К переосмыслению понятия рациональности

Размещено на http://www.allbest.ru/

К переосмыслению понятия рациональности

А. С. Кабешкин

Введение

В статье будет рассмотрена современная ситуация в тех социальных науках, методология которых связана с концепцией рациональности. В экономической теории это, в частности, теория принятия решений и теория полезности, в социологии теория рационального выбора. Допущения этих теорий, которые важны для нашего обсуждения, практически идентичны, поэтому в дальнейшем мы будем использовать их названия как взаимозаменяемые, особенно с учетом того, что они часто так и используются в научной литературе.

По ряду причин, в которые здесь вдаваться нет возможности, методологические допущения теории рационального выбора оказалась соединенными с легитимацией праволиберальной или консервативной экономической политики (хотя в последнее время этот инструментарий пытались использовать представители и других частей политического и экономического спектра). Между тем, в настоящее время подобная экономическая политика подвергается критике с разных сторон. Критикуются также и сами экономические и социологические теории, обосновывающие эту политику. В данной статье будут, прежде всего, рассмотрены и проанализированы выявленные критикой проблемы теории рационального выбора; затем будет предложено альтернативное представление (основанное на синтезе уже выдвинутых ранее) о человеческой деятельности и способах его изучения в экономике и других дисциплинах, связанных с поведением людей.

Теория рационального выбора

Начнем с того, что базовой предпосылкой для всех форм теории рационального выбора является требование сводить объяснение социальных феноменов, в конечном счете, к высказываниям об индивидах, их действиях, намерениях, убеждениях¹. Концептуальные истоки этой посылки теряются в глубинах античности.

Одной из первых в истории философии формулировок, предвосхищающих современную теорию рационального выбора, на наш взгляд, можно считать фрагмент из «Протагора» Платона (353c 357b), где Сократ утверждает, что для ведения благой жизни необходим расчет удовольствий и страданий, являющихся последствиями того или иного действия. Кроме того, он отрицает возможность акразии, т.е. отсутствия самоконтроля, что в настоящее время также является предметом обсуждения в философии экономики и этике.

В философии Нового времени, повидимому, первым ясным изложением принципов теории рационального выбора является анализ человеческой деятельности у Давида Юма, который различил страсти, убеждения и разум. По Юму, страсти определяют направление, в котором нам следует действовать, рассудок является рабом страстей и обеспечивает необходимые средства для достижения целей, поставленных страстями. Рассудок анализирует наши убеждения, которые образуются как результат наблюдения постоянных или частых связей в явлениях², учитывает внешние ограничения и оценивает возможные последствия альтернативных способов действия.

Юмовские «страсти», однако, в своем первоначальном виде были не слишком удобным для формализации понятием. Для того чтобы они превратились в полезность, более удобную для этих целей, потребовались усилия утилитаристов, прежде всего Иеремии Бентама и Джона Стюарта Милля, а затем маржиналистов конца XIX в.³ Разумеется, вскоре встал и вопрос о том, возможно ли строго исчислять эту полезность.

В ходе последовавших дебатов Парето показал, что вовсе необязательно использовать количественную функцию полезности достаточно более простого понятия предпочтения. Совокупность предпочтений должна удовлетворять некоторым требованиям, таким как полнота, транзитивность, непрерывность и независимость. Вскоре фон Нейман и Моргенштерн построили аксиоматическую теорию принятия решений в своей работе 1944 г.⁴ Полтора-два десятилетия после публикации этой книги были одной из вершин расцвета рассматриваемой теории.

