Образы главных героев в романе Алексея Иванова "Географ глобус пропил": проблемное изучение на уроке литературы

Размещено на http://www.allbest.ru/

Размещено на http://www.allbest.ru/

ВЫПУСКНАЯ КВАЛИФИКАЦИОННАЯ РАБОТА

Тема: Образы главных героев в романе Алексея Иванова «Географ глобус пропил»: проблемное изучение на уроке литературы



Содержание

Введение

Глава I. Характеристика романа А. Иванова «Географ глобус пропил»

1.1 Общая характеристика романа А. Иванова «Географ глобус пропил»

1.2 Жанровая специфика романа

1.3 Ирония как способ мировоззрения в романе

Выводы по первой главе

Глава II. Образы героев в романе «Географ глобус пропил»

2.1 Своеобразие главного героя в романе

2.2 Второстепенные образы в романе

2.3 Концепция героя в романе

Выводы по второй главе

Глава III. Технология проблемного обучения на уроках литературы

3.1 Проблемное обучение в методической науке

3.2 Разработка урока на тему «Проблема героя времени в романе А. Иванова «Географ глобус пропил»

Выводы по третьей главе

Заключение

Список литературы



Введение

Актуальность исследования.

В качестве материала для данной выпускной квалификационной работы был выбран роман А.В. Иванова «Географ глобус пропил» (1995 - завершение работы над произведением, 2003 - первая публикация). Его автор - известный пермский прозаик, чье творчество мало изучено.

Важнейшими сферами интереса писателя являются фантастика, мир природы родного края, история России, философские вопросы бытия. Во многом они определились в связи с разнообразными профессиями А. Иванова, предшествующими его писательской деятельности: сторож, журналист, преподаватель университета, а также гид-переводчик в туристической фирме.

Личный жизненный опыт А. Иванова - работа школьным учителем - нашел преломление в исследуемом нами романе «Географ глобус пропил». Действие происходит в середине 1990-х годов, автор описывает недавний период российской истории, раскрывая характеры представителей нового поколения в разгар эпохи экономических реформ. В романе переданы настроения неуверенности в будущем, потери прежних ориентиров и перспектив на дальнейшую жизнь, что рождает эгоизм и инфантильность, которые испытывало общество в нестабильные 1990-е гг. Эти качества подчеркиваются автором в характеристиках персонажей произведения (Служкин, его жена, одноклассники), среди которых нельзя выделить явно положительных. Главный герой и его окружение - личности, выросшие в период разрушения национальной идеи, падения нравственности, духовности. А. Иванов смог тонко передать свойственное им ощущение покинутости, ненужности и обреченности.

Все герои романа в чем-то одиноки. В силу страха перед будущим своих детей, ощущения своей ненужности, все герои осознают свое одиночество, потерянность и никчемность. Отсутствие стабильной работы, проблемы с воспитанием детей, жизнь с нелюбимым человеком, постепенное саморазрушение личности приводят героев романа к пониманию того, что все совершаемые действия им глубоко неприятны [40, c.44].

Критики отмечают, что в романе «Географ глобус пропил» автор делает ставку на «привычный реализм бытовой прозы советского толка» (так, например, книга прочитывается сквозь призму соцреалистического романа-воспитания). Однако, пожалуй, ни в одном романе советского периода отечественной литературы нет такой изумительной иронии, такого искрометного юмора, далекого от соцреалистического оптимизма смеха на фоне обреченности, такого виртуозного владения литературным словом во всех его фольклорных переливах и валентностях, которые, по сути, являются для автора репрезентацией самой обычной жизни [38, c.118].

Наслоение временных пластов (детство и зрелость героя), настроений и впечатлений (от эйфории до депрессивной апатии), интенсивность авантюрной линии, философичность и драматичность, и, в то же время, легкость и ненавязчивость сюжета, отсылающего местами к классической традиции, местами к эксцентричному фарсу, тонкая ирония и масса литературных и стилистических интертекстуальных «перевертышей» и «двойников» - все это формирует постмодернистский текст, искусно сложенный из многочисленных фрагментов литературной традиции, культурных маркеров и художественных «слепков» самой жизни, в комплексе создающих «психологический портрет» наиболее напряженного десятилетия новейшей отечественной истории (1990-е гг.) [32, c.112].

Роман «Географ глобус пропил» не только увлекает в мир детства и быта, в мир философских рассуждений и психологии, но и заставляет читателя быть в какой-то мере исследователем - в разнообразии направлений, жанров и текстов русской литературы найти в нем точки пересечения с произведениями и мироощущением великих русских классиков, и даже прикоснуться к Библии, что само по себе является становлением читателя, его глубинного восприятия текста.

Колоссальное влияние на интертекстуальное поле произведения оказала любовь главного героя к великому русскому классику, реформатору русского литературного языка, Александру Сергеевичу Пушкину. Главный герой сопоставляет себя с ним, во многом копирует его манеру поведения и признается своей жене в любви к нему. Пушкинские мотивы прослеживаются и в его стихотворениях [32, c.114].

Объект исследования - образы главных героев в русской литературе начала XXI в. роман А.В. Иванова «Географ глобус пропил».

Предмет исследования - своеобразие главных героев в романе «Географ глобус пропил».

Цель исследования - исследовать образы героев романа А.В. Иванова «Географ глобус пропил».

Задачи:

1) представить общую характеристику романа А.В. Иванова «Географ глобус пропил»;

2) описать жанровую специфику романа;

3) раскрыть иронию как способ мировоззрения в романе;

4) рассмотреть своеобразие главного героя в романе и второстепенные образы;

5) раскрыть концепцию героя в романе;

6) рассмотреть технологию проблемного обучения на уроках литературы;

7) разработать урок по теме исследования.

Методы исследования:

- биографический;

- культурно-исторический.

Новизна исследования: в работе охарактеризованы образы главных героев романа «Географ глобус пропил», разработан урок по теме исследования.

Теоретическая значимость: в работе систематизированы материалы по образу главных героев романа «Географ глобус пропил».

Практическая значимость: материалы работы могут быть использованы при преподавании литературы в школе и в вузе на соответствующих курсах.

Выпускная квалификационная работа состоит из введения, трех глав, заключение и списка литературы.



