Историческая концепция С.Н. Булгакова

Размещено на http://www.allbest.ru/

Федеральное государственное бюджетное образовательное учреждение высшего профессионального образования "Арзамасский государственный педагогический институт им. А.П. Гайдара"

Кафедра Истории России

Историко - филологическийФакультет, 4 курс

Реферат

Историческая концепция С.Н. Булгакова

выполнил: Мосягин А.П.

руководитель: к .и. н., доцент

Андреев О.Е.

Арзамас, 2012

Содержание

Введение

Глава 1. "Высшее освещение хозяйства" по Булгакову С.Н

Глава 2. Булгаков С.Н. о "конце истории"

Заключение

Список литературы

Введение

Глубина и резкость поворотов истории, невиданное ускорение темпов исторической жизни, безусловно, содействовали особенно интенсивному стремлению осмыслить на фоне крушения одной и начала другой эпохи небывалость и "талантливость" времени. Было бы ошибкой считать, что достижения русской религиозной философии XX в. не имеют, хотя бы в какой-то степени, прогрессивное и конструктивное значение сейчас. Те, кто остается в прошлом без будущего, переживают личную трагедию. Те же, кто, оставшись без прошлого, устремляется в будущее, блуждают в потемках, не в силах найти пути, и, в конце концов, вынуждены вернуться назад, чтобы, обогатившись прошлым, начать все сначала. Без деятелей духовного ренессанса начала XX в. (а С.Н. Булгаков среди них - одна из главных фигур) совершенно невозможно представить себе русскую философию, а значит, и русскую культуру вообще как целостное явление. Отсутствие этой целостности сказывается и в том, что становится невозможным описать историю этой культуры, - вот почему у нас до сих пор нет сколько-нибудь удовлетворительной Истории русской философии и русской культуры.

Актуальность темы

Учение о церкви, ее метафизической сущности, феноменальном, историческом проявлении, социальной роли и духовно-нравственном назначении - центральная тема русской религиозной философии XIX-XX веков. Отечественная экклезиологическая традиция берет свое начало в трудах славянофилов и В. Соловьева, составляет центральный дискурс в философских построениях мыслителей "нового религиозного сознания". Особое место в православном философском и богословском наследии занимает творчество профессора-протоиерея С. Булгакова. О. Сергий сумел создать оригинальную концепцию экклесии, которая органично синтезировала достижения отечественного богословия, православную догматическую идеологию и вершины западной метафизики.

Цель данной работы, в анализе экклезиологической концепции С.Н. Булгакова в богословском и социокультурном аспектах, в выявлении специфики идейной позиции мыслителя по сравнению с ортодоксальной богословской доктриной.

Методологической основой работы являются принципы материалистического понимания истории, объективности, историзма, учета динамизма и взаимодействия феноменов общественного сознания. Теоретическое основание работы в части касающейся общефилософских предпосылок экклезиологии С. Булгакова составляют труды классиков русской религиозной философии В.В. Зеньковского и др. В истолковании ряда вопросов относительно взаимодействия идейного наследия о. Сергия и современного православного богословия автор опирался на концепции общепризнанных отечественных исследователей православия - Н.С. Гордиенко, Н.П. Красникова, Л.Е. Шапошникова, П.К. Курочкина, выявивших основные этапы, характер, идейные источники, социально-исторические предпосылки и движущие силы эволюции православной церкви, ее богословской доктрины.

Источниковую базу работы составили основные труды С.Н. Булгакова, так или иначе связанные с учением о церкви. Для изучения отношения церковного сознания к экклезиологии о. Сергия автор использовал работы видных православных богословов и иерархов, посвященных софиологии иметафизике всеединства.

Глава 1. "Высшее освещение хозяйства" по Булгакову С.Н.

Мало кто из религиозных мыслителей столь тесно увязывает христианскую (православную) этику с трудовой, хозяйственной, как это делает Булгаков. Во многих своих работах наряду с идеалом общественным он ставит вопрос об идеале экономическом; социальная жизнь для него не может быть оторвана от жизни хозяйственной. Наличие общественного идеала предполагает для Булгакова также наличие и идеала экономического. И если политику он рассматривает как общественную мораль ( Булгакова с полным правом можно назвать "христианским полетологом", то в политической экономике он видит прикладную этику, именно этику экономической жизни.

