Некоторые аспекты осмысления проблемы женской идентичности в истории европейской философии

Размещено на http://www.allbest.ru/

Некоторые аспекты осмысления проблемы женской идентичности в истории европейской философии

О.Н. Павлова

Говоря о женской идентичности, стоит отметить, что «женское» имеет совсем короткую историю в парадигме научного познания как проблема. Немногочисленные попытки изучения женской природы приводили к подмене объекта исследования. В качестве одной из первых такого рода попыток может быть рассмотрено исследование Аристотеля, определившее на столетия дальнейшие научные поиски. В частности, Аристотель рассматривает проблему женской сексуальности в рамках своего исследовательского интереса к зоологии в трактате «История животных» в книге X [1, с. 399-412]. С одной стороны, контекст исследования приводит Аристотеля к закономерному вопросу: следует ли считать женщин животными? С другой стороны, мы видим лишь «гинекологический» интерес философа, изучающего не женщину, а лишь ее репродуктивное тело с физиологической точки зрения.

Самое же главное, составляющее суть «женского» - чувства, эмоции, фантазии и фантазмы - всегда оставалось в молчании и в темноте невидимости. И даже психоанализ с его откровенностью, любовью к истине, какой бы она ни была, и глубинным проникновением в сексуальную природу человека оказывается почти бессильным в своем стремлении постичь женскую природу. «Черный континент», говоря словами Фрейда, по-прежнему не раскрывает нам тайны, не отвечает на вопрос, который задал З. Фрейд после 30-летних исследований женской души Мари Бонапарт в переписке: «Чего же хочет женщина?». Необходимы новые взгляды и идеи, способные приоткрыть плотные завесы-паруса, укутывающие женскую субъективность. Используя эту аллюзию, нельзя не вспомнить Жака Деррида, наметившего оригинальные пути исследования женской природы [3].

Но, к сожалению, сегодня гендерные исследования, получившие интенсивное развитие на «жирной почве» феминистической идеологии, переформулируют вопрос о «женском» из интимного дискурса в социальный конструкт и изучают лишь формы его проявления. Перформативные теории гендера обрезают, «кастрируют» и стерилизуют глубинно-психологическую субъективность женской идентичности, оставляя «проекции на поверхность», лишая их внутреннего смысла, содержания и символически-метафорической наполненности Примером реализации такого подхода может служить программная статья одного из лидеров феминизма Дж. Батлера [2, с. 422-441]. [2, с. 422-441]. Стерилизованная женская сексуальная идентичность начинает принимать вид «социального экрана», отражая тенденции культуры. Новые способы «конструирования» феминного представляют его в качестве тонкой зеркального вида пленки, отражающей актуальное «социальное».

Другим полюсом борьбы за «признание» женского в рикеровском смысле становится противостояние идеям постструктурализма [10, с. 78] и постмодернизма о внутренней сущности женщины как не имеющей идентичности, как о «пустом месте», скрытым за чередой постоянно сменяющихся личин.

«...паника, охватывающая (мужской) субъект, который стоит перед этой угрозой, выражает ужас, что за многими масками, спадающими одна за другой, как слои луковицы, нет ничего, никакого женского секрета. За множеством слоев нет ничего, или почти ничего, кроме покрытой слизью материи жизни» [5, с. 47-48].

Ставя задачу проникновения в природу «женского», думается, плодотворным будет новое понимание идентичности, разрабатываемое в рамках трансверсальной философии, в частности, в учении В. Вельша о разуме. В этом случае исследовательские акценты и перспективы резко смещаются: «...главным больше не является вопрос о рефлексивном открытии самости или дорефлексивном обладании самостью, а центральной становится проблема внутреннего плюрализма и возможной трансверсальности» [7, с. 24]. Тогда женская субъективность, как и субъект В. Вельша, предстает как совокупность множественных внутренних образов, которая может организовываться через способность совершать переходы между частями своего тождества. Таким образом, в фокусе рассмотрения оказывается не анатомия-физиология и не социальные проявления, а внутренняя, текучая и изменяющаяся, определенным образом организованная идентичность, детерминированная «контентами» (содержаниями) «женского» - символами, образами, метафорами, чувствами, особым образом структурированными и влияющими на организацию бытия женщины и проявляющими себя во всем жизненном опыте женщины как комплекс базовых факторов.

