Размышления о методах

Размещено на http://www.allbest.ru/

Философия

на тему: Размышления о методах

Выполнила:

Логошенко Светлана Георгиевна

Москва, 2013 год

1. Рене Декарт в юности

Рене Декарт (17 в.) - французский математик, философ, физик и физиолог, автор многочисленных открытий в разных областях: создатель аналитической геометрии и алгебраической символики и др.

Уже с детства Декарт отличался от своих сверстников чрезмерной любознательностью и заинтересованностью жизнью вокруг. Декарт получил хорошее религиозное образование, что, как ни парадоксально, только укрепило в юноше скептическое недоверие к авторитетам.

Однако не побоюсь сказать, что, имел счастье с юности ступить на такие пути, которые привели его к соображениям и правилам, позволившим составить метод, с помощью которого он мог, постепенно усовершенствовать его знания и довести их мало-помалу до высшей степени. С помощью этого метода собрал уже многие плоды, хотя в суждении о самом себе старался склоняться более к недоверию, чем к самомнению.

И хотя, рассматривал взором философа различные действия и предприятия людей, он не мог найти почти ни одного, которое не казалось бы ему суетным и бесполезным, однако не мог не чувствовать особого удовлетворения по поводу успехов, какие, по его мнению, уже сделал в отыскании истины, и на будущее питаю надежды и даже осмеливался думать, что если между чисто человеческими занятиями есть действительно хорошее и важное, так это именно то, которое он избрал.

В юности Декарт много путешествовал, изучал право и занимался математическими исследованиями, открыл принцип виртуальных скоростей. Основным принципом своей научной деятельности Декарт определял внедрение математики во все области познания: «математика - универсальный метод познания природы, образец для других наук».

Он высоко ценил красноречие и был влюблен в поэзию, но полагал, что то и другое являются более дарованием ума, чем плодом учения. Те, кто сильнее в рассуждениях и кто лучше оттачивает свои мысли, так что они становятся ясными и понятными, всегда лучше, чем другие, могут убедить в том, что они предлагают, даже если бы они говорили по нижнебретонски и никогда не учились риторике. А те, кто способен к самым приятным вымыслам и может весьма нежно и красочно изъясняться, будут лучшими поэтами, хотя бы искусство поэзии было им незнакомо.

Главным математическим трудом Декарта считается «Рассуждение о методе», содержащее много уточнений, которыми мы пользуемся и сейчас:

- коэффициенты стали обозначаться a, b, c, а неизвестные - x, y, z;

- появилась черта над подкоренным выражением;

- уравнения пришли к современному виду (в правой части - ноль).

Декартовские исследования в области физики относятся в первую очередь к механике, оптике и общему строению Вселенной. Главным элементом Вселенной Декарт называет материю.

Философия Декарта строилась на его универсальном методе: сомнение во всем. Основным философским трактатом Декарта стал труд «Начала философии».

2. Проблема «Путника в лесу»

В этом Декарт правиле морального принципа употреблял себя путником, заблудившимся в лесу: они не должны кружить или блуждать из стороны в сторону, ни тем оставаться на одном месте, но должны идти как можно прямее в одну сторону, не меняя направления по ничтожному поводу, хотя первоначально всего лишь случайность побудила их избрать именно это направление.

Если они и не придут к своей цели, то все-таки выйдут куда-нибудь, где им, по всей вероятности, будет лучше, чем среди леса. Так как житейские дела часто не терпят отлагательств, то несомненно, что если мы не в состоянии отличить истинное мнение, то должны довольствоваться наиболее вероятным.

И даже в случае, если мы между несколькими мнениями не усматриваем разницы в степени вероятности, все же должны решиться на какое-нибудь одно и уверенно принимать его по отношению к практике не как сомнительное, но как вполне истинное по той причине, что были верны соображения, заставившие нас избрать его. Этого оказалось достаточно, чтобы избавить меня от всяких раскаянии и угрызений, обыкновенно беспокоящих совесть слабых и колеблющихся умов, часто непоследовательно разрешающих себе совершать как нечто хорошее то, что они потом признают за дурное.

Проще говоря, философ предлагает нам выбрать из всего множества одну теорию, принять её априори и следовать ей, куда бы это не привело. Но такой метод несостоятелен. Вспомним, что гносеология ищет абсолютную сущность вещей, их «идею», как писал Платон. Давайте на данном этапе обратимся к скептицизму. При принятие этого «метода», мы сразу можем определить, что все теории, которые нас окружают, относительны. Мы не можем быть уверенны в истинности какой-либо из них просто потому, что, при помощи остальных, возможно опровержение первой. При таком взгляде, принятие какой-либо теории будет подобно игры в рулетку. «Всё относительно» говорят нам скептики. Однако, тут мы встречаем странный вывод, что сам скептицизм тоже относителен и всего лишь является очередным методом гносеологии.

