Интерпретация гносеологической природы различных видов знаков

Размещено на http://www.allbest.ru/

Интерпретация гносеологической природы различных видов знаков

Алексейчук И.С.

На протяжении многих веков представители философии и языкознания, истории и антропологии, математики и технических наук, психологии и биологии, семиотики и информатики активно исследовали некую целостность, элементами которой являются мышление, язык и культура. По сути, речь шла об исследовании феноменов познания и саморазвития, а также механизмов отражения результатов этих процессов в системах естественных и искусственных языков. Библиография данного направления исчисляется сотнями тысяч публикаций, а количество обзоров - десятками тысяч. Безусловно, не все эти работы равнозначны и сопоставимы. Анализ структуры публикаций на украинском и русском языках в обсуждаемом направлении позволил выделить эпистемологическое ядро, которое сформировано работами десятка наиболее цитируемых исследователей. Это работы следующих авторов(перечень дан в алфавитном порядке): Р. Барта [I], М.М.Бахтина [2], Х.Г. Гадамера [3], Э. Касирера [4], А.Ф. Лосева [5;6], Ю.М. Лотмана [7;8], М.К. Мамардашвили [9], Ч.У. Морриса [10], Э. Сепира [И] и К.Г. Юнга [12]. Данные авторы, в свою очередь, опирались в основном на достижения Платона и Аристотеля, Э. Канта и Г. Гегеля, Ф.Шлейермахера и В.Дильтея, Дж. Милля, Г.Фреге и Б.Рассела, Э. Гуссерля и М. Хайдеггера, Г. Гельмгольца, Ф.Соссюраи А.А. Потебни. Наиболее часто отечественные исследователи обращались к трудам А.Ф. Лосева, Ю.М. Лотмана, М.М.Бахтина и Х.Г. Гадамера.

Почти каждый из представителей упомянутой «эпистемологической десятки» [1-12] опирался в своих исследованиях на достижения более сотни своих предшественников. Например, А.Ф. Лосев, обобщая лишь определения понятия символа, сформулированные до него, включил в анализируемую выборку более сотни работ, в том числе три десятка энциклопедий и словарей, вышедших в шести странах за два с половиной столетия (с 1731 по 1974 годы) [5,с.321 --333]. Х.Г. Гадамер активно использовал в своих исследованиях идеи более двух сотен своих предшественников [3,с.692-698] и т.д. Подобный подход гарантировал достоверность получаемых результатов за счёт выполнения современных требований многофакторного анализа и непараметрической статистики к формированию представительных эмпирических выборок. Аналогичный уровень профессионализма, достоверности и добросовестности характерен для каждого из упомянутых десяти наиболее цитируемых исследователей.

Несмотря на то, что ещё Г. Гегелем были получены существенные результаты в естественной классификации состояний познающего разума, полтора века это направление находилось на этапе «эволюционного», а не «революционного» развития. Все это время исследователи перепроверяли и адаптировали высказанные Г. Гегелем идеи, параллельно осуществляя в них поиск внутренних противоречий и парадоксов. По сути, качественно новый виток развития обсуждаемого направления был инициирован работами А.Ф. Лосева, в которых он изложил свою интерпретацию мифологического мышления. В частности, на примере функционирования живописной образности в поэзии, он выполнил ранжирование таких феноменов как лирическая поэзия, образы-индикаторы, аллегории, олицетворения, метафоры, символы и мифы [6,с.408-452]. В основу такого ранжирования А.Ф. Лосев поставил принцип различной образной насыщенности: от минимальной образности (т.е. максимальной абстрактности), которая характерна для лирической поэзии, и до максимальных проявлений образности в мифах. «Нулевая образность в поэзии - это один крайний предел. Другой крайний предел - это бесконечная символика, которая... оказывается ещё более богатой, когда символ становится мифом» [6,с.443].

