Проблема этического долженствования поступка: контур теоретико-познающего сознания

Размещено на http://www.allbest.ru/

Проблема этического долженствования поступка: контур теоретико-познающего сознания

философия бахтин поступок этический

Проект "первой философии" М. М. Бахтина, или, как именовал ее сам автор, философии поступка, к настоящему моменту уже достаточно хорошо изучен специалистами бахтиноведами и по праву занял свое место в ряду других известных философских проектов XX в. Основные концептуальные идеи и сам замысел проекта были выражены в трактате "К философии поступка". Именно в нем Бахтин ставит перед собой цель в лучших традициях Мартина Хайдеггера: очертить контуры некой фундаментальной онтологии, закладывающей основы и саму возможность дальнейшего философствования, некой "первой философии", мыслимой в качестве самобытной авторской онтологии поступка, ключевой категорией которой является долженствование как абсолютная онтологическая необходимость поступка. В данной статье, опираясь, прежде всего, на ключевую философскую работу М. М. Бахтина "К философии поступка", мы затронем лишь один аспект бахтинского гения проблему поиска необходимого основания (то есть долженствования поступка) для своего философского проекта в мирах этики. Иначе говоря, проанализируем этическое долженствование на предмет возможности использования его в проекте философии поступка. Может быть, из мира этики мы сможем пробиться в мир абсолютно долженствующего поступка, который объемлет и единит все планы и стороны бытия человека, а значит, может выступить и в качестве искомого основания философии "единого и единственного бытия-события". Обратимся к этике, ведь, кажется, где еще искать нам долженствование как ни в этой области.

Действительно, этика (этические построения) как один из фундаментальных разделов философии как раз ведь и имеет дело с живыми поступками человека, что в свое время с теоретической точки зрения продемонстрировал И. Кант, блестяще доказав примат практического разума над разумом теоретическим. Однако наличие мощнейшего этического пласта в философии (в том числе и в современной Бахтину философии, к примеру, неокантианстве), как показывает реальная история человеческой цивилизации, конкретного человека (то есть, собственно, того, ради кого этика и создается), опять же, почему-то совершенно ни к чему не обязывает. Живой, индивидуально-исторический субъект (человек, я, тот, ради кого "все это затевалось") парадоксальным образом неизменно оказывается за бортом этических построений. Иначе говоря, этика с упорством, достойным лучшего применения, игнорирует ("забывает") в своих построениях индивидуально-исторического, живого, вот так существующего конкретного человека (а точнее, не его самого, а его жизнь как неразрывную последовательность единых и единственных событий бытия, действительных поступков), тем самым вырождаясь в теоретизм. Именно поэтому, пишет Бахтин, "вся почти критика теоретизма всецело распространима и на этические системы".

В дошедшей до нас рукописи трактата "К философии поступка" (да, собственно, и в более поздних работах) М. М. Бахтин не осуществляет подробного анализа существующих этических учений. Замысел Бахтина предполагал рассмотрение отдельных этических концепций (таких как, например, альтруизм, утилитаризм, этика основателя марбургской школы в неокантианстве Г. Когена, этика главы баденской школы в неокантианстве Г. Риккерта) и вопросов, касающихся их в "соответствующих местах нашей работы"². К сожалению, как мы уже знаем, этот трактат ("наша работа") мыслителем завершен не был, да и продолжен он, по сути, тоже не был(до сих пор стоит особняком в наследии Бахтина), так что время "соответствующих мест" так и не наступило. Однако на доступных нам страницах "К философии поступка" мы обнаруживаем общий методологический анализ принципов построения всех этических систем, что для нас в данном случае даже более важно, чем возможность ознакомиться с анализом Бахтиным конкретных этических учений и концепций. Тональность всем своим последующим рассуждениям на тему этики Бахтин сразу задает следующим тезисом: "Здесь нам остается лишь показать, что практическая философия в ее основных направлениях отличается от теоретической лишь по предмету, но не по методу, не по способу мышления, то есть что и она сплошь проникнута теоретизмом, а для решения этой задачи различия между отдельными направлениями не существует".