На основе простых умозаключений, можно прийти к выводу, что скептицизм - тоже метод познания вещей. Декарт ближе всего находится к утверждениям скептиков, однако отождествлять эти методы ошибочно. Декарт утверждает, что нужно сомневаться, подвергать всё сомнению, но «выбирать одну теорию, чтобы идти вперёд».

Скептик сомневается всегда. Если рассмотреть скептицизм в роли гносеологического принципа, то вещь, в которой нельзя будет усомниться, на которую нельзя будет найти двух разных мнений, будет истинна и верна. Это необходимо для построения теории, для создания новой диалектики, которая будет построена на действительно истинной основе. В этом плане скептицизм является одним из самых рациональных методов познания.

И именно скептицизм поможет сохранить целостность общества, личности и сознания, избежав теоретической и физической борьбы мнений, с целью установления тоталитарного строя идеологии, на вершине которой будет идея, относительная, но ставшая истинной. В таком виде, утверждение Декарта о путнике в лесу, относительно человечества, неизбежно приведёт нас к печальному концу.

3. Моральные принципы Декарта

Декарт составил себе наперед некоторые правила морали - три или четыре максимы, которые охотно вам изложу.

Во-первых, повиноваться законам и обычаям моей страны, неотступно придерживаясь религии, в которой, по милости божией, я был воспитай с детства, и руководствуясь во всем остальном наиболее умеренными и чуждыми крайностей мнениями, сообща выработанными самыми благоразумными людьми, в кругу которых мне предстояло жить. Не придавая с этого времени никакой цены собственным мнениям, так как я собирался их все подвергнуть проверке, я был убежден, что лучше всего следовать мнениям наиболее благоразумных людей. Несмотря на то что благоразумные люди могут быть и среди персов, китайцев, так же как и между нами, мне казалось полезнее всего сообразоваться с поступками тех, среди которых я буду жить. А чтобы знать, каковы действительно их мнения, я должен был обращать больше внимания на то, как они поступают, чем на то, что они говорят, и не только потому, что вследствие испорченности наших нравов людей, готовых высказывать то, что они думают, мало, но и потому, что многие сами этого не знают, ибо поскольку действие мысли, посредством которой мы думаем о вещи, отличается от действия мысли, посредством которой мы сознаем, что думаем о ней, то они часто независимы одна от другой. Между многими мнениями, одинаково распространенными, я всегда выбирал самые умеренные, поскольку они и наиболее удобные в практике, и, по всей вероятности, лучшие, так как всякая крайность плоха, а также и для того, чтобы в случае ошибки менее отклоняться от истинного пути, чем если бы я, выбрав одну крайность, должен был перейти к другой крайности. Я отнес к крайностям в особенности все обещания, в какой-либо мере ограничивающие свободу, не потому, что я не одобрял законов, которые ради того, чтобы уберечь слабых духом от непостоянства, позволяют то ли для какого-нибудь доброго намерения или даже ради надежности торговли, то ли для цели безразличной в отношении добра давать обещания заключать договоры, принуждающие к постоянному их соблюдению, но потому, что я не видел в мире ничего, что всегда оставалось бы неизменным, и так как лично я стремился все более и более совершенствовать свои суждения, а не ухудшать их, то я полагал, что совершил бы большую ошибку против здравого смысла, если бы, одобряя что-либо, обязал себя считать это хорошим и тогда, когда оно перестало быть таковым или когда я перестал считать его таковым.

Моим вторым правилом было оставаться настолько твердым и решительным в своих действиях, насколько это было в моих силах, и с не меньшим постоянством следовать даже самым сомнительным мнениям, если я принял их за вполне правильные. В этом я уподоблял себя путникам, заблудившимся в лесу: они не должны кружить или блуждать из стороны в сторону, ни тем паче оставаться на одном месте, но должны идти как можно прямее в одну сторону, не меняя направления по ничтожному поводу, хотя первоначально всего лишь случайность побудила их избрать именно это направление. Если они и не придут к своей цели, то все-таки выйдут куда-нибудь, где им, по всей вероятности, будет лучше, чем среди леса. Так как житейские дела часто не терпят отлагательств, то несомненно, что если мы не в состоянии отличить истинное мнение, то должны довольствоваться наиболее вероятным. И даже в случае, если мы между несколькими мнениями не усматриваем разницы в степени вероятности, все же должны решиться на какое-нибудь одно и уверенно принимать его по отношению к практике не как сомнительное, но как вполне истинное по той причине, что были верны соображения, заставившие нас избрать его. Этого оказалось достаточно, чтобы избавить меня от всяких раскаянии и угрызений, обыкновенно беспокоящих совесть слабых и колеблющихся умов, часто непоследовательно разрешающих себе совершать как нечто хорошее то, что они потом признают за дурное. познание философ мораль

