Теория субъект-объектных отношений А.И. Введенского: от Канта к диалогизму

Размещено на http://www.allbest.ru/

Теория субъект-объектных отношений А.И. Введенского: от Канта к диалогизму

Зиновьев И.В.

философия русский введский кантовский

В России конца XIX начала XX века в круг кантовской философии были вовлечены самые широкие слои научной общественности. Для многих русских мыслителей кантианская философия являлась либо основой собственных философских воззрений, либо служила той ступенью, оттолкнувшись от которой, можно было конструировать собственные концепции [1, с. 59]. В дальнейшем это повлияло на формирование русской философии диалога, яркими представителями которой являются С.Л. Франк и М.М. Бахтин.

Основная диалогическая посылка кантовской концепции, связанная с взаимодействием “я” и “не-я”, была воспринята русскими приверженцами Канта А.И. Введенским (1856 1925) и его учеником И.И. Лапшиным (1870 -1952) [4, с. 9]. Как и русских мыслителей религиозного направления, Введенского не могли не беспокоить нравственные проблемы. Хотя, безусловно, подходил русский философ к ним своеобразно: он стремился защитить кантовские положения в области гносеологии от всяческих проникновений метафизики. Последней отводилось почетное, но, в общем-то, второстепенное место, что вызывало немало споров [2, с. 10].

На пути к построению “нравственной метафизики” Введенскому удалось сформулировать весьма перспективные идеи, касающиеся взаимодействия субъекта и объекта.

В сочинении “О пределах и признаках одушевления: новый психо-физический закон в связи с вопросом о возможности метафизики” (1892) и в труде “Психология без всякой метафизики” (1914) Введенский поставил вопрос о необходимости вывести учение о душе и сущности психического за пределы психологии, связать его с новой послекантовской метафизикой. Он полагал, что всякая душевная жизнь подчинена закону отсутствия объективных признаков одушевления, а признание чужой духовности диктуется человеку только его нравственным чувством. Последнее связано с нравственным долгом, постулирующим принцип свободы воли, бессмертие души, существование Бога.

Для нас работа “О пределах и признаках одушевления” имеет первостепенное значение, поскольку в ней Введенский впервые обращается к развернутому осмыслению проблемы взаимодействия субъекта и объекта, приближаясь в ее постановке к более поздним философским концепциям диалогима у С.Л. Франка и М.М. Бахтина. Необходимо, правда, заметить, что Введенский еще в раннем своем труде “Опыт построения теории материи на принципах критической философии” (1888) сформулировал основной закон сознания, выражающийся в неотделимости “я” от “не-я”. Более того, он настаивал на том, что “я” обретает свою сущность только в момент противопоставления “не-я”. Отсюда следует, что совокупность ощущений, выступающая в акте сознания как сторона “не-я”, неизбежно “объективируется” человеческим сознанием.

Через два года в своем учебном курсе “Введение в философию” (1890) Введенский развил первоначальную идею о взаимоотношениях “я” и “не-я”. Здесь он уже размышляет о чужой душевной жизни, которая представляется как “вещь в себе”. В качестве некоего суррогатного знания о ней выступают лишь собственные представления человека о своей душевной жизни, которыми он замещает эмпирически недоступные факты реальной чужой жизни. “Такое перенесение наших собственных представлений, пишет современный исследователь, на душевную жизнь другого человека Введенский связывал с “неразрывной ассоциацией”, то есть особенностью сознания сопоставлять различные состояния вместе, представлять их в связи друг с другом” [10, с. 88].

В 1893 году в журнале “Вопросы философии и психологии” были изложены основные тезисы, которые Введенский подробно обосновывал в статье 1892 года. В обсуждении этих положений участвовали Л.М. Лопатин, Н.В. Бугаев, П.А. Каленов, П.Е. Астафьев, Н.Я. Грот [5, с. 217]. Сам автор публично ответил на основные критически замечания.

В этом тексте Введенский свою концепцию сводит к трем положениям. Приведем их полностью: “1) Деятельность нашего познания и наш опыт устроены так, что позволяют всем и каждому без всякого нарушения логики и без всякого противоречия с фактами (если при их обсуждении не допускать трансцендентно-метафизических предпосылок) отрицать существование душевной жизни всюду, кроме самого себя; другими словами, это устройство не допускает существования таких явлений, которые могли бы служить заведомо эмпирическими (то есть констатированными без помощи трансцендентно-метафизических предпосылок), объективными признаками существования одушевления (а не одних лишь перемен в ходе душевной жизни), так что признание существования чужого одушевления есть трансцендентно-метафизическое положение. 2) Ввиду заведомо эмпирической недоказуемости этого положения и ввиду невозможности чисто теоретической метафизики единственным средством для его оправдания служат постулаты нравственного чувства.3) То обстоятельство,что эта истина может быть оправдана только таким путем, а в то же время никто в ней никогда не сомневается и не может усомниться, доказывает, сколь прочны могут быть метафизические положения, обоснованные посредством кантовского метода нравственных постулатов” [5, с. 111].

