Феномен интеллектуального в культуре: онтологическое измерение

Интеллектуальное одно из самых сложных, многогранных и противоречивых философско-культурологических понятий. Сложность его объясняется невыверенностью трактовок, обусловленных непрозрачностью внутренней структуры, с одной стороны, и подвижностью смысловых границ с другой. Многогранность междисциплинарным функционированием и, соответственно, заимствованием «жизненного пространства» смежных категорий. Противоречивость многообразием форм проявления в историко-культурном, социальном, научном и художественном контекстах.

В философской литературе термин интеллектуальное используется как чрезвычайно широкий и трудно поддающийся спецификации. Однако у философского подхода есть свои преимущества: он позволяет более объемно представить весь смысловой контекст, в котором функционирует данная категория, и тем самым точнее определить влияние различных проявлений интеллектуального на формирование целенаправленной, творческой деятельности и мыслительной культуры человека.

Приступая к характеристике интеллектуального и очерчиванию его проблемного поля, оговоримся: интеллектуальное не есть нечто статичное, раз и навсегда данное. Оно идентично процессу постоянного расширения возможностей познания человека в плане взаимодействия его с окружающим миром и самим собой, в результате которого вырабатывается новая ценностная шкала, новый взгляд на традиционные вещи. Отсутствие четкой научной дефиниции интеллектуального в базовых дискурсах (философском и психологическом) не есть качественная оценка проблемы, это всего лишь исходная позиция, свидетельствующая о ее современном состоянии. Она принуждает нас обратиться, прежде всего, к этимологическому, а затем и концептуальному анализу исследуемого феномена.

Слово «интеллектуальное» представляет собой производное от «интеллекта» и входит в группу понятий и терминов, ведущих происхождение от латинского существительного intellectus, первое словарное значение которого ум, рассудок, разум; второе мыслительная способность человека [1]. В свою очередь, intellectus это латинский вариант греческого нус, переводимого как ум, образ мыслей, умственное созерцание, что подтверждает еще более древний возраст генетического прародителя, его семантическую устойчивость. Смысловые обертоны термина сопряжены с умственной деятельностью человека, которая имманентна его природе, реализуемой в работе интеллекта.

Не отвлекаясь на характеристику и модели интеллекта (это отдельная проблема, требующая специального рассмотрения), обратим внимание на тот факт, что в современных языках романского происхождения слово «интеллект» породило ряд словообразований со сходным семантическим ареалом [2].

Интеллект это базовое понятие, «точка отсчета» и одновременно «точка возврата» исследования онтологии интеллектуального. Вопрос о том, что такое интеллект, какие черты характерны для интеллектуальной личности, какова структура интеллекта, обсуждается давно. Большинство исследований в данной области посвящены созданию эксплицитных концепций интеллекта (теорий, в основе которых лежит информация, полученная в ходе измерения интеллекта при решении задач).

В настоящее время нет общепринятого определения интеллекта. В философском дискурсе интеллект трактуется как «психическая способность к сознаваемому нестереотипному поиску и узрению адекватных содержанию форм мышления и целесообразных способов поведения, основанных на опыте и знаниях и в то же время имеющих тенденцию к опережению событий и опыта» [3]. Когнитивно-психологический подход акцентирует в интеллекте «познавательную деятельность любых сложных систем, способных к обучению, целенаправленной переработке информации и саморегулированию», а также «совокупность всех познавательных функций индивида: от ощущений и восприятия до мышления и воображения» [4]. Следует признать, что какие бы новые смысловые оттенки не привносились и не привносятся в интерпретативные модели интеллекта, концептуальное оформление его (во всяком случае, с точки зрения философии) обязано немецкому идеализму, в контексте которого интеллект прочитывается как познание, понимание, рассудочная способность к абстрактно-аналитическому расчленению (Гегель) и как способность к образованию понятий (Кант).

Интеллект и мозг связаны неразрывными узами. Основополагающими элементами мозга следует считать гибкие межнейронные связи, поскольку именно они отвечают за генерацию и запоминание новой информации - будь то научная, бытовая или художественная информация. Мозг есть также и функция знаковой среды обитания. В этом смысле интеллект можно считать функцией знака.

