Этничность, сходящая на нет

В определенных случаях духам могут преподноситься и несъедобные вещи, например бусина в виде благодарности за избавление при транспортной аварии или при длительной задержке авиарейса. Характерной для эскимосской этики чертой можно считать стремление принести подобную жертву не демонстративно, а наоборот, по возможности незаметно, как бы случайно, так, чтобы приносимый в качестве ахкышака предмет попал бы в укромное место и как будто затерялся.

Здесь нет необходимости подробно описывать все детали и вариации сохраняющейся по сей день эскимосской и чукотской (нередко они трудно различимы) похоронной и поминальной обрядности. В труде Д.А. Опарина имеется много примеров ее вариативности. В целом можно выделить общую для чукотско-эскимосской культуры сдержанность, скромность, нежелание выделяться, стремление ограничить круг участников наиболее близкими друзьями и родственниками. На протяжении всего периода полевых наблюдений, с середины ХХ века и до начала века нынешнего, можно было фиксировать постепенное отмирание традиционных форм обрядности и структуры захоронений, от трупоположения в скальной осыпи и до сооружения полноценной могилы общерусского образца.

Надо сказать, что во многих культурах, более или менее знакомых автору, преобладает иная этика - стремление сделать обряд или церемониал как можно более ярким, пышным, заметным, шумным и многолюдным, чтобы он запомнился в кругу данной общины. Существенно, на наш взгляд, то обстоятельство, что такая тенденция чаще всего коррелирует с уровнем этнополитического национального самоутверждения в данном обществе.

При этом в большинстве случаев наши информаторы в разных частях света (Индия, Япония, Кавказ и др.) отмечали, что такая нарочитая демонстративность - явление относительно позднее и что в старину все делалось неизмеримо менее публично и более скромно.

При множестве различий в деталях обрядности, жертвенно поминальное поведение айнов имеет немало сходных черт с эскимосской моделью. И тут и там можно отметить потерю системности, четкой оформленности, переход от эмных проявлений в культуре к ее все более и более этным формам реализации. В старой айнской культуре, существовавшей в виде ненарушенной системы максимум до середины XIX века, преимущественно в глубинных и северных районах острова, менее затронутых колониальной эксплуатацией, имелась разветвленная грамматика обрядового поведения, распределенная по множеству статусных ролей. Ныне она почти исчезла из народной памяти, вместе с исчезновением практики охоты на крупных животных - медведей, китов, ластоногих.

То же или почти то же можно сказать и об эскимосской культуре, но в ней разрушение системности не отменяло самих форм поведения, они лишь становились менее упорядоченными, допускающими некоторые вольности при общем стремлении к малозаметности. У айнов же чаще отмечается частичный, или якобы временный отказ от исполнения обряда. Так, в ряде семей автору говорили, что центральный для айнской поминальной обрядности ритуал «ицярупа» - ежегодное умилостивление предков - уже несколько лет не проводился и откладывался из-за болезни старшего дальнего родственника, обычно ранее руководившего обрядом, и боязни членов семьи что-нибудь сделать не так, как надо, и тем самым разгневать предков.

Обрядность как айнов, так и эскимосов-юпиков существовала в виде целостной и разветвленной системы примерно до 70-х годов XIX века. После этого она и тут и там подверглась довольно быстрым процессам обеднения и разложения. Отчасти - это отражение начала общемировых процессов модернизации и может быть наблюдено на примере многих этносов в разных уголках земного шара. Но конкретно в Японии оно совпало с правительственным решением об интенсивной колонизации. Это привело к ускоренному разрушению традиционной туземной экономики, гораздо более резкому, чем на Чукотке. Для Чукотки в некоторой мере ту же роль сыграло общемировое развитие коммерческого китобойного промысла, но он пришел в упадок в связи с падением спроса на ворвань и китовый ус в начале XX века.

Последний китовый праздник («пол;я») отмечался на Чукотке, видимо, в 30-е годы XX века. Примерно тогда же или чуть раньше прошли и последние медвежьи праздники на Хоккайдо. О них имеются кинематографические свидетельства, но очень плохого качества.