Автор прибавляет, что важнейшим пунктом является первый, в котором кратко изложен выведенный из опытных данных “закон одушевления”. Таким образом, по мнению Введенского, устанавливается надежная граница между критицизмом как наукой и метафизикой. Кроме того, новый закон намечает вполне научные пути согласования критицизма и метафизики, что значимо для всякого нравственно ориентированного кантианца. Ученый предлагал, в русле развития нового закона, принять и впервые описанное им “метафизическое чувство”, которое уравнено в правах с эмпирическими чувствами. Однако, в противовес им, оно позволяет признавать чужую душевную жизнь благодаря выходу за пределы опыта.

Таким образом, Введенский, с одной стороны, отрицал возможность научного обоснования чужого одушевления, а с другой стороны, именно в этом находил обоснование верности кантовского метода, в том числе применимого для построения трансцендентной метафизики, связанной с нравственностью. И в этом многим виделась противоречивость выкладок философа. Наиболее активно критиковали положения Введенского московские философы, в массе своей религиозно ориентированные и настроенные против Канта. Их подход Введенского не мог устроить, поскольку вслед за душевной жизнью людей следовало бы отказаться от признания бессмертия человеческой души и существования Бога. Однако новый “закон одушевления” был им на руку, поскольку Введенский договаривал за Канта последние истины, выявляя подлинное лицо “безбожного” кенигсбержца.

Несмотря на разнообразные мнения, в ходе полемики никто не обратил внимания на важные выводы, которые проистекали из кантовского критицизма в интерпретации Введенского. Прежде всего, русский философ обратился к вопросу обоснования чужой душевной жизни и ее познания в процессе взаимодействия субъекта и объекта. На этот вопрос сам Кант прямого ответа не дал, но он позволил нащупать еще одну точку сопряжения кантовского учения и основных течений русской метафизики. Такое сопряжение позволило заявить не только о слабости кантовского учения, но и свидетельствовало об огромном потенциале его развития. Потенциал этот в большей мере был связан с антропологическим направлением развития философии. В соединении с метафизическими исканиями в России он принес разнообразные плоды христианский социализм С.Н. Булгакова, антиномическое богословие П.А. Флоренского, наконец, такое направление в русской мысли ХХ века, как философию диалога в лицеС.Л. Франка, Н.С. Трубецкого [7, с. 8] и М.М. Бахтина. На последнего кантовский критицизм в трактовке Введенского оказал наибольшее влияние, поскольку Бахтин был слушателем лекций петербургского профессора [3, с. 83; 6, с. 588].

Литературе

1. Абрамов А.И. Кантианство в русской университетской философии // Вопросы философии. 1998. № 1. С. 5869.

2. АрефьевМ.А. А.И. Введенский о культурно-психологических основаниях религиозной ментальности // Арефьев М.А., Нилеш Кумар Мешрам. Александр Иванович Введенский и его философская эпоха. СПб., 2006. С. 7 14.

3. Бонецкая Н.К. М.М. Бахтин и традиции русской философии // Вопросы философии. 1993. № 1. С. 83 93.

4. Введенский А.И. О пределах и признаках одушевления // Журнал министерства народного просвещения. 1892. № 7.

5. Введенский А.И. Статьи по философии. СПб., 1996.

6. Емельянов Б.В. Три века русской философии: русская философия XX века. Екатеринбург, 2003.

7. Зиновьев И.В. Особенности диалогической концепции С.Л. Франка // Культура & общество. Электронный журнал Московского государственного университета культуры и искусств. 2008. http:// www.e-culture.ru/Articles/2008/Zinovyev. pdf.

8. Зиновьев И.В. Н.С. Трубецкой о межкультурном диалоге и проблема толерантности // Философские науки. 2006. № 5. С. 115 136;

9. Лапшин И.И. Проблема чужого “Я” в новейшей философии. СПб., 1910.

10. Малинов А.В. “Психофизический закон” А.И. Введенского и его критики // Александр Иванович Введенский и его философская эпоха. СПб., 2006. С. 73 128.

Размещено на Allbest.ru