Ситуация, сложившаяся с этой концепцией в последующие десятилетия, была довольно двусмысленной. С одной стороны, существенно расширилась область применения экономической методологии вообще и теории рационального выбора в частности. Применение формализованных моделей имело в качестве своего предварительного условия сведение понятий, используемых при их построении, к относительно простым измеряемым характеристикам. Центральное место среди них принадлежало так называемому «экономическому человеку». Концепт базируется на двух допущениях рациональности и своекорыстия действующего агента⁵. Рациональность определяется как стремление максимизировать некоторую целевую функцию, своекорыстие как стремление к осуществлению субъективных предпочтений. Допущение максимизации позволяет достаточно легко делать предсказания относительно поведения агентов при различных обстоятельствах. Видимая простота формализации привлекла теоретиков из других социальных наук, побудив к попыткам использовать аналогичные допущения и модели для решения своих собственных проблем. Кроме того, ряд экономистов попытались приложить данную методологию к объяснению иных внеэкономических явлений социальной реальности⁶. Этот феномен был назван «экономическим империализмом»⁷.

С другой стороны, теория рационального поведения подверглась серьезной критике, продемонстрировавшей ее концептуальную и эмпирическую уязвимость. Ответ экономистов-неоклассиков на эту критику, как правило, заключался в добавлении или модификации вспомогательных допущений и не касался основ теории.

Для дальнейшего целесообразно выделить два центральных тезиса критики. Во-первых, эмпирические данные показывают, что реальное человеческое поведение отличается от того, которое можно вывести из посылок теории рационального выбора; во-вторых, вместо использования нереалистических предпосылок экономистам следует опереться на знания о человеческом поведении и мотивации, полученные в рамках психологии, когнитивных наук и других дисциплин.

Некоторые моменты, затронутые критиками, будут рассмотрены в следующих разделах.

Критика теории рационального выбора и ограниченная рациональностью.

В 50-е гг. модель рационального поведения была подвергнута критике Гербертом Саймоном и его последователями, изучавшими процессы принятия решений руководителями разных звеньев в организациях. Их исследования показали, что на практике стремление принимать только оптимальные решения привело бы к непомерным затратам времени и других ресурсов. Саймон различил следующие два типа ситуаций.

При рутинной работе контекст, в котором принимается решение, уже задан заранее, то есть возможные альтернативы известны агенту. Традиционная теория принятия решений хорошо работает именно в таких ситуациях.

При необходимости быстрого принятия решения и в условиях неопределенности агент вынужден сам выстраивать контекст решения, выявлять возможные альтернативы и только потом выбирать одну из них⁸.

Для построения общей теории, охватывающей оба эти типа ситуаций, Саймон предложил понятие ограниченной рациональности. По мнению Саймона, дополнительным ограничением, которое нужно учитывать при описании процесса принятия решений, является недостаток информации. Управляющим приходится искать и обрабатывать нужные им данные в условиях цейтнота, а потому принимать не оптимальное, а «удовлетворительное» решение. Кроме того, Саймон противопоставил традиционной «субстантивной рациональности», регламентирующей оценку принятых решений, «процедурную рациональность», с помощью которой оцениваются методы принятия решений. Сегодня, правда, показано, что само требование принимать удовлетворительное решение не является чисто процедурным, тем не менее, правила поиска и принятия такого решения являются процедурными⁹.

Саймону, однако, не удалось освободиться от трудностей. В частности, он столкнулся с проблемами выбора из нескольких удовлетворительных альтернатив или точным определением того, что именно означает «удовлетворительный» в конкретной ситуации без дополнительных ad hoc допущений. Что касается понятия процедурной рациональности, ему угрожает опасность бесконечного регресса: чтобы оптимальным образом искать информацию, нужно определить оптимальную стратегию поиска, поиск этой стратегии тоже должен быть оптимизирован и т. д. Таким образом, и здесь требуются некоторые внешние критерии.

Экономисты-неоклассики ввели концепцию ограниченной рациональности в теорию полезности, превратив время и усилия, необходимые для конструирования контекста решения, в дополнительные ограничения в функции полезности. Функция полезности по-прежнему максимизируется, но теперь уже с учетом реалий, вскрытых анализом Саймона. Такая стратегия «ассимиляции» вновь обнаруживающихся противоречий стала парадигмальной для теории рационального выбора и в дальнейшем широко применялась в качестве защиты от критики.