Охватывая панораму существующих научных интерпретаций интеллекта, можно заметить присутствие некоего этимологически инвариантного «ядра», доставшегося в наследство от греко-латинской традиции. О чем это говорит? Это иллюстрирует логическую аксиому: чем уже объем понятия, тем определеннее его значение. В данном случае «узость» (точнее, строгость) онтологической рамки понятия интеллект обеспечивается как раз его этимологической определенностью, двуединством «ума» и «способности».

Аналогичные отголоски русскоязычных значений intellectus открываются и в связи с понятием «разум» (от лат. ratio). Смысловые поля интеллекта (интеллектуального) и разума (рационального) почти идеально накладываются друг на друга, выступая агентами процедуры познания. Иными словами, интеллектуальное практически повторяет смысловую конфигурацию рационального. Почти-идеальность приводимых значений, их перенос и перевод на русский язык, подкрепляется также традиционным параллелизмом в использовании близких по семантике слов в обыденной речи.

Уже на примере словарных толкований производных прилагательных «интеллектуальный» и «рациональный» можно обнаружить смысловую развилку: «рациональный» истолковывается как «разумно обоснованный, целесообразный» [5] (значит, ориентирующийся на разум), в то время как «интеллектуальный» - «относящийся к психической жизни человека, к разуму, интеллекту; духовный, умственный; отличающийся высоким уровнем развития интеллекта» [6]. Как видно, момент различения здесь засечен на наличии иррационального компонента, содержательно вмещающего в себя всю совокупность чувственных параметров (включая и ощущения). И то и другое имеет отношение к субъекту - носителю разумного начала, правда, с поправкой на ограничение. Это ограничение исходит из онтологической сути рационального, отсылающей к способу овладения интеллектуальной и практической культурой в ту или иную эпоху. Рациональность проявляется как одна из форм единства культуры и знания, выступая фундаментальной, но не единственной характеристикой интеллектуального. Это единство, реализуемое через действие когнитивной и социокультурной функций рационального, и есть та скрепа, которая объединяет интеллектуальное и рациональное.

Рациональность как «система замкнутых и самодостаточных правил, норм и эталонов, принятых и общезначимых в рамках данного социума для достижения социально осмысленных целей» [7] выступает предикатом интеллектуального. Инвариантную основу самой рациональности составляют различные логические системы (модальная, эпистемическая, временная логики и др.). Логическое, таким образом, попадает в сферу онтогенетического родства с интеллектуальным, а потому также требует «выявления бытийственной сути» [8] слова-прародителя.

Греческое «Аоуод», от которого происходит «логика» и производные от этого слова логическое, логистика, имеет практически тот же спектр значений, что и ratio: слово, речь, разум, рассуждение [9]. Но надо также иметь в виду, что логическое не тождественно рациональному [10]. Одна из причин тому - язык. Как языковой конструкт логическое «материализует» содержательный план рациональности и вместе с ней обеспечивает образ интеллектуального par excellence. Разум способен заблуждаться. Но и заблуждаясь, он остается разумом. Истина не является синонимом разумности, хотя истина - это цель познавательного процесса - аналога интеллектуальной работы.

Вывод первый. Вне рациональности нет интеллектуального.

Согласившись с этим утверждением, сделаем следующий шаг и зададимся вопросом: покрывает ли рациональное все содержание феномена интеллектуального? Определенно, нет, хотя медиальное положение интеллектуального, имеющего отношение одновременно и к разуму, и к интеллекту, провоцирует обратное. Но феномен интеллектуального шире рационального, он указует на человека, смысл творческой самореализации которого заключается в том, чтобы «как можно больше чувствовать и как можно больше делать, для чего приходится как можно больше думать» [11]. Интеллектуальное «прорывается» к действию, завуалированному в скрытом потенциале духовного и чувственного.

Духовное берет свое начало от слова дух, что с греческого pneuma и латинского spiritus означает дуновение, тончайший воздух, дыхание. М. Фасмер, анализируя генезис духа, обнаружил не только греческие, латинские, но и болгарские, чешские, польские, старославянские и другие контексты онтологии духовного. Это позволило ученому сделать вывод о вписанности духа и производных от него слов в текст мировой культуры [12]. Данная позиция подтверждается всем своеобразием и историческим развитием духа (духовного начала) в человеке. Важно подчеркнуть, что дух сохраняет и защищает жизнь, возвышает и совершенствует («одухотворяет») телесную деятельность человека, он «сам себя создает посредством духовной работы, которая не может прекратиться до конца жизни» [13]. Если докатегориальное состояние духа эксплицировало нечто, не подвластное человеческому разуму, что ассоциировалось с «коллективным бессознательным» (таинство дыхания, таинство души греч. psyche, лат. anima), то, начиная с античности, под понятием дух подразумевают универсальное, сверхразумное начало, постижение которого, согласно Плотину, дано человеку лишь в интуиции, непосредственно.

