Место и значение программного симфонизма в творчестве Н.А. Римского-Корсакова в русской музыке

Для симфонизма Римского-Корсакова характерно вариантное, а также секвентное развитие музыкальных мыслей. Изложение главной темы первой части «Шехеразады» -- превосходный пример корсаковското секвентного развития. Несмотря на многократные повторения темы, развитие ее отнюдь не производит впечатления однотонности. При своем первом появлении тема динамизирована добавлением к основному четырехтакту пятого такта, который энергичным возгласом повторяет последние два звука основного четырехтакта, в дальнейшем динамизация достигается «сжатием» темы и стремительными модуляциями. Цепь восходящих секвенций создает «волны» интенсивных звуковых нарастаний.

Тему моря (главную партию) сменяет новая тема (первая побочная партия). Римский-Корсаков, проводя главную тему через ряд тональностей, выбирает преимущественно тональности, «цвета» которых, по его представлениям, могут напоминать окраску морских волн (ярко-синий -- E-dur, темно-синий, со свинцовым отливом -- H-dur, темноватый, серо-синеватый -- Es-dur, зеленоватый -- F-dur); впрочем, встречаются и тональности не «морских» цветов («весенний», розовый -- A-dur).

Очень спокойно следуют один за другим прозрачные аккорды деревянных духовых инструментов. Это впечатление спокойствия создается и равномерным неторопливым движением, и предельно простым мелодическим рисунком, и гармонизацией (исключительно трезвучиями на органном пункте). После краткого напоминания о главной теме звучит задумчивый напев флейты (выросший из той же главной партии). Характерно, что волнообразное гопровождение, появившееся как элемент главной партии, сохраняется и в дальнейшем, в продолжение всей первой части, указывая, что «место действия» -- море -- остается неизменным. К первой побочной партии примыкает вторая -- знакомая уже, хотя и несколько измененная, тема Шехеразады, также приобретающая здесь новое значение. Вначале она тоже звучит спокойно, но спокойствие - это недолговременно. Поднимается ветер, всколыхнувший необозримую водную гладь. Разражается буря, вздымаются могучие валы, с «беляками» морской пены на хребтах. Краткий переход, в котором тромбоны и туба, с поддержкой фаготов и контрабасов, грозно интонируют главную тему, приводит к репризе. Реприза не возвращает спокойствия начала Allegro. Разбушевавшаяся стихия становится все грознее и грознее и вот-вот поглотит корабль Синдбада. Главная тема сплетается со второй побочной. Отчаяние, даже ужас слышатся в возгласах духовых инструментов. Фигурации струнных теперь полны тревоги.

Особенность структуры первой части -- отсутствие разработки. Программный замысел и эпический, картинно-повествовательный характер первой части не требовали, естественно, развитого драматического разработочного раздела. Но лаконичный разработочный эпизод в первой части есть: функции разработки в известной мере выполняет начало репризы, где главная партия сплетается с интонациями второй побочной. Далее реприза повторяет экспозицию без существенных изменений. Вновь появляется вторая побочная тема; вновь поднимается буря, не достигающая, впрочем, прежней силы, -- и слушателя уже не встревожит судьба отважных мореплавателей. Заключение начинается темой моря. Она звучит еще ласковее и нежнее, чем в начале Allegro. Это впечатление достигается подчеркнуто прозрачной инструментовкой.

В своих симфонических сочинениях Римский-Корсаков стремится обычно к резкой контрастности. Первая часть «Шехеразады» в этом отношении весьма показательна. Во вступлении контрастируют мощная тема Шахриара и женственная тема Шехеразады. Самое вступление контрастирует со следующим за ним Allegro: эпический характер сменяется соло скрипки -- компактной (хотя и мягкой) оркестровой звучностью. Четко отграничены один от другого разделы первой части. Большое звуковое нарастание в конце изложения главной темы внезапно сменяется piano первой побочной партии; мощное tutti -- прозрачной звучностью деревянных на фоне pizzicato виолончелей и альтов и выдержанного баса (контрабасы); острые гармонии и стремительные модуляции-- спокойным последованием трезвучий на органном пункте; угловатый мелодический рисунок и острый ритм -- плавной мелодической линией и движением ровными четвертями.