Исследование вопроса женской идентичности неразрывно связано с осмыслением идентичности человека вообще. В этом плане наиболее плодотворными видятся идеи Поля Рикера о герменевтике Я, где вопрос о личностной идентичности как онтогенетическом конструировании личности рассматривается через призму свойственной ей внутренней диалектики тождественности и самости. П. Рикер предлагает нарративную идентичность в качестве осмысления внутренней сущности (самости) человека и во главу угла ставит рассказ, повествование как некоторую историю, рассказанную человеком о себе самом и отражающую реальность или вымысел, по результатам толкования которых можно сказать о его внутренней психической сущности: что этот человек из себя представляет, кто он? Поскольку о «женском» мы имеем много «философских историй», рассказанных как мужчинами, так и женщинами (последних значительно меньше), думается, возможно их использование в качестве исходных материалов для интерпретации женской идентичности.

Если рассматривать женскую идентичность по тем основным параметрам, которые в философии выделены в качестве определяющих понятие человеческой идентичности (так же их рассматривает и П. Рикёр [11, с. 172-185]), то можно выделить следующие ее особенности.

Тождество Я (сознания, разума) имеет «усеченный» формат, поскольку женской природе в большей степени характерно отождествление через подсознательные элементы (структуры) идентичности, чувственно-эмоциональные сферы.

Сохранение единства своего Я в разное время и в разных местах. Для женской идентичности характерна идентичностная двойственность, выраженная в ее существовании в двухкомпонентном составе: с одной стороны, отождествление во времени касается конкретной жизни женщины (онтогенетическая компонента), с другой - нельзя упустить отождествление с филогенетической частью, аспектами женского в историческом периоде народа, к которому женщина принадлежит. Женщина в этом плане отождествляет сама себя с собой как с тем женским, что она приобрела за время своей жизни, и с тем «историческим» женским - материнским, что она имеет в качестве образцов идентификаций, трансгенерационно-передающихся от женщин ее рода. В данном случае «материнское-женское» ее идентичности включает в себя в латентном состоянии всю цепочку женских образов женской линии данной семьи.

Сохранение постоянного, продолжающегося единства деятельности. Вот здесь и намечается основной «слом» - кризис женской идентичности в современную эпоху. В наше время происходит бурная трансформация характера деятельности, определяющаяся изменением ролей и функций: резко меняется баланс мужского-женского, что приводит к рассогласованности онтогенетическую и филогенетическую части женской идентичности.

Для дальнейшего изучения женской идентичности необходимо учитывать, что она включает в себя представления мужчин о женщине, собственные явные репрезентации женщины (как она представляла себя, проявляла себя в культуре, творчестве, философии), собственное имплицитное представление о себе женщины (кто Я как женщина?). Кроме того, в рамках французского направления психоаналитической мысли (Ж. Андре, Д. Винникоттом, Ж. Шаффер [12, с. 151]) «женское» рассматривается как совокупность двух составляющих: первичное женское материнское и вторичное женское эротическое. Продолжая данную двухуровневую концептуализацию «женского», можно сказать следующее: первое реализуется в статусе женщины как матери/дочери, второе - любовницы/любимой. Женское-эротическое и женское-материнское находятся в постоянном противодействии, борьбе и оказывают влияние друг друга. Диалектическое взаимодействие этих двух составляющих поля женской идентичности переходит границы внутреннего конфликта, становясь внешним основанием восприятия «женского»; от соотношения данных элементов и от специфики проявления каждого из них зависит понимание «женского».

Механизм возникновения субъекта с именем «женщина» на арене социума и культуры аналогичен механизму актуализации человеческой идентичности вообще, раскрытому Ж. Лаканом: «…субъект рождается, выходит к бытию, т. е. начинает представляться самообосновывающим означающим в языке - лишь при условии первичного вытеснения предшествующих индивидуации инцестуозных удовольствий, ассоциируемых (ныне вытесненным) материнским телом» [2, с. 424].

Таким образом, «женское» как эксплицитно существующее возникает в мужской культуре в процессе вытеснения предшествующих инцестуозных фантазмов мужчины, направленных на «женское», которое воспринималось до этого момента как «материнское». Джудит Батлер, американская представительница постструктурализма, размышляя над идеями Ж. Лакана, видит женщину в предельном поляризованном пространстве мужского восприятия, с одной стороны, как отвергаемую, с другой, - являющуюся «предметом стремлений мужского субъекта». Такую противоречивую ситуацию она обосновывает знаковостью женщины для мужчины как «неуместной метафоры материнского тела», обещающего, но не дающего мужчине желаемого возвращения в «доиндивидуационное наслаждение» [2, с. 424-425].