Какие же содержательные аспекты духовного соответствуют базовым характеристикам интеллектуального?

Существует множество определений духовного и духовности. Оставляя в стороне довольно внушительный корпус исследований, посвященный анализу духа - в исторической ретроспективе и философско-богословском аспекте, подчеркнем, что в основу современных трактовок духа положено, в первую очередь, не персонифицированное (сверхразумное) начало. «Высшая способность человека, позволяющая ему стать источником смыслополагания, личностного самоопределения, осмысленного преобразования действительности», а также «идеальная, правящая миром сила» [14] вот те гегелевско-кантовские смыслы, вошедшие в философское прочтение духа. Вполне понятно, что производные понятия духовное и духовность так же содержат два вектора истолкования: один связан с трансцендентным (космическим или божественным), другой имеет отношение к человеку, его культурной и личностной самоидентификации. К. Акопян, автор метарелигиозной концепции духовного, считает, что «духовное, имеющее статус трансцендентального, обнаруживает себя если и не только, то, прежде всего, благодаря человеку и играет определяющую роль по отношению к нему, как существу, обладающему духовностью - (здесь и далее курсив автора. Н.П.)» [15]. Духовность в его логике предстает как «некое «продолжение» космического духовного, как «земная» попытка достичь идеального всеединства <…> как энергия, порожденная Вселенским Интеллектом, воплощенная в человеке» [16]. Выдержанная в традициях русских космистов, эта концепция расширяет границы религиозного толкования духовного и духовности, характерной для русской философской мысли (В. Соловьев, Н. Бердяев, П. Флоренский, С. Булгаков, И. Ильин, Н. Лосский, С. Франк, Г. Федотов), не исключая при этом и компонент божественного (как вариант трансцендентного) [17]. Духовна, на наш взгляд, такая человеческая жизнь, которая ориентирована не только на личностное созерцание божественной сути, но и на «целостность миропонимания и мироотношения, на целостность как устремленность к созиданию и творчеству» [18]. Таким образом, духовное как поток трансцендентных (божественных) энергий опосредуется человеческим интеллектом через творческую деятельность. Есть определенная целесообразность в том, чтобы принять концепцию нетождественности этих понятий, а следовательно, и результаты анализа взаимоотношения и диалектики понятий «рационального» и «интеллектуального», проведенного К. Акопяном. В соответствии с его трактовкой проблемы понятие «интеллектуальный» интерпретируется не только как «умственный», но и как «духовный», а производное от него понятие «интеллигибельный» допускает также «участие вымысла, и, следовательно, воображения и фантазии, которые. совершенно естественным образом способны ввести нас в сферу художественного, в мир искусства» [19].

Культурологический подтекст, идущий от интенции к творчеству, придает понятию «духовный мир» необходимый (по сути неисчерпаемый) смысловой объем. В качестве аргумента подобного истолкования выступает сама культура единственное условие для многогранной (в том числе религиозной, художественной и т.д.) реализации человека - субъекта духовности. В то же время субъектом духовного выступает душа. С этим понятием связывают всю «совокупность <.> психических явлений, в частности, чувств и стремлений» [20]. Этимологически «душа» представляет собой производное от «дух» (dux-I-a), история происхождения которого ведет от индоевропейского корня dheus- //dhusсо значением «разлетаться», «рассеиваться». В старославянском языке смысл слова «доуша» восходит к смыслу слова «дъхъ», что означает дыхание (дъхновение), запах, дуновение, воздух, жизнь [21].

Оказавшись в междисциплинарном поле психологии, философии, богословия, антропологии, понятие души со временем также обросло множеством толкований. Выберем одно из них - аристотелевское. В трактате «О душе» Аристотель прописывает свое понимание души как первой энтелехии естественного тела, обладающего в возможности жизнью. Среди прочих видов (питательная, чувствительная) он называет «мыслительную (интеллектуальную)» разновидность души, принадлежащую, в отличие от других, только человеку.