Политическая экономия для С. Булгакова - наука, раскрывающая глаза на социальные обязанности, вытекающие из евангельской заповеди любви к ближнему. Откровение дает вполне определенные руководящие нормы общественного устройства, первейшей из которых является заповедь трудиться в меру сил и умения, исключающая праздность и недобросовестность.

Мир как объект трудового, хозяйственного воздействия, по существу, всегда находился в сфере интересов Булгакова. Он и сам об этом писал в "Предисловии" к "Философии хозяйства": "Факт хозяйства всегда возбуждал во мне философское "удивление", и проблема философии хозяйства - о человеке в природе и о природе в человеке - в сущности, никогда не сходила с моего духовного горизонта, поворачиваясь лишь разными сторонами".

Булгаков в своем творчестве не раз возвращается к проблеме взаимоотношений двух жизненных сфер человека: его духовной жизни и мирской трудовой деятельности. Его интересует интерпретация этих взаимоотношений различными ветвями христианства, и прежде всего, естественно, православием.

Протестантизм четко и резко подразделяет эти две области человеческого существования. Трудовая деятельность протестанта непосредственно связана с его религией. Признаком истинной веры протестантизм считает не столько внешнее выполнение человеком религиозных предписаний, сколько честное выполнение своих обязанностей. Католичество разрешает важнейшие жизненные проблемы на основе строгого иерархического подчинения клерикальной организации жизни. В католичестве церковная жизнь вдохновляет человека на мирскую трудовую деятельность. Тихомиров Л., Личность, общество и церковь. М.:1903. - 43 с.

В отличие от католичества и протестантизма, православие, по мысли Булгакова, пронизывает "религиозным вдохновением" не только храмовую жизнь, но и весь быт человека. Освящение быта (труд, семейные отношения, еда, сон, одежда, любая повседневность) вообще свойственно православию, оно сопровождает человека от рождения до самой смерти.

По этому поводу Павел Флоренский писал в статье "Православие", что для русского крестьянина область религиозного не ограничивается церковью и природой; "третьей сферой его религиозной жизни является быт", заключающий в себе, в частности, земледельческий труд. Булгаков, как русский крестьянин, ощущает мир как хозяйство и Бога как Хозяина. Человек, по его мысли, управляющий этого хозяина, которому поручено возделывать землю.

Для православного мышления характерны как бы два подхода (отнюдь не разделенные каменной стеной между собой) к смыслу творчества, нормам трудовой деятельности человека:

1) внутреннее творение во имя Иисуса Христа;

2) творчество рассматривается не только как "внутреннее", но и как "внешнее" деяние, которое приведет к восстановлению падшего человека.

Булгакову ближе второй подход к этой проблеме. Об этом свидетельствует вся его концепция трудовой этики, основанная на этике православия.

Для Булгакова человек - существо действующее, активное, обладающее творческим началом. Недаром в речи на Съезде православной культуры, опубликованной в 1930 г. под названием "Догматическое обоснование культуры", Булгаков приводит слова одного из своих "кумиров" Николая Федорова, "мир дан человеку не для поглядения, а для действия". Булгаков С.Н. Соч. в II-х тт. Т. II. - М., 1993. С. 290.

Как у Федорова, так и у Булгакова познание и преобразование жизни идут вместе. Их морализм получает не только религиозное, но и эволюционно-научное обоснование. К Федорову и Булгакову многих привлекает их "деловой", "трудовой" пафос, не только "теория", но и "практика", переход от "слова к делу". Однако, нельзя не заметить, что у Булгакова этот переход не "мнимый", каким он выглядит у Федорова. У отца Сергия соединение потустороннего и посюстороннего выглядит логично. Он не противопоставляет божественному действию действие трудовое, а связывает их в один узел. Признавая первичность божественного, он придает значение и второму. Создавший человека по своему образу и подобию, Бог для него как бы и данность, и заданность. "Человек сам себе задан для того, чтобы творческим усилием осуществить свой предвечный образ", - пишет Булгаков. Отнюдь не отождествляя творчество человека с творчеством Божиим, философ так трактует назначение человека: "...Тема человека вложена в него Богом, а задача человеческого творчества - осуществление и развитие этой темы". Булгаков С.Н. Соч. Т. II. С. 637.