Аргументацию этого тезиса М. М. Бахтин разворачивает следующим образом. Все возможные этические системы (этики) он подразделяет на две группы: материальные и формальные. Материальная, или содержательная этика занимается поиском и обоснованием общезначимых для каждого человеческого существа специальных нравственных норм. В соответствии с этикой подобного типа поступок будет этичен только тогда, когда нормируется соответственной нравственной нормой, имеющей определенный содержательный характер. Формальная этика выставляет всем человеческим существам некий всеобщий принцип нравственного поведения, общезначимое нравственное предписание (например, знаменитый категорический императив И. Канта). В соответствии с этикой подобного типа поступок будет этичен только тогда, когда будет законосообразен, то есть определен этим всеобщим принципом нравственного поведения как общезначимый закон, лишенный в то же время определенного положительного (индивидуально-исторического) содержания, как сам закон как таковой, даже как идея чистой законности. Анализируя материальную и формальную этики как два предельно обобщенных класса всех этических систем, Бахтин выдвигает против каждой из них два принципиальных возражения, указывает каждой из них на два недостатка, "греха". Вместе с М. М. Бахтиным рассмотрим эти возражения подробнее.

~ Первое возражение: "нет специально этических норм, каждая содержательная норма должна быть специально обоснована в своей значимости соответствующей наукой: логикой, эстетикой, биологией, медициной, одной из социальных наук". Причем, даже тот факт, что, за исключением норм, получивших обоснование в одной из упомянутых наук (или какой-либо другой), в этике останется определенное количество норм, которые нигде не обоснованы, но, тем не менее, звучат вполне убедительно, ничего принципиальным образом не меняет. Поскольку, как замечает Бахтин, "по своей структуре эти нормы ничем не отличаются от научных, и придаваемый эпитет "этический" не понижает необходимости все же доказать научно их истинность, эта задача остается по отношению к таким нормам, будет ли она когда-нибудь решена или нет каждая содержательная норма должна быть возведена на степень специального научного положения; до этого она остается только практически полезным обобщением и догадкой". Если приглядимся повнимательней, мы заметим, что практически всегда подобные "этические" нормы на самом деле являют собой вовсе не нормы, а методически не расчлененный конгломерат различных принципов и оценочных суждений.

Здесь мы опять выходим на уже упоминавшуюся проблему: в материальной этике собственно долженствование, то есть превращение некоторого (пусть даже общезначимого с формальнологической точки зрения) теоретического положения в субъектно-субъективно значимую норму, остается совершенно необоснованным! Бахтин пишет по этому поводу: "утверждая существование специальных этических норм, она только слепо допускает, что нравственное долженствование присуще некоторым содержательным положениям как таковым, непосредственно следует из их смыслового содержания, то есть что некоторое теоретическое положение (высший принцип этики) по самому своему смыслу может быть должным, предпослав, конечно, существование субъекта, человека. Этическое долженствование извне пристегивается. Отсюда становится совершенно ясным, что все содержательные нормы, даже те, что "абсолютно" и "безоговорочно" "доказаны" наукой, будут относительны в смысле их связи с долженствованием, поскольку оно пристегивается к ним откуда-то извне. Как рассуждает Бахтин, человек, конечно, может согласиться с тем или иным рассудочно-теоретическим положением как философ или социолог, психолог или юрист, но утверждать, что теоретическое положение тем самым становится для него "нормирующей мой поступок нормой", значит уклониться от решения основной проблемы, а именно все той же проблемы долженствования. Даже для самого факта согласия человека с "уже доказанной" значимостью теоретического положения еще недостаточно одной его внутренней значимости, как недостаточно и работы мышления, необходимо также "нечто, из меня исходящее, именно нравственно должная установка моего сознания по отношению к теоретически в себе значимому положению; эту-то нравственную установку сознания и не знает материальная этика, точно перепрыгивая через кроющуюся здесь проблему, не видя ее".