Глава I. Характеристика романа А. Иванова «Географ глобус пропил»

1.1 Общая характеристика романа А. Иванова «Географ глобус пропил»

Одна из тенденций современной литературы - так называемый «новый реализм»: попытка прорыва из окружения коммерческой беллетристики, восстановления былого литературоцентризма. Безусловное открытие нулевых - Алексей Иванов.

Первое издание «Географа» не вызвало явного читательского интереса и не стало предметом активного изучения литературоведов. Первые шаги Иванова в большую литературу, говоря словами Г. Ребель, «не потрясли читающий мир» [30].

Роман «Географ глобус пропил» вышел в свет спустя восемь лет после его создания. Издательство «Вагриус», впервые опубликовавшее роман, существенно сократило текст, исключив из него важнейшую содержательную составляющую - судьбу героя-школьника, определяющую вектор развития следующих жизненных этапов центрального персонажа, сквозь «детский мир» учителя вскрывающую возрастные и психосоциальные мотивы поведения «зондеркоманды» и «красной профессуры».

За пределами книги остались также некоторые «скабрезности» и «непристойности», формирующие неповторимый речевой облик горе-учителя. Поэтому первое издание оставляет впечатление незавершенности, несобранности произведения. Только более поздние публикации представили на суд читателя полный текст.

Проблема современной школы - одна из главных в данном романе. Школа является в нем неким малым подобием большого мира. Подобно тому, как в жизни общество дифференцировано на классы, Служкин делит учеников на особые группы: «зондеркоманда», «красная профессура» и «отцы». Важным моментом становится умение индивидуально подойти к каждому человеку. Признавая то, что он не сумел стать идеальным преподавателем, Виктор смог научить подростков искать и находить моральные ориентиры, простые жизненные ценности.

Писателем заостряется проблема реализации личности в современном обществе, выбора верного пути в жизни и целенаправленного следования по нему в дальнейшем. Роман воспринимается как трагедия мыслящего человека, вынужденного существовать в условиях, где думать не принято.

В литературной критике «Географ глобус пропил» характеризуется как «школьный роман», продолжающий идеи «школьных повестей», популярных для писателей и читателей советской эпохи нет ни физических, ни душевных сил, чтобы изменить собственные жизненные обстоятельства. Как и другие, он плывет по течению. В то же время характер Служкина отличают неоднозначность и цельность. В ситуации, когда нравственные ценности не востребованы обществом, он остается верен им, проявляя внутреннюю стойкость. Для того, чтобы не впасть в озлобление или в гордыню, а жить по совести и по любви, сохранить «живую душу», главному герою требуется много смирения и мужества [37, c.72].

Как известно, любая фигура выглядит рельефно благодаря фону, на котором находится. Фон этот в романе можно коротко обозначить словом «разруха»: «Школа высилась посреди зеленого пустыря, охваченного по периметру забором. За спиной у нее лежала асфальтированная спортплощадка, рядом с которой торчали одиночные корабельные сосны, чудом уцелевшие при застройке нового микрорайона. Справа от входа громоздилась теплица - ржавое скелетообразное сооружение без единого стекла. Широко раскрытые окна школы тоскующе глядели в небо, будто школа посылала кому-то молитву об избавлении от крестных мук предстоящего учебного года» [12, c.34]. Образ разрухи в романе дополняется наслоениями прошлого, тоже местами разрушенного и непонятного, а местами крепкого и страшного, как заброшенный советский концлагерь, куда забредают географ со своими воспитанниками.

Разруха - это образ 90-х годов, сегодня большинство школ не выглядят такими, какой представлена школа в Новых речниках, поэтому картинка, перенесенная авторами фильма в наше время, воспринимается как натяжка.

Вообще Школа в качестве среды в романе представлена дважды: как прошлое - школа, в которой учился Витя Служкин, и школа настоящего, в которой он работает учителем географии. В школе советского прошлого учителями организовывались различного рода общественные объединения: в Витином классе - литературный клуб «Бригантина», вызывавший у главного героя искренний интерес.

В качестве главной нормы советской школы в романе представлено послушание (добровольная несвобода), при этом показано, как жестко преследовались любые проявления нелояльности. Характерна история с нарисованным учеником Служкиным «в кабинете математики на парте … первого выпуска настольной газеты «Двоечник», после чего классный руководитель на пионерском собрании выгнала его из «творческой группы» [12, c. 117].

Но весьма показательно, что «Витька этим очень гордился» [12, c. 98]. В советской школе ситуация несвободы и превращения наиболее послушных учеников в подручные власти (инструменты учительского контроля) показана так: назначаемые учителем «рядовые» проверяют домашнее задание, просматривая тетради одноклассников и громко рапортуя учителю о тех, кто не выполнил заданное. Утрированно-карикатурно представлены наказания: вот распоряжение учителя - «Дневники на стол, … а сами встаньте к “стене позора”». «Стеной позора, - поясняет автор, - называлась в кабинете длинная стена, у которой те, кто не выполнил домашнего задания, проводили время от своего разоблачения до звонка» [12, c.187]. В романе показаны и другие приемы тотального принуждения и контроля (заполнение дневников, так чтобы «страниц уже нельзя было вырвать» [12, c.208]).

Произведение А. Иванова напрямую обращено к читателю. Призывая к таким чувствам, как сострадание, человечность, сочувствие и любовь, уважение духовной культуры, писатель подчеркивает, что нравственный аспект для него всегда занимает главенствующее место. М. Визель характеризует роман «Географ глобус пропил» как «историю про каждого», кто хотя бы раз ощутил себя одиноким, потерянным в жизни, но, несмотря на это, никогда не терял способность чувствовать и любить [13, c.56].

Таким образом, Служкин может быть охарактеризован как герой нашего времени, ищущий право и возможность рассказать о жизни, о себе и других в этом мире. Преодолевать возникающие жизненные проблемы учителю географии, являющемуся в душе романтиком, помогает любовь. Служкин приходит к ее осознанию через трепетное чувство к ученице Маше, которое воспринимается читателем как естественное, гармоничное и почти святое. В городе, в походе, сплавляясь по диким уральским рекам, Служкин несет в себе светлое чувство как некую драгоценность, становящееся в итоге любовью ко всему миру [3, c. 19].