На рубеже века нынешнего группа энтузиастов при участии нескольких знатоков из числа старейших айнов организовала постановочные съемки медвежьего праздника с соблюдением всех деталей обряда, собравшие массу зрителей, но все осознавали, что это именно постановка, а не реальное коммуникативное действо. Для сравнения отметим, что упоминавшийся выше праздник пеки у индейцев ваура тоже вполне целенаправленно фиксировался, но именно как реальный, а не постановочный.

Учитывая, что стержнем жизнеобеспечения как айнов, так и эскимосов-юпиков искони были, а у юпиков отчасти и остаются, в разных пропорциях, морской зверобойный промысел и прибрежно-речное рыболовство, неудивительно, что среди немногих сохраняющихся коллективных (групповых, клановых) обрядов центральное место занимает обряд спуска на воду заново построенной или сезонно обновленной лодки (байдары, вельбота и пр.). У юпиков и береговых чукчей он проходит более по деловому и менее публично, но все же аньялик (капитан байдарной команды) обязательно рисует на носу лодки изображение касатки, которое затем закрашивается и поверх него уже пишется официальный регистрационный номер судна.

У айнов лодки уже реальных промысловых функций почти или вовсе не имеют, используются в основном для развлечения туристов, и нередко спуск их превращается в широко анонсируемую эколого-политическую демонстрацию, например против постройки плотины. Магический обряд рисования глаз на носу лодки при этом исполняется очень торжественно.

Хотя вариативность присуща айнской обрядности не менее, чем эскимосской, все же каждая конкретная айнская семья гораздо больше уделяет внимание правильному, с ее точки зрения, оформлению того или иного обряда. Нам представляется, что это связано с наличием более жесткой, чем у эскимосов, генеалогической линейности. Хотя клановая структура айнского общества недостаточно изучена, и сейчас, очевидно, находится в состоянии распада, тем не менее, определенный линидж или патронимия (не будем называть их достаточно расплывчатым словом «род»), обладает наследуемой конфигурацией значков-зарубок, именуемых «экась-этохпа», что буквально переводится как святые надрезы предков.

Экась-этохпа - это по существу то же самое, что «тамги» у центрально-азиатских кочевников. Они ставятся на самых разных, но преимущественно сакральных предметах и обозначают их жестко привязанную родовую принадлежность. Такой же жесткой привязанностью отмечены и отдельные черты обрядности и вообще многие формы родового символического достояния. Подобной жесткости и в помине нет в эскимосских «кланах», описанных И.И. Крупником и М.А. Членовым, под названием локусов (Krupnik, Chlenov 2013).

Там, где у автора была возможность осмотреть семейные алтари айнов, обычно запрятанные в задней части дома, становилось понятно, что обряды и моления на них давно не совершались. Это не отрицали и сами хозяева дома, объясняя такое нерадение все той же боязнью совершить по незнанию какую-либо ошибку.

Зато в передней части дома на видных и почетных местах обычно находятся буддийские алтари «буцудан» и синтоистские божницы «камидана», устроенные по общеяпонскому образцу. Таким образом, айны исповедуют даже не синто-буддийское двоеверие, присущее 70-80% японцев, а троеверие, включая в этот комплекс и свои традиционные культы. Однако, напрашивается предположение, что айны, храня свои исконно семейные святыни очень закрыто и бережно, в то же время выставляют напоказ и даже заново искусственно создают общеайнские и местные, не обладающие подлинной сакральностью ритуалы на потребу туристам (Арутюнов 1970).

В отношении кладбищенской обрядности айнов можно провести близкие аналогии с домашней. Автору удалось посетить лишь три-четыре айнских кладбища, традиционно располагающихся в лесу, на определенном удалении от поселка. Почти все захоронения относились к середине или первой половине ХХ века. Четко различались мужские могилы, оформленные надгробиями в виде копьевидного столба, и женские, с раздвоенным или Т-образно завершающимся столбом. Кладбища выглядели полузаброшенными и почти не посещаемыми. В новейшее время у айнов преобладает современная японская похоронная обрядность, с кремацией и прихрамовым захоронением.

В отличие от айнов, у юпиков двоеверия нет, племенная и семейная обрядность сохраняется в вариативной и полуразрушенной форме, но нет и намека на то, чтобы обрядность стала предметом коммерции или как-то выставлялась напоказ. Более того, небольшие поселковые сообщества, перешедшие в протестантские и сектантские конфессии, часто настаивают на полном отказе даже от таких микроритуалов, как ахкышак.