Однако, несмотря на беспрецедентную концентрацию усилий и глубину проработки проблемы, высокие уровни конкретности анализируемого материала и эффективное применение процедур синтеза, абстрагирования, обобщения, анализа и сравнения, тот же А.Ф. Лосев в конце своего творческого пути был вынужден констатировать: «Термин символ по разного рода причинам потерял в настоящее время всякое ясное содержание, почему большое терминологическое исследование в этом отношении ещё предстоит» [6,с.439]. Подобное понимание уровня решения проблемы соотношения знаков и мышления проявлялось и у Х.Г. Гадамера [3,с.116-122]. Анализ недавних публикаций на эту тему (см., например [ 13; 14; 15; 16]) показывает, что за последние четверть века ситуация в анализируемом направлении качественно не изменилась. Знаки, символы, аллегории, художественные образы, метафоры и мифы воспринимаются современными исследователями в лучшем случае лишь как элементы некоторого фрейма, объединенные в единое целое парциальными, либо родовидовыми отношениями. Однако структуры мышления, безусловно, описываются более сложными, многомерными моделями. Сейчас уже ясно, что идеи Г.Гегеля и А.Ф.Лосева являются адекватными элементами более общей структуры познающего мышления, включающей не только уровни «конечного» рассудка и «бесконечного» разума, но и те состояния, в которых представлена не только явная, но и неявная семантика [ 17; 18; 19;20].

Суть проблемы естественной классификации таких целостностей как художественные образы, аллегории, метафоры, символы и мифы состояла в том, что при реализации традиционного варианта этой классификации происходила путаница и смешивание образов эмпирической и теоретической этиологии. Это было вызвано отсутствием четкого понимания природы подобных феноменов. Дело в том, что в естественных классификациях используются критерии так называемого внутреннего происхождения, т.е. критерии, в которых отражаются не только закономерности внутреннего строения и структуры классифицируемых объектов, но и особенности их генезиса. А.Ф. Лосев прекрасно понимал это, но, по существу ему удалось (с учетом современных требований к доказательной базе) сформулировать лишь гипотезу, многократно проиллюстрировав её положения на нескольких сотнях образных примеров, а не выполнить полноценное рациональное доказательство. Поэтому он отмечал, что: «... принцип живописной образности всегда выступает по-разному и с разной степенью насыщенности. Эта насыщенность бывает порой настолько сложна, что становится невозможным определить сам переход от одной степени насыщенности к другой» [6,с.415]. То, каким образом А.Ф.Лосев выполнил естественную классификацию знаков различных видов, характерно для начальных этапов рационального познания. Иначе говоря, эти этапы являются лишь начальными стадиями объективизации относительной истины, которую ещё древние греки называли мнением.

Цель данной статьи: интерпретация гносеологической природы различных видов знаков, а именно знаков-индексов, символов и знаков - образов (т.н. иконических знаков).

Для достижения цели данной работы был использован спектр семантических целостностей, выявленный при построении авторской системы понятий познавательного процесса [ 17; 18; 19;20;21 ]. Сама эта система была получена в конце 1990 - х гг. в результате анализа более полутора тысяч специальных текстов межпредметных коммуникаций в высшей медицинской школе. Процедура создания такой системы подробно описана в работах [21 ;20]. По сути, в них шла речь об обнаружении спектра состояний познающего рационального вербализованного мышления, состоящего из 16 устойчивых целостностей. Как показали дальнейшие исследования, эти состояния можно интерпретировать как целостности, представляющие эмпирическое и теоретическое познание.

Обсуждаемая система понятий познавательного процесса является открытой саморазвивающейся системой, субстрат которой составлен из 120 понятий. В то же время она является феноменом языка и подобна гербарию, зоопарку, энциклопедии и многим иным аналогичным искусственным объектам. Важно отметить, что данная система позволяет конкретизировать процесс восхождения от абстрактного к конкретному, т.е. позволяет понять феномен саморазвития теоретического знания.

Общая структура обсуждаемой системы понятий может быть описана с помощью модели, предложенной ещё И. Кантом под названием «дерево чистых рассудочных понятий». Эта модель содержит четыре основных элемента, которые можно обозначить как корни, ствол, ветви и листья. Корни и ствол представляют неизменную (контекстно-устойчивую) часть системы, а ветви и листья - изменчивую, контекстно-зависимую. Все четыре элемента структуры (корни, ствол, ветви и листья) сложным образом взаимодействуют между собой и своим семантическим окружением - контекстом. В результате такого взаимодействия зарождаются новые понятия, которые позже могут развиваться, либо «погибать», порождая новые понятия [22; 23; 24].