Действие романа представлено как своеобразное наслоение разных ситуаций, достигающих в походе своей кульминации и разрядки. Сплав по рекам можно считать определенным вызовом судьбе, после которого все испытывают преображение. Завершение романа кажется печальным: Служкину приходится уйти из школы, он теряет Машу - вместе с ребятами-одноклассниками она стоит на пороге другой, дивной и прекрасной жизни. Перед географом возникает уходящая вдаль «светлая и лучезарная пустыня одиночества». Однако последние строки оканчиваются неким многоточием, оставляющим читателю возможность для домысливания судьбы героя.

Особо следует отметить присутствующее в романе яркое противопоставление суетного мира людей и возвышающейся над ним величавой природы. И только в соприкосновении с природой, с ее мощью, силой, непредсказуемостью человек проявляет качества, о существовании которых в себе он ранее не знал и не мог их ощутить.

Особенностью авторского стиля следует считать эффект присутствия, погруженности в происходящие события, создаваемый использованием настоящего времени. Во многом этому способствует сам язык романа, обладающий «без каких бы то ни было диалектных Їподпорок такой образно-созидательной силой, лексической емкостью и стилистической устойчивостью, что оказывается способен выдержать даже очень существенные перегрузки» [32, c. 174].

Автору мастерски удается совмещать элементы реальности и вымысла, до конца не отдавая предпочтения ни тому, ни другому. Содержание и основные идеи романа «Географ глобус пропил», созвучные современности, сделали его популярным в наши дни. Об этом свидетельствуют неоднократные переиздания (с 2006 по 2013 гг. осуществлено 17 публикаций), критические очерки и статьи, активный обмен мнениями на форумах и интернет-сайтах. В 2013 году режиссером А. Велединским была осуществлена экранизация романа, вызвавшая широкое обсуждение и общественный резонанс.

Таким образом, роман Алексея Иванова «Географ глобус пропил» является ярким произведением современной художественной прозы, во многом продолжающим традиции классического русского романа. Главный герой произведения Виктор Сергеевич Служкин относится к типу героя-юродивого, классические прототипы которого мы встречаем на страницах романов русских классиков, в частности у Ф. М.Достоевского: это Версилов («Подросток), князь Мышкин («Идиот») и др. Более близким в исторической ретроспективе прототипом является, пожалуй, главный герой повести Венедикта Ерофеева «Москва-Петушки».

1.2 Жанровая специфика романа

Основным признаком современного романа является установка на художественный синтез, а также ироническое сопоставление жанровых форм и различных стилей [26, c. 14].

Обратимся к рассмотрению жанровой специфики романа «Географ глобус пропил». Очевидно, что сюжетная структура романа А. Иванова «Географ глобус пропил» создается благодаря синтезу ряда однотипных ситуаций, неоднократно встречающихся в «школьных» романах воспитания.

Главная тема романа воспитания, согласно М. М. Бахтину - постепенное развитие, поэтому в повествовании обычно нет единого толчка, вызывающего «интенсивное» движение [1, c.88]. Сам герой и его характер являются переменными величинами в формуле романа воспитания. В изображении человека общин для всех романов оказывается принцип изменения личности героя, который обозначают как диалектический: в различной авторской манере прослеживаются складывающиеся характеристики героя, вскрываются закономерные причинно-следственные отношения.

Для романа воспитания характерны сюжетные ситуации, проявляющие переход главного героя в иное «качество», поворотные («пороговые») моменты в развитии душевной жизни: ситуация выбора, испытания героя; символические совпадения, а также «судьбоносные» встречи, мотив пути, образ-символ дома.

В центре романа А. Иванова -- учитель географии Виктор Служкин, история его жизни в настоящем, в которую путем ретроспекции включаются фрагменты из его прошлого (советская школа, смерть Брежнева). Несомненно, что автор отсылает нас. прежде всего, к хрестоматийным образцам советской «школьной» литературы.

Роман воспитания занимал одно из центральных мест в жанровой системе литературы социалистического реализма, демонстрируя процесс воспитания личности в условиях строительства новой жизни. Своего рода «знаковыми» текстами этого жанра стали романы «Как закалялась сталь» Н. А. Островского и «Педагогическая поэма» А. С. Макаренко. К классическим романам воспитания также относят следующие романы: «Люди из захолустья» А. Малышкина. «Танкер -Дербент» Ю. Крылова. «Кондуит и Швамбрания» Л. Кассиля. «Ташкент-- город хлебный» А. Неверова. «Республика ШКИД» Л. Пантелеева. Г. Белых. «Правонарушители» Л. Сейфуллиной. «Дневник Кости Рябцева» Н. Огнева [4, c. 221].

В основе советского романа воспитания -- «перевоспитывание» трудных подростков. Показательно то. что процесс массового, коллективного перевоспитания происходит чаше всего в условиях закрытого воспитательного учреждения. Причем в «Педагогической поэме» А. Макаренко эта процедура представлена глазами одной стороны - «перевоспитывающей», а, например, в «Республике ШКИД» Г. Белых и Л. Пантелеева -- глазами другой, «перевоспитываемой», стороны. Однако результат оказывается почти одинаковым.

Как полагают современные исследователи (Е. М. Болдырева. Ю. С. Лобанов), «советский роман содержит в себе два основных мотива советской культурной действительности -- мотив управления реальностью и мотив действия границ культурной деятельности» [34, c. 101].

В пародийном ключе первый мотив (мотив проектирования бытия) представлен в романе А. Иванова. В качестве школьного учителя Виктор Сергеевич абсолютно неспособен соблюдать дисциплину на уроках, контролировать действия своих учеников. Апофеозом его педагогической беспомощности становится смешение его учениками с должности руководителя похода «за пьянку». Наконец финал произведения демонстрирует и профанацию учебного процесса: учитель Служкин помогает с помощью шпаргалок двоечникам сдать экзамен по географии.

С первым мотивом -- мотивом управления реальностью -- непосредственно связаны особенности хронотопа романа воспитания. Пространство в советском романе, как правило, функционально. Ср.: «...Голицын жил в двух разных географиях. Одна школьная, усвоенная еще в гимназии по контурным картам....вторая география -- это география аэродромов.... реактивных самолетов, где тысячекилометровые расстояния сжимаются в часы и человек перелистывает страны, как листы атласа» [5, c. 331].