Динамику понимания проблемы «женского» от античности к современности в парадигме европейского философского мышления можно условно этапизировать, используя подход к формированию научного познания Сюзанны Лангер, сформировавшийся под влиянием идей Эрнста Кассирера. С. Лангер пишет: «Идеи, поначалу смутно вырисовывающиеся в форме фантазии, лишь тогда становятся собственностью духа, когда к ним обращается дискурсивная речь. По этой причине миф непременно предшествует метафизике, а метафизика есть словесная формулировка фундаментальных абстракций, на которых покоится наше понимание будничных фактов» [8, с. 543].

Принимая во внимание утверждение Лангер, можно наметить/определить вектор осмысления «женского» от мифологического в эпохах античности и Средневековья - к метафизическому, начиная с этапа Просвещения, а от него - и к начинающему формироваться научному осмыслению в настоящее современном мире.

Анализ восприятия женской субъективности в истории позволяет, с одной стороны, проследить динамику становления и развития научных взглядов на проблему женской идентичности, с другой, - понять, менялась ли сама женская идентичность в исторической перспективе от античности до современности. Процесс кристаллизации специфической женской субъективности шел рука об руку с цивилизационным уходом от идентификации мужчины с «женским-материнским». Замена материнского начала отцовским позволила мужчине «освободиться от Матери и ее гинекратических нравов», когда он «перестал быть ребенком и стал взрослым» [4, с. 462].

Рассмотрение формирования полового аспекта человеческой идентичности в контексте религиозного устройства европейского общества позволяет говорить о следующей динамике: на первом этапе имеет место идентификация человека с животными (тотемизм), затем с материнским началом, отождествленным природным (раннее язычество); третий этап характеризует выделение из недр первичного бисексуального единства пантеона персонифицированных богов: мужчины и женщины (античное язычество); на четвертом этапе (христианская культура) формируется «мужское» и «женское», последнее, не будучи признанным в действительной жизни, продолжает ее как Идея (вытесненное идеализированное воспоминание). женская идентичность познание

Ревизия взглядов на женскую субъективность в истории европейской философии от «мужской перспективы» к женскому дискурсу обозначала динамику научной мысли по женскому вопросу. Трансформацию европейских философских взглядов в самом общем виде можно представить себе как движение мысли от восприятия женской субъективности как телесно-ориентированного - репродуктивного (женщина как тело матери) в античности к представлению о женщине как Идеи (с большой буквы), основы мироустройства в Средневековье. Дальнейшее осмысление «женского» продвигалось в сторону создания социального конструкта с превалирующим акцентом на функциях, ролях в социальной, культурной, экономической и политической жизни социума. Данные перспективы зародились в эпоху Просвещения и актуальны до нынешнего времени. С этого времени начинают формироваться подходы, освещающие проблему женской идентичности как экзистенции, с акцентом на внутреннем мире, эмоционально-личностной сфере и сексуальности женщины [9]. Однако следует подчеркнуть, что выработанные ранее представления не вытесняются окончательно; ассимилируясь, они сохраняются как составляющие женской идентичности.

Говоря о женской идентичности, следует помнить, что исторически она определялась мужским взглядом на женщину. Лишь с конца XVI в. начинают появляться материалы, раскрывающие взгляды женщин на самих себя. С другой стороны, использование «мужских» взглядов на женщину при правильной их интерпретации может быть весьма информативно. В этом отношении хорошей иллюстрацией служит датированное 1472 г. письмо придворного поэта Луиджи Пульчи, ставшего свидетелем заочного бракосочетания Софьи Палеолог и Ивана III, состоявшегося в Ватикане: «Мы вошли в комнату, где на высоком помосте сидела в кресле раскрашенная кукла. На груди у неё были две огромные турецкие жемчужины, подбородок двойной, щёки толстые, всё лицо блестело от жира, глаза распахнуты, как плошки, а вокруг глаз такие гряды жира и мяса, словно высокие дамбы на По. Ноги тоже далеко не худенькие, таковы же и все прочие части тела - я никогда не видел такой смешной и отвратительной особы, как эта ярмарочная шутиха. Целый день она беспрерывно болтала через переводчика - на сей раз им был её братец, такая же толстоногая дубина. Твоя жена, будто заколдованная, увидела в этом чудище в женском обличье красавицу, а речи переводчика явно доставляли ей удовольствие. Один из наших спутников даже залюбовался накрашенными губами этой куклы и счёл, что она изумительно изящно плюётся. Целый день, до самого вечера, она болтала по-гречески, но есть и пить нам не давали ни по-гречески, ни по-латыни, ни по-итальянски. Впрочем, ей как- то удалось объяснить донне Клариче, что на ней узкое и дурное платье, хотя платье это было из богатого шёлка и скроено по меньшей мере из шести кусков материи, так что ими можно было накрыть купол Санта-Мария Ротонда. С тех пор мне каждую ночь снятся горы масла, жира, сала, тряпок и прочая подобная гадость» [6, с. 110].