Понятия, вошедшие в неизменную (контекстно-устойчивую) часть системы, образуют восемь уровней абстракции. Ментальные целостности, связанные с этими уровнями, в основном описываются с помощью восьми моделей, для удобства кратко обозначенных нами как «объект и среда», «часть и целое», «вид и род», «знак и смысл», «предмет и объект», «внутри и снаружи», «следствие и случайность», «сущность и явление». Можно сказать, что эти 8 моделей структурируют смысловое пространство языка.

Кроме этого, в структуре понятий был обнаружен своеобразный смысловой скелет, образованный пятью понятиями. Данные понятия были первоначально обозначены нами как сущности первого - пятого рода [18,с.25]. Эти выделенные пять слов обозначают особые состояния мышления, в которых мысль задерживается на весьма существенный период, достаточный для её воспроизводимого обнаружения в процессе рационального познания.

Первоначально такие пять состояний мысли были обозначены нами как: откровение - подлинник (сущность первого рода); относительная истина мнение (сущность второго рода); абсолютная истина - гипотеза (сущность третьего рода); многозначная истина - символ (сущность четвертого рода); саморазвивающаяся идея (сущность пятого рода).

Сущности первого рода являлись продуктами процедур семантического синтеза, сущности второго рода - продуктами процедур обобщения, а сущности четвертого рода - продуктами умозаключений [18]. Позже выяснилось, что основная функция сущностей первого, второго и третьего рода состоит в осуществлении непосредственной связи познающего мышления с чувственно воспринимаемой средой. В то же время, основная функция сущностей четвертого и пятого рода состоит в осуществлении связи познающего индивида с социумом с помощью образов, которые уже существуют в языковом субстрате. Говоря иными словами, сущности четвертого и пятого рода, являясь продуктами суждений и умозаключений, реализуют, в основном, функции теоретического мышления.

Интерпретация закономерностей развития конкретных понятий (с использованием авторской системы понятий рационального познания [22;23;24;25;20]) и сравнение полученных результатов с традиционной интерпретацией знаков (символов, мифов, художественных образов и т.п.) позволили сделать следующие выводы о природе знаков различных видов: качественное отличие различных видов знаков друг от друга (например, знаков-индексов, символов, мифов, либо иконических знаков) состоит в том, что они указывают на различные состояния познающего мышления.

На наиболее абстрактные (т.е. наименее конкретные) состояния мышления указывают целостности лирической поэзии. Они соответствуют начальным этапам рационального познания, на которых познающий субъект успевает лишь выделить объект познания из среды. Например, (М.Ю. Лермонтов, 1840 г. - классический образец лирической поэзии [6,с.418]):

символ знак гносеологический понятие

И скучно, и грустно, и некому руку подать

В минуту душевной невзгоды...

Желанья!...что пользы напрасно и вечно желать ?...

А годы проходят - все лучшие годы!

Таким аниконическим (безобразным) способом великий поэт пытался описать пока ещё не познанный наукой его времени феномен депрессии. Специального понятия (также как и однозначного, общепризнанного образа) тогда ещё не было выработано, поэтому подобные состояния в те времена неадекватно подводились под понятие «хандра». Это было вызвано тем, что анализируемое стихотворение было написано за столетие до формирования научного понятия «стресс» и за полтора века до появления детальных классификаций подобных состояний в современных международных классификаторах болезней

Более конкретными являются феномены образных примеров и аллегорий, например, басни. Формирование образных примеров и аллегорий обозначает переход познающего мышления сразу на третий уровень конкретности. Всего нами было выявлено восемь таких уровней конкретности, каждый из которых описывался специальной моделью и имел доминирующую процедуру [ 17; 18;20]. Первый, наиболее абстрактный уровень рационального познания может быть представлен целостностями типа аниконической лирической поэзии. Второй, более конкретный уровень, может быть представлен целостностями, которые обозначаются в литературе как «неполный аниконизм» [6,с.420]. Третий, ещё более конкретный (по сравнению со вторым) уровень, может быть представлен аллегориями (либо образными примерами, либо баснями).