Такому «системному» пространству противопоставлено совершенно иное, «бескрайнее» природное пространство в романе «Географ глобус пропил». В процессе развертывания художественного пространства одни жизненные сферы (школа, кабинет директора, учительская, пространство модного американского кино) вызывают категорическое неприятие главного героя. Другие (школьный двор, станция, вагон электрички, безликие дворы и городские окраины) полны тревог, мрачных душевных переживаний и ожиданий. Третьи, наоборот, выступают аналогом образа-символа дома: это все природные образы (река, горы, лес). Можно сказать, что они акцентируют некие идеальные формы бытия личности.

Показательно противопоставление природных образов в романах. Как отмечает Ю. С. Лобанов, в советском романе «характеристики природы, неупорядоченного хаоса... резко отрицательны, поэтому природа вписывается в типичную для официального советского искусства концепцию внешнего врага» [17, c. 3].

Противоположные установки определяют позицию автора по отношению к природному миру в романе А. Иванова. «Природность» ряда героев романа воплощает пантеистическую идею об одухотворенной, вечно живой природе, противостоящей фальшивому миру обыденности: «я вспоминаю весь наш поход -- от самой Перми-второй до деревни Межень... Я лично проплыл по этим рекам, как сквозь свою любовь. -- от мелкой зависти в темной палатке до вечного покоя... И я чувствую, что я есть не просто плоть от плоти этой земли. Я - малое, но точное подобие. Я повторяю ее смысл всеми извилинами... своей души» [12, c. 361].

Второй основной мотив советского романа - мотив преодоления границ. Как полагает Ю. С. Лобанов, он встречается настолько часто, что это преодоление «становится ценностью само по себе, безотносительно функциональности, практического результата» [17, c. 4]. Процесс воспитания советского «сверхчеловека» показан, например, в «Педагогической поэме» А. С. Макаренко: «Для нас мало просто - исправить человека, мы должны его воспитать по-новому, то есть должны воспитать так, чтобы он сделался не просто безопасным... членом общества, но чтобы он стал активным деятелем новой эпохи» [18, c. 217].

В романе же Алексея Иванова наблюдается пародийное снижение лозунга о «воспитании нового человека» и школы как главного средства подобного воспитания. В средней школе, описанной в романе, пропагандируется авторитарный принцип обучения. Так завуч Роза Борисовна утверждает: «Педагог - это тот человек, который не только знает свой предмет, но и умеет других заставить его знать» [12, c. 21]. Показательно уже первое описание школьного здания, напоминающее тюрьму, колонию или психиатрическую больницу: «Школа высилась посреди зеленого пустыря, охваченного по периметру забором... Справа от входа громоздилась теплица - ржавое скелетообразное сооружение без единого стекла. Широко раскрытые окна... тоскуюше глядели в небо, будто школа посылала кому-то молитву об избавлении от крестных мук предстоящего учебного года» [12, с. 8]. Метафора «ржавого скелета остова» становится центральной в романе.

На фоне традиционных советских и постсоветских школьных лозунгов Розы Борисовны («Дети приходят в школу учиться, как вы заметили, а ваша задача -- научить их. Как вам их учить -- это дело вашего опыта, профессиональной подготовки, и ребенок не виноват, если учитель таковых не имеет» [12, с. 8-9]). Виктор Сергеевич Служкин выдвигает собственную педагогическую теорию. Так. в первый день похода он заявляет Маше: «Я знаю, что научить ничему нельзя... можно просто поставить в такие условия, где и без пояснений будет ясно, как чего делать. Конечно, я откачаю, если кто утонет, но вот захлебываться будет он по-настояшему» [12, с. 267]. Такое состояние (подчеркнутая инаковость) позволяет главному герою стоять выше социальных условностей, которые ограничивают жизнь обычного человека. Советский принцип обязательного подражания заменяется служкинским принципом «неподражания»: «Отцы все сделали не так. как я их учил. Все сделали неправильно. Но главное -- они прошли» [12, с. 367].

В «школьном» романе А. Иванова создана целая система героев-двойников: Надя - Саша, Ветка - Кира, Лена - Маша, Служкин - Будкин - Колесников. Присутствует «обязательный» сюжетный мотив влюбленности подростка в учительницу учителя: мучительные отношения Служкина с Машей. Традиционный для советского романа образ наставника -- учителя жизни также осмысляется автором в ироническом плане: «Все указатели судьбы годятся только на то, чтобы сбить с дороги» [12, с. 267]. Приемы пародии и иронической стилизации возникают в тексте, как только появляется намек на жизнеподобие («железную» дисциплину, жесткую иерархию, авторитарный стиль руководства). Примечательно также, что. хотя главным действующим героем романа становится не ученик, а учитель, в центре произведения все равно остается характерная для романа воспитания ситуация -- пора детства и юности человека (так называемый подростковый период). Виктор Служкин словно застревает в подростковом периоде, остается на одном уровне с его учениками.

«Школа едва ли не самое массовое социальное учреждение. Поэтому вполне закономерно, что все особенности... социума и нашего ксерокса культуры» (по определению Ж. Бодийара) могут сканироваться через образ Школы и образ Учителя», - пишет М. А. Черняк [37, c. 77]. Кроме того, роман Алексея Иванова находится в сложной системе интертекстуальных связей с рядом текстов предшествующей культуры, пародирование которых становится формальным стержнем всего произведения. Причем подражание объекту пародии касается только внешней стороны, имея совершенно иную внутреннюю направленность.

Пародия при этом выступает не столько как способ организации художественного материала, сколько как форма диалога с традицией, «своеобразная форма памяти - не крушение кумиров», не заполнение пустующих форм новым содержанием, но творческое обыгрывание, вживление в их казавшуюся мертвой плоть новых смыслов» [21, c. 51-52]. В этом отношении Алексей Иванов попадает в центр проблемного поля поисков новой художественной литературы.

1.3 Ирония как способ мировоззрения в романе

Основным способом восприятия окружающей реальности для главного героя изучаемого романа Служкина является ирония.