По мысли Булгакова, человек "со-творец мира" в том смысле, что он призван раскрывать Божественный замысел в мире. Будучи созданным не как обособленное существо, а как родовое, человек в своем творчестве представляет собой лишь часть целого, часть общего дела. Все, что он творит, должно быть оплачено трудом, усилием. Для Булгакова несомненен принцип Федорова, которому тот, кстати, неуклонно следовал всю свою жизнь: "Не должно быть ничего дарового".

Булгаков никогда не ставил знака равенства между обобщенным "экономическим человеком", этим условным двуногим политической экономии, и конкретным индивидуумом, обладающим неповторимыми чертами. За абстрактными рассуждениями о науке политэкономии русский мыслитель не забывал о том, что эта наука рассматривает весьма важную сторону человеческой деятельности. Однако он не абсолютизировал ее, полагая, что она является не единственной, а одной из сторон проявления человеческой личности. Как личность не казалась Булгакову "счетной линейкой интересов", а живым творческим началом, так и хозяйство (какое бы то ни было - народное или мировое) не представлялось ему неким механизмом. "Исходя из одного представления о механизме, - пояснял Булгаков, - нельзя даже понять до конца хозяйственную жизнь; вне личной инициативы, вне творческого к ней отношения, вне различных волевых импульсов - одной рутиной, или одним своекорыстным интересом невозможно даже поддержания status quo, а тем более невозможен хозяйственный прогресс...". Булгаков С.Н. Соч. Т. II. С. 637.

Вначале XX в. почти безраздельно господствовал экономизм, и исследователи хозяйства и экономических идей достаточно редко затрагивали в своих работах религиозные аспекты, которые Булгаков в своих исследованиях прочно связал с сугубо хозяйственными вопросами. И хотя у него были предшественники, прежде всего в лице немецких исследователей конца XIX- начала XX вв., связывавших хозяйственные и этические проблемы, исследования Булгакова имеют вполне самостоятельную ценность, ибо он прикладывал эти идеи на достаточно самобытную российскую почву. Немалое значение имело и то, что в лице Булгакова читатель легко узнавал глубоко верующего человека, для которого нравственность была равнозначна религиозности.

Попытки отделения принципов морали от религиозных основ были в корне неприемлемы для него, также как далеко не созвучны его убеждениям были идеи создания надрелигиозной "гуманистической этики". Такая синтетическая этика должна была казаться художественной натуре Булгакова срезанным цветком, лишенным корней и обреченным тем самым на быстрое умирание. Этика без Бога - недолговечна, она не выдерживает жизненных испытаний, а главное - таких человеческих инстинктов как эгоизм, жадность, жажда власти...

Особую неприязнь у Булгакова вызывают концепции английского философа XVIII в. Иеремии Бентама, полагавшего руководящим принципом поведения человека принцип полезности. В ряде работ Булгаков именует эти идеи "моральной арифметикой", делающей попытку "применения числа к этике". В "Философии хозяйства" он пишет по этому поводу так: "К подобным построениям должен быть применен прагматический критерий со всей беспощадностью: при всей стройности, логической последовательности, может быть, даже и остроумии этих построений они бесполезны, ибо не имеют ориентирующей ценности, а потому должны быть признаны научными заблуждениями".

С именем Бентама Булгаков связывает меркантильный дух классической политэкономии. Этот дух Бентама, считает русский мыслитель, одерживает победу над духом Гегеля, что приводит к тому, что экономический материализм не только вульгаризируется в бентамизме, но и вырождается. "Он вырождается, - считает Булгаков, - в стремлении объяснять все из жадности и видеть одну экономическую подоплеку в величайших движениях истории: история реформации превращается в историю свиноводства и земледелия XVI века, а история первохристианства - в историю рабства, латифундий и пролетариата в Римской империи и т.п.". Думается, под этими словами мог бы подписаться и Макс Вебер, - ему особенно близки были идеи реформации, положившие начало новому направлению христианства - протестантизму.

Человек для Булгакова - живая психологическая неповторимая личность; пренебрежение его индивидуальностью ведет к непониманию его сущности, его поступков, его действий. Бентам, по мысли Булгакова, задал некий тон этому пренебрежению, и по его стопам пошли Роберт Оуэн в Англии, Фердинанд Лассаль во Франции и особенно Карл Маркс в Германии.