В логическом плане ментальные целостности третьего уровня создаются процедурами абстрагирования, суть результатов которых - формирование перехода от «вида» к «роду». Например, яркие и образные описания в баснях различных сценок (в которых вполне определенные лисы, волки, зайцы, вороны, муравьи и бабочки участвуют в коммуникациях) используются для указания на новые ментальные целостности. Познающее мышление совершает здесь качественный переход от конкретных однозначных образов (которые выступают как «виды» смысла) к более абстрактным структурам, выступающим в логическом плане в виде качественно более абстрактных смысловых «родов». Чтобы облегчить такой переход в абстрагировании (т.е. облегчить генерацию нового смысла) в басне используют специальный приём - описывают новую структуру (новый «род») в специальном разделе «Мораль сей басни такова...».

Следующими в этой линии восхождения от абстрактного к конкретному являются т.н. олицетворения (четвертый уровень конкретности, основная модель - «знак и смысл», доминирующая процедура - синтез) и метафоры (пятый уровень конкретности, основная модель - «предмет и объект», доминирующая процедура - обобщение). На ментальные целостности четвертого уровня указывают сущности первого рода, а на ментальные целостности пятого уровня конкретности сущности второго рода, которые в философской традиции давно обозначены как относительные истины (мнения). Одна из их существенных характеристик - повторяемость и воспроизводимость [18]. Для взрослых жителей средних широт Северного полушария слова «Уж небо осенью дышало...» являются метафорой, т.е. указывают на однозначный, конкретный образ, но являются лишь мнением (т.е. являются относительной, а не абсолютной истиной.). Относительность, ограниченность обсуждаемого образа легко понять, если учесть, что во время осени (в Северном полушарии) наступает весна в полушарии Южном. Даже за Полярным кругом того же Северного полушария «дыхание осени» будет также связано с принципиально иными образами, отличными от «однозначных», метафоричных пушкинских перцептивных образов. He будут однозначно восприниматься эти слова и малолетними жителями средних широт Северного полушария, которые пока ещё не прошли через процедуру обобщения вследствие малого жизненного опыта. Следовательно, однозначные метафоричные образы относительны, субъективны, ограничены и условны. Это позволяет классифицировать их как лишь один из видов относительных истин, т.е. лишь как определенный, локально однозначный этап познания.

Лирическая поэзия, аллегории, метафоры и олицетворения представляют те состояния познающего вербализованного мышления, которые ещё со времен И. Канта и Г. Гегеля подводились философами под понятие «конечный рассудок». «Конечный рассудок» вот уже два столетия традиционно противопоставляется «бесконечному разуму». Именно в последнем (разуме) выдающиеся мыслители прошлого усматривали источник развития того феномена, который сейчас принято обозначать как «теоретическое познание». Здесь, вероятно, не следует в очередной раз говорить о диалектической связи эмпирического и теоретического. Ho, безусловно, следует отметить, что именно феномены символа и мифа являются целостностями, имеющими теоретическую этиологию. Именно они представляют те состояния мышления, которые являются (в терминологии И. Канта) наиболее «чистыми» состояниями мышления, т.е. состояниями максимально удаленными от того, что принято связывать с эмпирией. Как показали наши исследования, символы и мифы качественно отличаются друг от друга различным уровнем объективизации. Символы, вследствие своей полисемантичной природы, более чем мифы содержат в себе элементы относительной истины (субъективного). Именно символы являются представителями сущностей четвертого рода, в то время как мифы представляют сущности пятого рода, демонстрирующие феномен саморазвития.

Выводы: традиционные литературные объекты (такие как лирическая поэзия, аллегории, метафоры, олицетворения, символы и мифы) допускают интерпретацию, которую можно назвать гносеологической. Эти феномены языка (от лирической поэзии до мифа) могут рассматриваться как знаки различных состояний познающего мышления в его восхождении от абстрактного к эпистемологически более конкретному и содержательному.

символ знак гносеологический понятие

Список использованных источников

1. Барт Р. Избранные работы: Семиотика: Поэтика [Пре. с фр.]; сост., общ. Ред. и вступ. Ст. PK. Косикова,- М.: Прогресс, 1989. - 616 с.

2. Бахтин М.М. К истории формального метода Бахтин М.М. Тетралогия, M.: Лабиринт, 1998. - С,150-187.

3. Гадамер Х.Г. Истина и метод : Основы философской герменевтики: Пер. с нем. / Общ. ред. и вступ, ст. Б.И. Бессонова. - М.: Прогресс, 1988. - 704 с.