Ирония не только тип мироощущения для главного героя, но и способ эксплицитного осознания себя, определение собственного бытия («Без шутки жить жутко» [12, c. 83]). Однако такое бытие, формирующееся с помощью иронии как константной категории, на выходе оказывается не безусловно комическим, что и отмечается самим персонажем («Любой анекдот -- это драма.. » [12, с. 217]). Предпосылкой иронии как доминанты мировосприятия субъекта является дисгармония во взаимоотношениях с окружающей действительностью, внутри которой сосредоточены вполне обывательские концепты: семья, друзья, работа.

Служкин, находясь в постоянных поисках эталонного поведенческого типа личности, основанных на очевидно устойчивых моральных принципах («Я человека ищу, всю жизнь ищу -- человека в другом человеке, в себе, в человечестве, вообще человека!» [12, с. 223]), сталкивается с целой сетью непреодолимых препятствий (болезненная ситуация внутри школы и во взаимоотношениях с детьми; деструктивные отношения с друзьями детства; отсутствие опоры в семейной жизни, в том числе и в лице самого себя, что является решающим фактором; перманентно негативная рефлексия личностных поступков и мотивов), которые вынуждают героя трансформировать изначальное восприятие и априорное приятие первостепенной реальности путем изменения аксиологической сферы. Служкин принимает безапелляционную безвыходность жизненной ситуации, в которой он пребывает на протяжении всего повествования, однако именно это и становится толчком к эмотивной ироничной реакции на действительность. Таким образом, иронию следует считать средством некоего преодоления, выхода из сложившейся реальности. В данном контексте вспоминается интерпретация смехового начала М.Т. Рюминой в книге «Эстетика смеха: Смех как виртуальная реальность»: «.. для виртуальности перманентно присуще состояние «невсерьез» в силу ее мнимости и обратимости, постоянной колебательности между реальностью и иллюзией. А с другой стороны, смеховая реальность есть виртуальная реальность, потому что им присуши сходные свойства» [33, c. 123].

В художественном произведении изначально ирония для главного персонажа является дискурсивной практикой, коммуникативный компонент играет центральную роль, ведь ирония оказывается фактически первой реакцией на любую ситуацию внешнего общения персонажа с кем-либо. Но впоследствии, в условиях изменившихся аксиологических координат (любовные взаимоотношения Служкина и Маши), ирония приобретает уже иной характер: она является некой призмой видения мира, позволяющей воспринимать изначально данную реальность как неприемлемую для существования. Итак, ирония, трансформируя бытовой хронотоп, преобразуется в виртуальную реальность, гармоничную внутреннему миру Служкина, но системно противопоставленную миру всех остальных персонажей [2, c. 47].

Говоря об иронии как о ведущей коммуникативной практике центрального героя, необходимо акцентировать внимание на непосредственно языковой реализации его ироничного дискурса. Наиболее частотными наименованиями Служкина его близким окружением являются ашуг», «дурак», «дурачок» (Надя о муже: «-- Тебя не только любить, тебя и уважать-то невозможно!.. Ты шут!» [12, c. 82]; Кира в монологе, полностью посвященном характеристике Служкина: «Сколько ни прикидывайся дураком, всегда найдется кто-нибудь дур ее, тебя, так что этим не выделишься.. » [12, с. 83]), да и сам персонале позиционирует себя, прежде всего как «шут» («Я -- шут!» [12, с. 119]).

Смыслоразличительная грань смехового начала истончается, при анализе нарратива следует говорить не только об иронии, но и о самоиронии, присущей сознанию персонажа, причем последняя играет значительную роль в системе ценностей и в рефлексивном контексте. Единственно приемлемой формой выражения иронии и одновременно окном в другую (и языковую, и иначе аксиологически окрашенную) виртуальную реальность для Служкина оказывается балагурство. Категории балагурства, иронии и самоиронии тесно связаны друг с другом [2, c. 48]. Главный герой анализирует собственное речевое поведение, заостряя внимание адресата на внутренней душевной пустоте, обусловленной тяжелым социально-бытовым существованием, однако компенсируемым нарочито легким коммуникативным само- и мировосприятием («язык Златоуста, да мыслей не густо» [12, с. 179]; «брехать -- не кувалдой махать» [12, с. 188]).

Герой подвергается традиционному для романной мысли испытанию настоящей любовью (взаимоотношения Маши и учителя), которое он не выдерживает: тогда иронично-балагурный способ коммуникации и мировосприятия бессознательно утрачивается, соответственно, маска также теряет актуальность. Меняется личностный «универсум духа», о чем упоминают В.О. Пигулевский и Л.А. Мирская в работе «Символ и ирония (опыт характеристики романтического миросозерцания)»: «.. универсум духа, построенный иронией и игрой воображения, -- это мир, где все веши обладают не бытием, а бесконечным становлением. <.. > Но открывается другой аспект иронии: страстное стремление к духовной полноте, которое никогда не будет завершено и осуществлено, дает известную компенсацию, но оставляет мечту недостижимой, рождая специфическое романтическое умонастроение» [27, c. 26]. Служкин, подобно романтическому герою, словно пробуждается от утомительного сна, вызванного безвыходными экзистенциальными поисками, внутри которых ирония служила действующим проводником из мира пассивной бытовой реальности в мир активного, возможного счастья. Служкин, признаваясь в альтруистической любви ко всему сущему жене, и к ней самой в том числе, все же не может отказать себе в удовольствии лингвистической балагурной игры («он разрывается от любви не к себе, но к тебе... К Таточке... К Будкину... К Пушкину» [12, c. 215]). Признание Служкина Маше звучит без тени иронии и балагурства. В рамках системы взаимоотношений «ребенок - взрослый» в романе балагурный дискурс практически отсутствует; ребенок оказывается адресатом, не воспринимающим «масочность», какую бы то ни было игру, даже игру со словами. Главный герой, реагирующий на окружающую реальность через призму смехового начала, оказывается адекватно сопричастным внешнему миру, только когда отказывается от ироничной маски. Возможна такая ситуация при общении с детьми, внутри которого происходит реализация главного героя прежде всего как человека, наконец определившего истинный круг собственных аксиологических категорий. Так, герой в походе формулирует свое предназначение: «И может, именно любви я и хотел научить отцов -- хотя я ничему не хотел учить» [12, с. 422].