В области материальной культуры во всем мире этническая специфика плотнее всего сохраняется в пищевых навыках и особенностях. Эту закономерность можно проследить и у рассматриваемых в данной статье этносов. Эскимосской пище уделялось немало внимания разными исследователями начиная со времен первичных контактов, но недавно появилась (представлена на XI РКАЭН в Екатеринбурге) работа В.В. Голбцевой (в настоящее время находится в печати), специально посвященная праздничной и обрядовой пище чукчей и эскимосов.

Эскимосская пища очень своеобразна, в ее приготовлении ферментация играет ведущую роль, получаемые блюда нередко обладают интенсивным и непривычным для иноэтничных потребителей вкусом и запахом.

В современном, достаточно резко меняющимся под влиянием урбанизации и даже частичной глобализации эскимосском быту, грань между традиционной и этнически нейтральной пищей настолько велика, что отражается даже на способе ее потребления. Этнически нейтральные блюда (макароны, каши, бутерброды, печенья и сухари к чаю и т.д.) сегодня принято есть за столом с применением посуды и приборов, но традиционную пищу, в связи с ее специфичностью, нередко едят на кухне или в отдельном помещении, сидя на полу, разостлав клеенку, обходясь без обычного посудного набора. Конечно, есть много ситуаций смешанной сервировки и набора блюд, а также форм их потребления.

Среди наиболее характерных и популярных форм традиционной пищи эскимосов можно отметить «тухтак» (по-чукотски «копальхен») - квашеное моржовое мясо, еще недавно основной предмет питания, главным образом зимой, хотя сейчас его потребление сильно сокращается; «мантак» - пласты китовой кожи с двухсантиметровым слоем подкожного жира, который едят и сырым, и лежалым, и варёным, с нерпичьим жиром, или вовсе без приправы в большом количестве, в последние годы его потребление, как и многих других продуктов, расширилось в связи с появлением холодильников. Непременным компонентом праздничной пищи является «кивик» или «квек», заготовленная в оленьем желудке колбаса из рубленного оленьего мяса и жира, заимствованная у чукчей и обычно у них и покупаемая, и ряд других, преимущественно мясных продуктов.

Большое место в питании занимают различные дикорастущие травы и коренья, дикие листовые овощи, в том числе молодые листья ивы, различные ягоды, в основном брусника и шикша (водяника). Все эти растительные виды пищи в большом количестве заготавливаются впрок в пузырях, а сейчас и в банках, залитые растопленным жиром. В наши дни ягоды также часто заливают сгущённым молоком.

Надо отметить, что если пришлое население с сильным предубеждением относится к мясным ферментированным продуктам и тому подобным блюдам, то многие формы иной чукотско-эскимосской пищи оно даже широко заимствует. Это относится к собираемым на морском берегу съедобным водорослям, к ягодам и диким листовым овощам или к употребляемым в свежем виде донным полипам «упа» (асцидиям). Подледный лов асцидии с помощью драг-уполовок стал в последние годы распространенным занятием жителей многих смешанных поселков.

С другой стороны, заимствуемые у русских виды пищи существенно обогащают питание урбанизированных чукчей и эскимосов, например ранее пренебрегаемые и негативно расцениваемые грибы сегодня все более и более охотно употребляются в пищу местными жителями (устное сообщение Светланы Яминой, университет Аляски, Фербенкс).

Совершенно иную картину мы наблюдаем у айнов. Весьма богатая и разнообразная традиционная айнская пища, основанная на рыбной ловле, охоте и собирательстве дикоросов в наши дни практически забыта. Огромное количество блюд, таких как заливное, рыбные и мясные супы, квашеные рыбьи головы, печеная на вертеле рыба, мясо китов и тюленей, медвежатина канули в небытие. Повсеместно повседневное питание практически не отличается от общеяпонского. Из блюд, демонстративно подаваемых как традиционные айнские, автору удалось встретить только лепешки и оладьи из двух сортов проса, ранее весьма характерных для кухни прибрежных айнов. Впрочем, именно у берегового населения процесс замещения традиционной пищи привозными японскими продуктами, в основном рисом и соевой пастой мисо, начался ещё в XVII веке. Современное питание айнов, как и японцев, состоит в значительной мере из продуктов, подвергшихся фабричной обработке.