Подводя итог первому возражению материальной (содержательной) этике, следует отметить, что ни одно теоретическое положение, по мысли Бахтина, не может напрямую обосновать никакого поступка, то есть не может превратиться в субъектно-субъективную нравственную норму. А норма, по определению Бахтина, это "специальная форма волеизъявления одного по отношению к другим, и как таковая, существенно свойственная только праву (закон) и религии (заповедь)". То есть в этих сферах (право и религия), принимая форму закона или заповеди, норма оценивается уже не со своей содержательной стороны (если бы это было так, она, собственно, никогда не смогла бы стать нормой), а со своей сугубо формальной стороны (стороны авторитетности ее источника или подлинности ее передачи и т. п.).

~ Второе возражение: "Второй грех материальной этики ее общность предположение, что долженствование может быть распространено, относится к каждому"⁵. Это ошибочное предположение возникает из-за того, о чем мы уже писали выше: поскольку содержание нормы берется из теоретически значимого (научного) суждения, а форма от правового закона или религиозной заповеди, то отсюда ошибочно выводится и общность для всех человеческих существ какой-либо нормы. Хотя на самом деле подобное сочетание содержания (взятого из одной сферы) и формы (взятой совершенно из другой сферы) является абсолютно неправомерным и ошибочным с логической точки зрения.

~ Первое возражение: "Она (то есть формальная этика.А. К) исходит из совершенно правильного усмотрения, что долженствование есть категория сознания, форма, не могущая быть выведенной из какого-нибудь определенного материального содержания. Но формальная этика, развившаяся исключительно на почве кантианства, далее мыслит категорию долженствования как категорию теоретического сознания, то есть теоретизует ее, и вследствие этого теряет индивидуальный поступок"⁶. Но долженствование не есть ни категория теоретического сознания, ни общезначимое научное суждение, ни эстетическое суждение и т. п.⁷ Мы можем обозначить, что долженствование есть своеобразная "категория" индивидуального, ответственно-исторического, незаменимого и незаместимого поступка. Но что это за особая "категория", по сути, категория самой индивидуальности, какова ее специфика, откуда и как она выводится? Ответы на эти вопросы находятся за рамками данной статьи⁸. Указывая на то, что формальная этика развилась исключительно на почве кантианства, М. М. Бахтин прежде всего имеет в виду известный категорический императив И. Канта. Категорический императив определяет поступок как общезначимый закон, и это, безусловно, правильно, поскольку поступок, естественно, не должен быть случаен (не закономерен), а долженствование, в свою очередь, должно быть абсолютно категорично (обязательно!) для меня. И действительно, отмечает Бахтин, "закон, нормирующий мой поступок, должен быть оправдан как могущий стать нормой всеобщего поведения"⁹. Однако каким образом оправдан? Ведь это-то и есть самое важное! А практика научной деятельности показывает, что оправдание это задается всегда лишь путем сугубо теоретических установлений-наставлений: научных, логических, эстетических, социологических, экономических и т. п. Поступок (единое и единственное событие бытия), таким образом, опять отбрасывается в самозаконный теоретический мир с его пустыми требованиями законности, которые никогда не смогут ни к чему обязать индивидуально-историческую личность.

~ Второе возражение: "Второй недостаток следующий: закон предписан себе самой волей, она сама автономно делает своим законом чистую законосообразность это имманентный закон воли"⁹. Проблема в том, что здесь мы имеем такую же иллюзию, как и в теоретическом самозаконном мире: там царствует безудержная активность теоретического разума, не имеющая ничего общего с индивидуально-ответственной "прозой жизни" конкретно-исторического человека, для которого эта активность разума, скажем так, пассивно обязательна; здесь воля сама создает закон, которому и входит в подчинение как индивидуально-ответственная, умирая тем самым в этом своем продукте (законе). М. М. Бахтин отмечает: "Воля описывает круг, замыкает себя, исключая индивидуальную и историческую действительную активность поступка"⁹. Все это существенно искажает действительность нравственного долженствования и не дает подхода к действительности единого и единственного события бытия (действительному поступку). Да, воля, безусловно, творчески активна в любом поступке, но из этого еще никак не следует, что воля нормирует поступок, задает ему норму, превращает в общее и общезначимое положение.