Анализ духовного и души возвращает нас к трактовке интеллектуального как «относящегося к психической жизни человека», то есть к сфере иррационального. Неслучайным поэтому видится этимологическое и семантическое родство интеллектуального с такими понятиями, в которых остаток иррационального имеет структурообразующий и функциональный смысл. К ним следует отнести, в первую очередь, такие понятия, как интеллигибельный (от лат. intelligibilis постигаемый, мыслимый [22]), а также интеллигенция (от лат. intelligens, intelligentis знающий, понимающий, разумный; intelligentia способность восприятия, восприятие, чувственное познание, умение и искусство) [23].

Участие иррационального (чувственного), с одной стороны, значительно проблематизирует понятийное поле интеллектуального, с другой - привносит желанную свободу [24], объясняющую существование таких его культурных форм (например, музыкальное искусство), которые не поддаются верификации в рамках рационального познания. Научная или художественная интуиция, вдохновение мастера и мир образов в произведениях искусства, воля, бессознательное, различные виды телесности, чувственность - вот сфера, где задействованы механизмы психики и где проявляет себя интеллект человека в единстве сознания и бессознательного. В этой свободе купается «последний магистр игры стеклянных бус» Йозеф Кнехт - герой интеллектуального романа Германа Гессе «Игра в бисер», постигая не высветленные в уме смысл, красоту и тайны жизни. Характеризуя своего героя, Гессе не только подчеркивает в нем концентрацию духовного, a'priori правящего миром и человеком, но поет восторженный гимн духу: «Все возможности постижения мира духом были заложены в нем, не названные, но не заказанные ему, не немыслимые, пусть в зачатке, зародыше, но они были присущи, свойственны ему и органически в нем росли. И если бы мы могли вернуться назад еще на тысячи лет дальше, чем время этого кудесника, кажущееся нам древним и первобытным, мы встретили бы, таково наше убеждение, вместе с человеком уже всюду дух, у которого нет начала и который всегда содержал в себе уже решительно все, что он когда-либо позднее родит» [25].

Вывод второй. Интеллектуальное шире рационального, но шире как раз на масштаб духовного и иррационального (чувственного). Духовное автономно и самодостаточно, однако имеет много общего с иррациональным (чувственным). Иррациональное релевантно духовному, но ему не тождественно.

Итак, проблемное поле интеллектуального представлено сложным системным единством, диалектическим взаимодействием онтологически и функционально связанных между собой категорий рационального, духовного и чувственного. При этом профилирующее положение из трех компонентов занимает рациональное. Интеллектуальное несет двойную нагрузку, репрезентируя субъективную реальность индивида (комплекс его способностей), с одной стороны, и выражаясь в контексте познавательного процесса конкретной культурно-исторической эпохи (комплекс мыслительных операций и инструментов) - с другой. Иными словами, в интеллектуальном сливаются воедино, оставаясь при этом суверенными, словесный язык логического (рационального), метафизический язык духовного и символический язык чувственного (иррационального).

Как познавательная процедура феномен интеллектуального, конечно, имеет право на внутреннюю самодостаточную жизнь. Однако во всей полноте интеллектуальное раскрывается только в контексте чувственной, духовно и социально осмысленной деятельности человека. Это означает, что феноменология интеллектуального неотделима от феноменологии культуры, ее познавательно-ценностных аспектов. Она взаимодействует с ней, подобно корреляту формы и содержания. Культура выступает тем нравственным ограничителем, который сдерживает «свободу жизни ума», выступающей своеобразным эквивалентом интеллектуального, с одной стороны, и с другой - стимулирует эту свободу, создавая планы для ее реализации, привнося компонент субъективности. Именно культура придает всем мыслительным процессам и их результатам вид ценности, являясь необходимым условием для проявления многообразия форм и содержания интеллектуально-творческой деятельности человека.

Всякая абсолютизация умственных явлений (к коим мы относим интеллектуальное) вне человека и человеческого ведет к омертвению знания, тем более, если это знание «добывается» и работает в такой сфере, как творчество. «Чувство дистанции» и мера необходимы, как необходимо сочетание строгой научности и человеческого отношения к изучаемому предмету, что, собственно, входит в «обязанности» культурологической науки, призванной служить «знанию о культуре», в том числе и посредством чисто человеческой идеи «любви». Это имел в виду С. Аверинцев, размышляя о современной культуре и об опасности «дегуманизации мысли» в ситуации «потери смирения и чувства юмора» [26].

интеллектуальный рациональность социум культура

Размещено на Allbest.ru