В начале тех же 50-х Морис Алле, будущий Нобелевский лауреат и тоже сторонник неолиберализма, получил ряд экспериментальных результатов, также ставящих под вопрос обоснованность применения теории рационального действия. Применяя фальсификационистскую методологию, он показал, что предсказания этой теории систематически противоречат наблюдаемому поведению индивидов¹⁰. Отсюда Алле сделал вывод, что, по крайней мере, некоторые предпосылки рассматриваемой теории ошибочны. Ответом явилась разработка новых вариантов теории полезности, получивших названия теории взвешенных полезностей и теории сожалений.

Самый, пожалуй, последний по времени вызов этому комплексу теорий был брошен представителями психологической экономической теории Канеманом и Тверски, продемонстрировавшим существование так называемых эффектов фреймов¹¹. К этим эффектам относится, прежде всего, зависимость человеческого поведения от описания ситуации. Мы не будем сейчас вдаваться в подробности, для нас важно, что все эти материалы демонстрируют расхождения между фактическим и теоретически предсказываемым поведением людей. И хотя у теоретиков сохраняется возможность считать все эти случаи отклонениями, таких исключений оказывается слишком много.

Ещё одной трудностью для теорий рационального поведения явились социальные нормы.

Обязательства, нормы и рациональное поведение.

Проблему, собственно говоря, составляет наличие альтруистических мотивов. В качестве парадигмальной модели в современной экономико-методологической литературе широко обсуждается ситуация, которая заимствована из теории игр и которую условно можно назвать «ультиматумом»¹². В этом эксперименте из области поведенческой экономики первому игроку выделяется определенная сумма денег. Затем он должен предложить какую-то ее часть второму игроку. Если второй игрок соглашается на предлагаемую ему часть, игроки получают соответствующие суммы, в противном случае оба остаются ни с чем. Согласно теории, рациональный максимизатор на месте предлагающего деньги должен предложить минимальную сумму, а второй игрок, также рациональный, должен ее принять, чтобы получить хотя бы что-то. Эксперименты же показали, что первый игрок, как правило, предлагает около 40 % суммы, а второй принимает деньги лишь в том случае, если они составляют не менее 20 %.

Большинство экономистов решают эту проблему одним из двух способов. Одни стремятся показать, что агенты стремятся к равенству распределения в надежде на взаимопомощь в будущем, то есть сохраняют значение материальных факторов. Другие же, как и в случае с ограниченной рациональностью, изменяют функцию полезности и включают в нее предпочтения, непосредственно не связанные с материальными ценностями, например «жажду справедливости» или «стремление помочь другому». Более сложные эксперименты показывают, что оба варианта объяснения сталкиваются с проблемами.

В последнее время некоторые авторы подвергли критике адекватность также и второго способа объяснения. Амартия Сен¹³ провел различение между «симпатией» и «обязательствами». Его «симпатия» относятся к случаям, в которых благоденствие человека зависит от состояния других, «обязательства» же заставляют людей жертвовать своим благоденствием вне зависимости от своих симпатий или антипатий. Таким образом, человек может быть рациональным и при этом не максимизировать свою полезность. Более того, Сен утверждает, что обязательства «могут также заставить человека изменить свои цели и преследовать чужие»¹⁴. В своих ранних работах Сен приводит примеры таких ситуаций, когда, например, представитель группы ассоциирует себя со всей группой и преследует групповые цели так, как будто бы они были его собственными.

Филипп Петтит¹⁵ считает последние аргументы неубедительными. По его мнению, изменение целей в связи с обязательствами вполне совместимо с теорией полезности цели других могут быть включены в функцию полезности в качестве предпочтений или ограничений. В случае же с представителем группы Петит считает, что групповые цели действительно становятся его собственными. Аргумент Сена противоречит обычному пониманию интенционального действия сознательно преследуемые субъектом цели по определению являются его целями.