Подводя итог рассмотрению и материальной и формальной этики (этики вообще), мы вместе с Бахтиным теперь можем с уверенностью сказать, что отчуждение (забвение, отвлечение) от индивидуально-ответственного и конкретноисторического положения человека в бытии (от события его бытия) имеет место в этических системах, в этике вообще. Говоря кантовским языком, мир практического разума есть на самом деле мир все того же теоретического разума, отвлеченный самозаконный теоретический мир, а не тот искомый мир, в котором совершается действительный поступок (событие бытия человека). Главенствующее положение практического разума есть на самом деле примат одной какой-либо области теоретического мира над всеми другими. Этические принципы, принципы этики не являются принципами живых поступков, а являются только лишь принципами возможного обобщения уже свершенных и свершившихся поступков в их, скажем так, теоретической транскрипции. Как пишет Бахтин, "к живому поступку в реальном мире здесь нет прохода"¹⁰.

На себя замкнутая этика есть опустошенная этика, потому что этическое начало это не исток каких-либо ценностей, а только лишь особый модус отношения к ним. И это проблема мира этического бытия. Она заключается в том, что и его суждения наравне, например, с суждениями, выносимыми самозаконным отвлеченно-теоретическим миром и миром эстетического бытия меня живого, бытийствующего событиями и в событиях собственной жизни поступающего человека, в действительности ни к чему не обязывают. А значит, не могут являться и основанием моего бытия, основанием человеческого бытия вообще и основанием проекта фундаментальной онтологии М. М. Бахтина, заявленного, в частности, его программным трактатом "К философии поступка". И поступок, взятый со своей этической стороны, как своего рода особое "этическое суждение", тоже не обладает для человека абсолютным долженствованием. Это означает, что и из мира практического разума невозможно пробиться в живой мир вечно свершающегося "единого и единственного бытия-события" (поступка). То есть на этику (практический разум), точно также как и на науку, и на эстетику нельзя положиться в деле построения фундаментальной онтологии как философии поступка: "Менее всего подобный практический разум может обосновать первую философию"¹⁰.

Подводя итог нашей работе можно сказать следующее. Этика, с точки зрения философии поступка М. М. Бахтина, являет собой отвлеченно-самозаконный "роковой теоретизм", который есть ничто иное как "отвлечение от себя единственного"¹⁰. Мир этики проникнут теоретизмом и различается с другими подобными мирами (наука, эстетика) лишь по своему предмету, но не по методу, не по способу мышления. Входя в эти миры (совершая акт отвлечения), мы оказываемся уже во власти их автономной законности (самозаконности!), исчезаем в них как индивидуально-ответственные живые активные субъекты. У практического разума мира этики нет подхода к единому и единственному событию бытия, потому что нет в нем единства и объемлющего взаимопроникновения между объективно-смысловым содержанием (продуктом) события бытия и его субъективно-действительным историческим свершением (актом); нет возможности продуктивно определить событие бытия и тот мир, в котором оно действительно и ответственно-единожды свершается (происходит), отсутствует место для действительного ответственного поступка (свершения!); нет долженствования, суждения здесь грешат методологическим неразличением данного (бытия) и заданного (долженствования) вследствие чего меня, действительного, живого, бытийствующего в событиях и событиями своей уникальной (единой и единственной) жизни, фактически абсолютно ни к чему не обязывают. Иначе говоря, здесь невозможно участно мыслить, то есть "не отделять своего поступка от его продукта, а относить их и стремиться определить в едином и единственном контексте жизни как неделимые в нем"¹¹.

Итак, вслед за М. М. Бахтиным попытка основать первую философию ("философию поступка") только лишь на содержательно-смысловой стороне поступка, в отвлечении от единого и единственного действительно-исторического акта его свершения и его автора, нами признана безуспешной. Это в свою очередь означает, что только изнутри самого действительного поступка, изнутри единого и единственного в своей ответственности, целостного события бытия возможен выход к самому единому и единственному объемлющему человека бытию в его живой действительности. Только на сам действительный поступок, на необходимый достоверный факт его свершения можно ориентировать фундаментальную онтологию. И способно на свершение действительного поступка только участное сознание человеческого существа. Именно участное сознание задает поступку искомое долженствование, переводит его из потенциального состояния "не-действительности" в актуальность живой действительности, наделяет свершающееся событие жизнью, смыслом, терпким вкусом реального бытия.

Размещено на Allbest.ru