Мучительный поиск «человека» не актуален, потому что Служкин в новой жизненной ситуации сам - человек, которого уже нет необходимости искать. На подсознательном уровне персонале определяет это, как следствие, позволяя себе учить: «он вовлекает детей не в рутинную процедуру отбывания учебной повинности, а в живой поиск живых истин» [31].

Детский мир оказывается континуумом, в котором осуществляется психологическое спасение главного героя; именно в условиях коммуникации с детьми, выступающими в роли друзей, семьи, среди которых находится образ идеальной возлюбленной, Служкин уже «не разрывается от любви» между одновременным чувством к жене, ребенку, самому себе и даже Пушкину, он ощущает себя гармоничной личностью. Реализация коммуникативного акта с ребенком возможна в рамках смехового, но не ироничного дискурса.

Ирония как центральная мировоззренческая категория обесценивается, выполняет функцию лишь масочного, внешнего взаимодействия субъекта с миром, являясь доминантой сознания Служкина условно.

Выводы по первой главе

Заканчивая первую главу выпускной квалификационной работы, можно сделать следующие выводы.

Анализируя роман в целом, отметим, что он написан современным литературным языком (литературный язык конца XIX века уже немало отдалился от современного разговорного. Язык, на котором пишется большая часть произведений начала XXI века, хоть и разговорный, но не литературный). Сложно рассказывать о грязи экспрессивно, но без грязных слов. Алексей Иванов это делает в совершенстве.

В конечном итоге «Географ глобус пропил» - хороший пример соцреализма в прозе, который пишется не в угоду политической идее, а по зову сердца. Не все в ней гладко, но это нисколько не умаляет достоинств произведения.

Подводя итог, отметим, что Героем времени у А.Иванова стал интеллигент, почти утративший свою интеллигентность, разочарованный в жизни, инфантильный, не умеющий ни реализовать себя, ни адаптироваться к новым условиям, не обретающий (в виду почти зачаточной веры в сверхъестественное) утешения в религии, ни отрады в любви. Автор не пытается развивать энтузиастский пафос, пропагандировать идеи служения или самоотречения, а, наоборот, показывает всю сложность и депрессивность процесса хронического российского выживания.



Глава II. Образы героев в романе «Географ глобус пропил»

2.1 Своеобразие главного героя в романе

Главный герой романа - Виктор Сергеевич Служкин.

В обычную провинциальную школу приходит гонимый нуждой веселый 30-летний биолог, которому поначалу абсолютно чужд педагогический зуд. Без фальши, без ханжества автор передает нам историю Виктора Служкина - человека думающего, ищущего, умеющего любить и прощать. Он не без пороков, не строит из себя ангела. И он мечтает научить своих оболтусов-учеников умению жить, бороться с трудностями, смотреть правде в глаза и любить... любить и понимать все вокруг. Он дает им самим принимать решения - наставления и нотации давно не имеют воздействия на современную молодежь, чем и заслуживает уважение и любовь некогда воевавшей с ним «зондер-команды» из его подопечных.

Он борется, а потом дружит с учениками, конфликтует с завучем Розой Борисовной, ведет девятиклассников в поход - сплавляться по реке.

Выпивает с друзьями, пытается ужиться с женой, водит в детский сад дочку - просто живет. Но простую эту историю Алексей Иванов написал так отчаянно, так нежно и пронзительно, что роман сразу же завоевал сердца читателей. Получилась очень смешная и бесконечно печальная книга, но при этом книга какая-то особенная, и непутёвый и невезучий Служкин вызывает к себе искреннюю симпатию. И вообще, несмотря на то, что в книге много грязи, она вышла очень светлой.

Писатель отлично передает атмосферу «лихих 90-х», показывая то, что творилось в бывших советских семьях, то о чем раньше не принято было говорить. Пьянки на кухнях, безработица и одиночество, а параллельно изнанка школы, нелегкие будни учителя географии в отчаянной попытке найти себя [22, c. 50].

А географ ничего для этого не делает. Любовь требует от человека желания созидать, а географ - он, кажется, ничего в жизни так и не создал. Ведь даже ребенок вышел у него случайно - студентка «залетела», когда он пробовал себя в аспирантуре. А амбиции у героя времени уже закончились. Он лишен способности реализоваться как мужчина - но у него нет к самому себе вопросов [22, c. 54].

Проблемы и у женщин, которые кидаются ему на шею. Надежда, законная супруга, его не любит и сражается с ним вечным «Отвали!». Вторая, старая подруга по кличке Ветка, хочет «только секса». Третья, приятельница Саша, готова припасть к кому угодно, лишь бы припасть. Четвертая, ученица Маша, нарисовала идеальный образ в голове и вот теперь пытается спасти идеал от реальности, спасти героя от самого героя...

В новых, постсоветских декорациях Виктор вызывает немалое раздражение (и не только у собственной жены), но в период «реформ» выживать как-то надо. Вот и идет он с горя в школу, где борется с чудаками из девятых классов, с некоторыми учениками выпивает, а с одной отличницей и вовсе вступает в греховную связь. Вроде бы это и вызвало главный скандал, и, как подозреваем, и стало главной рекламной приманкой при продаже книги [24, c. 128].

Конечно, работающие в школе скажут, что так на самом деле не бывает, да и описании сплава по реке Ал. Иванов сгущает краски. Вся тоска выливается в безнадежную любовь к ученице. Ключевая фраза: «Я готов утопиться оттого, что настолько неравен с ней» [12, c.310]. Разница в полтора десятка лет превращается в полутора тысячелетнюю пропасть. Автор ничего особенно не смакует. А изображает то, что изображает, как нечто типичное и обыденное [3, c. 19].

Герой пьет с друзьями, выясняет отношения с женой и коллегами, и менее всего его заботят вопросы воспитания подрастающего поколения. Тем более, что доставшийся ему коллектив школьничков очень мало напоминает тянущееся к свету знаний юное поколение.