Позиции Петтита в этой полемике выглядят сильнее в самом деле, понятие о чужих, но при этом сознательно преследуемых мной целях, по-видимому, заключает в себе противоречие в определении. Однако и Сен явно пытается указать на реальную проблему не все в человеческом поведении схватывается в теории полезности с ее предпосылкой максимизации предпочтений. рациональный выбор предпочтение обязательство

Сходную проблему решает и другой автор

- Виктор Ванберг¹⁹. Он утверждает, что теория рационального выбора обычно оценивает каждый акт выбора изолированно и потому не может объяснить регулярности человеческого поведения. К этим регулярностям относятся планомерность действий, выполнение обязательств перед группами, следование социальным нормам и моральным принципам. Ванберг правильно указывает, что нравственные нормы и принципы влияют не только на оценку результатов действия, но и на выбор самих действий. Это означает, что их следует рассматривать не как дополнительные предпочтения в функции полезности, но, скорее, как ограничения области значения самой этой функции, сужающие границы возможных (точнее этически приемлемых) выборов. В рассуждениях Ванберга просматривается зависимость от веберианской концепции типов социального действия. Вебер, как известно, различал ценностно-рациональное и целерациональное поведение. Под «целерациональным поведением» мыслилось такое, в котором выбор средств определяется исключительно соображениями их эффективности независимо от онтологического статуса избираемого средства. Ценностно-рациональным же он называл поведение, ценное само по себе вследствие этических, эстетических, религиозных или иных соображений. Сходным образом трактует социальные нормы Джон Эльстер¹⁷, и он приводит сильные аргументы в пользу несводимости норм к личным предпочтениям (включая альтруистические).

Подводя итоги, отметим, что моральные принципы и социальные нормы регулируют поведение людей не только внешним образом, то есть через ограничения. Они интериоризируются в процессе воспитания, обучения или сознательного культивирования, формируют диспозиции и личностные особенности. Другим источником таких диспозиций, на который обратил внимание Юм, является поведенческая история индивида. Нормы закрепляются благодаря ассоциации определенных эмоций с определенными действиями. Сила эмоций зависит от особенностей истории индивида. И в завершение раздела можно выделить следующие два важных тезиса: 1) существуют действия и даже регулярности в действиях, которые не могут быть адекватно объяснены на основе теории рационального выбора; 2) регулярность этих действий обеспечивается формированием диспозиций, черт и эмоций человека.

Неопределенность, риск и рациональное поведение.

Последняя трудность в теории рационального выбора, которую мы подвергнем разбору, это проблема риска и неопределенности. В ранних неоклассических теориях предполагалось, что человек обладает исчерпывающей информацией о рынке и совершенными способностями просчитывать последствия своих действий. Очевидно, что на самом деле практически все реальные процессы в рыночной экономике связаны с риском и неопределенностью, которые обусловлены ограниченностью человеческого знания вообще, сложностью и нестабильностью рыночных механизмов в особенности и ограниченным временем для поиска и обработки нужной информации, в частности. Здесь будут рассмотрены две попытки интегрировать неопределенность в неоклассическую экономику, а именно теория поиска и теория ожидаемой полезности.

В теории поиска неопределенность рассматривается как отсутствие нужной информации. Стоимость этой информации и затраты на её поиск представляют собой дополнительные ограничения для агента, который поэтому должен постоянно выбирать, продолжать ли ему поиск или уже принимать окончательное решение. Тем самым теория поиска лишь повышает требования, предъявляемые к агенту, он теперь должен знать, какое именно количество информации является оптимальным. Проблема снятия неопределенности не снимается, а лишь отодвигается на один шаг.