Маркс чужд Булгакову прежде всего своим "механистическим" отношением к обществу, "бесцеремонным отношением к человеческой индивидуальности", устранением из своего анализа живого человека и неразрывно связанную с ним идею личной ответственности, творческой воли. Маркс для него "демократический диктатор", он воплощает "манчестерство" - слово почти бранное в устах Булгакова, означающее отношение к личности лишь как к "экономическому человеку". "Поскольку социализм духовно остается... на почве манчестерства, - пишет Булгаков, - он есть то же манчестерство навыворот или контрманчестерство, с той разницей, что вместо уединенного индивида здесь ставится общественный класс, т.е. совокупность личностей с общим интересом - тот же экономический человек, но не индивидуальный, а групповой, классовый".

И хотя Булгаков несколько огрубляет (или упрощает) Маркса, подчас судит о нем слишком прямолинейно, он четко фиксирует "ахиллесову пяту" марксизма, дающего "лишь геометрический чертеж человеческих отношений". Для Маркса рабочий - лишь отвлеченный, совокупный представитель "пролетариев всех стран", люто ненавидящий капиталистов-эксплуататоров. Этот рабочий - не реальный человек, противоречивый, многогранный, а, как пишет Булгаков, некий "методологический призрак".

Глубоко мыслящий исследователь хозяйственной жизни, С. Булгаков для доказательства своих выводов нередко обращается к ранней истории христианства. Так, весьма интересны его суждения об отношении христианства к рабству в статье "Церковь и социальный вопрос", опубликованной в 1906 г. Будучи врагами любого угнетения, апостолы, заставшие рабство в полном расцвете, требовали от рабов повиновения господам, причем не только добрым и совестливым, но и жестоким и бессердечным. Они лишь бесстрастно фиксировали обязанности рабов и рабовладельцев. У апостола Павла можно прочесть следующее: "Рабы, повинуйтесь господам своим во плоти со страхом и трепетом, в простоте сердца вашего, как Христу, не с видимой только услужливостью, как человекоугодники, но как рабы Христовы, исполняя волю Божию от души, служа с усердием, как Господу, а не как человекам, зная, что каждый получит от Господа в меру добра, которое он сделал, раб ли или свободный" (Еф. VI, 5-9).

При этом он не ограничивался рассмотрением одного лишь рабовладельческого общества, распространяя понятие "рабство" на более близкие ему исторические периоды. Булгаков писал: "Отрицая данный общественный строй, рабство, крепостничество, капитализм, в самых его основаниях, возможно, однако, допускают его относительную историческую необходимость в том смысле, что в данный момент его непосредственно нельзя устранить, не подвергая опасности самого существования общества". Этим русский философ и богослов хотел сказать, что христианство придерживается реальной, трезвой политики; оно вынуждено считаться, по его словам, "с пределами эластичности социальной ткани, чтобы не совершить ее разрыва или полома скелета во имя стремления придать социальному телу новую форму". Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991. С. 96.

В позиции Булгакова нетрудно заметить поддержку исторического подхода к общественным явлениям, отрицание прямолинейности, упрощенчества, характерных для религиозного доктринерства. Он остается верным себе, продолжая придерживаться позиций социально-политического реализма.

Живя в том или ином обществе, считал православный священник отец Сергий, мы должны в известной мере "принять" его вместе со всеми свойственными ему пороками, причем "принять" и на свою совесть и видеть в нем арену борьбы добра и зла. В "век рабства" следует различать не только хороших рабов и плохих хозяев, но хороших и плохих рабов, хороших и плохих хозяев. К обязанностям своим следует относиться по-христиански. И все это относится отнюдь не только к древнему рабовладельческому обществу, но и к любому другому. Спасение души не зависит от внешних форм, оно личное дело каждого индивида. Христианство (как и любая другая религия) всегда требует личного подвига.

Даже в состоянии самого непосильного хозяйственного плена человек может (а потому и должен) чувствовать в себе Сына Божия, призванного к свободе. И хотя хозяйственная свобода не имеет решающего значения для христианской свободы, христианство строго относится к хозяйственным обязанностям человека. Труд, по мысли Булгакова, имеет "незаменимое значение для человека, как средство воспитания воли, борьбы с дурными наклонностями, наконец, как возможность служения ближним". Поэтому, считает он, значение христианства в хозяйственной истории трудно переоценить: оно безмерно возвысило сознание достоинства труда, не признававшегося в древнем мире. Христианство "оздоровило", укрепило хозяйственную жизнь Европы, о чем отчасти уже говорилось выше.