Итак, Служкин как герой времени у Иванова получился многогранный и неоднозначный. Это добрый, умный, с шармом и обаянием мужчина, которому женщины кидаются на шею. Но напрягает в этом герое одна черта. Он обладает феноменальной способностью не задавать вопросов самому себе. Что бы ни случилось: его жена ушла к его другу, его уроки в школе превратились в балаган, его поход на Каму чуть не закончился по его же вине катастрофой, его ученица, плетясь за ним неведомо куда, чуть не отморозила себе ноги - у Географа нет к себе вопросов. Он ничего с себя не спрашивает и ничего не пытается изменить. Его в целом все в себе устраивает. Да и зачем, собственно, ему задавать себе вопросы, когда у него и так есть все, что нужно для его счастья? Жена ушла? - придет любовница. Тепла не хватает? - старшеклассница обогреет. С работы выгнали - на другую примут. Дети над ним смеются - ну, так они же варвары... Географу ничего не нужно спрашивать с себя, ничего не нужно завоевывать - мир так удобен, что он без усилий все приобретет. И будет счастлив [2, c. 47].

Виктор Служкин - главный герой этой книги - кажется таким простачком-пьянчужкой с первого взгляда (таким его видит, например, учительница Кира Валерьевна или завуч Роза Борисовна), а на самом деле внутри этого тщедушного тела за броней шуток-прибауток оказывается человек абсолютно не защищенный. Он не знает, что с собой делать. Приключения сами находят его, дорога сама приходит на его порог и выводит в дали и просторы пониманий и размышлений о себе как части ландшафтного пейзажа, части некой игры под названием «жизнь», в которой нужно сыграть только свою роль, сыграть правильно, чтоб не было за себя самого обидно перед совестью [22, c. 55].

Природа становится частью сюжетной линии, сам герой вписывается в эту линию, осознавая своё место в этом мире. Неприхотливость повествования с лихвой окупается глубиной восприятия и экзистенциального отклика на действительность героев повести, словно жизнь сама есть набор коротких историй с началом и концом, с путешествием в непроходимые чащи чужих судеб и историй, суровых сибирских далей и лесов, буреломы личных взаимоотношений и... сплав по реке жизни, полной всевозможных совсем не запланированных сюрпризов, невзгод и открытий... [13, c. 141]

Отметим, что история преподавания Виктора Служкиным, биологом по образованию, экономической географии у девятиклассников образует лишь часть, хотя и значительную, сюжетной канвы произведения. Во взаимоотношениях с классом ярко проявляются черты богатого духовного мира героя, вынужденного обстоятельствами устроиться учителем географии в школу.

Географ, на первый взгляд, ведет себя в школе непотребно: играет с учениками в карты, выпивает с ними, курит в открытое окно, применяет физическую силу в отношении учеников, влюбляется в свою ученицу, при этом в общении с классом он употребляет общемолодежный жаргон. Но на самом деле Служкин внимательно следит за каждым сдвигом в развитии своих учеников, радуется, видя, как они взрослеют, набираются сил и опыта. Служкин становится другом этих «сложных» ребят.

Характер Служкина противоречив, он соединяет в себе, казалось бы, несовместимые черты: с одной стороны, у героя множество недостатков, которые он не считает нужным скрывать: у него «идиотские» шутки [12, c. 7], он изменяет жене со своими бывшими школьными подругами, ему «ничего в жизни не хочется» [12, c. 9], его поступки нередко иррациональны. Так, будучи по специальности биологом (окончил биофак Уральского университета), и, не имея педагогической подготовки, он зачем-то устраивается в школу учителем экономической географии, но и в должности учителя ведет себя, мягко говоря, нестандартно: курит в классе, «орет» [12, c. 54] на учеников, в то же время позволяет и им вести себя с собой запанибрата; по словам завуча школы Розы Борисовны, «держит себя наравне с учениками, вступает в перепалки, сидит на столе, отклоняется от темы урока, довольно скабрезно шутит, читает стихи собственного сочинения» [12, c. 40]. И это еще не все. Со своими учениками, которых он зовет полууважительно-полунасмешливо «отцами», Виктор Сергеевич Служкин распивает спиртные напитки, участвует в школьных драках, манипулирует оценками, влюбляется в одну из учениц и едва удерживается от того, чтобы вступить с ней в связь. В довершение всего эта ученица оказывается дочерью завуча школы - строгой Розы Борисовны, о чем Служкин не знал. Не удивительно, что после всего этого Виктор Сергеевич вынужден уйти из школы.

Своим непедагогичным поведением Служкин полностью разрушает дистанцию между учителем и учениками, лишает себя положенного ему по статусу уважения «отцов». В самом начале долгожданного, затеянного и возглавляемого Служкиным речного похода, «отцы» объявляют ему, что они его «за пьянку свергли из начальников» [12, c. 173]. И это вполне заслуженно, ведь он вместе с главным двоечником и хулиганом Градусовым, которого и брать-то в поход не следовало, «нажрался» [12, c. 171] в электричке, и из-за этого команда проехала целых три лишних станции и вместо станции Гранит оказалась в деревне Семичеловечьей - «убогой, выцветшей, кривой, грязной» [12, c. 174]. Поэтому приговор учеников - вполне заслуженный: «Нам такие начальники-бухальники не нужны <...> Так что ты нам больше не командир, и звать мы тебя будем просто Географ. А все вопросы станем решать сами» [12, c. 173].

Однако после этого, в ходе сплава по реке Ледяной между Географом, как теперь называют Служкина ученики, и девятым «Б» возникают новые, особые отношения, в которых на первый план выходят уже не статусные, а другие, чисто человеческие качества [13, c. 80].

В походе у костра ученики, обсуждая Служкина, который, как они думают, спит, приходят к выводу, что «может, он и прав, что не стал командовать» [12, c. 213], а Градусов и вовсе заявляет: «С таким, какой он есть, мне баще» [12, c. 213]. Сам Служкин, притворившись спящим, слушает, как «шлифуют» его кости, рассуждая про себя: «Конечно, никакой я для отцов не пример. Не педагог, тем более - не учитель. Но ведь я и не монстр, чтобы мною пугать. Я им не друг, не приятель, не старший товарищ и не клевый чувак. Я не начальник, я и не подчиненный. Я им не свой, но и не чужой. Я не затычка в каждой бочке, но и не посторонний. Я не собутыльник, но и не полицейский. Я им не опора, но и не ловушка, и не камень на обочине. Я им не нужен позарез, но и обойтись без меня они не смогут. Я не проводник, но и не клоун. Я -вопрос, на который каждый из них должен ответить» [12, c. 214].