Мы рассмотрели выше ряд сфер культуры, в которых, при постепенной облитерации (схождении на нет) этнической специфики она удерживается наиболее долго и устойчиво. Эрозия начинается с тех сфер, где этнофоры взаимодействуют между собой как взаимонезависимые индивиды и это, прежде всего, естественный родной язык, как наиболее общее средство межличностной коммуникации. Язык удерживается там, где дольше всего сохраняет свою значимость традиционная система хозяйства.

И у айнов, и у эскимосов это терминология, связанная с охотой, в том числе морской, с рыбной ловлей, с собирательством. Особые термины и обороты связаны с различными видами, возрастными и половыми категориями, индивидуальными особенностями облика (масти) важнейших промысловых животных, вариантами состояния воды, льда и других элементов природной среды, разновидностями и фенологическими фазами утилизируемых растений и тому подобной лексикой. Естественно, что такая лексика хорошо представлена в фольклоре, на базе которого в значительной мере построен и учебный материал.

Такая лексика отсутствует в языке пришлого большинства и поэтому даже при переходе на грамматику языка доминирующего этноса сохраняется в разговорной речи, более того, усваивается и пришлым населением по мере его акклиматизации в местных природных условиях. У народов, у которых распространено оленеводство, столь же дробная терминология сохраняется и в отношении мастей оленей и состояний снега, но к айнам и эскимосам это уже не имеет отношения.

Сфера, подвергающаяся размыву достаточно быстро вслед за языковой, это сфера брачно-семейных, межличностных, гендерных и эмоциональных взаимоотношений. Здесь особенно велико воздействие внешних, социально - экономических, колонизационных и других эродирующих факторов. При этом эрозия происходит как бы в двух направлениях одновременно, с одной стороны люмпенизация и маргинализация наименее благополучных страт искажающе воздействует на традиционные моральные нормы и институты, а с другой стороны, в стратах с возрастающим уровнем образования, благосостояния и вписанности в доминирующее общество, все более укореняются мейнстримные схемы и стереотипы, характерные для большинства пришлого населения.

Высокую степень устойчивости обнаруживают пищевые и диетарные навыки. Отход от традиционных каналов жизнеобеспечения, естественно не может не оказывать на них значительного влияния, но там, где сохраняется пользовательская связь с ландшафтом и местными ресурсами, в том числе флорой и фауной, многие компоненты пищевого поведения, характерные для туземных обществ, не только продолжают сохранять свое витальное, статусное и демонстративное значение, но и активно заимствуются доминирующим населением. Там же, где отрыв от традиционного жизнеобеспечения происходит резко и всесторонне, уступая место потре- бительским/покупательским формам бытового снабжения, от традиционной кухни остаются лишь некоторые символические реликты.

И, наконец, сфера, где этническая специфика сохраняется дольше и устойчивее, чем во всех остальных областях, это общение с усопшими родичами, предками, духами мест, сфер деятельности и тому подобными сверхъестественными персонажами. Иными словами магическое и мифологическое мышление оказывается наиболее сохранным, устойчивым к воздействию размывающих факторов, консервирующим в форме стабильных реликтов этническое наследие давно прошедших состояний.

Другой существенный вывод, который можно сделать на основе сопоставления двух популяций, довольно близко сходных в своем первоначальном состоянии, но подвергавшихся существенно разному воздействию в ходе колонизации и аккультурации, состоит в различии результатов последней, в зависимости от установок доминирующего социума.

Так, в случае айнов, до тех пор пока существовало княжество Мацумаэ, с его ярко выраженным пренебрежительным, и даже презрительным отношением к айнам, как представителям северных «варваров», айнская самобытная культура и образ жизни в значительной степени сохранялись не только во внутренних районах острова Хоккайдо, но даже в областях воздействия «тигё» и «басё», то есть торговых и промысловых японских факторий. Но как только на смену факториям пришла американизированная «цивилизованная» интенсивная колонизация, прежнее феодальное отношение к туземцам, как к дикарям и полуживотным, сменилось установкой современного государства на гомогенизацию населения, которая очень быстро привела к полному растворению этнической специфики меньшинства в культуре доминирующего этноса.