Содержащееся в письме описание Софьи Палеолог противоречит многочисленным историческим свидетельствам, согласно которым это была красивая и умная женщина. Используя психоаналитический инструментарий для истолкования данного письма, можно предположить, что Софьи Палеолог вызвала у Луиджи Пульчи весьма сильный эмоциональный отклик, с которым ему трудно было иметь дело, не изменяя его. Ее образ оставил в его памяти неизгладимый отпечаток и будил запрещенные сознанием к реализации мужские желания, с которыми он справился путем обращения желания, трансформируя объект желания в объект отвращения, а образ царицы из манящего в безобразный. Сопоставляя исторические факты и отталкиваясь от фрейдовской метапсихологии сновидений, в центре которой тезис о сновидении как исполнении желания, можно извлечь скрытое истинное содержание. Нет сомнения в том, что Софья Палеолог произвела неизгладимое впечатление на поэта и вызвала сильное желание, что и стало причиной постоянного повторения сновидения, на которое он указывает, а «острый» язык маскирует невозможность реализации и жесткий запрет на желаемое, да так, что даже во сне он не может себе позволить исполнить его. Это яркий пример, демонстрирующий деформацию образа женщины в мужской ментальности под воздействием волевых сознательных установок мужчины, борющихся с бессознательными недопустимыми с точки зрения морали и культуры сексуальными желаниями.

Подводя итоги, можно констатировать, что женская самоидентичность в исторической перспективе трансформировалась от осознания женщины самой себя как субстанции к сущности и далее к экзистенции, т. е. изменение женской самоидентичности двигалось от субстанциального телесного ощущения, в большей степени имеющего отношение к репродуктивности/материнству, к функциональному определению собственной сущности через призму когнитивного понимания своего и мужского взглядов, к осмыслению и признанию специфики своей эмоционально-чувственной глубинной природы.

Список литературы

1. Аристотель История животных. - М.: Рос. гос. гуманит. ун-т, 1996.

2. Батлер Дж. Лакан, Ривьер и стратегии маскарада // Гендерная теория и искусство. Антология: 1970-2000. - М.: РОССПЭН, 2005.

3. Деррида Ж. Шпоры: стили Ницше // Философские науки. - № 2, 3. - 1991. URL: //:http://deja-vu4.narod.ru/Publ_Derrida_Spur.html (дата обращения: 5.02.2009).

4. Джогурди Ст. Создание мифа о матриархате // История женщин на Западе: в 5 т. Т.1: От древних богинь до христианских святых. - СПб.: Алетейя, 2005.

5. Жижек С. Женская эксцессивность // Гендерные исследования. - № 11. - Харьков: ХЦГИ, 2004.

6. Клулас И. Лоренцо Великолепный (сер. ЖЗЛ). - М.: Молодая гвардия, 2007.

7. Кузьмин А.А. Трансверсальный разум как базовая ценность современной культуры // Вестн. Новгор. гос. ун-та. - №27. - 2004.

8. Лангер С. О процессе символообразования // Энциклопедия глубинной психологии. Т. 1. Зигмунд Фрейд: жизнь, работа, наследие / пер. с нем.; общ. ред. А.М. Боковикова. - М.: ЗАО МГ Менеджмент, 1998.

9. Марков Б.В. Предисловие // Бонапарт М. Женская сексуальность. - СПб.: Культурная инициатива, Русский мир, 2010.

10. Рикёр П. Путь признания: три очерка. - М.: Рос. полит. энцикл., 2010.

11. Рикёр П. Я - сам как другой. - М.: Изд-во гуманит. лит-ры, 2008.

12. Шаффер Ж. Истерия: кризис либидо в связи с дифференциацией полов //Уроки французского психоанализа: Десять лет франко-русских клинических коллоквиумов по психоанализу. - М.: Когито-Центр, 2007.

Размещено на Allbest.ru