Если в первой части значительную роль играет секвентность, то вторая часть -- пример мастерского и весьма вариационного развития.

Вторая часть сюиты, по программному замыслу Римского-Корсакова, -- рассказ Календера-Царевича о его чудесных приключениях. В «Рассказе Календера» мы ясно ощущаем две линии, два плана: то перед нами возникает образ рассказчика, которого окружили зачарованные слушатели, то оживают в звуках фантастические сцены. В то же время Римский-Корсаков не забывает напомнить, что автор всех повестей, в конечном счете, -- Шехеразада. Таким образом, во второй части как бы два рассказчика. Это тонко найденная деталь, вполне соответствующая повествовательной манере сказок «Тысячи и одной ночи». Римский-Корсаков здесь тоже «вплетает сказку в сказку».

Вторая часть, написанная в трехчастной форме, открывается темой Шехеразады (Lento), которая звучит здесь приблизительно так же, как и в прологе. Далее следует рассказ Календера (Andantino). Солирующий фагот на фоне выдержанных аккордов контрабасов неторопливым говорком излагает основную тему. Это прихотливо ритмованная, речитативного склада, мелодия, имеющая отдаленное сходство с темой Шехеразады. Колорит создается и орнаментальной мелодкой основной темы (а также выросших из нее каденций), и гармоническими деталями (особенно кварто-квинтовыми звучаниями). Тема Календера развивается вариационно. Мелодия не подвергается существенным изменениям, зато она обогащается новыми и новыми оркестровыми красками. С каждой вариацией не только нарастает звучность и блеск оркестровых красок; постепенно ускоряется движение, музыка становится все более взволнованной, как будто рассказчик все больше и больше увлекается своим повествованием. Каждая вариация завершается мотивом, выросшим из темы Календера. Центральный раздел второй части рисует чудесные события, о которых рассказывает Календер. Начинается центральный раздел картиной битвы, с двумя основными темами. Одна -- значительно измененная тема Шахриара, другая тема --остро ритмованный фанфарный возглас, тоже интонационно связанный (хотя и не столь отчетливо) с темой Шахриара; его можно назвать «темой битвы». Сцена битвы прерывается знакомым уже каденционным мотивом. Он здесь значительно расширен и повторяется три раза в исполнении кларнета на фоне шороха струнных. Новый эпизод из «Тысячи и одной ночи»: с пронзительным свистом (скрипки, флейты и флейта пикколо) - снова возникает картина битвы, а за ней знакомая, трижды повторяющаяся каденция, на этот раз порученная фаготу. В третьем, заключительном разделе (Con moto) еще раз варьируется основная тема. Вновь звучат прерывающие тему Календера каденции; кажется, будто слушатели не могут сдержать волнения и горячо обсуждают описываемые события.

Музыкальные образы в «Рассказе Календера» обильны, красочны и контрастны. В противовес этому в третьей части сюиты («Царевич и Царевна») Римский-Корсаков довольствуется немногими музыкальными образами и избегает резких контрастов. Вся часть выдержана в спокойном светло-лирическом тоне.

Третья часть (Andantino quasi allegretto), так же, как и первая, написана в сонатно-симфонической форме без разработки. Отсутствие разработки традиционно в медленных частях сонатно-симфонических циклов. Оно вполне естественно и в данном случае, так как Римский-Корсаков в третьей части сюиты не ставит перед собой задачу противопоставления и столкновения контрастных образов. В Andantino развиваются две музыкальные мысли, в которых тоже легко ощутить восточный колорит. Первая тема (тема Царевича) -- нежная, лирическая мелодия, идущая в спокойном движении. Вторая тема (Царевны) -- чуть-чуть более оживленная грациозная мелодия. Можно услышать сходство между темами Царевича и Царевны. Они близки и по лирическому тону, и по мелодическому рисунку, и по ритму. В то же время они значительно отличаются по характеру одна от другой. Тема Царевича воспринимается как нежная, ласковая любовная песня. Тема Царевны -- как изящная, несколько томная, а порой (в дальнейшем развитии) страстная восточная пляска. Реприза повторяет обе темы в новых красках и в несколько варьированном виде. Оркестр в репризе ярче, колоритнее, чем в экспозиции. Развитие первой темы прерывается появлением знакомой мелодии Шехеразады.

