческой культуры, значения антропоморфных артефактов в возникновении и функционировании этой идеологии и при трансформации природных объектов в культурные. Идеология антропоморфизма, в зачаточных формах проявившаяся еще в первобытной теории анимизма, окончательно оформляется в античности и получает новое наполнение и концептуальное оформление в эпоху Ренессанса с его повышенным вниманием к личностному началу и с его приматом индивидуализма. Именно эта идеология выдвигает на первый план не только персонифицированные фигуры божества и героя, в более позднюю эпоху инкарнировавшихся в культы святых, но и их антропоморфные предметно-вещные символы: статуи, мелкую пластику, персональные изображения, иконы, живописный портрет. Сходство этих артефактов с куклой не ограничивается внешним подобием. Обращение и различные манипуляции с ними (ср. практики бичевания статуй святых и икон) указывают на очевидные смысловые параллели с их предшественниками. В пережиточном виде идеология антропоморфизма проявляется в «наивном анимизме» детского мышления.

Однако наиболее важным является тот факт, что все антропоморфные изображения и фигуры подчиняются единому культурному коду «антропоморфизма», называемому диссертантом «силовой линией культуры», и являются его предметными реализациями. Данный культурный код проявляется в типологически разных культурах и в разные эпохи, и это позволяет утверждать, что он является универсальным. Его действенность коренится в психологической структуре человеческого мышления, построенном на «диалогизме» и дуализме. Необходимость антропоморфизма объясняется попыткой человека начать «диалог с окружающим миром», придав ему интуитивно понятные свойства «себя самого». Кукла лишь наиболее емкий и иконичный знак этого мира в образе «себя самого» (alter ego). Она позволяет человеку не только «увидеть» и «ощутить» недоступные прежде свойства собственной личности, но и, перенеся их действие на окружающий мир, попытаться получить власть не только над собственным «Я», но и над «Другим».

Еще одным важным результатом является описание и анализ роли антропоморфных игрушек в становлении и развитии «пространства личности» ребенка, осознании им своего «Я», противопоставленного «Другому», и преодолении им возрастного этапа «аутизма». С помощью антропоморфных игрушек решаются задачи формирования гендерной, социальной и этнокультурной принадлежности, социальной (групповой) сплоченности, желательных стандартов поведения. Представленные в диссертации материалы позволяют утверждать, что эти функции куклы вовсе не теряют значения с нарастанием рационализации общественного сознания в современности. Напротив, им придается все более концептуальный вид, и они становятся все более неотъемлемой составной частью практик «социального конструирования». Тем самым гипотеза о том, что кукла как предмет по определению антропоморфный играет существенную роль в формировании и поддержании идеологии антропоморфизма в истории человеческой культуры, в частности в истории мировых религий, может быть дополнена утверждением, что кукла в своих конкретных социокультурных формах и является проявлением и выражением этой идеологии.

Кукла отличается от других вещей, которые имеют чисто утилитарное применение, тем, что у нее всегда есть «второй семантический план». «Наивысший семиотический статус» кукла, как и многие другие вещи, приобретает в ритуале и обряде, причем это является результатом соединения «материально-вещной» и «религиозно-мифологической» семантики. Именно в ритуально-магических практиках наиболее явно проявляются характерные особенности куклы как особого феномена, стоящего на границе живого и неживого, человеческого и того, что в данной культуре таковым не считается, в конечном счете -- на границе природы и культуры.

Основные положения диссертации отражены в следующих публикациях

Монографии:

1. Морозов И.А. Женитьба добра молодца. Происхождение и типология традиционных молодежных развлечений с символикой «свадьбы» / «женитьбы». М.: Изд-во «Лабиринт», 1998. 352 с.

2. Долганова Л.Н., Морозов И.А. Игры и развлечения удмуртов. 2-е изд., доп. Ижевск: Изд-во УдмИИЯЛ УрО РАН, 2002. 384 с.

3. Морозов И.А., Слепцова И.С. Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX -- XX вв.). М.: Изд-во «Индрик», 2004. 920 с.

4. Духовная культура Северного Белозерья. Этнодиалектный словарь / Колл. авт. И.А. Морозов, И.С. Слепцова, Е.Б. Островский, С.Н. Смольников, Е.А. Минюхина. М.: Изд. ИЭА РАН, 1998. 432 с.

5. Рязанская традиционная культура первой половины XX века. Шацкий этнодиалектный словарь / Колл. авт. И.А. Морозов, И.С. Слепцова, Н.Н. Гилярова, Л.Н. Чижикова. Рязань: Изд. РязЦНТ, 2001. 487 с.

Статьи в рецензируемых изданиях по списку ВАК:

6. Морозов И.А. «Игра и «ритуал» в современном научном дискурсе // Традиционная культура. Научный альманах. М.: Изд. ГРЦРФ, 2001. № 1. С. 20-28.

7. Морозов И.А. Структура и семантика традиционного застолья: обычаи, верования, магия, связанные с его началом и завершением // Традиционная культура. Научный альманах. М.: Изд. ГРЦРФ, 2002. № 2. С. 18-31.

8. Морозов И.А. Кукла в традиционном свадебном обряде // Традиционная культура. Научный альманах. М.: Изд. ГРЦРФ, 2005. № 3. С. 23-37.

9. Морозов И.А. Игровые сообщества: гендерный аспект // Этнографическое обозрение. М.: Изд. ИЭА РАН, 2006. № 4. С. 69-84.