4. Касирер Э. Философия символических форм. Введение и постановка проблемы // Культурология. XX век. Антология. - М.: Юристъ, 1995. - С.6-78.

5. Лосев А.Ф. Проблема символа и реалистическое искусство. - М.: Искусство, 1976. - 367 с.

6. Лосев А.Ф. Знак. Символ. Миф. - М.: Изд-во Московского ун-та, 1982. - 420 с.

7. Лотман Ю.М. Между эмблемой и символом // Лотман Ю.М. Лотмановский сборник. - М.: Изд-во РГГУ, изд-во «ИЦ-Гарант», 1997. - Т.2. - 1997. - С,416-424.

8. Лотман Ю.М. Миф - имя - культура / Ю.М. Лотман, Б.А. Успенский Лотман Ю. М. Избранные статьи : в трёх томах. - Таллинн: Александра, 1992. Т.1. Статьи по семиотике и типологии культуры. - С.58-76.

9. Мамардашвили М. К. Символ и сознание. Метафизические рассуждения о сознании и языке / М.К. Мамардашвили, А.М. Пятигорский. - М.: Школа «Языки русской культуры», 1997. - 224 с.

10. Моррис Ч.У. Основания теории знаков / Чарльз Уильям Моррис // Семиотика: антология; составитель Ю.С. Степанов. - Изд. 2-е, испр. и доп. - М.: Академический проект; Екатеринбург: Деловая книга, 2001. -С.45-98.

11. Сепир Э. Статус лингвистики как науки // Языки как образ мира. - М.: Издательство ACT; СПб.: Terra Fantastica, 2003. - С.127-139.

12. Юнг К.Г. К вопросу о подсознании // Человек и его символы: [ Пер. нем., англ.]. - М.: Медков С.Б., «Серебрянные нити», 2006. - С.14-105.

13. Остащук І.Б. Поняття символу в філософському дискурсі //Гілея: науковий вісник. - 2010. - Вип.35. - С.252 -259.

14. Карпенко А. В. Символ. Знак. Образ. // Культура народов Причерноморья. 2002. - №33. - С,186-190.

15. Закалюжна Л.В. Загальносвітова історія ідентифікаційної символіки // Вісник ХДАДМ, 2006. - №5. - С,23-29.

16. Жуйкова М.В. Генеза образної предикації в єтнолінгвістичному аспекті: Автореф. дис. док-pa філол. наук: 10.02.01 / М.В.Жуйкова; Інститут мовознавства ім. О.О. Потебні. - Київ, 2009. - 24 с.

17. Алексейчук И.С. Система понятий рационального познания // Наука. Релігія. Суспільство. - 2009. - №3. - С.184-191.

18. Алексейчук И.С. Система понятий рационального познания. Часть 2. Виды сущностей // Наука. Релігія. Суспільство. - 2009. - №4. - С.10-15.

19. Алексейчук И.С. Основания естественной классификации целостностей. Часть первая : Объект и среда // Вісник Донецького університету. - 2009. - Сер. Б, Гуманітарні науки. - №1. - С.164-168.

20. Алексейчук И.С. Общие состояния мысли в рациональном познании // Вісник Донецького університету. - 2009. - Сер. Б, Гуманітарні науки. - №2. - С.253-258.

21. Алексейчук И.С. Предмет высшей школы. Структура сущности и явления Вісник Донецького університету. - 1998. - Сер. Б, Гуманітарні науки.-№1.-С,172-193.

22. Андреева Т.О., Алексейчук І.С. Щодо ролі конкретизації поняття «людство Наукові записки Харківського військового університету. - 2002. - Вип. XIV.-С,12-30.

23. Андреева Т.А., Алексейчук И.С. Основы концептуализации понятия «человечество» в текстах Древнего мира // Вісник Донецького університету. - 2004. - Сер. Б, Гуманітарні науки. - №1. - С.208-216.

24. Алексейчук И.С. Особенности развития смысла понятия «добро» // Гілея. 2010. - Вип. 35. - С,223-229.

25. Алексейчук И.С. Закономерности развития смысла научными социумами (на примере развития смысла понятия «синдром выгорания») Наука. Релігія. Суспільство. - 2008. - №2. - С.232-238.

Размещено на Allbest.ru