В случае азиатских эскимосов, наоборот, пришлое население никогда не рассматривало Чукотку как место постоянного обитания. И, невзирая на постулируемые коммунистической пропагандой лозунги равноправия братских наций, дискриминация коренного населения пришельцами имела место постоянно. Чукчи и эскимосы в течение всего ХХ века испытывали гнет патернализма и потерю функций хозяев в своих родных пределах, и, несмотря на жесткое давление, происходившее на протяжении почти всего столетия, а может быть именно по его причине, стремление, иногда даже бессознательное, сохранить и укрепить барьеры обособления и закрытости в своем кругу, хотя бы на некоторое время предохранило местное общество от окончательного растворения в инородной среде.

Литература

1. Арутюнов 1970 - Арутюнов С.А. Свята на продаж // Всесвит, 1970. № 3. С. 108-111.

2. Арутюнов 2007 - Арутюнов С.А. Этнос без этничности: айны сегодня // Этнографическое обозрение, 2007. № 2. С. 132-137.

3. Арутюнов 2016 - Арутюнов С.А. Этность, эмность и проблемность гетеризма // Этнографическое обозрение, 2016. № 4. С. 92-94.

4. Батьянова 2016 - Батьянова Е.П. О «товариществе по жене» и других брачных традициях чукчей // Этнографическое обозрение, 2016. № 4. С. 94-99.

5. Бутовская 2007 - Бутовская М.Л. Современные полевые исследования российских антропологов в Объединенной Республике Танзания // Этнографическое обозрение, 2007. № 7. С. 17-20.

6. Верещака 2013 - Верещака Е.А. Обмен женами в традиционной культуре чукчей // Алгебра родства Вып. 14. СПб: МАЭ РАН, 2013. С. 132-137.

7. Головнев 2006 - Головнев А.В. Исторический опыт межэтничееского взаимодействия на севере Евразии / Этнокультурное взаимодействие в Евразии. Книга 1 / Ред А.П. Деревянко, В.И. Молодин, В.А. Тишков. М.: Наука,2006. С. 312-321.

8. Головнев 2015 - Головнев А.В. Чукотский дневник: размышления о движении // Уральский исторический вестник, 2015. № 2 (47). С. 6-16.

9. Грей 2016 - Грей П.А. Современное состояние оленеводства на Чукотке // Этнографическое обозрение, 2016. № 2. С. 44-55.

10. Давыдова 2015 - Давыдова Е.А. Властные отношения в семейно-родственных коллективах оленных чукчей (по материалам XIX - первой половины ХХ вв.). Автореф. канд. дисс. СПб., 2015.

11. Давыдова 2016 - Давыдова Е.А. «Товарищество по жене» у чукчей: пример создания родственности // Этнографическое обозрение, 2016. № 4. С. 75-87.

12. Истомин 2015 - Истомин К.В. Кочевая мобильность коми-ижемских оленеводов: снегоходная революция и рыночная реставрация // Уральский исторический вестник, 2015. № 2 (47). С. 90-97.

13. Мартынова 2015 - Мартынова Е.П. Ямальские ненцы и индустриальное развитие: новации в оленеводстве и рыболовстве // Уральский исторический вестник, 2015. № 2(47). С. 90-97.

14. Матусовский 2015 - Матусовский А.А. Праздник пеки у индейцев ваура // Этнографическое обозрение, 2015. № 3. С. 92-110.

15. Опарин 2015 - Опарин Д.А. Вариативность современного ритуального пространства Нового Чаплино и Сиреников, Чукотка. Дисс. на соиск. уч. степ. к.и.н. М., 2015.

16. Хаховская 2016 - Хаховская Л.Н. «Товарищество по жене» как феномен этнической истории чукчей // Этнографическое обозрение, 2016. № 4.С. 88-91.

17. Швайцер 2016 - Швайцер П. Коренные народы и урбанизация на Аляске и на канадском Севере // Этнографическое обозрение, 2016. № 1. С. 10-22.

18. Штернберг 1933 - Штернберг Л.Я. Гиляки, орочи, гольды, негидальцы, айны. Хабаровск: Дальгиз, 1933.

19. Krupnik, Chlenov 2013 - Krupnik I., Chlenov M. Yupik Transitions. Fairbanks: Alaska Univ. Press, 2013.

20. Turnbull 1972 - Turnbull, Colin M. The Mountain People. New-York: Columbia Univ. Press, 1972.

Размещено на Allbest.ru