Теория ожидаемой полезности анализирует неопределенность при помощи вероятностей будущих событий. На самом деле то, вероятность чего можно предположить заранее, следует, согласно различению Ф. Найта, называть риском в отличие от «истинной» неопределенности, которую заранее оценить нельзя и которая практически не поддается интеграции в неоклассическую теорию. Что касается риска, то в данной теории предполагается, что агент либо знает все вероятности будущих событий, либо оптимально использует для их вычисления ту информацию, которая у него есть. В первом варианте агент наделяется почти божественными чертами с полным знанием будущего, во втором по крайней мере, он должен быть экспертом в неоклассической экономике. Что еще важнее, агенты здесь должны обладать одинаковой функцией полезности, иначе они сделают разные выводы из одной и той же информации о будущем, и теория окажется бесполезной. Но со времен дебатов о кардинализме в экономике считается, что у разных людей полезность различна¹⁸.

Таким образом, риск и неопределенность по-прежнему остаются неустранимым камнем преткновения для теории рационального выбора в экономике. Имеющиеся модернизации теории не дают эффективных инструментов для устранения разрыва между идеализациями теории и действительной практикой рыночного общества. Тем не менее, теория рационального выбора является одним из наиболее упорно сохраняемых перед лицом критики компонентов неоклассической теории.

Теперь я попытаюсь вкратце набросать возможный альтернативный подход, а также проанализирую, есть ли у такого подхода потенциал для решения вышеназванных проблем.

Две стороны деятельности

Как уже было сказано выше, существует взгляд на человеческое действие как на создание альтернатив, а не выбор из внешне заданных вариантов. Редукция экономической и шире социальной активности людей к выбору из большего или меньшего числа альтернатив не схватывает творческий момент деятельности, а потому едва ли может быть удовлетворительной. Напротив, «выбор альтернатив» можно вывести из «создания альтернатив» как частный случай, полученный посредством спецификации определенных условий хорошо структурированной среды, в которой производится выбор, знакомой субъекту деятельности и т. п.

Итак, в процессе деятельности человек сталкивается с более или менее структурированным окружением и изменяет его, преодолевая сопротивление «материала» и используя для этого свои личностные ресурсы. Следовательно, во всяком акте деятельности можно выделить два аспекта: 1) личностные ресурсы, такие как диспозиции, черты характеры, знания, навыки и т. п.; 2) особенности среды, в которой осуществляется деятельность. Среда принимается во внимание практически в любой социальной науке; к примеру, в неоклассической экономике это могут быть типы рынка или экономическое законодательство. Личностные ресурсы же в экономике, как правило, игнорируются. Специально же ресурсы, которые представляют для нас интерес, изучаются в социологии и связанных с ней науках. В качестве важного примера можно указать на понятие «габитуса», разрабатывавшегося Пьером Бурдьё. И достижения социологической и антропологической дисциплин показывают, что эти вещи поддаются изучению методами позитивных наук.

Теперь рассмотрим, как такой подход позволяет решать рассмотренные выше проблемы. На наш взгляд, исследования ограниченной рациональности могут продвинуться за счет изучения личностных ресурсов. Следует заметить, что особенности процесса принятия решений уже исследуются, но сейчас поле этих исследований в основном, насколько мне известно, ограничено исследованием когнитивных процессов и задачами прикладной психологии. Между тем, учет диспозиций и «габитуса» может, по-видимому, объяснить особенности поведения людей в экспериментах, подобных проведенным Канеманом и Тверски.

Что касается проблемы интеграции социальных норм и рациональных (в экономическом смысле слова) соображений в одной теории, то именно такая интеграция и конституирует предлагаемый подход. Наконец, особенности реакции субъектов на неопределенность и риск также, вероятно, могут быть лучше объяснены в рамках такой более общей теории.