10. Морозов И.А. Гендерные роли в субкультурах // Этнографическое обозрение. М.: Изд. ИЭА РАН, 2006. № 4. С. 3-7.

11. Морозов И.А., Слепцова И.С., Гилярова Н.Н. К вопросу о методике комплексного изучения локальных традиций: Шацкий этнодиалектный словарь // Этнографическое обозрение. М.: Изд. ИЭА РАН, 1999. № 1. С. 41-66.

12. Морозов И.А., Фролова О.Е. Тема изобилия в русской культуре XIX -- XX веков // Традиционная культура. Научный альманах. М.: Изд. ГРЦРФ, 2000. № 1. С. 91-98.

13. Зилинский О. Историческое развитие народных игр у западных и восточных славян / Пер. с чеш. яз. и комментарии И.А. Морозова // Традиционная культура. Научный альманах. М.: Изд. ГРЦРФ, 2001. № 1. С. 31-42.

14. Морозов И.А. Об Оресте Зилинском // Традиционная культура. Научный альманах. М.: Изд. ГРЦРФ, 2001. № 1. С. 29-31.

15. Громов Д.В., Морозов И.А. Научная конференция «“Мужское” в традиционном и современном обществе» // Этнографическое обозрение. М.: Изд. ИЭА РАН, 2004. № 1. С. 147-152.

16. Морозов И.А. Рец. на: Борисов С.Б. Энциклопедический словарь русского детства: В двух томах. Шадринск, 2008. Т. 1: А-Н. 520 с. Т. 2: О-Я. 520 с. // Этнографическое обозрение. М.: Изд. ИЭА РАН, 2009. № 3. С. 197-200.

Статьи в иных изданиях:

17. Морозов И.А. Игровые формы свадьбы в системе традиционных переходных обрядов // Живая старина. М.: Изд. ГРЦРФ, 1995. № 2. С. 21-26.

18. Морозов И.А. Из рязанского этнодиалектного словаря: Похороны таракана // Живая старина. М.: Изд. ГРЦРФ, 1996. № 4. С. 2-6.

19. Морозов И.А. Кукла как феномен традиционной народной культуры славян // Славянская традиционная культура и современный мир. Сборник материалов научно-практической конференции. Вып. 2. М.: Изд. ГРЦРФ, 1997. С. 93-111.

20. Морозов И.А. Кукла в народной культуре [Вопросник] // Актуальные проблемы полевой фольклористики. [Вып. 1]. М.: Изд-во МГУ, 2002. С. 122-125.

21. Морозов И.А. Кукла в современном интерьере (к проблеме эволюции статуса вещи) // Музей. Традиции. Этничность. XX -- XXI вв. Материалы Международной научной конференции, посвященной 100-летию Российского Этнографического музея. СПб.; Кишинев: Изд-во «Nestor-Historia», 2002. С. 273-278.

22. Морозов И.А. Кукла в современном обиходе (полевое исследование эволюции статуса вещи) // Актуальные проблемы полевой фольклористики. Вып. 1. М.: Изд-во МГУ, 2002. С. 53-68.

23. Морозов И.А. Роль куклы в онтогенезе // Живая старина. М.: Изд. ГРЦРФ, 2006. № 1. С. 15-18.

24. Морозов И.А. Феномен куклы и проблема двойничества (в контексте идеологии антропоморфизма) // Живая кукла. Сборник статей. М.: Изд-во РГГУ, 2009. С. 11-74.

25. Морозов И.А. Мужчина и его двойники (культурные проекции мужской самоидентификации) // «Мужское» в традиционном и современном обществе. Материалы научной конференции (Москва, 16-18 апреля 2003 г.). М.: Изд. ИЭА РАН, 2003. С. 48-50.

26. Морозов И.А. Пространство личности в визуальных фиксациях (этнопсихологический подтекст детских игровых сооружений) // Аудиовизуальная антропология: теория и практика. Сборник статей. М.: Изд-во «МГУ ТЕИС», 2008. С. 183-210.

27. Морозов И.А, Слепцова И.С. «Пространство личности» и пространство игры: ситуативный анализ // Ситуативная адекватность. Интерпретация культурных кодов: 2009 / Сост. и общ. ред. В.Ю. Михайлина. Саратов; СПб.: Изд-во ЛИСКА, 2009. С. 108-139.

28. Морозов И.А. Пространство и время личности в пространстве и времени игры // Знаки времени в славянской культуре: от барокко до авангарда. Сборник статей / Отв. ред. Л.А. Сафронова, А.В. Семенова. М.: Изд-во Института славяноведения РАН, 2009. С. 354-381.

29. Морозов И.А. Игровой «дом» (в контексте современных детских игровых практик) // Очерки русской народной культуры. М.: Изд-во «Наука», 2009. С. 737-779.

30. Морозов И.А. Игра в свадьбу как пережиточная форма переходно-посвятительных обрядов // Мир детства и традиционная культура. Сборник научных трудов и материалов. Вып. 2. М.: Изд. ГРЦРФ, 1996. С. 139-146.

31. Морозов И.А. Мистификация чуда (о способах поддержания веры в чудесное в традиционной культуре) // Славянская традиционная культура и современный мир. Сборник материалов научно-практической конференции. Вып. 3. М.: Изд. ГРЦРФ, 1999. С. 63-76.

32. Морозов И.А. Обычаи, верования, магия, связанные с началом и завершением трапезы // Традиционное русское застолье: сборник статей. М.: Изд. ГРЦРФ, 2008. С. 16-35.

Размещено на Allbest.ur