Педагогическая манера Служкина недвусмысленно показывает, что в школе он ощущает себя не столько педагогом, сколько учеником-переростком. Не случайно в общей ткани романа большое место занимают детские воспоминания Служкина. Они для него более живы и актуальны, чем события текущей повседневности, обязывающей его вести себя как подобает взрослому, семейному человеку, облеченному педагогическим статусом. Пожалуй, именно укорененностью Служкина в мире собственного детства, живостью школьных воспоминаний и неизжитостью юношеских любовных и моральных коллизий объясняются его странные, на первый взгляд, решения - устроиться на работу в школу, к тому же не по своей специальности, и вообще вернуться в родной город и поселиться на самой его окраине, в Старых Речниках, возле затона, чтобы с головой погрузиться в запутанную сеть взаимоотношений бывших однокашников, помогая своим друзьями детства то распутывать головоломки любовных многоугольников, то заново составлять их, причем не без своего собственного участия [2, c. 47].

Жизнь Служкина в Речниках распадается на две почти не пересекающиеся сферы. Одна сфера - «взрослая», в которой он выступает как супруг, родитель, член преподавательского коллектива, словом, как человек, обремененный многоразличными социальными обязанностями, большинство из которых он либо вовсе не исполняет, либо исполняет неправильно, нестандартно, неумело, спустя рукава, из рук вон плохо, не доводя до конца.

В самом начале романа мы видим его в роли пассажира электрички - «небритого, помятого молодого человека» [12, c. 3], который едет без билета, однако, в отличие от обычных «зайцев», не становится добычей контролеров благодаря тому, что, проявив находчивость, искусно притворяется глухонемым.

На утреннике, посвященном Международному Женскому дню 8 марта, в детском саду Служкин оказывается единственным папой; на педсовете в школе он садится на заднюю парту, не слушает, что говорят завуч и директор, смотрит в окно и любуется красивым профилем молодой учительницы Киры Валерьевны.

Жена Служкина Надежда, испытывая к нему охлаждение, изгоняет его из супружеского ложа на диван. Служкин воспринимает это с простотой ребенка, не обижается и не ревнует, сам устраивает роман Нади со своим другом детства Будкиным, а ее совет найти себе любовницу принимает, хотя и без особой охоты, как руководство к действию. Однако почти ни одну интрижку он не доводит до конца - в решающий момент напивается или сбегает [3, c. 20].

Словом, Служкин-взрослый практически в любой ситуации оказывается белой вороной. Прочно укорененный в своем детстве, он не приживается в сфере взрослых отношений, она выталкивает его. Не случайно завязкой романа служит возвращение Служкина в родную Пермь из его университетского города Екатеринбурга - скорее похожее на бегство. По ряду сюжетных намеков можно догадаться, что этому предшествовали какие-то неудачи. Служкин буквально не находит себе места в обжитом пространстве взрослой повседневной жизни [13, c. 52-53].

В целом жизнь Служкина - это жизнь «маленького человека», который не гонится за славой и богатством, довольствуется самым бедным и заурядным существованием, находя отраду в мечтах, воспоминаниях, дружеских посиделках, но главным образом в собственном благодушии и любви ко всему сущему. Силясь утешить свою не удовлетворенную безрадостным существованием жену, он говорит ей: «Ну, Наденька, не плачь <...> Ну перетерпи... Я ведь тоже разрываюсь от любви...», - и на ее вопрос: «К кому? <...> К себе?» - отвечает: «Почему же - к себе?.. К тебе... К Таточке... К Будкину... К Пушкину» [12, c. 106].

Имя центрального героя - Виктор Сергеевич Служкин, безусловно, созвучно имени великого русского поэта. Это соответствие не случайно - в романе есть эпизод, «поддерживающий» логику анаграммы. Сын бывшей одноклассницы Служкина Лены Анфимовой не может отчетливо произнести фамилии Таты - дочери героя: «- А мне Андрюша говорил: «Тата Шушкина, Тата Шушкина»…, - рассказывает Лена, - Я думала - Шишкина или Сушкина… - Или Пушкина» [12, c. 45], - продолжает Служкин. В парадигму Служкин/Пушкин включаются и другие созвучные имена: например, Будкин и даже Пуджик (кот героя) [2, c. 48].

Другая сфера жизни Служкина охватывает его взаимоотношения с учениками девятого «Б» класса, которые по мере их развития становятся все менее официальными, все более личностными, искренними, неформальными, задушевными, занимают все большее и все более значимое место в его жизненном мире, постепенно принимая форму особого учительства, когда учитель не наставляет учеников, а ведет их через трудный опыт суровых испытаний, порой ценой собственной репутации, уча их на своих ошибках, в том числе постыдных [3, c. 19].

Большую часть романа занимает описание речного похода и представляет собой роман в романе. В жанровом отношении этот вставной роман соединяет в себе черты романа странствий, романа испытания и романа воспитания. М. М. Бахтин, сопоставляя эти жанровые разновидности романа, отмечал, что в романе странствий «становления, развития человека» нет; роман испытания также «исходит из готового человека и подвергает его испытанию с точки зрения также готового уже идеала» [1, c. 204], в нем «герой дан всегда как готовый и неизменный. Все качества его даны с самого начала и на протяжении романа лишь проверяются и испытываются», однако в этом типе романа «дается развитый и сложный образ человека, имевший громадное влияние на последующую историю романа» [7, c. 54].

Роман воспитания «противопоставляет ему становление человека», в связи с чем «жизнь с ее событиями служит уже не пробным камнем и средством испытания готового героя. Теперь жизнь с ее событиями, освещенная идеей становления, раскрывается как опыт героя, школа, среда, впервые формирующие характер героя и его мировоззрение» [1, c. 187]. Такой школой и средой, формирующей характер, становится пятидневный сплав по реке для «отцов» (учеников девятого «Б»). Вместе с тем для их учителя Географа это путь испытания, через которое раскрываются его лучшие черты, обычно скрываемые им под дурашливыми масками.

...