Пожалуй, следует рассмотреть следующий аргумент в защиту неоклассической модели человеческого поведения. Неоклассические формализованные модели позволяют выделить из эмпирического разнообразия и рассмотреть изолированно важнейшие тенденции в поведении людей аналогично тому, как это делается в физике при помощи идеализаций. Поэтому избыточное усложнение в стремлении к большей реалистичности моделей вовсе не требуется. Но, во-первых, никогда заранее не ясно, что именно считать «избыточным». Во-вторых, недавно Анна Александрова представила сильные доводы в пользу того, что идеализации в экономике и в физике отличаются в нескольких важнейших отношениях. В частности, в формальных моделях, применяемых в экономике, в отличие от моделей математического естествознания, широко используются допущения, вводящиеся лишь для упрощения формализации. Кроме того, отношение формальных моделей и эксперимента в экономике всегда неоднозначно в принципе всегда можно оспорить, что эксперимент соотносится именно с данной моделью. Поэтому выводы, полученные при математическом моделировании экономических процессов, трудно применить даже к одной реальной ситуации, а тем более ко многим. Александрова делает вывод, что экономистам не следует полагаться на формальные модели, а вместо этого сосредоточиться на изучении конкретных обстоятельств каждого случая. Это разумная рекомендация, но, на наш взгляд, она не исключает другого подхода разработки теорий, в которых предпосылки были бы более адекватны реальности, в противоположность известному тезису Милтона Фридмена о том, что предпосылки могут оцениваться лишь по их предсказательной силе²⁰. Не исключено, что модель, в которой большее внимание уделяется человеку как создателю альтернатив, обладающему для этого определенными ресурсами, окажется более адекватной, чем неоклассические модели выбора из заданных извне вариантов.

Примечания

1 См.: Scott, J. Rational Choice Theory // Understanding Contemporary Society : Theories of the Present / еd. by G. Browning, A. Halcli, and F. Webster. Oxford, 2000.

2 Юм, Д. Трактат о человеческой природе. Сочинения : в 2 т. М., 1965. Т. 1. С. 237.

3 См.: Arnsperger C. What Is Neoclassical Economics? / С. Arnsperger, Y. Varoufakis // Postautistic economics review. 2006. Vol. 38.

4 См.: Платон. Сочинения : в 4 т. М., 1994. Т. 1.

5 См.: Vanberg, V. J. Rationality, Rule-Following and Emotions : On the Economics of Moral Preferences // Papers on Economics and Evolution. 2006. № 21.

6 См.: Becker, G. S. Crime and Punishment : An Economic Approach // Journal of Political Economy. 1968. Vol. 76; Becker, G. S. The Economics of Discrimination. Chicago, 1957; Downs, A. An Economic Theory of Democracy. N.Y., 1957.

7 Lazear, Ed. P. Economic Imperialism. Stanford,

1999.

8 См.: Egidi, M. From Bounded Rationality to Behavioral Economics. Rome, 2005.

9 См.: The Oxford Handbook of Rationality. Oxford, 2004. С. 325.

10 См.: Egidi, M. From Bounded Rationality...

11 См.: Канеман, Д. Рациональный выбор, ценности и фреймы / Д. Канеман, А. Тверски // Психол. журн. 2003. № 4, т. 24.

12. Vanberg, V. J. Rationality, Rule-Following and Emotions...

13 См.: Sen, A. Why exactly is Commitment Important for Rationality? // Rationality and commitment. Oxford, 2007.

14 Там же.

15. См.: Pettit, P. Construing Sen on commitment // Rationality and commitment. Oxford, 2007.

16 См.: Vanberg, V. J. Rationality, Rule-Following and Emotions...

17 См.: Elster, J. Social Norms and Economic Theory // Journal of Economic Perspectives. 1989. № 3 (4).

18 См.: Автономов, В. С. Человек в зеркале экономической теории. М., 1993.

19 См.: Alexandrova, A. Connecting Economic Models to the Real World : Game Theory and the FCC Spectrum Auctions // Philosophy of the Social Sciences. 2006. № 2. Vol. 36.

См.: Фридмен, М. Методология позитивной экономической науки // THESIS. 1994. Вып. 4.онтология качества, квалиметрия образования.

Размещено на Allbest.ru