Финал -- самая сложная как по структуре, так и по обилию образов часть сюиты. Финал написан в широко развитой сонатной форме (ее можно также рассматривать и как рондо-сонату), с большим дополнением. Это дополнение представляет собой, по сушеству, заключение не только финала, но и всей сюиты. В небольшом вступлении финала звучит первая тема пролога. Здесь, как и в картине моря, как и в «Рассказе Календера», она не связана с обликом Шахриара. Радостная, энергичная, идущая в быстром движении (темп -- Allegro molto), она вводит в атмосферу праздничного веселья. Дважды прерывает эту музыку мелодия Шехеразады. Первый раз она звучит, как обычно, мечтательно, задумчиво. Второй раз -- взволнованно, возбужденно. Образ Шехеразады сменяется музыкальной картиной праздника в Багдаде (Vivo). В остинатный ритм «укладываются» (или идут на его фоне) проносящиеся в вихревом темпе музыкальные образы, перешедшие в финал из других частей сюиты. Возвращение знакомых музыкальных образов на протяжении части в виде побочных партий создает впечатление, будто в шумной пестрой толпе, заполнившей площади города, мелькают знакомые лица. В репризе, и особенно в коде сцены празднества, разгорается веселье, нарастает шум, слышится несмолкающий гул толпы, громкие возгласы, топот танцующих. Вместе с тем в музыке все яснее ощущается тревога. Зловещий колорит приобретают знакомые фанфары. Внезапно, в момент кульминации, -- смена картин. Как будто и не было праздника. Вздымаются волны, завывает ураган. Это знакомая уже по первой части звуковая картина морской бури, но здесь она еще грознее. Кораблю не под силу бороться с разбушевавшейся стихией, смелые путники не могут избежать роковой встречи со скалой. Как голос безжалостной судьбы звучит тема битвы из «Рассказа Календера».

Тема моря, которая только что устрашала грозной мощью, теперь звучит печально, будто сожалея о погибших мореплавателях. Последний раз появляется, переходя от одной группы инструментов к другой, тема корабля. Но это скорее воспоминание об отважных путешественниках. Повесть закончена. Остался лишь краткий эпилог («окончательное заключение» финала, по определению Римского-Корсакова), перекликающийся с прологом. Темы пролога поменялись здесь местами. Задумчиво и нежно, как и в прологе, поет скрипка мелодию Шехеразады. Вот-вот замрет ее мечтательный напев, -- но так и не замирает: последний звук продолжает вибрировать в самом высоком регистре, и на его фоне вступает первая тема пролога. Это вновь образ султана Шахриара. Спокойствие и задушевная мягкость его темы ясно говорят слушателю, что супруг Шехеразады смягчен ее рассказами и ей не угрожает уже жестокая казнь. После знакомого по прологу аккордового последования) еще раз напоминает о себе тема Шехеразады, заканчивая сюиту Римского-Корсакова -- музыкальную повесть о сказочных чудесах, созданных поэтической фантазией народов Востока. римский корсаков композитор симфонический

В «Шехеразаде» нет, насколько известно, ни одной подлинной восточной народной мелодии. Но дух восточной музыки, восточной поэзии Римский-Корсаков передал в своей сюите с поразительной художественной чуткостью. Тесно связанная с народной поэзией Востока, с восточной народной музыкой, «Шехеразада» не менее тесно связана с русским искусством. И не только отдельными штрихами (как ладовая окраска темы Шехеразады). Величавая картинность «Шехеразады» своими истоками имеет не только сказки «Тысячи и одной ночи», но и русский эпос. И воспринимается «Шехеразада» как рассказ о Востоке русского художника.

Размещено на Allbest.ru