Христианское отношение к труду Булгаков выразил так: "Поскольку христианство велит каждому блюсти в себе свободу от хозяйства, не дозволяя заботе до конца овладевать сердцем, повелевая оставаться духовно свободным от хозяйства при всяком хозяйственном строе, настолько же решительно оно никому не позволяет освобождать себя от труда под тем или иным предлогом". Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991. С. 212.

С такой точки зрения Булгаков подходит, например, к сокращению рабочего дня, которое, по его мнению, не является безусловным благом, ибо для него нужно духовно дорасти. Короткий рабочий день может стать источником деморализации, духовного вырождения трудящегося человека, если он не сумеет достаточно хорошо употребить освобождающееся время.

Глава 2. Булгаков С.Н. о "Конце истории"

Если рассматривать историю в ее собственной плоскости и в ее непосредственных достижениях, то следует признать, что история есть великая неудача, какое-то трагическое недоразумение. Во всех отношениях приводит она к мучительным диссонансам и трагическим безысходностям, и ни одно из глубочайших стремлений человечества не является удовлетворенным. И хотя историческое время, как конкретное, должно иметь не только начало, но и конец, однако, если держаться исторической поверхности, оно как будто не имеет своего естественного конца и, не достигая свершения, обречено на дурную бесконечность. Самые эти диссонансы и антиномии составляют стимул для дальнейшего непрерывного движения, и кажется, что не может остановиться река исторических времен в своем течении. Все исторические задачи Предполагают непрерывный "прогресс", ибо не могут окончательно разрешиться, и неужели же смысл истории выражается "вечным круговращением" как неизбежным итогом бесконечного движения?

Однако, так кажется, лишь если оставаться в области исторической феноменальности, но под нею лежит глубокая почва исторической онтологии. Булгаков С.Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. Т. I-II. - М., 1911. С. 155. Если там, на поверхности, история как будто не умеет закончиться, то здесь она идет путем свершений, близясь к своей зрелости и концу. И если оттуда конец представляется каким-то внешним, нежданным, насильственным актом, каким обычно почитается и личная смерть каждого отдельного человека, то здесь конец совпадает с наступлением наибольшей зрелости, является мотивированным и закономерным, так же как и личная смерть посылается лишь тогда, когда она своевременна для человека. И с этой точки зрения можно сказать, что история удалась, если она подготовила свой закономерный конец и выход за историю: так и "христианская кончина живота" есть в известном смысле апофеоз жизни и ее оправдание. Но наступление исторической зрелости измеряется, конечно, не достижениями прогресса, это есть лишь симптом, преломленное отражение того, что совершается на глубине, и столько же закрывает, сколько и открывает смысл истории. Созревает же она в богочеловеческих актах богооткровения и боговоплощения: судьбы истории прямо или косвенно определяются судьбами Церкви. Церковь есть душа души мира и души истории. Онтология истории и есть церковная история, конечно, не внешняя "история церкви" как учреждения, но внутреннее свершение ее судеб. Эти последние сплетены с общим ходом истории, но эта связь лежит так глубоко, что недоступна природному, непросветленному благодатию Божией человеку; она раскрывается в откровении, но и оно остается запечатленной тайной. Для религиозного сознания исторические эпохи определяются иначе, нежели для историка - хозяйства, права, культуры и т. д. Быть может, под громы войны и мировых потрясений, и не без связи с ними, и ныне для мира неведомо совершается нечто такое, что для его судеб подлиннее, окончательнее, существеннее, чем эта война и чем весь этот шум, поднятый европейским "прогрессом". История свершится не тем, что падут великие державы и будет основано одно мировое государство с демократией, цивилизацией и социализмом, - все это, само по себе взятое, есть тлен и имеет значение лишь по связи с тем, что совершается в недрах мира между человеком и Богом. Бердяев Н.А. Возрождение православия (о. С. Булгаков) Ч.2. -М.: 2002. С. 170.