Третьим моим правилом было всегда стремиться побеждать скорее себя, чем судьбу (fortune), изменять свои желания, а не порядок мира и вообще привыкнуть к мысли, что в полной нашей власти находятся только наши мысли и что после того, как мы сделали все возможное с окружающими нас предметами, то, что нам не удалось, следует рассматривать как нечто абсолютно невозможное.

Этого одного казалось мне достаточно, чтобы не желать в будущем чего-либо сверх уже достигнутого и таким образом находить удовлетворение.

Ибо поскольку наша воля по самой природе вещей стремится только к тому, что наш разум представляет ей так или иначе возможным, то очевидно, что, считая все внешние блага одинаково далекими от наших возможностей, мы не станем более сожалеть о том, что лишены тех благ, на которые мы, казалось бы, имеем право от рождения, если сами не виновны в этом лишении, как не сожалеем о том, что не владеем Китаем или Мексикой.

Обратив, как говорится, нужду в добродетель, мы так же не возжелаем стать здоровыми, будучи больными, или свободными, находясь в темнице, как и теперь не желаем иметь тело из столь же несокрушимого вещества, как алмаз, или иметь крылья, чтобы летать, как птицы.

Признаюсь, что требуется продолжительное упражнение и зачастую повторное размышление, чтобы привыкнуть смотреть на вещи под таким углом.

В этом, я думаю, главным образом состояла тайна тех философов, которые некогда умели поставить себя вне власти судьбы и, несмотря на страдания и бедность, соперничать в блаженстве со своими богами. Постоянно рассматривая пределы, предписанные им природой, они пришли к полнейшему убеждению, что в их власти находятся только собственные мысли, и одного этого было достаточно, чтобы помешать им стремиться к чему-то другому, над мыслями же они владычествовали так неограниченно, что имели основание почитать себя богаче, могущественнее, свободнее и счастливее, чем люди, не имеющие такой философии и никогда не обладающие всем, чего они желают, несмотря на то что им благоприятствуют и природа и счастье. Наконец, в завершение этой морали я решил рассмотреть различные занятия людей в этой жизни, чтобы постараться выбрать лучшее из них. Не касаясь занятий других, для себя я решил, что нет ничего лучшего, как продолжать те дела, которыми я занимаюсь, т. е., посвятить всю мою жизнь совершенствованию моего разума и подвигаться, насколько буду в силах, в познании истины по принятому мною методу. С тех пор как я стал пользоваться этим методом, я испытал много раз чрезвычайное наслаждение, приятнее и чище которого вряд ли можно получить в этой жизни. Открывая каждый день при помощи моего метода некоторые, на мой взгляд, достаточно важные истины, обыкновенно неизвестные другим людям, я переполнялся таким чувством удовлетворения, что все остальное для меня как бы не существовало.

Кроме того, три предыдущих правила имели источником намерение продолжать собственное обучение: так как Бог дал каждому из нас некоторую способность различать ложное от истинного, то я ни на минуту не счел бы себя обязанным следовать мнениям других, если бы не предполагал использовать собственную способность суждения для их проверки, когда наступит время. Следуя чужим мнениям, я не мог бы освободиться от сомнения, если бы не надеялся, что это не лишает меня возможности найти лучшие, буде таковые имеются.

Наконец, я не мог бы ни ограничить свои желания, ни быть довольным, если бы не шел по пути, который, я был уверен, не только обеспечивал мне приобретение всех знаний, к которым я способен, но и вел к приобретению всех доступных мне истинных благ, тем более что наша воля стремится к какой-нибудь цели или избегает ее в зависимости от того, представляет ли ее наш разум хорошей или дурной.

А потому достаточно правильно судить, чтобы правильно поступать, и достаточно самого правильного рассуждения, чтобы и поступать наилучшим образом, т. е., чтобы приобрести все добродетели и вместе с ними все доступные блага. Уверенность в том, что это так, не может не вызвать большое удовлетворение.

Утвердившись в этих правилах и поставив их рядом с истинами религии, которые всегда были первым предметом моей веры, я счел себя вправе избавиться от всех остальных своих мнений.

Размещено на Allbest.ru