Для самого же "прогресса" не существует конца, он есть "вечный жид", не знающий покоя. И если мы еще чего-либо чаем на земле в области религиозных откровений, это служит признаком того, что история внутренне еще не окончилась, независимо от продолжительности остающегося для нее времени (ибо густота или насыщенность времени бывает различна и скорость событий изменяется с его темпом). Как мы ощущаем историю? остается ли еще онтологическое время? близок ли конец? Только Отец ведает времена и сроки, Ему принадлежит свершение, но по распускающейся смоковнице судим о близости лета, и в нас самих должна созревать жертвенная готовность к концу и жажда конца. Из человеческого сердца должна исторгнуться молитва конца: ей, гряди, Господи Иисусе! Зовем ли уже Его так? Нет, хотя и "восклоняем с надеждой главы", но все же так не зовем. Ибо полны еще религиозных чаяний в истории, чаем Утешителя ранее наступления мировой агонии, прежде последнего усилия тьмы. Однако время коротко и сгущенно. философ булгаков концепция богословский

Чтобы хотеть конца со всею силою, нужно иметь о нем живое предвестие, первые лучи его должны загореться в мире. Господь накануне Своих страданий преобразился пред Своими учениками, явил им славу Свою. И этот луч Преображения, этот свет Фаворский не угас, его ищет и по нем тоскует вся тварь, и этот зов к Преображению все внятнее слышится в мире. А еще о таинственном "тысячелетнем царстве Христа со святыми Его" и о "воскресении первом" говорится в Апокалипсисе. Темен смысл этого пророчества, и не дерзаем его раскрывать. Но пророчества не отменны, и они обязывают всех верующих в Слово Божие. И разве еще ранее своего исполнения не должны они сделаться предметом молений, чаяний, тоски? Так говорит христианская надежда, которая хранит нас от нездорового, непосильного пессимизма, от отравления эсхатологическим испугом. Раньше страшного и трагического конца мира - говорит ее тихий и несмелый голос, прежде чем мир содрогнется предсмертной мукой, сверкнет на земле и луч Преображения, явлено будет, хотя в кратком предварении, Царство Христа на земле, к этому ведет вся история как своему пределу. И сие буди, буди!

Заключение

Подводя итоги работы, можно сформулировать основное положение: С.Н. Булгаков развил ряд принципиально новых для православного богословия идей в области церковной феноменологии, т.е. в сфере "исторического бывания" экклесии, как организации таинств, иерархии, догматической идеологии и культовой практики. Тезис мыслителя о том, что в динамике относительных, конкретно-исторических форм бытия экклесии, в смене определенных уровней развития соборного церковного самосознания, культовой практики и организации, частично выявляется абсолютная метафизическая составляющая богочеловеческого процесса, символически отображается имманентное богожитие церкви - выступает принципиально новым методологическим моментом в православной экклезиологии. Исходя из идеи постепенного выявления в истории абсолютной истины, содержащейся в онтологических основах церкви, мыслитель обосновывает принципы динамизма, конкретно-исторической относительности уровней церковного сознания и организационно-культовой жизни, настаивает на возможности полагать существование как церковной археологии, отживших, неактуальных форм церковного бытия, так и возможность дальнейшего развития религиозного комплекса, догматического творчества. Выдвигая тезис социального служения церкви, С.Н. Булгаков полагал, что экклесия является основным фактором формирования не только индивидуальной духовности, но и общенациональных мировоззренческих приоритетов в политике, экономике, культуре.

Литература

1. Булгаков С.Н. Христианский социализм. - Новосибирск, 1991. С. 96.

2. Булгаков С.Н. История экономической мысли. Т. I, вып. 3. - М., 1916. С. 43.

3. Булгаков С.Н. Два града. Исследования о природе общественных идеалов. Т. I-II. - М., 1911. С. 155.

4. Бердяев Н.А. Возрождение православия (о. С.Булгаков) // Н.А. Бердяев о русской философии. Ч.2. - Сведловск, 2002. С. 170.

5. Соловьев В. Собр. соч., 2е изд., т.8., Спб.: Просвещение. - 722с.

6. Бердяев Н.А. Истина и Откровение. - СПб.: 2006. - 384 с.

7. Бердяев Н.Ф. Типы религиозной мысли в России. Возрождение православия. // Русская мысль. 1916. N. VI. С. 8.

8. Тихомиров Л. Личность, общество и церковь. Свято-Троицкая Сергиева Лавра. 1903. - 43 с.

9. Патриарх Сергий и его духовное наследство. М.: Изд-во Моск. патриархии, 1947. - 416 с.

10. Гачев Г. Сергей Булгаков // Русская дума. - М., 2001. С. 223.

Размещено на Allbest.ru